компас дает точность в десять градусов. на километре отклонение составит порядка семидясяти метров, на двух милях - от трехмсот до пятисот метров.
Это без сноса, течений и прочих прелестей.

Вода вдали о берега чистая. Возвышение - десять метров. Заметил тень. Погрешность в пределах допуска.

тень можно увидеть только находясь ПОД обектом. или очень уж рядом с ним
Из под воды наружу ничего не видно - поверхность превращается в зеркало, благодаря полному внутреннему отражению (угол Брюстера)
увидеть можно опять же только то что ПРЯМО над тобой. (с воздуха в воду - наоборот)

То есть он вышел прямо на корабль. Впору вспоминать верблюда и угольное ушко.
или подозревать нечестную игру - например выход на имитатор работы двигателя к примеру.
Но с другой стороны - фантастика все же.

к слову - акустику совсем позабыли, а ведь простейший стетоскоп соорудить элементарно (у ГГ только уши еще не задействованы )
это поможет и противника искать и самое главное - назад вернутся.
Найти маленькой лодке своих при той высоте что колпак торчит над водой - нереально.
А по другому выходит дорога в одну сторону.
а отбивая сигналы по металлу в воде вполне можно "приводить" ныряльщика назад даже ночью (атаки миноносок то ночные были, днем никто их не подпустит. )

Не забыл. Рано про неё речь заводить. Опыт, от ведь сын ошибок трудных.
К слову, Пётр Семёнович гоняться за подвижными целями не собирается, поэтому на данном вопросе и не концентрируется. Он у нас пока неопытный подводник.

Я уж не помню какой раз выставляю размер текста.

У меня в файле 12-й. какой надо?

Глава 7

Весна уже набрала полную силу. Что-то цветёт, что-то распускается, а кое-где и голые ветви рассказывают окружающим о своей неготовности поверить в приближение лета. Уведомление о начале войны между Россией и Турцией было совсем недавно. Но все вокруг уже испытывают единый патриотический порыв и рвутся в бой. Ну да есть у нас командир корабля — ему наверняка начальство всё, что надо объяснило. Насчёт того, кого рвать и в какой последовательности.
«Великий князь Константин» опять в море. У всех на устах одни и те же слова: «Поти» и «Батум». Это, как мне припоминается как раз в том самом углу Чёрного моря, где Советский Союз граничил с Турцией. Опять же курс восток-юго восток, но ближе к востоку. Пора пообщаться со штурманом и как следует рассмотреть подробные карты. Явно командир намерен доказать эффективность минного оружия при атаке неприятеля в порту на стоянке — наслушался я уже кают-компанейских разговоров на эту тему.
Кроме «Маленького ныряльщика» на борту имелось три паровых катера."Чесма", "Синоп" и "Наварин". «Чесма» - размером крупнее двух других — в походе располагалась ближе к корме и по левому борту. Во время тренировок именно она чаще других брала меня на буксир. С её командиром лейтенантом Зацаренным мы довольно часто трындели за жизнь — общительный юноша, и любознательный. Как Вы понимаете, на пароходе, где имелось около сотни комфортабельных пассажирских мест, уютно посидеть — не проблема. Хотя, буксировку моей деревянной торпеды перед носом катера раньше других освоили два других судёнышка. Они были уже и вопросы расположения жердей-стабилизаторов для них решились проще. Экипажи этих скорлупок состояли из трёх-четырёх человек. Сами кораблики были дополнительно обшиты бронёй из котельного железа, защищающей людей от ружейных пуль.
Так о торпедах. Как Вы поняли, после моего сольного номера про шестовые мины забыли и переориентировались на мои деревянные изделия, которые представляли собой двухметровый толстостенный деревянный ящик сечением примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров, сзади за которым, как продолжение длинных рёбер, тянулись четырёхметровые рейки-стабилизаторы.
Их мы и так и сяк прикидывали, пока не приладили по бортам «Чесмы» сразу пару штук. Долго возились с системой отпускания при выстреле, но ничего так, справились. Главное было отработать перерубание одним ударом топора каната, который фиксировал рычаг, удерживающий захват.
На меньших катерах от идеи толкача тоже отказались — они не могли, как я, идти в спокойной воде на глубине, и качка расшатывала длинную массивную консоль. Применили буксировку лагом, наворотив у борта систему рычагов, тяг и упоров, отчего возникало ощущение, будто в наши края занесло полинезийскую пирогу с балансиром. Цеплять же к этим крошкам вторую торпеду для симметрии никто не решился. Они и так не шибко хороши на ходу.
Так о картах. Тут есть мнение, что в Батуме нынче должны стоять турецкие броненосцы, на которых наш командир желает попробовать зубы. Туда мы и направляемся. Бухта здесь имеет вход с севера, то есть попасть в неё можно идя вдоль берега курсом на юг. Это я для себя так примечаю. Что любопытно — в тридцати милях севернее расположено Поти, где нынче наши. Это на случай, если после атаки мне не удастся добраться до корабля или встретиться с одним из катеров. Конечно, пятнадцать часов хода на педальном приводе дело утомительное, но, если ситуация окажется безвыходной, то куда я денусь с подводной лодки?

***

Время вышло. «Великий князь Константин» застопорил машину и катится по инерции, замедляя ход. Ночь черна и пасмурна, впрочем, луна может выглянуть из-за облаков в любой момент. Сейчас же сигнальщики не столько всматриваются, сколько прислушиваются, обводя горизонт мегафонами. Да, это я подсказал использовать рупоры в качестве слуховых труб. В тихую ночь плеск вёсел можно расслышать за километр. Проверяли.
Все остальные неподвижны и, кажется, даже не дышат, чтобы не создавать помех слухачам.
Тихо. Начинаем. Звучат команды, люди расходятся по местам. Ни огонька, ни искорки. Но всё проходит гладко — не напрасно действия отрабатывались с повязками на глазах.
Скрипят тали, шлюпбалки соударяются с упорами. Малые корабли спускают на воду. Напряжение достигло апогея — в торпеды заряжен динамит, а система безопасности при этой операции у всех, кроме меня, весьма слабо продумана. Скажем — конструктивно не подготовлена. Ну не продумывал я концепцию торпедных катеров. Тут уж всяк изгалялся по-своему. Надеюсь, что небезуспешно.
«Чесма», обогнув корму корабля, берёт мою лодку на буксир, чуть подсветив бледным фонарём. Мы сейчас прикрыты от берега корпусом. Пошли.
Хорошо, когда тебя тянут. Балласта я не принимал, рули глубины поставил на всплытие, но без рьяности. Так всё же голова чуток повыше и обзор лучше. Но смотреть не на что. Малые катера идут впереди с маленькими синими огоньками на корме. Такой же светится на «Чесме» - это, чтобы я на него не налетел, если придётся сбрасывать ход.
Дышу наружным воздухом, подкачивая его мехом всё в тот же дыхательный мешок. Поглядываю на показания компаса и лага, слежу за временем, так что никакой расслабленности не выходит. Вот и поворот вправо под прямым углом. Если расчёты нас не подвели — мы точно напротив входа в бухту. Десять минут движения — и остановка. Я отклоняю нос правее, чтобы не налететь на на корму буксира. Подрабатываю задним ходом, подводя нос торпеды к борту. Слышу слабый мягкий толчок — меня отцепили.
Дальше катера двинулись одни. У них своя свадьба, а у меня своя. В общем, в бою мы не товарищи. Им нужна темнота, а мне лучше при свете действовать. Рассвет же только через час и еще столько же до восхода солнца. Болтаюсь. В смысле — покачиваюсь на лёгкой волне. Жду. Редкие бессистемные огоньки на востоке и юге мне ничего не говорят. И без них знаю, что там суша. Да и видно только то, что расположено относительно высоко. Ничего толком не слышно через остекление. Хоть бы трубочки слуховые наружу вывел, что ли! Вот ведь, казалось бы, очевидная идея, не так уж сложно реализуемая. Тем более про рупоры для обслушивания горизона другим подсказал, а о себе не позаботился.
Медицинский стетоскоп, который правильно называется фонендоскопом, это не самое сложное устройство на свете. Блямбочку — наружу, трубки в уши, и слушай не хочу. А на случай повреждения мембраны можно предусмотреть краники — тоже не верх инженерного гения внутри корпуса.
Голова заработала, не заметил как время прошло. И тут до меня докатился звук взрыва. А через три-четыре секунды — второй. Видимо, по воде и по воздуху пришло уведомление о неком событии. Вспышки, однако, не наблюдалось.
Снова тишина, и опять взрыв, и еще, через полминуты. Трижды, выходит, стреляли. А торпед с собой увезли — четыре. Вот и её голос до меня докатился. Ага, кому то целая минута потребовалась, хотя, что я несу — может быть, пускали их с разных расстояний.
Взгляд на часы — вот-вот забрезжит. Бравые лейтенанты сейчас должны делать ноги, а мне пора прятаться. Катера ведь прямо здесь и пройдут.
Перекрываю наружную вентиляцию и перехожу на дыхание от баллона. Принимаю балласт, даю ход и рулями глубины загоняю кораблик под воду. Мои любимые десять метров. Здесь никто по моей голове не проедет. Курс — на юг, скорость минимальная. Только чтобы держать глубину. Двадцать минут — и рассвело. Ну вот, нет нужды возится с подсветкой приборов, а то каждый раз приходится чиркать колёсиком по кремню и в свете коротких вспышек читать показания. Утомляет, знаете ли.
Пока не взошло солнце, оценить прозрачность воды не возьмусь. Сумрачно вокруг и однообразно, не за что глазу зацепиться, кроме как за торпеду. Граница сред над головой, и та различается неважно. Но, вроде, ничего. Ни на что не наткнусь сослепу при моей черепашьей скорости. А ведь я уже где-то совсем недалеко от цели. Или целей. Или что тут мне оставили шалунишки-лейтенанты.
Увеличиваю ход. Считаю время и на лаг поглядываю. Кажется, я уже на месте. Точно. Вот якорная цепь, а над ней какая-то туша. Прохожу под ней и различаю много непонятных звуков. Слева, мельтеша винтами, проходит судно, направляясь в море. Может быть, в погоню за моими товарищами. А справа наклонно торчит мачта. Снизу вверх. Кто это? Мутно тут стало, словно задымление повисло. Однако корабль виден на дне, лежит наклонно и пузыри из него идут, но не воздушные, а словно жидкость всплывает каплями. Самого дна разглядеть не могу. Оно будто расплывается перед взором, и только стык палубы с бортом просматривается на протяжении пары десятков метров. Свежачок, однако. Только-только прибыл из подлунного мира в царство Нептуна.
Отворачиваю подальше. Пара сотен метров и ещё один лежит на боку. Скорее угадываю, чем вижу, потому что никакой видимости не осталось — всё взбаламучено и только бушприт торчит из клубящегося облака. Да что здесь случилось? Опять отворачиваю. Закладываю петлю и натыкаюсь на осевшую к самому дну корму. Нос пока остаётся над поверхностью, однако это не продлится долго. Оседание продожается, и это видно невооружённым глазом. И шлюпки вокруг суетятся. Скорее! Надо убраться подальше о этого кошмара.
Вот, вроде снова развиднелось. Раздвинулся горизонт, и опять впереди словно стена грязной ваты. Ужас какой-то. Любопытный, кстати. Принимаю вправо, чтобы не ослепнуть, но тут границы размыты и я во что-то чуть не влетаю. Задний ход, а чтобы не всплыть, принимаю немного балласта — нет сейчас ничего более неприятного, чем показать рубку. Во что же я чуть не влетел?
Так, толстые деревянные сваи стоят стеной вплотную друг к другу. Причал. Крадусь вдоль него, стараясь не потерять хотя бы этот ориентир и что-то большое тёмное надвигается на меня. Опять экстренный реверс винтов и я уже на глубине пятнадцать метров. Беру чуть влево, подхожу к неведомому препятствию правой скулой, а нет его, вернее, это какое-то рангоутное дерево, опутанное вантами. Выходит, опять свежеутонувший корабль. Обнуляю ход и погружаюсь еще на несколько метров. Во тут уже чётко видно.
Нет, они мне-то хоть что-то оставили? Явно военный корабль опять лежит на боку, потому что рядом - вывалившаяся из него на дно пушка. И тоже пузыри продолжают выделяться откуда-то, хотя и немного.
М-м-да! Господа лейтенанты натворили здесь делов. Как хорёк в курятнике — всех передушили. Хотя, я ведь видел кого-то стоящего на якоре. Большого такого, глубоко осевшего. Интересно, смогу ли отыскать, а то петлял как заяц. Закладываю дугу влево и следую туда, где, как мне кажется, располагалась достойная торпеды цель.
Есть. Тот это экземпляр, под которым я уже подныривал, или не тот, наверняка не скажешь, но тоже большой и намного лучше видный. И как-то якорная цепь у него неспокойна. Ба! Её же выбирают! Разворот, доворот, прицеливание, пли. Опять разворот — и дёру. Курс — на север. Жму изо всех сил и... новый пинок под зад. Попал, значит. Торпедой. Дальше можно не торопиться. Всё равно меня при таком пасмурном освещении сверху сквозь воду не разглядеть.

Отличное продолжение но сильно интересно что дальше будет.

Впрочем опять - понятно что хочется показать успешность атаки, но найти корабль в бухте довольно трудное событие (маленький он даже по отношении очень маленькой бухте ) а уж так вот сходу найти все и не всплывая....

Понравилось.

Дык надо не в файле. Загрузил текст сообщения, выделил все правой кнопкой и выбрал размер 12.

Подкова, Счаз. Попробую.

А я иду на север. Глубина в двадцать метров, которой моя лодка достигла рядом с причалом в Батумской бухте ничем не хуже других. Мне комфортно Предстоящий путь в тридцать миль или пятьдесят четыре километра до Поти – увы, таков мой удел, потому что среди белого дня вооружённый пароход не может себе позволить подойти к враждебному берегу в поле зрения главной базы неприятельского флота. Есть у меня подозрения, что сейчас в этих водах не протолкнуться от турецких боевых кораблей, потревоженных предутренним визитом шаловливых лейтенантов. Эх, молодость.
Хотя, мне и тут неплохо. Монотонно покачиваю педали и поглядываю на лаг. Три целых шесть десятых километра в час. Два узла. Пилить мне в этом темпе пятнадцать часов. И ни о чём не следует беспокоиться. Или сдохну, или дойду. Хотя, точка рандеву как раз посередине, но вряд ли меня станут там дожидаться.
Вокруг, сколько хватает взора, решительно ничего нет. Вроде и видно всё без ограничений, но даль теряется в бесконечности и я словно подвешен посреди полупрозрачной чуть туманной пустоты. Дно далеко, поверхность моря над головой однотонна и не расцвечена бликами. Меня тянет в дрёму и вообще как-то наплевать на то, чем это закончится.
Непорядок. Тем более, что от физических сил тело, проаботавшее уже нескоько часов, аж распирает. Ну ка, поднажму немного.
Что за незадача, почему-то показания глубиномера уменьшаются. Ах, да, у меня же отрицательная плавучесть и рули глубины тащат лодку наверх тем шибче, чем пуще ход. Нехорошо. Тихонько продуваю цистерны. Чуть-чуть поддам, и принимаюсь оценивать, куда меня тянет. Вот, сбалансировался. Если замедляюсь, начинаю медленно всплывать.
Зачем же медленно? Кто запретит мне и как следует сманеврировать и проткнуть носом зыбкую плёнку границы сред? Я ведь так никогда не делал. Интересно же, что получится!
Поддаю педалями уже от души, спокойно дожидаюсь момента, когда достигнута скорость в пять километров в час и увеличиваю наклон передних рулей высоты. Или глубины. Главное, что нос задрался. Удерживаю дифферент на корму пятнадцать градусов и наблюдаю, как палуба перед стеклом рубки протыкает зыбкую завесу мнимого потолка. А вот и серое небо. Нос начинает клониться вниз, а корму чуть приподнимает.
Плавное выравнивание переходит в кивок, который я тут же одобряю поворотом передних рулей глубины вниз. Ныряю с дифферентом вперёд, почуюя буквально на пару секунд или мгновений, как легко прокрутились в воздухе винты. Хорошо-то как! Это же ныряльщик мой словно рыба, делающая вдох, появился на поверхности, и… «Я из лесу вышел, и снова зашел», - вспомнилось знакомое стихотворение. Как чудо-юдо рыба-кит.
Дифферент на нос выравниваю теми же самыми рулями, и через горизонталь снова повторяю короткой выныривание со следующим сразу за ним нырком. Отлично. Так значительно веселее и наверняка существенно сокращается время на дорогу. Ну-ка, ещё разок! И ещё. Красота! Жалко, что настоящих крыльев к своему созданию я так и не озаботился приделать, а то бы можно было накренить кораблик на повороте наподобие самолёта в вираже. Скучно ведь маневрировать всегда блинчиком. А ещё бы я бочку крутнул.

***

Следующее воспоминание – я проснулся в своей каюте. Жуткое похмелье, для меня, в общем-то, нехарактерное. Не оттого, что я в хмельном деле так уж могуч, а просто отрубаюсь всегда задолго до того, как наберу в себя дозу, от которой утром ломит виски. Так что сушняк и небольшая неуверенность в движениях утром после пьянки – это, пожалуй, и весь набор болезненных симптомов, которые мой организм демонстрирует с бодуна. Но такого состояния, что сейчас навалилось на меня, не помню с молодости – я тогда быстрее заливал за воротник и частенько успевал нажраться до беспамятства раньше, чем падал с ног.
- Рассольчику вот, дядя Петь, - Сашка Клёмин подаёт мне чашку.
Божественно. Что-то внутри словно оседает. Сижу и прислушиваюсь к собственному телу. Голова болит по-прежнему, но ровнее. А вот и подушка. Вытягиваюсь на животе и замираю. Мне всё ещё плохо, но уже не так беспробудно, как несколько минут назад. На этой мажорной ноте и смыкаю глаза.

***

Самочувствие у меня всё ещё неважное, но это только вялость в мышцах и головокружение, то есть – жить и бороться можно. С кем бороться? И для чего жить? Потом разберусь. Когда окончательно приду в себя. А сейчас в капитанской каюте в присутствии господ офицеров я тщательно собираю в кучку свои собственные мысли, чтобы не ляпнуть не подумав какую-нибудь глупость.
- Как же вы, батенька, умудрились так набраться? Просто уму непостижимо, куда могли вы упрятать сосуд с вином? Там же у Вас теснота невообразимая! – Макаров выглядит раздражённым и встревоженным одновременно.
- Клянусь, Степан Осипович! Даже пробку не нюхал. Не путал меня бес, ей-ей.
- Может быть от кислорода опьянели, - это единственный мичман на весь наш почитай чисто лейтененантский корабельный офицериат – Подъяпольский. Он уже не юноша, ему также под тридцать, как и остальным, и, говорят, раньше он тоже был лейтенантом.
- Никак нет, Иван Иванович. Воздух у меня во всех баллонах. Тот самый, которым мы дышим.
- И что же, что воздух?! В кессонах вон тоже воздух, а только люди, что им под давлением дышат – хмелеют.
- Надо же! Вот не знал. Да только откуда же на моей подводной лодке взяться повышенному давлению? Она же у меня герметичная.
- А куда, Вы, милостивый государь воздух после выдоха деваете? – Макаров ехидно щурится.
- За борт через клапан выпускаю.
- Насосом выкачиваете?
- Сам уходит, - я бью себя по голове и отошедший куда-то ненадолго бодун – тут как тут. Начинает ломить виски, и я замираю от настигшей меня боли.
Видимо, смена выражения лица была достаточно выразительной, потому что Зацареный даже побледнел от сочувствия:
- Вы уж, Пётр Семёнович, поаккуратней с казённым-то имуществом! Ну, сплоховала головушка, но ведь без неё думы думать никак не получится. А это нам нынче потребуется.
Этот человек раньше, кажется, служил с нашим командиром, причём отношения между ними давно сложились. Хотя, если говорить о головушке, то как раз о лейтенантской и следует в первую очередь. Буйная она у него, темпераментная, если выразиться помягче. Ведь и катер ему достался самый лучший - мореходный, и с приличной скоростью, и в пекло он на нём первым лезет, увлекая за собой остальных.
- А как, позвольте полюбопытствовать, меня из моря выловили? Ничего ведь не помню.
- Взрыв вашей торпеды мы расслышали, отсчитали семь с половиной часов и вышли в точку рандеву. А вы там словно дельфин резвитесь. Ныряете на просторе, словно морю родное дитя. Вот и ловил Измаил Максимович вашего «Ныряльщика» за хвост, гадая о месте, где в другой раз покажетесь на поверхности.
- Ничего страшного, Пётр Семёнович. Курс вы выдерживали строго и ритм был чёткий. Набросили шестом удавку на кормовой рым, а потом стекло вынули и запоры люка отпустили. Клёмин хорошо знает устройство субмарины, так, как обуздали вас, сразу продул цистерны и тогда уже вынули тело ваше горланящее.
Кстати, не напоёте ли?
- Я бы напел, если бы вспомнил. Совсем ведь о тех событиях память у меня отшибло.
- Слова там были, про то, что сурово брови мы нахмурим, если враг затеет нас сломать.
Упс! То есть, ой. Надо срочно переводить разговор на другую тему.
- Позвольте, а как же турки вам позволили действовать в этом районе?
- Знаете, они, как увидели, что «Великий князь Константин» спускает на воду катера, развернулись и вспомнили о неотложных делах в противовположной от нас стороне.
Так. Час от часу не легче. Чистое ведь безумие идти мирному слегка вооружённому пароходу к чужому берегу, когда там полным полно настоящих, построенных для боя, кораблей. Это, выходит, Степан Осипович крепко рисковал. Впрочем, на здравый смысл этого человека я по-прежнему полагаюсь. А только наверняка сам шел на сближение с каким-нибудь броненосным фрегатом, не будучи уверенным, что тот уклонится от боя.
И чего это он хмурится-то? Наш будущий адмирал?
Словно в ответ на мои терзания, командир корабля приступает к произнесению накипевших слов.
- Лодка, которую вы, Петр Семёнович, построили, ужасна. Не менее ужасны и сколоченные из досок торпеды. Так вот, как только вернёмся в Севастополь, сразу, к чертям собачьим приступим к изготовлению новых. Поскольку особенно ужасны они дляя супротивников наших.
- Что, даже в устье Дуная не забежим? – слетает с моего языка.
Решительный взгляд Макарова делается задумчивым. Наверное, побаивается начальства, которое вряд и спустит ему самовольство. И меня снова словно кто-то тянет за язык:
- Скажем, что компас не туда показал. У нас ведь ещё целых шесть торпед имеется неизрасходованных. Как они закончатся, так и отремонтируем компас-то.
В каюте повисла звенящая тишина.
Зря я это сказал.

Сергей_Калашников, пробежал по-быстрому - весьма неплохо! в духе авнтюрных романов немного, имхо.


Вот в этом месте только рекомендовал бы чуть подправить, а то слишком гладко все получается.
" и вышли в точку рандеву. Стали ходить галсами, вас высматривая. В скором времени и углядели вдалеке что-то странное (или - непонятное). Подошли поближе - а это вы там словно дельфин резвитесь." - как-то наподобие, может ?


Можно "оные" вместо "они" - немного речь под дух эпохи стилизовать.

Да кислородное опьянение штука серьезная. впрочем глубина не велика, а стравливают воздух только когда закончился предыдущий кислород.
Так что картина вполне приемлемая.
Это не акваланг где доза кислорода постоянна и в случае поломки регулятора наступает опьянение, тут количество кислорода во вдыхаемом воздухе падает и должно наступать просветление.

Долго подковывался, хотя, всё ещё трепещу - там довольно сложные связки.

РОМАН, Про "ужасные" подстрогал, а вот с галсами картинка пока не сложилась. Дозреваю.

Можно и не галсами - пусть расширяющимися кругами ходит
Имхо, все же крайне маловероятно (чтобы не сказать - невероятно) попадание такой подлодки своевременно именно в точку рандеву. Отобразить бы как-то - что пришли, убедились, что героя-подводника нет, и стали искать пока не нашли относительно недалеко. Не более.

Из Поти видно вход в Батумскую бухту (высоты позволяют). Мачты у "Великого князя Константина" тоже ничего себе так. Хороший с них обзор. Семёнычу из под воды выглядывать - вот где нифига не видать. А хороший сигнальщик в простейшую оптику перекроет треть дистанции "пробега". Макаров же хорошо считает.
Собственно, поэтому у меня галсы и не встают.

В этом как раз сомнений нет.


А вот это вполне годится - заметили подлодку, причем не в точке рандеву. Имнно это в тексте выделить. Тогда нерояльно.

Пожалуй, обыграю это вариант.

Оказывается, уже не сегодня, завтра. То есть атака Батумской бухты была вчера. Долго я был никаким после отравления кислородом. А еще нижние чины рассказали, что наш корабль заходил в Поти, где полэкипажа искало медиков, причём делалось это в режиме аврала. О том, что производили эскулапы над моим бесчувственным телом никто не рассказал – все стыдливо отводили глаза. Сами понимаете – откачивали перебравшего моряка, чтобы не сдох с перепою. Да ещё и козу притащили на боевой корабль. Теперь всё, что из неё надаивается, мне приходится выпивать. А парное козье молоко на мой вкус горчит.
Ну да не огорчать же людей. Пью. Даже причмокиваю, демонстрируя удовольствие. Тем более, что это мне помогает.
Наш «Великий князь Константин» - железное судно. Однако палуба у него деревянная. По ней приятно ступать босиком. Но Сашка Клёмин в этот пригожий денёк стоит на баке обутый и одетый.по полной форме с винтовкой в руках. Наказали хлопца за непочтительность. Этот наглец без приглашений явился на мостик и корил господ офицеров за то, что не бросаются спасать меня. Если бы послушались его – наверное ещё к выходу из бухты подошли бы и принялись в воду нырять, выглядывая «Ныряльщика». Итак всё не по плану было.
Степан Осипович подошел к берегу не в пятнадцати милях от Батума, а в пяти. И не через семь часов после последнего подрыва, а через два с половиной. Так они рассчитали динамику моего бегства, опираясь на знание скорости лодки. Ну а потом уже сигнальщик разглядел, как я резвился. Версия, которую Клёмин «донёс», прежде чем довёл командира до белого каления, заключалась в том, что я захекаюс насмерть и всплыву. Тут они меня и выловят.
Вот и получается, что не семь часов я пропедалировал, а только три. Потому и жив остался.
Первый опыт применения подводной лодки в боевых условиях принёс мне массу важной информации. Первый – выявление собственного конструктивного просчёта. Ошибку с клапанами я уже вычислил. И теперь сомневаюсь – следует ли её устранять. Это не от лени. Тут другое. Обшивка. Я ведь полагал, что при погружении возросшее наружное давление раздавит деревянный корпус. Отсюда – его избыточная толщина. В результате у меня набежало лишних восемьсот квадратных сантиметров поперечного сечения, а это около пятнадцати процентов.
Скажете – мелочи? Так у меня всё построено на учёте мелочей. Те же передние кромки рам защиты рулей глубины застроганы наостро, чтобы лучше резали воду. Подавили бы Вы с моё педалями – совсем бы иначе рассуждали.
Так вот. Если давление внутреннее равно наружному, то обшивку можно делать тоньше. Лучше всего подошел бы железный лист, но нет у меня уверенности, что возможность его использовать окажется в моём распоряжении. Вон, тот же Макаров проект быстроходного катера вынашивает, специально приспособленного для действия с минами. Что Вы думаете? Не дают ему хода. Поминал уже я, что у начальства мозги завсегда как-то не так работают, не то что у нормальных людей.
Так то катер, штука привычная и понятная. А уж на постройку лодки вообще ни денег не выцарапать, ни мощностей заводских. Во всяком случае, я не знаю, как это сделать. Потому и рассчитываю только на то, что могу соорудить сам из того, до чего способен дотянуться. А то бы и набор лодки тоже металлическим сделал. Профили вместо толстых брусьев намного меньше места занимают – значит с их использованием удастся ещё сэкономить место и уменьшить внешний размер, выиграв в сечении судна. Имею ввиду вертикальное размерение, поскольку горизонтальное определяет ширина плеч. Немного, конечно, чтобы не биться коленями о палубу, но всё это – в мою пользу.
А вот с клапанами всё же придётся помудрить. При нырке давление внутри корпуса выравнивается не сразу, а по мере того, как я его «надышываю». В лодке с тонкими стенками меня за это время может просто расплющить. А теперь потребуется специальное устройство, несложное кстати. Я его и тут на корабле смогу сделать – у старшего механика Павловского и материалы отыщутся, и инструмент и материалы. Где, спросите, я найду нужную пружину? Не ну что Вы на законе Гука так зациклились. Нужное усилие можно получить и из гравитационного поля земли, подобрав для этого соответствующий грузик.
Хотя, свою лодку переделывать я не собираюсь – она и так сдюжит пару атмосфер избыточного. Не к спеху мне. А с кислородным опьянением буду бороться организационно. Летать низенько-низенько. То есть ходить на минимальных глубинах. И нырять ненадолго, если спрятаться нужно или под бонами проплыть. Оборудование, снижающее концентрацию кислорода в воздухе мне с наскока не одолеть, тем более, что даже идей никаких нет. Вот так-то. И почитать толком негде потому, что нужные книги наверняка ещё не написаны. Вообще-то Степан Осипович подбрасывал мне и журналы, и газеты и брошюры разные по технике – он в курсе нынешних достижений технического прогресса. Так, знаете, оказывается, свинцовые аккумуляторы уже известны. А ещё электродвигатели с генераторами. Даже опыты с электрическим освещением ведутся. Почему-то в Париже. Яблочков между прочим занимается. Отлично помню, что он в лампе в качестве нити накаливания использовал обугленное волокно бамбука.
Ни за что не стану докладывать ему про вольфрамовую проволоку. Подхлёстывать технический прогресс – не моя задача. Буду управляться с тем, что в этом времени и без меня имеется. А те, кто помнит автомобильные аккумуляторы в которые надо было подливать дистиллированную воду, и не забывать о сульфатации, и следить за плотностью электролита, не дадут соврать – ничего суперсложного в них нет. Только аккуратность требуется. Но об этом в другой раз. Сашку Клёмина уже сняли с поста и вызвали к лодке. Интересно, что у них стряслось? Я то сейчас на положении больного расхаживаю в роскошном халате с кистями и меня не трогают вообще.

***

Ситуация ожидаемая. Механика моего самолё… субмарины позвали не просто так, а для того, чтобы выручить Степана Осиповича. Вот ради этого его и сняли с поста. Нужно снять щит палубы перед рубкой, чтобы разглядеть за что он зацепился. Естественно, у меня имеются возражения и матросу, что стоит наготове я подаю сигнал не крутить.
Головки болтов снаружи, но гайки-то внутри. И как прикажете их удерживать от прокручивания, если из-за широких плеч невозможно внутрь просунуть руку. Нет, до ближайших мест крепления с грехом пополам дотянулись бы, а вот к дальним провраться можно только по самую шею погрузив внутрь плечо.
Все смотрят на меня.
- Господин лейтенант, а вы штаны расстегните. Потом я вас малой подачей извлеку.
Минута молчания. Копошение в лодке.
- Готово, Пётр Семёнович. Только, пожалуйста, уши мне не оторвите, когда станете тянуть, - хорошо, когда командир знает толк в шутке. И не потерял присутствия духа. Все прячут улыбки в усах. Мой выход.
- Будьте любезны, нащупайте левой пяткой упор, закреплённый на борту.
- Есть, нащупал.
- Зацепитесь за него и подтянитесь ногой, чтобы провалиться обратно.
- Готово.
- Теперь выпрастывайте левую руку. Плечо назад, сгибайте локоть через горизонталь к себе и проводите ладонь мимо правого плеча. Отлично. Оттолкнитесь ею от горловины и подтяните к себе локоть правой.
- Упёрся.
Всё правильно. Там труба. Теперь сгибайте правую в локте и тянитесь к левому плечу. Теперь давайте сюда левую. И правую.
Так вот потихоньку и доставал я командира, пока не послышался треск разрываемой ткани. Потом уже скорее дело пошло. Хорошо. А то при моих командах «Попа вправо» и «Прогнитесь вперёд» многие зрители откровенно прыскали.
- Ох, Пётр Семёнович. Не корабль у вас, а пыточное приспособление.
- И не говорите, Степан Осипович. Чистое наказание. Кстати, у нас ведь Клёмин не до конца отстоял положенное. Ну кА, братец, полезай долёживать!
Сашка мигом слупил с себя всю одежду и нырнули в люк ногами вперёд. Любо дорого смотреть как молодое гибкое тело проделывает то, что каждый раз даётся мне с заметным трудом.
- Ловок, шельмец, - Макаров, хоть и в разодранных брюках, никуда не ушел. – А что, может он и плавать за вас сможет, и супостата топить?
- Не сразу, но, если потренируется, да обучится как следует – сможет.
- И как скоро это возможно? – ага. Вот и «дедушка минного флота» взглянул на меня глазами молодого лейтенанта.
- Это зависит от интенсивности обучения. Чтобы научиться плавать, надо плавать.
- Тут, батенька, с вами не поспоришь.

***

Наш «Великий князь Константин» ни в какой Севастополь не идёт. Из разговоров и услышал два возможных места назначения: Сулинское русло и остров Змеиный. Значит моя идея насчёт Дуная принята не была. Что же, командиру виднее, где нынче турка разыскивать. Кажется, разухарился он не в меру. Отродясь не слыхивал ни про какие острова в Чёрном море. Уж не через Босфор ли он собрался ворваться во внутренние воды супостата – Мраморное море?
Не знаю, моё дело маленькое. Главное, народ корабельный доволен. Варажения вроде : «мы их умоем» или «надерём задницу» нынче частенько в ходу. Последнее – это я проговорился. Беспокойство, однако, у меня возникло. Ведь, когда вернёмся в порт – разнесут хвастливые языки всё на свете про мою лодку, и пойдут гулять слухи. Так что господа офицеры усиленно разъяснили личному составу существо текущего момента. То есть, похваляться можно лихой атакой отважных катерников, а про моё участие в набеге на Батум забыть.
Я придумал взрывчатку вместо динамита и смешиваю растопленный животный жир с горячущим водным раствором селитры. Почему так? Да слышал когда-то про осксиликвиды – взрывчатку из опилок, залитых жидким кислородом. Даже по телику крутили. Давно, ещё в детстве.
Оно и понятно, что с кислородом всё сгорает единым махом. А вообще люди знающие, считай изо всего способны сделать взрывчатое вещество. Только я не из их числа. Так, помню с хулиганских своих времён несколько рецептов, но там в основном, на марганцовке всё построено. А тут у меня под рукой оказалась селитра. Не совсем у меня, но у нашего старшего минного офицера лейтенанта Зацаренного. Они ведь с порохами что-то колдовали, вот и осталось. А вообще-то мы с Измаилом Максимовичем оба головы ломали, просто сейчас, когда идёт смешивание, я его попросил отойти от греха. Мало ли что. Ему еще турок бить, я уже пожил всласть.
Если полагаете, что с лодкой без меня некому управиться, то у Саньки Клёмина сегодня было первое погружение. Лодку он знает назубок. Плавание с продутыми цистернами вчера мне сдал, а сегодня сбалансировал лодку на минимальную положительную плавучесть и прошел, спрятав рубку в воду, метров пятдесят.
Корабль для такого дела ложимся в дрейф. Два катера спускают для подстраховки. По три раза в день часок отводим обучению. Мы вообще еле плетёмся потому что у нас сломана машина. Самый мощный в мире миноносец превратился в парусник. Да, пароход несёт три мачты и может приводиться в движение силой ветра. Нынче и броненосцы такие же. С рангоутом, характерных для корвета или фрегата. Их часто так и зовут – броненосный фрегат, например. Правда, паровые машины тоже имеются, и неслабые.
Ну так вот, горячий жир и горячий же раствор селитры я смешивал дрелью с проволочной петелькой на конце. В пену оно не взбилось, но вышло однородно, на крем похоже. Так и остыло в стакане, как в форме, даже не расслоилось. Почему только стакан? А вдруг подзарвётся?! Меньшее же количество неудобно размешивать.
Офицеров Макаров в экипаж подобрал очень толковых. Они мои торпеды не просто изучили, но и улучшают. Я не в обиде. Знаете, всегда кажется, что сам бы лучше сделал. Это вообще свойственно человеческой натуре. Ну а тут, когда за дело берутся образованные офицеры – так и вообще нет сомнений, что всё у них получится. Попросту говоря они стенки сделали тоньше, отчего тело снаряда вошло в сечение сорок на сорок сантиметров. Это, чтобы заряд не уменьшился.
Передний метр – боевое отделение. Дальше – обслуживаемый отсек с взрывателем и аппаратом глубины. Тут и горизонтальные рули снаружи. А вот дальше два метра пороха с соплом на конце. Жерди-стабилизаторы такие же, как и раньше. Как Вы поняли – почти всё опять деревянное.
Динамита для них конечно нет. Его и на берегу-то не осталось – я ведь, считай, три тонны я своими руками заложил в торпеды. Не было и ракетного пороха, но зато чёрного имелось с избытком. Он ведь предназначался для морально устаревших шестовых мин. Вот с ним и поколдовали без меня. Их благородия торопились проверить свои озарения. Им, понимаешь какое дело, хочется попадать в движущиеся корабли, а для этого нужны снаряды с более высокой скоростью. Так это получилось. Правда, каждый опыт стоил торпеды – прогорал корпус, потому что положить внутрь кирпичи не позаботились. Сказали, что им вместо этого нужно пороху побольше. Ну так все доски, что нашлись на корабле они и извели, и утопили один из аппаратов задания глубины.вместе с торпедой. Что-то заболтался я, а мне, между прочим, ешё на танцы идти.

***

Не знаю, чего выжидал наш командир посреди моря, делая вид, что у нас поломана машина, а только явно не для тренировок молодого подводника и творчества торпедостроителей. Но и встречи ни с кем не искал. Как завидят сигнальщики дым или парус – так мы сразу отворачивали. Ну а нынче изменил распорядок дня. Адмиральский час удлинил до самого ужина, вахты перетасовал, пары велел держать до среднего, а не как всегда чуть-чуть. Любому понятно – ночью будет дело. Вернее – под утро уже.
Значит моё тело пора вернуть в тонус. Вообще-то я этим ежедневно занимаюсь под балалайку – Нилыч мне «Пойду ль я выйду ль я да» наяривает сначала медленно, чтобы размялся, а потом жжёт до упаду. Моего. Потому что я сперва прохожуль по палубе гоголем, мыделывая руками и плечами всякие коленца, разгоняя кровушку по жилочкам. Потом выдаю то фуэте, то танец маленьких лебедей. А там и до присядки дело доходит и до танцев моей юности, когда и бабуином поскачешь, и эпилепсией потрясёшься. Эти ужимки и прыжки и мышцы бодрят и, главное, координацию уточняют.
Я ведь – не только двигатель, но и система ориентации. Мне своё положение в пространстве надо чувствовать тонко.
Ну да ладно – сегодня, наверное, высплюсь как следует. А то господа офицеры обычно будят меня по ночам. Отрабатывают посадку-высадку под покровом темноты. Они, видишь ли, не привычные тело обнажать и как я, и не могут себе позволить щеголять по палубе в обрезанных выше колен кальсонах. Ладно, зовут к командиру. Значит, будет обсуждаться план вылазки.

Хорошая прода, что удивило - небыло обсуждения результатов атаки на порт.
А ведь разбор полетов не только обязателен, от него просто невозможно было удержатся - как утопили и кого?

Чуть позже. Нужно вернуться в Севастополь и там сразу всё пережить. А то у меня книжка никогда не закончится.

Чем эту козу кормили на корабле, интересно? ))) Впрочем, это риторический вопрос.
А вкус и запах молока у каждой козы различен. Может, уточнить - "А это парное козье молоко на мой вкус горчит." ?


Совершенно непонятно почему именно под утро, и неочевидно. Деталей, подпробностей для такого вывода не хватает...

РОМАН, Спасибо, причесал эти места. А про корм для козы - это будет совсем другая история.

Сулинское русло, оказывается, это самая глубокая из проток в дельте Дуная. Там расположено и селение Сулин, которое господа офицеры называют крепостью. А остров Змеиный находится милях в двадцати от берега. Он совсем маленький, зато на нём в мирное время зажигают маяк. Так вот, протока эта контролируется неприятелем, что весьма прискорбно, потому что по другому, основному руслу, на берегах которого укрепились наши, большие корабли пройти не могут. Оно заметно мельче.
Естественно, задачи по вытеснению неприятеля из Сулина Макаров перед собой не ставит. У него есть соображение, что турецкий флот из глубокой Батумской бухты перешёл куда-то в эти места. И ему очень хочется ещё кого-нибудь потопить.
На том, что соваться в неведомое без разведки нехорошо, я заострять внимания не стал. Это и без меня обсудили, чуть не подравшись — во время совета равные по возрасту и званию офицеры были весьма непосредственны и откровенны. Делу это не вредило, а я себя в такой обстановке почувствовал раскованно.
Тут ведь в чём закавыка! Турки нынче должны быть насторожены и при обнаружении разведки тревогу поднимут наверняка. С другой стороны тут вообще мелко и вылететь на песчаную банку проще простого. Северней впадения протоки в море имеется глубокий залив, где запросто может сейчас находиться ядро турецкого черноморского флота, но вход в него легко перегородить теми же бонами. Тут не больше полутора миль между мысами.
Кораблю-носителю из-за опасности обнаружения и мелководья подходить к берегу ближе десяти миль опасно, а это для двух из трёх наших катеров полтора часа хода. Отыскать фарватеры может просто не получиться, потому что неизвестно, оставлены ли на положенных местах навигационные знаки. Не забывайте, мы неделю прятались ото всех, и вообще ничего о том, что творилось в мире, не знаем.
Вот такой набор неопределённостей. Понятно, что варианты мы обговаривали долго. Хотя, уверен, что всё равно вылазка пойдёт не по плану. Ну да хоть разговором натешились.
Запомнилась фраза произнесённая Макаровым, когда командир катера «Синоп» лейтенант Писаревский выразился в том плане, что не стоит в столь неопределённое предприятие тащить ещё и подводную лодку, которая вряд и сможет выбраться обратно без посторонней помощи, а найти её во тьме ночной будет непросто.
- Знаете, Сергей Петрович! Может статься, что на сей раз неприятель не даст катерам возможности сблизиться с собою. Турок после Батума пуганый и чего от него ждать мы не ведаем. Торпедные, как говорит Пётр Семёнович, катера для нас оружие нынче новое, как и субмарина. Потому будем исследовать их возможности практикой. Уповаю на ваше здравомыслие господа, поскольку отваги вам не занимать, - говорит он эти слова, а на лице его досада.
Это потому, что сам в дело не идёт. Ему «Великого князя Константина» соблюсти нужно — тут же мель на мели, а будут ли видны береговые ориентиры — кто знает. На навигационные же огни полагаться нельзя, особенно, если они есть. Про ослика с фонарём, которого ведут по берегу, чтобы заманить судно на скалы, знают все.

Глава 9

Кажется, Степан Осипович не сдержал порывы своей неугомонной души. Пусть и на невеликом ходу и крадучись, а на мель он наш корабль посадил.
- Малые суда на воду. Господа офицеры и юнкер! До берега три мили. Сулин точно на западе. С богом.
Что же, компания подходящая. Это я не только про всевышнего, а и про своих спутников. Умеет Макаров людей подбирать — с любым пойду в разведку. Собственно, прямо сейчас это и происходит. Разведка боем, если хотите.
На корме готовятся к завозу якоря, который, если для сдёргивания с мели, называется «верп». А наши боевые лоханки сноровисто достигли родной стихии и пошли точно на запад. «Синоп» и «Наварин» впереди, а за ними «Чесма» со мною на буксире. Как Вы понимаете, уши у меня теперь есть. Только бы не перепутать, какая из трубок от какого направления. И головой теперь крутить следует с осторожностью. Они медные, заразы, больно на них натыкаться.
Иду с продутыми цистернами, вижу силуэт тянущего меня катера и тусклый голубой огонёк. Дышу наружным воздухом, покачивая мех вентиляции. Освещение нынче не то, что в прошлый раз. Луна, хоть и не полная, но привыкшим к сумраку глазам многое удаётся различать. В частности - разорванную волнами лунную дорожку. Вернее, жалкое её подобие. Берег впереди с моей высоты не виден вовсе, хотя что-то впереди чернеет мелкими крапинами над самым горизонтом.
Путь наш недолог. Дважды протух маячащий передо мной фонарик, и я взяв правее, подхожу к борту. Кто-то ухватив багор снимает с рыма буксир, а потом голос Зацаренного отчётливо докладывает прямо в левое, надетое на конец слуховой трубки, ухо:
- В полумиле боновое заграждение. Перед ним у окончаний два корабля. Сергей с Иваном выходят на них в атаку, а я иду к середине.
Моргаю искрами своей кремневой подсветки, мол, понял. Чесма ушла вперёд, а я плетусь за ней. Точно — видна впереди на воде цепочка низких предметов, по краям которой чётко различимы силуэты кораблей. Доносятся вопли на непонятном языке. Ух ты, какая слышимость! Нет, слов разобрать невозможно, но интонации воспринимаются чётко.
Вспышки выстрелов, треск, пушечный бабах, ещё. Пошло веселье. Вижу как слева рядом с низким силуэтом «Синопа» встают водяные столбы всплесков. Далеко сзади бухают орудия «Великого князя Константина». Наверное — восьмидесятисемимиллиметровки. Справа сходит с боевого курса «Наварин». Непонятно, отстрелялся или раньше отвернул. А, может попали в него? Зато «Чесма» уже у бонов. Задержалась, отошла вправо, взрыв. Это Измаил Максимович, отчаянная головушка, накинул на заграждение пороховой заряд и отбежал в сторону, чтобы не сдетонировал динамит в торпедах. А теперь пошёл вперёд. В образовавшуюся брешь.
Нет, не судьба ему нынче добраться до точки залпа. Он просто скрылся от меня за стеной вздыбившейся воды. Неужели накрыли? А говорили, что турки всегда мажут!
Ладно, потом буду оплакивать хорошего человека. Я сейчас на работе.
Принимаю в цистерны воду, уточняю направление и слушаю. Ушам больно, так громко плещут снаряды. И взрываются — это вообще невыносимо. Мои звукоприёмники теперь погружены, отчего чувствительность их сильно возросла.
Ныряю на десять метров и иду. Мне ближайшие двадцать минут на поверхности делать нечего. Видимости, как Вы понимаете, вообще никакой, а редкие неясные проблески вообще ни о чём не говорят. Не могу их иденифицировать.
Обстановка нервная, нерабочая. Действую по приборам и чувствую себя неуверенно. Очень хочется обратно в свою каюту к лампе, стоящей на столе, к чертежам и эскизам. Это во мне говорит возраст. Жажда опасности — уже в прошлом. Сейчас я — просто система управления выполняющая заданную программу под контролем таймера. Время вышло. Звуки снаружи отчётливо разделились на две основные группы. Выстрелы — впереди, и падения снарядов — позади. Снижаю ход до самого малого и... передумываю. Останавливаюсь и медленно всплываю. Очень медленно, потому что плавучесть лодки просто ничтожна.
Поверхность приближается. Проблески выстрелов видны отчётливо. Чуть доворачиваю, в направлении одного из таких мест и начинаю подкрадываться, оставаясь под водой. Ха! А волнение наверху вообще не ощущается. Я даже не показал рубку, потому что в свете очередной вспышки успел оценить состояние границы двух сред. Очень мелкая рябь. И мне категорически нельзя высовываться — сразу ведь заметят. Хотя, наверху стало как-то светлее. Но это не рассвет и в воде по-прежнему ничего не видно. Даже носа лодки, не говоря о торпеде.
Крадусь. Знаю, что впереди меня находится стреляющий корабль. Но оценить расстояние до него абсолютно невозможно. Этак ведь и в борт въехать недолго, тем более, что звуки слышатся всё отчётливей и отчётливей. Несколько раз прислоняюсь ухом к трубке переднего звукоуловителя. Ну да, громче звучание. И что я из этого могу понять? Наконец, сработав рулями «выглядываю» на пару секунд из воды — выполняю отработанный «с пьяну» дельфиний перекат, но менее энергично, без хлопка днищем, а то бы торпеду отломал. Метров двести до длинного приземистого силуэта, над которым возвышаются массивные мачты. Стоит вполоборота. Понял. Ныряю.
Теперь можно действовать. Двадцать градусов вправо, триста секунд прямо, тридцать градусов вправо. Выглядываю. Ой! Чуть не врезался. Передо мной высокий борт. Близко. Метров тридцать до него.
И тут ка-ак жахнуло прямо над головой. Кажется угодил туда, куда вылетают вырывающиеся из ствола пушки пороховые газы Ныряю, разворачиваюсь и отхожу. На плечи мне льётся струйка воды — правая передняя мембрана прорвана. Пробку в неё.
Новая попытка прицеливания — вот, теперь подходящее расстояние и ракурс удачный. Пять градусов влево и выстрел. Торпеда пошла, и жерди-стабилизаторы ускользнули вперёд. Эк её влево повело. Или меня вправо? Некогда разбираться.
Разворот и полый ход. Мчусь как угорелый — не меньше пяти километров в час и скорость продолжает возрастать. Почти пять с половиной. За кормой взрыв, отдающийся пинком под зад. Уфф. Попал.
Теперь — курс на выход. Скорость держать крейсерскую и полчаса идти на глубине десять метров, чтобы уверенно поднырнуть под боновое заграждение. Всё. Волноваться начну позднее. Теперь я снова жёстко алгоритмированная система система управления, подчиняющаяся исключительно таймеру. А звуки вокруг меня, кажется сделались ещё более невыносимыми. Я их воспринимаю, как удары по черепу.

Отличное описание, но боюсь есть много возражений, хотя описание стало реалистичнее.

И я боюсь.

Иду своим двухузловым ходом и недоумеваю – скорость снижается. То есть качаю педали в том самом ритме, что и всегда, а показания лага падают. И сопротивление нажиму растёт. Ничего не понимаю. Разглядеть в темноте ничего не удаётся, звуки канонады вокруг звучат по-прежнему, на приборах всё, как обычно, а скорость обнуляется.
Ослабляю интенсивность вращения винтов – скорость так и падает, как ни в чём ни бывало, но это, по крайней мере, логично. С другой стороны уменьшения глубины не отмечается. Восемь метров вместо расчётных десяти, но это в пределах погрешности измерения моего не слишком точного прибора.
Лёгкий толчок, слабо отклонивший отклонивший тело назад. Восемь метров, скорость – ноль. Некоторое время жду, сам не знаю чего.
Всё стабильно. И глубина, и скорость. Ускорений тоже не ощущаю. Становится несколько тревожно. Теоретически при нулевой скорости я должен всплывать, но этого не происходит ни по объективным данным, ни по субъективным – ничего не чувствую.
Плавно перестаю крутить винты. Ничего не меняется. Падающие в воду снаряды своими всплесками а иногда и взрывами отвлекают и не дают сосредоточиться, прислушаться к происходящему. И осмотреться невозможно.
План сегодняшней вылазки сорвал сам командир корабля. Ясно, что решил подвезти нас поближе, а в результате стартовали мы примерно в расчётное время, ну, чуть позже, зато на семь километров ближе. В результате у нас образовался лишний час темного времени. Совсем лишний. Он помешал мне при выходе в атаку – я не мог разглядеть днища атакуемых кораблей. Мешает и сейчас понять, что происходит.
Было торможение, завершившееся остановкой. Момент остановки я ощутил как толчок спереди. Словно в автобусе, завершившем торможение. То есть торможение-то сохранилось, но момент обнуления скорости действие отрицательного ускорения прекратилось и рефлекторно противодействующие ему мышцы отбросили пассажиров назад. В моём случае этот финальный эффект был крайне слабым.
И потом – указатель глубины в начале движения чётко стоял на десятке. Погрешность же измерения и относительное изменение показаний прибора – разные вещи. Не стоит себя обманывать – замедляясь, я всплывал, поскольку угол наклона рулей не менялся и скорость снижалась.
Если бы я воткнулся носом в закрепленную сеть – сразу бы почувствовал торможение. И сразу после остановки корма начала бы всплывать. Образовался бы заметный дифферент на нос. У меня же всё наоборот – наклон на корму, причём столь ничтожный, что дифферентомер серьёзно задумался, стоит ли показывать первое деление.
Постучал по указателю пальцем. Тот покачался и вернулся к первоначальным показателям. Кругом темнота, светать начнёт только через час. Ёлки, как же сегодня всё было неладно!
Во-первых, нас обнаружили с километра. Во-вторых, явно ждали и встретили организованной пальбой. То ли дело Батум. Не могу припомнить, была ли там стрельба. А, ну да, я тогда был вообще глухой – толстое дерево хорошо гасит звуки, да и стёкла я набрал в три слоя для надёжности, притерев на вазелиновое масло. А тут металлические трубки пропускают звук в кабину, даже если я не подношу к ним ухо – вот и изменилась акустическая картина мира. Кстати, кроме стрельбы слышны и ритмичные звуки, как тогда, в Батуме, когда рядом проходил какой-то корабль.
Вот и нашлось для меня занятие, пока не рассвело: буду слушать звуки потревоженной стоянки флота, и пытаться понять, что означают эти голоса.
Выстрел пушки, пожалуй, самый мягкий из них. Вот отсюда я их уже не воспринимаю. Хотя, некоторые, видимо, переданные железными корпусами, удаётся различить на самом краешке слуха.
Всплески. Что тут скажешь, они и есть всплески.
Разрывы снарядов в воде – резкие, крайне неприятные.
Пульсирующий гул – от винтов.
И широкая гамма различных непонятностей. Я пару раз слушал «Великого князя Константина», лежащего в дрейфе - если подобраться поближе и удачно повернуться, тоже много неясных звуков удаётся уловить. Целая наука, однако. Не уверен, что она мне по-зубам но, думаю, с опытом придёт и понимание.
А вот сейчас ко мне пришло понимание, что некий источник равномерного гула приближается ко мне. Раздавит или не раздавит? Кто знает, какая у него осадка? Гул очень низкий и сильно пульсирующий непрерывно нарастает. Осадка в восемь метров у этого гудельщика может оказаться запросто. А неподвижность лодки наводит на мысль, что я каким-то образом закреплён относительно дна, иначе хотя бы стрелка компаса шевельнулась.
Вообще-то отношение к вероятности собственной гибели у меня довольно спокойное, однако Степан Осипович может огорчиться, если я не доложу ему о том, что видел. Да и Сашку Клёмина никто не выучит кататься на подводной лодочке. Лучше бы мне посторониться, уйти с дороги этого ворчуна.
Рваться вперёд бессмысленно – я сюда как раз так и заехал. Носом. Буду крутить назад. Поехали!
Лаг моей конструкции, как Вы понимаете, скорость заднего хода не измеряет, поскольку приёмник давления направлен вперёд. Однако стрелка манометра дрогнула и упёрлась в ограничитель ниже нуля. А ускорения я не почувствовал. Ну-ка, покручу рулем направления. Он, конечно, крайне слабо действует, особенно, если нет хода, но по крайней мере, по компасу я даже небольшой поворот почую. А это возможно, только если действительно есть ход.
Крутанул вправо – стрелка компаса даже не шелохнулась. Крутанул влево – тот же результат. То есть – стою, как ни в чём не бывало. А гул винта уже откровенно нервирует, столь явственно слышен.
Раздавит.
Продуваю обе цистерны.
Мягкий рывок назад – винты-то разогнаны, а лодку «отпустило». И рост дифферента вперёд. Полсекунды – и нос тоже пошел кверху. Тем не менее он заметно отстаёт, так что всплываю попой кверху! А что делать. Пусть тяга и вдвое меньше, чем вперёд, но как-то идти и управляться всё таки можно. Стоп продувка. Клапана на заполнение — не приведи Господи выскочить наружу. Чувствую, что разгон назад более-менее успешно идёт и всплытие по прежнему продолжается. Всё-таки выскакиваю! Рядом с «ворчуном»!
Чтрбы этого избежать, отрабатываю задними рулями глубины на погружение кормы. От машины в воздухе я неотделим. Чувствую её, как своё тело.
Тем не менее, корма уже снаружи – ноги слышат, что винты «облегчились». Зад мой, оказавшийся впереди относительно движения, опускается, обнажается рубка и глаз успевает ухватить слева низменный берег, а справа большое судно. До него метров сто, и идёт оно мимо. Туда же, куда направлен нос лодки.
Я же продолжаю процедуру заныривания задом наперёд, для чего способствую подъему носа рулями глубины и продолжаю усиленно педалировать. Винты опять очутились в родной стихии и «перекат» так и продолжается. Слышу резкие посторонние удары, но кабина уже во воде и опустившийся хвост снова тянет меня на глубину. Пытаюсь выровняться, действуя рулями, и гадаю, насколько был приподнят форштевень… ой. Передний руль как-то не так идёт. Не может быть! Там нечему заклинивать!
Работаю одними задними горизонтальными, но весь дифферент уничтожить не успеваю – втыкаюсь во что-то и замираю. Всё ясно - перебрал воды в балластные цистерны и провалился до самого дна. Кирдык винтам, труба рулю. Сам я оказался вверх тормашками, в том смысле, что ноги сейчас выше головы.
Нос плавно опускается, а сзади да меня доносится мягкий скрежет. Буквально сердце разрывается, когда представляю себе, как выворачиваются крепления и ломается с такой любовью и тщательностью созданная моими руками конструкция. Это почти физически больно.
Но, сомненья прочь, уходит ночь… последняя? Жалко Макарова, и Сашку Клёмина жаль. Не свидимся больше. Выбраться отсюда на поломанной лодке немыслимо.
Вокруг делается светлее, оседает муть, и я вижу дно, на котором покоится моя незадачливая субмарина.
Да, в сложной ситуации я запаниковал, раскоординировался, принял ошибочное решение и даже его не смог толком воплотить в жизнь из-за спотыка переднего руля глубины. Его заедание и отвлекло меня от прекращения заполнения балластных цистерн. Плохой танцор, однако.
Успокаиваюсь. Просто не ожидал, что могу так разволноваться из-за такой мелочи, как собственная неотвратимая гибель. Нет, выбраться из лодки на глубине нвозможно. Задохнусь, пока буду вылезать, опустив загубник. Хотя, могу и успеть – не пробовал. Доплыть до берега и дотопать до расположения наших – это недалеко. Проблема в том, как неприятель станет противодействовать этому вояжу. Вот ничего я не знаю про то, как тут охраняется берег.
Другой вариант выбраться на белый свет – продуться и всплыть. Лучше – ночью. На поверхности-то я гарантированно выкарабкаюсь из своей пыточной машины, а то, что она при этом черпнёт воды распахнутым люком и затонет – это даже хорошо. Я ещё и помогу ей в этом, чтобы она супостату не досталась. А воздуха достаточно, и для того чтобы додышать до вечера, и чтобы потом выдавить воду из цистерн.

***

Плохие варианты осмыслены и отложены на потом. Стоит попробовать выяснить состояние моего кораблика. Берусь за рычаг передних рулей и начинаю его покачивать вперёд и назад. Сильно сопротивляется, а наваливаться я не тороплюсь. В мужской руке хватит дури, чтобы сломать всё, что угодно, так что потихоньку прислушиваюсь к отклику, постепенно увеличивая амплитуду. Вдруг, словно выскочило что-то. Пошло нормально, как всегда.
Задние рули тоже отозвались с неохотой, но, буквально после пары десятков манипуляций пошли штатно, хотя и появился посторонний звук. Нет, я не знаю, как там на самом деле они поворачиваются, этого с моего места не разглядишь. Полагаюсь исключительно на ощущения.
Перехожу к винтам. Не идут, хотя немного поддаются. Терпеливо, не пережимая, кручу их назад-вперёд в пределах не более, чем четверть оборота. Полчасика, и вроде как пошли по полному кругу.
Теперь руль. При первом же повороте рычага почувствовал, что и он сопротивляется шибче, чем обычно. Раскачал и его потихоньку даже услышал, как что-то хрустнуло.
Надо пробовать стронуться. Продул цистерны – ничего не изменилось. Начинаю работать задним ходом Хм! Видно, как справа поднимается муть. Это выходит, что я из-под днища вымываю песок. Но от этого ничего не меняется. Тружусь дальше. Полчаса работы, а я как был на дне, так и остался. Прилип, что ли? Или, может быть набрал воды в корпус? Ощупываю рукой днище – точно, она, родимая, равномерным слоем распределена по днищу.
Откачиваю её ручным насосом и продолжаю взмучивать винтами песок справа. Справился, слышу всхлипы входного патрубка, и продолжаю лежать на дне. Попробовать, что ли, раскачаться? Ну ка! Вправо-влево. Синяк и шишка. Больше не могу – больно биться об острое и колючее. Жалко, что этот вариант не проходит. Вот такое чувство, что какой-то малости не хватает. Дуну ка я ещё в цистерны – вдруг там какие-то капли остались?
Открываю клапана и вижу, как бульки пошли вверх слева там, где внизу у самого днища находятся выпускные отверстия для воды – кингстоны. Ха! Есть отрыв. Выходит, сжатый воздух отдул песок и «Ныряльщик» отлепился.
Осторожно принимаю воду обратно, выставляя свою любимую минимальную положительную плавучесть. Рубка уже на поверхности, но я ничего не вижу – маленькие волны перекатываются через палубу и даже колпак. Пробую дать передний ход, и меня отклоняет влево. Руль ведет себя странно – с силой уходит в ту сторону, куда я его послал от нейтрали. Удерживаю, борюсь, но заметно рыскаю. С трудом поворачиваю нос на восток и тупо работаю ногами. Время от времени в ложбинах между водяных холмиков мелькнёт то далекий кораблик, то низкий берег слева, но мутно как-то — видимость просто отвратительная.
Сколько же нынче времени? Восемь. Ох и нехило я покувыркался. Интересно, ждут меня катера, или погибли в ночном бою? Я ведь видел я только самое начало. Прислоняю ухо к уцелевшей слуховой трубе и внимательно прислушиваюсь. Ничего. Значит я далеко от точки рандеву. Продолжаю идти. Уже понял, что только правый винт тянет, а ещё сзади до меня доносится вибрация. Два километра в час и постоянная откачка воды, правда, в ненапряжённом ритме.
Работаю. Прислушиваюсь. Что-то похожее на то, чего я жду, слышится как-то невнятно. И ещё беспокойство меня снедает: если я не вижу противника, это ведь не значит, что он меня не может разглядеть.
Закладываю дугу вправо – точно. Отчётливо слышу, как меня зовут. Стучат по опущенной в воду железяке. Прицеливаюсь здоровым «ухом», засекаю азимут, пошел.

***

Через час меня подцепили багром за рым. Вижу улыбающееся лицо Ивана Ивановича. Хорошо, что не все погибли в ночной атаке. Полностью продуваю цистерны и с силой удерживаю руль в нейтральном положении – шесть узлов, это Вам не один. То, что легко получается на исправном судне, на поломанном даётся с трудом. А дышать я буду из баллона – качать мех вентиляции мне просто лень. Интересно, почему у меня всё не слава Богу. Что ни вылазка, то приключение?!

Очень понравилось, правда большая часть неприятностей точно должна была случится гораздо раньше

Пётр Семёнович очень осторожный и предусмотрительный человек. Так что влипает он редко. Зато от всей души. Далеко, как Вы понимаете, не мелочной

Глава 10 Тогда считать мы стали раны

Мы сидим в капитанской каюте и подбиваем бабки. Попросту говоря, обсуждаем содеянное. Ну, чего натворили, в общем.
Макаров выглядит озабоченным и хмурым — он более остальных чувствует свою ответственность за неудачу и досадует. Остальные — кто во что горазд. Сергей Петрович морщится и баюкает на перевязи руку. Он и держит речь, повествуя о событиях ночи:
- Судя по силуэту это был «Хивзи Рахман». Подпустил он меня на полмили, и ударил из всех четырёх стволов. «Синоп» мой от тех прелётов чуть из воды не выбросило, а уж залило с головой. Вычерпываемся, но идём. Машина в порядке, топку не залило.
Ну, думаю, пока ты перезарядишься, гостинец мой до тебя доберётся. Да только не вышло по нашему-то. Шлюпки навстречу пошли — стояли под бортом наготове с гребцами и стрелками. Причём — расходятся в стороны, явно пытаются нас окружить, когда мы промеж них пройдём. Оказалось — они сеть растянули между лодками, вот в неё торпеда и угодила. Сработать не сработала, но запуталась и давай воду мутить.
Тем временем на нас с трёх шлюпок набросились — вцепились в борта баграми и полезли. Насилу от них вырвались, - Сергей Перович поморщился. - Меня за плечо цапанули, думал или утащат или разорвут. Феогностыч углину к ним в шлюпку метнул: «Бомба, - вопит, - ложись», - и сам присел, чтоб поверили. Так они поверили, и всё побросали. Кто-то, кажется, даже за борт сиганул. Тут ещё торпеда отчего-то сработала — наверное её к борту подтянули и, когда из воды вынимали, наклонили носом вниз. Тут «Хивзи Шахману» и стало не до нас — пробоина в районе ватерлинии и кучу народа побило. Нас тоже приложило знатно.
- Отчего-же, скажите, моряки вздумали мину к себе на борт поднимать, - Степан Осипович недовольно щурится.
- Так отчего же не поднять. Ящик себе и ящик. Опять же не взорвался, остановился, вырываться перестал. Рожек из него не торчит — значит и взрываться ему не от чего. А что конец крепить именно к стабилизаторам — так это само просится. Вот, как потянули вверх, так она передом вниз и встала.
- Жаль, однако, что уж совсем к борту её не прижали — остались на плаву.

***

У Ивана Ивановича история другая. Ему в качестве цели досталась бронированная яхта и он, выдержав плотный ружейный огонь с её борта, вышел в точку залпа. А тут малокалиберный снаряд перебил одну из консолей «балансира». Как раз при выходе торпеды это сучилось. Вот и отклонилась она. Прошла правее и взорвалась через четверть часа от самоликвидатора где-то в стороне от места событий. Ну а защита катера выдержала и пули и осколки, хоть и из котельного железа, но вполне достаточная.
Измаил Максимович вернулся с неизрасходованным боезапасом — заградительный огонь оказался очень плотным и лейтенант принял решение вернуться. Правильно сделал, кстати. По нему шмаляли не меньше, чем с пяти бортов. Точно — не дошёл бы он до точки залпа. Итак отметин привёз бессчётно. И как его просто-напросто не перевернуло?!
Ну а наш командир мало того, что руководил снятием корабля с мели, так ещё и решил поддержать атакующих огнём. Что ему безусловно удалось, так это вызвать огонь на себя. А потом уносил ноги. Нет, попаданий наш «Великий князь Константин» не поучил, но случались и неприятно близкие падения снарядов.
Про мои приключения Вы уже знаете, а кого я торпедировал — кто же его знает? На мой взгляд нынешние корабли все на одно лицо. Три мачты, труба или две. В бортах порты. Насколько разглядели сигнальщики, вроде как «Мукадем Хаир». А только уверенности нет. Мачты, однако, торчат из воды в месте его гибели.
Из людей никто не погиб и не ранен, кроме Сергей Петровича. Ну да он держится молодцом, хотя ходит в халате с кистями. Из плохих новостей только то, что ушел турецкий флот, а к Босфору или к Синопу — кто знает.

***

Да, про Батумское дело рассказывали не так — значительно более скучно:
Вошли, мол, самым малым ходом как к себе домой — темнота была кромешная, но корабли на рейде видно по огонькам, что пробиваются из внутренних помещений. Бухта глубокая, поэтому все стоят носом к берегу. Так по этой линии задниц наискосок и отстрелялись в расчёте на то, что, если не в этот, так в следующий в ряду, торпеда обязательно угодит. Потом сразу отвернули через центру и ушли без оглядки.
А уж когда бабахнуло и начался тарарам, тогда и огни позагорались и кое-что торпедисты наши разглядели. Решили, что поразили фрегат "Махмудие", корвет "Ассари Тевфик" и канонерскую лодку «Интибах». Четвёртый корабль не опознали даже приблизительно. И про то, кого же я угостил, по нарисованному мною «портрету» признали, что похоже на «Абдул Азиз». Все впечатления от этих событий затмили хлопоты с отловом нас с «Ныряльщиком».

***

Так вот. Сознался нам Макаров, отчего так мрачен. У нас три торпеды неизрасходованных осталось, а где искать неприятеля, он даже не догадывается. В общем, делает в корабельном журнале запись о начале ремонта машин, а сам садится крепко думать. Чего и господам офицерам желает.

Дальше действия турецкого флота на основании реально-исторических событий не просчитываются.