Работа над книгой возобновляется. В ближайшее время выложу продолжение

Пограничники засекли «Новика» задолго до траверза маяка, памятного кораблю по довоенной жизни. Безоблачная сухая погода способствовала идеальному распространению радиоволн. В «ранешние» времена, как рассказывал старший прапорщик Эмирханов, когда аппаратура была практически новой, а не восстановленной по кусочкам после двух попаданий из РПГ, доставали радаром, чуть ли не до Пролива. Хотя, раньше и трава была зеленее, и вода мокрее. Но с другой стороны, ветеран-пограничник являлся одним из немногих, «профильных», доживших до сегодняшнего дня. Так что, мнению его следовало, если не верить безоглядно, то близко к этому. Вдогонку к погоде, накрученная десятком инструктажей смена на радарном посту внимательнее, чем обычно, приглядывала за сектором вероятного появления. Впрочем, Коваленко, не понаслышке знающий нынешние порядки на суше, охотно мог поверить, что хитрую технику пограничное командование могло продублировать еще и наблюдателями с оптикой, рассаженными на каждой прибрежной возвышенности. На Лунина дураки не водилось. А если таковые и появлялись, то исключительно в камере предварительного задержания. Откуда прямая дорога к пирсу Яхт-клуба.
Обмен любезностями, с трудом продирающимися сквозь треск помех продолжался недолго. Вопрос «Кто? Куда? Зачем?», единственно возможный для открытого канала связи ответ: «Философ. В кабак. За водкой!» Не менее логичный ответ: «Принял. Катрана в жопу!»
И снова тишина, прерываемая лишь редким посвистом и поскрипыванием, пополам с похрюкиванием статики в продавленном динамике.
Длинный язык Должанской косы мелькнул за кормой. До берега оставалось от силы три ходовых часа. И тут кто-то сверху, решил, что пора расплачиваться за удачно выполненную задачу. Неожиданно сдох дизель. Второй работал, но с перебоями. Как доложил механик, перепачканный с ног до головы - намертво забились фильтры. «Кубанский» мазут вроде бы на нарекания ни разу не нарывался, но сегодня решил проявить свою гнусную сущность. Нужный ЗИП, конечно, имелся в количестве. Но уходило светлое время. Наступившее было затишье с просветлениями, кончилась сразу и вдруг. Иссиня-черные тучи, пришедшие со стороны Пролива, снова затянули небо непробиваемой броней.
Ветер, больше схожий с ураганом, радостно накинулся на катер. Вот только «Новик» безвольной игрушкой становиться не собирался. До могущих стать критичными для корабля семи баллов, новый шторм не дотягивал по всем статьям. А потому, ничего, кроме глухого раздражения вызвать не мог. Плавучий якорь за борт и все дела. На мель не снесет, а лишние пару часов положения не спасут. Сгорел забор, гори и хата. Где-то так…
В итоге, к городу подошли уже далеко за полночь. Идти пришлось на малых оборотах. И двигатель снова зачихал, и на Песчанке, не было ни огонька. То ли очередная авария, то ли диверсанты…
Предупрежденные загодя «портовские» не стали выгонять в темноту свой дозорный «микромонитор» - земснаряд, до полного неузнавания обшитый «кровельной броней», и вооруженный аж тремя пулеметами Калашникова. И табельным «Фортом» капитана. Обошлись миганием ратьера на Западном моле.
Зато на причале, встречала очень представительная делегация. Под дырявым шифером навеса, толпилось человек пять. Исключительно командного состава. Охраны видно не было.
- А цыгане где? С медведем и хлебом-солью? – недоуменно протянул Москвичев, выглянувший из рубки. Скопившаяся в хитрой загогулине вода, словно бы старпома и ожидающая, радостно обрушилась лейтенанту за шиворот. Искренне обрадовав этим злорадно хмыкнувшего старшину Полуяркова. Пулеметчик-то, в преддверии начальствующих взоров, торчал в своем гнезде с момента захода в порт.
«Новик», заглушив многострадальный двигатель, по инерции прошел еще несколько метров, коснулся бортом изношенных покрышек. Два молчаливых парня в темно-синих комбинезонах, приняли швартовые, накинули на слегка поржавевшие кнехты, и так же, не проронив ни слова, степенно удалились. И лишь тогда, из-под навеса высунула нос делегация. И то не вся. А лишь единственный представитель, быстрым шагом, чуть-чуть не дотягивающем до бега. Кто именно, со стопроцентной уверенностью, Коваленко не сказал бы. Капюшон плаща закрывал лицо и лишал вероятность идеальности. А вот на остальные 99%, каплей готов был спорить на катер и личный состав.
- Вот вам товарищ лейтенант, и цыгане. Вернее, цыган.
- А медведями нас назначат, – подытожил, все еще судорожно дергающийся всем телом Москвичев.
Подощедший, оказавшись вплотную с катером, скинул капюшон. Тусклый свет фонаря выхватил из темноты скуластую физиономию, перечеркнутую по диагонали ветвистым шрамом. Не дожидаясь вопроса, Коваленко улыбнулся и кивнул.
Каперанг Зайченко, зам командующего Военно-Морским Флотом КДП, радостно оскалился в ответ. Слов не нужно – и так понятно, что выгорело. А детали можно и потом доложить и обсудить. Когда вокруг лишних ушей не будет. Их, конечно, и здесь нету. Но, пусть лучше большинство вольных и невольных свидетелей пребывает в святой уверенности, что «Новик» ходил на заброску «диверсов», чем знает правду

Перегруженный катер сидел в воду чуть ли не по палубу. По крайней мере, десанту, столпившемуся казалось именно так. Экипаж хмыкал в кулак, но над страхами «сухопутчиков» старался громко не смеяться. Любому видно, что не так уж и в перегруз идем. Ватерлиния видна даже иногда. Где-то глубоко. А что волны совсем рядом – ладонью коснуться можно, так на то оно и море, чтобы волны были. Не перехлестывает, и радуйся. Десантников на катере было в общей сложности человек десять. Но, как Коваленко не пытался отбиваться, на «Новика» загрузили еще и тонны четыре всяческих грузов, забив все закутки подпалубного пространства. А кое-что, принайтовив и на самой палубе. Окончательно превратив сторожевик в «дойную корову». А если атака, а если морской бой, а если…
«Никаких «если!», товарищ капитан-лейтенант! Мы тоже не дурнее паровоза. Так что, пистолет в кобуру – застрелитесь потом. Если захотите. А сейчас – готовьте катер к выходу!». Неизвестно, как на самом деле происходил разговор в ГлавМорШтабе, но Коваленко описывал именно так, не скрывая своего раздражения по поводу нецелевого использования катера.
- Эй, мореман! – окликнул кто-то из десантников старшину. Полуярков, умудрившийся задремать под равномерный рокот двигателей, вскинулся моргая заспанными глазами и отчаянно зевая.
- Тю! А эта контра кемарит. Пригрелся, понимаешь! А за обстановкой наблюдение нехай Пушкин ведет? Так я не Пушкин, а рядовой Кравец!
Полуярков мысленно обругал свой дурацкий организм, но виду не подал. Ткнул носком ботинка спящего Сергеева, совсем по-детски пустившего слюну раззявленным ртом. Второй номер дернулся, просыпаясь. Сообразив, что все нормально, а старший всего лишь проверяет бдительность показухи ради, матрос тут же принял максимально бодрый вид возможный в его положении. Но, получив отмашку, тут же заснул опять. Старшина зевнул еще раз. Хрустнул шеей, бдительно окинул взглядом горизонт. И лишь затем соизволил снизойти до «сухопутчиков», плотной кучей сгрудившихся перед рубкой.
- Херассе, груз говорящий! Надо капитану доложить!
- Сам такой! - совершенно не обидевшись, продолжил десантник. Вернее, пограничник, судя по выцветшему берету, заткнутому под лямку когда-то оранжевого спасательного жилета. – До земли далеко?
- Метров восемь вниз. – Ответил старшина. А что? Какой вопрос, такой ответ. Нашли у кого спрашивать. Будто он не у пулемета с самого Мариуполя, а в рубке, у экрана «Лоции» бдит.
- Шутку понял. Юмор оценил, – улыбнулся пограничник, вытащил из бокового отделения рюкзака, лежащего между ног, «полторашку». Хлебнул, передав соседу – коренастому парню с «курсовкой» на рукаве, дублирующей скрытые под грязным спасжилетом погоны. И сказал: – Будем ждать, значит. Левашов, толкнешь, если что?
Сержант, закрутив крышечку бутылки, кивнул рядовому. И так же молча, как все время до этого, уставился вперед.
Полуярков ждал, что рядовой продолжил допытываться, но Кравец, еще раз улыбнулся, привалился к рубке и закрыл глаза. Вот же падла какая! Разбудил, а сам кемарить намылился!
Старшина вздохнул. Больше спать не хотелось. Да и не рекомендовалось. Судя по часам, относительно безопасная зона кончалась. До Керчи оставалось около четырех часов хода. И все четыре – по темноте. Если, конечно, не расцветет над морем взрыв спецбоеприпаса….
Скорость конвоя определяется по самому медленному судну в составе. А трудяги-буксиры, тянущие баржи, забитые десантом, хоть и пыхтели из последних сил, но больше шести-семи узлов выдать не могли.
Старшина представил, как их походный ордер выглядит с высоты. И очень сильно пожелал, чтобы ни татары, ни турки, в жизни не увидели подобного зрелища. По крайней мере, с боевого вертолета, способного переполовинить их еще до высадки.

Не столь важно, какие боги решили прислушаться к мольбам старшины Полуяркова, но все получилось. Конвой не напоролся ни на минные поля, что по слухам, буквально усеивали все вокруг, ни на заградительный огонь береговой артиллерии, ни на турецкие корабли. Жаль, что Луна, которая почти всю ночь ярко светила на небе, ушла за тучи, напоследок опустив завесу тумана. Не такого, что ножом резать можно и на тарелку класть, но все же достаточно хорошо прячущего в себе окрестности. И надежно глушащего окружающие звуки.
Относительно глушащего, конечно. Потому что идущие даже на самом малом корабли и суда грохотали двигателями так, что, наверное, слышно было и на Маяке, и в Осовинах.
Высадка началась. Первая волна из катеров и прочих судов с осадкой до метра. Вплотную к берегу, пока под днищем не заскрежещут камни. И десант, хрипло матерясь, прыгает в воду. По летнему времени относительно теплую, но все равно до безобразия мокрую. К тому же, присутствовал значительный риск утонуть, будучи утянутым на дно весом оружия и снаряжения.
В штабах и в подразделениях зачитали до дыр все книги, способные подсказать выход. Но большинство предложений и идей разбивались о скудность материальной базы. Две баржи кое-как переоборудовали в десантные. Но их нутро несло в себе все наличные силы Первой гвардейской танковой роты. Соответственно, аж один Т-80 и две БПМшки. На большее число переделок просто не хватило времени. Да и что секретничать – ресурсов.
Основные силы десанта, по плану, перегружались с судов на рейде, метрах в трехста от берега, и на шлюпках переправлялись на берег. Значительно замедляя процесс.
Хоть какие-то зачатки пирса значительно облегчали бы задачу. Но ближайший пирс находился в Керчи, что в нынешней ситуации приравнивалось к расположению в Австралии.
Узкая, метра в четыре, полоска каменистого пляжа упиралась в густую зелень леса, Старшина до боли в глазах всматривался в лес, пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки засады. Но не взлетали заполошно птицы, вспугнутые готовящимся к бою расчетом какого-нибудь СПГ, ни взлетали к небу искры костерка.
По берегу замечательно бы пройтись огневой метлой артналета. Но калибр имеющейся корабельной артиллерии превращал, безусловно необходимое, в лютый фарс. Крошить лес из КПВТ – увлекательно, но бессмысленно…
Наконец, днище еле ползущего катера скрежетнуло по дну. Заранее поднявшихся десантников ощутимо качнуло. Но, ухватившись за леера, все на ногах устояли. Сержант, мигом забывший свою молчаливость, разразился столь заковыристым ругательством, что даже каплей Коваленко, выбравшийся из рубки, завистливо хмыкнул. Тут же, без команды, пограничники натянули измятые береты. Кто - надвинув на брови, кто – на макушку, водрузив на манер тюбетейки.
- Орлы, – хмыкнул сержант и первым шагнул с борта. Вслед за ним, с удивительной для «сухопутчиков» ловкостью, погранцы попрыгали вниз. Моряки подали им несколько здоровенных туристических рюкзаков. Старшина не знал, что туда набили «пассажиры», но судя по весу – патроны россыпью.
Берег по-прежнему молчал. Пограничники двинулись к берегу, держа оружие на вытянутых над головами руках. Возле борта вода доходила до груди, но дно в этих краях пологое, и с каждым шагом, море отступало, выпуская из соленых объятий людей, так и не ставших добычей.
Коваленко, постоял еще пару секунд снаружи, внимательно глядя на берег. Потом, перевел взгляд на пулеметчиков. Сергеев замер статуей самому себе, напомнив капитану вышколенного пса. Полуярков сидел за пулеметом, стволом рисуя в воздухе замысловатые фигуры.
- Волнуюсь, товарищ капитан. – Не оборачиваясь, признался старшина. – Тихо все. Так не бывает. У турков же разведка тоже есть. Не могли проспать. – И снова повторил: - Так не бывает.
Каплей пожал плечами. Нехорошие предчувствия грызли его с момента выхода. И с каждой минутой тишины усиливались. А ведь по большому счету, операция только-только началась. По боевому расчету, им следовало находиться у берега, в постоянной готовности поддержать огнем десантников. «Утес» и «Пламя» - вовсе не замена нормальному артиллерийскому кораблю. Но где ж их взять-то?
У «кубанцев» есть кое-что, но все толковые корабли – в Черном. На Азовском – тройка сторожевиков, болтающихся сейчас под Таманью. Так что, ложитесь, товарищ Коваленко на спину, и выполняйте план.
- Всякое бывает. – Сказал каплей, нисколько не веря в свои слова.
И тут берег вспух от серии взрывов. И серое утро стало ярким днем.

п.35
Хм... Не специалист (скорее к Радиоактивному вопрос) - однако же из своего опыта помню, что как раз облачность, состояние "после дождя" или особенно после грозы как раз и дает наилучшее прохождение. Помню однажды у товарища, чей дом в достаточно глубокой долинке (почти в овраге) стоял - смотрели телепередачу из Румынии (около 100 км!) на комнатную антенну именно после грозы. Тем более в противовес написанному - ниже указывается, что радиообмен был "с трудом продирающимися сквозь треск помех"...


"был" вариант, не так официально.


Просится в конце "нарушителя", или "противника".


"не испортят" скорее, или как-то наподобие.


"заполночь" слитно, либо "после полуночи"


"ожидавшая" точнее, имхо.


"швартовы" мореманы употребляют, или "швартовые концы".


"судорожно дергающийся всем телом от холодной воды" - вариант.


"Подошедший" очепятка


Выделенное лишнее в тексте, имхо - слишком назидательно как-то...
---
Чекист, интересно идет! Постараюсь почаще заходить.

Ну а я постараюсь почаще выкладывать продолжение)

За правку - спасибо!

Ржавые коробки «схидняков» медленно подплывали к берегу. Как вообще дошли? Перегруженные же, бортами воду черпают. Оттого и идут медленно? А может, с движками плохо у этих сволочей клятых. Мысль про косоруких, сотнику понравилась. Вот только, скорее всего, москали осторожничают.
С одной стороны, что осторожничают - хорошо. Опасаются, значит, уважают. Но с другой – плохо. Даже очень. Кучи не будет. В кучу хорошо, даже замечательно швырять мины. Одну за другой. «На расплав ствола», как говорилось в какой-то старой книжке про Вторую Войну. Но, видать, москали читали те же книги. И не спешили всем гамузом*(толпа), ломиться на берег. Или не укачало их? Не спешат на твердую землю Крыма?
Сотник Кут предстоящей драки нисколько не опасался. Отбоялся свое за долгие годы. Чай, не хлопчик уже. А вот некоторое волнение оставалось. Но Кут помнил старый секрет: Если не хочешь, чтобы ладони мокрели от пота, думай о чем нибудь постороннем. О мирном. Совет верный. Только сотник уточнил бы. Думать треба о бабах и самогоне. О том, как отстреляются они, почистят зброю, вернувшись до расположения. Да как пойдут набегом по «ганделыкам», что в избытке разбросаны по военному городку, да так, шоб и бисовому отродью жарко стало!
А вот о семье лучше не вспоминать. И о родном крае тоже. Тернополь далеко. И до него не добраться даже сквозь во все зубы дружелюбную Румынии. Хлопцы из молодого пополнения рассказывали. Румуны улыбаются, руку жмут. А потом, когда рядом нету надзирателя-турка, режут горло. Или стреляют в спину. Цыгане, что с них взять. А со «схидняками» при Союзе жили, при Украине жили. И чего бы дальше не жить?
«Крым буде або безлюдным, або украйнскым!». Вспомнился вдруг древний, еще мирных времен лозунг. Ага. «Украйнскым». Дмитро Корчинский размахивал усами и орал на площадях. Потом Карпюк орал. Потом еще кто-то… Орал и сотник Кут. Когда не был еще ни сотником Кутом, ни сержантом Кутайченко. У того парубка из прошлого даже усы не росли. А считал себя умным самым. А еще, считал, что если с факелами ходить, да орать, то все само-собой сделается.
Вот только татарам-крымчакам туркам, лозунги те, с факелами вместе - до одного места. У них свои лозунги есть. Они Великий Туран строить хотят. И построят. Их, падлов, Войной не задело почти. Так, Стамбул в щепу, да и считай, все.
«Украинский легион», туркам нужен до поры до времени. Сотник хорошо учился в школе. И историю помнил. Из «легиона» и их потомков не будут делать янычар. Зачем? Румуны и балканские мусульмане лучше. Пусть и воевать умеют хуже. Зато первые – послушные, будто псы. Вторые – единоверцы.
«Легион» используют до последнего. А потом, или бросят под русские танки, или еще как хитро истребят. Крым будет турецким, а не украинским.
От подобных мыслей стало не по себе. Кут не первый раз крутил и катал в голове все эти расчеты и прикидки. Но выхода не видел. Сотник покосился направо. Там, за огневой их миномета, под первыми лучами солнца, лежа на спине, пускал в воздух струйки гашишного дыма онбаши*( старлей) Гасан, числящийся командиром дивизиона. Вот же стервец, катера уже почти у уреза, а он кайфует.
Ножом бы его, падлу. Хороший нож у Кута на жилете висит. Не сербосек Петара Брзицы, конечно, но жизней много взял. Его бы потянуть за засаленный темляк, да ударить. Хорошо вошел бы под ребра, легко, даже не заметив, проколов ткань формы. И пошел бы дальше, раздвигая кожу и мясо, пока не куснул бы жадно печень турчонка. За глаза его выпуклые. За чернявость и вечную щетину. За то, что не сидится тому дома. За гашиш, за молодую хозяйскую наглость, да и вообще за все. За глупую сотникову жизнь…
Почуяв недобрый взгляд, Гасан обернулся. Но, сообразив, что это не элбей*(полковник), а всего лишь украинец, дружелюбно оскалился:
- Тоже хочешь, салоед? Бери, угощаю! – и протянул дымящуюся сигарету.
Странное дело. Секунду назад готов турчонка зубами рвать. А сейчас, берешь огрызок заслюнявленный окурок и, благодарно кивнув, возвращаешься к огневой… И делаешь вид, что не слышишь очередного оскорбления.
Говна ты кусок свинячего, сотник Кут. И если «схидняки» сегодня тебя положат мордой в сухую землю, то ты с того света, москалям клятым, только «спасибо!» скажешь. Если успеешь. И если они тебя положат, а не ты их.
Вывернув голову, сотник внимательно следил за горушкой. Радиосвязь оставались лишь в байках, а что бы проводную тянуть – руки должны из плеч расти, а не из сраки.
Есть! Пошла в высоту, отлично видная в еще не отступившей темноте, зеленая ракета.
Сигнал увидели все. И работа закипела.

Неплохо. Но откуда столько, даже не знаю, как сказать, учитывания западенцев в качестве военной угрозы? Это же просто рагули, обезьяны с гранатами. Я скорее поверю, что эти две бригады переименовались в "им. Бандеры" и "им. Шухевича", а потом перестреляли друг друга в споре, кто из двух "героев" главный.
Жду проду.

Не стоит заведомо записывать противника в столь низкую степень угрозы)
На 2012 год, в Крыму базировались две мотострелковые бригады, набранные исключительно из уроженцев Западной Украины.
Время описываемых событий - 2023. Подозреваю, что за девять лет постоянных войн, даже самый криворукий новобранец станет приличным солдатом. Если, конечно, доживет.
Что же до внутренних ссор, то этот аспект скорее всего вниманием обойду. Сотник Кут - фигура эпизодическая.

П.С. И,если бы дошло до переименования, то скорее всего, Бандеры и Мельника)))

П.П.С. Продолжение( а может и эпизод откуда-то из другой линии) обязательно будет. Может даже сегодня.

Степьнякъ-кочевникъ, а откуда столько пренебрежения и презрения (не хочу говорить - ненависти...) к тем самым западэнцам? Они что, люди второго сорта? Так гитлеровцы всех славян считали унтерменшами...

Чекист, Миша - по крайнему эпизоду претензий нет, даже братья в силу разных превратностей судьбы могут оказаться на разных сторонах баррикады. И в тексте вижу именно такое развитие событий, что ли, а вовсе не создание ситуации "схидняки и западэнцы - враги навек".
---

О, вижу автор вполне в курсе некоторых "внутренних разногласий" )))

пост 36
в воде


Слово пропущено. "столпившемуся там" ?


А вот здесь не годится, имхо - если глубоко, значит гораздо ниже поверхности, и тогда не видна...
"Ватерлиния проглядывает даже иногда. Откуда-то из глубины." - вариант.."


Имхо, одним предложением чуть лучше -
"А кое-что принайтовив и на самой палубе, и окончательно превратив сторожевик в «дойную корову»."


А здесь наоборот, скорее - для пущего эффекта шутки направление говорить следует после паузы:
"- Метров восемь. Вниз, – ответил старшина."


Миша, вот как вижу сценку - скорее ответ будет без паузы, одним предложением -
"Шутку понял, юмор оценил"


"в его составе", либо - "в ордере".

Я сам с Галичины, правда, с примесью татарской крови. И когда сравниваю окружающих с схидняками, становится противно. Восточный принцип - "уговор дороже денег". Есть ли принципы на Западе, мне неизвестно, по крайней мере я их не увидел. Не все западенцы - рагули, среди них есть много хороших людей, но есть много других... Слишком много.

П.С. Давайте не будем обсуждать политику в этой теме, портя наслаждение от произведения.

Автор 25 лет из 28 прожил на Украине. И того же Корчинского,как и некоторых других УНСОвцев знает лично( так уж вышло)))
Стыдно было бы не знать столь явных подробностей.

Вы первый начали))

В первый пост добавил расклад по геополитике. Если есть возражения/советы - не стесняйтесь.

Вы с татарами в реале общались?
А на кой Украину вообще бомбили? Кому это надо?

Всякое бывало. Я редко пишу о том, чего не знаю лично.


В первой книге цикла все есть. А если вкратце и в двух словах - то начали сыпать во все стороны, особо не заморачиваясь целесообразностью

[off]
Ну да, такую штуку как "кидалово" (и само слово) явно западэнцы придумали... В любом народе (даже самом богоизбранном) могут попадаться совершенно разные люди, и делать по нескольким представителям всеобъемлющие выводы... слишком глобально.
Но вопрос еще и в другом. Мне категорически не нравится фашизм, и его носители. Но считать на этом основании, что те фашисты, которые на нас напали в 41-м "обезьяны с гранатами" - как-то неверно.[/off]
Чекист, разные эмоции вызывает текст, и по-разному иногда воспринимаются даже незначительные эпизоды, как оказывается. Следовательно, и персонажи живые, и мир в нем описываемый.
Прошу прощения за оффтоп.

Делать тебе больше нечего извиняться! Подобный "оффтоп", темным пивом проливается на мою душу, израненную отзывами на всяких пиратских библиотЭках

Вокруг повисла тишина. Непривычная… Она ударила по ушам сильнее, чем весь предыдущий грохот боя. Хотелось потрясти головой, чтобы вытряхнуть назойливый звон. Что, все? В окончание верить хотелось. Но чудес не бывает. А бывает грамотное руководство на поле боя и подавляющая огневая мощь.
Точно, все. Вон, несется по дороге рядовой, размахивая руками. Про рацию забыл, щенок. Правильно, шайтан с той рацией! Они на деревья растут как персики. Так, а ну хватить брюзжать, подобно базарной торговке! Парень спешит сообщить командиру радостную весть. Так встреть его не насупленными бровями, а радушной улыбкой одобрения. А за то, что провод гарнитуры волочится по пыли – скажешь потом. И накажешь тоже потом.
- Мы убили всех, господин юзбаши! - выпалил подбежавший рядовой. – Всех!
Фаррух кивнул. Ну что же, пора покидать командный пункт и идти смотреть своими глазами, а не через американский бинокль. Проходя мимо рядового, все с тем же щенячьим восторгом таращившегося глаза, юзбаши ударил. Локоть коротко и сильно вонзился под челюсть. Рядовой охнул и упал. Придет в себя – ему разъяснят вину. Не поймет – на разгрузке Фарруха греется югославский М57. Пистолет взят в Боснии с трупа молодого серба. И, как чувствовал юзбаши, отправил на небеса ошибившихся правоверных больше, чем в руках прежнего владельца, погибшего безусым.
До домов, в которых так долго оборонялись русские идти недалеко. Метров четыреста, не больше. И все эти метры – по узкой дороге, ограниченной глубокими провалами.
Так что, потеря стольких – не удивительна. Лишь бы при разборе, генералы изволили поглядеть на карту. Впрочем, поглядят. Бешенный Доган давно уже упокоился в склепе рядом с Ататюрком. А значит, за неудачи, никто не будет сажать на кол посреди Анкары. Быстро и милосердно застрелят. Только не из сыночка русского ТТ, а из позолоченного «Калашникова». Юзбаши, ты, снова позволил горестным мыслям овладеть собой?!
Фаррух затряс головой. Нет, не позволил. Просто мысли эти есть. И их следует принимать как данность. И идти дальше.
Геройствовать не перед кем. Выше по званию тут нет никого. А значит, юзбаши Фаррух может не скакать впереди строя на арабском скакуне, размахивая прадедовской саблей. Юзбаши усмехнулся в пожелтевшие от дрянного табака усы. Скакун, сабля… Хвала Аллаху и албаши*(полковник), что в милосердии своем выделили три грузовика и два салоедских БМП. Один из которых вяло догорал, оскверняя неестественной чистоты голубое небо черными струйками дыма. Рядом с траком, что распластался около обугленной бронированной туши, валялось два тела. Опознать в них людей непривычному взгляду было бы тяжело. Но Фаррух воевал уже который год подряд. Поэтому, он переступил сгоревшего танкиста.
До руин, бывших стеной крайнего дома осталось не больше пяти метров. Когда из глубины поселка вывалилось два салоедских сержанта. Один, углядев подходящее начальство, толкнул товарища и вытянулся по стойке смирно.
Юзбаши лениво кинул ладонь к пыльному берету, чей цвет очень отдаленно был похож на прежний темно-зеленый:
- Докладывайте.
«Салоеды» тут же затараторили на своем, тыча пальцами во все стороны. Юзбаши не выдержал и потянулся к пистолету. Сержант, что до того первым увидел офицера, тут же перешел на ломанный турецкий:
- Господин юзбаши! Там, за три дома отсюда – русского поймали. Мы поймали! – не удержавшись, похвалился «салоед». Уловив вопросительный изгиб брови, тут же уточнил: - Живой. Там наши караулят!
- Проведи…те, – Окончание слова Фаррух выплюнул. С одной стороны, «салоеды» отличные солдаты, во многом превосходящие турок, не говоря уже о татарах. Но с другой… Чтобы не говорил Коран, но неверный остается неверным, пусть он хоть тысячу тысяч раз произнесет шахаду.( словесная формула, подтверждающая вступление в ислам)
Сержанты кивнули синхронно. Напомнив пластмассовых болванчиков, что раньше в избытке украшали салоны автомобилей. Так же синхронно, он развернулись через левое плечо и чуть ли не строевым пошагали обратно. Фаррух двинулся следом, катая на языке слова извинения. Мало ли что, до Анкары далеко, а получить в спину полмагазина – глупость. Но и просить прощения у кяфиров… Нет, обойдутся.
. Большая часть построек вокруг была изрядно перепахана гранатометами и автоматическими пушками БПМ. Но этому досталось больше всех. Домом он являлся исключительно по привычке.
Возле груд красного кирпича, кое-где заляпанного остатками раствора, прямо на земле разлегся «салоедский» десяток. Чуткий нюх юзбаши тут же уловил в окружающей вони резкий запах. Ну что же, будем считать, что фетву на алкоголь кяфиры заработали.
- Где пленный?
- Здесь! – сержант повелительно махнул. С земли вздернули незамеченного до этого Фаррухом, пленного. Впрочем, что он его не разглядел – не было ни грана странного. Вся одежда русского была в изобилии засыпана пылью. А побелевшее лицо, и вовсе придавало схожести с куском стены, по допущению Иблиса, получившего подобие жизни.
Русскому надежно связали руки, заломив за спину. Это показалось излишним. Сквозь толстый слой известки на правом предплечьи начало обильно кровить – от рывка открылась рана. Да и на животе, камуфляжная куртка была больше похожа на лохмотья. Так же начавшие менять цвет с серо-грязного на бурый. Не жилец.
- Он сдохнет через час, – недовольно бросил юзбаши. – Это не пленный. Это – вороний корм.
«Салоеды», которые хоть и не все могли внятно изъясняться, но понимавшие сказанное, начали переглядываться. Вряд ли их сильно заботила жизнь русского. Насколько знал Фаррух, «сакалиби» враждовали очень давно и очень кроваво. И неизвестно, кого больше ненавидели русские. Юзбаши подозревал, что первыми врагами у них считались именно близкие по крови «салоеды».
- Черный ворон, что ж ты вьешься! – прохрипел вдруг, открывший глаза русский.
Юзбаши удивленно скосил глаза. А поддерживающие пленного «салоеды», ошарашено дернулись, чуть того не уронив.
- Ты добычи не дождешься, сука-падла-в рот-котях!
Фарруху стало не по себе. Казавшийся стоящим на пороге Джаханнема русский, выкрикивал слова, плюясь кровью, пузярящейся на губах.
Сержант, приведший Фарруха, шагнул к пленному, держа пистолет на вытянутой руке. Держащие пленного «салоеды» зажмурились и отвернулись.
- Врагу не сдается наш гордый «Варяг»! – засмеялся русский, глядя на пистолетный ствол. - Здравствуй, НАТО!
Коротко треснул выстрел. Русский, более никем не поддерживаемый, упал лицом вперед. Взгляд юзбаши остановился на развороченном затылке.
- … Это мой город!- прошептал кто-то рядом. Судя по всему, заканчивая оборванную фразу.
- Что?
Но ответом Фарруху стали лишь непроницаемые маски на лицах окружающих.

- Скачок, на связь!
- На связи!
- Слазь, Скачок со связи!
- Вы там че, тареном удолбились, уроды?!
- А ты против, да? Скачок, ты когда злой, такой смешной! Да прикалываемся мы, не парься. Кто тарен жрет – долго не живет.
- Ципа, за ногу тебя да об стенку за такие приколы, дура!
- У меня для того Гарм есть! Не злись, Скачок! Мы по пяточке всего…
- Тур – Скачку!
- Здесь!
- Басмачи идут!
- Всем! Тревога!
- Тур принял!
- Ципа приняла!
- Гарм принял!
- Тур, где и сколько?
- Пол версты. Три «Урала» и две «таблетки».
- Блин…
- Совершенно точное определение!
- Хаарош трепаться, сворачиваемся!
- Гном – Скачку!
- Здесь!
- Хер мы уйдем. Движок сдох.
- Сууука…
- судьба такая. Кысмет по-ихнему.
- Гарм- Скачку. Два выстрела есть. Повезет – «таблетки» пожжем.
- А потом резать будем, да, Скачок, будем? Я бандеров резать люблю! За Херсон родной зубами грызть буду!!
- Гарм, держи Ленку, в разнос идет. Тур, что как?
- На дистанции. Бью!
- Попал, попал!!!
- Горит, сученыш! Тур, я тебя люблю!
- У тебя Гарм есть.
- Он не может не есть.
- Скачок – Гному. Бросай все, тут песец.
- Гном принял. Я на чердаке. Три магазина и четыре гранаты.
- Гарм, хватай Ленку - уходи степью. В нас завязнут.
- Гарма нет, а я не уйду!
- Бегом, я сказал!
- Да срать я хотела, начальник нашелся! Все тут ляжем.
- Тур, ты как?
- Влад, Скачок, прости. Я все.
- Что, «все»? Что?
- Скачок, Тур все.
- Принял, Гном. Ты как?
- Полтора магазина. Ребят накрыло. Споем?
- А хули делать? Плохо, не услышит никто.
- Мы услышим.
- Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
- В звезду птичек, давай «Варяга»?
- Дава…

Миша, ненормативная лексика все же обычно хотя бы маскируется слегка в литературных текстах...

Малость поправил. Прошу прощения) В качестве компенсации сегодня-завтра выложу еще один эпизод

Лампочка-«полтинник», свисающая на черном проводе с потолка, часто замигала.
- Подстанция барахлит, – задумчиво сказала девушка, одетая в застиранную армейскую футболку. Слишком длинная, та вполне могла бы заменить платье.
- Ага, – неопределенно ответил сидящий рядом парень. Откинулся на спинку заскрипевшего стула, – барахлит.
- От перепадов таких перегорит еще нафиг.
- Ничего. Перегорит – поменяю.
Девушка облокотилась об стол, уперлась подбородком в сцепленные руки:
- Ага, поменяешь. Пока здесь – поменяешь. А потом?
- А потом, Дашенька, суп с котом! – отрезал парень, встал и щелкнул выключателем. – В темноте посидим, пока суп доварится.
- С котом? – спросила девушка. Выпуталась из футболки, натянутой до того на колени, спрыгнула с табуретки и стала рядом.
- А я думал, кролик… - обиженно, даже как-то по-детски сказал парень и притянул подругу поближе. – Сидел себе посреди стадиона, мяукал.
- Дурак ты, Левашов, - Даша, не сдержавшись, фыркнула. – Мне же потом суп поперек горла встанет.
- Не встанет, – с явной неохотой отстранился сержант. Погладил девушку по волосам.
Под ногами зашуршала кошка, с мурлыканьем потерлась о ноги. Левашов подхватил зверя на руки.
- Кася пришла, урчалку принесла, – с умилением сказала Даша и пригладила взъерошенную шерсть.
- Она жрать просит, курво мохножопое, – произнес сержант и скинул кошку на пол. Оскорбленная до глубины души, Кася убежала в коридор, смешно проскользив по линолеуму задними лапами.
- Чего ты так с ней?
- Просто так! А что, нельзя?
Начавший понемногу разгораться огонек ссоры в буквальном смысле залили. Выбравшийся из заточения кипящий суп, выплеснулся из кастрюли на плитку…
- Ну вот, еще и спираль сгорела… - сказала Даша, при свете все еще мигающей лампочки, рассматривающая плитку.
- Зато мы избавились от слабого звена в нашем хозяйстве, – с нескрываемой гордостью, несколько неуместной в данной ситуации, сказал
- В нашем… - эхом отозвалась девушка.
Верно поняв настроение жены, Левашов отставил плитку, прекратив выковыривать перегоревшую вольфрамовую проволочку.
- Колхоз – дело добровольное…
Даша встала вплотную, прижалась телом, просительно заглядывая в глаза:
- Ну, а может, попросишь? Ты у Гержова на хорошем счету, пойдет на встречу. Ты же сам говорил, что не всех берут.
- Не всех. Большинство, – обняв девушку за тонкую талию, тихо сказал Левашов, глядя на Касю, затеявшую игру с собственным хвостом. - И я в это большинство попал.
- Лучше бы не в пограничники попал, а к Скачку в команду пошел! - Даша прикоснулась губами к щеке сержанта. – Там за риск хоть что-то получается. А Влад тебя звал, и сейчас не против!
- Скачок день жирует, неделю лапу сосет. Да и лазят они по таким местам, что туда только врагов советской власти отправлять. Свинцовые трусы отобрав сначала.
- Ну да. А еще там Ленка есть!
- Ленка с Гармом фиг знает сколько, так что не ревнуй!
- И буду ревновать! Я все-все помню, как она на тебя смотрела! – перешла в атаку девушка.
- Но руками же не трогала! – парировал словесный удар Левашов. – А смотреть – нехай смотрит, не изотрусь.
- Тоже верно… - грустно протянула Даша, снова поцеловав мужа. – Не изотрешься… - и неожиданно веселым голосом спросила:
- А надолго вы? И как? Пешком?
- Даже у стен есть уши! – заговорщицки приложил палец к губам Левашов и указал взглядом на Касю. Кошка выглядывала из-за угла, с таким видом, будто подслушивала, отбивая задней лапой доклад «безопасникам» о разглашении государственной и военной тайны.
- Вот же пакость мелкая! - наморщила нос Даша. И прижалась к Левашову, шепча на ухо: - А давай мы сейчас пойдем отсюда, ляжем на матрас, укроемся спальником, и ты мне все-все расскажешь.
- Давай! - улыбнулся сержант, целуя жену в шею. – Вот только как же суп?
- Он уже сбежал, – твердо ответила Даша. – И больше не будет.
- Тоже верно. – Легко, без малейшего усилия, Левашов подхватил ойкнувшую девушку на руки, и поцеловал: - А будешь гадостями всякими накручиваться – за попу укушу!
- Договорились![i]
Кася на всякий случай убежала с дороги. А то хозяева такие, могут зацепиться, упасть, и начать творить всякие глупости прямо посреди коридора. Никакого у них понятия. Ну прям как дети!

В дверь постучали. Нет, это мягко сказано – забарабанили. Услышав, Левашов решил не дожидаться, пока металл двери покроется вмятинами. И как был, по летнему времени – в одних трусах, выскочил в общий коридор, не заботясь о штанах, или о чем подобном.
Так колотить мог исключительно Мухтар Татарыч, а ему было исключительно все равно, каким видеть Левашова.
Он его всяким видел. И трезвым, и пьяным, и чистым, и грязным. Четыре года в одном отделении прослужили. Был Татарыч по национальности человеком русским. С русской же фамилией Лаптев и именем Владимир. Но с детства еще прилепилось дурацкое прозвище, и отлипать не собиралось.
Матернув слегка заевший замок, Левашов открыл дверь. Как раз вовремя. Татарыч только занес ногу для очередного удара.
- Открывай сова, медведь пришел! – привычной шуткой поздоровался сосед. – Хорош подушку давить. Тревога. Над вами вымпел подняли.
- Черный? – на всякий случай уточнил Левашов.
- Нет, блин, серо-буро-малиновый в желтую крапинку! – Татарыч шумно почесал заросшую светлым волосом грудь. – Расслабься. Зеленый болтается. Дашки нету?
- Дашка на смене, а ты, Мухтарыч – курва и человек низких моральных категорий! – радостно ругнулся Левашов и побежал одеваться, прикидывая на ходу.
Зеленый – это не страшно. Зеленый – это общий сбор, притом, не экстренный. Аж два часа давалось на прибытие в подразделение.
Черный – всего полчаса. Ну а красный мог подняться только в теории. При нападении на комендатуру грохот поднялся бы такой, что никакого оповещения не надо. В радиусе пяти километров все услышат. А все почти бойцы живут намного ближе. Под угрозой увольнения запрещено селиться дальше трех километров.
- Шел бы прям так! – прокомментировал неслышно подошедший Татарыч попытку Левашова просунуть ногу в перекрутившуюся штанину. – Там все равно жара. А вам еще на плацу стоять, париться.
- Форма номер восемь – чего украли, то и носим! – ответил сержант, все же победив упрямую одежку. – Если я в трусах приду, то начальство жаба задавит. И погоны снимут.
- Можно подумать, тебе в первый раз, - фыркнул Мухтарыч, загремев на кухне чайником. – Серый, тебя сколько раз до капрала*(жаргонное название младшего сержанта) снимали?
Левашов вошел на кухню, заправляя китель в штаны.
- Раз пять – это что помню.
Затянулся старым, еще советским офицерским ремнем. – А так, надо бы личное дело почитать. Мало ли, может еще что было, а забыл.
Татарыч, обмотав ладонь полотенцем, подхватил с плитки забулькавший чайник и залил кипятком смесь краснодарского чая, мелко нарезанных сухих яблок и обломков малиновых стеблей:
- Сперва оне не помнят, скока раз им лычки драли, потом Родину туркам за мируканские долляры продають, а потом, два года новый чайник приобресть жлобятся!
- Экономика должна быть экономной! – нравоучительно заявил Левашов, вытаскивая из шкафчика стаканы. Оба они были вложены в древние подстаканники, опять же, еще советской работы.
- Оппаньки! – тут же ухватил Татарыч стакан. – А я еще этого не видел.
- Скачок подогнал. Они на днях из плавней вернулись.
- Чего интересное нашли? – поинтересовался Мухтарыч, все еще крутя артефакт Донецкой железной дороги.
- Кто же такое вслух говорит! – хмыкнул Левашов. – Но карман топорщился, когда со скупки вернулся. Так что все могёт быть.
- Сам как, не надумал к нему податься?
- Нас и тут неплохо кормят, – хмуро ответил сержант. – Не хочу своих двухголовых детей ночью хоронить. Раз умный такой – сам иди.
- Издеваешься? – грустно сказал Мухтарыч и подул на не спешащий остывать чай.
- Ты первый начал. Проехали?
Татарыч молча кивнул. Среди своих не принято лишний раз тыкать пальцами в беду друзей. А кто виноват, что «кизячий» клинок так неловко пропорет легкое? Да так неловко, что Вовка Лаптев, мог сейчас передвигатсья только шагом, начиная задыхаться при малейшем усилии? Врачи, конечно, надежду на восстановление обещали. Мужик, все-таки, не старый, недавно тридцатник стукнул. Но когда оно все произойдет, а жить надо сейчас.
Вот и пришлось бывшему солдату переквалифицироваться в столяра, слесаря, а временами, и в оружейника. Благо руки золотые, а за деревом бегать не надо. Не Буратины, однако.
Чай допивали в молчании. Тишина перемежалась только прихлебыванием, да хрустом карамели, за отсутствием нормального сахара, потребляемой вприкуску. Странное дело, карамель, пусть даже и грудками совершенно не товарного вида, в паек входила, а вот нормального, человеческого рафинада, по слухам, даже руководство Конфедерации видело при визитах в Ростов.
- Ладно, погнал я, – встал Левашов. Поставил стакан к посуде, скопившейся в мойке. Оценивающе поглядел на это сооружение, и от греха подальше, оставил подальше.
- Воду горячую дать обещали. – принял сержантский взгляд за укоризну Татарыч. – В котельной затык какой-то, после обеда Сидорович подойдет, будем копаться напару.
- Дарье передашь? – уже на лестничной площадке сказал Левашов, напяливая на затылок берет.
- За воду? Передам, конечно! – кивнул Мухтарыч и, придерживаясь за перила, начал подниматься по лестнице. Жил бывший сослуживец точно над Левашовым.
Выскочив во двор, Левашов в который раз захотел наступления зимы. Уличная жара мягко, но увесисто стукнула по затылку. Сержант тут же расстегнул китель до самого ремня и снял берет, засунув под погон.
Засиделись они с Мухтарычем, засиделись. С другой стороны, до Лунина, десять минут ходу. И сидеть потом в курилке? Интересного мало. Да и дерево то, несказанно сержанта раздражало. Получив во время очередного обстрела кучу дырок, ясень начал помирать. Хотели даже спилить, но густые, пусть даже и частично сухие, ветви закрывали окна актового зала, бывшего в последней войне госпитальным помещением…
Короче говоря, выбрали меньшее из двух зол. Да и последние пару лет, ветеран начал понемногу оживать.
Когда Левашов зашел во двор комендатуры, личный состав собрался практически весь. На «заставского» сержанта никто из начальства внимании не обратил, потому он без затруднений просочился сквозь помещение на задний двор, числящийся за заставой.
Там тоже было людно, но все же не так. И табачный дым не стелился плотным ковром, а лишь висел в воздухе легким утренним туманом.
- Головатов на месте? – уточнил сержант у техника заставы, прапорщика Назаренко.
- Неа, - мотнул давно нестриженной головой Назар. – Дай закурить, ааа, ты ж не курящий… - сам вспомнил техник. – Майор у Гержова второй час сидит. Дежурные говорят, еще и Тютюкин заявился. И, вроде как Зайченко мелькнул.
- Круто… - протянял Левашов. – Это что же получается, почти вся наша хунта на комендатуре тусуется.
- То ли еще будет. – мрачно напророчил Назаренко, тут же озадачивший вопросом насчет курева, подошедшего поздороваться Кравца.
- Не курю, я, не курю! У меня жена – боксер!
- Тьфу, блин, сплошные интеллигенты, а не застава, – разочаровано бросил Назаренко и пошел искать следующую жертву.
- Здравия! – бодро поздоровался рядовой, протянув ладонь.
- И тебе не хворать, - ответил Левашов. – Из-за чего шум?
- А хрен их папу знает, – развел руками рядовой. – Тут Горобцова надо. Он у нас станция дальнего обнаружения.
Но выдвинуться на поиски заставского всезнайки, они не успели. В двери высунулся замотанный дежурный, и прохрипел простуженным горлом:
- Построение!
Проходя мимо, Левашов не удержался от ехидного вопроса:
- Пиво холодное?
Дежурный обреченно вздохнул и молча показал средний палец руки. Все кругом заржали. Некоторые шутки не ржавеют.
Перед зданием комендатуры, на плацу творилось привычное столпотворение, впрочем, продолжившееся недолго. Все были людьми привычными и не первый год служившими.
Наконец, над плацем установилась относительная тишина, прерываемая лишь перешептыванием в задних рядах. Но и они стихли, когда вышел Гержов. Офицер, начавший службу в Мариуполе еще с лейтенантских погон, службу знал отлично, и на многие мелкие прегрешения закрывал глаза. Но бывают моменты, когда лучше заткнуться и слушать…
- Деталей доводить не буду. На то начальники есть. Главное – мы начинаем. Скажу одно – что вернуться все – не обещаю. Что победим – не обещаю. Денег больших… - майор на миг замолчал, – тоже обещать не буду, как и всяческих трофеев. Добровольцы есть?
Строй шагнул весь. На месте остался стоять только глуховатый кинолог, почти ничего не слышащий с того дня, когда попал под артобстрел. Но и прапорщик потерянно оглянувшись, торопливо сделал три шага вперед.
- Спасибо, ребята! – выдохнул майор.

Неужели настолько плохие солдаты?

В смысле "плохие"?
Нормальные. У контрактной службы ПВ своя специфика. Никто в казармах не живет. Время не военное.
А семейного человека в казарму загонять - последнее дело. Он на все плюнет да уйдет.

Видать, плохо у меня с юмором. Почему "все почти бойцы", а не "почти все бойцы"?

А это у меня привычка такая. Писать как говорю))

- Казачество! - сплюнул старший патруля, мужчина лет тридцати, в омоновской форме с самодельными лейтенантскими погонами. Поднял лицо к безоблачному небу, ухватившись левой рукой за выгоревший погон, правую ладонь, положив на открытую кобуру. Лейтенант постоял неподвижно в этой странной позе с минуту. И медленно пошел к машине, подволакивая ногу. - Не успели, б....!
- Серый, не кипятись! - попытался успокоить водитель, когда лейтенант сел в кабину, и хлопнул дверью. – Щас покрутимся по округе, по следам определимся и догоним сук этих. Они же, зуб даю, на Мелитополь подались
- Догоним. – Согласился лейтенант Серый. – Обязательно догоним. И с размаху, блядь, под десяток стволов, вывалимся! Типа – здрассьти, я - ваша тетя, а где тут дикие обезьяны! И у них что-то типа «Шмеля»* (ручной огнемет) есть. Есть, блядь, не может не быть. Не керосином же они «самбошников»*(отряды местной самообороны) сожгли. И нас, б...., сожгут, нахер!
- Так у нас танки есть.
- ...янки у нас есть, - передразнил лейтенант и отвернулся. Вытащил из разгрузки самодельный портсигар, любовно выделанный из куска вертолетной обшивки. Щелкнул тугой крышкой, затянулся самокруткой, выпустив клуб дыма в лицо скривившемуся водителю.
- ...янки, бля. – Серый повторил понравившееся слово. – Все зашибись. Но танки там, а мы тут. И у нас две машины и восемь стволов. А у них - четыре багги. И «Шмели». И пулеметы на баггах. И броня в палец.
- Три у "казаков" багги. Одна крутилась плотно, вот и кажется, что больше. - Послышался тихий голос с заднего сиденья. - И, Серый, не кури. Тыщу раз говорил. Вывернет – сам салон чистить будешь.
Старший патруля тут же затушил о приклад автомата бычок, и тщательно уложил его в портсигар.
- Хорошо, Вук, не буду. Извини. Запамятовал. Нервы, б.... Ненавижу казаков.
- Этих суков никто не любит. – Сказал, морщась, водитель - Им даже бабы не дают. Вот и ярятся. Суки.
- Не дают – насилуют. Козлы! - В который раз выругался лейтенант и машинально потянулся в карман.
- Серый... - укоризненно сказал Вук.
- Да б..., совсем башка не варит. Извини, Волчара. – Снова попросил прощения лейтенант. Скривился. И продолжил, уже не срываясь на крик, а произнося слова практически шепотом: – Они же, падлы, двадцать дворов под ноль выжгли. И баб, и детей. Всех…
Экипаж молчал. Впрочем, тишина продолжалась недолго. Старший высунулся из кабины, и махнул рукой. Вторая машина тут же взревела мотором...
-.Он сказал «поехали!» и запил водой! – меланхолично сказал Вук, откинувшись на потертую спинку сиденья.

- А еще, этих сволочей, Запорожье втихую снабжает! - в подпрыгивающей на каждом ухабе короткобазной «Ниве» особо не поговоришь — велик риск без языка остаться. Но Серого задело сгоревшее село. И трупы, сваленные в колодец. Такие вещи просто так мимо сознания не проходят.
- Снабжает, - согласился Вук. - и не в тихую, а вполне себе в наглую. Чего не снабжать, когда есть спрос? А он такой, рождает предложение. Все как у классика с бородой.
- Суки! Ссыкуны! Не нравимся мы, так прямо и скажите!
Водитель фыркнул, не оборачиваясь.
- А ты мне тут, Рыжий, не фырчи! - взорвался Серый.
- А я не фырчу, не чайник, – снова-таки, не оборачиваясь, огрызнулся водитель. - Сразу не стреляют, и то хлеб. Верха пусть письками меряются.
- Это точно. У верхов письки большие - пусть меряются. И голова большая, пусть думают. А нам думать без надобности. - Не выдержал лейтенант. - Наше дело «казаков» гонять, и под пули подставляться!
- Ша! - коротко бросил Вук. И стало «Ша!».
Рыжий, не дожидаясь команды, вдавил педаль тормоза. «Нива» хорошенько клюнула носом, немного не достав треснутым бампером до кусков асфальта, бывших когда-то дорогой.
Ветер, снег и дождь понемногу стирали память о прошлом. Лет через сто, тут вообще невозможно будет что-то увидеть – все занесет землей, а что не занесет – само развалится. Но прошло не так уж много времени, и мало-мальски опытный глаз сразу определял, кто именно распахал, чуть ли не до песчаной подушки дорогу. И вовсе не шальная ракета, сбитая с цели «микроволновкой», водруженной на телебашню. Разрушения были немного посвежее.
Тут лет двадцать назад прошла в сторону Мариуполя танковая колонна «киевских». Прошла, чтобы сгореть без малого остатку в окрестностях Камышеватого, с разбегу угодив в «огневой» мешок.
Но штатного снайпера и нештатного следопыта заинтересовали вовсе не следы траков, выворотивших асфальт. Прапорщик вылез из машины, посильнее хлопнув разболтанной дверью. И пошел вдоль дороги, в направлении, откуда приехали, внимательно вглядываясь в придорожную траву, прибитую то ли постоянными ветрами, то ли просто склонившуюся в извечной степной тоске...
Из остановившегося поодаль УАЗика выпрыгнула рабочая тройка, и помчалась занимать вершинку холма, раскинувшегося у поворота. Молодцы, надо бы отметить потом. Серый тут же закурил, окутавшись дымом. Лезть с расспросами или пытаться что-то указывать, он не собирался. Вук - профи. Лет тридцать, наверное, в рядах. Как не рассыпался еще? Так что, лучше не мешать. Сам во всем разберется, выводы сделает, итоги выдаст. Вообще, по всем раскладам, именно Вук должен быть старшим поисково-разведывательной группы. Но вот не хочет старый вояка на плечи взваливать эту мозголомку. И правильно, между прочим, поступает!
Вук обернулся, кивком подзывая старшего. Лейтенант щелчком запустил бычок подальше в траву, стоящую сплошной стеной, и подошел к следопыту.
- Видал? - прапорщик ткнул пальцем.
Серый раздвинул заросли «хмыза», шипя от неглубоких, но болючих уколов мелкими иголками, легко пробивающих ткань застиранного камуфляжа. На дне придорожной канавы громоздилась куча подвядшей травы, скрывающей что-то под собой. Вгляделся.
- Херассе... – выругался лейтенант. Глотнул воздуха и позеленел. Кое-как, пятясь и цепляясь за каждую колючку, выбрался из зарослей. Следом вернулся на дорогу и Вук. Зловредные мутанты растительного мира, уважительно убирали ветви в сторону, опасаясь даже прикоснуться.
Вот же падлы! – продолжил, отдышавшись лейтенант. - И тупые. Это же палево несусветное!
- А я про что?
- Доставать будем?
- Сам как думаешь?
- Жара. Запашина глаза режет. Нам до ближней точки пол-дня. Хуже могильника провоняемся
- А штабные тебе на слово поверят, а, Серый? – задал неудобный вопрос Вук.
- ...... ! – коротко сообщил лейтенант.
- Вот и я про что, – устало сказал прапорщик. - Достаем. Но перед этим, все бойцы навкруги нехай всё облазят. Может еще, что антиреснаго увидим.
- Увидим, ага. Тут без собачки не обойтись.
- За отсутствием горничной…
- Не повезло повару. Принял! – кивнул лейтенант, и заорал: - Комм цу мир, майне кляйнен геноссен!
Услышав приказ, подчиненные дружно побросали бычки, и с оружием наперевес подошли поближе. Вплотную к кювету никто не совался. Мухи, растревоженные непрошенными гостями, гудели плотной черной завесой.
Оглядев понурых подчиненных, старательно прячущих глаза, Серый, в который раз плюнул и в раздражении растер плевок носком ботинка:
- Рыжий, ОЗК мой тащи!
Водитель кивнул и порысил к «Ниве», получив вдогонку:
- Два бери! Свой тоже!
Вывалив слежавшуюся бело-зеленую резину на асфальт, лейтенант с рядовым начали, не спеша, облачаться. Перед тем, как натянуть маску противогаза на лицо, Серый, тихо так, чтобы слышал один Вук, да пыхтящий сбоку Рыжий, сказал:
– Знаешь, что радует?
- Ну?
- Что хоть одна ихняя сука на пулю нарвалась...
Через два часа, патрульных машины ехали на Восток. А в «обезьяннике» УАЗа, стесывал собой углы, замотанный в несколько слоев полиэтилена, распухший труп в новеньком камуфляже, изгвазданном кровью. И нашивкой «Turkey” на груди.

- Вук, а Вук, а почему ты Вук, а не Волк? - пьяный ополченец из местных «самбошников» раздражал. Не до кровавой пелены перед глазами. Слабее. На манер назойливой мухи, противно жужащей над ухом. Именно такой, что вились над раздутой тушкой турка в канаве. Только этот не вился, а нудил, определенно, нарываясь.
- Потому что гладиолус. - Непонятно, но решительно ответил Вук, продолжая наворачивать ложкой. Окрошка, да на сыворотке, да с горчичкой и черным хлебом… Если выбирать между хорошей едой, и хлопотами, то выбирать стоит еду. Потому что хлопоты – вещь непроходящая, а пожрать могут больше и не дать. Местный же буян, волею дурацкого случая, сидящий напротив, проходил по разряду хлопот, не дотягивая пока что до неприятностей.
- Какие мы гордые и охреневшие! - обиженно протянул ополченец. - Только и можете, что понты колотить! А сами, от козаков бегаете дальше, чем видите!
Вообще-то, если по уму, и по местным правилам хорошего тона, разговаривать надо прекращать. И начинать банально разбивать загулявшему придурку морду. В принципе, на такую тушу потребуется, минимум пара боковых и прямой в подбородок, чтобы свалился отсыпаться под лавку.
Но драка противопоказана. Последствия могли всякие быть. Не любили тут патрульных. Не ко двору пришлись. То ли пристрелили не того, то ли любимого курчонка УАЗиком переехали. Да и стандартная нелюбовь к представителям центральной власти. Короче, в лицо не плевали, но на спину — запросто. А при таком шикарном поводе, все могло вылиться в не менее роскошную перестрелку. С трупами и окончательным решением «донецкого» вопроса, ввиду подавляющего преимущества оппонентов в огневой мощи…
- Мы не гордые, - тихо ответил Вук, откладывая недоеденный хлеб. - И не охреневшие. Просто ты сейчас напился разбадяжки, и хочешь подраться. Но, хочу сказать сразу — не получится.
- Что?! - проревел оскорбленный в лучших чувствах ополченец и начал вставать во весь свой немалый рост.
Остальные посетители столовки разбегаться не стали. А в предвкушении хорошей драки, начали подтягиваться поближе. Подбадривая своего «поединщика» радостными воплями.
Рыжий, заполошно оглядываясь, начал незаметно расстегивать кобуру. Вук мотнул головой. Нельзя ни в коем разе. Положат сразу. А потом еще и Серому достанется, и второму экипажу. Надо разруливать миром. Или, хотя бы малой кровью.
- Уважаемый, давайте мы не будем конфликтовать. – Вук, отодвинув тарелку, облокотился об стол. - Потому что сейчас слово за слово, мордой по столу. Потом Вам передачки в больничку таскать. А вдруг кто за автомат схватится…
Верно понявший «толстый» намек Рыжий, оставив в покое бесполезный пистолет, вскочил на лавку, навел на толпу АКС, громко щелкнув предохранителем. Толпа на доли секунды задумалась, посуровела, и начала доставать свои аргументы.
- Ша, медузы, море наше! - рявкнул вдруг кто-то со стороны входа хорошо поставленным командным басом. - Васятка, бобрятина ты озверевшая, чего барагозишь без приказу?
Васятка, подпирающий могучим загривком потолок, тут же плюхнулся обратно, попытавшись стать незаметным. И начал потихоньку отползать. Местные тут же старательно начали делать вид, что их тут нет. И не было никогда. И предохранители на «авт.» вообще поставлены случайно! Кто-то вовсе, чуть ли не под стол забился, лишь бы не попасть на глаза вошедшему.
Новый посетитель годами приходился Вуку ровней, если даже не был чуток старше. Коротко подстриженные седые волосы, широкие плечи, и ростом природа не обделила. Пониже Васятки, конечно, но не намного. Поперек могучего торса – «старорежимные» ремни офицерской сбруи. Только вместо планшетки, на бедре еще одна кобура. Как бы не с «Каштаном» или тому подобным пистолет-пулеметом.
Мгновенно определив источник возмущения, гость подошел к столу патрульных. Подмигнул бледному как смерть Рыжему, и присел напротив Вука. Сообразивший, что гроза прошла мимо, водитель сел на свое место, картинно выложив автомат на стол, чуть не перевернув пластмассовую солонку дульником* (дульный тормоз-компенсатор). Гость снова подмигнул, и повернулся лицом к лицу к прапорщику:
- Вук, говоришь? Интересно выходит, - пристально вгляделся вошедший. - Добродошли, ратова!
- Зайста, друже! - тут же ответил Вук, сообразив, что к чему. И что драки не будет. А, скорее всего, все закончится еще хуже…
- Гы! - изуродованное длинным шрамом лицо гостя расплылось в улыбке. – Как чуял, что решил в наш ганделык*(жаргонное название забегаловки). А оно, воно как закручивается-то, - и протянул руку. - Супрун Николай Валерьевич. РДО-3. Начальник местный. Смотрящий, типа, пополам с полевым командиром.
- Иванов Иван Иванович. «Бели вукови». Патруль нынче, – в тон ответил Вук.
- Какие люди, и без конвоя. Теперь понимаю, чего гордые вы такие! - засмеялся Супрун и внимательно прищурился, - Ты еще скажи, что с «Тиграми» дружбу водил?
- Я Аркана лично знал. Мудило редкостный, - равнодушно ответил Вук. – Его потом раскрутили.
- Не без этого, – согласился Супрун. - Зато «Црвену Звезду» прославил как. На века!
- Не люблю футболистов, - поморщился Вук. - Глупые они, и бездельники. Двадцать два рыла по полю бегают, дурью маются, один мяч поделить не могут.
- Вот и я думаю, что стрельба для организма полезнее. А что до футболистов, так они, Иван Иваныч, раньше бегали. И свое отбегали, - улыбнулся Супрун. И спросил: - Волонтера, тебе пить можно?
- Все мы русские люди, - грустно выдохнул Вук. - И пить не можно, а обязательно необходимо.
Рыжий вслушивался в разговор, пытаясь хоть что-то понять в словесной пикировке двух ветеранов далекой войны. Судя по потерянному виду – понимал мало что.
По знаку Супруна, повар в грязно-сером халате притащил поднос, заставленный тарелками с разнообразнейшей закуской. Следом появился сконфуженный Васятка, бережно неся на вытянутых руках позвякивающую содержимым картонную коробку.
- Ракии не предложу. - Тут же извинился Супрун. - И со сливовицей напряг. Будем водку пить? - последняя фраза прозвучала не вопросом, а как утверждение. Впрочем, и дураку было понятно, чем все это кончится.
- Будем, друже, обавезно будем. И незамедлительно повторим,- согласился Вук. - только добавить бы всего. У меня бойцы некормленые толком. И непоеные.
- Бойцов кормить — первое дело, - одобрил Супрун. - Не боись, волонтера, хватит и на них. А где бойцы?
- На МТС-е вашем. Машины подшаманивают. Мы сюда на экскурсию зашли. А воно, эвона как обернулось.
- Машины подшаманивать — первое дело. После кормления бойцов. Ну то ладно, не мне тебя учить...

Лейтенанта мучительно и натужно рвало. Справившись с позывами желудка, Серый засунулся обратно, оглядел мутными глазами салон. Кое-как вытер лицо поданным Рыжим полотенцем лицо, хлебнул воды из фляги… И снова высунулся в окно.
Водитель, мрачно косящийся на такое безобразие краем глаза, снова выругался сквозь зубы. Как бы не старался старший извергаться как можно прицельнее, все равно борта запакостит. А ему потом оттирать все безобразие, которое за долгую дорогу подсохнет и хорошенько припорошится дорожной пылью.
- Рыжий, не смотри так гневно, - попросил Вук, развалившийся на заднем сиденье с пластиковой «полторашкой» пива в обнимку. - Человеку плохо. К человеку, на зеленых кряльх прилетела птица-перепил. И печенькой траванулся под конец.
- Под конец?! - не отрывая взгляда от разбитой грунтовки, простонал Рыжий. - Вы, блин, ветераны, херовы! Вы двое суток квасили без остановки! А я, как дебил, сидел под рацией, и слушал, что мы все козлы, и что все пойдем под трибунал!
-Не пойдем, - отмахнулся Вук от водительских воплей. - Нам под трибунал нельзя. Мы – молодцы! У нас в минусе – только похмельный лейтенант, а в активе - ценный груз и налаживание доверительных отношений с мирным населением.
- Накладывание... «Исчо Польска не згинела, докы Истра плыне!» Синяки!
Немного пришедший в себя лейтенант, попытался было вставить хоть пару слов в гневный монолог разошедшегося Рыжего, но, поняв бесполезность своих попыток, безнадежно махнул рукой, и откинулся на сиденье. Прапорщик тут же выудил из сумки, стоящей рядом с ним очередную бутылку, разнообразия ради – с огуречным рассолом и подал страждущему командиру.
- И срать что, «Польска» не оттуда! – продолжил изливать ненависть Рыжий. - Все вы, блин, панславяне херовы! Лишь бы нажраться в сопли, да песни орать! Вот нахера, спрашивается? И нахера все разболтали?! Сунули трупешник в холодилку, починились, и поехали! В курсе ситуевины, дай бог человек пять. Так нет же, блин! Всему селу растрепали! Еще бы выставку организовали!
- Всегда знал, что в патрули эсбэшников добавляют, - пользуясь паузой, пока водитель набирал воздуха для следующей порции обвинений, вставил Вук. - Рыжий, ты кто по званию?
- Рядовой я, рядовой! - огрызнулся водитель. - Что, от метанола глазоньки отказывают? Чистые погоны — чистая совесть!
- Ага. Рядовой, - согласился прапорщик. - С чистой совестью на погонах. Но орешь, как старлей, минимум.
- И че? - не стал оправдываться Рыжий. - Хочешь, могу и как майор заорать.
- Не тянешь на майора. Морда шклявая.
- Глистов заведешь — такая же будет.
Грунтовка, разбитая колесами и гусеницами незаметно перешла в шоссе. Не менее разбитое, но, хотя бы не столь покореженное беспощадными весенними паводками, радостно размывающими любой ручеек до состояния горной речки...
Трясло поменьше, но все равно оставалась вероятность влететь со всего размаху в яму. Или на фугас. Это как повезет.
- И вообще, не так уж много растрепали, если на то пошло, - примирительно сказал Вук. - И так каждая собака в округе знает, что татарва с «козачатами» дружбу ведет. И запорожцев тут любят похлеще, чем у нас.
- Ага. И что против нас турки полезли, это тоже каждая собака знает? - Вук поймал взгляд Рыжего в зеркале заднего вида.
- Не каждая, а только та, которой положено.
- Положено... - протянул Рыжий. И неожиданно добавил. - Не старший я, и даже не лейтенант. Старшиной тоже неплохо быть. Между нами, девочками.
- Кругом кровавая гэбня! - растянул Вук губы в улыбке. - Сколько же вы, сволочи, мне крови попили...
- Сам ты эсбэшник. - ответил рядовой-старшина. - Я — честный чекист. Чего и тебе желаю, ветеран хренов!

______________________

Переписанные эпизоды, выкладывавшиеся несколько ранее.

Судно скрипело всем, чем можно. Бывший сейнер каждым сочленением проклинал судьбу. И проклинал небесных Богов, отведших ракету от причальной стенки. Тогда все бы и закончилось. Мгновенно и бесповоротно. Ослепительный взрыв, краткий миг затмевающей сознание боли в ломающихся ребрах-шпангоутах. И прохлада морской воды, несущая забвение…
Но все получилось совсем не так. В биографии сейнера присутствовало многое. Тут были и выходы за рыбой, похожие друг на друга как капли, и залитая кровью палуба, и латание дырок в бортах, и смена порта приписки, и много еще чего. Интересного и не очень.
Судьба круто изменилась совсем недавно, меньше недели назад. Над спящей Таманью единым хором взревели двигатели. Над портом взлетела ввысь частая стрельба. И вдруг, совсем рядом с сейнером оказались угловатые коробки бронетранспортеров, с такими родными звездами на бортах…
И сейчас, кораблик шел домой. Рубил наскоро заплатанным форштевнем воду, вскарабкивался на спины волн, рокотал изношенным движком…
- Воды… - простонал кто-то сбоку. Левашов попытался повернуть голову – голос показался знакомым. Но не получилось. Вспыхнули перед глазами красные круги, сменившиеся темнотой.
- Воды… - снова послышалось сквозь туман.
- Сейчас, сейчас!
В губы ткнулось горлышко «полторахи», приспособленной под поилку. Сержант понял, что знакомый голос – ему и принадлежит. Вода, тонкой струйкой вливавшаяся внутрь, приносила с собой и ясность мыслей. Кое-как сфокусировав взгляд, сержант разглядел спину, одетую в заляпанный бурыми пятнами халат. Почувствовав внимание, владелец спины развернулся. И обрадовано сказал:
- О! Еще один очухался. Будь здоров сержант!
Болело все. Начиная от пальцев ног, заканчивая головой. Даже уши, и те, в такт работы сердца наливались болью. Добавляя неприятных ощущений, ритмично ходил вверх-вниз пол. И над головой, чуть ли не у самого лица, раскачивалась, затянутая мелкой сеткой лампа, выхватывающая из окружающей темноты облупившуюся краску на потолке и стенах.
- Вы, уважаемый, на борту госпитального судна «Сергей Юдин». С чем я вас торжественно поздравляю! – не дожидаясь вопроса, поспешил с ответом то ли врач, то ли санитар, старательно проговаривая каждый слог. Но все равно, слова проходило словно сквозь вату.
Сержант очень медленно, старясь не дергать звенящей головой, огляделся. В дерганом свете единственной лампы, всех деталей было не рассмотреть при всем желании, но примерную картину Левашов понял. Действительно, госпитальное судно. Трюм. Небольшой, метра три в ширину, метров пять в длину.
- Друг… - кое-как прошипел сержант. Горло, смоченное водой понемногу оживало. Но на речи, более долгие, чем одно слово, оказалось неспособно.
- Ушиб всей бабки! – туманно пояснил «халат».
Сосед Левашова, скрытый под толстым слоем бинтов, вдруг завыл. Низко и утробно. Санитар, ухватив с рундука небольшой ящичек, перешагнул через сержанта. Бросив тому:
- Контузия у тебя. И вывих матки. Спи!
Левашов честно попытался заснуть. Не получалось. Только затих сосед справа, получив полновесную дозу промедола, как завелся сосед слева. Успокоился тот – поменялся ветер. И в борт зашлепали волны…
Качка неожиданно кончилась, сменившись мелкой дрожью. Левашов настороженно дернул за полу, окончательно ставшего бурым, халата снова перешагивающего через него санитара.
- Приехали! – медик растер по лицу пот. – Щас выгружаться начнем!
Санитар не обманул. И десяти минут не прошло, как по трапу загремели ботинки. Сквозь узкий люк носилки протискивали с трудом. Сержант изо всех сил ухватился за раму. Вывалится и приложиться головой ему совершенно не улыбалось. Пронесло!
Вынеся наружу, портовские поставили носилки на палубе, и скрылись в чреве судна. Сержант лежал, глядя в небо и наслаждался. После спертого воздуха трюма, состоящего больше из крови, гноя и лекарств, запах снаружи показался неземным. И плевать, что воняет креозотом и прочими горюче-смазочными. Плевать, что снова разболелся ушибленный и переломанный организм...
С берега, на борт поднялась очередная пара носильщиков. Наклонилась, ухватила, вздернула…
Совсем рядом – коснуться рукой проплыла вода, вся в ошметках пены...
Левашов на секунду прикрыл глаза, чтобы так не слепило Солнце, застывшее в зените. А когда открыл, над ним склонилась заплаканная Даша:
- Живой!!!
- Ага… - прохрипел сержант. – Живой…
- Уйди, женщина! – проворчал рядом Мухтарыч. – Я ему щас спиртику, на чабреце…
Левашов улыбнулся и снова соскользнул в сон. Он вернулся домой.


куочек из финальной части. Но книге совсем не конец!!!

Где же продолжение? Или оно не будет выкладываться здесь из-за каких-то договоренностей с издательством?