Прыжок леопарда
|
Подкова
|
Дата: Понедельник, 13.08.2012, 16:34 | Сообщение # 211
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 7 Чеченский след
Студентку из Ленинграда доставили ранним утром. Ее извлекли из багажника «Жигулей» и небрежно опустили на землю. Девчонка была, в чем мать родила: стояла, прикрывшись ладошками, и молчала. Багажа при ней — самый минимум: ни лифчика, ни трусов — лишь горсть золотых побрякушек.
— Георгий Саитович тебе передал, — пояснил один из курьеров по кличке Рахматулло, — сказал, «пусть подарит своей невесте».
Заур машинально принял «рыжье», молча сунул в карман, долго, минуты три, пристально рассматривал пленницу. До этого с женским телом он был знаком на ощупь. Затащив зазнобу на шконку, первым делом выключал свет и всегда почему-то стыдился своей наготы. Теперь, как прозревший слепой он испытывал новое чувство — нечто сродни восхищению. Бабенка ему понравилась. Настолько понравилась, что он ощутил легкий укол ревности.
— Так и везли? — спросил Ичигаев со скрипом в голосе, — на троих, небось, разбавляли?
— Ее-то?! — сплюнул Рахматулло, — секельды багда гюлли! Да в голодный год за мешок сухарей даже срать рядом не сяду! Ты бы видел, нохче, какая она была! Как вспомню — блевать тянет. Не баба — голимый кусок дерьма! Это мы ее в автосервисе водичкой из шланга обмыли, в божий вид, так сказать, привели.
Курьер говорил по-русски. Девчонка, естественно, все поняла, но даже не покраснела. Похоже, ей было по барабану: где она и что с ней собираются делать.
— Ладно, потом расскажешь, — еще больше насупился Ичигаев и сделал рукой приглашающий жест.
Не успели взойти на крыльцо — пришли от заказчика. Они как будто следили за домом. Пленницу увезли. Для прикрытия срама, Чига дал ей ватное одеяло.
Как позже рассказывал Рахматулло, взяли ее легко. Постучали в квартиру, сказали, что это сантехник из ЖЭКа. Девчонка открыла дверь и отошла к телефону. Потом что-то заподозрила и стала кричать. Ее, естественно, успокоили: достали из домашнего бара бутылку заграничного «пойла», залили через воронку. Стандартная порция клофелина свалила ее с катушек.
Хватились пропажи на удивление быстро. И началось самое интересное: на уши встали милиция, армия, КГБ. К операции привлекли даже курсантов военных училищ. По области был объявлен план «перехват». Шерстили всех уголовников. На дорогах проверялись даже дальнобойные фуры. Но Георгий Саитович тоже не пальцем деланный. Он использовал запасной вариант доставки. Девчонку везли в товарном вагоне под пломбой.
Полдороги она спала. Несла под себя, как курица, и по малому и по большому. Откроет глаза, хватанет стакан минералки — и снова сопит в две дырки. Несло от нее, как от душного козла, жрать невозможно. Чем только от «бакша» не огораживались — все бесполезно. Дошло до того, что в пути приоткрыли окно и так дышали по очереди.
Потом кто-то из хлопчиков предложил: давай, мол, сыграем в картишки на раздевание. Кто лоханулся — снимает с бабенки какую то часть одежды и майнает в окно. Короче, хлебнули горя. Больше всех досталось Артуру: он пацанчик еще молодой, но уже наркоман со стажем. Примет порцию ханки — совсем с головой не дружит. Такое надо смотреть: дерьмище присохло к жопе, марухе больно, она орет, а он, знай себе, обдирает ее, как луковицу.
Дышать после этого вроде бы стало полегче. Я ей на радостях даже свой спальник пожертвовал, чтоб не замерзла. Вижу, чуть-чуть отошла: попросила стакан водки, потом пожрать. Похлебала немного бульона — и снова на боковую.
— Она ничего не рассказывала: где живет, кто родители? — зачем-то спросил Заур.
— В том-то и дело, что нет. Другая бы криком кричала, бросалась на стены, морду себе всю расцарапала. Я тебе так скажу: это очень сильная баба, а несла под себя специально, чтоб не снасильничали. Я думаю…
— Что?
— Может, она смирилась? Аллах иногда позволяет заранее знать свою смерть. Интересно, сколько же за нее заплатили?
— Тебе-то какое дело?! — внезапно вспылил Заур. — Все мы свое когда-то получим.
Посредник принес пятьдесят тысяч зелеными. Столько же обещал после сдачи «товара» заказчику. Итого — сто. Чига скрипнул зубами: он бы отдал вдвое больше, только б не видеть ее никогда, только б не знать, что она где-то есть.
К вечеру приехал Эфенди, привез свежую прессу. Он купил газеты в Назрани, где встречался с верховным муфтием. В самом Грозном почта давно уже не работала.
— Курьеры еще не убыли? — спросил он с порога.
— Завтра с утра собираются.
— Я б на их месте не слишком торопился в Москву — на, почитай!
На первых страницах московских газет — фотография недавней его пленницы. Над ней заголовки: «Похищена дочь одного из столпов советской внешней разведки»; «Месть иностранных спецслужб, или происки русской мафии?»; «Награда в миллион долларов за дочь рядового полковника»; «Кто он, главный подозреваемый?» На разворотах — целая куча статей, посвященных борьбе с криминалом и пространное интервью с министром внутренних дел.
Странное дело: свидетели не молчали. Каждый, наперебой, стремился помочь следствию. Ценную информацию давали осведомители и «люди с активной гражданской позицией». Архив МВД стал почти что читальным залом. Сами менты уже не боялись огласки и щедро делились тайнами следствия. И это во времена стопроцентно недоказуемых глухарей!
Публикации были наполнены сермяжным гражданским пафосом: «Доколе?!» Все били в одну точку и сходились на Гоге Сухумском: это он, кровожадный монстр — и есть главный подозреваемый. Ату его, суку, даешь санкцию прокурора на обыск и еще одну — на арест!
Чига бросился в комнату, схватился за телефон.
— Не суетись, Заур, — тихо сказал Эфенди, — из Москвы твой дядя уже уехал. Его телефонный номер, скорее всего, прослушивают. Звонить по нему опасно, можно себя нечаянно выдать.
— Выдать? Кому?
— Не знаю еще. Но сейчас для кого-то ты самый главный свидетель.
В подтверждение его слов, звякнула оконная рама. На стене, чуть выше головы Ичигаева, появилась аккуратная дырка. В тот же миг какая-то сила толкнула его на пол. Несколько пуль впились в дверной косяк там, где он только что был. Заур с удивлением посмотрел на Эфенди: если б не он…
Этот медлительный благообразный старик оказался умелым воином. Уже с пистолетом в руке, он тенью скользнул к окну, пару раз нажал на курок и резко отпрянул в сторону. В коридоре и во дворе что-то одновременно рвануло. Запахло гарью и порохом, затрещали языки пламени.
Из времянки, где жили курьеры, донеслись ответные выстрелы. Охранники домочадцы тоже справились с замешательством — огрызнулись парой очередей.
На улице кто-то вскрикнул. Громко хлопнула дверца машины. Взревел двигатель. Ичигаев поднялся на ноги, вытер холодный пот. Ему было очень стыдно.
— Что, нохче, мал-мал обосрался? — спросил он себя со злобой, — а ведь это еще цветочки!
Скоротечная схватка казалась ему незаконченным предложением. А ведь в следующий раз нападавшие будут умнее.
Пожар потушили быстро. Людских потерь в доме не было. Обошлись малой кровью: Артур по глупости подставился под осколок, и ему отрезало мочку уха.
…После закатной молитвы Ичигаев вышел во двор. Присел на скамейку. Землю окутала ночь. Одна из последних мирных ночей мятежного города. Он знал, что сегодня его не придут убивать, а если придут, у врагов ничего не выйдет. Потому, что он не один.
Эфенди раскуривал длинную трубку, похожую на кальян и тоже о чем-то думал. Потом произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Посланник Аллаха однажды сказал: «Тот, кто имея рабыню, хорошо воспитал ее, должным образом обучил основам религии, а потом полюбил и женился на ней, — тому уготована двойная награда».
— Я найду эту девчонку, — тихо ответил Заур, — Всевышний свидетель, я так не хотел ее отдавать!
— Нужно уходить в горы, — сказал старик, как о чем-то давно решенном, — здесь за твою жизнь я не дал бы ломаного гроша. Тот, кто делает черное дело чужими руками, принимает ихрам, как одежды, но не как состояние духа.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Вторник, 14.08.2012, 15:13 | Сообщение # 212
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Утром убили Рахматулло. Прямо у ворот гаража. Кто-то стрелял ему в спину, пока тот возился с замком. Как это случилось, никто не слышал. Пистолет, скорее всего, был с глушителем. Один из соседей, выходивший из дома по малой нужде, вроде бы видел легковую машину, а как она выглядит, припомнить не смог — не до того было.
Артур плакал в голос. Немой хватался за автомат, грозился всех замочить. Трясло его, как эпилептика. Ни зрачков, ни радужных оболочек — сплошь белые пятна. Чига хотел вызывать скорую, но телефон не работал. Слава Аллаху — обошлись без врача. Больного скрутили, вкололи ему скополамин.
В общем, прошло часа два, прежде чем все успокоилось. Покойника занесли в дом, обмыли, переодели. Из мечети пришел мулла, прочитал нараспев несколько сур Корана. Эфенди, как самый опытный, все остальное взял на себя.
Когда цинковый гроб уже запаяли, из мэрии Грозного приехали вооруженные люди. Их прислал Беслан Гантемиров. Задавали много вопросов. Хотели составлять протокол, но узнав, что убитый приезжий и, более того, не чеченец, вдруг передумали. А самому Зауру сказали открытым текстом:
— Уходи отсюда, нохче. Здесь тебе делать нечего, не тот контингент.
Люди Гоги Сухумского знали чеченский язык. Даже те, что работали с ним в России. Эти слова были поняты без купюр и сделали то, чего не смогли автоматы ночных налетчиков. Чига был еще в своем окружении, но уже остался один. Большинство из бойцов вдруг решили срочно ехать в Москву. Надо, мол, проводить и предать земле старинного друга. Последним ушел Яхъя — ингуш из Назрани по прозвищу Искандер.
— Не срослось у тебя, Малой, — сказал он вместо прощания, — и никогда не срастется. Здесь Георгий Саитович нужен: тебе одному не вырулить. Кто-то начал очень серьезную партию. И партия эта будет считаться законченной только после того, как нас, всех до единого, уберут. Мы не только свидетели, мы люди, на которых можно списать любой беспредел. Против тебя играет — дядюшкин бизнес. Слишком уж он, как бы помягче сказать… специфический. Если глянуть предвзято, есть в нем широкий простор для фантазии. Правильно говорил старик: нужно уходить в горы. Между прочим, правильно говорил, а ты не послушал…
— Уходи. Я никого не держу.
— Обиделся на ребят? — это ты зря! Неужели не понимаешь, что в доме мы все заложники? Стоит его хорошенько вскрыть — и тот, кто за нами охотится, разом решает проблему. Я не знаю его возможностей, но сужу по его делам.
— Кто бы он ни был, это мой кровник! — упрямо сказал Заур, — и прежде чем уйти к праотцам, я хотел бы отведать глоточек его крови.
— Как же ты собираешься его разыскать? — ехидно спросил Искандер.
— Что я, совсем тупой? — нужно искать того, кто купил девчонку.
— За девчонкой приходили шестерки, промежуточное звено. Если трезво подумать, они тоже вряд ли догадываются, кто за этим заказом стоит.
— Посредник расскажет.
— Ничего он уже не расскажет. Посредника схоронили еще вчера: в неположенном месте переходил через улицу.
— Тогда есть другой вариант. Газеты подняли шум: «Похищена дочь одного из столпов советской разведки», «Награда в миллион долларов»…
— Ну?
— Вряд ли газетчики промолчат, если кто-то получит эту награду.
— Правильно мыслишь, нохче, но тот, кто играет против тебя, сделает все, чтобы ты эту новость узнал посмертно.
— В моей прошлой жизни, — усмехнулся Заур, — было много моментов, за которые мне до сих пор стыдно. Если сейчас уйду — их будет еще больше.
— Как знаешь, — качнул головой Искандер и закрыл за собой дверь.
Когда вернулся Эфенди, был уже вечер. Чига сидел на крыльце с думою на челе. В одной руке автомат, в другой — заряженный шприц.
— Это и все, на что ты способен? – мрачно спросил старик.
— Скоро Рахматулло предстанет перед Всевышним. Его предадут земле. Он был плохим мусульманином, но очень хорошим другом. Чем я могу помочь нашему брату? Если будет угодно Аллаху, я готов отпустить всех заложников.
— Вы, русские, очень странные люди! — горько вздохнул старик. — Единицы из вас что-то знают об истинной вере, еще меньше — собираются следовать ей, но в своем большинстве вы готовы умереть за нее.
— Я чеченец, вайнах! — вскинул голову Чига.
— Для остального мира вы навсегда останетесь русскими...
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Вторник, 14.08.2012, 17:15 | Сообщение # 213
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 8 «Мимо тюрьмы не проскочишь».
Черная «Волга» с ленинградскими номерами только на вид была грязной и неказистой. Каких-то полгода назад она обладала кремлевской пропиской, а там, как известно, механиков Кулибиных полный гараж. Машины доводят годами. Да так, чтоб одно не в ущерб другому: надежность, скорость, маневренность, безопасность. В общем, не машина — игрушка, а поди ж ты! — досталась простому полковнику на правах частной собственности. Как сказала Анастасия, это было нетрудно: новая власть предпочла иномарки, а «Волги» пустила в продажу.
Для такого волчары как Максимейко, трудно придумать лучшие ноги. Он привык к кочевой жизни со всеми ее издержками: рэкетом, взятками, грабежами, освоился на дороге, заматерел. Тормозни его на любом посту, по взглядам, по жестам стражей порядка сразу определит: кто из них сколько возьмет.
Для того, кто крутил баранку, это не ново. Чем дальше на юг – тем нещаднее солнце, тем ненасытней менты на дорогах. Климат такой, что ли? Это где-нибудь в Вологодской области людям раздолье. Ну, может, еще в Центральной России. Там, если вас остановят — только по делу. Для того, например, чтобы спросить: почему не работают «поворотники»? Или с тревогой подскажут: «Вид у вас слишком усталый. Не рискуйте, пора отдохнуть». Смешные, наивные люди! Взяток совсем не берут, даже от чистого сердца. Для них это дико! Так и живут на одну зарплату. Не добрался туда прогресс, с бубенцами, на «шестисотом».
О Москве говорить не будем. Это хуже, чем юг. Ее нормальные люди обходят самым внешним кольцом. (Ну их в баню, рожженных дожжем на пороге булошной.) Москва —эталон жлобства, город, где ходят во власть «конкретно», исключительно по большому, ходят так, что потом вся Россия крутит носами!
Настоящие чудеса начались уже под Ростовом. Кому рассказать — не поверят! Да и сам Максимейко сначала опешил: по пояс голый гаишник вынырнул из окошка стеклянной будки, засвистел, замахал полосатой палкой: эй, ты, который на «Волге», сюда, мол! Видок у гаишника был еще тот: форменная фуражка чудом держалась на лысой макушке — гвоздем приколочена, что ли?
Валерий Григорьевич хмыкнул: «во, клоуны!», послушно поднялся по узкой лестнице, толкнул хлипкую дверь — это в фильмах полковник разведки может построить хозяев дороги. В жизни не получается — так самого построят, что очнешься в вонючем кювете без машины и красной корочки.
Дым в «служебке» стоял коромыслом: вот-вот — и взлетит крыша. Внизу, под сизым кучевым облаком — самый натуральный банкет. Рабочий стол застелен газеткой, а на ней — обилие разноцветных наклеек и плодов южной осени. Телефон и компьютер — в самом дальнем углу, чтоб не мешали. На кожаном черном диване сидя дремлют две плечевых проститутки —ушатались, бедняжки!
Четыре луженых глотки тоже устали пить и теперь тешили души:
«Любо, братцы, любо,
Любо, братцы жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужи-ить…»
Максимейко вежливо кашлянул.
На него замахали в четыре руки: не мешай, мол!
— Гыля, сам пришел! — искренне удивился старший по званию, закончив «спываты» — типичный донской казачура с погонами лейтенанта и потным лицом кирпичного цвета, над тесным воротничком.
— Пришел бы он, как же! — победно ощерился лысый и дохнул сложным букетом на Максимейко. — В общем, так, мужичок, считай, что тебе повезло. Доить мы тебя не будем, хотя можем. Клади на стол полтишок. У нас полтишка не хватает, чтобы деньги поровну поделить.
А ведь до сих пор Максимейко считал, что его чем-либо удивить трудно!
— Надо же, альтруисты сплошные пошли, — ворчал он себе под нос, имея в виду и пьяных гаишников, и давешнего клиента, того мужика, что так дорого ценит свое честное слово. — Ничего, дорогой, потерпи, до назначенной встречи всего-то три дня. Если все пойдет, как намечено, — он постучал по бейсбольной бите, — будет у меня целый день передышки!
У полковника в разработке были еще два дела: одно в Ростове, другое — в соседнем райцентре.
Беспощадное солнце стремилось к зениту. Максимейко совсем угорел: в ушах зазвенело, над дорогой поплыли оранжевые круги, серая полоса асфальта резко вильнула в сторону, превратилась сначала в тонкую линию, а потом разошлась ножницами. Начало нынешней осени выдалось на удивление жарким. Термометр даже в тени поднимался до сорока. «В этом году, — поясняли астрологи, — наша планета максимально приближена к Солнцу». Похоже, что так.
Ох, уж эта дорога! Пришлось свернуть на обочину, свериться с картой: пилить еще и пилить — четырнадцать верст с гаком! Хоть бы кемпинг какой на пути! Эх, нырнуть под душ, выпить холодного пива, а потом хорошенько выспаться и дождаться вечерней прохлады… но об этом можно только мечтать!
Максимейко достал из багажника бутылку минеральной воды и вылил себе на голову. Смешавшись с соленым потом, невнятная влага горячими струйками стекала за воротник и дальше, под брючный ремень. Легче не стало, но он все равно сел за руль и рванул дальше: к Ростову, вернее — к желанному пиву.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Четверг, 16.08.2012, 16:57 | Сообщение # 214
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
…Город как будто бы вымер. От самых его окраин вдоль дороги столы, а на них — лотки с осетриной. Продавцов не видно — попрятались в тень. Мол, совесть имеешь, заплатишь, а ежели так возьмешь, — дерьма не жалко. Над желтою марлей роились мухи и это единственное, что придавало пейзажу эффект движения.
Валерий Георгиевич Ростов не любил за грязь и амбиции вольного города Гамбурга. А раз не любил — значит, не знал. Ехать пришлось наобум, вдоль полотна железной дороги. Он тешил себя робкой надеждой добраться до какого-нибудь вокзала. Уж там-то всегда многолюдно. Полковник долго плутал по улице Фритьофа Нансена и все удивлялся: ну как здесь люди живут? — пыль, серость. Даже навозные мухи утратили перламутровый глянец. У обочин — огромные кучи мусора. Покоятся, как верстовые столбы — дорога из прошлого в никуда… тьфу ты, накаркал! Чуть впереди плотно застрял грузовой трейлер. Шофер, мокрый как мышь, плюнул от возмущения, матюкнулся, пнул босоножкою лысый скат и пошел искать пиво — даже лицом просветлел.
Пришлось возвращаться назад и опять выбираться на главную. Не город — лабиринт Минотавра: повесили тонны железа в виде дорожных знаков, а половина из них друг другу перечат. Эдак хрен куда попадешь, а тут еще движок перегрелся — холодной водички хочется и ему.
Максимейко свернул в какую-то узкую улочку, припарковался в тени раскидистой груши. Было все так же жарко, но жадные языки солнца не пробивали листву, не слепили глаза. Найти бы еще холодной воды, долить радиатор, да силы… где же их взять?
Усталость прибирала свое: Валерий Георгиевич откинул сидение и прилег...
Разбудил его скрип, вернее — не скрип, а отчаянный визг тормозов. Максимейко спросонья подпрыгнул: в сантиметрах от заднего бампера стоял «Мерседес» — тот самый, шестисотый, модного серебристого цвета, нарисовался, как из расхожего анекдота. Не машина — игрушка с надлежащими «наворотами», по самому последнему слову.
Седой старикан небрежно захлопнул дверь, походя цыкнул электронным замком и тенью метнулся к воротам кирпичного гаража. Там с минуту поколдовал над хитрым замком, набрал код и скрылся за бронированной дверью. Выходил он, спиной вперед, прижимая к груди две бутылки шампанского. Стекло дымилось на солнце, исходило холодным паром, а в карманах коротких штанов «а-ля Гитлер югенд» плотно сидели бокалы — резные, из хрусталя.
— Извините, пожалуйста, — хотел было сказать Максимейко, но только закашлялся.
— Те чё, братан? — мгновенно спросил старик вкрадчивым голосом, как волк, оборачиваясь всем телом.
Эх, в кино бы такого снимать! На широкой груди — густая седая поросль; сквозь прорези майки — фрагментами — храм с пятью куполами, профиль дедушки Сталина и еще кое-что в этом же роде. Этот «фрак с орденами» внушал почтение, и не только он: из-под бутылок выглядывал «напупочный» крест на толстой претолстой «цепуре». Такой в магазине не купишь — эксклюзив из красного золота килограмма, на полтора. Короткие толстые пальцы были тоже, сплошь в золотых «гайках». И сидели они плотно, как патроны в обойме — только не смазаны. На небрежно побритом лице два глубоких неровных шрама от бутылочной «розочки». Тонкий с горбинкой нос, нервные губы… а глаза колючие, холодные, мудрые.
Законник. Высший сорт, воровская каста, — порывшись по памяти в картотеке, определил Максимейко. — скорее всего, смотрящий по кличке… по кличке Черкес. Матерый дедуля. Об такую морду только поросят бить.
Черкес в свою очередь, как рентгеном просветил случайного странника, слегка потеплел взглядом — наверное, не нашел ничего подозрительного. Видимо, работа с криминальным оттенком наложила и на полковника блатной отпечаток.
— Ты откуда, братан? — уже дружелюбно спросил Черкес и глянул на номера, — А, блокадник! Ну, и как там на трассе?
— Пекло.
— Понятно, что пекло. А ко мне по какому вопросу?
— Спросить вот, хотел.
— Так спрашивай.
— Где тут у вас университет? — Валерий Георгиевич вспомнил карту Ростова и назвал примерный ориентир.
— О-ба-на! — старикан присел, его ноги свернулись забавным кренделем. — А шо? — прошептал он, — у нас и такой есть?!
— Да вот же, на карте.
— Ха! Да это ж бывший РИСИ! Не знаю, братан, шо ж тебя сюда занесло! Знаешь что? Выезжай обратно на главную и жми прямиком до тюрьмы. Как проедешь — ломай направо. Пятый светофор твой.
— А где здесь тюрьма? — Максимейко почувствовал себя дураком.
— Ты че, братан?! — изумился Черкес. — Ты даже не знаешь, где в Ростове тюрьма?!
— Да вот… боюсь, проскочу.
— Не жохай, братан! — успокоил его старикан и коснулся его плеча бутылкой, — мимо тюрьмы не проскочишь...
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Суббота, 18.08.2012, 21:36 | Сообщение # 215
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Мимо тюрьмы было действительно проскочить мудрено. Бетонный забор — простое строение, без всяких изысков. Но именно он морально царил над городом, был, так называемой, господствующей высотой.
Максимейко представился офицером ГУИН. Звонок из Москвы был и прошел он вовнутрь без малейших проблем, предъявив вертухаю подлинный пропуск. Валерий Георгиевич действительно числился сотрудником главного управления: все чин чинарем, с записью в трудовой книжке. Вот только зарплату и пайковые получал за него другой человек.
Полковника из Москвы уже ждали. Краснорожий «кум» с мордой кидалы окинул блуждающим взором углы своего кабинета, покосился на телефон и поднялся из-за стола.
— У нас все готово, — сухо сказал он, будто бы речь шла о квартальном отчете и подмигнул, — детали обговорим позже, а пока будем решать бытовые проблемы. Вы уже где-то остановились?
— В центральной гостинице, — не моргнув, соврал Максимейко, поскольку «кидала» кум интенсивно кивал за него.
— Вот и отлично: сейчас мы отметим командировочное и займемся остальными делами…
— Надо же, слово какое многозарядное: «отметим», — гыгыкнул «кум» на выходе из длинного коридора, — хоть так его понимай, хоть этак… Майор Славгородский, к вашим услугам!
Полковник представился как Максименко. А что делать? — такая фамилия, что все равно переврут.
— Хохол? — лукаво прищурился кум.
— Украинец, — подыграл ему Валерий Георгиевич.
Он уже догадался, что за вопросом последует длиннобородый «прикол» и просто решил сделать человеку приятное — авось пригодится.
— Нет, батенька мой, хохол! — Славгородский затрясся в беззвучном смехе. — Украинцы на Украине живут, а хохлы — у нас, на Дону!
«На воле» было все так же жарко, но, черт побери, уже не так одиноко. И чужбина становится ближе, если есть с кем перекинуться словом. Даже мордатый кум… как его? — Славгородский, будто бы скинул личину хамства и стал… человечнее, что ли?
— Ни о чем более-менее важном, в своем кабинете не говорю, — вслух отозвался предмет его размышлений. — Больно уж много завистников. Там за углом небольшой ресторанчик: пойдем, посидим? — банкет за счет «фирмы».
— А товар, а машина? — я ж за рулем.
— Никуда не денется твой товар. В понедельник получишь. Пусть этот гаденыш еще маленько попарится. Насчет тачки тоже не беспокойся. Место найдется: поставим в моем гараже, у меня и переночуешь. Пошли! А то, по глазам вижу, ты меня совсем за жлоба принимаешь.
Конверт с тридцатью сотенными купюрами, полковник отдал заранее, едва принесли салат, но, как оказалось, было это напрасной предосторожностью. Славгородский тоже пил не пьянея. Он вообще оказался хорошим парнем, а имя носил редчайшее —Аким.
Под шашлык скушали полтора литра. На том порешили, что «пока хватит» и столько же взяли с собой. Жил Аким в саманной казачьей хате, отделанной кирпичом. За резными массивными ставнями хорошо сохранялась прохлада, а зимою — тепло. В зарослях тенистого сада пел свою грустную песню сверчок, над ветхой оградой уныло висела луна, да кружилась мошкара в хороводе вокруг электрической лампочки. Стол был накрыт на открытой веранде, ближе к природе.
— Ну, как он, мой подопечный? — спросил Максимейко, выждав подходящий момент.
— Чига малой? А что ему станется? — усмехнулся Аким. — Ты зону любую возьми: «чехи» везде в почете. Мягко спят, сладко едят — уважаемый клан! Твой подопечный людей воровал, продавал, как скотину, на мясо, убивал, калечил, судьбы ломал, а ему семерик сунули, как честному вору. Значит, судье кто-то подмазал?
— Крепко подмазал.
— Ну вот, а ты еще спрашиваешь. Теперь же, опять слух по «хатам» прошел: Ичигаева выкупают. Урки уже знают: кто, когда и за сколько. Называют ту самую сумму, что ты мне в конверте принес. Я то что? — я человек маленький, действую по указанию свыше. Мне с этого дела, — он кивнул на конверт, — если что и обломится, то малая толика, хватило бы на цветной телевизор. А вот задумаешься, страшно становится: сколько хороших людей они с потрохами купили?!
— Меньше думай, — посоветовал Максимейко, — а больше пей. Англичане вон, перед сном таблеточку аспирина и добрую порцию виски… и меньше, чем мы страдают сердечными заболеваниями. А все оттого, что спят хорошо. Так ты говоришь, все знают? И кто же тогда выкупает этого Чигу?
— Говорят, что люди его тейпа.
— Это хорошие слухи! — одобрил полковник. —
то очень хорошие слухи, — уж он-то прекрасно знал, откуда они растут. — Запустить бы еще такую молву, что в бега Ичигаев подался, куда-нибудь за кордон, чтобы поменьше искали. Я бы за это хорошо заплатил.
Славгородский повеселел и мгновенно наполнил рюмки:
— Слухи слухами, а куда ты его, коли не тайна?
Так я тебе и сказал! — мысленно хмыкнул Валерий Георгиевич, а вслух произнес:
— Как не тайна? Страшная тайна! Но тебе я ее раскрою, потому, что умеешь пить. Ну, вздрогнули! Господа офицеры, за отсутствующих здесь дам!
— За дам ─ без закуски! — поддержал его пьяный Аким.
— Правду тебе сказали, — заговорщицки прошептал Максимейко, в три глотка осушив свой стакан, — выкупают его за деньги. Тот человек выкупает, дочку которого Ичигаев в зиндане держал. И не Чигу одного выкупает, а всех, кто причастен к этому похищению. Посчитал он, тот человек, что слишком комфортно живется Чиге в тюрьме и хочет рассчитаться по правде. Может, слышал: око за око, зуб за зуб?
— Очко за очко!
— Такие моменты тоже присутствуют. Приходит по пятницам наемный татарин и пользует в задницу тех, кто достоин того. Двое, я точно знаю, под угрозой подобной участи с собою покончили — Задушили друг друга по взаимной договоренности, но есть и такие, что пятницу ждут с очень большим нетерпением…
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Среда, 22.08.2012, 19:54 | Сообщение # 216
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 9 Не плач, не бойся, не проси.
Ичигаев опять оказался в тюрьме к великой досаде Эфенди. В перспективного юношу старик вкладывал доллары, учил его уму-разуму. Но, как говориться, не в коня корм. Это с его подачи Ичигаев взял под контроль участок земли в горах Большого Кавказа. Не захватил в наглую, как делали все, а действовал тонко: сказал, что хочет открыть частное медресе. Сам Кадыров поддержал начинание и даже помог деньгами.
Над этим местом витала дурная слава. Пастухи и жители горных селений обходили его стороной. Участок граничил с Черным Ущельем и был обнесен рядами колючей проволоки. Здесь при Союзе стояла учебная часть одной из спецслужб КГБ. Потом она куда-то пропала, растворилась в горах, не оставив на память ничего интересного: ни оружия, ни документов, ни секретного оборудования. Инфраструктура, правда, не пострадала. Окна в казармах стояли целехонькие, кое-где сохранилась казенная мебель с инвентарными номерами, нанесенными синей выцветшей краской. Учебный плац, полоса препятствий, взлетная полоса — все это в очень приемлемом состоянии. Даже котлы пищеблока были обесточены, но готовы к работе. Особенно впечатляли подземные коммуникации: самые нижние этажи оказались затоплены водами подземного озера, шахты разрушены направленным взрывом, но и то что осталось, подавляло воображение. Такого зиндана Чига не видел ни у кого.
Остальные вопросы Эфенди взял на себя и вскоре «учебка» обрела второе рождение. С первым же набором слушателей, в медресе появились инструкторы — муаллимы — крепкие парни с армейской выправкой. Бывшим солдатом был и мулла — здоровенный носатый араб с огромными кулачищами. Звали его Абу-Аббас.
В быт будущих служителей культа Чига особенно не вникал, поскольку с презрением относился к любому порядку. Но даже он сообразол, что больно уж это дело походит на военную службу. День начинался с интенсивной зарядки. Обязательные водные процедуры включали в себя троекратное омовение. С первым звуком азана весь личный состав собирался на утреннюю молитву. В этом деле Абу-Аббас не терпел разгильдяйства: больные, хромые и хитрожопые стояли в общем строю. Утренняя молитва включала в себя два раката, полуденная, послеполуденная и вечерняя — по четыре, и последняя, закатная — три.
Муаллимы обучали «светским наукам». Больше всего часов уделялось взрывному делу. Чуть меньше — стрельбе и рукопашному бою. Тактику и стратегию партизанской войны освещали в общих чертах.
Эфенди не преподавал ничего, хоть и «пахал» больше всех. На него был замкнут весь процесс обучения. Инструкторы ни бельмеса не понимали по-русски. Чеченский язык был для них тоже мертвой латынью. Лекции читались на хреновом английском и старик, в качестве толмача, вынужден был присутствовать на каждом занятии. Он доносил до дырявых голов слушателей мысли преподавателей и, надо сказать, делал это с наименьшими искажениями.
Природа и свежий воздух, вкупе со здоровым образом жизни, очень способствуют пищеварению. Абу-Аббас в чудотворцах не числился — чтение сур и аятов никак не сказалось на скудости рациона. Поэтому все в Ущелье Шайтана элементарно хотели жрать. Заботы о хлебе насущном стали проблемой номер один. Часть из них Ичигаев взял на себя. Он сколотил из числа слушателей боевую мобильную группу. Людей отбирал тщательно, по личным, ему одному известным, критериям: не каждый вчерашний школьник, взявши в руки оружие, без раздумий пустит его в дело.
Раз в неделю, после закатной молитвы, они опускались в долину. Поначалу «интендантам» везло. Ночные набеги на земли гяуров давали хорошие результаты: с первой попытки «подломили» продовольственный магазин. Добычи было так много, что старый УАЗ, раскрашенный под «скорую помощь», еле стронулся с места.
Домой возвращались пешком — летели на крыльях удачи. Зауру казалось, что так будет всегда.
Поверив в свою звезду, Ичигаев поставил вопрос о расширении автопарка. Эфенди подумал и согласился. Так в группе появился КАМАЗ военного образца. Он сразу же себя оправдал: в следующей вылазке пал без единого выстрела продовольственный склад. Сонный сторож так испугался, что готов был связать себя самого. А сигнализация не работала — в городе не было электричества.
На обратном пути их «подрезала» груженая фура. Для мальчишек с оружием это почти оскорбление. Трейлер остановили, шоферу набили морду и бросили его на обочине. А когда поднимали брезент, чтобы взглянуть на груз, из кузова ударили выстрелы.
Чига был ранен первой же пулей. Теряя сознание, он успел удивиться, что не смог устоять на ногах после столь незначительного удара и даже не видел, как его хваленый «спецназ» бросился врассыпную. Не бойцы, а уличная шпана: о том, что у них есть оружие, которое может ответить огнем на огонь, никто из курсантов даже не вспомнил. А как воевать в отсутствии командира их не учили.
Все получилось глупо до безобразия. Атакованный группой КАМАЗ не был засадой Он шел по своим делам — вез левую водку. По трассе его вела группа «братков» из Ростова, завязанная на власть. На дорогах в то время частенько «шалили». Вот хлопцы и взяли с собою оружие, в качестве лишнего аргумента. Но Заур об этом узнал, лежа в тюремной «больничке».
На дороге его подобрала машина ГАИ. Она оказалась там тоже случайно. В меру вмазанный лейтенант ехал к старой зазнобе в поисках любовных утех. Как он потом рассказывал, «Глядь! Лежит на дороге премия: вся в вещдоках и без сознания»
Ичигаев шел паровозом по старому делу. Светил ему «пятерик». У следствия не хватило ни ума, ни фантазии привязать его личность к торговле людьми и разбоям на Ставрополье. Рана в плече зажила, но рука еще плохо действовала: не желала подниматься выше плеча и сильно болела на непогоду — во время дождя хоть на стенку лезь! Но были в том и свои плюсы — полное освобождение от работ и «строгий постельный режим». Ну, это уже из черного юмора тюремного коновала. Чигу держали в следственном изоляторе. Так назывались подвальные помещения в районной ментовке: тесный квадрат три на четыре, многоместная деревянная «шконка», параша у входа, да маленькое окошко под потолком. Его и окошком трудно назвать: квадратик стекла размером с букварь, был небрежно измазан краской и забран решеткой.
Серьезные граждане сидели безвылазно, на небо смотрели нечасто: только по пути на допрос. Их выводили в наручниках, под строгим конвоем. Таких было мало, но зато каждый из них имел постоянное место на «шконке» и свой закуток для личного скарба.
Основной контингент изолятора составляли «суточники» — почти свободные люди. Подневольный «общественный труд» имеет прописку под солнцем, где много окурков и слабо с охраной. Они приносили «грев» и весточки с воли.
На ночлег в камеру набивалось человек до пятнадцати. Спали по очереди. Но к «тяготам и лишениям» относились с философским спокойствием: то, что совсем плохо, имеет тенденцию быть еще хуже. Настоящий кошмар начинался после рассвета, когда приходили в себя последние клиенты медвытрезвителя. Их заводили шумной бестолковой оравой и выдерживали до девяти утра, пока не закончится «пересменка» и не откроется городской суд. Пустел бачок с питьевой водой, у параши выстраивалась очередь из желающих поблевать. Табачный дым трамбовался под потолком, а потом опускался на головы сизой грозовой тучей.
В такой вот утренний час Ичигаева пытались убить: отморозок из «пришлых» подобрался к нему поближе и сходу махнул заточкой. Ни увернуться, ни защититься Чига не успевал. Он сразу смекнул, что это привет от далекого кровника.
Лезвие распороло рукав камуфляжной куртки и бицепс больной руки. Ударить прицельно злодею не удалось — в такой толчее не враз и прикуришь! На вторую попытку у него не хватило времени — вмешалась толпа. Говорят, что она слепа и бездумна, но это не так. Люди, хоть и с похмелья, а сразу смекнули, на чьей стороне правда. Кто ж позволит нормальному человеку проникнуть с ножом туда, где на входе снимают даже шнурки?
Убивать его, понятно, не стали. Просто избили до полусмерти. протащили на кулаках до самой «кормушки», а ножик утопили в параше.
До этого случая Ичигаев играл в «несознанку». Издевался над «следаком» — глупым, неопытным, неумелым. Летеха был полный лох: давил не на логику, а на совесть — насмотрелся пацан «кина» про Жеглова с Шараповым. Вот Чига и сделал ему подарок: быстренько «сознался в содеянном», да еще и взвалил на себя два бесхозных дополнительных эпизода.
В тюрьме стало полегче. В тюрьме появилась надежда: маляву о том, что его скоро выкупят, передал лично Аслан — уважаемый человек в чеченской диаспоре.
Аслан был настроен скептически. Недоверчиво качал головой: такого, мол, еще не бывало, система ГУИН — не рынок! Но Чига поверил. Да и как не поверить, если пару недель назад, три поддатых отчаянных черта развели на троих Советский Союз?
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 24.08.2012, 19:59 | Сообщение # 217
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Оставшиеся перед выкупом дни, Ичигаев провел в карцере. Во время последнего шмона у него под матрацем обнаружили «мойку» и грамм героина. Ай да менты! — сами же, суки, и подложили! Он давно уже завязал с шаной, не кололся, не нюхал разную дурь. Куму, как никому, было об этом известно.
Чига поморщился и стиснул кулак здоровой руки. Происки кровника продолжались. Ну что ж, батано, надеюсь, до скорой встречи? — там поквитаемся.
Сосед по подвалу все так же сидит в углу в позе бывалого зэка. Трамбует его «следак», подводит под «вышку». А ментам что за разница? Им сказано, что Васька — опасный преступник, который пошел «в несознанку», они и рады стараться! Хотя, по большому счету, ему предъявить-то нечего. Типичный мужик, строитель. Сколотил бригаду шабашников, потому, что работы в государстве не стало. Зарабатывал хлеб насущный, исправно «отстегивал» «крыше». И, надо сказать, неплохо отстегивал. Руки у него золотые, бездарей рядом с собой не держал, заказчики выстраивались в очередь. И все б ничего, да пришел к нему очень большой человек с очень большим заказом. Нужно было построить дачу в курортном городе Сочи для одного из народных избранников. Построить «от рог до копыт»: от фундамента — и под ключ.
Васька, само собой, всю очередь по боку. Погнался мужик за длинным рублем — вот оно боком и вышло.
Сначала закончились стройматериалы. Позвонили в Москву, по «секретному» телефону. Государственный голос ответил:
— Мужики, сами решайте такие проблемы. Вы же серьезные люди. Во всяком случае, так вас отрекомендовали. Депутат очень сильно занят, но скоро вернется из Куршавеля. Он гарантирует, что ваши расходы будут оплачены по двойному тарифу.
Работяги от радости напились: это ж надо, какая пруха! Мошной потрясли, скинулись и закончили дело.
Дом получился на загляденье, вот только на приемку депутат не приехал. Прислал четыре машины, полные лысых «качков» — надо понимать, вместо себя.
Качкам работа объективно понравилась — никого из шабашников не побили, только сказали, когда разговор зашел о деньгах:
— Дергайте отсюда по холодку и дорогу назад забудьте! Считайте, что вашу зарплату вы потратили на хирурга.
Натурально кинули мужиков, а такие обиды в сердце не выносишь, с годочками не остудишь. По горячим следам обратились они за правдою к собственной крыше. Те пальцы веером: «Да ща! Да на ра!» «Лукнулись», видать, да смекнули, что не туда и сами ужаснулись содеянному.
— Вы че, козлы? — орали блатные на Ваську, как на самого старшего, — под кого вы нас подставляете?! — И по мусалам, и по мусалам.
Помощники депутата тоже не остались в долгу. Обидно им стало: Это же надо! Какое-то там, дерьмо, на них, на крутых, ищет управу!
Разбирались с бригадой по своим, московским понятиям. Жену Васька похоронил, а дочку забрали в «дурку». Хотел мужик наложить на себя руки, да опять не судьба: налетели менты, из петли его вытащили, отвезли к следователю.
Худой кадыкастый щенок клонился к столу под погонами капитана. Был он прыщав, белобрыс и мерзко потел.
— Ты что ж, гражданин Сидоров, — спросил капитан, выдержав паузу, — на том свете решил скрываться от правосудия? Жену убил, дочку снасильничал. Поздненько совесть тебя заела!
У Васьки в руках оказалась массивная пепельница. Секунду спустя, она опустилась на потную плешь и взорвалась хрустальными брызгами. На этом допрос закончился.
Строптивого мужика долго «лечили» резиновым «дубиналом», но он словно окаменел. Замкнулся. Ни крика, ни стона, даже после удара под пах.
В ШИЗО он тоже молчит. Железный мужик! Кстати, ему до сих пор не придумали погремуху. Добрая слава идет впереди достойного человека, пусть даже, в образе двух обязательных конвоиров. На допрос и обратно Ваську водят только в наручниках.
— Слышь, чечен?
Заур подумал, ослышался и промолчал.
— Как тебя… слышь, Ичигаев?
— Говори! — в иерархии зоны Чига числился много выше мужика первоходка, но ответил корректно, как равному.
— Да это… как его? только что помнил и вдруг забыл! — Васька скривился от боли, наверное, попробовал улыбнуться, — во, вспомнил: что такое пояс шахида?
Как и все, Ичигаев смотрел репортажи из Палестины, но в тонкости не вникал.
— Сунул гранату за пазуху — и вперед! — озвучил он первое, что стукнуло в голову.
— Ага! А если на входе метало детектор? Как его обмануть?
— Пластид подойдет, а к нему простейший взрыватель… слушай, а зачем тебе это?
— Если вырвусь живым на волю, — в глазах заключенного вспыхнул холодный огонь, — обязательно такой сгоношу. Мне ведь много куда надо будет наведаться.
— На прогулку к Белому Дому? — Чига взглянул на Ваську с искренним интересом.
— Чем выше — тем лучше. Ты знаешь, о чем я сейчас подумал?
— Откуда ж мне знать?
— Вот, все говорят, Россия отсталая. А я тебе так скажу: это брехня. Мы идем впереди себя почти на столетие. Рано нам еще перестраивать, да играть, дуракам, в демократию. Сейчас самое время для Александра Ульянова и партии «Народная воля».
— Это точно! – Заур, хоть и хреново, но тоже когда-то учил историю, — без хорошего заряда пластида, никого из наших чиновников на пенсию не отправишь.
Замок лязгнул как-то не по-хозяйски, как фомка в руках неумелого шнифера. Заключенные замолчали, прислушались. Тот, кого пропустил коридорный, очень спешил. Воровские шаги стихли у двери ШИЗО, приоткрылась амбразура кормушки и чей-то свистящий шепот свежим ветром гульнул под сводами камеры:
— Ичигаев, принимай «грев», а то загнешься тут на хлебе да на воде. Смотри, маляву не проглоти.
Сверток был настолько солидный, что еле протиснулся в узкую щель и напрочь закрыл лицо почтальона. Чига спросил для проформы:
— Ты кто?
— Аслан передал, — уклончиво ответил посыльный. — там курево, колбаса и вареное мясо. Ну ладно, я побежал.
Заур покачал головой: грев для законника — дело вполне обычное, даже если его принесли в не совсем обычное время.
— Налетай, босота! — сказал он простецки и повернулся к сокамернику. Увидев, с каким вожделением тот смотрит на пачку «Примы», строго предупредил, — курить будем по очереди, ты — первый. Дым старайся пускать тоненькой струйкой и вертикально вверх.
Васька молча кивнул и чиркнул разовой зажигалкой. Ичигаев сглотнул слюну, отвернулся. Клочок папиросной бумаги был свернут в тончайшую трубочку. Он сунул его в потайное отверстие за подкладкой тюремной робы — потом почитаем, — все равно ни хрена не видно. Курить хотелось до одурения — скорей бы! Кажется, впервые он пожалел, что Эфенди так и не смог его отучить и от этой дурной привычки.
Потом он услышал сдавленный хрип. Тело мгновенно рванулось в сторону, реагируя на нештатную ситуацию. Разум подключился потом. Заур осознал себя в дальнем от входа углу. Он стоял, вжавшись спиной в холодную стену, прикрывая живот здоровой рукой. Под ногами корчился Васька. Кандидат в шахиды лежал, вцепившись руками в свою небритую шею, как будто пытался сам себя задушить. Глаза его стремительно стекленели. Не успевший погаснуть окурок валялся под правой рукой, исходя ядовитым дымом.
— Суки, — срываясь на визг, заорал Ичигаев, — врача! Вызывайте скорей врача — тут человек умирает!
Его трясло, как во время хорошей ломки. Он колотил кулаками и пятками в дверь, пытаясь унять эту мерзкую, тошнотворную дрожь.
— Ты что ли человек? — донеслось из-за двери. — Ты говно из-под желтой курицы! Не боись, ничего с тобой не случится. Это хорошие люди помирают, как мухи, а вашего брата без хорошего кирпича на тот свет не отправишь.
Голос был ленивым и безучастным, с акцентом на чистое «о». Так мог бы говорить робот, сработанный в лесах Вологодчины. Секунду спустя, приоткрылся глазок:
— Чаво тут у вас стряслось?
Как ни странно, от этого голоса Ичигаеву стало легче.
— Врача позови, деревня, — сказал он спокойно и сухо, — тут новенький… боюсь, что уже отошел.
Коновал из тюремной больнички констатировал смерть от инфаркта.
— Вишь, мужичок как посинел? — хрюкал он, потирая ладони, — знать, моторчик не во время прихватил. Лежать бы ему и не рыпаться, да ждать медицинской помощи. Глядишь, все бы и обошлось, так, Голобородько?
Был он пухлым и розовым, как подсвинок с родословной, весь светился здоровьем и благодушием.
— Знамо дело! — степенно ответствовал дюжий шнырь в синем халате, наброшенном на тюремную робу, — при инфаркте без укола никак!
Сам он, тем временем, бочком приступал к мертвому телу и ел глазами «бычок».
Пакет с передачей Заур отправил в парашу, а вот до окурка еще не дошли руки. Не уж то возьмет? – думал он, отворачиваясь, — скорее всего, скрысятничает. А я промолчу — мое дело маленькое, может быть, со второго раза Пилюлькин поставит более точный диагноз?
— А ну, не замай! — рыкнул несвежий голос.
Шнырь присел и замер на месте, а доктор испуганно хрюкнул: источая выхлоп стойкого перегара, в карцер вломился кум Славгородский. Внешний вид гражданина начальника не сулил ничего доброго. Он тяжело дышал, бордового цвета ноздри поднялись к уголкам глаз, излучающих ярость. Было видно, что на нижний этаж он спускался бегом. За кумом едва поспевала его ментовская свита.
Завидев живого Заура, Славгородский выдохнул с облегчением.
— Что с ним? — спросил он у коновала, двинув квадратную челюсть в сторону трупа.
— Инфаркт. Острая сердечная недостаточность! — доложил ученик Гиппократа, щелкая стоптанной обувью.
Кум недоверчиво хмыкнул, обошел камеру по периметру. Встав напротив параши, поманил пальцем шныря:
— А ну, подыми!
Бедолаге светило зачушкариться, но ослушаться он не посмел.
Наметанный глаз мента просветил содержимое насквозь.
— Инфаркт, говоришь? Пиши уж тогда «плоскостопие»!
— Что написать? — уточнил коновал, но майор, казалось, не слышал.
— Оформляй этого на этап, — буркнул он кому-то из свиты и в упор глянул на Ичигаева. — Везуч! Ох, и везуч, сволочь!
Из постылых ворот тюрьмы его вывозил новенький «черный ворон». Был он создан на базе УАЗа, окрашен в небесный цвет и только решетками напоминал сталинский автозак. Но в том и сакральная суть старинных вещей, вставших вехами на изломе человеческих судеб: Их аналоги до сих пор уважительно величают «по батюшке».
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Суббота, 25.08.2012, 18:51 | Сообщение # 218
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 10 Что же ты натворил, сволочь?
Это была обычная «Волга» неприметного серого цвета, без маячков, спец сигналов, и других знаков различия. О ее принадлежности к МВД можно было судить лишь по забытой в салоне милицейской фуражке, да брошенному на заднем сидении мегафону. Жорка мгновенно все оценил: это как раз, то что нужно.
Дверь оказалась открытой. Вот только ключа не было.
Устинов рванул на себя пучок проводов, идущих к замку зажигания, поколдовал над контактами, надежно замкнул нужную пару.
— Э, э, ты куда?! — заорал часовой, минуту назад спокойно куривший на высоком крылечке. — А ну, выходи из машины, вылазь, кому говорю!
Отступать было поздно: страж закона бежал, нелепо подпрыгивая, на бегу срывая со спины автомат. На крик обернулись двое в бронежилетах и тоже опустили стволы.
— Ша, пацаны, — сказал им по «матюгальнику» Жорка и вырулил на проезжую часть, — не поубивайте друг друга!
Он знал, что никто не будет стрелять: побоятся попасть в своего или, что еще хуже — в машину большого начальника.
Наглость, применимая к наглецам, последних обезоруживает. Патрульная «Нива» встала на колесо с очень большим опозданием. За ней стартовал какой-то «Жигуль» (то ли «девятка», то ли «восьмерка»), а потом уже — две иномарки.
Устинов проехал ровно четыре квартала. Погоня не отставала. Рация злобно шипела, буквально захлебывалась от избытка эмоций и информации:
— Это он, это он, — повторял, как молитву, ликующий голос.
Наверное, у него «заело» тангенту и станция работала только на передачу, слегка заглушая беспорядочный ор преследователей.
— Перестань забивать частоту! — рычали на бедолагу. — Что там сказал семнадцатый, прошу повторить.
— Тот, кого мы гоняем по парку, преспокойно угнал служебную «Волгу» от самого КПП.
— Начинайте преследование!
— Я пятый: сижу почти не хвосте. Подрезать не получается, больно улица узкая.
— Внимание всем постам…
Этот «первый» был далеко не дурак. По части стратегии все задумки его на «ять» — это Устинов вынужден был признать. Вот волчара! И как только он догадался отключить автоматику светофоров?! А что? — все правильно: отжимает подальше от центра, туда, где не так интенсивно движение, где можно заранее все перекрыть и устроить классическую засаду. Типа, стой, или стреляю на поражение!
«Волга» попалась с инжекторным двигателем. Устинов не проигрывал в скорости: движение на этом участке дороги было односторонним, преследователи нервничали, суетились и все больше мешали друг другу. А он с милицией не играл. Он над ней издевался, как мудрый гроссмейстер над наглым перворазрядником.
Из скупых сообщений на радиочастоте, Жорка получал полное представление о планах и чаяниях тех, кто очень хотел у него выиграть. В кои века улыбнется такая удача: не угадывать, а стопроцентно знать каждый последующий ход.
Азартные хлопцы, — думал он с тщеславным презрением, — энергии через край, а такие детсадовские проколы: совсем упустили из виду, что я их могу подслушивать. Да и гонки в условиях города по приказу начальника не выигрывают. Здесь все по-взрослому. Должны быть хоть какие-то навыки. А откуда их взять выкидышам ДОСААФа?
Он решил пробиваться к центру. На первом же перекрестке резко уйти влево с выходом на встречную полосу. Справа висит «кирпич» и помехи, в принципе, быть не должно. Сея панику, он несся вперед, в поперечный поток машин, целя в кузов большегрузного трейлера.
Когда ситуация на дороге выходит из-под контроля, каждый нормальный водитель давит на тормоз. Солидная пробка мгновенно запечатала перекресток. Было много округлившихся глаз, но никто не сумел угадать, что будет в ближайший момент. Особенно сбитая с толку погоня.
Тот, кто учился водить в автошколе, никогда не поверит, что можно так поворачивать: руль немного качнулся влево, а дальше — лишь тормоз и газ. Машину несло, как городошную биту на полном излете. Дымилась, стонала резина, чертя на асфальте жирные полосы. Вопреки всем законам физики, тяжеленная «Волга» четко вписалась в траекторию поворота.
— Это вам первый урок! — громко сказал Устинов в разом притихшую рацию.
— Не понял первый? — озадаченно отозвался эфир.
— Это я не тебе! — отмахнулся Жорка, оборачиваясь назад.
Результат превзошел все его ожидания: патрульный «УАЗ» валялся на крыше, под стойкою светофора. Обняв придорожный столб, рядышком отдыхала «девятка». Остальные машины тоже сошли с дистанции, судя по прорехе в кирпичном заборе, они попрятались где-то там. Здесь же, на тротуаре, валялась перевернутая коляска. Рядом с ней, на коленях, стояла женщина с исцарапанным, перепачканным грязью лицом. Она прижимала к груди голубенький сверток с безвольно свисающей детскою ручкой и что-то беззвучно кричала.
Это он запомнил прочнее всего: и черный провал рта, плюющийся сгустками крови, и кровь на плече, и грудь под разодранной кофтой. А глаза! Такие глаза он видел лишь на иконах. В них суть материнской любви: страдание, страх, исступленная вера в чудо.
Жорка настолько оцепенел, что едва справился с управлением. Жалость горячей, душной волной навалилась на сердце, полоснула невыносимой, безжалостной болью. Никогда еще по его вине не страдали младенцы.
— Сволочь! — зарычал он, кусая сухие губы, — что же ты натворил, сволота?!
— Нет, это не я! — взвился подленький голос с самого донца души.
Устинов оставил его без ответа. Он был еще достаточно молод, хоть и мнил себя человеком старой формации, но, не в пример нынешним беспредельщикам, жизни людские ценил. Конечно же, выбор профессии наложил отпечаток и на его убеждения. Науку убивать он освоил довольно легко и мог порешить человека в кромешной тьме, любым предметом, подвернувшимся под руку, даже обычной спичкой. Но мясником себя не считал: в самых крутых переделках, в любой формуле боя, он искал наименьшее общее кратное и во всем полагался на совесть, как на лучшего советчика в этом вопросе.
Жизнь есть жизнь. Подличать ему приходилось и дома в Союзе, и за границей. За неполные девять лет редко кто проходил сложный, тернистый путь от рядового масона до Мастера ложи. Скольких пришлось убрать, поднимаясь по иерархической лестнице! Но и тогда, убивая в общем то безразличных ему людей, он не испытывал к ним ничего личного — просто считал себя лезвием в руках своего государства. Случались (как в случае с той же Ингрид), что бывало ему по-настоящему стыдно. Но потом притупилось и это чувство, ведь нет ничего проще, чем найти себе оправдание. Но только не здесь, не сейчас. Ну как вырвать из памяти такую занозу?!
Дай Бог, чтобы мальчонка выжил и выздоровел! — это все, что Устинов просил у неба. О себе он больше не думал. Эта детская ручка исцарапала душу, вывернула ее на испод. Господи, как все непрочно и зыбко в созданном тобой мире!
Жорка мчался вперед, не сворачивая, наплевав на дорожные знаки и всех, кто за ним увязался. Он действовал как сомнамбула: если что-то и соображал, то натужно и туго, и успел совершить целую кучу детских ошибок. Ведь, по большому счету, он ушел от погони. В такой ситуации нужно было бросать машину и скорее сливаться с толпой. Его сейчас могут найти лишь по этой злосчастной «Волге», опознать — только по фотографии. Согласитесь, шансы непрочны и призрачны, но слишком уж он промедлил и, как следствие — наследил.
Что затевает коварный «первый», Жорка больше не знал. Скорее всего, штаб приказал подчиненным перейти на резервную частоту. Рация вдруг замолчала, хоть и продолжала исправно шипеть. Как раз в это время его попытались подрезать — не милиция, а какой-то чудак с обостренной гражданской позицией. Пришлось открывать чемодан и показывать ему «пушку». Бедолага тот час же отстал. Дорога совсем опустела: ни встречных машин, ни попуток, ни, даже, прохожих на тротуарах.
— Эй, сусленок, ты еще жив? Ничего, мы это дело быстро поправим! — барский, бархатный голос легко подавил все помехи. Он так и сочился высокомерием.
Жорка сплюнул от омерзения: это Кривда. Ну, конечно же, Кривда — кто же еще? — дознаватель и штатный конторский палач. А значит, все намного серьезней, чем он ожидал.
— На хрену я тебя вертел! — в сердцах огрызнулся Устинов, отпуская собачку предохранителя.
Рация хмыкнула и замолчала. Потом из нее зазвучала музыка: нечто из классики, на манер похоронного марша. Жорка вскрикнул и трижды нажал на курок, целясь в ту самую точку, откуда минуту назад звучал ненавистный голос. Он слишком хорошо знал, что может случиться сейчас.
Ненависть мобилизует. Устинов очнулся и это его спасло. Трактор с прицепом, груженый бетонными плитами, вынырнул откуда-то слева из хоздвора небольшой стройплощадки. Он еще не успел перекрыть дорогу, а из кузова ударили выстрелы. Первая очередь вспорола асфальт. Второй автоматчик прицелился лучше — пули прошлись по капоту аккуратным пунктиром. Брызнуло лобовое стекло, двигатель зачихал, захлебнулся, вспыхнул язычками голубоватого пламени. Осколки стекла и пластмассы больно ударили по лицу. Под приборной доской что-то щелкнуло и замкнуло. Салон затянуло едким слепящим дымом.
Жорка локтем разбил боковое стекло. Дышать стало легче. Снова заработала голова, перебирая варианты спасения. Он резко затормозил и открыл ответный огонь. Не по людям — по бензобаку.
Тракторист (или как там его называть?), быстро понял свою оплошность. Он резко «крутнул» вправо, сокращая угол обстрела — хотел схоронить свою допотопную тачку за бетонными плитами, но не успел. Пуля из новой обоймы проникла в узкую щель между каской и бронежилетом. Парень обмяк, лишенный хозяина трактор послушно завершал разворот, подставляя под выстрелы автоматчиков. Те тоже смекнули, что дело хреново. Двое спрыгнули наземь, попытались укрыться за движущейся тележкой.
Попали мальчонки, как хрен в помидоры, — усмехнулся Устинов, — ни залечь, ни огрызнуться огнем. Что делать-то будем, олухи?
Их мысли и робкие чаяния читались с листа: «Из пробитого насквозь бака на землю хлещет солярка. Солидная лужа заполнила все выбоины в асфальте, а этот придурок в горящей машине пусть медленно, пусть накатом, но явно идет на таран!»
— А-а-а!!! — зарычал Устинов, стреляя им под ноги, — танцуйте, суки, танцуйте!
К нему пришло упоение боем. Он даже не чувствовал, что языки пламени лижут лицо и руки.
Десять, девять, восемь, семь, — стучало в мозгу, — шесть, пять… пошел!!!
Подхватив чемодан, Жорка резко распахнул дверь и выбросился на обочину, в три прыжка долетел до забора и рыбкой нырнул за спасительную преграду. В него не стреляли — во время лесных пожаров даже у диких зверей хватает ума забывать о голосе крови и внутренних разногласиях. А на другой стороне траектории пули тоже умели считать.
Гудящий, пылающий факел поднялся до крыши соседней «хрущебы». Зазвенели, посыпались стекла. Дебелый кирпичный забор погасил взрывную волну, пустил ее выше. Затылок окутало жаром, слегка заложило уши, но Устинов даже не пошатнулся. Этот город он выучил наизусть: не раз и не два, во время долгих пеших прогулок, мысленно убегал из любой его точки. В душе крепла уверенность, что оторвался, что победил.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 02.09.2012, 16:38 | Сообщение # 219
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
— Сволочь! — хрипел Жорка, кусая сухие губы, — что же ты натворил, сволочь?!
И снова одно, и то же: милицейский «УАЗ» под стойкою светофора, дыра в кирпичном заборе, перевернутая коляска. Опять эта женщина, упавшая на колени и этот голубенький сверток, прижатый к ее груди. Голубенький сверток с безвольно свисающей детскою ручкой…
Усилием воли Устинов проснулся. Постель была мокрой от пота. Над оконным проемом висела луна — большая, кроваво-красная. Не зажигая света, он встал и поплелся на кухню. Холодильник сыто звенел, заряженный с вечера «полной обоймой». Хоть это немного порадовало. Жорка налил и выпил полный стакан водки, закурил и долго сидел за столом, стиснув в ладонях седеющие виски...
Опять эта женщина! Уйдя от погони, он несколько раз звонил и в скорую помощь, и в приемный покой больницы: Что с ней? Как ребенок? На другом конце провода справлялись, кто говорит, обещали «сейчас уточнить», говорили «подождите минуточку», долго молчали. А потом, где-то по близости появлялись наряды милиции.
То ли Кривда подозрительно поумнел, то ли я становлюсь слишком уж, предсказуемым? — мелькнула горькая мысль.
Он ушел из этого города, так и ничего не узнав: быстрым шагом, при свете луны, прямиком, по полям и посадкам — сам себя наказал за потерю квалификации и полное отсутствие свежих идей.
Раз, раз, раз, два, три, — звучал в голове хриплый голос полковника Векшина, — не отставать, не растягиваться!
Марш-бросок завершился прохладным утром, как положено: чисткой оружия, водными процедурами, сменой белья и бритьем в холодной воде. Все ненужное он загрузил в чемодан и пустил по течению Дона, остальное рассовал по карманам. На целую Ростовскую область, у него оставалось всего три патрона.
Городок был довольно продвинутый: с троллейбусной линией, сетью маршрутных такси, десятком заводских труб. Даже местные проститутки пытались говорить по-английски:
— What do you want? — с придыханием прошептала одна, отрезая «клиенту» пути отхода.
— May I to help you? — тоном экскурсовода спросила ее подруга, роняя бретельку на мраморное плечо.
Устинов поднял глаза. Чуть выше лица путаны заметил броскую вывеску: «Гостиница Интурист».
Ну, блин, попал, как в том анекдоте! Ситуация получилась настолько комичной, что Жорка не выдержал, подыграл:
— O! Russian girls! — с восхищением вымолвил он, играя белками глаз, и добавил на чистом русском, — ты бы, бабка, пожрать дала, спать положила, а потом приставала с расспросами.
«Бабкам» было едва за тридцать. Поэтому все рассмеялись.
Устинов в душе уважал проституток. Работа с людьми их рано делает мудрыми. Кому как не им знать все о людских пороках? Дегустатор судит о букете вина по одной-единственной капле. Они о нашей душе — по первой минуте общения. Отнесись к путане с добром — и она отплатит сторицей, сделай ее своим другом — ты увидишь образец человеческой верности.
Жорка назвался Игорем, благо, в кармане лежал подходящий паспорт. За годы работы в конторе он «пережил» много легенд, помнил о «прошлых жизнях» в мелочах и подробностях. Был у него и особый дар: мгновенно вживаться в роль и играть ее убедительно. Секрет мастерства был прост: поменьше болтать самому, отвечать только по существу и только когда спрашивают.
— Кем же ты, Игорь, работаешь, если ходишь в таком «прикиде»? — спросила Виктория Павловна, поправляя бретельку.
— Никем не работаю, — ответил он беззаботно, — десять лет, как на пенсии.
Еще не погасшие искорки смеха вспыхнули с новой силой.
— Я тебя умоля-я-аю, — проворковала Лялька.
— Подумаешь! — вполне натурально обиделся Жорка и сделал назад два курбета и сальто. — Между прочим, пашу с пяти лет, трудовой стаж соответствующий.
Все получилось гораздо лучше, чем он задумал. Широкая амплитуда, приземление с хорошим запасом — не пришлось даже ловить себя за коленки. Пистолет остался сидеть в кобуре. Плюс ко всему, из бокового кармана упала на землю неполная пачка долларов.
— Может быть, ты циркач? — предположила Вика. Она аккуратно собрала деньги, возвратила владельцу и только потом продолжила мысль, — или спортсмен: акробат там, эквилибрист?
— Хуже, — ответил Жорка.
— Неужели артист?
— Еще хуже.
Знакомство отметили за углом. В мрачной «тошниловке» не спеша попивали «Шампанское», заедая его шоколадом. Девчонки давно оценили и внешность Устинова, и номиналы купюр, случайно выпавших из кармана его пиджака. Но им теперь это было не столь уж важно. Манила, звала, как волшебная сказка, судьба человека из другой, очень красивой жизни. Каждую фразу они вырывали с боем. Жорка постепенно сдавался и, честно сказать, врал с особенным вдохновением.
По действующей легенде он — профессиональный танцор. Закончил балетную школу, «Вагановское» училище, студию при «Большом». Потом выступал солистом в молдавском ансамбле «Жок», потом в труппе у Моисеева.
— А как же балет?! — возмутилась Лялька, — ты же учился?!
— Для балета рылом не вышел, — Жорка развел руками, улыбнулся грустно и виновато, — туда отбирают лучших. Врач сказал, что косточки слабоваты.
— Я бы ему! — Лялька стиснула кулачки.
— Он прав, этот врач. Бывают такие люди, что очень подвержены травмам. Я, когда выступали в Болгарии, упал в оркестровую яму…
— Как упал?! – ахнули слушательницы.
— Да… по пьяному делу.
— И что?
— Ногу сломал. А она срослась как-то неправильно. Пришлось уходить на пенсию.
— Сколько ж лет тебе было?
— Двадцать шесть, и еще чуть-чуть.
— Хорошая пенсия?
— Сто шестнадцать с копейками.
— И хватало?
— Хватало бы, если б не пил, — Жорка еще раз вздохнул, — пришлось подрабатывать. Устроился в «Москонцерт», администратором у Кобзона. Однокашники помогли.
— У кого, у кого?! — девчонки отпрянули, широко раскрыли глаза.
Устинов почувствовал, как над его нечесаной шевелюрой горит, разгорается нимб.
— У Кобзона. Между прочим, хороший мужик, но я его звал только по имени, отчеству: Иосиф Давидович.
— Боялся? — поежилась Лялька.
— Нет, уважал. За три с половиной года мы с ним хорошо сработались. Он не хотел, чтобы я от него уходил.
— Почему же ушел?
— Женился.
— На артистке?
— Почему обязательно на артистке? Я их терпеть не могу! Ну, на ком можно жениться? — на обычной питерской бабе, она за мной с детства ухлестывала. Я ведь сам тоже из Ленинграда.
— Значит, женился! — мрачно сказала Вика и крепко задумалась.
— Ты, подруга, губищи-то не раскатывай! — подпрыгнула Лялька, — ишь ты, чего удумала!
— Ты что, мать? Окстись! — залепетала Вика.
— Смотри мне! Видишь, горе у мужика! Не по своей воле он здесь оказался, — строго вещала Лялька голосом школьной учительницы. Потом взглянула на Жорку и продолжила более ласково:
— Ты, Игорь, дальше рассказывай. Не обращай на нее внимания. Она у нас с прибабахом, книжек про любовь начиталась.
— Ну, женился, — неохотно продолжил Устинов, — переводом ушел в «Ленконцерт». Работал еще три года у разной горластой сволочи, а потом окончательно спился. Жена меня, естественно, бросила…
— Лечиться хоть пробовал? — тихо спросила Вика и испуганно замолчала.
Жорка вздохнул:
— Два раза лежал в ЛТП, если это так интересно. Честно скажу, воспоминания не самые светлые. Врач на прощанье сказал: «У вас, молодой человек, деменция головного мозга. Есть уже первые признаки. Скоро вам будет нечем думать. Хотите влачить растительное существование? — можете продолжать. Хотите остаться человеком? — меняйте свой образ жизни. Мой вам совет: перебирайтесь на юг, поближе к природе — подальше от собутыльников. Присмотрите квартиру. Жилье там намного дешевле, чем у нас, в Ленинграде».
— Что же мы тут сидим, чем занимаемся?! — всполошилась Лялька и вылила на пол остатки «Шампанского. — Поехали, мы сведем тебя с человеком, который решает любые проблемы. Викентий, махни Толяну!
— У стеклянных дверей, как будто из воздуха, материализовалась машина. Стояла, наверное, в пределах прямой видимости. Устинов это заметил и мысленно оценил: да, девочки еще те, все у них на широкую ногу! Полез было в карман, хотел расплатиться за столик, но куда там!
— Спрячь сейчас же! — искренне обиделась Лялька. — Чай к людям попал! Ты деньги для дела держи, они тебе еще пригодятся. Садись вон, рядом с водителем, да смотри: в этой машине не курят. Толян может обидеться, он с табаком завязал.
|
все сообщения
|
|
|
|