Технический БОТ
Группа: Старшина
Сообщений: 924
Награды: 4
Статус: Offline
|
Тропа
Самое интересное в сказке начинается после слова «конец», когда девочка в красной шапочке вспоминает волка, отказываясь от пирожка, или брат с сестрой перестают просить сладости у родителей после одной прогулки в лес.
— Входите.
Бледная, усталая и худая женщина отошла в полумрак квартиры. Мужчины переглянулись, каждый своим мыслям, и медленно вошли в коридор.
— Не разувайтесь. Быстрее, пока его нет дома, — она показала в сторону двери, которая прикрывала комнату – маленькую, как и тот человек, потерявшийся там, где можно каждый день придумывать себя заново.
Сначала они перестают выходить на улицу, забывают про старых друзей и чаще пропускают учебу. Потом все реже говорят, едят, а ночью втайне ото всех заряжаются свечением монитора. Простужаются, остаются дома, но заболевают еще больше удаленно от реальности. Она становится врагом, когда случаются сбои у провайдера или в электросети.
— Он так вчера кричал, когда свет отключился. Я больше не выдержала…
— Родители чаще всего узнают об этом во время перебоев с электроэнергией, — сказал один из мужчин, а второй принялся устанавливать на компьютер программу для снижения виртуальной зависимости.
— Почему задумался, сказочник? — напарник хлопнул по его плечу, стряхивая пыль новых впечатлений.
— Сильнее ударь, хочу очнуться, — отшутился Константин. — Тебе Мишка в лес надо вместо медведя. Столько силы, а ты все с проводами и роутерами.
— Доброе дело делаем. Смотри замученная, наверное, одна воспитывает. Кстати, у тебя тоже дочка. Ей программка еще не нужна?
— Моя дочь не сидит в интернете.
Михаил замолчал и представил девушку, сидящую на пне посреди пустой комнаты. Перед ней стоял мольберт, а на полу лежала гора однотипных картин с соснами, полянами и островками закатного неба среди макушек. В глубокой сырости, как в изоляции, что дома, среди промоченных акварелями листов, что тогда в лесу.
— Она до сих пор того? — осекся Михаил и заткнул рот сигаретой.
Константин старался реже вспоминать об этом со дня переезда в большой город, окунался в работу, заботу, сон. Но прошлое ставило ему подножки в самых неожиданных местах, предлагая в качестве напарника парня-выходца из того же городка, объятого с трех сторон лесом.
— С ней все хорошо. Она просто рисует.
Постоянно. Каждую минуту. Кроме времени на сон. Спала Кристина на голом матрасе в «рабочей» комнате, где все провоняло растворителем и красками. Константин выманивал ее на кухню, когда просил сварить борщ или суп, накрутить котлет или пожарить курицу. Сама Кристина ела мало, вернее пила чай с молоком. Таким ее угостила женщина из дома на краю леса — та самая, что вышла на стук ветра по крыше и увидела девушку под дождем посреди поля.
Кристина блуждала в лесу двое суток, а, когда выбрела из него, вылечилась от воспаления легких, попросила отца купить краски. Сначала была акварель, потом гуашь, затем масло и акрил. Кристина пробовала, меняла техники, набивала руку, чтобы нарисовать лес. Первую удачную картину отнесла спасительнице, хотя спаслась по чистой случайности — пошла в какую-то минуту в нужном направлении.
— А она у тебя красавица. Наверное, от мужиков отбоя не было, — Михаил листал страницы поиска по картинкам, где еще сохранились изображения с удаленных профилей социальной сети.
— Она и осталась такой, — возразил напарник. — Не дыми на меня!
— Ах, да. Извини. В лесу не курят, — Михаил добродушно улыбнулся. Шутка удалась.
Они сидели в кабинете компании, которая предлагала доступ в другой лес из сетевых иллюзий, где люди предпочитали блуждать и блудить добровольно, общаться с подобными себе и притворяться другими. В живом лесу бы так не получилось. В живом лесу можно было потерять себя, как сделала Кристина, забыв на время собственное имя среди сосен.
— Я бы с ней познакомился.
Михаил любовался алыми губами на селфи, филигранными стрелками на веках — да, у девочки давно был художественный талант.
— Дай, — Константин дернул его руку. — Она больше не красится.
— Вся краска уходит на картины.
— В лес отправлю, — в тяжелом взгляде читалось «и правда ведь отправлю». Михаил молча выключил интернет на смартфоне.
«Отчаянная» звонила два раза в неделю, жаловалась на неработающую программу, просила приехать, посмотреть, помочь.
— Мы не волшебники и не психиатры. Мы только устанавливаем программу, которая постепенно корректирует запросы пользователя в интернете и формирует интерес к реальности. Не работает? Нужно время… Недели две-три.
— Две недели прошло, — вслух напомнил Константин, выглядывая из-за монитора. — Маячок на компьютере работает, программа запущена. Все в порядке.
— Вот и скажи ей это сам!
Трубка перелетела расстояние между столами и ловко попала в нужные руки. Константин говорил неделю назад, три дня назад повторял, но женщина звонила и просила спасти сына.
— В таких случаях нужен психиатр, — после отбоя сказал Константин.
— И не только зависимому ребенку.
Три новые заявки и два звонка сделали день тяжелее, вечер навалился на плечи.
— Может, по пивку? — Михаил ровно в шесть часов напялил кепку и очутился у двери.
— Ты же знаешь, я не пью.
— Ну в гости пригласи… На чай. Заодно с дочкой познакомишь.
Тяжелый взгляд опустился тенью на весь кабинет, стирая остатки закатного солнца со стены.
— Еще не время, Миша, еще не время.
Девочка, которую излечил лес, наливала чай и улыбалась впервые за месяц забвения. Ее руки были полностью отмыты от краски, волосы расчесаны, глаза сияли, как после полноценного сна.
— Я закончила, папа.
Вместо вопросов «Что?» и «Как?» Константин ответил:
— Я рад, дочка.
— Ты хочешь его увидеть?
Кристина по-детски сжимала чашку, волнительно заглядывала в глаза, словно за дверью в спальне располагалась галерея картин. Константин заглядывал туда вчера, видел все те же смятые листы на полу, наброски, размытые образы леса, сосны на каждом рисунке.
— Кого? — с горечью спросил он.
— Лес. Папа, ты же знаешь, что я рисовала лес. Теперь я могу показать его всем.
Восторженно. Наивно. Безрассудно.
— Давай завтра, — Константин взял ее за руку, легонько сжал, а потом вовсе не захотел отпускать, будто она ускользала навсегда. Он не следил за возвращениями дочери домой два месяца назад, не знал, как она добиралась до кровати сквозь алкогольный туман и падала до утра. Всего два месяца назад он сидел над программой, путал дни и ночи, терял время и ее.
— Конечно. Я не подумала. Сейчас ночь. В лесу ничего не будет видно. Небо затянуто облаками. Даже на звезды не посмотришь.
Константин кивал, сжимая руку и перебирая тонкие пальцы.
Ночь прошла неспокойно под назойливые звуки из темноты. Ему слышалось жужжание комаров, треск веток, шорохи ветра и скрипы высоких сосен — забытые звуки налились в уши воспоминаниями, переросли в головную боль. Утро не стало спасением: пятница звала на работу через город, исчезнувший под пеленой туманного дождя, в офис. День пасмурного неба, день телефонных звонков. Люди набирали номер от нечего делать, задавали однотипные вопросы, заставляли твердить заученные ответы.
Чем чаще повторяешь информацию, тем бредовее она кажется.
Заявок на интернет больше, чем на лечение интернет-зависимости.
И это было логично
Закуривают чаще, чем бросают.
Сидят дольше, чем ходят.
— Извините, заявки переносим на завтра. Сегодня напарник не вышел на работу, — сказал Константин в очередной раз и посмотрел на пустой стул.
Телефон Михаила молчал.
Телефон на столе разрывался.
Голова болела.
Оставшись на обед без еды, Константин ждал других сюрпризов от вечера. Он был готов ответить еще на десять звонков, перечислить все тарифы компании, описать принцип действия программы, но случилось самое скверное.
— Здравствуйте, — на пороге стояла «отчаянная». С мокрыми волосами она выглядела еще несчастнее. — Я по поводу программы… Она не работает.
Константину сразу захотелось понюхать воздух на предмет перегара, вызвать бригаду из наркодиспансера или просто по-человечески уложить эту женщину с серым лицом и мешками под глазами спать.
— Хотите кофе?
— Я тороплюсь. Мне надо работать.
— Пять минут ничего не решают.
— Решают. Мой сын встает только на пять минут. Я вижу, что он хочет куда-то еще пойти, но сегодня этот проклятый дождь. Ему некуда пойти…
«Отчаянная» плакала беззвучно, как дождь пускал струи по стеклу.
— Кем вы работаете? — догадался Константин.
— Я делаю сайты. Круглые сутки. Нужны деньги, нам их всегда не хватает.
Он вздохнул, замечая, что струи превращаются в единичные капли. Вмиг в кабинете стало светлее, с окон ушла испарина.
— Дождь проходит, а вы — устройте себе выходной. Сыну нужен личный пример.
Константин минуты две вращал ключи в замке, пока понял, что дверь открыта.
— Кристина?! — с порога крикнул он в полумрак коридора, и холодное дыхание сквозняка ответило с долгим эхом. Будто квартира была только началом большого и холодного предчувствия.
— Что папа? — дочь выглянула из кухни, промчалась по коридору, чмокнула его в щеку. Живая. Теплая. Улыбчивая. Будто того, что случилось в маленьком городе рядом с лесом два месяца назад, не было.
— Все в порядке? — Константин зябнул и сомневался. Он забыл обо всех звонках и планах на завтра, забыл, что хотел заскочить к напарнику домой, забыл, что нес домой тепло после встречи с «отчаянной».
— Да, — Кристина закрыла двери своей комнаты — источника темноты и холода, наполнившего всю квартиру. — Давай разувайся, мой руки и будем пить чай. Ты весь промок и дрожишь.
Константин наклонился, чтобы стянуть кроссовки, и вмиг согрелся. На коврике, покрытом отпечатками обувных следов, стояли ботинки. Обычные женские ботинки, но только с грязью на подошве.
— Ты что выходила?
— Да, конечно! Я купила молока, оно закончилось. И твое любимое печенье.
Ликовать или волноваться, радоваться или бояться — Константин не знал, что делать. Он два месяца звал ее на прогулки, в супермаркет, магазины одежды, но Кристина выбирала затворничество, чай с молоком и рисунки.
— А как ты магазин нашла?
— Пап, ну ты что. Магазин в доме напротив.
Она вернулась или стала совсем другой — Константин не знал, что за девушка сейчас накрывает стол на кухне, доваривает суп и вылавливает ему в тарелку больше кусочков мяса. Приятно познакомиться, Кристина.
Петли у двери были смазаны. Чтобы не привлекать внимание щелчком выключателя, он осветил комнату светом от мобильного телефона. Все те же горы бумаги на полу, хаотично развешенные рисунки на стенах и матрас в углу вместо кровати. На нем только появилось одеяло — наверное, потому что похолодало. Ничего не изменилось в комнате, отражающий внутренний мир Кристины.
— Папа, ты идешь ужинать?!
— Да. Уже иду, — тихо прикрыв двери, Константин открыл дорогу новым размышлениям.
Сон не шел, будто убегал от него и гнал по темному лесу. Едкий запах мешал спать, будто Кристина вымыла полы со средством, источающим аромат хвои. Константин кутался в одеяло, мерз, крутился и прятал голову под подушку. Стоило сну нахлынуть, как звук с улицы вырывал его из подсознания, мозг возвращался в анализирующий альфа-ритм. Он слышал голос Михаила в каждом монологе ночных гуляк за окном. Эти люди ставили на телефонах такую же мелодию, которая звучала в кабинете из кармана напарника. Константин поднялся, часы на мобильнике показывали три ночи. Он набрал номер Михаила и продержался всего один гудок. Мелодия раздалась совсем рядом, будто из коридора, будто из соседней комнаты. Константин встал и приготовился искать источник звука, нажимая на кнопку вызова. Но тишиной ответили квартира, дом, улица и даже голова. И только издалека к нему прорывался знакомый тонкий голос:
— Папа!
Странно, в лесу принято кричать «Ау!», подумал Константин и проснулся. Еще секунда понадобилась, чтобы различить настоящий крик. Зов из прошлого. Он вскочил с кровати и побежал за голосом слабеющим, глохнущим в других звуках. На пороге Кристининой комнаты осталось только эхо, смешанное с холодной и влажной темнотой. Шагнув в нее, Константин одернул ногу — на полу лежало что-то шершавое. В коридоре при включенном свете он заметил прилипшие на пятку влажные сосновые колючки. Желтые, сухие, какие образуют плотный ковер в каждом многолетнем лесу.
— Кристина! — крикнул он в дверной проем, и эхо разлетелось на десятки километров, не оставляя шанса на ответ. — Кристина! Я сейчас иду!
Он по-армейски быстро надел джинсы, свитер и кроссовки. Мимоходом заметил, что дочкиной куртки нет на антресоли, а на коврике не стоят ботинки. С фонариком в руке Константин нырнул в темноту, с хрустом отдаляясь от освещенного островка дома. Путешествие в прошлое началось. Он понял, что слишком долго ждал.
Пока Кристина подрастет сама и станет копией матери, когда-то ушедшей ночью без возврата.
Пока нагуляется и придет домой потише, чтобы не мешать ему отдыхать те жалкие два часа перед рассветом.
Пока выйдет сама из лесу или будет найдена поисковыми службами, хотя он доподлинно знал, куда отправляется гулять молодежь после занятий в техникуме. Куда и сам ходил Константин, приезжая с учебы на выходные к друзьям. Они выбирались на большую поляну, погружаясь в лес всего-то на километр. Но после ящика пива легко блуждали и в пяти соснах. Проще было лечь и поспать в лесу, что и делали, заранее устанавливая палатки и разжигая костер. Когда-то он пытался сделать отметки на деревьях, вырезая ножом стрелки, чтобы не потеряться в кустах, когда пиво просилось наружу. Поляна обрывалась оврагом, и только отличное знание местности спасало ночных путешественников от переломов и ушибов.
Константин остановился отдышаться и оперся о дерево, ощущая странное тепло коры. Он одернул ладонь и улыбнулся. Знакомая стрелка грела ладонь надеждой, но это могло быть лишь начало пути.
— Кристи-и-на! — легкие раскрылись громче, чтобы докричаться до прошлого двухмесячной давности.
— Тише. Чего ты так орешь?
Они были совсем рядом, укрытые темнотой и тайной.
Кристина и Михаил сидели на поваленном еще предыдущими поколениями бревне и прикрывали глаза от луча фонаря.
— Свет убери.
Константин сам быстрее отвел руку в сторону, чтобы не видеть размазанной помады на губах, стеклянного хмельного взгляда, помятых волос. На него смотрела та далекая дочь из прошлого, которую лес спас от ночей под чужими одеялами, ночей за бутылку или купюру.
— Нас не надо было знакомить. Мы познакомились давно.
Константин должен был догадаться, когда напарник искал фотографии дочки в интернете, задавая в поиске псевдоним, придуманный девочкой для социальной сети. Лес выводит всех к правде. Помогает набивать на лбу новые шишки после опьянения. Усиливает озноб у трезвеющих на сырых иголках. Вызывает слезы из пересушенных внезапным ветром глаз.
Ему некого было звать домой, да и на работу возвращаться было незачем. Разве нормальный отец мог быть присесть рядом с молодежью, спросить, найдется ли для старика лишняя бутылка. Разве нормально отец мог бы развернуться и оставить дочь в лесу одну с человеком, который два месяца притворялся другом.
— Ты не моя дочь. Ты не Кристина, — вырвалось у него отчаянно и с дрожью.
— О-па, — только и сказал Михаил.
— Кристина ждет меня дома. И уже, очевидно, волнуется. Она стала хорошей, заботливой, и не хочет жить как раньше, — Константин говорил решительно, глядя в даль, где сквозь темноту леса виднелся огонек коридорной лампы.
— Слышь, вот твоя дочь. Не гони, — Михаил попытался встать, но ноги плохо слушались. Он опрокинулся обратно, повалился на землю за бревно и как бревно. Кристина из прошлого залилась смехом, закашлялась, снова засмеялась истерично и визгливо.
Константин оставил их и пошел по знакомым стрелкам налегке. Без груза, тянувшего его мыслями в гиблое место. Никогда не нужно ворошить прошлое, даже в целях самотерапии.
Он ступил на освещенный линолеум коридора с волнением, а, когда вышел из спальни, дверь захлопнулась сквозняком позади и подтолкнула его вперед. Шаг, еще шаг в сторону кухни в полном оглушении из-за шумящей в ушах крови. Шум нарастал, перерос в зрительные галлюцинации солнечных бликов перед глазами. Отрезвляющий свист чайника встретил его на пороге кухни. Из окна поднималось рассветное солнце, а из его объятий в руки Константину бежала дочь.
— Папа! Ты вернулся. Я так боялась. Прости.
— Это ты прости меня. Я не должен был…
— Должен, пап. К прошлому нет возврата, но его нужно знать в лицо, чтобы вовремя отвернуться в очередной раз.
Она стояла перед ним чистая, расчесанная, с естественной улыбкой — настоящее дитя природы, как та девочка, которая любила играть в куклы среди молодых сосен, знала грибные места и никогда не бросала в лесу бумажки от конфет.
— Сейчас попьем чай и сделаем еще одно важное дело.
Кристина поманила отца к спальне, слегка приоткрыла дверь, чтобы показать спящего на матрасе Михаила. Измученного, исхлестанного ветками, переросшего себя.
— Он слишком долго искал меня ту, другую. Заблудился, устал. Пусть поспит, а потом мы тоже нальем ему чаю с молоком.
Хотя кулаки чесались наподдать спящему гостю, Константин кивнул и посмотрел на место, где раньше располагалась стена. Вместо плинтуса росла трава, над ней нависали пушистые лапки молодняка, потеснившего скромные квадратные метры, а дальше за пролеском виднелись сосны — золотистые и дружелюбные под утренним солнцем. Он подумал, что «отчаянной» с сыном неплохо было бы прогуляться по лесной тропе, достал мобильный и сохранил ставший знакомым номер в телефонный справочник.
Распорядитель конкурсов на Дружине
|
)
