Прыжок леопарда
|
Подкова
|
Дата: Среда, 11.07.2012, 14:21 | Сообщение # 181
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Никита убрал повязку, осторожно разлепил веки. Боли и рези не было, глаза не слезились. Какое это все-таки счастье — вновь ощутить себя полноценным бойцом, когда все, казалось, безнадежно потеряно. И враги это скоро почувствуют, они ответят за все. Ведь терять ему по-прежнему нечего.
— Ну, волки, щас! — под ударами кованого ботинка жалобно хрустнули стекла иллюминатора.
— Эй, спецназ, мы тебя отпускаем! — закричали с земли. — Отдай нам тела наших братьев — и уходи! Пистолет Салмана можешь забрать с собой!
— Зато я вас не отпускаю! — вслед за осколками плексиглаза на траву упали наручники. — Заходите по одному, в казенных браслетах. Сядем рядком, потолкуем ладком. И все вместе подумаем, как нам прийти к общему знаменателю.
Из салона опять потянуло дымом. Свежий воздух, как струя керосина, прошелся по тлеющей изоляции.
— Вот наглец! — изумился Аслан. — Эй, кто-нибудь, дайте сюда гранату. Будем его выкуривать.
Услужливый Шанияз сунул ему «фенечку»:
— Хороший шакал — мертвый шакал. Подпали ему шкуру, нохче! Нашим братьям хуже не станет. Они у престола Всевышнего.
— Ну-ка все, отойдите подальше и держите окно под прицелом: сейчас я ему покажу знаменатель!
Аслана конкретно «заклинило». Он отступил немного назад, выбирая точку броска.
Мимино налетел медведем, завалил его на спину и заорал, брызжа слюной:
— Ты хоть чуть представляешь, сколько вокруг разлилось керосина? Так долбанет, что мало не будет. Все уйдем вслед за Салманом!
Шанияз тут же встал на сторону сильного:
— Насрать на него! — сказал он с внутренним убеждением. — Пусть покуражится этот шакал: что он может с тремя патронами против шести автоматов?
— Ты прав, — прохрипел Аслан, — что-то я немного погорячился, пусти меня, Мимино. Уходить надо. Самолет давно уже ищут. Деньги — не люди, их никогда не бывает много.
И будто бы в подтверждение этих слов, из-за вершины соседней горы вынырнули два вертолета — две грозные боевые машины в темно-зеленых лягушачьих разводах, с аккуратными красными звездами на борту. Они стремительно приближались, как гончие, взявшие след.
— Ложись! — закричал Мимино, — стреляем по кабине ведущего! Он подхватил автомат, неловко упал на спину и выпустил всю обойму.
Вертолет отвернул, огрызнулся короткой очередью. Пули зацокали по земле, взбивая фонтанчики пыли. Язычки голубоватого пламени жадно лизнули сухую листву, скользнули в окоп и ринулись к самолету.
Летчики бросились врассыпную: смекнули, что горцам будет сейчас не до них.
Мимино и Аслан, не сговариваясь, нырнули в глубокий блиндаж и там залегли, припали к земле, спрятав головы за прикладами автоматов. Остальные были обречены. Шанияз слишком много и часто курил, оттого и имел «позднее зажигание». Он побежал к самолету: там, за мешками с деньгами и героином, были припрятаны три порции «ханки». А Мовлат еще не проснулся. Он лежал на спине рядом с готовой могилой, чмокал губами и хихикал во сне. Наверное, ему снилось что-то хорошее.
Все случилось так неожиданно, что я растерялся. Взметнувшийся к небу огненный шар оглушительно лопнул. Моей энергетической оболочки тут же не стало. Ее поглотила энергия взрыва. Многократное эхо прошлось по вершинам гор, и лавиной сорвалось в ущелье. Через долю секунды рвануло еще. Темно-красное пламя взыграло огромным пульсаром и все занавесило клубами черного дыма.
Мой оголенный разум в панике заметался.
Я еле успел подхватить Никиту и слегка отодвинуть его в прошлое: ненадолго, на какую-то долю секунды. О себе вспомнилось в последнюю очередь, когда авиалайнер уже разваливался на две больших половины. Хвостовую часть отбросило в сторону. Из грузового отсека посыпались сумки, ящики, чемоданы. Горящий деревянный контейнер рассыпался от сильного удара о землю и из него, как цыпленок из скорлупы, вынырнул оцинкованный гроб.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 13.07.2012, 16:42 | Сообщение # 182
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 14. Безвременье изнутри
Никита не понимал ничего. Стоило на секунду закрыть глаза — и он, вдруг, оказался в центре прозрачной сферы, приподнятой над землей. Эта сфера не досаждала, не чинила препятствий и неудобств, но она не давала жить: полноценно существовать в этом привычном мире, ставшем вдруг каким-то чужим.
Как это произошло? — он не понял. Сначала рвануло у него под ногами. Он почувствовал силу этого взрыва и знал, что сейчас умрет. Но почему-то не умер. Пламя прошло сквозь него, даже не опалив, как проходит солнечный луч сквозь отражение в зеркале. Никита выронил пистолет, а когда потянулся к нему, руки схватили воздух. Он чувствовал запахи, накал скоротечного боя, но не мог принимать в нем участие, как зритель в кинотеатре не может ворваться в действо.
Он видел, как летчики залегли. Вернее, их уронило взрывной волной. Минуту спустя, на землю посыпался щедрый дождь из кусков металла, горящей обшивки и жирного черного пепла.
Шанияз умер мгновенно. Его растворило в гигантском коктейле из дыма, огня, крови и смерти. Внизу под ним извивался Мовлат. Дым покрывал его черным могильным саваном. Наверное, он кричал: то появлялся, то исчезал черный провал рта. Горела его одежда, горели веревки, опутавшие его тело, горели волосы. На лишенном бровей лице вздувались и лопались пузыри. Это с треском занялся, заполыхал человеческий жир.
После того, как бедняга затих, ожил боезапас. Обоймы то прыгали, то кружились на месте, исходя разящим свинцом. Пули, мяукали, впиваясь в обшивку авиалайнера, цинковый гроб, тело Мовлата; басовито мычали, прошивая столбы пламени. Такой какофонии не услышишь больше нигде. Ведь пуля, выпушенная из обычного автомата, в разреженном воздухе гор, имеет большую скорость и убойную силу, чем на равнине.
Вертолеты со второго захода вышли на цель со стороны леса. Пропустив под собою авиаторов, оба зависли над блиндажом. Кажется, они сориентировались, в кого именно нужно стрелять.
Горцы были обречены. Прямого попадания НУРСа хватило бы им за глаза — не блиндаж, а одно название: ну, что это за кладка — в полкирпича? Но чеченский Аллах в этот раз постоял за своих. От вершины соседней горы отделилась черная точка. Мгновением позже раздался хлопок одинокого выстрела. Серебристый пенал «Стингера» потянулся за вертолетами, стремительно вырастая в размерах.
— Там наши! — ликующе шепнул Мимино и ткнул пальцем в небо, приглашая Аслана проследить за тем, что творится в небе. — Теперь мы посмотрим, на чей хрен муха присядет!
Но Аслан промолчал: кровь текла тонкими струйками из ушей и носа. Он ее вытирал подолом рубахи. В окружающем воздухе скопились пары керосина, и от этого взрыв получился объемным.
— По счету «три» стреляем по вертолетам. Твой левый, — сказал он, пожимая плечами, указал на свои уши и отрицательно покачал головой. Мол, совсем ничего не слышу.
Мимино согласно кивнул.
— Потом сразу уходим, — медленно, почти по слогам продолжил Аслан. — Уходим одновременно и в разные стороны. Сбор у подошвы соседней горы. Там ты найдешь родник и «жертвенный камень». Я узнал это место. За перевалом была наша база. У камня меня подождешь. Но только до темноты. Если не появлюсь, выбирайся как-нибудь сам. Если понял, кивни головой.
Мимино снова кивнул. Глядя со стороны, трудно было понять, кто из них глухой, а кто нет.
Вертолетчики не растерялись. Слетанной паре опыта не занимать. Им негоже бояться какой-то там «стрелки». Боевые машины отпрянули в разные стороны и снова сошлись, набирая скорость. Они проскользнули над самой землей, по обе стороны от горящего самолета.
Это была идеальная тепловая ловушка и «Стингер» повелся: он нашел большую, настоящую цель. Смертельно раненый самолет еще раз хорошенько тряхнуло. Не успевший погаснуть пожар вспыхнул с новою силой. К тому же, где-то внутри взорвались баллоны с каким-то сжиженным газом. В воздухе завизжали осколки.
Я мельком увидел, как острый железный шкворень, уже на излете, упал на мертвое тело Мовлата. Он прошил его насквозь, и ушел глубоко в землю. Наверное, для пущей надежности: так в древние времена осиновым колом привечали вампира. Еще один пласт искореженной плоскости, как поздний осенний лист, кружился в горячем воздухе. Он, медленно опустился и наискось пропорол ненавистный мне цинковый ящик. Да так в нем и застрял.
Интересно, задел или нет? Скорее всего, задел...
И тут до меня дошло, что столь отрешенно я думаю о своем собственном теле. Что бы я, интересно, запел, если б лежал, внутри? — одних пулевых отверстий в цинке было не меньше десятка. Нет, пора возвращаться.
...Итак, я проснулся. Попробовал на вкус первый глоток кислорода. Руки, ноги, спина, голова — все болело. Ощупал себя изнутри — вроде цел. А моя домовина, увы, разлетелась в щепки: я разнес ее собственным телом. Но в цинковом ящике от этого свободней не стало. Подо мной катались автоматные пули, ребра стиснул тесный деревянный корсет, на затылок давил горячий кусок металла. Я с трудом повернулся на спину, потянул на себя горячую железяку и действуя ею как рычагом, попробовал расширить разрез — тщетно, не было точки опоры.
Где-то рядом гудело пламя. Было безумно жарко. Пахло гарью и дымом. Пот ручьями тек на глаза. К тому же, с непривычки, я очень устал.
Подушка была подпорчена пулей. Ее я нашел где-то в районе своей пятой точки. Там же нащупал аптечку — необходимый минимум, который обычно таскаю с собой. Здравствуйте, земные заботы!
Сиднокарб, бемитил, амфетамин — все это, в любых сочетаниях, мог синтезировать в своем организме. Но для этого нужно собраться с силами. Где их взять, при работе в экстремальных условиях? Эх, закурить бы еще, век не курил!
Укол наконец-то подействовал. Пора приступать к генеральной уборке своей домовины. Прежде всего, я начал укладывать доски: длинные греб под себя, а те, что поменьше отпихивал вниз, в ноги. Тяжелый и долгий труд. И все для того, чтобы втиснуться поперек ненавистного ящика. Наконец, удалось и это. В одну боковину я уперся загривком, в другую ногами, как родную, обнял железяку... пошла, родимая, мать твою перемать!!! И вдруг... чей-то отчаянный вопль ворвался в мое сознание...
— Три! — крикнул Аслан и остолбенел. Он случайно глянул туда, где я, матерясь, выкарабкивался из цинка. К моему удивлению, человек, не боявшийся шаровых молний, ухватился за ногу подельника, как за мамкину юбку.
— Наверное, в этот день родился шайтан, — подумал он вслух. — Все сегодня не так, все на изнанку. Даже смерть.
Мимино, рванувшийся было вперед, понятное дело, упал и оглянулся в недоумении: так, мол, не договаривались! Проследив за взглядом Аслана, бравый пилот офигел. Да тут еще я, сдуру, этим парням подмигнул. Вроде бы мелочь, а проняло: он тоненько возвопил:
— А-а-а!!!
— А-а-а!!! — вторил ему Аслан неожиданно сочным басом.
Он выпрыгнул из учебного блиндажа, и рванулся, не разбирая дороги, к оголенному скальному склону. Бесстрашного летуна тоже подбросило. Подельник бежал быстро, но он обошел его, как стоячего. Длиннющие ноги мелькали, как циркуль в руках деревенского землемера.
Никто из бегущих не знал, жив ли еще их бывший заложник и если да, что замышляет. Встань он сейчас на горной тропе — они бы не стушевались и приняли бой. Они бы не испугались и десятка вооруженных Никит, но это!!! Их подгонял страх перед темной враждебной силой, генетический ужас, настоянный на суеверии. В отчаявшихся головах даже не было простенькой мысли: развернуться, и выпустить в мою сторону пару очередей.
|
все сообщения
|
|
|
|
РОМАН
|
Дата: Суббота, 14.07.2012, 09:46 | Сообщение # 183
|
Шериф
Группа: Старшина
Сообщений: 6433
Награды: 41
Статус: Offline
|
Quote (Подкова)
ожил боезапас. Обоймы то прыгали, то кружились на месте, исходя разящим свинцом. Пули, мяукали, впиваясь в обшивку авиалайнера, цинковый гроб, тело Мовлата; басовито мычали, прошивая столбы пламени. Такой какофонии не услышишь больше нигде. Ведь пуля, выпушенная из обычного автомата, в разреженном воздухе гор, имеет большую скорость и убойную силу, чем на равнине.
Подкова, здесь не совсем понятно - по описанию получается, что патроны стреляли просто от температуры, и тогда высокой скорости пули быть не может - нет ствола, чтобы ее набрать...
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
---
Укроп - гораздо лучше, чем конопля!
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 15.07.2012, 21:38 | Сообщение # 184
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
А ведь действительно, звучит как-то двояко. Надо будет переделать.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 20.07.2012, 19:28 | Сообщение # 185
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Будучи шаровой молнией, я хорошо изучил окрестности. Под обрывом, к которому бежали чеченцы, проходила медвежья тропа. С вершины ее не было видно, но если скользнуть вертикально вниз, цепляясь за козырек, можно было попасть в аккурат на нее. С известной долею риска, тропа была проходима для взрослого человека. Ступень за ступенью, сползала она вертикально вниз, к подошве горы.
Беглецы постепенно пришли в себя. Они даже во время начали тормозить. Я мог бы их подтолкнуть и сбросить с вершины, но очень устал. Мне больше не хотелось их убивать: свой шанс начать все сначала они заслужили смелостью, фартом и жаждою жизни.
Курево у меня было, Мордан позаботился: перед тем, как забить крышку, он высыпал в гроб несколько пачек «БТ». Они были порваны и измяты, но в дело годились. В кармане нашлась зажигалка и коробок спичек. В конце концов, зарасти оно все дерьмом: если есть дела поважней, пускай они подождут.
Было по-прежнему жарко, но самолет догорал. Хлопья жирного пепла уже не кружились в воздухе. Здесь больше никто ни в кого не стрелял: вертолеты решили не возвращаться. Наверное, ушли на заправку, «причесав» на прощание, вершину и склон соседней горы.
Я курил и строил планы на будущее. Оружие, деньги — все это у меня на первое время было. Правда, костюм никуда не годился: выползая из ящика, я порвал его в клочья. Черт с ним, свобода дороже. Да и с одеждой проблем не будет. Хвост самолета и весь грузовой отсек взрывом отбросило в сторону. Баулы, узлы, чемоданы посеяны здесь, как крапива на свалке и почти ничего не сгорело. Из такого количества барахла можно выбрать что-нибудь подходящее. Все равно эти вещи уже никогда не дождутся своих хозяев.
...Никита уже устал удивляться. С момента, когда на него надели наручники, вокруг происходит какая-то чертовщина. Чтоб не сойти с ума, он принял это как аксиому. Но мое чудесное воскрешение все же, добило его до конца.
— Может, это агония? — спросил он у неба, — может, я — отлетающая душа, лишенная тела? Почему же... почему же тогда так хочется жрать?
— Потому, что на свете есть сало, — ответил я на этот вечный вопрос, возвращая его в реальность.
Сфера исчезла, как будто рассыпалась. Человек из далекого прошлого материализовался в воздухе, в том самом месте, где застал его первый взрыв. Никита мгновенно сгруппировался и приземлился, как учили в десанте. Под ногами горела трава, обжигали подошвы куски остывающего металла. Но он, казалось, не чувствовал ничего, все рылся и рылся в обломках — делал вид, что ищет свой пистолет. Не хотелось ему общаться с этим, условно говоря, человеком и Никита, как мог, оттягивал этот момент.
На душе у него скребли кошки. Еще бы! Один за другим гибли его враги, был скоротечный бой, а его, как сопливого пацана, поставили в угол. Это больно терзало самолюбие профессионала. Он понимал, вернее — доподлинно знал, что я не из банды угонщиков, но хотел себя убедить, что это не так.
Был у новой его ипостаси такой нехороший пунктик — срывать свою злость и досаду на первом, попавшемся под руку. Благо, в нашей советской армии подчиненные всегда под рукой. В конце концов, он решился и зашагал ко мне, притаптывая ботинками язычки пламени.
— Ты кто такой? — начал он с классической фразы, — что-то рожа твоя мне кого-то напоминает.
Еще б не признал! В нагрудном кармане его «комка» вот уже сутки лежит мое черно-белое фото, а также листочек с приметами.
Хоть тут повезло, — подумал Никита.
После «клинической смерти», майор Подопригора стал излишне самоуверен. Он, вдруг, обнаружил, что стал обладателем уникального воинского искусства, да такого, что не снилось и Кадочникову. А потому, ничтоже сумняшеся, решил приступить к задержанию. Но что-то в моем облике его насторожило, настолько смутило, что бравый спецназовец решил перестраховаться, проявить осторожность. Для начала, он двинул вперед правую руку — легкий бесконтактный удар раскрытой ладонью. Хотел испугать.
Я выполнил два незаметных движения: немного отвел и усилил его удар. Кусок обгоревшей обшивки, валявшийся под ногами, сложился книжной обложкой и так загремел, как будто его огрели кувалдой. Никита подумал, что промахнулся. Удар вышел сильнее обычного и это его слегка озадачило. Но тут, пущенный мной камень больно ударил его под коленку.
От человека, сидящего на траве, смешно ожидать каких-либо встречных действий, а тем более — контратаки. Спецназовец подлянки не ожидал. Он пропустил удар, но подумал, что это случайность.
Тогда я запустил булыжник крупнее. Решил подразнить мужика и вовлечь его в потасовку. Пусть Аслан с Мимино уходят подальше. В совсем недалеком будущем они мне еще пригодятся...
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Суббота, 21.07.2012, 14:47 | Сообщение # 186
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 15 Неверные ориентиры
Последний раз Подопригора получал по рогам еще до Афгана, в годы суровой армейской юности. Свел его тренировочный спарринг с прапорщиком-хохлом. Вечно сонного, неуклюжего дядьку он, тогда еще рядовой, в деле не видел. Думал, что это какой-нибудь интендант с базы снабжения. Вот и решил взять его «малой кровью»: подставиться, принять удар «на рога» и ответить встречной убойной серией.
Все вышло, как он и рассчитывал, но с иными последствиями. Хохол приложился так, что хрустнула черепушка. Никита остался стоять на ногах, не в силах упасть, или просто пошевелиться. В голове басовито гудел колокол, горизонт заплывал черно-красной мозаикой. Временами его разрывали ослепительно белые вспышки. А бешенный прапорюга продолжал его мурцевать, как Петлюра пьяного гайдамаку. И бил же, сволочь, как-то по-подлому: попадает в плечо — екает селезенка. Снова приложится в ту же, вроде бы точку, а удар отдается в коленках. На прощание треснул так, что пол под ногами Никиты с грохотом провалился, а сам он попал в санчасть с переломом ноги.
Тайну чудо ударов он выведал. Будучи крепко навеселе, хохол навестил в санчасти болящего «фазана», да там же и раскололся. Великая все-таки вещь — угрызения совести. Жаль, что свойственны подобные импульсы только загадочной русской душе. Никита же, причислял себя к истым хохлам и свои наработки цепко держал при себе.
На войне он заматерел, но едва не сломался психически. Так случается, если ставишь перед собой неверные ориентиры. По жизни своей Никита был ведомым, а не ведущим. Он считал это большим недостатком, старался избавиться от него, но не мог, ибо лидером надо родиться.
Когда Подопригора был еще крутым пацаном по прозвищу Кит, учился в их классе Васька по фамилии Грабаренко. Васька был кривоног, вечно ходил в кирзовых сапогах с вывернутыми «халявами», донашивал чьи-то штаны с заплатками на корме. Два раза в году он стригся исключительно наголо, а от гранита науки отгрызал максимум на трояк.
В то время гремели «Битлы», в моде были остроносые туфли и расклешенные брюки. Школьники города, всеми правдами и неправдами норовили отращивать длинные «патлы». И только детдомовцы стригли головы под машинку и цеплялись за солдатскую обувь.
Вот таким человеком был Васька: ладным, веселым, везучим. Бабы по нему сходили с ума. В школьной футбольной команде он играл вратарем. И такие шальные мячи вытаскивал из углов, что взрослые дядьки диву давались. Но не это самое главное: как ладно сидели на нем старые «кирзачи»! Никита в ту пору не раз пожалел, что ногам его не хватает Васькиной кривизны.
В «Каскаде» таким человеком был Валерий Иванович Сапа по кличке Сапер ─ признанный авторитет для бойцов и (представьте себе!) офицеров. Хлопцы шутили, что в прошлой своей жизни Валерий Иванович был Суворовым. А что? Никита готов в это поверить. Группа рыскала от Хорога до Пакистана в автономном режиме. Сколько было разгромленных караванов и складов с боеприпасами! Враг неделями сидел на хвосте, зажимал в огненные тиски, поливал свинцом, не давая поднять голову. И в каждом конкретном случае у Сапера в загашнике находился свой, сумасшедший, но единственно верный выход.
«Товарища прапорщика» Никита боготворил. Как губка, впитывал бесценный боевой опыт. Сильные, слабые стороны в характере Валерия Ивановича и даже его откровенные «бзики» служили тогда Подопригоре примером для подражания.
Как и кумир, Никита всем сердцем возненавидел американцев и страшно переживал, если в ходе какой-либо вылазки его боевой счет оставался без изменений. Из Афгана в Союз он привез две трехлитровые банки соленых ушей американских военнослужащих. Незнающим людям пояснял, что это грибы.
— Ого, грузди? — поражались они, — даже черные попадаются?! А говорят, что в Афганистане…
По рецепту Сапера, дома он эти «грибы» нанизал на вязальные спицы, хорошо просушил над духовкой. Получились отличные четки: будет что в старости вспомнить.
...Это вот ухо он срезал под Кандагаром. Тот, кто раньше его носил, сиганул на Никиту с ножом, когда он стоял в дозоре. Думал, застанет врасплох, а потом перережет всю группу. На узкой тропе нужно быть осторожней вдвойне, но янки что-то не рассчитал. Пришлось на веревке спускаться в ущелье за первым своим трофеем.
Ухо с дырочкой от серьги успело сходить в кругосветку. Бывший его хозяин — морской пехотинец. Никита настраивался на серьезную схватку, а он продержался всего минуту.
Убивая, Никита держал в уме реакцию товарища прапорщика на его боевые свершения. «Молодец, фазан!» — редко кто из солдат удостаивался этой скупой похвалы и была она почетней иного ордена.
Наряду с боевым искусством, в Никите теперь изнутри прорастал лидер. И это его возвышало, придавало уверенности в себе. Вот и сейчас он спокойно ушел от удара, с небрежной легкостью пропустил его за спиной, многообещающе усмехнулся и по крутой дуге пошел на сближение.
Я винтом закрутился в противоход. Пришлось немного пришпорить время — пиратский, конечно, прием, но только так я успел вскочить на ноги, поставить скользящий блок и нырнуть под разящий удар огромного кулака. Фора в доли мгновения, незнающий человек ее не заметит, но в бою она дорого стоит.
Никита продолжал наседать. Я был похоронен под градом ударов, а он продолжал танцевать свой безумный воинственный танец. Атаки шли волна за волной, с разных дистанций и направлений. Каждый каскад был законченным продолжением предыдущего и логически из него вытекал. Со стороны могло показаться, что ему наплевать на защиту. Но только со стороны. Никита удерживал свое тело в границах Перунова круга. Это высшая ступень мастерства. Шагнув на нее, боец отражает любые удары по самой кратчайшей прямой.
Да, мне приходилось не сладко. Путешествие в тесном гробу не способствует хорошей физической форме. Болело все тело. Особенно в тех местах, куда попадали шальные пули. Хочешь, не хочешь, а нужно уравнивать шансы: на ложном замахе я ушел на дистанцию и успел заблокировать боль. Так дело пошло веселей, но, как потом оказалось, это был единственный мой успех.
Никита владел славяно-горицким стилем лучше меня. Он теснил меня к самому краю обрыва. Я вертелся, как мог: уходил, ставил блоки, нырял под удары и выжидал, выжидал, но перейти в контратаку спецназовец мне не позволил. Можно было пойти на военную хитрость: спрятаться в прошлом, перешагнуть в будущее, или (что будет совсем неожиданно) на стремительном всплеске уйти с траектории, забежать за широкую спину спецназовца, пнуть его коленкой под зад, (чтобы шибче летел), вернуться, поймать его на кулак и победой закончить бой. Но пока мы еще союзники. А в споре союзников победа любой ценой — это уже жлобство! И потом, я ведь сам спровоцировал драку.
— Урок это, княжич, не сума и не крест. Его на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится!
Этот голос я достал у Никиты из памяти. Вернее, не у Никиты, а у того человека из далекого прошлого, что все больше прорастал в нем. Он не мог его не узнать.
Спецназовец в азарте не понял: откуда пришел этот голос. Он даже не удивился, настолько вошел во вкус.
— Не боись, друже, — заревел он в ответ. — Живы еще чады Владыки Земного Мира Великого Властителя Велеса!
— За Веру, за мощь за Его радеющие, не позабывшие имя Его! — чисто автоматически произнес я, споткнулся и сел на задницу.
Никита в замешательстве отступил и тоже опустил руки.
Мы оба пытались осмыслить произошедшее: ведь проще услышать гром в середине зимы, чем Вещее Слово. То же самое думал, наверное, он. Или тот, другой…
— Ай, молодца! Мамой клянусь, молодца! — отчетливо прозвучал чей-то насмешливый голос. — Что ж вы остановились? Не стесняйтесь, можете продолжать чистить друг другу рожи. Старый Абу-Аббас давненько не видел таких вот, задиристых петушков!
Насчет петушков, это он зря, — подумал Никита.
Я обернулся и уперся глазами в ствол. Параллельно стволу слева направо двигалась борода — шикарная борода, широкая и густая, как новая одежная щетка. Наверное, экономный хозяин подстригал ее топором. Чуть выше одежной щетки шевелились кривые, ехидные губы. Вот они приоткрылись в ухмылке, явив для всеобщего обозрения здоровые, крупные зубы чистокровной английской породы. Над этими жерновами свисали усы. А над ними ─ стремящийся ввысь, как звезда на рождественской елке, агромаднейший шнобель, достойный книги рекордов Гиннеса. Под зеленой повязкой под потным лбом, под сросшимися бровями, в глубине морщинистых впадин, затаились глаза. Глаза ядовитой, коварной, умной и хитрой змеи.
Абу-Аббас был не стар, но по сравнению с теми, кого он привел, выглядел аксакалом. Рядом с ним находились дети: один пацан пацаном, другой чуть постарше. В камуфляжах зимней расцветки и, естественно, с автоматами, оба смотрелись по- взрослому. Кто они есть такие, я до конца не понял, но явно не лесники. Случайных прохожих тут не бывает: самолет «с вещами» — сам по себе очень богатый приз. А тем более — в голодное смутное время. На такую добычу может запасть кто угодно: и люди с соседней горы, запустившие «Стингер», и обычные мародеры. Их много сейчас развелось по окрестным аулам.
— Никита, — мысленно прошептал я, — ты слышишь меня, Никита?
— Кажется, слышу, — неуверенно отозвался спецназовец.
— Ты можешь не говорить. Ты думай, мысленно формулируй все, что хочешь мне сообщить. В любом случае, я пойму.
Он понял, кивнул.
— Где же были твои глаза, товарищ гвардии капитан? — задал я провокационный вопрос, доподлинно зная, что в Никите, капля за каплей просыпается вода, господарь, предводитель.
И точно: волчьи глаза спецназовца сверкнули огнем:
— Да пошел ка ты на …! — рявкнул он вслух.
— Что ты сказал?! — взвился Абу-Аббас, инстинктивно хватаясь за нож. — Это ты у меня пойдешь… с порватым очком!
Он выпустил из виду меня, и свой автомат. За такие ошибки наказывают. Секунду спустя, аксакал лежал на земле с переломанным позвоночником. Остальных порешил Никита: жестоко и быстро, по варварски, обычным куском железа. Когда я обернулся, все уже было кончено: у одного из мальчишек была перерублена шея, у другого — раскроен череп.
М-да, вот так я бы не смог. Поэтому испытал двоякое чувство. Мне было жаль пацанов. Их неокрепшие души кричали от ужаса. А с другой стороны, что оставалось делать? Люди сами решают свою судьбу, взяв в руки оружие. Они помыкали слабыми, считая, что в этом сила.
Все случилось настолько быстро, что никто ничего не услышал. По вершине горы бродило много людей с оружием. Но все они были сравнительно далеко: аксакал приказал им прочесывать лес, взять живыми всех четырех гяуров. Он откуда-то знал, что летчиков в экипаже ровно четыре. Интересно, откуда? Я порылся и в его исчезающей памяти, но везде нарывался на смирение и молитву. Поистине, этот воинствующий мулла был плотно настроен на встречу с Аллахом. Надо же, а с виду большой матершинник!
Пока я переживал, спецназовец разбирался с нашим трофейным оружием: три автомата и нож — стреляющий нож разведчика бельгийского образца, с мощной пружиной. Лезвие доводилось методом полировки, было прозрачным и чистым. Оно завораживало: где-то внутри металла то вспыхивало, то угасало голубоватое пламя.
— Что это с тобой?
Я вздрогнул, непонимающе обернулся.
— Что, говорю с тобой? — Никита прикрыл ладонью глаза и отступил на шаг.
— Не понял? — обеспокоился я.
— Зеркала нет, посмотри хотя бы на руки.
Я поднял к глазам ладонь и тоже отпрянул. Глянул чуть выше: под разодранной в клочья рубахой темнела плотная масса, имеющая форму руки. Масса слабо пульсировала, плавно меняла цвет от черного — к темно-бордовому. По поверхности этого нечто, как внезапная нервная дрожь, пробегали зигзаги и волны светло-зеленого цвета.
Уникальная все-таки штука — человеческий мозг! Он способен запоминать прошлое свое состояние и устойчиво в него возвращаться. Потеряв контроль над собой, я опять стал огненным шаром — сгустком обедненной энергии, заполнившим человеческое обличье. Мощность, конечно, была далеко не убойной. И яркость не та, даже штаны и рубаха не загорелись.
Да, надо принимать срочные меры. Обратная трансформация — это уже проще. Кем я был, собою, Салманом, Абу-Аббасом?
— Так это все, значит, ты? И здесь, и тогда в самолете? — мрачно подумал Никита, мысленно обращаясь ко мне.
Я постепенно вернулся в привычное земное обличье и смог даже кивнуть.
— Ты запросто убиваешь. Зачем же позволил тем двум из команды Салмана так просто уйти? — спросил он уже вслух, имея в виду Аслана и Мимино.
— Просто?! — чуть не подпрыгнул я. — Ничего в этом мире не совершается просто! Может быть, ты считаешь, что твое возвращение к жизни после прыжка с нераскрывшимся парашютом — самое обычное дело? Или тот, кто чудесным образом возродился из тлена, чтобы вместить твою суть — это тоже… научно обоснованный факт?
— Откуда ты знаешь?! — изумился Никита, едва шевеля отвисающей челюстью.
Пришлось прочитать ему короткую лекцию о яви и прави, о вечной борьбе двух начал, о ценности каждой человеческой жизни, об эволюции, как о цепочке усложняющихся предназначений.
Спецназовец скис.
— Короче, — сказал он, зевая, — это длинно и скучно, а время не ждет.
— Время стирает лишь тех, кто им обречен. Метелят, бывает, толпой мужика на базаре, а ему хоть бы хны. С утра, глядишь, побежал за похмелкой. А кого-то случайно толкнули на автобусной остановке, он как-то неловко ударился головой о бордюр — и кранты.
— Бывает и так, — согласился Никита, — помнится, отец говорил, что есть на земле хранители времени. Они сверяют часы над явленным миром. А я ему не поверил, думал, это красивая сказка. А вот теперь верю. Потому, что не смог проследить за твоими ударами. Ты, наверное, будешь один из них?
— Отец? — изумился я, — ты ж безотцовщина?!
— Ты мне зубы не заговаривай! — Никита сверкнул глазами и сжал кулаки. — Ишь, василиск! Все ему что да как!.. Вот с места не тронусь, пока не услышу ответ, похожий на правду!
Я добился, чего хотел: со мной говорил человек из далекого прошлого, который очень не любит, чтобы ему перечили.
Пришлось отвечать.
— Твой отец не соврал. Это действительно так. Только не «хранители времени», а хранители древнего знания. Вот почему моя фотография лежит у тебя в кармане.
Никита смутился:
— Но здесь говорится, что ты убивал невинных людей.
Я кивнул на Абу-Аббаса, потом на его подручных:
— Эти люди тоже невинны. Они никого не убили, ничего не украли. Хотели, но не успели.
— Написать можно все что угодно, — согласился спецназовец.
— В приказе, который сейчас про тебя сочиняют, на этот момент сказано, что ты — впечатлительная натура и должности не соответствуешь...
— Надо же, не забыл! — Никита нахмурился, помрачнел, — не забыл про меня Николай Николаевич в суете государственной службы. Не забыл, мать его так!
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 22.07.2012, 11:14 | Сообщение # 187
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
От окраины леса к нам уже шли люди с оружием. Шли небрежно, как вечные победители, сознающие свою силу. Их было чуть больше десятка, если не считать летунов. Эх, жаль, далеко не ушли, опять не повезло мужикам! Да, похоже, на нашей поляне снова становится многолюдно.
— Во! — встрепенулся Никита. Он, как ему показалось, набрел на удачную мысль. — Отец еще говорил, что хранители времени могут предсказывать будущее. А ты? Ты можешь сказать, чем все это закончится?
Окончание «для меня» он тактично решил опустить.
Предскажи я сейчас, что нужно ворочать бочки с дерьмом, он бы схватился за самую здоровенную.
— Сейчас мы с тобой куда-нибудь спрячем трупы, организуем засаду и будем спасать экипаж самолета.
Это было так очевидно! Никита и сам думал о том же:
— Не удивил! Ты просто прочел мои мысли, и озвучил их вслух! Скажи, что будет потом и я, может быть, поверю.
— Мы будем спасать друг друга, и оба чуть не погибнем, — сорвалось с моего языка. Накаркал, точно накаркал!
— Типун тебе на язык! — голосом, не терпящим возражений, отчеканил гвардии капитан Подопригора. — Хватаем этого кабана, и тащим в ближайший блиндаж!
Так — значит так. Подручных Абу-Аббаса и его самого мы свалили в общую кучу. Вход и бойницы забросали железом, мусором и тряпьем. А потом, в том самом окопе, куда зарулил Мимино, стали делить «добычу»: три автомата, две запасные обоймы и целых четыре ножа.
— С таким арсеналом много не навоюешь, — хмыкнул Никита. — Сколько их тут? — поди посчитай. Но на первое время хватит. Главное, чтобы встреча была неожиданной и очень горячей.
Глава 16 Ростов-папа
Мордану Ростов не понравился. Рыбы навалом, а пива хорошего — днем с огнем. Суетный город, жлобский. Что ни прыщ — то козырный фраер. Старушки на рынке — и те балаболят по фене. Даже слуги народа иногда не чураются завернуть с высокой трибуны что-нибудь эдакое. Еще бы! «Ростов-папа!», криминальный душок, особая фишка, узнаваемый образ. Нечто вроде русской матрешки, или тульского пряника. А поглубже копнешь, оглянешься — обычные гопники, только деньги любят сильней, чем они того стоят. Покупку соседом крутой иномарки они принимают, как тяжкое оскорбление, а строительство «хаты» в три этажа под его погаными окнами — это «наш ответ Чемберлену».
Взять хоть того же Амбала. Пацан вроде бы правильный, особой, воровской масти: три ходки по сто сорок четвертой, «Белую Лебедь», если не врет, знает не понаслышке. Но и он признает воровское братство только за счет клиента. Хоть бы раз подошел, спросил: Как, мол, дела, Санек? Тяжко, небось, в чужом городе с непредвиденными расходами? Может, сотню-другую позычить? Может, вместе сходить на дело? — хренушки! Человек, приехавший с Севера — это, в его понимании, помесь Березовского с Дерипаской. Будто бы там, за Полярным Кругом, деньги в мешки вместо снега сгребают.
Он при Мордане типа опекуна: гид, ментор и телохранитель в едином лице. И сидит за этих троих на хвосте до тех пор, пока сам не обрубится. Здоровьишка ему мал-мал не хватает. Больше литра в один присест ему нипочем не скушать.
Водит его Амбал, как заморское чудо, по всяческим злачным местам:
— Девочки, вот человек. Его надо «уважить» и принять по первому классу! — А сам уже лыка не вяжет.
— Сделаем, Васечка! Сделаем, миленький! — И в носик помадкой — чмок!
По первому классу это довольно накладно. Сотни «зеленых» как не бывало. Жалко, конечно, но и это еще не все: когда дело доходит до самого интересного, «Васечка» уже никакой. Елозит соплями по скатерти, да что-то мычит, а Сашка за себя, да за тех троих, что в его лице, управляется. Разгульная жизнь хороша, если она не в тягость, а тут...
В душе у Мордана медленно вызревало сложное чувство. Чтобы его описать, ему не хватало образов и сравнений, а главное — их понимания. За такими словами ныряют в глубины собственной сути, а не рыщут по мелководью. Отчаянье и печаль, раскаянье и бессилие плотно переплелись в горький колючий комок. Нет, это была не совесть, с нею как раз, он ладил. Хорошо это, плохо ли, но был у Сашки такой атавизм. Он его, кстати, не считал недостатком. Это странное чувство росло, крепчало и все чаще рвалось наружу, как собака из конуры. Глотая безвкусное пойло и пользуя пресных баб, он видел перед глазами холодный цинковый гроб. Хотелось куда-то бежать, что-то безотлагательно делать. Или наоборот — нажраться до сумасшествия и крушить все подряд. В один из таких моментов, он отправил домой своих ребятишек. Наказал им вооружиться, собраться в кучу и ждать сигнала.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 22.07.2012, 19:52 | Сообщение # 188
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Обещанной встречи с Черкесом все не было.
— Уехал старик, — успокоил его Амбал, — по твоим заморочкам уехал. Да ты не волнуйся! Наш дед чеченов построит. Все до копейки вернут.
— Что вернут? — не понял Мордан.
— Что взяли — то и вернут, — Васька лукаво прищурился и подмигнул. — Думаешь, никто ни о чем не догадывается, за дураков нас держишь?
— О чем это ты? — устало спросил Сашка.
Его опекун с утречка «вмазал», а на старые дрожжи он часто нес ахинею. Это уже даже не раздражало.
— Сам будто не понимаешь! Ну, кто он такой, этот Заика, где жил, где сидел, кто у него остался в Ростове? Никто из братвы никогда не слыхал про такого козырного фраера. И еще: такие люди, как Кот, за простого баклана мазу не держат.
— Про какого заику ты гонишь сейчас пургу? — Мордана заклинило, он и думать забыл, что я «припухаю» в гробу под чужим именем.
— Так я и знал, — рассмеялся Амбал, — в ящике не покойник, а что-то другое. Иначе, зачем самолет угонять, а?
Вот тут-то до Сашки дошло.
Гниловатый у нас получился базар, — думал он, постепенно въезжая в тему. — Глянуть со стороны: я и есть главный темнило. Если так же думает и Черкес, тогда все понятно. Никакой встречи не будет. Вот как на его месте поступил бы, к примеру, Кот? — а никак. Такие дела с кондачка не решают...
— Да ты не боись, — расщедрился Васька. Наверное, вспомнил, кто будет платить за выпивку. — Я ж тебе говорю: построит чеченов дед. Для него это «тьфу!» Не такие дела поднимал, хошь расскажу?
— Ну!
— Ладно, потом как-нибудь. Слышь? пойдем-ка отсюда… эй, человек! — Будто о чем-то вспомнив, Амбал, вдруг, засуетился. Защелкал перстами, подзывая к столу халдея.
— Чего это ты? — удивился Мордан.
— Блядохода сегодня не будет, — озабоченно вымолвил Васька, — так что лучше… давай менять дислокацию.
— А что там у них, у блядей, за беда, местком, или медкомиссия? — как можно серьезней спросил Сашка.
Амбал шуток не понимал и потому не замедлил с ответом:
— Да кто ж его знает, когда у них там медкомиссия? Не ходят они на концерты, мать иху так, для клиента слишком накладно.
— На какие концерты?
— Ты что, не читал афишу?
— Разве она была?
— Здрасьте! А справа от входа: «Выступает Сергей Захаров»?
— Он что, в ресторане петь будет? — изумился Мордан.
— За хорошие бабки? Не только споет — станцует. Рюмочку поднесешь — и выпьет с тобою на брудершафт. А почему бы не станцевать? — вход по билетам, триста рябчиков с рыла, не считая выпивки и закуски. Халдей говорил, что свободных мест уже нет: валом валит народ. Если, мол, захотите остаться, за билеты придется доплачивать. Тебе оно надо?
— Какие проблемы? — доплатим.
Сашка был равнодушен к эстраде, но уходить не хотелось. «Интурист держал свою марку: здесь было прохладно и чисто, к столу подавали чешское пиво — самый натуральный «Праздрой». К тому же, Сергей Захаров...
Новый солист Ленинградского «Мюзик-холла» после первой же песни стал кумиром питерских баб. Все они, невзирая на возраст и сексуальные предпочтения, вместе и по отдельности, сразу сошли с ума. Одна из приверженец лесбийской любви (их было много в богемной среде, особенно на «Ленфильме»), во всеуслышание заявила: «Сережа — единственный в мире мужчина, которому я отдалась бы по первому требованию».
«Яблони в цвету» летели из всех транзисторов. Сестренка Наташка — и та туда же! Купила на школьные завтраки большую пластинку и крутила с утра до вечера. Под подушкой хранила фотографии и афиши. С боем рвалась на каждый вечерний концерт.
Векшин, как раз, собирался в командировку, и очень просил за сестрой присмотреть.
— Прямо не знаю, что делать, — жаловался он Сашке, — черт, а не ребенок, хоть наружку за ней выставляй! Успеваемость катится вниз. Ты представляешь, она пропускает уроки, и часами торчит у подъезда этого охламона!
Пришлось из общаги переезжать на Литейный. Брать это дело под личный контроль.
Сашка тогда подрабатывал «грушей» — был спарринг партнером у Валерки Попенченко и с ним поделился своей бедой.
Валерка тогда уже был именитым боксером, олимпийской надеждой сборной. Мордан по сравнению с ним — желторотый цыпленок, недоросль. А поди ж ты, не перебил! Выслушал очень серьезно, с минуту поразмышлял и выдал свое резюме:
— Сделаем, товарищ курсант.
Так он его почему-то и звал: Не Мордан, не Ведясов и, даже, не Сашка, а именно «товарищ курсант».
Что там и как Мордан не вникал. Но только однажды к школе, где училась Наташка, подъехала черная "Волга". За рулем был Сергей Захаров. В очевидность невероятного поначалу никто не поверил. Ну, мало ли кто на кого бывает похож? Да и не место большому артисту — почти небожителю — в сугубо мирских местах.
— Вы к кому? — не сдержал любопытства малолетний оболтус, по внешнему виду, разгильдяй и типичный прогульщик. — Закурить не найдется? Ух ты, тачка какая классная!
— Мне нужна Наталья Ведясова, она из восьмого «Б».
— Наташка? — ухмыльнулся оболтус и спрятал за ухо «Мальборо», — сейчас позову. А что ей сказать, кто спрашивает?
— Скажи, что Захаров.
— Захаров? Фамилия очень знакомая... это не вы в Ленинградском «Динамо» по центру защиты играете?
— Нет, не я. По центру играет Данилов.
— Точно Данилов! А вы у них, стало быть...
— Тренер.
— Ага, ну, ладно…
Оболтус сорвался с места и пулей взлетел по ступеням, но через пару минут, столь же стремительно, вынырнул на крыльцо. Уже не один: за ним поспевала худенькая девчушка с учебником в правой руке. Фолиант, с известным намерением, взлетал над ее головой, но в самый последний момент, мальчишка играючи уворачивался.
— Издеваешься, да? Издеваешься?
К окнам первого этажа тут же прильнули сплющенные носы.
Захаров повернулся спиной. Он изнывал от тоски: вот попал, так попал! Ну, что за охота взрослому человеку торчать неизвестно где и ради чего? — ради прихоти взбалмошной пигалицы! А что делать? Говорят, что просил сам Попенченко! Эх, скорей бы кончалась вся эта тягомотина!
— Это вы меня спрашивали?
Захаров обернулся на голос, снял очки с затемненными стеклами и столкнулся с лучистым взглядом широко распахнутых глаз. А в них небесная чистота и серые тучки мимолетной обиды.
— Тебя ведь Наташей зовут?
— Нет, так не бывает, — она отступила на шаг. — Это действительно вы?!
— Действительно я.
Он отвесил шутливый поклон, скользнул вороватым взглядом по ладной фигурке: ничего себе, заготовка на вырост. Взгляд вернулся к ее глазам: в них обида, восторг и готовность заплакать. Еще Захаров заметил, что девчонка вдруг покраснела. Как будто смогла прочесть все его тайные мысли. И ему стало стыдно. Так стыдно, что он разозлился. Ну, люди! Попросили приехать, а что делать не объяснили. Не трахать же?
— Что стоишь? — сказал он свирепо. — Ну-ка быстро дуй за портфелем! А то опять уроки не выучишь.
И добавил неизвестно зачем:
— Распустились тут!
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Понедельник, 23.07.2012, 13:39 | Сообщение # 189
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Тон сурового старшего брата был избран удачно. Результат не замедлил сказаться. Девчонка вдруг засветилась от счастья. На крыльях любви, ступая по облакам, она была готова на все: бежать за портфелем, лететь на край света, выучить физику, химию и даже бином Ньютона.
Если есть у тебя возможность сделать чудо своими руками — сделай его и мир от этого станет лучше. Примерно такую идею посеял в сердцах миллионов один из романтиков прошлого. Не все семена проросли и дожили до наших дней. Но в данном конкретном случае упали они на добрую почву.
— Стоять, — рыкнул Захаров, видя, что она срывается с места, — вместе пойдем.
День как день. Оторвался листочек календаря, закружился и канул в лета. Для кого-то первый, для кого-то — последний. Что он в судьбах людских, кроме даты на могильном кресте? Мордан, например, не припомнит ничего выдающегося. Сестренка — другое дело. Тот волшебный сон наяву никогда не сотрется из Наташкиной памяти. Наоборот, пройдя через призму времени, он заблистает новыми гранями. А кто ей его подарил? — баловень, разгильдяй, неудачник, ставший на миг добрым волшебником.
— Ради такого дня, — сказала Наташка, когда Захарова уже посадили, — стоит прожить целую жизнь. Золушка отдыхает.
...В школу было проще войти, чем из нее выйти. Девчонки сошли с ума. Даже Виктория Львовна визжала, как первоклашка. Уж ей-то, замужней тетке, можно было обойтись без автографа. Наташку пихали, отталкивали. Но больше всего поразило не это. Многие из бывших подруг смотрели ей в спину с плохо скрываемой ненавистью.
— Поняла, что такое земная слава? Хотела бы так каждый день? — с улыбкой спросил Захаров, сажая ее в машину.
Она почему-то решила, что лучше ответить «нет».
До Литейного ехали молча. Захаров обдумывал взрослые планы на вечер. А Наташка... она все никак не могла разобраться в хитросплетениях мыслей и чувств.
Машина нырнула в знакомую арку — откуда он знает, что я здесь живу? Нужно прощаться, или... нет, конечно прощаться, к чему-то большему я не готова, — в смятении думала бедная Золушка. — Господи, как страшно!
— Вы мне дадите автограф? — спросила она, приподнявшись на цыпочках, и закрыла глаза, в ожидании поцелуя. Ниточка обрывалась, может быть — навсегда. И это пугало еще больше.
— Зачем тебе мой автограф? — усмехнулся добрый волшебник и вытащил из кармана визитную карточку, — мы же с тобой друзья? Нужен буду — звони по этому номеру, только подружкам ни-ни!
— Знаю, знаю! — Наташка не выдержала, заплакала, — я буду звонить, а вы... а вы не отве-е-етите.
— Почему не отвечу? — он вытер ладонью девичьи слезы и принялся врать. Да так вдохновенно, как мог. — Отвечу, и буду ходить на родительские собрания, пока не приедет... твой папа. Надеюсь, что мне не придется краснеть?
— Правда?! — Золушка просияла. Все остальное уже не имело значения.
— Конечно, правда. А потом ты полюбишь кого-то другого… по-настоящему.
— Какого другого?
— Хотя бы, того мальчишку, за которым гналась с учебником.
— Гаврилова?! Нет, ни-ко-гда!
— Никогда не говори «никогда», — серьезно сказал Захаров. — Представь, что годика через два у него, вдруг, прорежется дивный голос. Будет машина, всесоюзная слава, толпы поклонниц...
— Все равно, никогда! — упрямо повторила Наташка. — Если б вы знали, какой он противный!
— Вот видишь? Если бы ты была моей соседкой по коммуналке, ты бы меня точно возненавидела. Нет ничего проще, чем любить кого-то из-за угла. Приписывать идеалу все известные добродетели, додумать что-то особенное... ой, извини! — Захаров случайно взглянул на часы, — у меня через час репетиция...
...С тех пор Наталью как подменили. Она повзрослела. В школе ее престиж вырос неизмеримо. Еще бы: лицо, приближенное к божеству! Но она этим не спекулировала. Так... изредка попросит подписать фотографию, или достать билет «для хорошей знакомой». Знаменитый певец стал для нее просто хорошим другом. А она для него — отдушиной, человеком, с которым можно просто поговорить, без аллегорий, без недомолвок и прочих условностей светской жизни.
Как бы там все обернулось в дальнейшем? — того Сашка не знает. Но только, в любом случае, был он Захарову благодарен. И когда его посадили (как часто бывает в нашей стране, за понюх табака), сделал все от него зависящее, чтобы «Кресты» не поставили крест на его дальнейшей карьере…
— Какие проблемы? — доплатим, — еще раз сказал Сашка и нырнул в карман за наличностью.
Мягкий, рассеянный свет, преломляясь в бокалах, отбрасывал желтые блики на белоснежную скатерть. Сквозь тонкую щель между тяжелыми шторами прорывался солнечный лучик. В полупустом зале гулко гуляли звуки. Что-то в этой безмятежной картине мне откровенно не нравилось. То ли хищный оскал протрезвевшего Васьки Амбала, то ли напряженная спина официанта, склонившегося над соседним столом. Я вздрогнул, хотел вмешаться, но не успел: Сашка падал лицом в салат. За его широченной спиной громко щелкнули браслеты наручников…
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Понедельник, 23.07.2012, 21:30 | Сообщение # 190
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 17 Это еще не смерть
— Э-эй, — Никита пощелкал пальцами перед моими глазами, — ты не уснул?
Я отвернулся, вытер ладонью глаза, смахивая остатки видения, и что-то в ответ пробурчал. На душе было муторно, мерзко. Эх, Сашка! Ну, как же ты так, Сашка? Наши привычки перерастают со временем в недостатки, а потом — в откровенную слабость. Я опять не успел. Обстоятельства, или тот, кто их моделирует, в последние несколько суток играют против меня. Даже вечные горы не спешат узнавать давнего собеседника, а когда-то доводили до сумасшествия…
— Закурить, говорю, дай!
До меня, наконец, дошло. Я полез в цинковый ящик за сигаретами и там обнаружил кевларовую рубашку, про которую совершенно забыл.
— Ну-ка примерь. Давай-давай, тебе в данный момент нужнее.
Обновка гвардии капитану очень даже пришлась по вкусу. Если он и отнекивался, только для вида:
— Дай мне лучше второй автомат и одну запасную обойму.
Пришлось излагать свой нехитрый план:
— Стрелять будешь только ты. Я сделаю так, что все побегут в твою сторону — толпой побегут, спотыкаясь и падая, за деньгами и наркотой. Если кто-то не клюнет на эту большую халяву и останется сторожить экипаж, их я возьму на ножи. Уразумел?
— О каких деньгах ты сейчас говорил? — ехидно спросил Никита.
Я извлек из недавнего прошлого оба сгоревших мешка. У него загорелись глаза:
— Неужели все цело?
Я скрутил чумазую, жирную дулю и сунул ему под нос:
— Можешь не волноваться, деньги не настоящие.
— Фальшивка?
— Фантом. Ты же видел, как все сгорело. А эти мешки я достал из недавнего прошлого, и буду удерживать в настоящем силой своей воли. Когда все закончится, деньги исчезнут. Впрочем, если успеешь, можешь слетать в ближайший аул, прикупить что-нибудь из жратвы. Доллары аборигены возьмут и сдачу дадут рублями, но наутро напишут заяву, покличут ментов, и начнут составлять фоторобот.
— Жратву пошукаем потом, — рассудительно молвил Никита, — когда сделаем дело. Не может такого быть, чтоб в каком-то из чемоданов, не нашелся хороший шматок сала.
Я, молча, сглотнул слюну.
— Значит, деньги не настоящие? — продолжал причитать спецназовец, — поня-я-ятненько…
Вот попало вороне говно на зуб!
— Что «понятненько? — с презрением вымолвил я, — неужели ты, правивший целой страной с каким-никаким бюджетом, так жаден до денег?
— До своих кровных, всегда был жаден, — честно признался экс-господарь, — и не считаю это зазорным. А доллары, что ты достал… да хай бы им грэць! Только я все равно за них отвечать буду.
— Сколько же там, интересно, было? — этот вопрос не давал мне покоя с тех самых пор, как Никита привез к самолету три бумажных мешка с деньгами, наркотой и оружием.
— Ровно два миллиона в мелких купюрах, — неохотно ответил Никита и вдруг, спохватился, — только ты смотри… никому! Деньги — не люди. Их умеют беречь и считать. За утрату валюты спросят с меня по полной программе!
Надо же, два миллиона! Да, за такими деньгами нельзя не прийти. Прав Никита, деньги — не люди. Их никогда не бывает много.
Люди Абу-Аббаса сделали свое дело и решили расслабиться. А кого им, собственно, опасаться? «Мы хозяева этих гор, — не раз говорил аксакал, — мы на своей земле. И все, что здесь происходит, касается только нас».
Души их и глаза бежали вприпрыжку, только ноги сохраняли степенность. Незваных гостей скрутили веревками и гнали, как стадо глупых баранов. Изредка, для проформы, чтоб подчеркнуть свое превосходство, подталкивали прикладами автоматов:
— Шевелитесь, гяуры! Аллах дал вайнахам нового Шамиля. Его кинжал еще не напился крови, не смыл ржавчину и позор!
Юность жестока. Она презирает тех, кто слабей, кто не сможет ответить пулей на пулю.
Никита обосновался под фюзеляжем, оборудовал две запасные позиции, нанес боевую раскраску на открытые части тела. Я так не умел, и чтоб не светить синяками на голом пузе, весь, с головы до ног, измазался сажей. Солнце взошло, начало припекать. В учебном окопчике за блиндажом было неуютно и жарко.
— Вот и они, — мысленно констатировал злостный растратчик валюты, — явились, не запылились. Тут делов то, минут на пятнадцать от силы. Раньше управимся — раньше пожрем. Ты... Как зовут-то тебя, по-честному, без дураков?
— У тебя в ориентировке все верно написано.
— Ты, Антон, не волнуйся! Не тот человек Подопригора, чтоб прикарманить чужие копейки.
— Аксакал! Гостей принимай, аксакал! — перебил его звонкий голос.
Я выглянул из окопа.
— Аксакал! — опять закричал невысокий бородатый крепыш. Он приосанился, сделал руками жест омовения, явно подражая кому-то, — Ни один гяур не ушел, подойди, полюбуйся: каких красавцев привел Нурпаши!
На душе у этого крепыша было то же, что и на морде — одна чернота. Он был любимцем Абу-Аббаса, правой его рукой. В группе он шел первым.
— Аксакал? Э-э, Абу-Аббас? — в пересохшей от волнения глотке, уже зазвучали первые признаки беспокойства.
— К самолету иди, Нурпаши, — громко ответил я голосом аксакала, — тут доллары взрывом по земле разбросало, настоящие или фальшивые? — никак не пойму. Так ты, говоришь, всех шакалов поймал? Ай, молодца!
— Ни хрена себе, сколько бабок! — выкрикнул кто-то из нестройного ряда. Чистенько выкрикнул, без акцента и горе - вояки, забыв про оружие, ринулись за халявой, как толпа пацанов за бумажным змеем.
Нурпаши успел ухватить кого-то за шиворот:
— Ты куда, Аманат? Кто из нас отвечает за пленных? То-то же! Никакой дисциплины! Учить вас еще и учить...
На рукоятке ножа мои пальцы нащупали стреляющее устройство. Пружина пошла на взвод. Легкой вам смерти, хлопцы!
— Мочи! — одно за другим, зажужжали два лезвия. Никита не оплошал и тоже нажал на курок.
Нурпаши во весь рост грохнулся на спину. Аманат вздрогнул и медленно упал на колени. Его голубые глаза уже обнимали небо. «Зачем ты меня убил? — с укоризной спросили они, — если б не волчье время, я может быть, стал бы другим».
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Вторник, 24.07.2012, 18:01 | Сообщение # 191
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Стоящий поблизости бортрадист подтолкнул мальчишку подошвой ботинка. Тот податливо лег на бок, дернулся и свернулся калачиком. Холеные, длинные пальцы с хрустом сжали сухую листву.
В окопе под самолетом работал Никита: одиночный, короткая очередь, одиночный... Он стрелял очень расчетливо — экономил время и пули. Его «подопечные» тоже ушли без молитвы. У всех была легкая, мгновенная смерть, не то, что у Аманата.
Я вытащил оба лезвия — авось, пригодятся. Одно сидело под сердцем, другое — в ложбине под горлом. Из открывшихся ран хлестанули потоки крови.
— Бедный пацан! — прошептал бортмеханик, теряя сознание, — зачем ты его ботинком, Петрович?
Радист собирался что-то ответить, но не смог подобрать слова.
— Пойди, собери оружие, — сказал я ему и перерезал веревки. — Да подели на всех. А то вы до вечера будете здесь прозябать… в заложниках.
Спецназовцу было некогда: он добывал пропитание — обыскивал бесхозные чемоданы. Те, что уже подвергались проверке, аккуратно складывал в кучу. Жратвы было много. Мурманск славен своей рыбой, как Москва чужой колбасой. Каждый, бывающий в Заполярье, посещает фирменный магазин «Океан». В чемоданах нашлась даже выпивка, но Никита упорно разыскивал сало...
В общем, ничто не предвещало беды. Я принялся резать веревки на остальных пленниках и взрыв под ногами не смог просчитать — просто не было для того никаких предпосылок.
Вспышка... тупой удар по ногам — и все! Запах земли, пропитанной кровью, и мгновенный рывок на свидание с вечностью.
Сумасшедшая боль сковала мой разум. Я пробовал ее усмирить, выйти на Путь Прави, но не было сверкающего луча, соединяющего меня с небом, не было ничего, кроме всепоглощающей боли в каждом нерве, в каждой клеточке тела. Изредка, мягкими волнами меня накрывало беспамятство. На какое-то время я исчезал, но опять приходила боль. Я чувствовал, понимал, что это еще не смерть, но, честное слово хотел, чтобы она скорее пришла.
А потом был свет. Без всяких тоннелей — свет, окраина большого южного города и опавшие листья во дворе под высоким навесом. И еще я увидел Наташку. Ее извлекли из багажника «Жигулей» и небрежно опустили на землю. Сестренка была в чем мать родила: стояла, прикрывшись ладошками и молчала.
— Георгий Саитович тебе передал, — пояснил один из курьеров, обращаясь к хозяину дома и достал из кармана горсть золотых побрякушек, — это все было на ней.
Этого курьера звали Рахматулло, хозяина дома — Заур Ичигаев. Еще я запомнил номер машины и название улицы.
Боль не ушла. Она по-прежнему мешала сосредоточиться. Я попробовал втиснуть свой разум в чье-нибудь тело, но снова не смог.
Рыча от бессилия я смотрел, как Заур машинально принял «рыжье», молча сунул в карман. Он долго, минуты три, пристально смотрел на Наташку, я — считывал его мысли.
До этого с женским телом Заур был знаком наощупь. Затащив зазнобу на шконку, он, первым делом, выключал свет. И всегда почему-то стыдился своей наготы. Теперь как прозревший слепой он испытывал новое чувство. Нечто сродни восхищению. Сестренка ему понравилась. Настолько понравилась, что он ощутил легкий укол ревности.
— Так и везли? — спросил Ичигаев со скрипом в голосе. — На троих, небось, разбавляли?
— Ее-то?! — сплюнул Рахматулло. — Секельды багда гюлли! Да в голодный год за мешок сухарей даже срать рядом не сяду! Ты бы видел, нохче, какая она была! Как вспомню — блевать тянет. Не баба — голимый кусок дерьма! Это мы ее в автосервисе водичкой из шланга обмыли. В божий вид, так сказать, привели.
Курьер говорил по-русски. Наташка, естественно, все поняла, но даже не покраснела. Похоже, ей было по барабану: где она и что с ней собираются делать.
— Потом расскажешь, — Заур осторожным жестом прервал собеседника и крикнул, обращаясь к охране, — эй, вы, позовите женщин!
За домом следили. Не успели хозяин и гость взойти на крыльцо, за воротами просигналили громко и требовательно. Это был импортный «Джип» армейского образца. Человек с дипломатом принес деньги и сестричку мою увели. Для прикрытия срама, ей дали ватное одеяло...
Боль нарастала. Я чувствовал, что сейчас потеряю сознание и надолго покину эту реальность.
— Она ничего не рассказывала: где живет, кто родители…
Картинка смазалась. Слова зазвучали тише. Ну, что ж, и на том спасибо!
— Надо жить, — сказал я себе, возвращаясь в разбитое тело, и несколько раз повторил про себя номер на бампере черного джипа, — «И 27-93 ЧИ».
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Среда, 25.07.2012, 20:03 | Сообщение # 192
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 18 Черный камень Каабы
Я лежал и прокручивал в голове все, что скачал из памяти хозяина дома.
Итак, Ичигаев Заур Магомедович, 1964 года рождения, уроженец Республики Грузия. С двенадцати лет без отца, с тринадцати употребляет наркотики. Начинал с «травки». Колоться начал на зоне. Попал туда сразу по-взрослому, по солидной статье, за вооруженный грабеж. Захотелось с братвой «раскумариться», да кончились деньги.
Кличка «Малой» прилепилась к нему еще в следственном изоляторе. Попал он туда, не зная традиций, признавая только закон силы. Вел себя нагло, чем очень обидел честных сидельцев. Чигу хотели «отпетушить», но не успели. Из высших инстанций прислали маляву: «Не троньте Малого!» Это озаботился дядя, в миру — материн брат, на воле известный как Гога Сухумский, коронованный вор и законник.
Первый срок пролетел незаметно и весело, как новогодние праздники. Ичигаев ни в чем не нуждался. Зоне, где он пребывал, был обеспечен повышенный «грев». Чай, водка, курево, «ширево» поступали по мере надобности. Три раза в год «на свиданку» прилетала «невеста» — самая смазливая из «пятерошниц». И всеми этими благами Чига щедро делился с «уважаемыми людьми».
Под крылом у «блатных» он успешно закончил тюремный ликбез. Изучил Уголовный Кодекс, научился «ботать по фене», презирать «промку». А вскоре и сам Чига Малой стал «уважаемым человеком». Вопреки традициям и формальностям, его «типа короновали».
Хорошее, емкое слово, — подумалось вдруг, — всплыло из народных глубин. Типа — это что-то игрушечное, ненастоящее: колбаса по сорок рублей, когда килограмм мяса стоит за восемьдесят, «Жигули» по сравнению с «Фордом», президент, по сравнению с человеком, которого действительно выбрали. Хорошее слово, ко всему у нас применимое: типа работа, типа зарплата, типа власть, типа закон, типа Россия.
Откинулся Ичигаев, когда ему было неполных двадцать четыре. Об этом событии даже писали в местной газете. Так, мол, и так, вернулся из мест заключения уголовный авторитет «И» — первый в истории города коронованный вор в законе. Дали понять, что им «типа гордятся».
Реклама попала в жилу, а тут еще дядя родной порадел. Короче, на сходняке назначили Заура смотрящим. Старый Кытя передал ему кассу и властные полномочия.
Времечко было подлое: цены росли ежедневно, причем — в разы. На помойках пропали объедки. Бродячие псы собирались в стаи, чтобы охотиться на бродячих котов. Родная сермяжная власть все больше напоминала оккупационный режим. Шоковая терапия лишила народ мотивации жить и плодить голытьбу. Это было начало процесса, который в последствие назовут «естественной убылью».
Людям в неволе было намного хуже. Заключенные ели собак и крыс. Цена сигареты сравнилась с ценой жизни. А уголовный авторитет «И» тем временем обрастал свитой — такими же скороспелыми апельсинами, молодыми да ранними. Способностей ноль, а потребности о-го-го!
Жили весело. Целыми днями варили «ханку», да пели блатные песни. На одного Ичигаева в день уходило не меньше стакана мака, да рядом еще голодные рты!
Оппозиция существовала всегда, как вечный противовес существующей власти. Но в уголовной среде не бывает импичментов. В один прекрасный момент на «малину» нагрянули «народные контролеры». «Смотрящего» загрузили в багажник зеленой «шестерки» и увезли на горную речку. Так в далеком средневековье колдунов проверяли на вшивость: утонет — святой человек; выплывет — на костер, сам дьявол ему помощник!
И быть бы бедняге Зауру неопознанным трупом, кабы не Гога Сухумский — Добрые люди «грянули в барабаны» незадолго до часа «Х». Дядя сыграл на упреждение и успел на «правилово» в самый последний момент. Был он на «мерсе» с московскими номерами, при деньгах и вооруженной охране. Стрелять, впрочем, не пришлось. Слово авторитета в уголовной среде звучит громко. К тому же, в местах заключения такая «текучесть кадров», что кто-то когда-то обязательно с кем-то сидел. А Кытя — тот вообще ходячая карта Гулага: во-первых, родился на Колыме, а во-вторых… нету в ГУИНе такого «хозяина», которого Старый не помнит сопливым гавкучим щенком. Был он, кстати, смотрящим и на той самой хате, давшей когда-то приют Жорику Ичигаеву на первые в его биографии три с половиной года.
Разошлись мирно. Оппозиция очень толково изложила свои претензии и Гога Сухумский признал, что она права. «Пусть будет, как было!» — гласил общий вердикт, и голодная братва отступила, унося в зубах отступные.
Черт с ними, с деньгами, — думал Георгий Саитович. — В конце концов, три тысячи баксов — это не деньги. Гораздо важней честь семьи, спокойствие рода. Волчонок подрос и пора его привлекать к семейному делу. Заодно пускай и должок отработает…
Как и все серьезные люди, дядюшка работал в Москве. Попал он туда вторым эшелоном, когда собственность уже поделили. Шел процесс концентрации капитала и в спорах «хозяйствующих субъектов» срочно понадобился аргумент, против которого не попрешь. То есть, именно он — Гога Сухумский — «дедушка русского рэкета».
Еще при Союзе нашел Ичигаев свою криминальную нишу. Он делал деньги из ничего. Скупал за гроши обязательства должников, а из них уже выбивал все: и долги, и проценты, и даже сверхприбыль. Выбивал, не взирая на лица. Будь это самый крутой бизнесмен, самый скользкий карточный шулер или самый последний бомж.
Это нам только кажется, что жизнь — копейка, что она ничего не стоит. Гога тоже сначала так думал, когда начинал. А когда разобрался до тонкостей, понял: стоит, еще о-го-го как стоит, сумей только взять!
— Нет у меня ничего, мамой клянусь, нет, — вещал какой-нибудь хитрован, — через полгода все до копейки отдам!
— Ты же в декабре обещал.
— Не смог в декабре, слушай.
— Почему не пришел, не сказал?
— Хотел, понимаешь, не смог: по срочным делам уезжал.
Такой вот бессребреник: квартиру жена забрала. машину — друг одолжил, да куда-то на ней уехал. Товар — тот вообще не его. А в кармане билет на Штаты и липовый паспорт. Наивный, не знает куда он попал, нужно будет — найдем и в Австралии.
— Сегодня отдашь, — поджимает Гога Сухумский, — с процентами это будет ровно три штуки зеленых.
— Откуда такие деньги?! Войди в положение, слушай.
— Ладно, войду, — ухмыляется Гога, — найду тебе человека. Он деньги сюда принесет, ему должен будешь. Сейчас позвоню…
— Мамой клянусь! — ликуя, лопочет должник. Думает, обошлось, по кривой объехал.
— Алло, Генрих? Привет, дорогой… да нет, не забыл. То, что ты искал, уже у меня: сидит за столом, улыбается...
«Клиент» действительно в эйфории. Он не в силах сдержать эмоции.
— Ну да, он продаст тебе свою почку. Дешево отдает, за каких-то три тысячи долларов. Так что давай, высылай бригаду с контейнером и хирурга.
— Ка… какую еще почку? — лопочет должник, потея от ужаса.
И все! Если человек не дурак, он деньги найдет. А если дурак, и на этот случай имеются варианты. Не подходит объект под конкретный заказ, здоровьем не вышел или еще какая причина: ну, пол, скажем, не тот, или возраст, или этот, как его? — резус-фактор? Такое бывает. Покупатель на этом рынке всегда привередливый. То не беда, ни одна блоха не плоха, найдется и ему применение. Наемники нынче в цене — вон, сколько кругом межнациональных конфликтов. Контракт на три года — и вперед, на Карабах. С молодыми красивыми бабами тоже все ясно: пусть передком долг отрабатывают. А тот, кто не в силах держать оружие — пусть баранов пасет, в кишлаках и горных аулах не хватает рабочих рук.
С приходом в Республику генерала Дудаева для Гоги Сухумского там открылись гигантские перспективы. Нужен был свой человек в Грозном, позарез нужен. Иначе никак: не разорваться же на две половины. Держит его Москва, держит, не отпускает: кто такой Гога Сухумский знают теперь даже в Кремле. Черная слава бежит далеко впереди. Раньше работал он сам — теперь работает это имя. Никто не желает быть его должником, зато приглашают наперебой гарантом при заключении сделок. Прямо рвут нарасхват! Теперь с каждой неразборчивой подписи он имеет хороший процент. Работа не пыльная, но очень доходная. Одно неудобство: нужно быть всегда наготове, в любой момент появиться там, где слово его весомей казенной печати. Нет, свой человек в Чечне обязательно нужен. Без хозяйского глаза новое дело зачахнет.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Четверг, 26.07.2012, 09:52 | Сообщение # 193
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Судьба Чиги малого была решена. Зимой 92-го он оказался за перевалом. Как подобает правоверному мусульманину, начал с визитов к многочисленным родственникам: новые встречи, новые люди.
О том, что творится в Республике, ходили разные слухи. Чига ожидал всякого, но то, с чем пришлось столкнуться в первый же день, потрясло даже его, бывалого уголовника.
На центральной площади Грозного Ичигаев услышал визг тормозов, обернулся.
Под колесами «Жигулей», неловко раскинув руки, лежала русская женщина. Тело еще билось в конвульсиях, вокруг головы стремительно растекалась лужа дымящейся крови. Особенно запомнились яблоки. Спелые красные яблоки просыпались на дорогу из белой матерчатой сумки, очень похожей на наволочку. Потом нервно хлопнула дверь. Из машины вышел водитель — седовласый, стройный чеченец с автоматом через плечо. Зло шевеля губами, он ногой отпихнул мертвое тело ближе к обочине, а потом спокойно вернулся за руль и уехал.
Никто не свистел. В городе не было ни ментов, ни гаишников — все разбежались. Тех, кто сам не ушел, настигла примерно такая же участь. Более того, никто из свидетелей этой сцены даже не пробовал возмутиться: народы Кавказских республик уже разделились на своих и чужих.
Задолго до парада суверенитетов, ящик Пандоры вдруг прохудился: из него поперли наружу обиды и разногласия, копившиеся веками. «Свободная пресса» старательно ворошила засохшее было, дерьмо, поднимала на вилы и щедрою дланью швыряла в народ. Начало процессу было положено. Последовала череда пограничных конфликтов: Карабах, Приднестровье, Абхазия…
Второй съезд ингушей, состоявшийся в Грозном, тоже поднял вопрос о возврате отторгнутых территорий. Речь шла о Пригородном районе, входящем в состав соседней Алании. Масла в огонь подлил гражданин Ельцин, представлявший Верховный Совет России. Выступая на митингах в Ингушетии и Чечне в марте 1991 года, он обещал во всем разобраться и «помочь восстановить справедливость».
«Закон о реабилитации репрессированных народов», был принят уже через месяц. В нем прямо упоминались спорные территории, что привело к новым волнениям. Их было еще много: законов, решений, постановлений. Не было одного — конкретных шагов по их реализации. Ингушетия осталась одна, без руководства и без четких границ.
Почему река жизни так часто меняет русло, обнажая истоки локальных конфликтов? Не уж-то война действительно спишет все: имена подлецов, героев и тех, кто обрек их на подлость и героизм?
Все начиналось со слова. Вернее, с войны слов. Потом прогремел первый выстрел — у кого-то не нашлось других аргументов. Потом пролилась первая кровь. Потом вступил в действие механизм кровной мести. А там где стреляют, есть много хороших способов убрать неугодного. Для горца война — это способ существования. Зачем работать, если можно убить и взять?
Вооруженные стычки в Пригородном районе переросли в настоящую бойню с применением бронетехники. Менее чем за неделю погибло шестьсот человек. Более тысячи – ранено, или пропали без вести. В селах Чермен, Октябрьское, Джейрах разрушено около трех тысяч домов. Под сурдинку у частников угнано до полутора тысяч единиц автотранспорта.
Через границу в оба конца потянулись потоки беженцев: сто тысяч ни в чем не повинных граждан. В их сердцах уже поселилась ненависть. Кто хотел — брали с собой оружие. Его было много, хватало на всех.
Вайнахский народ не прощает обид. Кто виноват? — свиноеды. Развели там в Москве бардак, да такой, что аукнулось всей стране. Как их еще называть? — тех, с чьей молчаливой подачи, их земля во власти наживы? Ату их! Мститель, имеющий красный советский паспорт, мог легально смотаться в Россию, почудить там, покуролесить, а когда потянет паленым, вернуться в родной кишлак под защиту закона гор. Такой вот, «отхожий промысел».
Заур всей душой полюбил родные адаты. В их свете его непутевая жизнь обретала сакральный смысл. Это там, за крутым перевалом, он считался обычным преступником. Здесь, на своей земле, он чувствовал себя Шамилем.
Дядюшка был доволен: племянник оказался способным учеником, со здоровой инициативой. Семейное дело он поднял на новый уровень, с выходом на зарубежного потребителя. Сердце, почки, сетчатка глаз, костный мозг, поджелудочная железа — все это на внешнем рынке дороже золота. Сдай человека по запчастям — домик у моря можно построить.
Свой кусок хлеба Чига имел. Он даже построил дом на окраине Грозного, но хотелось чего-то большего. В Республике, торгующей нефтью, людьми и левым оружием, вырастали из ничего огромные капиталы. Банк Чеченской Республики по-прежнему осуществлял операции и считался в России очень даже платежеспособным. А из Прибалтики в Грозный самолетами шли вышедшие из обращения деньги. Финансовые авантюры, фальшивые авизо... Красивая жизнь за здорово живешь. Власть — как выигрыш в рулетку. За клочок бумаги с неразборчивой подписью, здесь безналом распродавалась Россия. И если бы это была не Чечня, ее бы придумали в другом регионе.
В Закавказье хлынули покупатели, прочие эмиссары из-за границы. Одного из них звали Эфенди. По рекомендации из Москвы, он вышел прямо на Чигу и стал его правой рукой. Прежде всего, аксакал отучил подопечного от наркотиков.
— Черный камень Каабы, — сказал он на ломаном русском, — стоял когда-то в раю и был ослепительно белым. Милость Аллаха опустила его на Землю и он почернел, вбирая в себя людские грехи. Сейчас наступило такое же черное время. Чтобы в нем выжить, нужно иметь светлую голову.
Время действительно было помойным и в личном, и в производственном плане. Покупатель крутил носом: и то его не устраивает, и это ему не так. Конкуренты наглели, в Гогу Сухумского дважды стреляли. (Аллах милостив, молва донесла, что все обошлось.) Против него самого возбудили уголовное дело по старому, мхом поросшему эпизоду. Какая-то мелочь, а надо же: Ичигаев Заур Магомедович снова объявлен во всесоюзный розыск!
Все наезды шли из России, но поразительным образом, даже здесь, за горами, Чига столкнулся с сильнейшим прессингом. Взять хотя бы последний случай. Да с него-то, пожалуй, все и пошло: заказ поступил на конкретного донора. Странный такой заказ: ни резус, ни группа крови, ни другие параметры в контракте не оговорены. А только домашний адрес, фамилия, имя и отчество. Тогда еще показалось: тут что-то не чисто. Но дядюшка успокоил:
— Ладно, — сказал, — не гони волну. Как говорят гяуры, хозяин — барин. Мне же будет полегче. Наше дело довольно хлопотное. Подходящего человека не сразу найдешь. Нужно бегать по поликлиникам, листать медицинские карты. А так… раз хорошо платят, доставим хоть черта. А что у него собираются вырезать, рога или яйца — то не мое дело…
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Четверг, 26.07.2012, 19:15 | Сообщение # 194
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 19 Под гранями пирамиды
Виденье исчезло: погасло, как экран телевизора, превратилось в яркую точку. Это была точка возврата. Временная петля завершила свой полный круг.
Я упал очень неловко — на ребра левого бока. Сердце зашлось, боль нахлынула вслед за реальностью. Мой разум, как теннисный шарик, взлетел над израненным телом.
Первым делом, я отыскал Никиту. Ему тоже было несладко: автоматные пули впивались в грудь и в живот, выдирали с подкладкой клочья одежды. Наклоняясь все ниже, он спиной нависал над обрывом и, наконец, сломался — грохнулся вниз шумной бесформенной кучей.
По мне, по нему, по бывшим заложникам били почти в упор. Тех, кто стрелял, было всего лишь трое, но они знали дело не хуже Никиты и спокойно, без суеты, выполняли приказ «разыскать и вернуть пропавшие доллары, уничтожить возможных свидетелей».
Всхлипывали осколки и пули, разрывая мягкую плоть, звучно хлопали выстрелы из «подствольника». Древние, как война, рвались безотказные «фенечки». Гранаты ложились кучно, присыпая известковою пылью фрагменты человеческих тел.
В этих горах жизнь дешевле патрона. Бортмеханика ранило в горло, второму пилоту разворотило живот. Остальные погибли почти мгновенно, после первой же серии взрывов.
Что я мог сделать для них? Отмотать секунды назад за минуту, за час до начала атаки? Но это была бы совсем другая реальность. Эталонное время ревизии не подлежит. Все случилось слишком внезапно и кажется, в этой жизни все уже мной проиграно.
Нет, я и не думал сдаваться. Не раз и не два пытался унять, заблокировать боль, хотя бы на миг отодвинуться в прошлое, зализать там телесные раны, что нужно — регенерировать. Но... все эти попытки так остались попытками. Меня, как клещами, сковало мощное биополе с неземной, вяжущей энергетикой. Слишком мощное для того, чтобы связать его с человеческим разумом.
Только в одном мне чуть-чуть повезло. Мое тело попало в «мертвую зону». Гранаты летели слишком полого. По такой траектории им было его не достать, а от прямых попаданий меня ограждал окровавленный труп Нурпаши.
Наконец, пыль улеглась. Горное эхо стихло на дне ущелья. Только тогда автоматчики вылезли из укрытия. Камуфляжа такой расцветки я ни разу не видел. Как будто ожили, вдруг, три глыбы известняка, заросшие древним мхом и пошли, прикрывая друг другу спины, держа наготове оружие. Каждый их шаг был продуман и выверен. За мокрыми спинами скалилась смерть.
Убедившись на месте, что главное дело сделано, они сняли маски. Под ними сочились потом родные, славянские лица.
Бортмеханик был еще жив. Он силился отползти, но только хрипел и плевался кровью.
— Хреново тебе? — с нажимом на вологодское «о» спросил горбоносый блондин, — бедненький! Ну, сейчас я тебе помогу.
Он схватил старика за короткий, седой чуб, упираясь коленом в спину, резко рванул его голову на себя, а потом полоснул по ране ножом. Аккуратный падлюка, отстранился, чтоб не испачкаться.
По грязным, заросшим щетиной щекам, скатились последние слезы. Голова, как бильярдный шар, упала в учебный окоп. Куцее тело дернулось пару раз, выгнулось в позвоночнике, и затихло.
Я сделал попытку вернуться в себя, и снова не смог.
— Лишнее, Бэн, не одобряю, — коротко бросил мужчина лет тридцати.
Был он лыс и небрит. Нет, «небрит — слишком уж мягко сказано. Его носатую рожу как будто измазали гуталином. Но зато на розовой сфере, именуемой головой, волос рос очень редко. Был он черным и мощным, как зубья на массажной расческе. Этого защитника Родины про себя я нарек Кактусом.
Кактус глотал окончания слов:
— «Не одобря». Люди свои, можно сказать, родные, а ты пожалел пулю. Вроде интеллигент, а ведешь себя, как мясник. Зачем понапрасну зверствовать?
— Это не я, Калина, это все он, — усмехнулся блондин и пнул тяжелым ботинком окровавленный труп Нурпаши.
— Если он, тогда ла, — согласился носатый и тоже заржал: громко, раскатисто, заразительно.
— Бандит, натуральный бандит, — продолжал юродствовать Бэн. — Наверное, старовер, а староверы не курят. Придется, Калина, опять на твой хвост приземляться.
— Хрен тебе! — с выражением вымолвил Кактус и показал ему дулю, — последнюю даже менты не берут. Поди поищи трофейных. Да вон, у того хмыря, в кармане целая пачка.
Рука в беспалой перчатке указала на мою грудь:
— Эй, браток, табачку не найдется? — «прикололся» блондин и, как заправский щипач, очистил мои карманы. — Ого, «Президент»! Зямя, иди посмотри: это, часом, не Михаил Сергеевич?
«Зяма» — так он назвал третьего в группе. Это был жилистый, длиннорукий левша, серая мышь без особых примет. Как охотничий пес, он бегал по кругу: присматривался, принюхивался, оценивал обстановку. На оклик отреагировал сразу, как на команду «ко мне!»:
— Ну что там такое, Бэн?
— Да ты приглядись, посмотри. Калина, ты тоже не узнаешь?
Вся троица сбилась в кучу. Это хороший знак. Помирать мне уже не хотелось.
— Здрасьте посрамши! — присвистнул Кактус. — А ну-ка тащите сюда аптечку, давайте посмотрим, что с ним?
— Только сегодня о товарище вспоминали! — Зяма присел и, как баба, всплеснул руками. — Если выживет — будет богатым!
— У тебя вы-ы-ыживешь! — срываясь на альт, вытянул Бэн и заржал, как будто сказал что-нибудь остроумное.
Остальные тоже заржали.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 27.07.2012, 21:00 | Сообщение # 195
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Блондин стоял у моих ног с автоматом наизготовку. Короткий ствол целил мне прямо в кишку, исходящую паром, что торчала из рваного пуза. Где-то в районе груди была еще одна рана. Но краев ее и размеров не было видно — все залило кровью.
Зяма припал на колено, короткими пальцами нащупал аорту, покачал головой и полез в аптечку за шприцем. Но тут на его широченном поясе что-то тихонечко скрипнуло, наверное, радиотелефон. Он на ощупь достал трубу, но прежде, чем выйти на связь, отдал последние распоряжения:
— Бэн, барбамил в сердечную мышцу; Калина, ты на страховке.
— Да, Андрей Константинович, — сказал он вполголоса, разбавляя словами паузы — Естественно, это я.
Все сделано в лучшем виде. Деньги оказались на месте. Героин тоже цел и почему-то не тронут. Да-да, я сам удивляюсь. Что? Не разобрались еще! Тут и до нас была хорошая бойня. Нет, это еще не все. У меня для вас приятный сюрприз. Секундочку... как он, Бэн?
— В коме, — отозвался блондин и брызнул наркотиком в небо, — но мы постараемся, Зяма.
Почему бы и нет? — философски подумал я, — пусть мужики постараются. Может что и получится... на ихнюю задницу.
— Можно было поосторожней? А как осторожней, Андрей Константинович?! — оправдывался Зяма. — Кто же знал, что он уже тут? Да крепко ему досталось. Перебиты обе ноги, два осколочных: в грудь и живот… нет, вроде еще живой, в коме...
Я опять ненадолго вернулся в себя. Лекарство укачивало… легкость, свет, эйфория…
— Никита, ты где, Никита? — шептал я, слабея, — неужели рубашка не помогла?
Я искал его мысли, слабые биения мозга, но увидел лишь хрустальную призму. Она медленно опустилась на землю. В ее эпицентре стояла Наташка в ослепительно белом платье. Повернувшись ко мне спиной, она заплетала косы. Наркотик подействовал. У меня начались «галюны».
— Какой вертолет? Не надо нам вертолета, — каждое новое слово бухало молотом, вбивалось в сознание. (Оставьте меня, отстаньте!!!) — Не надо нам лишних глаз, и лишних ушей. Обработаем раны, перебинтуем и как-нибудь, с Божьей помощью, допрем до машины. Если товарищ и правда крут — должен выдюжить, а сдохнет —туда ему и дорога. Значит, планка его была сильно завышена… все понял до связи.
Зяма убрал радиотелефон:
— Что у вас тут, помочь?
— Голову придержи. Ох, и тяжелый, падла!
Еще два укола в шею слегка приподняли мой жизненный тонус: я даже сумел заблокировать боль. Нет, мужики, Никиту я вам не прощу!
Что-что, а ждать я умел: был даже полутора тысячным в очереди за водкой.
Бэн аккуратно зашил мой живот и переключился на грудь. Бинтует, в деле обе руки. Ему помогает Зяма. Группу теперь страхует Калина. Должен бы страховать, ежели все по уму, но он совершает ошибки. Ему интересно следить за процессом, он из породы людей, которые любят других поучать.
— Какие тампоны? — ты в рану побольше бинтов натолкай. Вот так, а теперь потуже вяжи!
Он настолько увлекся, что почти опустил автомат. Еще бы поставил на предохранитель!
Я жалобно застонал, изогнулся от боли. Свою перебитую ногу, что совсем никуда не годилась, осторожно завел за его пятку.
Кактус этого не заметил, а должен.
Давай же, Зяма, давай!
И он, наконец, «купился — осторожный, продуманный Зяма. Всего-то хотел ненадолго встать на колени, положить на них мою голову, но не успел. Никто из них больше ничего не успел.
Я с восторгом пришпорил время. С максимально возможной скоростью выбросил вверх напряженные пальцы обеих рук. Той ногой, что чуть меньше была искалечена, ударил Калину пониже колена — древний прием, кем-то приписанный борьбе «джиу-джитсу».
Пальцы рук легко погрузились в глазницы, с хрустом пробили тонкую кость и погрузились в мозг. Зяма и Бэн отдали Богу души, даже не успев удивиться. Я отшвырнул их тела как можно подальше: в данном конкретном случае мне было приятней лежать рядышком с Нурпаши.
Кактус мучился долго. Он приземлился затылком на острую глыбу известняка, дергался на ней и хрипел — все силился оторвать от земли лопнувший лысый череп.
Бинты отсырели и опять дымились от крови. Из моей ударной ноги нелепо торчала белоснежная кость с обрывками мяса.
— Никита, где ты, Никита? Приди, помоги!
Где-то за скальным выступом я что-то услышал. Слабый комочек боли царапался, как котенок. Жив? Неужели жив?!
Майор Подопригора лежал на гигантской ступени в глубоком отрубе. С четвертой попытки я вошел в его разум, заставил чужое тело отползти подальше от края. Потом встать и обрушить на себя земляной козырек. Получилась искусственная пещера. Чуть меньше метра в квадрате. Надеюсь, лихие люди так просто ее не найдут.
Будь счастлив, человек из далекого прошлого! Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне. Вот и все. Пора возвращаться в разбитое тело. Последнее, что я сделал на этом свете — отпустил в прошлое оба мешка. С легким хлопком они растворились во времени.
Солнце палило вовсю, только его лучи не жалили моих ран. Их отражала прозрачная белая призма. Она поднялась надо мной, как надгробие. Чуя свежую кровь, комары сходили с ума. Исступленно жужжали мухи над ее холодной поверхностью. Но ничто не могло пересечь этих острых, мерцающих граней.
Пока меня что-то хранит. А как оно дальше сложится, кто первым придет по мою душу? — то вилами по воде. Ничего, по большому счету, не изменится в этом мире: будет вечер и будет ночь. И выплывет месяц — привратник Ирия. И высыпят звезды, тревожа людские души, даря им стремление к совершенству, которому нет предела.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Суббота, 28.07.2012, 18:11 | Сообщение # 196
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Часть 3 Охота на волка
Глава 1. Охотники за информацией
Часы в вестибюле метро шагнули на семь сорок пять. Один из телохранителей с усилием распахнул тяжелую дверь, другой прикрывал Мушкетова со спины. Сотрудники внешней охраны привыкли к причудам шефа. Сегодня он втиснулся в шкуру обычного москвича. Решил прогуляться пешочком, «как все».
Этой ночью никто в отделе не спал — претворяли в жизнь «задумки» Квадрата. Как он крылато выразился, «наконец-то пришла пора собирать камни у тех, кто держал их за пазухой». Анализировались данные внешнего наблюдения: все, кто попал в объектив более раза, проверялись через главный компьютер. Для «наших людей» были готовы маленькие сюрпризы и большие домашние огорчения. Как следствие, узнаваемых лиц на площади стало намного меньше: у одних проблемы с женой, у других со здоровьем, у третьих — нелады на работе.
Кивнув часовому у знамени, Мушкетов поднялся на третий этаж. Электронный замок отсканировал пропуск, сверил по базе данных сетчатку глаз. Процедура, ставшая ритуалом: она все еще будоражила кровь, холодила голову, заставляла мыслить мгновенно, реагировать правильно, действовать нестандартно. Интуиция говорила Мушкетову, что сегодня его день.
За последним поворотом по коридору — первая сигарета. Это традиция, это на счастье. Часы в кабинете пробили восемь. На рабочем столе зажглась зеленая лампочка, бесстрастно фиксируя наличие дисбаланса. Специалисты здесь уже поработали, составили схему. Все четыре «жука» сидели в стене, граничащей с шахтой лифта. Находящийся там ретранслятор узким лучом указал на подвал соседнего дома.
До телефонов, слава Богу, не добрались, — подумал Мушкетов. — Да и зачем, если в «Конторе» у них свои люди?
Все это, включая «своих людей», естественно, уберут, но только после плановой утечки информации. Пусть и «те парни» узнают о мнимом провале, пусть поучаствуют в поисках. Не все ж нам уродоваться?
Он отодвинул портьеру, глянул в окно. Все та же бригада ремонтников меняла железо на крыше соседнего дома. Нагло работают, сволочи, не таясь, уверены, что дни его сочтены. Дулю им показать, что ли? Откуда бы знать серым ремесленникам, что борт № 1 уже обогнул побережье Крыма, что уже через пару часов поступит условный сигнал: «Ценный груз приняли без проблем». Посмотрим тогда, кто первым выбросится из окна.
За дверью шаги. Это майор Устинов, как всегда, пунктуален. Вежливо постучал, хоть обычно заходит без стука. Он весь, как длинный, нескладный вопрос, хотя отвечать сегодня придется ему.
— Значит, утек, подлец? — нарочито громко спросил Устинов.
— Утек! — разведенные в стороны руки. Сам, мол, не знаю как.
— А где это ты, Георгий Романович, побриться успел? Ведь сказано было: с аэродрома — сразу сюда.
— Побрился прямо в машине электромеханической бритвой. Удобная вещь! Хотите, такую же подарю?
— Смотри у меня! А то, как говорил мичман Медведь, начальник офицерской губы с Рыбачьего острова, «трое суток ареста, и на ночь шинельку не выдавать!»
Устинов понимающе ухмыльнулся. Слово «медведь» — кодовое: условный сигнал, что их беседу прослушивают. Но, кажется, он понял все раньше. Еще до того, как услышал слово «медведь» и взял в руки листочек с инструкцией. Если так, молодец! Толковая смена растет.
Чтобы заполнить паузу, Мушкетов полез в сейф, загремел хрустальной посудой. Подумав, достал пару рюмок и бутылку шотландского виски.
— С утра говорят, не принято. Но мы с тобой не из тех, кто блюдет традиции, а из тех, кто их создает. Вот и шарахнем заграничного первача за наше общее дело, а заодно и поговорим. Разговор, сам понимаешь, будет долгим и не очень приятным.
В подвальном помещении малоприметного дома, двое дюжих парней «резались» в быстрые шахматы. Игра шла на вылет. Третий лишний, бездарно просадивший предыдущую партию, сидел чуть поодаль в наушниках, сдвинутых на виски, дежурил у застывшего на паузе магнитофона.
— Кто каким местом думает — на нем и сидит! — прикалывался коротко стриженый голубоглазый блондин, будто бы сам он сидел на своей лысине. — С началом тебя, Петрович, нового рабочего дня!
А зачем руководителю голова? — вторил ему здоровяк в кожаной куртке, — Петрович у нас главный специалист по слабому полу, привык обходиться ее уменьшенной копией!
— Хорошо рядом с вами сидеть, — огрызался Петрович, — будто в дубовой роще! Даже слышно, как рюмки звенят.
— Что, уже? Силен старикан! — человек в кожаном пиджаке с готовностью подхватил новую тему. Ему, привычному к живой оперативной работе, было скучно.
— Уже закусывает лимончиком с сахаром. Эх, мужики, где бы себе такую работу найти? — сгорел бы на производстве, но зато с трудовым орденом.
Петровичу, человеку без особых примет, с редкой проседью в черных висках, было чуть более тридцати. Его товарищам и того меньше. Жить, всем троим, оставалось ровно пятьдесят четыре с половиной минуты, если верить часам на стене кабинета, который они уже вторую неделю безуспешно прослушивали. Не зная отпущенных сроков, люди меньше всего думают о душе.
— Не смей говорить такие слова, — с притворным негодованием молвил блондин, — у подчиненных подрывается вера в высшую справедливость. Не тебя ли я встретил в Доме кино в обществе очень шикарной дамы? По-моему, вы за столом не постились.
— Ша, Вовка, проехали тему. О работе ни слова!
Было видно, что Петрович смутился, даже слегка покраснел.
— Ну-ка, ну-ка, — Вовка усилил нажим, — слышь, Гусар, по-моему, нас за дураков принимают. О какой работе ты говоришь… или это была она?
— Ох, мужики, не было бы это служебной тайной, я бы сказал, что да.
— Ни фига себе! — Вовка откинулся в кресле, — а я-то, дурак, думал, там мымра какая-нибудь! Ай да Момоновец! И как, интересно, все это выглядит, когда он ее «на предмет» приглашает?
— Как-как, — вмешался Гусар, — старым дедовским способом! Раз — и баба пищит, два — и пальчики на ногах поджимает. Что пристал к человеку, разве не видишь, что тема ему неприятна? Запал, командир? Я б на такую тоже запал.
Петрович грустно кивнул:
— Жалко мне убивать эту бабу, а что делать? Я ведь ей уже подарил… нашу брошку. А она, дурища такая, кофту себе подобрала такую… под цвет рубина.
— И что, каждый день будет ее носить?! — вдруг, всполошился Вовка. — А если случайно на камень нажмет?
— Нет, цепь не замкнется, — успокоил его Гусар, — уж поверь мне, как специалисту. Все сделано с поправкой на дурака. Система сработает, если все три условия совпадут по месту и времени. Нужно, чтобы Момоновец был у себя в кабинете, чтобы он подал голос, да и девчонка должна быть где-то поблизости, не далее двадцати метров.
— Хорош, мужики, душу мотать, — рассердился Петрович, — Что, да как? Давай лучше о водке.
— Давай, — согласился Гусар. — Я в последней командировке ящик «Андроповки» сдуру проспорил!
— !!!
Дождавшись уважительной тишины, рассказчик продолжил:
Посылают меня в Архангельск. Контора у них на центральной улице, на дверях табличка для ненормальных: «Вход в КГБ». А есть ли оттуда выход и где он находится, — того не указано.
Зашел вечерком к старому другу. Выпили, закусили. Потянуло на приключения.
— Где тут у вас, — говорю, — самый съемный кабак?
— В любой, — отвечает, — иди, не ошибешься! А вот «Юбилейный» обходи стороной. Там играет Резицкий — местная знаменитость. Контингент собирается весьма специфический: студентки, да мамины дочки. Приходят просто потанцевать, да послушать его музыку. Они никогда не снимаются и за столиком почти не сидят, так как все у эстрады толпятся.
Зло меня разобрало:
— Спорим, Димон, на сорок бутылок, что пойду в этот ваш «Юбилярный» и любую сниму, на которую пальцем ткнешь!
— За сорок бутылок, — говорит корефан, — я и двух уведу. Ты попробуй так, за идею.
— Нет, — говорю, — за идею не интересно. Только на пару ящиков.
— Заметано! По рукам?
Поспорили, причипурились, приходим. Не кабак, а чистый «Универсам»: люди давят друг друга у сцены, как у пивного ларька. А приятель мой — та еще сволочь — вилкой в толпу тычет:
— Видишь вон ту, рыжую, чуть в сторонке с подружкой отплясывает? Это дочь моего непосредственного начальника. Вперед!
А девчушка — совсем ребенок. Пришлось поднимать руки.
— Сдаюсь, — говорю, — гражданин провокатор, завтра же получите выигрыш.
А он, гад, от смеха давится:
— Самоотводы не принимаются! Ты вот что: в постель не ныряй, но присутствие обозначь. Тогда половину долга скощу! И сует мне в карман свой диктофон.
Делать нечего, дожидаюсь танец помедленней и подхожу:
— Разрешите вас пригласить?
А она нос воротит. На мордахе сплошное сомнение: «Как бы, дядька, тебя приличней послать?»
Забрасываю крючок:
— Девушка, у вас глаза очень честные. Мне кажется, вам можно довериться.
Она мне, сразу же, руки на плечи, но дистанцию держит. Бабы, — они существа любопытные. Если бы отказала, потом бы неделю мучилась: что ж ей сказать-то такое хотели?
Приглашаю ее за столик — опасно, мол, могут подслушать. Приятель мой, как увидел, что мы вместе идем, враз испарился. Смотрю ей в глаза, наливаю бокал шампанского и шепотом говорю:
— Мне на сутки где-то укрыться нужно.
— Что с вами случилось? — в зеленых глазах испуг и тайное ожидание.
А я уже в роль вошел, вежливо ее успокаиваю:
— Не волнуйтесь, я никого не убил, не ограбил. Сегодня приехал из Ленинграда. Работал там, до недавнего времени в обкомовском мужском бардаке…
Она как-то нервно хихикнула и строго спросила:
— Не врете?
— Ну что вы! — я вполне натурально обиделся. — Во властных структурах полно одиноких женщин. В силу своей занятости, им не до личного счастья. А мы, по задумке Романова, — главная составляющая их эффективной работы.
— И что же вам там… не работалось?
А ничего девчушка: ладненькая, смазливая. Юмор глубинный и очень едкий. То, что она подкалывает, я догадался разве что, по глазам. Но все равно свою партию гну:
— Сейчас ведь борьба с привилегиями. Ополчились на нас, на спец магазины, на спец поликлиники. Журналисты что-то пронюхали. Ходят слухи, что кто-то из наших сотрудников обслуживал малолеток. В общем, скандал за скандалом и пока все утихнет…
Честно сказать, я уже думал все, хана и второму ящику! Но тут эта пигалица что-то в умишке прикинула и быстренько взяла быка за рога:
— Мне кажется, вам опасно оставаться на людях. Пойдемте ко мне, прямо сейчас. Папа в командировке, а мама на юге. Будет только через неделю. Вы меня здесь подождите. Я быстро, только за столик схожу расплачусь.
Ребенок-ребенок, а быстренько сообразила, что второго шанса переспать с профессионалом может и не представится. Так верите? — через черный ход пришлось убегать. Она меня, говорят, по всему ресторану разыскивала…
Так вот, я себе и смекаю. Был у этой девчушки, какой никакой паренек. А куда деваться? — возраст такой. Наверняка целовались, в любви друг другу клялись. А тут появляюсь я — и все эти клятвы побоку! Может, Петрович, твоя бабешка тоже на два фронта работает? Тебе самому это не кажется странным: вторую неделю пишем — и все ни хрена?
— Да нет, — усмехнулся Петрович, — ты, Мишка, не прав. А почему не прав — про то долго рассказывать. В том, что Момоновец ни разу еще не прокололся, нет ничего удивительного. Он мужик крученый-верченный, как поросячий хвост. Иногда, сам себя за дурака держит. Послужишь с его — сам таким станешь. Да нам-то много не надо: слово, еще полслова, чтобы хоть какая-то зацепка была…
— А ну-ка тихо, ребята…
— Ну-ка тихо, ребята! — те же слова произнес и полковник КГБ Максимейко.
Он внимательно прослушивал запись, сделанную его хлопцами, и терялся в догадках. Полковник не понимал, что заставило всех троих срочно сорваться с места и безоглядно ринуться навстречу своей смерти. От их «Жигулей» остались только куски окровавленного металла.
Максимейко напрасно просил тишины. Сотрудники 7-го отдела, не задействованные в работах на месте взрыва, и так потрясенно молчали.
— «Признайся, майор, ты ведь тоже поверил, что он утонул?»
При звуках этого голоса Максимейко вздрогнул.
— «Это была очень хорошая имитация. Для милиции могла бы сойти. Поди, разберись без наших экспертов, что кровь на шапке из вены?»
— «Он очень основательно подготовился. О чем это говорит, майор? Позорный, печальный факт: Сид вычислил ваших людей буквально навскидку. Растет, гаденыш! Город блокирован?»
— «Мышь не проскочит!»
— «Этот парень не мышь. Он на двести процентов использовал единственный шанс — вырвался из замкнутого пространства окруженного водой корабля. Нет, надо было топить. Как говорил Гейдрих, «топи их всех на хрен!»
— «Простите, не понял?»
— «Это шутка такая! К чему мы, майор, пришли? Теперь у него для маневра огромный город. Ваши кордоны он обойдет, можешь не сомневаться. Я бы, во всяком случае, нашел не один способ. Теперь его ход. Его шанс. Мы выиграем только в одном случае, если правильно рассчитаем, в каком направлении он последует…»
Голос, привыкший повелевать. Максимейко готов был поклясться, что слышал его не один раз. И слышал совсем недавно. Он снова и снова перематывал микро-кассету, вслушивался в интонации, но искомый образ в памяти возникать не хотел.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Суббота, 28.07.2012, 21:02 | Сообщение # 197
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
— Мы выиграем только в одном случае: если правильно рассчитаем, в каком направлении он последует, — Мушкетов с шумом отодвинул пепельницу и налил по второй. — Давайте еще раз повторим пройденный материал. Итак, что нам известно об этом человеке? Я слушаю вас…
Устинов пригубил содержимое рюмки, задумчиво пожевал кружочек лимона:
— Даже не знаю с чего начать.
— Начните сначала.
— Впервые объект упомянут в наших архивах 14 июля 1974 года. Место действия — внешний рейд порта Александрия, пик напряженности на Ближнем Востоке, арабо-израильский конфликт. В 12 часов 17 минут, если верить записям в судовом журнале, теплоход «Руза» Северного ордена Ленина морского пароходства, был атакован двумя израильскими ракетными катерами. После взрыва на главной палубе, в районе второго трюма, произошло смещение груза. Крен достигал десяти с половиной градусов. Возникший на судне пожар, удалось потушить силами экипажа. Никто из людей, по чистой случайности, не пострадал. По данным военного спутника, почти в то же самое время, был зафиксирован массированный налет израильской авиации на грузовые причалы порта. Теперь уже не осталось сомнений, что причина двух этих крупномасштабных акций — пассажиры в составе «Рузы», — два человека по линии нашего ведомства. Они должны были получить и проверить информацию, свидетельствующую о причастности «Моссада» и спецгрупп ЦРУ США к пропаже двух наших зенитно-ракетных комплексов…
Как давно это было! — печально подумал Мушкетов. — Стоит немного выпить, и опять меня память возвращает к этому дню. Где исток этой грусти?
…Тем утром он проснулся от шума. Кто-то стучал палкой в броняшку иллюминатора. Мушкетов оделся и вышел на палубу. Боцман отбил три склянки — три смычки якорь цепи в воде. «Руза» застыла на внешнем рейде порта Александрия. Стук повторился. Несколько человек свесились через леер. Где-то внизу танцевала утлая джонка. На ней восседала продувная, небритая рожа и «шевелила» веслом.
Абориген улыбнулся, обрадовался, что заметили:
— Махмуд комсомолец, — церемонно представился он и для верности, стукнул себя кулаком в грудь. — Эй, Гагарин, Титов, Терешкова, что нужно? Алескандрия все есть: порнография есть, нож автоматик есть, шпанский мушка есть, гондон — усы есть — Алескандрия все есть!
— Уйдите, Виктор Игнатьевич, — раздался знакомый голос, — Не вздумайте связываться: не народ, а одно название. Родную сестру продаст за браслет от часов. А ворье несусветное! Стоит на палубе, смеется, смотрит тебе в глаза, а сам голой пяткой медную пробку выкручивает. Матросы ее вчетвером затягивали, а он — голой пяткой!
Ты разве здесь раньше бывал?
Увидев Антона, он опять испытал чувство неловкости. Впрочем, нет, не опять — после того самого случая, они впервые столкнулись так близко: с глазу на глаз, без посторонних. Мушкетов хотел уйти, не дождавшись ответа, но выручил Векшин. Не выспавшийся и мрачный, он потянул его за рукав. Пришлось возвращаться в каюту, чтобы снова погрязнуть в суете суматошных дел. Москва торопила. Ей, как воздух, нужен был результат. Под высоким начальственным задом шаталось кресло. Наконец, позвонили из консульства, сказали, что катер за ними придет часа через два.
Наскоро пообедав, они с Векшиным вышли на палубу. На душе было пусто и муторно. А потом его накрыл с головой приступ холодной ярости: это ж надо? — какой-то ублюдок играючи проникает в тренированный мозг разведчика! А на что он еще способен, этот Антон? Жаль, что Женька носится с ним, как дурак с писаной торбой, а то б… интересно, знает ли он, о чем я сейчас думаю?
Антон работал, взобравшись с ногами на леер. Руки у него были заняты. Он смешно шевелил губами, сдувая капельки пота с кончика носа. На лице, припорошенном разноцветными хлопьями, сияла улыбка:
— Да вот, изоляторы чищу, — сказал он, предвосхищая возможный вопрос. — братья матросы краской измазали, а Владимир Петрович ругается. Нет, говорит, никакого приема — сплошное непрохождение… вы от нас навсегда?
Ну вот! Он уже знает, что мы уезжаем!
Антон спрыгнул на палубу, вытер руку подолом рубахи — хотел протянуть ее для прощания. И вдруг, он застыл. Что-то такое в его глазах заставило Мушкетова обернуться.
Если след летящей ракеты имеет вид огненной линии — она не твоя. А если, как огненный «шарик» — значит, ты — ее цель. В данном конкретном случае огненных шариков было два, а сколько других линий — не было времени пересчитывать. Он очень испугался за друга.
Говорят, в минуты смертельной опасности, человек вспоминает о самом важном. Мушкетов вспомнил Вьетнам, весну в горах Чьюнгшонга и себя, разбитого в хлам. Все это вылилось в крик:
— Женька, атас, Женька!!!
Векшин схватил мальчишку за шиворот, что есть мочи, отшвырнул в сторону и упал на него всем телом. Сверху на кучу малу навалился Мушкетов.
Сначала рвануло у грузовой мачты, в районе третьего трюма. Осколки барабанили по надстройке, прошивали ее, как консервную банку, влетали в раскрытые иллюминаторы. Дверь над их головами сильно тряхнуло. Одна из задраек с треском вышла из паза. Это срезало дужку большого навесного замка. Вторая ракета упала у правого борта, окатила холодным душем. Стальные цепи, крепившие палубный груз, разошлись как гнилые нитки — не выдержали чудовищной перегрузки. Взрывная волна ударила в днище. Пароход покачнулся, загудел всей своей громадной утробой и медленно лег на бок.
Аборигены на джонках, шакалившие по рейду, прыснули было вон, но завидев большую халяву, рванулись вперед, на стену огня. В море сползали пылающие пакеты лучшего в мире северного пилолеса. Если проявить расторопность, можно хорошо поживиться. Добычи хватит на всех!
На судне сыграли тревогу. Люди тушили пожар, спасали все, что еще было можно спасти. Во всех четырех трюмах были точно такие же доски. Они запросто могли загореться от высокой температуры. У забранных брезентом горловин трюмов было жарче всего. Матросы брандспойтами отсекали пламя, оттаскивали баграми горящую древесину. Внизу, под железной палубой, сработала автоматика, включилась автоматическая система пожаротушения.
Мушкетов поднялся на ноги, окинул глазами замкнутый круг горизонта. Над причалами порта клубился дым. Где-то там завывала сирена, гремели взрывы, слышались выстрелы.
— За что они нас? — тихо спросил Антон. Из прокушенной нижней губы на рубаху капала кровь.
— За то, что мы есть…
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 29.07.2012, 08:55 | Сообщение # 198
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 2. Мушкетов. Последний рабочий день.
Зачем я тогда крикнул и почему упал? — с удивлением подумал Мушкетов. — Хотел кого-то спасти, защитить? А зачем? Отойди я тогда в сторону, и осколок, срезавший дужку замка, попал бы мальчишке в горло, а Векшину в грудь. И не было бы проблем в Мурманске. И не нужно бы было задействовать Кривича. Все конечно и так разрешилось, но чего это стоило! Порою одно слово тяжелей прожитой жизни. Государственная машина запущена и она не имеет обратного хода... Кажется, Устинов устал говорить. Он уже не так безупречно ведет свою партию. Нужно вмешаться, проявить искренний интерес:
— Я помню тот случай. О нем подробно писали все наши газеты. Была еще нота МИД, иск на крупную сумму. Но судно, по-моему, пострадало не очень?
— Весь палубный груз оказался за бортом. Вышли из строя грузовые лебедки и стрелы. Что касается порта Александрия, то там не осталось ни одного портального крана. «Руза» чисто технически не могла приступить к выгрузке. Во-первых, сохранялась опасность обстрела, а во-вторых, наше ведомство на этом не настояло. Источник на берегу бесследно исчез, предположительно, во время налета. После интенсивного обмена радиограммами, уточнений и согласований «Руза» была отбуксирована к причалам порта Алжир для частичной выгрузки. Там оба наших товарища были арестованы местной полицией под каким-то очень надуманным предлогом. Никаких рабочих встреч у них в тот момент не намечалось, и намечаться уже не могло. Как профессионалы они понимали, что все разворачивающиеся вокруг «Рузы» события направлены против них.
— Бывают цепи случайностей, накладок и совпадений, — Мушкетов машинально надел часы и выставил точное время по висящему на стене хронометру, — но не столь непомерной длины. А с какой стороны состыкуется наше звено? Случайно ли там появился Антон, или… как его? — Сид? Кстати, что у него за кличка такая, к чему эти американизмы?
— Сид — производное от двух слов в английской транскрипции — «море» и «черт». Что же касается самых невероятных случайностей, то это как раз тот случай. Я копался в архивах, и выяснил, что морской канал доставки людей был утвержден наверху, когда Сид уже более месяца работал на судне.
Устинов играл просто здорово, как подобает профессионалу. Да и сюжет, которым еще предстоит насладиться любителям государственных тайн, стоил того:
— Инцидент произошел в городском зоопарке, у клетки с обычной дойной коровой. В момент задержания наших сотрудников, там находилась группа матросов с «Рузы». Всего человек восемь и он в том числе. Когда разведчиков увезли, люди вернулись на пароход. О происшествии было доложено капитану. Пока Юрий Дмитриевич выходил на посольство, от причала, главным судовым передатчиком, в нарушение всех международных конвенций и правил, кто-то «скинул» шифровку на Московский радиоцентр.
— Оба-на! Это был он?
— А кто же еще? Кроме него, некому. Юрий Дмитриевич Жуков, бывший капитан «Рузы», прекрасно помнит тот случай. Я долго беседовал с ним и выяснил любопытное обстоятельство. Назначение Сида матросом-уборщиком было вызвано производственной необходимостью. Летом людей никогда не хватает. Всеми правдами и неправдами они рвутся в отпуск. Возможность подзаработать была предоставлена практиканту, курсанту четвертого курса Ленинградского мореходного училища, будущему радисту.
— Текст?
— Сигнал нештатной ситуации, принятый в нашей конторе.
— Частота?
— У радиооператора хватило ума не светить секретный канал. Частота обычная, судовая.
— Как же тогда информация нашла адресата?
— Наряду с уже знаменитым сигналом бедствия «СОС», в арсенале радистов есть еще «ХХХ». Это так называемый «сигнал безопасности», предшествующий сообщениям о событиях, представляющих опасность и угрозу для человеческой жизни. Этого хватило, чтобы поставить на уши весь центральный радиоцентр. Стоит ли, помимо всего прочего, говорить, что все радиосообщения с «Рузы», в том числе и частная переписка, в течение всего рейса контролировались нашим ведомством?
— А вот это уже конфуз! Обычному практиканту вдруг стали известны секретные коды! Как, почему, вы не пытались выяснить?
— Вы не поверите, но многие свидетели утверждают, что этот самый Антон умеет читать мысли. Впрочем, об этом лучше всего расскажет только он сам.
— Не повторяйте глупости! — строго сказал Мушкетов, внутренне потешаясь — он представил себе лица тех, кто прослушивает эту беседу. — Что там было и как, он безусловно расскажет. Когда-нибудь, все расскажет!
— Сигнал был огромной мощности. В прилегающих к порту кварталах Алжира вышла из строя вся бытовая радиотехника. На судно нагрянули полицейские, какие-то люди в штатском. Они вскрывали все закрытые двери, несмотря на протесты. Особенно тщательно обшарили каюты наших сотрудников. Но совершенно ничего: ни белья, ни бритвенных принадлежностей, там не нашли. Радиорубка была заперта изнутри. Практикант спокойно спал на диване. Его в меру поколотили и увезли. В дальнейший ход дела вмешались руководители нашего ведомства. Надавили через посольство. Всех троих арестованных выпустили ровно через сорок шесть минут после задержания Сида.
Мушкетов прекрасно помнил этот момент. Их с Векшиным даже не вербовали — знали, что бесполезно. Они тогда уже числились в картотеках всех уважающих себя мировых разведок. Основной удар господин Эрик Пичман направил на этого сопляка.
К ожидающей у входа машине, их сопровождал советский посол. Эрик — каков наглец! — не тяготился его присутствием. Он в наглую предложил Антону от имени правительства США «остаться свободным в свободном мире». Тот даже присел:
— Так вы, стало быть, настоящий американец? — спросил Сид с глуповатым восторгом.
— О, да! — скромно потупился Пичман.
И тут он его убил:
— А мне почему-то казалось, что индейцы более смуглые! — И прошел мимо остолбеневшего Эрика, победно поблескивая свежим фингалом.
Мушкетов согнал улыбку вместе с воспоминаниями:
— Так хорошо все закончилось?
— Нет, были последствия. Антона и наших разведчиков официально назвали «врагами нации» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Им пожизненно запрещено пересекать границы Эль-Джазаира в любых направлениях. Запрещено под угрозой расстрела! Да и «Рузе» тоже не повезло. Теплоход назвали «скопищем советских шпионов» и в течение трех часов вышвырнули за пределы территориальных вод. Короче, кругом «нон грата». Да той же ночью в Гибралтарском проливе его попытались взять на абордаж два быстроходных катера неустановленной принадлежности. Четверо из штурмовиков погибли, вроде бы, «по собственной неосторожности», еще двое — сошли с ума. Остальные ретировались в полном смятении. Падкие на сенсации репортеры испанских газет раскопали тот случай. Пресса на все лады смаковала слова одного из корсаров: «Это были проделки морского черта!» Оттуда, кстати, и прозвище «Сид». Человек, открывший Антона для нашего ведомства, взял это слово из заголовка одной из газетных статей, в память о том случае. Дальнейшее не столь интересно. Наутро пришло распоряжение начальника пароходства. «Руза» проследовала в устье реки Рона, в маленький порт Руан. Был заказан экскурсионный автобус. На нем наши люди выехали в Париж, и далее, самолетом, — в Москву. Антон закончил учебу. Работал по специальности. В дальнейшем его уникальные возможности неоднократно использовались в интересах страны. Но штатным сотрудником отдела, который его курировал, он так и не стал.
— Ну, что же, — сказал Мушкетов, — мне многое стало ясно. Многое, но не все. Точно знаю пока одно: списывать со счетов этого черта было бы непростительной глупостью. Если он, в самом деле, не умер, то тем самым оказал нам значительную услугу. Тому, кто скрывается, есть что скрывать! Возможно, он тоже причастен к делу, которым мы сейчас занимаемся. Да и просто побеседовать с ним было бы чертовски занятно. Не знаю, как вы, а я просто умираю от любопытства: Что же случилось тогда в Гибралтарском проливе?
— Я уже подключил агентуру в том регионе. Пусть ненавязчиво поинтересуются, полистают старые подшивки газет, если повезет, встретятся с очевидцами. Мало ли?
— Вот именно, мало ли? Не случайно все упоминания о нем и его деятельности изъяты из наших архивов, или частично вымараны. Кажется, я догадываюсь, чьих это рук дело. Поэтому предлагаю поработать еще в одном направлении.
Устинов все понял, и тоже выдержал паузу.
— Неплохо бы было расспросить обо всем того, кто открыл для конторы этого черта. Ну и, разумеется, искать. Искать этого утопленника, который, я чувствую, подарит нам с вами немало седых волос…
Взглянув на майора, застывшего с раскрытым ртом, Мушкетов еле сдержал улыбку. Он вжился в свою роль и забыл, что Устинов играет «с листа». Интересно, мелькнула мысль, а что бы я сделал на его месте? Если бы мне, прямо сейчас предложили встретиться с человеком, гибель которого — тема для разговоров в масштабах целой страны? К тому же, они когда-то были дружны…
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 29.07.2012, 17:13 | Сообщение # 199
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
— Вы удивлены? — произнес он вслух, — это бывает. Особенно когда собеседник не очень четко формулирует свои мысли. Под словом «расспросить» я имел в виду просмотр видеозаписи одного допроса и сверку всего, что сказано, с текстами протоколов. Есть, знаете, подозрения. Как нам недавно пришлось убедиться, у нынешних горе покойников в моде дурная привычка — жить и портить настроение тем, кто хотел бы их предать земле. И, дай Бог, чтобы это был не тот случай.
Устинов сделал страшные глаза и несколько раз беззвучно открыл рот. Всем своим видом он хотел показать, что не может говорить вслух.
— Мы с вами сегодня еще встретимся и еще раз обсудим этот вопрос, — громко сказал Мушкетов, протягивая собеседнику лист бумаги и огрызок карандаша. — Лучше всего, вечерком. К тому времени вы ознакомитесь с содержимым вашей инструкции. Конверт лежит на заднем сиденье машины, которая ждет вас внизу. Думаю, уже через пару часов у нас найдутся новые, но тоже весьма интересные темы для разговора.
Проводив Устинова до конца коридора, Виктор Игнатьевич вернулся в свой кабинет. Он освободил пепельницу, собрал со стола скопившийся мусор и вынес в прихожую, где стояла пластмассовая урна. Закурив, открыл встроенный шкаф, полный мудреной аппаратуры. Защелкал клавишами каналов системы видео наблюдения. Наконец, на экране появилась картинка.
Вид знакомой «шестерки» уже вызывал икоту. Грациозно присев, она встала у служебного входа.
— Клюнули, — безучастно констатировал Мушкетов, — все-таки они клюнули! А вот и наши герои, — два шерстяных брата: колбаса и волчий хрен. Старший группы должен быть за рулем, он самый опытный. Итого: три безутешных вдовы, дети-сироты и праведный гнев сослуживцев — наших мочат! А кто, спрашивается, виноват? Деньги, будь они прокляты! Попробуй сейчас эту тройку остановить. Невозможно! Охотники нащупали след! Охотники за информацией. Лишь бы платили, лишь бы заказывали…
— Виктор Игнатьевич! — ласковый голос в прихожей вывел его из оцепенения, — пришло сообщение с телефонной станции!
— Проходите, Инночка, проходите! — отечески засуетился Мушкетов и рванулся навстречу молоденькой шифровальщице.
Надо же! Только что его добивала усталость, а вот услышал этот волшебный голос — и сразу повеселел. Шагая мимо стола, он поднял листок бумаги с каракулями Устинова, небрежно вчитался в текст…
— Проходите, Инночка, — растеряно повторился Мушкетов, хоть она не только прошла, но и села на край дивана. И добавил с усилием, — что у нас там?
— Сообщение из города Ленинграда. Вчера, в 21 час 28 минут, зарегистрирован телефонный звонок из Мурманской области по интересующему вас номеру.
Он слыщал слова, но не улавливал сути — то, что черкнул напоследок Устинов, отказывалось укладываться в голове. Этого просто не могло быть! Но если представить, что все же случилось, нужно перекраивать на ходу весь стратегический план операции!
— Телефонный звонок? Это очень хорошо, это просто здорово! — механически повторил он, веря и не веря всему.
Наверное, Мушкетову не хватило мгновения, чтобы оценить весь объем хлынувшей в него информации. Инночка, заворожено смотрящая на экран, Инночка, фантастически напоминавшая его жену, оставленную где-то там, в прошлой жизни, любимую и незабытую, Инночка, которой он верил за это, как самому себе… она все поняла еще раньше, своим загадочным женским чутьем.
Отступая к порогу, она меньше всего думала о том, что грозило лично ей в случае общего провала. Точеные руки ее бессознательно сложились на груди, дрожащие пальцы вцепились в изящную серебряную брошь, с любовью подаренную тем самым человеком, что так заразительно смеялся, сидя за рулем «Жигулей».
Он едет умирать. Я знаю. Я точно знаю: он едет умирать, — кружилось в ее голове.
Она не догадывалась, что приводит в действие взрывное устройство. Нажимая на ставший вдруг невозможно острым кровавый рубиновый камень, вся она до кончиков волос была во власти подавившего все прочие чувства импульса: предупредить!
Была ли это любовь?
Расширенными от ужаса глазами, она еще успела увидеть, как часы на правой руке Мушкетова брызнули огненной вспышкой, как ее собственное сердце выпрыгнуло из развороченной груди и заскользило, сокращаясь, по мраморной столешнице, которая, в свою очередь, слегка подалась вверх, прежде чем взорваться, заколотить в окна и стены тысячами сверкающих кулачков...
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Понедельник, 30.07.2012, 13:28 | Сообщение # 200
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 3. Место под солнцем
Жорка Устинов подключил часовой механизм, чуть ли ни на ходу, когда, уже поднимаясь, дописывал последнюю строчку в своем прощальном привете. Старик продолжал разглагольствовать, а он замыкал контакты, все еще изображая почтительного подчиненного.
Когда токует глухарь, — думал он, спускаясь по лестнице, — никого, кроме себя, не слышат. Какая теперь разница: войдет Инка, нет, решится, или что заподозрит? Взрыв все равно будет.
Устинов не считал себя ни преступником, ни предателем. Его даже не мучили угрызения совести. Ведь жертва фигур, порой даже очень значительных — обыденное явление в шахматах и политике. А шахматы покойничек очень любил. Устинов усмехнулся: нехорошо, братец, думать о еще живом человеке в прошедшем времени!
То, что он написал на листе бумаги, было чистейшею правдой. С нее, с этой правды и надо бы начать сегодняшний разговор. Но обстоятельства позволили придержать лишний козырь. И все получилось очень даже удачно: никто ничего не услышит и теперь уже, вряд ли проверит. Бумага должна исчезнуть в огне и снова стать играющим козырем.
Если все рассчитано правильно, а в этом Георгий Романович ни секунды не сомневался, информация вызовет шок. Даже у такого прожженного волка, как Мушкетов. Как говорил Евгений Иванович, «своевременно и точно смоделированный и психологически выверенный момент — аксиома атаки»
Содержимое конверта было традиционно: поминутно расписанные инструкции. Ознакомившись, Устинов их уничтожил. Не обошлось без сюрпризов: машина, за рулем которой он так удобно устроился, тоже сегодня взлетит на воздух. Он сам запустил взрывное устройство, захлопнув за собой переднюю дверь. Теперь, даже если случайно раскроется любая из них, долбанет так, что чертям тошно станет. Утопив кнопки стопоров, Устинов опять усмехнулся: а если за ним никто не поедет, кого же тогда взрывать? Он знал, что на Момоновца готовится покушение, но на взрывное устройство вышел случайно. Потому, что копнул там, где никто и не думал копать.
Все началось с Инки. Правы французы, «шерше ля фам». Он от нее дурел, как восьмиклассник. Нет, не любил, а именно дурел, истекая животной страстью и жаждал, пуще наград и званий, отодрать во всех мыслимых и не мыслимых, а также в особо циничных формах. Не баба, а механизм для услады, машина для рожания детей. Так бывает, когда женщина, склонная к полноте, выходит на временной пик своей соблазнительности. Она еще не перешагнула роковую черту, за которой полнота портит. Инка знала про это. И ее, вечно покрытые томной поволокой, огромные, коровьи глаза… нет, они не шептали, они орали и требовали: «Мужики, вот она я, налетай, обещаю седьмое небо!»
Да, у нее не было мужика. Как он это определил? — элементарно. У этой женщины были очень длинные, красивые и ухоженные ногти даже на ногах. Но не было длинных ногтей на безымянном и указательном пальцах правой руки. Там, наоборот, ногти были стрижены очень коротко и тщательно обработаны пилочкой. О чем это говорит понимающему человеку? — о многом: изнемогая в холодной постели, плача и ненавидя себя, ей приходится получать сексуальное удовлетворение, так сказать, собственноручно. А мужики… что мужики? Инка нравилась всем. И все ревниво следили друг за другом: «Если не мне — лучше уж никому!» Все боялись: у каждой бомбы имеется свой взрыватель, даже у сексуальной. В данном конкретном случае взрывателем был сам Момоновец — старый хрен!
Конторские сходился во мнении, что с бабами Мушкетов — лох и дуб дубом. Однажды, ради спортивного интереса, но с общего согласия, Инке запустили в прическу импортного «жука» и слушали, затаив дыхание. Минут через десять Мушкетов вызвал ее к себе в кабинет, под самым приличным предлогом. Там угощал шифровальщицу чаем, кормил шоколадом. На закуску предложил грустную музыку, читал ей стихи. То есть вел себя, как утюг — не трахал, а только гладил.
Мысль проследить за предметом своих вожделений пришла к Устинову совершенно спонтанно, после одного случая. Инка шла по служебному коридору. Он, по привычке, пристроился метрах в пяти сзади. Шел и кушал ее глазами, примерял размер под себя. И тут она неожиданно встала «в позу», решила что-то подправить в своей обувке. А может быть, просто дразнила, сучка такая? И ему, обалдевшему и чуть не потерявшему голову, был с размаху предъявлен весь ее шикарный интим: ажурные черные трусики, складочки да оборочки, шелковые чулочки… мама моя! Дотронься рукой — искры посыпятся! Платьице было тоненьким, летним, очень коротким…
Устинов так и не понял, где в тот момент была у него голова: глаза затуманило, как после первого поцелуя. И жажда физической близости (до боли, до крика, до изнеможения!) начисто вышибла все прочие мысли. Он, за малым, не обхватил ее поперек талии… со всеми вытекающими отсюда последствиями. Что его тогда остановило? Возможно, воспоминание о судьбе сирого лейтенанта, приехавшего на службу с острова Русский. Как его звали? — сейчас и не вспомнишь, с ним мало кто успел познакомиться. Так вот, этот хмырь начал работу с того, что хотел показать «всем стоптанным сапогам» как «флотские берут крепостя». И ляпнул Инке недвусмысленный комплимент в присутствии самого Момоновца. Наверное, у него была только одна извилина, та, что делит задницу пополам. Господи, как он смотрел! Как Мушкетов смотрел на него!!!
Куда потом делся тот лейтенант, никто и не понял. На следующий же день его в конторе никто не видел. Дай Бог, чтобы все у него обошлось без Кривды!
Да, Устинов тогда чудом сдержался. Он даже спокойно прошел мимо. Но мысль проследить за Инессой Сергеевной пришла именно в тот момент. Нет, это не потому, что возникли какие-то подозрения. Просто подумалось, что, прихватив молодуху на чем-то «горячем», можно будет, после тривиального шантажа, держать ее на коротком аркане. И драть, не опасаясь огласки, гнева Момоновца и зависти сослуживцев. Трахать по мере надобности, когда душа пожелает, во всех мыслимых и не мыслимых, покуда не надоест.
Мысль пришла и ушла. Но дорожку в подсознании протоптала. Потом замордовали дела и в долгой командировке, об Инке он ни разу не вспомнил. Думал даже, что совсем позабыл. Но вернувшись домой из Швеции, он снова увидел ее. Увидел совершенно другой, какой-то умиротворенно-счастливой, без признаков поволоки в глазах. А ногти, на ее шаловливых пальчиках, не только уже отросли, но сравнялись со всеми другими.
Сердце оборвалось и заныло. Как будто где-то внутри него вдруг разболелся зуб. Эта боль была посильнее той, юношеской, которую он испытал при крушении первой любви.
К его удивлению, никто из соперников-сослуживцев особых изменений в поведении, и в облике Инки даже не замечал. Момоновец, естественно, тоже. Увы, в разведшколах такому не учат, для этого просто необходимо пропустить через «кость любви» два-три автобуса самых разнокалиберных баб. И если автобусы будут за сотню посадочных мест, дойдешь до всего постепенно: и верхним, и нижним умом.
Кто? — возмутился Устинов, — Кто посмел?! Если кто-нибудь из «конторских» — вычислить стервеца и сдать с потрохами Момоновцу!
В свободное от работы время, приняв все меры предосторожности, он вдоль — поперек истоптал район Останкинской телебашни, где, как он знал, жила шифровальщица. Но только безрезультатно. Счастливый соперник тоже не топором брился.
Тогда это точно свои, — утвердился Устинов в мыслях. Это все больше подстегивало и спортивный азарт, и профессиональную гордость. А потом и вовсе «заклинило».
Удача улыбнулась Устинову, когда сама того пожелала. Однажды, зайдя в женский отдел ЦУМа, чтобы договориться с одной из запасных пассий насчет вечернего «гормонального сброса», он обнаружил там Инку. Она стояла перед казенным зеркалом и подбирала кофточку под цвет старинной серебряной броши с тремя рубинами.
Брошь он узнал сразу. Такие вещи — штучный товар из спецлаборатории. Он возможно, не знал бы этого, но только что, в минувшей командировке, с помощью аналогичной серебряной бижутерии, отправил к праотцам одного шведского дипломата.
Дело было простым и приятным. Устинов побывал в будуаре смазливой певички, к которой они со Свеном «ныряли» по очереди и заложил там «последний привет» своему молочному брату. После чего, преподнес Ингрид «фамильную драгоценность».
Вечно счастливая дурочка растаяла от умиления.
— Это не просто старинное украшение, — внушил ей Устинов, — при помощи этой штучки включается скрытая видеокамера. Нужно только слегка надавить на средний рубиновый камушек перед тем, как шикарный блондин будет тебя любить.
Восторгу Ингрид не было предела. Она даже не спросила, зачем это нужно.
— Для того, дорогая, — пришлось самому растолковывать ей, — чтобы с помощью полученной видеозаписи шантажировать Свена, и заставить его на тебе жениться.
За шведского дипломата ему дали орден и первую большую звездочку. А сколько же, интересно стоит Момоновец? Без сложных раскладов было понятно, что Мушкетов почти обречен. Уверенность эта выросла на порядок, когда внизу на автостоянке он вычислил хахаля Инессы Сергеевны. Он всего на секунду вынырнул из машины, открывая дверцу для своей ненаглядной. Этого оказалось более чем достаточно: Устинов сразу его узнал. Да и как не узнать инструктора подрывного дела Академии ГРУ Генштаба, влепившего ему на экзамене «удочку»?!
Искать всегда легче, когда знаешь, что нужно искать. Заряд был заложен мастерски, весьма остроумно. Осталось его только модернизировать.
Интересно, догадается перед смертью побежденный учитель, что погибает от рук победителя-ученика с трояком в выпускном аттестате?
Кстати, Инка с того самого дня перестала быть ему интересной. Какая-то печать смертной отчужденности легла на ее миловидное личико. Сексуальные фантазии на ее счет казались извращением и кощунством. В этом есть что-то от некрофилии, — желать красивую, соблазнительную, но мертвую для любви женщину.
Жаль бабу! Ох, хороша же была, чертовка! И спасибо ей за мечту. Пусть даже ей не суждено было сбыться. Спасибо, что поперчила унылую и пресную жизнь!
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Вторник, 31.07.2012, 10:36 | Сообщение # 201
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Он сверил наручные часы с секундомером «адской машины» и вырулил из арки конторы ровно за восемь минут до начала своей игры. Взрыв в стороне Лубянки должен был озадачить преследователей, посеять в их головах лишние мысли и немного отвлечь от главного. Вот тогда, через двадцать четыре секунды, подоспеет их очередь на тот свет. Восемь минут — достаточно для того, чтобы, никуда не спеша, проехать пару московских кварталов.
Момоновец молодец, он все рассчитал, как в аптеке: Метрах в двухстах от арки, в хвост к Устинову ненавязчиво пристроилась зеленая «шестерка» с форсированным двигателем. Невидимый за тонированными стеклами, Устинов вежливо улыбнулся и «сделал ручкой» невидимым за такими же стеклами преследователям. Оревуар, мол, покойнички! Что-то многие уходят сегодня без отпевания!
«Покойнички» вели себя предсказуемо. Они совершили единственную ошибку: внутренне настроились на более дальнюю дорогу и если ожидали подвоха, то не так скоро.
Когда Устинов резко тормознул у готовящегося к реставрации особняка, в головах у них что-то не так сработало. «Шестерка» уперлась резиной в скользкий асфальт, яростно взвизгнула тормозами и подалась, было влево. Но очень позорно закончила свой тормозной путь, прочно примяв широкий пластмассовый бампер его заграничной «Мазды».
Конечно, Георгий Романович понимал, что это не просто мальчишество — чуть посильнее удар, чуть податливей дверь… но Виктор Игнатьевич учил работать красиво и ему сейчас было бы очень приятно.
Озадаченные преследователи с минуту приходили в себя. Потом сориентировались, вжились в новые роли и с возгласами: «что делаешь, козлиная морда?!» повыскакивали на проезжую часть. Говорили они и другие плохие слова — Бог им судья! — Жорке было уже не до них. Его личный отсчет пошел на секунды.
Он сорвал резиновый коврик. Сквозь встроенный потайной люк в днище автомобиля, отодвинул чугунную крышку канализационной шахты. Ловко протиснулся в узкий колодец и спрыгнул вниз уже с фонарем в руке. Крышка легко встала на место. Он же, резко свернул в боковой коридор и побежал, пригибаясь, по заранее расчищенному тоннелю.
Свод подземелья изрядно тряхнуло — прощай, товарищ Мушкетов! Он знал, он почти видел, что сейчас происходит там, наверху. Из «Мазды» никто не выходит и это сбивает с толку его преследователей. А тут еще взрыв. Что прикажете делать? Не идти же на крайние меры и рвать на себя дверцы автомобиля? Тем временем, последний импульс замыкает контакты реле времени… на то, чтобы удивиться, им не хватит оставшейся жизни… четыре, три, два, один! Все, пора!
Устинов удачно вписался в глубокую нишу между разобранной кладкой и массивной железной дверью, ведущей в подвалы особняка. И тут, как образно говорил Антон, «оно шандарахнуло!» Железная дверь молодо зазвенела, роняя с себя осколки вековой ржавчины и новый амбарный замок. А потом распахнулась настежь и вывалилась вместе с косяком и частью подвальной стены.
Наверху глухо зарокотало. Все заволокло мелкой кирпичной пылью. Фонарь потерялся. Жорка долго плутал в темноте. Наконец, сквозь осевшую пыль вновь проглянуло солнце, четко высветив трещины, провалы и щели. Похоже, здесь реставрировать больше нечего!
Клочья железа на потрескавшемся асфальте еще дымились.
— Вандализм! — огорчился Устинов, — но Момоновцу бы это понравилось!
Запасная машина ждала его на соседней улице. Он вышел к ней подземным коридором, потом проходным двором. Двигатель был прогрет. Топливный бак залит под завязку. Ключ торчал в замке зажигания. Пора было выходить на контору, докладывать о неувязках, но радиотелефон первым напомнил о себе.
Звонить мог только Мушкетов. Кто, кроме него мог знать содержимое конверта и этот оперативный номер?
Мистика какая-то, — опешил Устинов, едва удержавшись, чтобы не произнести это вслух. — Неужели не удалось? Неужели он еще жив? Быть такого не может!
Он медленно поднял, ставшую вдруг тяжелой, телефонную трубку. Ни «алло», ни «здравствуйте», сразу:
— Спокойно! Ты под прицелом!
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Вторник, 31.07.2012, 18:24 | Сообщение # 202
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 4 Жорка Устинов — давитель кротов.
Голос был с легким акцентом. Он слышал его только раз, по аппарату с государственным гербом вместо наборного диска. В кабинете, который, судя по этому звонку, все-таки пострадал.
Блефует, — с облегчением понял Устинов. — Если снайпер сидит где-то здесь, что маловероятно, очень ему сейчас неуютно. Завывание милицейских сирен мало способствует нормальному пищеварению. На меня же нет ничего. Нет, и не может быть. Если Инка осталась в живых, на нее выйдут не скоро, а если и выйдут, то все ее показания замкнутся на этих покойниках из «шестерки». Да, он их уничтожил. Но не сам по себе, а по личному распоряжению Мушкетова. Вот и конверт с инструкциями. Он его предусмотрительно сунул в нагрудный карман.
Значит, помимо взрыва в конторе произошло еще что-то. И это «что-то», скорее всего, напрямую не связано лично со мной. Например, очередное предательство. Но я в этом чист! Да, я, конечно, знал, что на Момоновца готовится покушение. Более того — досконально изучил личные дела каждого из предполагаемых исполнителей. Мог бы назвать поименно всех, кто за этим стоит. Но многое знать — это не преступление. В том и смысл его работы: знает он, — знает и государство. На девяносто процентов владел той же информацией и Мушкетов. Еще на девять — не мог не догадываться. А то, что осталось — это его, личное. Это судьба. И каверзные вопросы, «если знал, то почему не предупредил?» — коллизии из области дремучего права, где ничего не сказано о праве сильного на место под солнцем. Он только ускорил неизбежный процесс, сделал его необратимым, усовершенствовал сложную и потому не слишком надежную цепь взрывного устройства, замкнув ее на проверенный в деле простейший часовой механизм.
А вот об этом нужно забыть. Забыть навсегда. Как там учил Антон?
Расслабленность, полнейшая расслабленность тела и концентрация разума. Его необходимо выделить и вознести над собой: чистый, абсолютный разум. Теперь настраиваем на него все интероцепторы нервных волокон. На него и на физическую боль. (Господи, как жутко!) На него, а значит, — на физическую боль.
Теперь попробуем представить, потом увидеть со стороны: я — это записывающее устройство с выдвигающейся кассетой. В кассете находится нежелательная информация. Ее необходимо стереть, но это больно. Это невыносимо больно!
Итак, медленно, по миллиметру, превозмогая себя тащить… главное, не закричать: услышат! Неужели все получилось с первого раза? Проверим место обрыва:
— «К тому времени вы, майор, ознакомитесь…»
Нет, не так, еще немного подчистим:
— «К тому времени вы ознакомитесь…»
Все! Болевых ощущений нет. Теперь, находясь в здравом уме, он никому ничего не расскажет, а в случае психического воздействия — напрочь забудет весь эпизод.
— Господи, как хорошо! — искренне улыбнулся Устинов, и вытер вспотевший лоб.
— Что вы там говорите? — тут же отреагировал телефон.
— Хорошо, говорю, сидеть, ждать и ничего не делать, — усмехнулся Устинов. — Я узнал вас по голосу, хоть слышал его только раз. Поэтому, вынужден подчиниться. Вам также известен оперативный номер. Все это не позволяет мне усомниться в вашей компетентности. Не удивлюсь, если вы давно ознакомлены с полученными мною инструкциями. И если все это так, мне остается только вежливо удивиться.
— Чему?
— Хотя бы тому, что близлежащие кварталы до сих пор не оцеплены подразделениями милиции. Я прекрасно слышал еще один взрыв, когда убегал по тоннелю. Потом сопоставил его с вашим звонком. Что, неужели все плохо, и старика успели опередить? Другой на моем месте мог бы подумать, что это сделали вы.
— Почему?
— Потому, что насчет снайпера вы тоже блефуете. Ему здесь сейчас находиться намного опасней, чем мне.
— При чем тут снайпер? — осадил Устинова невидимый собеседник, — вы, голубчик, на мине сидите. На обычной, противопехотной. Так что в руках у этого человека не винторез с оптикой, а небольшая кнопка. В случае чего, он ее или выбросит, или... тоже выбросит, но сначала нажмет.
Устинов промолчал, но подумал, что шансы растут. С ним говорят, а это уже не так плохо.
— Молчите? Вот и хорошо! Учитывая ваше пожелание, разрешаем завести двигатель и медленно — слышите? — медленно, без ваших конторских фокусов, кратчайшим путем, двигаться в сторону Лосиного острова.
— Какие тут могут быть фокусы? Мне лучше других известно, что в случае чего, меня достанут везде. Я, кстати, тоже за то, чтобы меня допросили как можно скорей в вашей секретной лаборатории.
— Вот как, вы и об этом наслышаны? — флегматично спросил телефон. — Тогда скажите, наша беседа не очень вас отвлечет от управления автомобилем, готовым взорваться?
— Не отвлечет. Мы люди привычные.
— Тогда я хотел бы, чтоб вы изложили ваше видение ситуации в целом. Можно в подробностях. Время у нас есть.
Пришлось исповедаться. Рассказать почти все, что знал, о чем только догадывался, но не успел проверить. С фамилиями, фактами, должностями.
Его ни разу не перебили.
Устинов уже не сомневался в своей конечной победе. Его оппонент, так эффектно и сильно начавший свою партию, терял инициативу с каждой последующей фразой. Чего стоит один только бездарный переход с «ты» на «вы»!
Психологически я его задавил, — самодовольно подумал Жорка. — Если там, наверху, все такие сидят, чему удивляться? Мы имеем в нашей стране то, что имеем! Тоже мне, деятель, хотел расколоть по радиотелефону. Кого? — Меня?! А эта частая односложность? Она присуща одним только гениям да еще дилетантам, что нахватались верхушек.
Чтобы скрыть свое разочарование, он полностью сосредоточился на управлении автомобилем. Особенно обостренно следил за дорогой. В районе ВДНХ он уже твердо вычислил всех, кто вел его по этой дороге.
— Так что же произошло в Мурманске?
Вопрос прозвучал. Своей неожиданной неуместностью он вывел Устинова из хрупкого равновесия, что называется, прорвало:
— Да что еще, черт побери, могло там произойти?! Он ушел, как вода сквозь пальцы! Мушкетов сам, лично, лучших людей отбирал. Предупреждали их, инструктировали, просили быть особенно осторожными, а они?! Они выпивать с ним уселись за один стол: «Мы, мол, думали, таблетки подействуют!» «Мы, мол, ему амитал натрия внутривенно!» Думали, что они только профессионалы, а все остальные указательным пальцем деланные! А он, падла такая, халявную водку жрал, да посмеивался!
— Это все?
— Что сегодня за день? Все играют словами, все говорят загадками! Если кто-то считает, что я виноват, отвечу за все лично, по полной программе. Да, мы с Антоном когда-то были друзьями и у вас есть хороший повод подозревать…
На другой стороне эфира что-то щелкнуло, запищало. Потом раздался другой голос, жесткий и властный, не терпящий возражений:
— Я вижу, майор, ты буквально во всем разбираешься. Ответь мне тогда, кто может быть вне подозрений, если за неполные сутки организация потеряла сразу пятерых человек? Причем, не рядовых исполнителей, все они — высший и средний руководящий состав.
Устинов резко свернул к тротуару, остановил машину.
— Кт… кт-то? — он начал давиться словами.
Машины сопровождения — инкассаторский броневик, фургон «Скорой помощи» и два японских микроавтобуса, смешались с автомобильным потоком и резко ушли в отрыв.
Устинову было уже все равно.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Среда, 01.08.2012, 18:58 | Сообщение # 203
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
— Кто? — переспросил он хрипло и безнадежно, — неужели и там, в Мурманске? Но это же не Антон? Я не верю, что он это сделал, а значит…
— Договаривай уж, майор: да, это предательство. Причем на самом верху. Жажда наживы, как ржавчина, разъедает и Центр, и страну. Я не успокоюсь, пока не развею «контору» на мелкие атомы и не пропущу их сквозь самый мельчайший фильтр. Тебя, майор, это тоже касается. Ложись на дно, по моим прикидкам, ты должен стать следующим. Можешь считать себя в долгосрочном отпуске. Денежное довольствие по резервному каналу. Вопросы есть?
— Разрешите командировку в Мурманск?
— Не разрешаю. В контору не суйся — все сделают без сопливых. Еще не отключился?
— Нет.
— То, что ты черкнул напоследок Мушкетову — это правда?
— Конечно, да.
Короткие гудки…
Несколько минут он сидел, сжимая в руке телефонную трубку. Потом бросил ее на пассажирское сиденье и вырулил на трассу. Дорога всегда успокаивает.
В то, что его, пусть даже на самое короткое время оставят в покое, он не верил. Как не поверил бы в это любой здравомыслящий человек, хоть немного знакомый с «системой». Слишком много «клубов по интересам» раздирали страну на жирные части. Даже такие столпы государственности, как Партия и Правительство, КГБ, ГРУ, МВД, Армия, на глазах распадались на группировки, каждая из которых отстаивала только свои корыстные интересы. А за любым интересом обычно стоят личности. Что уж тогда говорить об обществе в целом?
Ведущими аналитиками Центра подобная ситуация допускалась. Не так скоро, но с большой долею вероятности. Но то, что процесс разложения охватит и Центр Стратегического Планирования, представить не мог никто. А тем более он, Георгий Романович Устинов — потомственный профессиональный разведчик. Ведь для работы в «контору» отбирались самые проверенные, самые подготовленные специалисты, верные идеалам своих отцов — работников силовых структур и правоохранительных органов, погибших при исполнении служебного долга.
Когда же все началось? Понятно, что не вчера. И даже не в эпилоге безвременья, именуемого «застоем». Раньше, гораздо раньше, когда засидевшийся у «кормушки», четырежды герой самых едких в стране анекдотов, по причине прогрессирующей немощи и в силу природной лени, начал перекладывать на чужие плечи работу, которую должен был исполнять сам. С каждым годом все больше и больше! Власть уже не просто позволяли примерить, а давали «временно поносить».
Когда только начали думать о том, что пока Союз не распался, неплохо бы было найти замену дряхлеющему вождю и даже не до конца определились с кандидатурой — последовала реакция: мгновенная, решительная и беспощадная. Петр Машеров, еще не успев перебраться в Москву, был уничтожен. Автомобильная катастрофа была подстроена так топорно, что впору хвататься за голову. Виновника и вещдоки уничтожили одновременно. А что, мол, копаться? — несчастный случай! Чтобы не сомневались, Юрия Андропова взяли под жесточайший контроль. А от конторы не оставили даже названия. Остался лишь международный отдел. Все остальные подразделения работали полулегально.
Внедрившегося в сердце конторы «крота», так тогда и не вычислили. Он ничего больше не предпринимал. Со временем посчитали, что «умер своей смертью». А «крот», как сейчас выяснилось, тихо рос по служебной лестнице, окружив себя свитой себе подобных.
К чему это привело, помнят все. Немощный маразматик и руководимые им члены Политбюро стремительно деградировали. Без притока свежей, молодой крови государственный мозг задыхался. Эти люди еще ходили, сверяясь с бумагой, озвучивали мысли многочисленных референтов. Но они уже были почти никем — минами без взрывателей, говорящими атрибутами чьей-то реальной власти. Им, старикам, оставили за ненадобностью историческую ответственность. А что дали взамен? — красивую сказку о всенародной любви. В угоду этой легенде, иногда отсекались головы тех, кто старался урвать побольше, напрочь забыв, что ворованным нужно делиться.
Реальная власть уходила из Москвы в регионы. Пропитавшись там подлостью и холуйством, становилась она вседозволенностью и всевластием.
Страна зажила по законам курятника. Понятия «деньги» и «власть» становились синонимами. Одно перетекало в другое, в полном соответствии с дьявольским законом о сообщающихся сосудах. Но «контора» не умерла. Она копила силы и информацию. Ждала своего часа.
Умение «обрубать хвосты», в пять минут уходить от «наружки» — фамильный почерк Устиновых, возведенный в степень искусства. Жорка не стал бестолково мотаться по городу и «дергаться» как карась на кукане. В машине «с чужого плеча», скорее всего, под завязку напичканной электроникой, делать такие ошибки очень непродуктивно. Убивать его, либо задерживать, пока никому не имеет смысла. А вот проследить за дальнейшими действиями, хотелось бы многим. И первый вопрос: скольким многим?
Прежде всего, тем, кто его, якобы, отпустил — теневым руководителям Центра. О том, что они существуют, он раньше только догадывался по мельчайшим косвенным признакам. Контора редко кому доверяет, а они, надо думать, еще реже. Как он сказал, этот неизвестный товарищ? Распущу на мелкие атомы?
Устинов еще раз проанализировал только что законченный разговор и понял, каким он был дураком! Не зря говорят, «русский мужик задним умом крепок». Он искренне и глубоко заблуждался, считая себя победителем в неком психологическом противостоянии. А ему никто и не противостоял, его, как щенка, натаскивали на след.
Из головы не шла ключевая фраза: «То, что ты черкнул напоследок Мушкетову — это правда?» Они говорили так, как будто могли что-то там прочитать. Но ведь не могли и он это знает. И они знают, что он знает. А значит? Значит, ему давали понять, что кабинет Мушкетова ими прослушивался, но не хотели говорить об этом, открыто даже по секретному, защищенному каналу связи. Почему? Да потому, что машину, в которой он сейчас разъезжает, готовили к операции люди Момоновца, или он сам. Выходит, начальство считает, что Мушкетов и был… крот?
— Берегись! — говорили ему чуть ли ни открытым текстом, — каждый твой шаг, каждое неосторожное слово под жестким контролем. Расскажи нам все, что ты знаешь о них — пусть услышат. Дай понять, что ты серьезно настроен, и готов действовать. Пусть занервничают, раскроются. Пусть сыграют на опережение, а мы уж не оплошаем!
Так значит, его ведут и те, и другие. Передают с маяка на маяк, как носителя информации, ценной для всех. Одни надеются захватить, выпотрошить все, что ему известно, а потом ликвидировать. (Тайна останется тайной, если больше о ней никому не известно). Другие — наоборот — стараются выловить первых. На живца, на него, Устинова Жорку. А при случае, уничтожить его же руками.
Может, стоит включиться в игру? — трудно быть беспристрастным, когда ты ежесекундно распят в перекрестье радаров, если мерцающая зеленая точка, обозначающая твою машину, одновременно проходит сразу по нескольким схемам оперативных карт. Но в том и беда, что от машины ему избавляться пока рановато. Она — единственная ниточка, связывающая его с теми, кто намерен и в силах помочь.
Подождем ка еще с полчасика, — решил для себя Устинов. — Если руководители Центра о себе не напомнят, будем действовать самостоятельно.
Ну вот, Жорка, теперь ты герой! — думал Устинов, кружа по Черемушкам, — Еще бы! Даванул самого Крота. Герой-то герой, не на свою ли бедовую голову?
Запуская часовой механизм, он меньше всего думал о «чистке рядов» и прочей там чепухе. Он освобождал для себя очередную ступеньку служебной лестницы и всего лишь воспользовался моментом.
На площади «Трех вокзалов» он оставил свою машину. С центрального входа вошел в билетную кассу, разменял там последние пять тысяч и вернулся назад по подземному переходу. Вплотную к его машине стоял японский микроавтобус. Похожий на тот, что недавно еще вел его по дороге. За рулем сидел жилистый худощавый мужчина в синем комбинезоне. На кончике длинного носа чудом держались дымчатые очки. Из-под клетчатой матерчатой кепки с козырьком, отодвинутым на затылок, топорщился «ежик» волос. На плохо выбритой правой щеке красовался огромный флюс.
Почти не раздумывая, Устинов открыл переднюю дверь и сел на сиденье рядом с водителем.
Легко узнаваемый голос с легким прибалтийским акцентом донесся из-за спины, из глубины салона:
— Даже если ваша одежда нашпигована микрофонами, здесь вы можете говорить. Никто посторонний нас не услышит. Еще раз здравствуйте, Георгий Романович, в чем вы сейчас больше всего нуждаетесь?
— Одежда, оружие, деньги, машина, — коротко перечислил Устинов. — Еще бы хотелось узнать ближайшие перспективы.
Водитель плавно нажал газ, покачал головой, усмехнулся:
— И этот туда же! Ты, товарищ майор, перебирался бы подальше в салон. Не стоит тебе сейчас на переднем сиденье маячить.
Сказал и болезненно сморщился. Наверное, ему было очень больно.
Внутренняя начинка микроавтобуса напоминала передвижную лабораторию, оснащенную по последнему слову техники.
— Что, Олег, еще не совсем чисто? — понял водителя человек в летнем полевом камуфляже без знаков различия. — Пройдись-ка еще разок по контрольному кругу. Пусть ребята более основательно подотрут нашу задницу.
Потом он достал из-за мощной спины стандартный чемодан для спецкомандировок и обратился напрямую к Устинову:
— Переодевайтесь, Георгий Романович. Снимайте с себя все, вплоть до трусов и ботинок и тщательно расчешите волосы… в общем, везде. Мы, конечно, потом еще раз все хорошенько проверим… на вшивость.
— Опять за кордон? — уточнил Устинов, привычно облачаясь в черный элегантный костюм.
Он не спеша, рассовал по карманам деньги, чистые документы, несколько сберегательных книжек на предъявителя и солидную пачку долларов, вложенную в загранпаспорт. Ответа все не было.
— Без легенды? — снова спросил Жорка и осекся, наткнувшись на долгий взгляд внимательных глаз.
— За границу сейчас не советую. В первую очередь, вас будут ждать в международном аэропорту. Свободу не ограничиваю, но на всякий случай предупреждаю: Москва, Мурманск и Ленинград тоже для вас заказаны. Искать будут ненавязчиво, но настойчиво и очень внимательно. Вы ведь куда-то туда собирались?
Устинов пожал плечами.
— А вы попробуйте на Украину, в братскую Белоруссию, или куда-нибудь на российский юг. Устои там кондовы и патриархальны. Деньги чиновники любят, как при царе-батюшке — больше, чем они того стоят. Вот оттуда — чем черт не шутит? — можно попробовать махнуть за бугор.
— Я вас не совсем понял? Мы что, опять нелегалы?
— Получается так, — собеседник протяжно вздохнул и прикурил сигарету. — Вы, Георгий Романович, что-то там говорили о перспективах. Так они у нас, как у той крепостной девицы на выданье — пока никаких. Полная неопределенность. Ваша главная перспектива на ближайшие десять лет — уцелеть в беспределе и смуте, сохранить себя для организации. Пока в нас только стреляют, выбрасывают из окон, отрезают головы, а завтра порвут на части руками разъяренной толпы. У демократии много традиций, но толпа депутатов ничем не отличается от толпы водопроводчиков. Потому что и те, и другие попадают под законы толпы. Армейские офицеры, как вы, наверное, знаете, уже давно не выходят на улицу в военной форме. Толпа срывает погоны — и в морду. Что поделаешь? — гласность, соответствующая подготовка произведена…
Устинов тряхнул головой и сжал кулаки:
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Четверг, 02.08.2012, 16:51 | Сообщение # 204
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
— Я до сегодняшнего дня не верил агентам и их донесениям. Думал, бредятина. Сегодня, мол, ночью ожидается погром в здании КГБ на Лубянке. Будут, сносить памятник Дзержинскому и потрошить секретные архивы КГБ.
— Они и будут сносить, — ваши секретные агенты, такие, как эта Виктория Новодумская. Они и будут копаться в архивах, чтобы сжечь платежные ведомости со своими фамилиями. Вы не замечали? У нее даже улыбка напоминает испражнение лица. Если честно, до сегодняшнего дня мы мало вам доверяли. Массонский орден, его влияние на умы, ваше в нем положение. Все это играло против вас.
Устинов внимательно слушал. Картина, развернутая перед ним, отдавала черною безнадегой. Это был анализ настоящего и минувшего.
Организаторы путча рассчитали все безупречно. Главком сухопутных войск Вареников в самый нужный момент оказался в командировке в Белоруссии. И не он один. По тем или иным «случайным» причинам от оперативного управления Армией были искусственно отстранены все деятельные и верные Присяге высшие командиры. А в заместителях у них, уж так получилось, оказались или предатели, или тупые исполнители, или безынициативные солдафоны. То есть, те, кому никогда не поверит озлобленное и униженное офицерство.
Человек без знаков различия говорил очень спокойно. Ненадолго задумывался, тщательно подбирая слова. Вел себя, как настоящий эстонец.
Когда, вслед за последними тактами «Лебединого озера» отошли в прошлое «гонки на лафетах», пришел в страну молодой энергичный вождь. С амбициями, но без денег. Деньги успели разворовать до него. Пришлось ехать с протянутой рукой к классовому врагу и многое обещать.
Молодой вождь был не таким, как все. Он без бумажки говорил про «демократический» централизм и многие с удивлением обнаружили, что да, действительно, упоминается такое понятие в подзабытом партийном уставе. Еще он говорил такими словами, как будто его, этот централизм, нельзя купить или, в крайнем случае, украсть. Всплывали и новые понятия. Оказалось, что «общественное» — это вовсе не «то, что еще не мое» и что это «то, что еще не мое» должно работать для всех, причем эффективно и с ускорением. Самые умные «видные теоретики марксизма-ленинизма» вскоре смекнули:
— Да это ж он, гад, так дает понять, что ответственность без власти принимать на себя не желает!
Так же, как в демократическом обществе меньше всего демократии, так и в стране дураков, меньше всего таковых. Властью с новым вождем делиться никто не хотел. Не для того хребет десятилетия гнули! Для начала решили «предупредить». И в качестве предупреждения, мол, «не замай!», нашли для молодого вождя подходящую альтернативу.
— Власть, — говорила альтернатива, — нам без особой надобности. Забирайте «кто, сколько сможет проглотить». А ответственность — не жена, ее всегда можно на кого-то другого переложить. Да хоть на того же меченого.
Альтернатива по всем параметрам «косила» под образ народного защитника и заступника. Сразу видно, наш человек, любитель «этого дела». Все на лицо, и удары оглоблей, и падение с моста под шафе. Их обоих: и меченого, и мордатого, как пауков в банку запускали каждый день в телевизор. И, надо сказать, народ полюбил этот «плюрализм» пуще тараканьих бегов. Тем более что, когда на экран выплывал мордатый, от телевизора, в буквальном смысле этого слова, начинало разить перегаром.
Экстрасенсы, колдуны, а так же ведущие информационных программ чуть ли не бились об заклад: «кто — кого». Азартный народ слагал пророческие частушки:
Скользкий глист не роет норы,
Всюду влезет скользкий глист:
Съел плохого комбайнера
Записной волейболист.
Это была идеология и Моральный кодекс. Волейболист мотался по городу в стареньком тестевом «Москвиче» и делал «ложные выпады», обозначающие «борьбу с привилегиями». И сразу же о нем стали слагаться легенды.
Пошел было в народ и молодой вождь, посулив ему перестройку, гласность и возможность зарабатывать «кто сколько хочет». Но на фоне пустых магазинов, это было смешно. Не поняли это и престарелые «теоретики»:
— Народ, — говорили они, — это тебе, Мишатка, не маленькие гаечки, болтики или винтики. Это у них, в загнивающем обществе так. А наш народ до этого еще не дорос. Наш народ — это воздух в колесах государственной машины, который с легкостью должен выдерживать власть в нужное количество атмосфер. Представь себе, если воздух сам станет решать, что ему делать: надуваться или выдуваться! С таким народом мы, батенька, не только до коммунизма — до вашего следующего дня рождения не доедем.
Но молодой реформатор уже сделал свою последнюю ставку — на народ. На него же ставила и альтернатива. Наверное, потому эхо от всех потрясений, которые по идее должны были стать всенародными, бессильно замирало, так и не выйдя за пределы Садового кольца.
— Почему? — спрашивал новый вождь.
— Наверное, потому, что люди пьют, — сказала его жена.
И он тогда допустил последнюю ошибку, ставшую роковой. Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом, ударил по самому святому: по народной душе. А уже рикошетом — по нему самому.
«В связи с Указом… в целях дальнейшего усиления, в соответствии с распоряжением исполкома за номером… с такого-то по такое-то… продажа алкогольных напитков будет полностью прекращена».
Подобные объявления стали настенными украшениями всех водкосодержащих магазинов страны. И появлялись они в моменты, когда в тот или иной населенный пункт приходил эшелон с «левой» водкой. Ее не становилось меньше. Просто по себестоимости ее стало почти невозможно купить, зато по тройной цене — сколько угодно.
«Инициатива» была вроде бы частной, но взяткоемкость алкогольного бизнеса крепила благосостояние новых советских буржуев и все уровни власти настолько стремительно, что «то, что еще не мое» стремительно тончало «ещем».
Народ все это видел. И все понимал. И, страдая в водочных очередях, ненавидел власть и ее атрибуты.
Судьба реформатора решилась тогда. Сейчас решалась судьба народа: момент истины наступил.
Точная оценка событий, логические цепочки, исключающие неверное толкование. Устинов такого спокойствия не понимал и когда говорил, с огромным трудом сдерживал хлещущие через край эмоции:
— Евгений Иванович предупреждал, что такое возможно, что страна впадет в искусственно управляемую анархию. Я долго работал под его руководством и личным контролем. Орден «Права человека» — тоже его идея. Ведь только благодаря моим связям и надежным контактам в массонстве, нам удалось разоблачить многих. Иные предпочли застрелиться.
В районе Арбата, микроавтобус резко свернул в распахнутые ворота и увеличил скорость. Позади громыхнуло. Донеслись автоматные очереди. Устинов и его собеседник чуть не столкнулись лбами. Страдающий от боли шофер, громко и забористо матюкнулся.
У стен особняка, укрытого в глубине старинного парка, несколько личностей в черных масках подбежали к машине. Двое начали быстро откручивать номера и менять их на новые. Еще двое снимали намагниченные рекламные щиты над никелированными молдингами. Пятый тащил другие, более красочные.
— Что, Олег Николаевич, — весело крикнул он измученному шоферу, — зуб донимает? Есть, понимаешь, хорошее народное средство. Возьми две горошины. Одну положи на зуб — другую засунь в задницу. И почаще меняй!
Люди в масках похабно заржали. Шофер смачно плюнул, и рванул дальше. Верткая машина скользнула по узкой аллее и выскочила в другие ворота. Покружив в лабиринте старых московских двориков, снова выпрыгнула на проезжую часть.
Водитель впервые повеселел:
— Верняк, Отто Карлович! Громко, но чисто.
— Давай, Олежка, на Кольцевую. Туда, где танковая колонна. Нам еще пятерых эвакуировать надо…
Потом как ни в чем не бывало, вновь обратился к Устинову:
— Евгений Иванович лучше других понимал зоологию этого путча. Взять ту же самую «гласность». Вроде, нет ни запретных тем, ни личностей, ни событий. Все дерьмо, копившееся веками, прилежно взболтали и выплеснули на страницы газет. Ан нет! Ни один, самый отъявленный борзописец и словом не обмолвился насчет покушения на Андропова. Это табу! Знают, что сделают с тем, кто даже случайно коснется подобной тематики. Да и невозможно правдиво ее рассекретить, не сорвав маски с тех, кто сейчас на коне. Да, так и не смог Векшин основательно подчистить этот зверинец. Но он успел сделать главное — отвести от вас подозрение и вашими же руками лишить заговорщиков головы…
Устинов внутренне покраснел. Но Отто Карлович этого не заметил. Нужно было менять тему. Поэтому Жорка спросил:
— Кстати, не знаете, что там, с семьей Векшина?
— Семьи, как таковой у Евгения Ивановича не было. Приемная дочь исчезла неизвестно куда, за день до его убийства. Нет ее ни в Питере, ни в Москве, ни среди неопознанных трупов. По косвенным данным, следы похожей на нее девушки теряются на территории одной из суверенных республик, которая по нашим прикидкам уже в недалеком будущем станет полностью независимой. А сын…
— Сын?!
— Да, у Векшина есть сын, ошибка молодости. Многие говорят, что он умеет читать мысли. Не слышали?
— Я сам это точно знаю.
— Именно за эту способность его так боялся и ненавидел Мушкетов. Вам лучше знать, что с Антоном произошло. Ведь это ваши люди так активно разрабатывали его в Мурманске. Заметьте, одновременно с покушением на Векшина и исчезновением его дочери.
— Но я не знал. Не мог даже предположить, что Антон — его сын!
— Евгений Иванович тоже до последнего думал, что этого никто никогда не узнает. Даже Центр. Как видите, он ошибался.
Широкая, всегда оживленная трасса, ведущая к кольцевой дороге, была в этот день полупуста. По мере продвижения вперед поток машин еще более редел. Последние километры микроавтобус преодолевал в полном одиночестве. Водитель увеличил скорость.
— Мне кажется, что Антон жив! — Устинов сам не заметил, что сказал это вслух.
Отто Карлович посчитал, что эти слова имеют отношение и к нему:
— Больше, чем жив! Он, как мне сейчас сообщили, крепко наследил в гостинице «Арктика». В общей сложности, больше десятка трупов. Это ж надо, какой засранец! Жаль, что на месте событий нет никого из наших спецов. Я бы вас просветил с вероятностью девяносто процентов, кто и зачем ликвидировал вашу группу захвата. Впрочем, теперь это уже не столь важно.
— Он что, за них отомстил? — поразился Устинов.
— Может за них, а может быть — за себя. Вас, майор, связывают с ним очень сложные отношения. Есть у меня для него информация, о которой Антон может и не догадываться. Вы постарайтесь его отыскать, и передать это на словах.
Тоннель под мостом, ведущим на объездную дорогу, был надежно заблокирован танками. У крутой насыпи о чем-то горячо спорили вооруженные люди в промасленных комбинезонах.
Водитель, повинуясь сигналу военного регулировщика, сдал на обочину и остановил микроавтобус. Все вышли из машины и дальше пошли пешком.
Объемные серые тучи, вторую неделю висящие над Москвой, все никак не могли разродиться осенним дождем. Наполненный мелкой сыростью ветер дышал резкой прохладой. После почти домашнего уюта автобусного салона, в тесноватом костюмчике было довольно зябко.
Отто Карлович вернулся к машине, достал из салона теплую кожаную куртку и теперь торопился обратно.
— Кажется, армия подключилась? — спросил Устинов шофера, кивая на бронетехнику. — Тогда еще поглядим!
— Одна Кантемировская дивизия, — неохотно ответил Олег, — и та, без боекомплекта. Не хватало еще стрелять в свой народ. Ведь большинство из тех, кто сегодня на улице, лет через пять осознают, что творят их руками…
— Для чего же тогда танки?
— Это единственный шанс выиграть время. Нужно успеть эвакуировать документацию и людей.
Отто Карлович несколько пообщался с танкистами, потом повернулся к Устинову:
— Возьмите, Георгий Романович, — сказал он, и протянул ему куртку. — Носите на здоровье! Все теперь в ваших руках.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 03.08.2012, 19:34 | Сообщение # 205
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 5. ЗАО «Панацея»
Земля круглая. И в этом полковнику Максимейко лишний раз довелось убедиться. Брехня, что разведчики бывшими не бывают. С развалом СССР закончилась и его государева служба. Настоящие офицеры два раза не присягают.
Они ушли всем отделом. Было такое безвременье, что люди не знали, на чье имя подавать рапорт об увольнении. К руководству спецслужбами приходили случайные люди. Их кадровая политика строилась по принципу личной лояльности.
Уходя, его хлопцы прихватили кое-что из спецтехники и всю «неучтенку»: страна уже стреляла вовсю, и было бы глупо войти в новый мир со старыми идеалами, не подкрепив их чем-нибудь огнестрельным.
На душе было паршиво. Особенно, в первое время. Ребята ушли в запой, больше похожий на эпидемию. Валерий Георгиевич их понимал. Самому хотелось выть волком, или нарезаться, ворваться на танке под кремлевские звезды, повести башней туда-сюда и заорать во все горло: «А ну, выходите по одному! Горбатый первый! Я сказал, Горбатый первый!»
А потом позвонила Анастасия. Та самая Настя — бывший внештатный сотрудник, информатор, свой человек в секретариате ЦК. Как он ее про себя называл, «рыжеволосое золото партии». Позвонила дождливым вечером, на секретный домашний номер, доселе ей неизвестный. И назначила встречу. Не где-нибудь — у себя дома! Кому? — бывшему полковнику бывшего КГБ бывшего СССР. Вот тебе и повод для размышлений. Молодая, эффектная женщина, в прошлом — косвенно подчиненная, так… самую малость, по собственной прихоти. У нее в записной книжке такие фамилии!
Размышления были потом. А тогда… Валерий Георгиевич сам не понял, каким таким ветром его подхватило и понесло.
— А, это вы? Здравствуйте! — сказала она с милой улыбкой, как будто ждала кого-то другого. — Какой роскошный букет! Огромное вам спасибо, мне давно не дарили цветов. Мужчины считают, что золото лучше — наверное, потому, что дольше не портится.
Максимейко хотел сказать, что так не считает, но не успел. Черт бы побрал этих женщин!
— Проходите, — щебетала Анастасия, — сразу предупреждаю, что секса не будет. Не будет и признаний в любви. Но это не значит, что вы мне противны. Просто сегодня у нас совсем другая задача.
— Как жаль! – притворно вздохнул Максимейко,
хотел было ввернуть соответствующий случаю комплимент, но не успел: она притушила его губы ладошкой.
Все получилось как-то по-глупому: инстинктивно, он отклонился к стене и затылком задел выключатель. Естественно, свет погас. Она, приподнявшись на цыпочки, зашарила рукой по стене, но нашла только его шею. Обняла, тихо охнула и обмякла.
Полковник не был бы мужиком, упустив такую оказию. В то же мгновение Настя сидела в его руках, как пистолет в кобуре, а найти горячие губы было уже делом техники. Два тела слились воедино, теряя рассудок и равновесие. Под ногами скрипел целлофан от растоптанного букета. С шумом, похожим на вздох, опрокинулась вешалка. Раздевать «косвенно подчиненную» Максимейко принялся прямо в прихожей.
— Не здесь, глупый, не здесь! — задыхаясь, шептала она и, как ведущий партнер в танце, отступая, вела за собой. Хотелось надеяться, туда куда надо.
Когда под двойною нагрузкой скрипнули пружины дивана (а может, кровати?), полковник разбирался с колготками. Они распускались рваными лентами, как летний загар. Поэтому трусики Настя снимала сама. И свои и его.
Все в жизни когда-то бывает впервые. И Максимейко — прожженный седеющий волк — впервые в своей жизни занимался сексом по-трезвому. Получалось, как никогда: дважды, не вынимая.
Что там сопела партнерша, Валерий Георгиевич не вникал. В постели она почти ничего не умела. На первых парах это льстило, потом раздражало. Когда, обессилев, он откинулся на спину, Настя зажгла ночник. При свете стало понятно, что это кровать: широкая, ладная, как минимум, на троих.
Под пышной подушкой нашлась у нее и чистая тряпочка. Старый разведчик это отметил. Тогда же мелькнуло первое подозрение, что все специально подстроено. Радость победы прошла. Полковник расстроился, чувствовал себя чуть ли ни потерпевшим, но одеваться пока не спешил.
Анастасия была весела. Накинув халатик, она, как на крыльях, летала по комнате, гремела посудой на кухне. А когда заявилась с двумя чашками кофе, он почти задремал.
— Что нужно бывшим руководителям? — спросило «золото партии», когда кофе был почти выпит.
Подозрения вспыхнули с новою силой. Да, все специально подстроено. От него что-то хотят.
— Ты имеешь в виду меня? — попытался пошутить Максимейко. Но голос звучал агрессивно и сухо. В общем, шутки не получилось.
— Нет, тем самым влиятельным людям, что вышли в тираж, у которых есть все, кроме спокойной жизни?
Кажется, она ничего не заметила.
— Может быть, почести, звания, или признание бывших заслуг на нынешнем высшем уровне? — он брякнул «от фонаря» очевидную глупость и замер в ожидании ответного паса.
— Что ты, конечно же нет! — весело расхохоталась Анастасия. — Ты куришь? Я сейчас принесу пепельницу…
Неожиданно для себя, Максимейко открыто вспылил:
— Конечно курю. И ты об этом прекрасно знаешь, как и точный ответ на поставленный тобою вопрос. От новой власти не примут они ничего, даже рукопожатия, хотя бы из чувства элементарной брезгливости. А нужно им всего ничего: чтобы жить не мешали и уважали. Просто уважали, как обычного человека, на бытовом уровне.
Она округлила глаза:
— Что ты, родной? Успокойся! Никто никого никуда не вербует, даже в мужья. Если тема тебе неприятна, поговорим о погоде. Кстати, где твои сигареты?
— Кажется, в пиджаке.
— Это где?
— В районе прихожей.
— Сейчас принесу…
Оба смущенно заулыбались, потом не спеша покурили и повторно нырнули в постель. Процесс был долгим и обстоятельным. Анастасия постепенно входила во вкус. Что касается Максимейко, он действовал чисто автоматически. Голова была забита другим: в какую дурную затею его против воли собрались втянуть?
Когда оба в конец обессилили, он мысленно почти сдался:
— Тебе от меня что-то нужно? Сделаю все, что могу.
— И даже пообещаешь не психовать?
— Обещаю.
— Хорошо, дорогой. А теперь представь, что ты, как обычно в субботу, приехал к себе на дачу. Замки и запоры на месте, в доме чистота и порядок, на столе бутылка хорошего коньяка, а рядом с бутылкой записка с примерно таким текстом: «Молодец, братан, хорошая у тебя хавела. Можешь бывать здесь по пятницам и субботам. В остальные дни — ни ногой!» Представил?
— Мне-то что представлять? — засмеялся полковник. — В России опять смута. Хлопцы из Гарварда на всех ключевых постах. Отстоится это дерьмо, маленько заматереет, да начнет ковыряться в прошлом и сажать по подвалам мелкую сошку, вроде меня. «Ах, ты сволочь, душил демократию?!» В лучшем случае годика три припаяют, если не откуплюсь. Так думаешь, плакать буду? — отсижу и не похудею. У нас, в бывшем социалистическом лагере, так уж заведено: редко кто застрахован от беды и барака. И я не из их числа.
— А вот ему-то, ему каково, — не унималась Анастасия, — человеку, привыкшему только повелевать?
— Ему то? Ему хреново. Дача что? — тьфу! Надо будет, он десяток таких построит, не обеднеет. Тут дело в другом, тут удар ниже пояса: из Григориев Ивановичей — в Гришки?!
Таких ситуаций в масштабах страны очень и очень много, — параллельно размышлял Максимейко, — бывают и хуже. Милиция спит в оглоблях, без окрика сверху ходит кругами, не знает, кому служить. А реагировать надо. Уже и людей «из обоймы» начали ставить на счетчик. И что интересно, никто до сих пор не додумался делать на этом деньги. А что? — прибыльный и беспроигрышный бизнес, с расценками не для всех. Впрочем, о чем это я? Деньги — всего лишь деньги и не более того. Сколько, может «отстегнуть» человек, не стесненный в средствах, чтобы, к примеру, отомстить за честь своей дочери? Отомстить по полной программе, так, чтобы чертям тошно стало? Ай да Настя! Вот тебе и золото партии! Интересно, сама просчитала, или кто подсказал?
— Послушай, — спросил он в упор, чтобы проверить свою догадку, — то что ты мне сейчас рассказала, это просто пример из жизни?
— Нет, — она опустила глаза, — это первый крупный заказ.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Среда, 08.08.2012, 15:16 | Сообщение # 206
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Когда Максимейко вышел на улицу, было еще темно. Он шел по предрассветной Москве наугад, не выбирая дороги, и улыбался воспоминаниям. Было все: ужин с выпивкой при свечах, грустная негромкая музыка, чай, конфеты и разговор по душам, в ходе которого стороны заново узнавали друг друга.
С этого все и пошло. У Насти была светлая голова, здоровый цинизм, обширные связи и мертвая хватка акулы капитализма. Идея прозвучала из ее уст. На нее же легли первоначальные хлопоты: регистрация, уставной капитал, непредвиденные расходы. А он что? Его удел — черновая работа плюс личный состав. Основательно застоявшийся личный состав, которому не помешает хорошая встряска.
Любитель чужих дач и хорошего коньяка даже не понял, откуда дохнуло бедой. Хозяин справлял именины. Как обычно, гуляла братва, был самый разгар безудержного веселья. И вдруг, несколько здоровенных харь ворвались в дом, как курей повязали охрану. Кто такие? — не понял никто, но не менты, это точно. Их начальник тоже сидел за столом и был еще в трезвом уме, он бы своих признал.
Гостей уложили носами в салат, а виновника торжества затащили в подвал. Там его не спеша попинали для освежения памяти и стали требовать номера каких-то счетов, какие-то шифры от швейцарких банковских сейфов. При всем притом, его величали «погонялой» настоящего хозяина дачи.
Обалдевший крутой пару раз порывался сказать, не я, мол, это, накладочка вышла! Но каждый раз, доходя до частицы «не», ловил зубами сапог.
Незваные гости ушли, очистив карманы гостей и хозяев. Изымалось все: деньги и документы, золото и оружие. В общую кучу упала даже красная корочка начальника ОВД.
— Смотри! — сказали они крутому, перед тем, как покинуть дачу, — надеемся на твою память. Не вздумай ударяться в бега! Морду твою мы запомнили, достанем из-под земли. Ты пока подлечись, хорошенько поразмышляй. Может, что-нибудь путное и припомнишь. А мы через недельку-другую наведаемся еще.
Любитель хорошего коньяка рвал и метал. Забросил дела, поселился на даче и жил в предвкушении мести. К новой встрече подготовились основательно. Был созван военный совет, объявлена тотальная мобилизация. Под знамена призвали сотню боевиков из дружественных группировок. По всем каналам, в том числе, по линии МВД навели справки. Тщетно. Чужаков, похожих на беспредельщиков хотя бы по габаритам, в городе не приметили. Не встречались такие ни в дачных поселках, ни в окрестных деревнях. Кто они, откуда берутся в таких количествах, кто послал и, главное, что им надо? — это все оставалось загадкой.
Прошла неделя, за ней другая. Дача напоминала укрепрайон. На каждом квадратном метре по два вооруженных братка. Днем они ели и пили, а ночью стреляли в небо для устрашения и демонстрации силы. Два раза в неделю к наглухо закрытым воротам подъезжали грузовые машины с продуктовым пайком. Спирт привозили в бочках и разводили по вкусу.
По округе шныряла разведка. Ночами не спали осведомители. В рабочие дни, в обозначенных на карте квадратах, несли опасную службу милицейские опер группы. Их прислал сам начальник милиции для «усиления и поддержки». Но халява — такая штука… туда, где подают и хорошо поддают, колеса крутятся вдвое быстрей. Ментовские круги становились все уже и уже, а потом превратились в точку. Сюда приезжали, как на работу и до позднего вечера, сверхурочно, поднимали стаканы и пили. А потом отсыпались в ближайшей березовой роще.
Организатор вендетты бродил по укрепрайону и чесал бритый затылок. Его фирма несла большие убытки. Но на карту поставлена честь! И он держался как Наполеон перед Ватерлоо.
Время шло. Напряжение нарастало и достигло пиковых значений. У крутого угнали машину вместе с личным шофером. Он и это стерпел, только крепче сцепил зубы. А потом на «фазенду» примчался гонец и привез совсем недобрые вести. Хозяйскую «хату», что в элитном районе города, внаглую «выставили». Средь белого дня к подъезду подъехали две машины. Из них вышли какие-то мужики и принялись выгружать мягкую мебель. Сказали, что хозяин купил и прислал. Разговор на подобную тему пару раз уже «терся», поэтому никто ничего нехорошего не заподозрил. И мебель и тех, кто пер ее на горбу, близоруко пустили в дом.
Больше никто ничего не помнил. Когда домочадцы очнулись, стали считать убытки. Считать было проще простого, потому, что пропало все, что мошенники могли унести. А могли они многое, даже выломать из стены оба банковских сейфа.
С тех самых пор любитель хорошего коньяка к даче совсем охладел: «Невезучее это место, ну его в баню». Да и другие дела отвлекли. Их о-го-го сколько с разных сторон навалилось.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Среда, 08.08.2012, 22:32 | Сообщение # 207
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Так было создано ЗАО «Панацея» — частное сыскное бюро с расценками «не для всех». Заказы посыпались с разных концов страны. Интересные и не очень. Тут в дело вступал человеческий фактор: амбиции, возраст, пол, а также степень личной обиды клиента, и его природное воображение. На том, кто попадал в разработку, можно было поставить крест — он становился объектом.
Заказчик платил, называл способ воздействия и уходил в сторону. Он всегда оставался вне подозрений — это условие выполнялось неукоснительно, без малейшей поправки на тупость ментов. В группе обеспечения работали виртуозы. Там, где в дело вступал исполнитель, они провоцировали криминальные войны, внутриклановые разборки, или еще что-нибудь в этом же роде. Следствие, если оно проводилось, всегда заходило в тупик. Уж что-что, а работать в фирме умели. Особенно заметать следы. Иногда клиент заказывал травлю, или «охоту страхом». Объект убегал, менял паспорта и прописки, а его вели по маршруту, находили и гнали дальше, не давая уснуть, отдышаться. И так до тех пор, пока не остановится сердце.
И в этот раз все началось как обычно. В офис пришел человек седовласый мужчина с грустным взглядом прозрачных глаз. Как пояснила Анастасия, — бывший второй секретарь, заместитель «хозяина» по идеологии. Пришел, как в ЦК партии, с просьбой «разобраться и наказать».
В его родном городе работали залетные лохотронщики. Работали нагло, в историческом центре, на стихийном вещевом рынке. Людей завлекали благотворительной лотереей — ловили на милосердие, как на живца. Тот, кто имел несчастье взять «счастливый билет», почти не имел шансов. Потому, что все билеты были счастливыми, а мошенники знали толк в человеческих слабостях. Наряду с мощной группой силового прикрытия, был у них даже свой штатный психолог.
Один из знакомых заказчика пытался оградить от аферы свою собственную жену: не стоит, мол, Катя, не связывайся. И что? Его мгновенно оттерли в сторону, затащили в укромный угол и держали там под ножом. Ни милиция, ни даже супруга этого не заметили. Катю ободрали как липку. Потом у него же потребовали ее проигрыш — семь с половиной тысяч.
Знакомый заказчика обратился в прокуратуру. Возбудили уголовное дело, ведь Катя была, ни много ни мало, секретаршей местного «мэрина». Кажется все, какой сигнал еще нужен?!
Ан, нет! Предметом «разбора полетов» стал только этот конкретный случай. Тем же вечером Катерине принесли деньги: всю сумму, копейка в копейку. Взамен попросили только расписку: претензий, мол, никаких не имею. Так все и закончилось. На рынке по прежнему «обували» людей с молчаливого согласия местной власти.
Ни сам заказчик, ни близкие ему люди от лохотронщиков не пострадали. Это было так неожиданно, что Максимейко не выдержал и спросил:
— Зачем же тогда огород городить?
— Вам не понять, — ответил клиент. — Просто люди привыкли ко мне обращаться, а я привык выполнять свои обещания.
— Наши услуги стоят недешево.
— Не волнуйтесь, заплачу из своих сбережений. Потому, что дал честное слово, а оно стоит намного дороже.
— Вы тоже не беспокойтесь, — Валерий Георгиевич был озадачен, — мы вам безусловно поможем. Просто в подобных случаях граждане идут не сюда.
— Куда же они идут? — искренне заинтересовался клиент.
— Существует много инстанций: прокуратура, РУБОП, милиция…
— Был, — посетитель поморщился, безнадежно махнул рукой, — принимали очень радушно и вопросы задавали примерно такие же: «Ах - ах, неужели и вас?», «Зачем вам тогда это нужно?»
Начальник милиции, стыдно признаться, мой родственник, какой никакой — свояк. Это мне он обязан своей успешной карьерой на первоначальном ее этапе.
— Без толку? — Валерий Григорьевич отвернулся, потому, что почувствовал, как краснеет.
— Не то слово. Фразы, как под копирку. Клянутся, божатся, что рады помочь, что сами возмущены, но, дескать, закон не на их стороне. У этих, мол, граждан в кармане лицензия. А кроме нее такая бумага: всю задницу можно прикрыть!
— Но есть же еще гражданская власть?
— Есть, как и везде. Но она не для всех.
— В каком смысле?
— Она не работает, она «отрабатывает». Сначала «берет на лапу», а потом пляшет под дудку тех, кто играет «Лезгинку». Главе позвонил начальник милиции. Тот позвонил прокурору. Сказал, что я приходил по такому-то вот, вопросу. Потом собрались все вместе и сговорились мурыжить меня в приемных. Когда ни придешь, они недоступны: «в командировке», «на совещании», «вызвали в край». А сдвигов… чистейший ноль. Последняя инстанция — это вы.
— Ну что же, — Максимейко перелистал календарь, — давайте договоримся так: в следующий понедельник я выезжаю в ваш город. Буду на месте знакомиться с обстановкой. Как только выясню все — позвоню. Мы с вами где-нибудь встретимся и уточним детали.
Посетитель тихо ушел. Он оставил о себе двойственное впечатление: кардинал Мазарини с мешком золотых луидоров и Дон Кихот на крыле ветряной мельницы. Короче, личность. Умели когда-то в нашей стране подбирать руководящие кадры. Не случайно за него так ручались очень большие люди.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Пятница, 10.08.2012, 18:42 | Сообщение # 208
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Глава 6 Охота на волка
В ванной комнате шел ремонт. Поэтому он брился на кухне. Было семь тридцать утра. «Маяк» передавал новости. На плите закипал чайник, издавая протяжный свист. Жорка резко подался в сторону, чтобы выключить газ и спокойно дослушать радио. И в этот момент лопнуло зеркало.
Плохая примета, — подумал Устинов, перекатываясь к окну. По центру огромной рамы тоже зияла аккуратная дырка. Если бы он не ушел с этой линии, пуля вошла бы ему в левый висок.
Стреляли с балкона четвертого этажа дома напротив. Снайпер конечно же видел, что промахнулся: сквозь оптику СВД любой результат всегда налицо. Лежит наверное бедный солдатик, тихо страдает и всей душой ненавидит его, Жорку Устинова за то, что фартовый, за то, что продуманный. Вот взял и поставил в оконные рамы офисный триплекс, а снайпер этого не учел, не взял небольшую поправку. Сам виноват. Плохо читал теорию или забыл законы баллистики: пуля, вращаясь, смещается вправо, на выходе из твердой среды еще раз меняет угол атаки. Все это, конечно, жалкие миллиметры, но бывают моменты, когда цена миллиметра — жизнь. Был бы сейчас на его месте какой-нибудь отморозок, он бы приголубил из «мухи» неудавшегося убийцу!
— Хорошо, что шторы не снял, а ведь хотел. И уже позвонил в прачечную. Нет, чтобы там ни болтали, а Бог есть! — вслух прошептал Жорка.
Встав на колени, он плотно занавесил окно. Затем, коротким рывком, перебрался в прихожую. Дверь и косяк уже отступали под мощными ударами кувалды. Все правильно! Сделай их Жорка чуть попрочней, в ход бы пошла взрывчатка. А так — в запасе еще, как минимум, три полноценных минуты.
Жорка запрыгнул на крышку стиральной машины, приподнялся на цыпочках, нащупал и отпустил рычажок стопора. Зеркальный подвесной потолок бесшумно сложился мехами гармошки. Крышка люка, скрывавшаяся за ним, была постоянно открыта. Осталось подпрыгнуть, слегка подтянуться, и «выходом силой» уйти на последний этаж.
Люди обычно ругают «хрущобы». А зря! Устинов давно оценил простоту и прозрачность архитектуры, низкие потолки. Наверное, проектировщик был прирожденным разведчиком, или скрывался от алиментов.
Наверху было целых двенадцать комнат и множество окон. Часть из них выходила на улицу, другая смотрела в колодец внутреннего двора и только одно — самое ценное! — выходило прямо на крышу кинотеатра, «живущего» по соседству. Вот за это окно он и купил эту квартиру. Вернее, оформил на имя владельца одного из своих паспортов и держал про запас, как один из вариантов отхода. Числилась она за известной многодетной семьей. В годы застоя сам Леонид Ильич Брежнев принял участие в ее обустройстве, был даже почетным гостем на новоселье. Хозяин хранил, как реликвию, стул, на котором сидел Генсек и хрустальный бокал, в который ему наливали. За все это вместе взятое, включая метраж, он потребовал 70 тысяч долларов плюс расходы на оформление и ни пенса не уступил.
С момента отъезда хозяев, в квартире мало что изменилось. Те же голые стены, обрывки газет да ненужный хлам. Только новые окна слегка отдавали какой-то претензией на комфорт. Нечто подобное он видел в Москве на здании МИДа и купил точно такие же, не постоял за ценой. Глянешь снаружи: зеркало зеркалом; зато изнутри: смотри — не хочу.
У подъезда дежурили четыре машины: две «Волги», микроавтобус и новенький «БМВ». Людей возле них и поблизости не наблюдалось. Устинов примерно знал, где прячется снайпер, но заметил его случайно: бедолага повел стволом, решив поменять позу. Запарился бедный! Сверху его прикрыли пестрой дерюгой, да еще и забросали тряпьем.
Телефон стоял на полу. Он пододвинул его ногой, легким пинком опрокинул трубку — тишина!
Судя по почерку, это Контора, — вздохнув, констатировал Жорка. — нужно было предполагать, что Момоновца мне не простят.
Грохот кувалды, доносящийся снизу, достиг своего апогея. Он гулял по разбуженным комнатам, заглушая его шаги. Окно изнутри было плотно зашторено, забрано тяжелой решеткой, а снаружи заложено кирпичом под цвет и структуру глухой стены. Несмотря на громоздкость конструкции, оно открылось легко и бесшумно. Подхватив на ходу небольшой чемоданчик, приготовленный для такого вот случая, Жорка спрыгнул на дымящийся рубероид — солнце уже припекало вовсю.
Он вытер с лица засохшую мыльную пену и огляделся. От позиции снайпера его прикрывали огромные буквы — имя собственное очага провинциальной культуры — «Комсомолец». Буквы стояли в центре фасада прямо по срезу крыши, а слева и справа от них крепились большие лебедки для подъема и спуска рекламных афиш. С другой стороны наверх выходили перила лестницы, сваренной из толстых железных прутьев. Там, где она начиналась, был небольшой тупичок: справа — стена служебного гаража, принадлежавшего кинотеатру, слева — центральный вход в отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, а прямо по центру — высокий кирпичный забор и внутренний двор Отдела внутренних дел. Там как раз начиналась легкая суета: вот-вот и сыграют тревогу.
— Эй, в шлюпке под парусом, там сверху не видно ничего подозрительного? — донеслось откуда-то с тех краев.
Жорка вздрогнул и чуть не присел.
— Все спокойно, мать вашу так, подозрительней вас не видать никого.
Перила лестницы загудели: и от этого зычного голоса и от неровных тяжелых шагов.
— Удерживай, Васька, удерживай, осторожнее, мать твою так!
Два мужика в заляпанных краской халатах, поднимали на крышу громоздкое полотно. Его буквально вырывало из рук легкими порывами ветра.
— Слава художникам-передвижникам! — с ехидцей поздоровался Жорка, подходя ближе. — Как в вашем кинотеатре с местечком для частной рекламы?
— Помог бы, мать твою так! — натужно пропел обладатель зычного голоса, энергичный крепыш лет тридцати. В его водянистых глазах горел огонек азарта.
Устинов охотно повиновался.
— За угол, за угол хватай… Васька, мать твою так, не тяни на себя! Пошла родная, пошла!
Хмурый помощник молча сопел и старался изо всех сил. В этом маленьком коллективе он прочно усвоил вторые роли. Был Васька нескладен и худощав, страдал подагрой и пьянством, а по возрасту годился Устинову, как минимум, в деды.
Наконец, дебелая рама с шумом и треском упала на рубероид. «Передвижники» сели рядом, прямо на пятые точки.
— Вот так, мил человек, каждый день мы и мучаемся, — выдавил, как слезу, молчаливый Васька и сплюнул на полотно. — А насчет рекламы — это не к нам. У мамы интересуйся. Спустись по лестнице на пролет, увидишь в стене открытую дверь — и прямо по коридору.
— Спроси Викторию Львовну, мать ее так! — уточнил крепыш, давая тем самым понять, что Васька ничего не напутал.
Где-то поблизости взвыли сирены патрульных машин. Им вторил многоголосый собачий вой. Наверное, кто-нибудь из соседей плюнул на телефон, сбегал и вызвал милицию.
— Вот работа у мужиков, мать иху так, — доносилось из-за спины, — до пенсии играют в Чапаева.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Воскресенье, 12.08.2012, 18:06 | Сообщение # 209
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Жорка не стал беспокоить Викторию Львовну. Время он чувствовал кожей и понимал, что оно поджимает. По тесному коридору дошел до служебной лестницы и спустился в просторный холл с высокими стеклянными стенами. Он почувствовал себя, как рыбка в океанариуме.
Мимолетного взгляда хватило на то, чтоб сполна оценить ситуацию. Помимо «конторского» автопарка у подъезда его дома выросли целых четыре патрульных машины. Стражи порядка стояли спокойно, хоть и держали в руках оружие, а вот некий гражданский тип в синем костюме — тот что-то орал и тряс перед их носами красною корочкой. Сектор обзора был узковат, Жорка видел лишь бритый затылок и часть аккуратного уха. Что будет дальше он знал: контора всегда «подминала» ментов, не «ксивами» так деньгами и если они не сцепились сразу — значит, договорятся.
— Значит, договорятся, — вслух повторил Жорка, — и в любом случае, в этом городе мне не жить.
Его обуяла животная злоба на себя, на Контору, что дышит ему в бритый затылок, даже на ту ее часть, что осела в глубоком подполье, бросив его одного.
«Искать будут настойчиво, ненавязчиво и очень внимательно», — говорил ему Отто Карлович и, кажется, был прав. За последние четыре недели он уже третий раз вынужден все бросать и спасаться бегством.
Все началось в Архангельске. Там он купил квартиру на самой окраине, в бандитском районе Варавино. Уже через двое суток к нему подошел сосед по лестничной клетке — молодой шалопай, по прозвищу Витя Трактор.
— Слышь че, — промычал он, из-за обилия жвачки во рту, — тут наши ребята орла одного на улице бомбанули. А у него в бумажнике твоя фотография. Мужик ты по виду правильный — делай выводы.
А какие могут быть выводы, если ночью не спится и на душе тревога? Выглянул в окно — а в его гараже отблески света.
Уйти удалось без особых потерь. Разве что «джип»… он взлетел на воздух вместе с тем, кто пытался приладить магнитную мину под его широкое днище.
В Ярославле его пытались убрать старым дедовским способом. Жорка шел по ночному городу к своему новому дому. Типичный российский пейзаж: разбитые фонари, робкие всплески неона. Семенит заблудившийся пешеход, шарахается подъездов и подворотен. Изредка просквозит пара-тройка машин — и опять тишина. В отдаленных от центра кварталах в это время всегда безлюдно.
Опасность он почувствовал загодя, еще до того, как трезво оценил ситуацию. Далеко впереди мелькнули два силуэта. Была в них звериная грация, веселая злая удаль, но оба изображали всего лишь подвыпивших мужиков. Георгий Романович сбавил ход и прислушался. Шаги за спиной стали более различимы. Тогда он достал из ближайшей урны пустую пивную бутылку и сунул за пазуху, сам еще не зная зачем, но полностью доверяясь своим животным инстинктам. Итак, «коробочка». Не хватает чего-то еще… а вот и машина, шелестит у самого тротуара метрах в десяти позади. Жорка увидел ее отражение в зеркальной витрине. А в машине той — ствол, а к стволу приложением — морда в спецназовской маске. Вот чудак человек: маску напялил, а мушку не прокоптил!
Устинов выждал момент, когда машина начала притормаживать. За секунду до выстрела стремительно обернулся и бросил бутылку прямо в лицо «водилы». Лобовое стекло гулко ахнуло и пошло мелкою сеточкой. Водила наделал в штаны и присел на тормоз. А тот, кто сидел рядом с ним, резко подался вперед, машинально нажав на курок. Длинная очередь ушла в молоко: пули метались по стенам, по стеклам, прыгали по асфальту и наделали много паники в рядах наступающих. Они залегли. Впрочем, стрелок и мишень давно поменялись местами. Короткий бросок и Жорка уже у передней дверцы, с пистолетом в руке. Водитель еще и опомниться не успел, смотрит удивленно и тупо. А над его плечом — бритый затылок спецназовца. От удара маска съехала на глаза.
— А ну-ка замри, падаль! — прорычал Жорка.
Левой рукой он схватил шофера за шиворот и бросил его лицом на разбитое лобовое стекло. Еще и еще раз. Когда тело обмякло, он вытолкнул его на капот и смахнул под колеса, как ненужную вещь. Рукоять пистолета, зажатого в правой руке, пришлась автоматчику в основание черепа. Он притих, не издав ни звука. Через долю мгновения Устинов уже сидел за рулем и давил на газ, сдавая назад. В него не стреляли. Боялись попасть в своего.
Спецназовец был, конечно же, цел, но уже не опасен. Жорка не стал его убивать. Солдат – человек подневольный и здесь он не по своей личной инициативе.
М-да, и в Ярославле все обошлось. Оттуда Устинов рванул на юг и снова попал в похожую ситуацию. Нет, слишком уж быстро его вычисляют! Пора бы задуматься, почему? Откуда у хлопцев такая прыть? Сколько можно стучать по карману? Четыре квартиры — коту под хвост!
Стоп, квартиры! Ведь он покупал квартиры! Пусть на чужое имя, но покупал. Не здесь ли его основная ошибка?
А если номер секретного счета для новой Конторы больше не тайна? — тогда он известен его преследователям. Им остается лишь проследить, в каких городах оседают крупные суммы денег. На первоначальном этапе подключается местная агентура. Ее задача узнать: кто, где и когда покупал дома, квартиры, машины, дачи. Спросить у бывших владельцев, ненавязчиво показать фотографии… надо же, как все просто! Ну, ничего, в следующий раз и мы будем умнее. Если, конечно, выкрутимся. Если он будет, этот следующий раз.
|
все сообщения
|
|
|
|
Подкова
|
Дата: Понедельник, 13.08.2012, 11:58 | Сообщение # 210
|
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
«Ваша главная перспектива на ближайшие десять лет — уцелеть в беспределе и смуте, сохранить себя для организации», — говорил ему Отто Карлович. Господи, как это долго: ближайшие десять лет, как это тяжело — выживать!
Злость прошла. Устинов шагал по пустынному холлу, перебирая в уме варианты отхода. Там где был запасной выход, теперь приютился пивной шалман. Жорка здесь был завсегдатаем, имел открытый кредит и мог позволить себе пройти через черный ход. Столики стояли под цельнолитым козырьком, на высокой террасе, у глухой стеклянной стены. Все они были заняты. На площади играли детишки. День обещал быть солнечным и прекрасным, как улыбка грудного ребенка.
Шумнуть на прощание, что ли? — мелькнула шальная мысль. — Да нет, очень уж многолюдно. Лучше уйдем по-английски, но громко. Пусть помнят питомцев Векшина.
Устинов свернул в арку, прошел еще метров десять и принялся выбрать для себя какую-нибудь тачку. Выбор был очень богат: машин было более сотни. Они стояли тесно, одна к одной: «Жигули» рядового состава и козырные иномарки их командиров. Это был личный транспорт малограмотных внуков Дзержинского, месяцами не получавших зарплату. Он занимал половину проезжей части по всему периметру ОВД. Благо, движение в этих кварталах было предусмотрительно сделано односторонним.
Когда в государстве смута, лучше всего переносится эта болезнь в небольших городках. Здесь всегда есть реальный рычаг власти, такой, что способен сломить и народ, и народных избранников, и «сявок» из сельской мафии. Что же касается крупного бизнеса, то можно еще поспорить, кому эта смута больше на пользу. Менты бьют и умением, и числом.
У русских законников в чести небольшая забава: вешать над дверью золотую тарелку. Знают, что никто не возьмет, а если найдется самоубийца, то она ему выйдет боком. У внуков Дзержинского своя фишка — не запирать двери автомобилей, оставляя ключ в замке зажигания, если, конечно, он не на связке с ключами от сейфа и кабинета. Жорка об этой привычке знал. Сам был таким.
На площади что-то происходило. Похоже, его преследователи уже побывали в верхней квартире, а может быть даже, вышли на крышу кинотеатра.
— Расходитесь, товарищи, расходитесь, — кричал в мегафон хорошо поставленный голос. — Идут учения, не мешайте работать!
Туда, в сторону арки, ведущей в центральный городской парк, тряся животами, летели менты. От центрального входа, из железных ворот, по асфальту, по клумбам, по цветникам.
Двое в бронежилетах бежали по узкому тротуару, вдоль окон и стен следственного отдела. Выскочить на дорогу им мешал припаркованный автотранспорт. Устинов учтиво посторонился, прилип к стене, пропуская представителей власти. В нос шибанул сложный запах борща, свежего чеснока и домашнего самогона.
В салоне одной из машин внезапно заработала рация:
— Понял седьмой: он в спортивном костюме, в руках небольшой чемодан, или портфель.
— Седьмой, я первый: преступник бежит в сторону парка. Перекройте улицу Ленина.
— Есть перекрыть улицу Ленина!
Это была двадцать четвертая «Волга» неприметного серого цвета...
|
все сообщения
|
|
|
|