Старинные Корсунские кресты и звездица Антония Римлянина

Корсунскими крестами называются запрестольные три креста в алтаре московского Успенского собора. Один из них, четырехконечный, обитый позолоченными серебряными листами; лицевая сторона усеяна самоцветными каменьями и клеймами с обронными изображениями разных святых. На середине и по концам в кругах наведены финифтью: Распятие, Деисус, Благовещение и Воскресение. На обратной стороне поле украшено звездами из хрусталей; на середине и на концах в клеймах чеканные изображения господских праздников. В переписных книгах московского Успенского собора, скрепленных в 1627 г. Симоновским архимандритом Иосифом, впоследствии патриархом, об этом памятнике благочестия сказано: «За престолом же крест большой Корсунский обложен серебром, в пяти местех писаны господские праздники мусиею на золотых цках; в нем же в гнездех сто семь хрусталей».

Другие два креста, четырехконечные, из горного хрусталя, скрепленные серебром; они утверждены на древках для ношения в крестных ходах.

На этих священных памятниках нет надписей, кои бы свидетельствовали нам об их местности и древности, но предание гласит, что они перенесены просветителем России Владимиром I в столичный град Киев из покоренной им Корсуни, оттуда перешли во Владимир и потом в Москву. О первом кресте свидетельствует книга Жезл (1655 г.), что он «предрагоценный окладом, неоцененный образом, древностью пречестный, именуемый Корсунский, алтарь Господень яко солнце просвещает в соборном храме, в матери всех церквей».

В 1812 г. святыни сии не были вывозимы из Москвы.

Золотой крест, сделанный при царе Иоанне Васильевиче IV в 1560 г.
(хранится в московском Архангельском соборе)

Сей крест в московском Архангельском соборе, из чеканного вызолоченного серебра с литыми из того же металла накладными распятием и образами Богоматери, Иоанна Богослова и других святых; длиной он 2 четверти 1/4 вершка, по местам украшен крупным угловатым жемчугом и драгоценными каменьями. На подножии его следующая надпись означает вкладчика, время и место сооружения: Въ лето /--зsН (/--афk) Апреля въ ка день, повелЊнїемъ Благовернаго Царя Ивана Васильевича всеа Русїи, здЊланъ сїй крестъ в к`з лето государства его к преименїтый храмъ и соборъ Архїстратїга Михаила, въ Богоспасаемомъ граде Москве.

На оборотной стороне креста другая надпись вязью, узловатая, в нескольких кружках, как сказано в старинной описи соборной ризницы, изображена большими фряжскими буквами; она содержит в себе имена тех святых, коих мощи вложены в этот крест. Славянские буквы названы фряжскими по их почерку, или пошибу, известному также под именем «фряжской азбуки», которая состояла из связанных между собой узловатых букв и употреблялась в надписях и в красных строках.
Поскольку драгоценные св. утвари большей частью устраиваемы были государями по обещанию и в ознаменование счастливых событий, то, вероятно, и сей крест сделан царем Иоанном Васильевичем в возблагодарение Богу за победы его в Ливонии, где в 1560 г. русские взяли 11 городов, и за успехи оружия его в Крыму.

Другой крест напрестольный, в ризнице Архангельского собора, золотой чеканный, почти одинаковой величины с первым; он украшен драгоценными камнями и крупным жемчугом. Работа его отличается чистотой. Из надписи на нем видно, что он пожалован в собор царем Федором Алексеевичем в 1677 г. на вечное поминовение родителя своего.

Деревянный резной крест
(хранится в Императорской публичной библиотеке)

Изображенные на рисунках резные на дереве кресты, хранящиеся в Императорской публичной библиотеке и в московской Оружейной палате, представляют нам памятники резного искусства, коим издревле славились византийцы и давно занимались славяне. Рассмотрим эти произведения в связи с самим художеством и его историей.

Особенным предметом досужества афонских монахов было это искусство. По свидетельству И.С. Ассемани, «они вырезывали с превосходною обронною работой иконы и кресты из бука, кедра и других дерев, на которых изображали распятого Спасителя, Богоматерь, двунадесятые праздники и разных святых Восточной Православной Церкви. Таким изделием украшая свой досуг, иноки снискивали себе пропитание». К этому свидетельству присоединим другое, не менее важное, которое сообщает нам греческий врач XVII в. Иоанн Комнин, обозревавший Святую гору; он говорит, что «болгары и русские издревле любили упражняться в иконописи и резьбе, что искусство их отличалось особенным пошибом, заимствованным от духа и народов отечества».

Поскольку пошиб, или стиль, этот был иконный, основанный на древних образцах и подлинниках, то и резьба запечатлена тем же характером, каким иконопись болгарская и русская. Кроме письменных свидетельств, в России еще уцелело много разных памятников греческой резьбы, кои проявляют дух и характер сего искусства, посвященного св. вере.

Это искусство, бывшее под влиянием церкви, подчинялось ее заветным преданиям и уставам. Так как Восточная православная церковь отвергала всякое изваяние и слияние (истуканы, горельефы) согласно с заповедью во Второзаконии (XVII, 15), где предается проклятию «сотворивший изваяние и слияние», то она допускала одни только изображения половинчатые, или в полтела,
т.е. рельефы. Между тем Западная церковь ввела в обычай изваяния святых в натуральную величину из дерева и камня (горельефы, alto relievo, круглые фигуры), коими украшала не только костелы и капеллы, но и площади, и перекрестки.

Резное художество, искони любимое русским народом, сначала было орудием идолопоклонства, а потом с насаждением на Руси христианской веры обращено было на изображение досточтимых ее предметов и украшало вычурными и затейливыми орнаментами внешность и внутренность храмов Божьих, кои в древности строили, по большей части, деревянные. На самых избах крестьянских видим разные узорные порезки, обличающие досужество, ловкость и замысловатость мастеров.

От византийских художников Киев получил первые образцы резных на дереве, кости и камнях, икон, панагий и крестов, коим подражали русские. Там и доныне существует это художество, доставляющее богомольцам резные на кипарисе кресты и образа. Оно проникло и в Новгород, славившийся в XVI в. своими резцами, или резными мастерами, кои налагали лицо на камень, т.е. покрывали резьбой и полировали; оттуда иногда вызывались они в Москву для украшения церквей и государевых палат. На эстампе № 4 представлены древние произведения резьбы, сохранившиеся в ризнице новгородского Софийского собора. Архангельск также славится с давних времен резьбой на кости.

В самой Москве, в числе царских художников и ремесленников Мастерской палаты, находились и резчики на дереве; из них известны своими произведениями в XVII в. Кондратий Иванов и Петр Ремезов. По государеву указу они вырезывали не только кресты и образа, но и сени над престолами в церквях, царские врата, алтарные иконостасы и т.д. Рейтенфельс, бывший в Москве в 1670 г., говорит, что «русские выделывают весьма искусно из дерева разные вещи». Резанные Петром Великим на кости и на дереве разные изображения служат доказательством, что он усвоил себе это древнее русское искусство.

В XVII в., сблизившем Россию с западом Европы, появились в ней изваяния святых из дерева и камня, по большей части, отживленные под натуру, т.е. раскрашенные; они ставились в церквях и часовнях на поклоне. По словам указа Петра I от 12 апреля 1722 г. этот «обычай устроять неумеренные резные иконы вошел в Россию от иноверных, а наипаче от Римлян и порубежных нам Поляков». На основании правил церковных, указом 11 октября того же года запрещено было «употреблять в церквах резные и отливные иконы, кроме Распятий, искусною резьбою устроенных, а в домах, кроме малых крестов и панагий».

Из сего видно, что резьба и ваяние вошли в Россию двумя путями: с Востока и Запада, что от одного заимствовала она рельефные изображения святых, а другому иногда подражала в изваянии облых, круглых фигур, кои выдалбливались или высекались в рост человеческий.

Одним из главных предметов резьбы был крест, орудие и знамение спасения. Так как Иисус Христос распят был на крестном древе, то для малых и больших крестов преимущественно выбиралось дерево, способное для резьбы по своей мягкости, плотности и цвету. Таковы были липа, кипарис, бук, кедр, чинар. Работа производилась долотцами разного рода; для окончательной отделки фигур употребляли пемзу и хвощ. Резьба была половинчатая на поле, или фоне, и сквозная, более или менее крупная и мелкая. Иногда фигуры, особо вырезанные, набирались и наклеивались на фоне. Некоторые памятники этого художества, находившего себе приют в монастырях, отличаются твердостью и отчетливостью рисунка, искусством, чистотой и тонкостью отделки, требующей необыкновенного терпения и ловкости; нередко встречаем образа в 1 1/2 вершка, на коих вырезаны из кости или камня все двунадесятые праздники с надписями; также на дощечках, величиною от 1 до 3 четвертей, обронное изображение всей православной церкви в виде алтарного иконостаса.

Но в этих произведениях резьбы находим те же недостатки, что и в иконописи, касательно группирования, перспективы и вообще тона.

Что же касается до резных на дереве крестов, то они были тельники, или телесные, наперсные, напрестольные, воздвизальные, водружательные и благословящие. Одни носимы были на персях, как залог св. крещения или как отличие духовенства. Другие возлагались на престолах в алтаре, в память крестной жертвы Иисуса Христа. Третьи воздвигаемы были в праздник Воздвижения Животворящаго Креста и служили иногда запрестольными. Четвертые, ставропигиальные, давались патриархом церквям и монастырям с особым преимуществом1. А последние ставились в киотах на поклоне, как св. иконы, и по большей части были четырехконечные, согласно с украшением св. Григория Нисского, который учит, что крест четырьмя частями, или краями, знаменует высоту, глубину, широту и долготу, содержащимися Божией силой. Сверх того, встречаются древние кресты с резьбой — памятные, закладные и надгробные; одни сооружались в память какого-либо события, другие закладываемы были в церковных стенах, третьи ставились на могилах.

К числу напрестольных и благословящих принадлежат изображенные на эстампе четырехконечные кресты; они вырезаны на кипарисе и отличаются от древних особенностью своего вида. У креста под № 33 от подножия к рогам прости-раются две ветви, на коих вырезаны поясные изображения пророков, а на поверхности его в клеймах — двунадесять праздников с греческими надписями. На концах евангелисты с их символами. Подобные орнаменты в образе ветвей, произошедших от креста, проявляют христианский символический взгляд на природу. По-видимому, и художник византийской школы хотел выразить, что Крест Господень есть древо жизни, коего ветви осеняют и питают всех прибегающих под спасительную его сень. На боках описываемого креста изображена следующая монограмма, вероятно, означающая имя художника: АПМS. ТВПГ. Отчетливость рисунка, тщательность и чистота отделки обличают в нем остроту и верность глаза, ловкость руки.

Те же предметы, тот же пошиб и те же письмена находим на другом кресте. Из чего с достоверностью можно заключить, что они произведение одного художника, судя по надписям — грека, а по сличении с подобными изделиями афонских иноков — Святогорца; ибо последние нередко присылали царям в Москву резные кресты, панагии и образа в благословение. Вера, художество и наука сближали Афон с Киевом и Москвой.

Начиная с XI по XVIII в., Афон доставлял Южной и Северо-Восточной Руси не только образцы иконописного и резного художества, но и правила для иноческой жизни, болгарские и сербские переводы творений св. отцов, драгоценные греческие рукописи для исправления наших богослужебных книг и, наконец, ученых иноков, насадивших семена просвещения в нашем отечестве.

Крест и братина, находящиеся в селе Измайлове

На рисунке представляются два памятника из подмосковного села Измайлова, где живали летом цари Михаил Федорович, сын его Алексей и внук Федор с семейством своим, где проводил свои детские лета Петр I, отыскавший там ботик, дедушку российского флота. Сии памятники, не многоценные, но важные по своему значению в народной жизни: резной из дерева, позолоченный и расцвеченный крест и братина, окрашенная по левкасу. Они срисованы в 1837 г. на месте г. Солнцевым. По всему вероятию, что эта святыня и домашняя утварь принадлежали к дворцовому обиходу, от которого остатки хранятся в собраниях отечественных древностей Оружейной палаты, князей М.А. Оболенского, П.Ф. Карабанова и М.П. Погодина. Четырехконечный крест этот не запрестольный, не напрестольный, но, по-видимому, он осенял какой-нибудь кивот в дворцовой церкви.

Братины, напоминающие своим названием и значением братство и круговые чаши, в старину составляли не только необходимую столовую утварь, но даже известную меру жидкостей. Обыкновенно форма их была круглая, кубовастая, наподобие горшочка. Делались они из золота, серебра, меди и олова, чеканные, гладкие, чешуйчатые, грановитые, дорожчатые, ложчатые с травами, проводками, личинами, мишенями, плащами, с чернью, финифтью, иногда с драгоценными камнями. Нередко их ободок или венчик украшался надписью, означающей имя владельца или какое-нибудь нравоучительное изречение. В крестьянском быту они устраивались большей частью из дерева. Измайловская братина простотой вещества соответствовала простоте жизни наших государей в сельском родовом приюте, где у них столовая посуда была деревянная и оловянная.

Воздвизальный крест епископа Антония, 1212 г. (хранится в новгородском Софийском соборе)

Изображенный на эстампе крест принадлежит к числу воздвизальных, кои возносимы были в соборах и некоторых монастырях на праздник Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста. Различаясь местом и назначением своим от престольных, благословящих, возлагаемых на престоле; он хранился или в ризнице, или поставляем был в алтаре на горнем месте.

Антониев крест, хранящийся в новгородском Софийском соборе, сходен с полоцким св. Евфросинии и с ростовским Аврамиевым; он шестиконечный, деревянный, обложенный басменным золоченым серебром. В шести клеймах на лицевой стороне вычеканены изображения Знамения Богородицы, Господа Вседержителя, двух херувимов и св. Иоанна Богослова. Между ними два креста: один мусийный, восьмиконечный, с распятым Христом, окруженный ликами Богоматери и св. Иоанна Богослова, или Предтечи, а другой с частицей Животворящаго Древа. На боках креста вычеканено: о агиос Петрос, о агиос Павълос, о агиос IBо... о агиос Семьонъ, и след. надпись: Господи помози рабоu своїемu Антонu Архїепископu Новгородьскuмu давшюмu крестъ Свmтой Софии.

Великий Новгород избрал Антония в 1211 г. архиепископом, но через 8 лет изгнал его; потом вместе с Митрофаном, его предшественником, представил на суд митрополиту Всероссийскому, который, утвердив Митрофана в Новгороде на Владычнем престоле, дал Антонию кафедру в Перемышле. После Арсения Новгород опять вызвал Антония на архиепископию, с которой он потом сошел в Хутынский монастырь, где и кончил жизнь свою.

Ни из истории, ни из надписи не видно, когда и по какому случаю сооружен Владыкой Новгородским этот крест, но по древности, более чем пятивековой, по месту сооружения и по лицу соорудителя, этот надписанный памятник начала XIII в. принадлежит к любопытнейшим нашим древностям.

Вместе с ним в ризнице Софийского собора, находится три панагии, две — архиепископов новгородских и одна папская.

В, С — серебряная, складная, с изображением распятия И.Х., а на другой — Спасителя.
E, F — серебряная, украшенная финифтью, с образом Святителя Николая.
H, I — крест золотой с тремя продолговатыми сквозными яхонтами, на которых вырезано рельефом Распятие Иисуса Христа с предстоящими ему Богоматерью и Иоанном Богословом. На трех концах креста изображены три пчелы, по-видимому, намекающие на слова Псалма CXVII, 12: «Обыдоша мя яко пчелы сот». На средокрестии обратной стороны солнце, коего тройственные лучи выступают и на другую сторону. При подножии креста, по снимку г. Солнцева, читаем надпись Urb. VIII. P. M., т.е. Urbanus VIII, Pontifex Maximus. Но «Историческое описание Святыни Новгородской» (СПб., 1848 г.) и новгородские «Губернские Ведомости» (1848 г., № 9) ошибочно приписывают этот крест Урбану IX и Урбану XI.

Императрицей Екатериной II это св. украшение пожаловано было Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Гавриилу Петрову, а от него поступило в ризницу Софийского собора.

Часть 3. Дарохранительницы, кадила, лампады, ладанницы и прочее.

Дарохранительница, называемая «иерусалим», сделанная при великом князе Иоанне Васильевиче в 1486 г.

Сионами, или церковными иерусалимами, назывались ковчеги, имеющие подобие церкви. Происхождение и подлинное их значение в богослужении нам мало известно. В летописи читаем, что в 1160 г. суздальский князь Андрей Боголюбский во Владимирский собор устроил церковный златой иерусалим, украшенный драгоценными камнями. В соборных церквях Киева, Новгорода, Пскова, Владимира и Москвы такие иерусалимы выносимы были во время архиерейского служения, на малом выходе перед Евангелием и на великом выходе вместо митры, также в крестных ходах, и ставились на престоле в алтаре. Наконец, в древних требниках римско-католической церкви между прочими утварями упоминается сион (Sion, Sium), который носил епископ вместо знамени. В песнопениях Восточной православной церкви сион иногда принимается в смысле Иерусалимской церкви, как, например, в стихирах 8-го гласа: «Радуйся, Сионе святый». Посему такой ковчег называется в старых описях то сионом, то иерусалимом. Самая церковь Христова в книгах Нового Завета именуется Высшим и Новым Иерусалимом, а под названием горы Сион разумеется Церковь торжествующая. По сказанию А.Н. Муравьева, соборным храмам Успения Богоматери в Грузии дается название сионов потому, что владычица мира преставилась на горе Сионе. Два сиона, хранящиеся в ризнице московского Успенского собора, внешностью своей представляют модель церквей круглых и квадратных, одноглавых и пятиглавых, какие сооружались тогда в России согласно с византийскими первообразами.

Утвари сии серебряные, вызолоченные, с чернью. Названная в описи 1616 г., большим сионом, высотой 1 аршин и 3 1/2 вершка, шириной 11 вершков, весом 1 пуд 11 ф. и 7 золотн.; она имеет вид круглой пятиглавой церкви, обставленной вычеканенными рельефно изображениями двенадцати апостолов с написанием их имен; та половинка между столбиками, на коей изображен св. апостол Петр с ключом в руке, служит дверцей во внутренность, где только железный стержень посередине утверждается вверху на железных связях. Верх этого храма состоит из тройных теремков, выступающих одни из других и, как подобие Голгофы, служащих подножием шейке с главой, которая увенчана четырехконечным крестом. На теремках, или закомарах, вычеканены четыре пророка, окруженные крылатыми зверями; решетки в окнах шейки, или трибуна, состоят из свившихся змей. На чешуйчатой главе наведены чернью личинки людей, птиц, зверей. Двух малых глав недостает в соответствие двум другим.

О времени и месте устроения этой утвари свидетельствует нам следующая надпись, начертанная на обратной стороне дверцы: В лtто /--sцчд сдtланъ бысть си |рuсалимъ повелtнїемъ благовtрнаго ї Христолюбивого великаго Кнmзm ИBвана Васильевича Господарm всеm Рuси въ к`є лtто господарьства. въ церковь Успенїm Пречистыm ї ко гробu Чuдотворца Петра на Москвt.

К железному поддону этого ковчега приделаны ручки для ношения.

Другой иерусалим, по описи малый сион, изображает подобие одноглавой квадратной церкви, высотой 12 вершков, а шириной 5 вершков; весу в нем 11 ф. 67 золотн. Четыре стороны этой церкви украшены чеканными ликами Иисуса Христа с Богоматерью и Предтечей, четырех евангелистов и апостолов Петра, Павла, Иакова, Симона и Андрея, по большей части, с книгами в руках как знамениями их послания.

Верх храма состоит из тройных теремков, в коих вычеканены поясные изображения тридцати шести ангелов. Над теремками еще видны четыре головы с венцами, вероятно, евангелистов. На шейке с решетчатыми окнами возвышается чешуйчатая глава, осененная восьмиконечным крестом. Дверцы во внутренность этого сиона нет. Над карнизом идет следующая подпись: В лtто /--sцчд сдtлан бысть си Ерuсалим повелtнїемъ благовtрнаго ї Христолюбивого великаго Кнmзm ИBвана Васильевича Господарm всеm Рuси в к`є лtто господарства его. в церковь Успенїm Прч`тыm и ко гробu Чuдътворца Петра на Москвt.

К 1486 г., ознаменованному покорением Тверского княжества Московскому государству и возвращением Всероссийского митрополита Геронтия на свой престол, относится сооружение сих иерусалимов. Судя по стилю памятника и надписям, это дело московское.

Серебряная дарохранительница

О значении дарохранительниц, или правильнее сказать, сионов и иерусалимов, упомянуто в предыдущих статьях о подобных утварях в соборных церквях Новгорода и Москвы. Что же касается до древности этого новгородского сиона, то кроме стиля чеканной и резной работы, ни надписи, ни местные описи, ни предания ничего о нем не сообщают. На кровле его вычеканены поясные изображения Деисуса, т.е. Спасителя, с девятью чинами, в венце, одной рукой благословляющего двуперстным сложением, а в другой держащего Евангелие; Богоматери и Предтечи в молении; архангелов Михаила и Гавриила с жезлами в руке и о агїw Валиї (Василия) в фелони и омофоре. Если это действительно св. Василий Великий, то он помещен здесь как составитель литургии или как тезоименитый св. Василию, архиепископу Новгородскому, который устроил в Софийском соборе медные, вызолоченные двери и в 1338 г. велел гречину Исаакию расписать каменную церковь Вход в Иерусалим. На корпусе этого иерусалима вычеканены во весь рост св. евангелисты Лука, Иоанн, Матфей и Марк в одинаковых одеждах, с Евангелиями в руках, а другие семь апостолов — со свитками, только Петр — с тремя ключами в одной руке, а в другой с жезлом, который увенчан крестом, утвержденным на полумесяце. Очевидно, что художник
в изображении лиц подражал византийским образцам; самые надписи, начертанные отвесно, состоят из смеси греческих букв со славянскими, например, «о агиос Петрос, о агиос Павлъ». При некоторых поставлены в конце четыре точки, крестообразно расположенные, и змеевидная фигура. Столбики, или правильнее, полуколонки, служащие опорами полукруглым теремкам, так равно и другие вычурные украшения, носят на себе печать византийского стиля и сходствуют с подобными памятниками XV и XVI вв. Четырехконечный крест, осеняющий верх этого сиона, имеет на концах репьи и шесть яблок; он утверждается на стоянце, или подсвечнике, с херувимами.

Серебрянная Дарохранительница

Дарохранительница сия серебряная, вызолоченная, формой своей сходствует с подобной утварью, описанной под № 49, но разнится тем, что наверху ее образа заменяются репейками из самоцветных каменьев. Между столбиками нет перегородок и дверцы, какие находятся на первой. На исподней части купола вырезан четырехконечный крест с изображением Спасителя на средокрестии; на концах его четыре репейка; на поле означен вес: 15 гривенок. Хотя утварь сия, находящаяся в новгородском Софийском соборе, попорчена и местами переделана, но еще сохраняет тип своей древности, по-видимому, восходящей до XV столетия.

Серебряная дарохранительница, пожертвованная императором Петром Великим
в московский Архангельский собор

Дарохранительница сия, или ковчег, замечателен не столько вычурностью и затейливостью работы, драгоценностью украшений, какой отличаются древние утвари, сколько простотой стиля и знаменитостью венценосного вкладчика, если только можно заключить об этом из слов самой надписи: Сиа свmтаm скинїm содtлана въ АBрхангелськїй соборъ, что в царствuющемъ великомъ градt, при державt Великаго Госuдарm Царm и Великаго Кнmзm Петра.

Хотя скиния эта имеет вид гробницы с крышкой, однако, она, подобно церкви, увенчана тремя главами. На лицевой стороне вырезана Тайная вечеря, над коей читаем: Вечери Твоеm Тайныm, а на обратной — херувим.

Старинная ладанница

Медное ладанохранилище сие, подобно другим ладанницам и св. утварям, представляет пятиглавую церковь, увенчанную восьмиконечными крестами; на одном из них литое распятие. На нижней ее части, в узорочной кайме изображены левики; с двух сторон карниз заменен следующей надписью, снятой нами с рисунка г. Солнцева: Преwбраженїm Гд`а Бг`а иb Спаса нашего Icи`са Хр`ста въ Старицкой соборъ въ монастырt їнокъ Fеwгностъ Icwсифова монастырm. В соборном служении такая ладанница, подобно сионам, или иерусалимам, выносима была на малом и великом выходах

Ладанница серебряная

Принадлежностью к кадилу была изображенная здесь ладанница (arcula thuraria), которую носил диакон и архидиакон на малом и великом выходе, как видно на старинных образах. Св. архидиаконы Стефан, Лаврентий и Евпл иногда изображаются на алтарных дверях церкви с ладанницей в левой руке и с кадилом в правой, как знамениями своего служения.

Представленная здесь на эстампе серебряная ладанница имеет подобие шатрового храма, утвержденного на подножии; внешние ее стенки украшены изображениями разных святых с их утварями. Узорочность орнаментов и отделка обнаруживают замысловатость и ловкость художника, а стиль вообще сего памятника свидетельствует о древности его. Сходная с нею ладанница XVII в. в Новоспасском монастыре содержит в себе два помещения: одно для ладана, другое для тимьяна, или фимиама, который в чине освящения церквей также называется воскомастикою от соединения воска с мастикой и ладаном.

Золотое кадило, сделанное по повелению царя Федора Иоанновича
(хранится в московском Архангельском соборе)

Кадило это, драгоценное по металлу и по камням, его украшающим, равно и по искусной работе, весом 4 ф. 33 1/2 золотн. Чашке его с крышкой дано художником подобие одноглавой церкви с решетчатыми окнами и с восьмиконечным на главе крестом. На внешних ее стенках между арабесками наведены чернью собор Архангела Михаила и лики святых, в числе коих видны тезоименитые царю Федору Иоанновичу и царице Ирине св. Федор Стратилат и св. мученица Ирина. В гнездах по местам вставлены изумруды и яхонты, граненые и неграненые. Четыре кольчатые цепи, к коим прикреплено кадило, имеют в середине четыре креста с яхонтами; самая ерданка, или рукоять, из чистого золота, богато украшена чернью и драгоценными каменьями.

Казалось, мастер истощил свое искусство, чтобы сделать утварь сию, сколь можно великолепнее, согласно с желанием усердствовавшей особы.

Хотя в надписи на рисунке и сказано, что кадило сие царя Федора Алексеевича, но на поддоне из узловатой надписи, наведенной по золоту чернью, узнаете, что «кадило сие сделано повелением Благоверныя Великия Государыни, Царицы и Великия Княгини Ирины, во иноцех Александры по Великом Государе, Царе и Великом Князе Федоре Иоанновиче к его Царскому гробу, 1598 году».

A — серебряное золоченое кадило 1644 г.
Б — серебряное золоченое кадило 1649 г.
С — серебряное блюдо царя Иоанна Алексеевича

То высокое значение, какое Православная церковь дает кадилу, употребляемому при богослужении, побуждает нас присоединить к историческо-археологическому описанию двух изображенных здесь кадил XVII в. замечания о происхождении, употреблении и знаменовании курения ладаном и кадил.

Все восточные, греческие и латинские Требники и Служебники почитают курение фимиама одной из существенных принадлежностей богослужения. Начало этому находим в ветхозаветных обрядах. Сам Бог через Моисея повелел Аарону «кадить над Кивотом фимиамом сложенным благовонным рано по утру и с вечера, когда вжигаются светила» (Исход, XXX, 7 и 8). Апокалипсис изображает нам каждение ангела пред алтарем: да «вознесет молитвы Святых к Богу» (Апокал., VIII, 3).

Древнейшее свидетельство об употреблении фимиама в церкви новозаветной находим в III правиле св. апостолов: «Не лет приносити что в жертвенник, разве елей в святый светильник и фимиам во время божественнаго возношения». Это свидетельство дополняется св. Дионисием Ареопагитом, который в сочинении «О церковной иерархии» (гл. 3) говорит, что «священнодействие начиналось курением фимиама пред алтарем и во всем святилище». Первый пример кадильницы золотой (thuribulum) встречаем у Еваргия (Hist. eccles., VI, 21). Но историк говорит о ней, как уже об известной вещи. А Григорий Великий подтверждает, что ни один церковный обряд не обходится без курения ладана и фимиама. Посему несправедливы сказание Платины в «Жизни Сикста I» и свидетельство Полидора Виргилия, будто Лев III первый ввел в литургию курение ладаном.

По учению церкви, курение фимиама означает не только восхождение усердных молитв к Богу, но и нисхождение благодати Духа Святаго, таинственно услаждающей души верующих. «Каждением, — говорит св. Симеон Солунский, — святые места и вещи чествуются, а предстоящие освящаются».

Нередко этот сосуд представляет подобие одноглавой церкви, каково, например, кадило преподобного Никона в Троицкой лавре. Кадила, имеющие вид пятиглавой церкви, называются патриаршими, потому что они употреблялись при патриарших служениях.

В Никоновской скрижали объяснено символическое значение всех частей кадила. Род ручных кадильниц в некоторых пустынях и скитах известен под именем кацей.

Изображенные же здесь кадила, серебряные с позолотой, состоят из двух полусферических чашек, накрывающих одна другую. Верх их увенчан церковной главой, на одной с четырехконечным, а на другой с восьмичастным крестами. По ободку надпись вязью показывает, что они устроены в царствование Михаила Федоровича в 1644 г.

Алавастр, в котором хранится священное миро

Это узкогорлый металлический сосуд, покрытый перламутровой чешуей, с крестом наверху из драгоценных камней. Алавастром он назван с греческого — алебастр и сосуд из него для хранения ароматов. По преданию, он представляет подобие того самого алавастра, из коего Мария Магдалина излила драгоценное миро на ноги Иисусовы, как свидетельствует св. евангелист Марк (XIV, 3).

В первые века русского христианства алавастр с миром прислан из Греции в Киев, откуда взят в Москву. По древнему обычаю, при таинственном освящении мира в Успенском соборе в память общения нашей отечественной церкви с восточной, прибавляется из алавастра в состав мира несколько капель и пополняется новым, чтобы никогда не иссякал сей священный источник.

Гвоздь Господень и крыша с ковчега для гвоздя Господня
(хранятся в московском Успенском соборе)

Среди святынь московского Успенского собора находится гвоздь Господень в серебряном чеканном ковчеге. Верх этого ковчега украшен золотой коронкой с четырехконечным крестом, усеянной драгоценными камнями. На корпусе ее наведены эмалью четыре херувима, а по ободку вычеканена надпись из церковных грузинских письмен, которую здесь передадим по объяснению академика М.Ф. Броссе: «Царь всея Грузии Давид, сын Русуданы, соорудил влагалище для святаго гвоздя». Броссе почитает сего Давида за Нарина-Давита, царствовавшего в Грузии с 1237-го по 1272 г. Но стиль самой коронки и писмен, по-видимому, относится к позднейшему времени, так же, как и ковчег, устроенный в конце XVII в. имеретинским царем Арчилом, сыном Вахтанга IV.

Сей государь, нашедший себе покровительство и пристанище у русского царя, привез в Москву в 1686 г. сию святыню, которая, по преданию, дарована была Грузии первым ее христианским государем Мирианом, современником Константина Великого. До 1715 г. гвоздь Господень хранился в домовой его церкви. Когда же, по просьбе брата своего, Георгия, Арчил послал его в Грузию, где свирепствовало моровое поветрие, тогда губернатор, остановив ковчег со св. гвоздем в Казани, донес об этом императору Петру I. Государь повелел препроводить сию святыню в Москву для хранения в большом Успенском соборе.

Царская миропомазанница

В ризнице московского Успенского собора хранится яшмовый (сосюритовый) сосуд с поддоном и крышкой из того же камня, с золотым венцом и ободками, покрытыми прекрасной эмалью. На крышке припаяна из золота с эмалью змея, свившаяся кольцом, как символ мудрости и здравия.

По-видимому, стиль и работа сосуда принадлежат новейшей эпохе художеств.
Сколь замечательна эта утварь по ценности материала и по изяществу отделки, столь почтенна по употреблению ее при венчании на царство государей российских; ибо в нее тогда вливают священное миро для их помазания.
Некоторые из наших любителей отечественной старины, особенно П.П. Свиньин в «Картинах России» 1838 г., выдавали яшмовый сосуд за «крабийцу Августа Кесаря», которую, по свидетельству русских летописей, прислал в 1113 г. греческий император Алексий Комнин к великому князю Владимиру Мономаху с царской утварью. Сосуд этот тем более казался драгоценным для державцев русской земли, что принадлежал Августу, кесарю Римскому, коего они признавали родоначальником Рюрика. В духовных же грамотах великих князей, начиная от сына Калиты Иоанна I до Василия II5, упомянута сердоничная и сердоличная коробка, кованная золотом, которая переходила в наследство к старшему сыну. Вероятно, это была та же самая сердоликовая крабия, из коей, по словам наших летописей, «веселяшеся Август Кесарь». При этом надобно заметить, что некоторые из византийских императоров присваивали себе титулы Августов и Кесарей. Что же касается до слова крабия, крабица, то оно встречается нам и в чешском языке: krabice, krabia от krabaty — «вогнутый», «выдолбленный», scrinium — «скрынка», «коробочка», «ковчежец». Подобное название могло быть дано в древности сосуду, высеченному из драгоценного камня. В описях Оружейной палаты XVII в. между посудой, или судами, упоминается и крабийца.

Посмотрим теперь, с какого времени она появляется при миропомазании государей российских.

После первого торжественного венчания на царство юного Дмитрия в 1498 г. державный его дед Иоанн III подарил ему на пиршестве сердоликовую крабию Августа Кесаря. Из слов ростовского летописца не видно, чтобы Дмитрий принял помазание миром при венчании и чтобы Августов сосуд употреблен был при этом св. обряде, хотя в речи своей к венчанному на царство отроку Всероссийский митрополит Симон сказал: «Да сподобит его Бог помазатися елеем радости». При венчании на царство Василия III и Иоанна IV современные им летописцы не упоминают ни об Августовой крабии, ни о миропомазании, о коем свидетельствует только новая рукописная «Степенная книга». Но, вероятно, чин сего священнодействия показался недостаточным, потому что царь Иоанн Васильевич, по свидетельству Курбского, посылал к царьградскому патриарху соловецкого инока Федора просить чина царского венчания. Первый из царей русских, насколько нам известно, Федор I удостоен сего освящения. Но в чине его венчания не сказано, из какого именно сосуда он был помазан св. миром, хотя все принадлежности сего обряда, по обыкновению, исчислены подробно.

Пересмотрим чины венчания последующих царей, не встретится ли эта крабия при их миропомазании. Для помазания царей: Михаила Федоровича в 1613 г. принесли архиепископы и епископы великое и святое миро на златом блюде, а для Алексея Михайловича в 1645 г. скляничный веницейский драгий сосуд. Из дел придворного архива узнаем, что в 1682 г. к коронации царей Иоанна и Петра Алексеевичей велено было передать из мастерской Оружейной палаты в Успенский собор для миропомазания россольник, а в самом описании их венчания на царство сказано, что великое, святое и пречистое миро принесено архиереями «на златом блюде в хрустальном драгом сосуде». Следовательно, этот россольник был хрустальный, а не сердоликовый и не яшмовый. Из чина коронования императрицы Екатерины I в 1724 г. видим только, что св. миро подано на блюде в собственном сосуде, т.е. назначенном для сего священного действия. Наконец, в описании коронации императрицы Анны Иоанновны в 1731 г. является описываемый нами яшмовый сосуд, коего и рисунок приложен к книге, где он назван нарочным к тому делу драгим сосудом. А в церемониале коронации императрицы Елизаветы Петровны в 1742 г. он именуется нарочно к тому приготовленным драгим яшмовым, пребогато золотом и преизрядно финифтью с резною работою украшенным. И даже в чине действиям коронования императора Александра I в 1801 г. слывет драгоценным сосудом, для сего великого дела нарочно устроенным. Слова собственный, нарочный и нарочно приготовленный к тому не значат ли, что этот сосуд был в начале XVIII в.
устроен и назначен для миропомазания? Потом в обозрении достопамятностей Успенского собора протоиерея его А. Левшина в 1783 г. читаем: «Сосуд яшмовый и с покрышкою, из коего благочестивейших Государей помазают миром; по верх той крышки змейка золотая с финифтом высокой работы».

Нигде доселе в официальных известиях не сказано, чтобы это была Августова крабийца, которую летописи и грамоты называют сердоничною, сердоличною, сердоликовою, и нигде не встречается подтверждений мнению, что яшмовый сосуд, с начала XVIII в. употребляющийся при миропомазании государей, была Августова утварь. Доподлинно также не известно, куда делась Августова крабийца сердоничная. Не утратилась ли она в нашествие поляков или не перешла по завещанию или сделкам московских державцев к рязанским князьям?

При этом нельзя оставить без внимания одной сердоликовой чаши в собрании антиков графа С.Г. Строганова. Она получена из Рязанской губернии, где еще в 1822 г. в старой Рязани найдены древние княжеские утвари, теперь хранящиеся в Оружейной палате и стилем своим сходные с означенной чашей. Может статься, и она принадлежала к числу этих утварей.

Сосуд этот из цельного сердолика, оправлен в золото; его золотой поддон, украшенный сканью и венисами в гнездах, или оправах, походит фигурой своей на шапку Мономаха. На пузе (корпусе) его наведены посредством инкрустации золотые полосы, одни пересекаемые другими; по местам насажены рубиновые искорки в золотых репьях.

Основываясь на предположении графа Строганова, подтвержденном Б. Газе, предлагаем объяснение сих монограмм:

В.В. Царь Царей. Этот титул византийских императоров часто встречается в легендах, так как Р. Д., порфирородный владыка.

К.И. Этот Константин, по мнению одних, был сын, а по другим, внук Феофила иконоборца и Феодоры, поборницы иконопоклонения. На монетах 856 г. он изображается вместе с Михаилом III, который, по свидетельству Льва Грамматика, имел его от Евдоксии Пафлагонянки. В числе византийских монет одна представляет Михаила и Константина на обратной стороне, а Феофила — на лицевой, тогда как уже сего последнего не было в живых. Итак, если И читается так, то выходит, что Константин был Феофилов сын или внук, или в буквальном переводе: боголюбезный и благочестивый — титул государей. Но так как у Феофила была дочь Фекла, которая и по заключении ее матери св. Феодоры и сестры в монастырь признана была Августою и участвовала в правлении, то могло статься, что И, начальная буква, означала ее имя. Смутная эпоха этого правления продолжалась от 859-го до 866 г.1, т.е. до начала царствования Василия I Македонянина, современника нашему варяго-руссу Рюрику. Потом, если принять, согласно с мнением графа Строганова, остальные три буквы (с черточкой вверху) надписи ФОЗ за цифры 368, то, подразумевая 6000, выйдет, что утварь сия относится к 860 г., когда жили Феодора, Константин и Фекла.

Соотнося все сии обстоятельства, приходишь к догадке, не есть ли этот сердоликовый сосуд та самая сердоликовая Августова крабия, или сердоличная коробка, о коей упоминают наши летописи и грамоты.

Серебряная братина XV в. (хранится в новгородском Софийском соборе)

Братиной назван в надписи на эстампе, у Кеппена — кратиром, этот серебряный вызолоченный сосуд с двумя ручками, более похожий на стопу, или достокан, какие употреблялись для почерпания Богоявленской воды; потому что братина собственно была круглый, кубовастый сосуд, сходный с горшком. Иногда принимался он за известную меру жидких тел (которая была менее стопы), ставился на монастырских и святительских трапезах, служил там чашей. Общие, братские, круговые чаши, под именем богородичных, или Пречистых, трапезных, тропарных, заздравных и т.д., предлагались присутствовавшим поочередно и переходили из рук в руки. Чаша Пречистая с вином или медом подаваема была на царских, святительских и монастырских столах в честь и славу Пречистой Богородицы, преимущественно в праздники Богородичные; тропарной она именовалась от пения тропарей в продолжение сего действия. Св. Феодосий Печерский дозволял в монастыре своем три чаши тропарные, одну во славу Иисуса Христа, другую в честь Пречистой Богородицы, а третью за здравие князя. Последнюю византийские историки называют здравицей, заздравной чашей. За царскими столами, в Москве, патриарх при чтении канонарха действовал над чашей Пречистой. Итак, новгородский кратир, вероятно, служил такой чашей или употребим был для почерпания св. воды.

Литохромированный здесь кратир, в половину натуральной величины, замечателен по искусству, особенной замысловатости и красивости обронной работы. В первом месте, на внешних разграненных стенках, представляются изображения Иисуса Христа, одной рукой благословляющего, а в другой держащего Евангелие, потом — Богоматери с простертыми в молении дланями, далее w агиосъ Петръ с жезлом и свитком в руке и агиm Варвара и агиm Настасїm с крестами в руках. Величина фигур не превышает шесть голов. Вокруг них размещены чеканные узоры в византийском вкусе, состоящие из птиц и переплетенных между собой листьев и цветов. Верх поддона обнимает бафт из чеканных костей. По ободку, или венчику, простирается надпись, которую мы предлагаем по снимку г. Солнцева: пїнте нз неm всї, се їесть кръвь моm новго зав`та; потом на поддоне: @ съ съсuдъ Петрова.

Судя по первой надписи, сосуд этот должен быть служебным потиром, но самая его форма и название показывают другое его назначение в священнодействии, именно то, какое имели кратиры. Вероятно, малограмотный художник снял надпись с какого-нибудь древнего потира, на коих обыкновенно она изображается, но не забыл начертать свое имя на дне сосуда в следующей употребительной формуле:
Ги` помози рабоu своемu Константїнu. Костm дtлалъ. Аминь.

Что же касается до вкладчика Петрова, то нам неизвестно его историческое значение; о соименном же и современном ему госте Петрове упоминает «Нижегородская летопись» в XV в., что «не было больше его из гостей, что он своею казною откупил множество пленных, приобрел себе покупкою вотчины у В. Князя за Кудмою рекою, на речке на Сундоване шесть сел; потом переселился в Москву». Одно ли это лицо, или разные решить не можем. Изображенные на кратире святые, без сомнения, имеют отношение к семейству соорудителя сей утвари; потому что вкладчики нередко на утварях церковных и иконах изображали лики тезоименитых себе святых. Хотя в соборной описи и сказано, что кратир сделан тщанием архиепископа Евфимия, но неизвестно, которого: Евфимия ли по прозванию брадатого, с 1423-го по 1429 г., или Евфимия святого, с 1429-го по 1458 г.; самая на сосуде надпись ничего об этом не говорит. Другой подобный сему кратир пожертвован Петриловым и женой его Варварой, а делан Фролом Братиловым, как значится в самой надписи. Итак, два еще доселе неизвестные имени Константина и Флора должны быть внесены в список русских художников, где занимают почетное место Козьма, Парамша, Шишка, Макар и проч.

Письмена на обоих сосудах сходны между собой, но на последнем нет уже буквы IE встречающейся на первом; вместо букв О и Е употреблен Ъ.

Потиры, дискос и лжица Антония Римлянина яшмовые, украшенные золотом и драгоценными камнями

У этого потира чаша, рукоятие и поддон из празеленой яшмы; вся поверхность его усеяна гранеными изумрудами, лазоревыми и червчатыми яхонтами в гнездах с золотыми листочками, врезанными в яшму, подобно яшмовой братине, с такой же нарезкой в московской Оружейной палате. С обеих сторон чаши, на золотых плащах финифтяные изображения Пресвятой Троицы и четверочастный крест с копием, тростью и следующими монограммами: IC. XP. NK. ФП. ФП. ТК. ПР., а по венцу чаши наведены золотом слова Иисуса Христа: «Пиите из нея вси». Как граненые камни и золотая нарезка, так равно и плащи с финифтью наложены впоследствии на этот потир, который в России находится уже более семи веков.
По описи соборной 1627 г. назначена цена сему потиру 451 рубль, 6 алтын и 4 деньги.

К нему принадлежат лжица из агата с серебряным стеблем, дискос из празеленой яшмы в золотой оправе, наподобие блюдца с мусийным изображением Предвечного Младенца под звездой на дискосе между четырьмя четырехконечными крестами. На двух дугах, или луках, золотой звездицы вырезаны слова победной песни Триипостасному Богу, возносимой на литургии и проч., поющие, вопиющие, взывающие и глаголющие: «Свят, свят, свят».

Подобные надписи греческие и славянские обыкновенно встречаются на потирах, кои означают не только такую чашу, но даже другие сосуды, из коих вкушали пречистую кровь причастники Тайной вечери. На древних иконах Иисус Христос изображен причащающим апостолов из узкогорлого сосуда, похожего на алавастр. В отличие потира от обыкновенной посуды называют его святым, царственным, спасительным и т.д.

Такие потиры делаемы были по принятой церковью форме и из определенного к тому вещества, особенно из хрусталя или дерева, также из благородных металлов, золота и серебра. Древний хрустальный потир хранится в ризнице Успенского собора, а деревянные сосуды преподобных Сергия и Никона в ризнице Троице-Сергиевой лавры. Самоцветные камни агат и яшма употребляемы были в христианской церкви на служебные сосуды, к коим относятся и описываемые нами, известные под именем Антониевых. В записках новгородского Антониева монастыря означено, что «сосуды его были яшмовые, сердоликовые и хрустальные». Все эти три сосуда доныне хранятся в ризнице московского Успенского собора.

Название свое получили они от св. Антония Римлянина, игумена одного из первых монастырей в Новгороде. По сказанию пролога, положив эту драгоценную утварь в бочку, он пустил ее в море, откуда она приплыла в Волхов; там рыбаки вытащили ее сетью близ того места, где ныне Антониев монастырь. А сам Антоний приплыл чудесным образом на камне, который вделан в стену паперти монастырского собора. В княжение Мстислава Владимировича Мономаха римский выходец Антоний поселился в Новгороде, где основал и монастырь в 1106 г. Великий Новгород чтил эти сосуды как святыню отечественную, но царь Иоанн Васильевич, по приведении его на всю свою волю, взял их в Москву и посвятил дому Пресвятой Богородицы вместе с другими новгородскими святынями.

Сперва Антониевы сосуды хранились в Патриаршей ризнице, а теперь украшают ризницу Успенского собора.

Они употреблялись при торжественнейших служениях. Так, при венчании на царство Федора Алексеевича в 1676 г. патриарх Иоаким, из большого Антониева потира положа в кристальный Пречистой Крови Христовой, подал вкусить государю. На соборе против раскольников 1682 г. в Грановитой палате под председательством царевны Софии сей же патриарх представлял им Антониевы сосуды в доказательство древности четверочастного креста, на них изображенного.

Потир, дискос, лжица и копие золотые, сделанные при царе Федоре Алексеевиче в 1680 г.
(хранятся в московском Успенском соборе)

Потир этот, высотой 8 3/4 вершка, с дискосом, лжицей и копием из чистого золота, украшен крупными изумрудами и яхонтами. На чаше, кроме надписания слов Спасителя у Матф. (XXVI, 27), Марка (XIV, 23) и Луки (XXII, 20) наведены финифтью поясные изображения Деисуса, замечательные искусством работы, так как и в шести клеймах на поддоне изображения страстей Христовых. Весом потир сей с прибором 30 ф. 58 золотн.

О времени устроения сей драгоценной утвари свидетельствует следующая на ней надпись: Повелtнїемъ Великого Гд Іарm Цр`m иb Великогw Кнmзm Fеwдора Аbлексtевича всеm великїm иb малыm Россїи иb бtлыm Самодержца сїи сосuды златыm построены въ соборнuю Церковь Успенїm Пресвmтыm Бцbы в лtто /--зр`пн (1680).

Звездица, тарелочки золотые и костяная ложечка митрополита Петра

В ризнице московского Успенского собора звездица, покрывающая дискос, богата по металлу и по украшениям финифтью и драгоценными камнями. Состоя из четырех луков, между коими четыре луча, она образует восьмиконечную звезду, подобие небесного светила, путеводившего волхвов в Вифлеем. На ней читаем следующую надпись: лtта /--зч`г (1585) мtсmца їюлїm въ и` день сдtлана бысть сїа звtзда въ соборнuю иb апостольскuю церковь Пречистыm Богородицы честнагw иb славнагw Еm Успенїm, при благовtрномъ Царt иb Великомъ Кнmзt Fеодорt Icоанновичt, повелtнїемъ Господина Преосвmщеннаго Дїонисїm, Митрополїта всеm Росїи.

К ней принадлежат два золотых блюдца. На одном наведен финифтью восьмиконечный крест на Голгофе, с терновым венцом на средокрестии и с надписью по краям: Крестu твоемu покланmемсm Влыдыко и проч., а на другом — Воплощение в виде Знамения Богоматери

и с надписью вокруг: Все оуrпованїе мое къ Тебt возлагаю, Мати Божїm, сохрани мm во Своемъ си кровt.

Края обоих блюдец усажены изумруами и яхонтами в гнездах.

Наконец, на этом же рисунке представлена ложка из рыбьей кости, принадлежавшая, по преданию, Первосвятителю московскому Петру, но в соборной описи 1628 г. она названа «лжицею св. Ионы Митрополита». В соборной же описи 1627 г. упомянуты «ложка костяная, на кольце, обложена серебром лжичка и ворворка низана жемчугом». По-видимому, лжица сия принадлежит к келейной, а не к церковной утвари.

Корсунское паникадило в новгородском Софийском соборе

Так называемая лампада великого князя Владимира, или свечка Великого Новгорода, хранится в ризнице новгородского Софийского собора; в описи его сказано: «лампада большая, медная, Греческая, сквозная, на верхнем обруче и вокруг образа резные Херсонские». О ней мимоходом упоми-нают П.И. Кеппен в списке Русских памятников и Ф. Аделунг в сочинении о Корсунских вратах.
Внешность ее заслуживает внимания по художническим орнаментам и лицам историческим.

Обручи, или ободы, с поддонами двух ярусов этого паникадила украшены искусной сквозной резьбой, которая изображает между лилиями и узорами Деисуса с предстоящими ему двумя архангелами, апостолами Петром и Павлом и другими святыми; в числе их находятся св. Петр (Петра), св. Василий, два Саввы и Сергий, как можно видеть из славянских надписей у святых на хартиях, разобранных г. Солнцевым. На верхнем и нижнем обручах вычеканены, в каймах, крылатые центавры с такими же скипетрами и державами, какие у архангелов; на поддонах шестикрылые херувимы и также центавры.

Подобное смешение предметов христианских с языческими, как прежде заметили мы, допускалось на многих памятниках не только Западной, но и Восточной церкви. Что же касается до стиля сего паникадила, то он ближе к готическому и ломбардскому, хотя и слывет, подобно другим древним памятникам искусства в России, корсунским, может быть, это паникадило сделано под влиянием ганзейских художников.

Кроме церковной описи 1804 г., в письменных памятниках не находится свидетельств, а самая лампада не представляет достоверных признаков, по коим можно бы отнести ее ко времени св. Владимира. По недостатку данных обратимся к именам святых, здесь изображенных, кои нередко способствуют к приблизительному определению века и значения художественных памятников. Между ними заметили мы св. Петра в святительском облачении, а Сергия в одежде преподобнической. Ежели первый не епископ Севастийский, брат св. Василия Великого и Григория Нисского, если не один из епископов Никийских, или Александрийских III в., то должен быть св. Петр митрополит Всероссийский, прославленный отечественной церковью в XIV в. В месяцеслове также не один преподобный Сергий, ибо 20 марта празднуется память преподобного Сергия, убиенного в обители св. Саввы сарацинами в VIII в., 28 июня — преподобного Сергия Валаамского XV в., 5 июля — преподобного Сергия Радонежского, коего св. мощи открыты в 1427 г. Приняв святителя за Севастийского или Никийского епископа, мы поставим предание на некоторую степень вероятности; признав же за преподобного Сергия одного из двух последних, изображенных на лампаде, находим предание неосновательным и должны отнести этот памятник не ко времени св. Владимира, но к началу или половине XV в. Тогда уже Великий Новгород чествовал новоявленных святых отечественной церкви: Петра Митрополита и преподобных Сергиев Радонежского и Валаамского; в 1414 г. во имя первого сооружена была каменная церковь на вратах у святой Софии.

Самое же название Софийской лампады свечкой Великого Новгорода дает повод предполагать, что она была обетным его приношением дому святой Софии в память какого-либо важного события. Священным же именем Владимира предание запечатлело как этот, так и другие памятники храмового художества в знак народного благоговения к равноапостольному князю. Могло случиться, что лампаде присвоено название Владимировой потому, что она посвящена была Новгородом гробу св. благоверного князя Владимира Ярославича в Софийском соборе; ибо самые грамоты, летописи и предания нередко смешивают имена сего Владимира и Владимира Мономаха с равноапостольным Владимиром.

Железное новгородское паникадило

Когда по прибытии в Новгород архиепископа Пимена в 1558 г. открыты были св. мощи епископа Новгородского Никиты, кои скрывала могила 450 лет, тогда новгородцы, благоговейные к его памяти, устроили к гробу его железную лампаду, или так названную свечу. По форме своей и знаменованию тверди она схожа с древними хоросами (coron, circuli), какие употреблялись в церквях и вешаемы были перед св. иконами и мощами; также называется кандилом (candela, candelabrum), а от многих свеч — поликандилом, или паникадилом, которое вмещает в себе более двенадцати свеч и тем отличается от первого.

Старинное паникадило Теремной церкви

Это медное и вызолоченное паникадило в три яруса; его перья с шандалами обвивают матицу наподобие цветов. Верх ее увенчан восьмиконечным крестом, а низ оканчивается медным глобусом; к нему прежде привешено было строфокамиловое яйцо, коему Максим Грек в своих сочинениях дает символическое значение. Соразмерное в частях и красивое в целом, паникадило это висит перед алтарем в кремлевской церкви Словущего Воскресения. При сравнении его с другими паникадилами XVII столетия, украшающими московские церкви, можно заключать, что оно им современно.

Старинное медное паникадило
(находится в московском Благовещенском соборе, в приделе Иоанна Богослова, в главе)

Паникадило это висит перед древним алтарным иконостасом в верхнем приделе московского Благовещенского собора не во имя св. Иоанна Богослова, как сказано в надписи на рисунке, но в честь Входа в Иерусалим.

Оно из желтой меди, прежде позолоченной. Главные части его литые, а прочие кованые и чеканные. На матице его утвержден восьмиконечный крест, а глобус оканчивается звериной головой с отверстой пастью. По-видимому, это голова дельфина, потому что дельфин, по сказанию Григория Великого, служил употребительнейшим символом в церкви как намек на плавателей и на корабль; посему даже и светильники церковные назывались delphini. Прекрасно выделанные шандалы утверждены на перьях, перевитых виноградными листьями. Восьмиконечный крест, венчающий верх матицы, кажется, после приделан, соответственно назначению сего многосветильника в Православной церкви. Легкость и красивость рисунка, чистота и ловкость работы, отличая это паникадило от прочих XVII в., деланных Дмитрием Сверчковым и Иваном Григорьевым со товарищи, дают повод предполагать, что оно произведено иностранными мастерами, каков был голландец Госсом, украсивший паникадилами некоторые кремлевские храмы при царе Михаиле Федоровиче, или вывезено сыном его Алексеем из Литвы в числе военной добычи.
В Восточной и Западной церквях издревле находились такие паникадила, известные под именем Kronleuchter, phara, cabat{, canthara, pharacanthara. Так как они служили украшением и вместе освещением храма, то российские государи давали их вкладом в разные церкви, знаменуя этот дар гербом, который короновал их матицу.

Устроенные же доброхотными дателями и святителями в XVII в. были с восьмиконечным крестом наверху матицы. Одно из огромнейших и богатейших паникадил пожертвовано в московский Успенский собор боярином Морозовым в 1660 г.; оно было 113 пуд и 1 фунт весом, о шести ярусах со многими шандалами. На позолоту его употреблено 2000 червонцев и столько же заплачено за работу иностранному мастеру. В 1812 г. оно похищено неприятелями.

Старинные лампады, находящиеся в Успенском девичьем монастыре города Александрова;
калита, или кошелек, и труба царя Иоанна Васильевича IV, находящиеся в Печерском монастыре близ Пскова

Первые хранятся в Успенском девичьем монастыре уездного города Александрова, а остальные в Печерском монастыре близ Пскова.

Лампады сии из меди и серебра разной формы, как значится на рисунке; кроме стиля и предания, ничто не определяет их древности.

Калита, давшая прозвание великому князю Московскому, Иоанну I, есть слово татарское, значащее «сума», «кошелек на поясе»; оно встречается в духовных грамотах великих князей. Калита Иоанна IV устроена из красной камки с серебряными вызолоченными бляшками. Сходный с ней кошелек находится в собрании древностей у П.Ф. Карабанова. По-видимому, набожный царь оставил эту калиту на память в любимой им Псково-Печерской обители, которой не мог взять Стефан Баторий и которая многократно и доблестно выдерживала сильные нападения и осады лифляндских рыцарей.

Медная вызолоченная труба, без сомнения, есть один из трофеев войны русских с лифляндцами и поляками. На краях ее вырезана следующая надпись: HANNS HUPSCMAN NURMKEK 16. V. T. 45

Три старинных подсвечника
(находятся в кремлевской церкви Рождества Богородицы на Сенях)

Два из них медные, находятся в кремлевской церкви Рождества Богородицы на Сенях. Один поставной пред местными иконами, а другой — выносной. В рисунке их обнаруживается красивость фигуры, а в стиле — сходство с подобными произведениями XVII столетия, но ни художник, ни вкладчик не ознаменовали этих памятников надписями. Малоценность вещества и затейливость формы отличают другой запрестольный железный подсвечник в церкви Св. Иоасафа царевича, в подмосковном государевом селе Измайлове. Посередине его стержня клеймо с двуглавым орлом означает принадлежность его к царской церкви, или царский вклад.

Старинная свеча, или подсвечник,
в церкви Ризположения и деревянная раскрашенная верхняя доска скамьи в Благовещенском соборе в Москве

В Ризположенской церкви Московского Кремля перед местными образами стоят четыре вощаницы, или тощие расписные свечи, на медных поддонах с тремя левиками. Они состоят из деревянного столба высотой в 5 четвертей, обложенного воском, по коему наведены мозаично восковыми красками травы и цветы вроде энкаустики, известной грекам и римлянам. Три вощаницы сохранены в первоначальном своем виде, а четвертая после 1812 г. возобновлена по образцу первых. Сверху над ними утверждены медные шандалы, каких прежде не было, ибо свечи вставлялись в середину вощаницы. По крайнему ободу идет вязью надпись, которая показывает нам время устроения сих узорочных свеч в патриаршество Иосифа, правительствовавшего с 1642-го по 1652 г., вместе с тем свидетельствует о существовании тогда при этой церкви Патриаршего двора. Передаем надписи с двух свеч, кроме третьей, где слова большей частью изгладились или обломались, и кроме четвертой, на коей вновь изображены они согласно с первыми.

1. Лtта /--зр`на поставлена сїm свtща предъ образомъ Пресвmтыm Богородицы Ризъ Положенїm, повеленїемъ Великаго Господина Свmтtйшаго IBосифа Патрїарха Московскаго и всеm Рuсиї въ церкви Ризположенїm, что на Патрїаршемъ дворt.
2. Лtта /-- зр`нг Октmбрm въ є` день повtленїемъ Великого Господина Свmтtйшаго IBоси`fа Патрїарха Московского иb всеа Рuсиї въ церквt Пречистые Богородицы Ризположенїе, что на ево Госuдарm Патрїарше дворt, предъ мtстой образъ Пресвmтые Богородицы Одегитрїе поставлена сїа свtща.

Представляя здесь памятник церковного благолепия из XVII в., нельзя оставить без замечания, что прежде не в одной Ризположенской патриаршей церкви, но и в соборах и церквях, кроме подсвечников и лампад, находились такие вощаницы у образов, на поклоне в алтарном иконостасе, и назывались поставными, тощими, местными, а выносные свечи — ослопными. Подобно как у греков православных, у русских нередко бывали вощаницы и лампады обетными и неугасимыми, кои горели пред образами или св. мощами день и ночь; в середине их вкладывалась свеча, которую и зажигали. Такие вощаницы ставили великие князья пред чудотворными иконами и раками угодников Божьих, также и пред гробами родительскими. Иногда всем Новгородом и Псковом сооружаема была, по обещанию, неугасимая свеча в Софийский или Троицкий соборы. Так, великий князь Василий в 1509 г. устроил пред Св. Троицей в Псков и пред Софией Премудростью Божией свещи неугасимые2. Царь Иоанн IV в 1569 г. прислал в Новгород к мощам св. Никиты, епископа Новгородского, местную свечу, которая поставлена была на каменном белом стуле. Летописи наши нередко упоминают о чудесном самовозгорании свечей в церквях. Св. Алексий Митрополит взял с собой в Орду для исцеления Тайдулы свечу от вощаницы, затеплившейся в Успенском соборе.

Перед гробами отеческими великие и удельные князья ставили неугасимые свечи с тем, как они оговариваются в духовных своих грамотах, чтобы «не перестала память родителей и свеча бы их не угасла». Загасить свечу над гробом, по объяснению Арцыбашева, значило то же, что шевелить костями. Но также после отпевания загасить и положить свечу на гроб усопшего знаменовало вечное забвение всякой вражды. Ближайший пример тому встречаем в Новом Иерусалиме, где при переделке пола, на гробнице Никона Патриарха найдены положенные восковые зеленые свечи, какие царь Федор Алексеевич устроил для его отпевания. Поставление свечи у гроба родительского почиталось делом столь важным и священным, что сын Даниила Галицкого прислал в 1294 г. к умиравшему Волынскому князю Владимиру Перемышльского святителя Мемнона выпросить у него Брест «на свечу для гроба Даниилова». Кроме того, при свадебных обрядах государей, сверх обручальных, употреблялись свадебные вощаницы, похожие на ризположенские местные. На них были обручи большие, широкие, края чеканные, оба золоченые. Так, на свадьбе царя Михаила Федоровича с Евдокией Стрешневой государева свеча была в три пуда, а государыни — в два.

Таково назначение давали свечам в отечественной церкви, где они, составляя необходимую принадлежность при богослужении, имеют духовное, символическое знаменование.

Старинный церковный фонарь
(находится в Воскресенском монастыре)

Этот выносной фонарь принадлежит Воскресенскому монастырю, что называется Новый Иерусалим; он устроен из дерева, обложенного вычурными орнаментами из меди и бляшками из олова. Ему дано подобие церкви с шатровыми верхами, у коих недостает только крестов. Вместо стекол вставлена слюда; затейливость и красивость в целом и частях свидетельствуют об искусстве и тщательности художника. По-видимому, этот выносной фонарь относится ко времени основателя Нового Иерусалима Никона Патриарха.

Самое название, как и утварь, заимствованы из обрядника византийской церкви, потому что значит «светец, фонарь». Такие церковные фонари в крестных хождениях носили перед св. иконами или перед св. дарами, когда их препровождали из церкви в дом к опасно больным. Они изображены на старинных св. иконах и встречаются в церковных описях, так, например, в описи московского Успенского собора 1628 г.: «фонарь слюдень круглой». Из его устава видно, что при патриархах употреблялись в крестных хождениях фонари: большой, средний и малый. Огромный фонарь с двуглавым орлом доныне обыкновенно носят в крестных ходах московских.

Серебряная чаша времен царя Иоанна IV,
шандал времен царя Михаила Федоровича и старинное медное кадило
(хранятся в Смоленске в Архиерейской ризнице)

Сии церковные утвари, разных веков и разного стиля, хранятся в Архиерейской ризнице, в Смоленске.

Чаша серебряная, по-видимому, водосвятная; подпись кругом ее венчика свидетельствует, что утварь эта устроена при царе Иоанне Васильевиче.

Шандал, или, правильнее, выносной подсвечник, серебряный, отличается красивостью рисунка и чистотой работы, не позднее XVII в. Перехваты и вычурные его кронштейны вызолочены.

Медное кадило замечательно как древностью своей, так и необыкновенной формой; сквозная крышка его похожа на шатровый верх церкви.