Варяг победитель.
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 31
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Глава 12. Ответный ход.
Владивосток. Весна 1904 года.
Дверь комфортабельного номера «Астории», что на Светланской, превращенной в офицерскую гауптвахту, со скрипом распахнулась, и обернувшийся на звук Балк увидел в дверном проеме до боли знакомую фигуру с контр-адмиральскими погонами и тросточкой в правой руке.
— Ну-с, господин главный хулиган с «Варяга», рассказывай, как дошел до жизни такой. На три дня тебя, Ва-ся, без присмотра оставить нельзя. Ну зачем, зачем ты этого чинушу-то пристрелил?
— Как пристрелил? С каких это пор без уха умирать начали? Ты лучше расскажи, как сходили?
— Расскажу, как из кутузки выйдешь. ЕСЛИ выйдешь. Родной, ты чего в городе учудил? Я только и успел из порта до губы доехать, так мне уже в два уха напели, что ты каждый вечер пьянствуешь в компании армейцев в «Ласточке», что ты сманил половину казаков в городе к себе на какой-то там поезд. Что ты, наконец, за-стращал все чиновничество города, таскал по главной площади умирающего Петухова и не подпускал к себе патруль, отстреливаясь из ревельвера. И это максисмум за неделю, что мне не до тебя было. Ну как я тебя од-ного отпущу на бронепоезде в Манчжурию? Ты же его пропьешь или в карты проиграешь!
— ОК. Давай по пунктам. В «Ласточке» я с армейцами не пьянствую, вернее, не только и не столько пьянст-вую, а скорее отбираю себе офицеров в первый батальон морской пехоты и на бронепоезд. Ну и заодно про-свещаю местное дремучее офицерство по поводу организации обороны, действий малых групп и прочих премудростей, до которых им как до Парижу раком. Казаков сманил, говоришь? А как мне еще обеспечивать дозоры вокруг бронепоезда на стоянке и при ремонте пути? Конечно, я со знакомым хорунжим отобрал луч-шее, что есть во Владивостоке и его окресностях. Что это не понравилось их начальству — не удивлен, но против царского указа не попрешь…
— Погоди, какого такого указа? Ты что, царские указы стал подделывать?
— Зачем подделывать-то? Я не знаю, что именно там Вадик с Николашкой сделал, но тот указ, что я у него просил, получил обратно за подписью императора через неделю. Право на отбор в «экспериментальный бро-недивизион русского флота «Варяг» под командованием лейтенанта флота Балка любого личного состава». Ну и там еще кое-что о недопустимости чинения препятствий вышеупомянутому лейтенанту…
— Ты не задавайся, рановато пока. Ты еще про пристреленного чинушу мне не рассказал. Что за препятствия такие он «чинил вышеупомянутому Балку», что его пришлось мочить?
— Он мне сделал предложение, от которого я, по его мнению, не мог отказаться. Я к нему пришел за вагона-ми. Причем эти вагоны были мне выделены министром путей сообщения, и все бумаги у меня были. Оплаче-ны они тоже из казны были. Так этот петух гамбургский, напоив меня чаем, говорит: «а давайте мы неболь-шой гешефт сделаем». И предлагает мне отчитаться перед Петербургом, что, мол, вагоны я получил, но на перегоне Владивосток–Порт-Артур они сошли под откос, и теперь требуется их замена, а мне пять процентов от стоимости. Я ему честно сначала по хорошему пытался объяснить, что мне вагоны нужны для дела, а ге-шефт мы после войны сделаем. Нет, война, говорит, все спишет, потом фыркнул, выписал-таки вагончики. Расписался я в их получении, пошел принимать. Так эта сука мне вагоны из сгоревшего пять лет назад депо подсунула, там даже оси так к буксам приржавели, что их паровозом не провернуть! Опять же, возвращаюсь к нему, и по хорошему говорю — мне на фронт через две недели ехать. Не могу я этот хлам востанавливать, дай те вагоны, на которых груз для флота доставили, я их под разгрузкой видел, в нормальном состоянии, только добронировать — и вперед. Нет, говорит, берите, что дают, и в следующий раз, когда умные люди бу-дут предлагать умные вещи, не крутите носом.
Ну, тут на меня и накатило… Я таких гадов еще в том времени насмотрелся и натерпелся от них. В общем, сунул я ему револьвер под нос и стал колоть. Кто, где, как и сколько на ремонте крейсеров и прочих флот-ских и армейских делах уже наварил. Сначала он еще кочевряжился, но как я ему ухо отстрелил — запел, как канарейка. В общем, список чиновников, подрядчиков и наворованных сумм у меня в каюте, под столом при-клеен. Кстати — Гаупт то ли сам замазан, то ли настолько привык ко всеобщему воровству, что уже и не об-ращает внимания. При замене мачты на «Рюрике» смета удвоена, дерево, которое заготовили для подкладки под броню, гнилое, купили по дешевке на свалке. То есть полетят эти листы в воду от первого попадания — болты срубит, зато кто-то наварил пару тысяч рублей. Трубки котлов, которые при ремонте «Варяга» исполь-зовались и были проданы морскому ведомству Калинским, на самом деле из запасного комплекта самого «Варяга», который и так был собственностью этого самого ведомства. Просто на них документы потеряли, а он нашел, правда, как этот комплект вообще попал во Владивосток вместо Порт-Артура, тоже загадка… Хотя какая там загадка, обычный бардак, этими же чинушами и созданый, не знаю только, умышленно или нет. И это только то, что знал один мелкий чиновник железнодорожного ведомства! Ну, я его на главной площади города в исподнем с ошметками ушка и привязал к фонарному столбу, с плакатом «так будет с каждым, кто попытается воровать у армии и флота». А что, правда скотина помер? Странно, вроде не должен был от тако-го ранения, может, сердце слабое? Ну а от патруля я вообще не отстреливался. Я им честно сказал — пойду на крейсер, переоденусь, возьму смену белья и сам приду на гауптвахту. Кто ж знал, что тут в гостинице си-дят господа офицеры. А стрелял я в воздух, чтобы внимание к этому Петуху привлечь… Ладно, погорячился.
— Слущай, Вася, а как-нибудь попроще ты не мог? Без явных следов? — удивился Руднев.
— Ну извини, говорю ж — погорячился, забыл.
— Так, сиди тут до послезавтра и не рыпайся, герой. А я пойду попробую твои завалы дерьма разгрести.
Через день Руднев снова появился на пороге «камеры» Балка, на этот раз с вооруженным эскортом из матро-сов с «Варяга».
— Значит так, этот чинуша еще жив, в госпитале он. Одевайся в парадное, поехали на встречу с лучшими людьми города. У меня с собой десантная полурота с «Варяга», с оружием, сначала в госпиталь за твоим зна-комым, а уж после в городское собрание с визитом. И это, списочек из каюты не забудь прихватить. Будем делать военный переворот в отдельно взятом городе. Пора, наконец, объяснить людям, что такое законы во-енного времени. Будут знать, как у МЕНЯ воровать.
— А чего ты два дня полуроту собирал?
— Нет, я за два дня из Питера получил индульгенцию — крепость Владивосток теперь официально не только на военном положении, но и на осадном, и живет по законам военного времени. Пришлось ввести в оборот такое понятие. И самый главный петух в этом курятнике — я. И закрой пасть, а то вижу по наглой улыбочке, что хочешь про петуха откомментировать. Не та эпоха, не стоит. На выход, лейтенант Балк, с вещами!
Следующие три дня во Владивостоке чиновники и подрядчики потом вспоминали не иначе как словами «Варфоломеевская ночь». Хотя ни один человек в эти три дня не то что не погиб, а даже не был поцарапан. Но вид полуголого Петухова, стоящего у столба с повязкой на голове, так хорошо повлиял на не знавших та-кого обращения «бизнесменов», что физического воздействия больше и не требовалось. Достаточно было од-ного появления в комнате для допросов Балка с парой страхолюдного вида казаков с винтовками, чтобы не-сгибаемый и «кристально честный» чиновник начинал каяться в своих грехах и закладывать сотоварищей. После чего раскаявшийся чиновник на глазах ожидавших своей очереди коллег отводился в соседний дом, откуда чуть погодя иногда раздавался револьверный выстрел. Балк весело палил в воздух, объясняя поблед-невшему чинуше, что «палец сорвался, а курок чувствительный»1. К концу недели в казну было возвращено материалов и ценностей на сумму более полумиллиона рублей. Все перепуганные чинуши и подрядчики, боящиеся смотреть в глаза друг другу, были позже собраны в зале городского дворянского собрания, и Руд-нев произнес перед ними речь, которую можно было резюмировать одной фразой — «до конца войны воро-вать у армии и флота нельзя». Тех, кто не внемлет, ожидает расстрел без суда и следствия. Для тех, кто про-никнется и будет трудиться, не покладая рук — вся информация, добытая в ходе следствия, никуда и никогда не пойдет. Все темные делишки, не касающиеся армии и флота, не касаются и Руднева.
Но больше всего чинуш и простых обывателей напугала речь Руднева, которую он произнес перед общим со-бранием матросов и офицеров отряда крейсеров перед тем, как вести моряков на столь не характерное для них дело. Самым страшным было начало…
— Товарищи! — по рядам выстроившихся по экипажам моряков и офицеров прошло быстрое, недоуменное шевеление, как по колосьям пшеницы, когда по ним пробегает порыв свежего ветра. Не то чтобы социали-стические идеи были особо популярны среди моряков на Дальнем Востоке, но сочувствующие были. Даже среди офицеров.
— Да-да, я не оговорился. Я всех вас считаю своими боевыми товарищами. И тех, кто со мной на «Варяге» прорывался с трофеями вокруг Японии; и тех, кто со мной на «Богатыре» держал на почтительном расстоя-нии от захваченого купца трех «Мацусим». Тех, кто на крейсерах ходил к японцам в огород, кто на «Громо-бое» рванулся нам навстречу, зная, что, быть может, придется отбиваться от пары-тройки асамоидов. А еще тех, кто тушил пожар на «Рюрике», готовился к атаке японских крейсеров и ходил к Гензану на миноносцах; всех, от командиров крейсеров до последнего штрафного матроса я считаю своими боевыми товарищами. Ибо мы вместе ходили под Богом и японскими снарядами, даже если мы там были в разное время и не всегда рядом. Сейчас нам с вами, мои товарищи, придется заниматься тем, чем армия и флот заниматься не должны — наводить порядок в этом городе. Но я верю, что мы, товарищи мои, справимся и с этим — не страшнее снаряда под ватерлинию будет. И еще. Я испросил у государя-императора разрешения, чтобы все члены То-варищества ветеранов войн Российской Империи имели право обращаться друг к другу как товарищи, как вне службы, так и на ней. Так что для всех вас я теперь «товарищ контр-адмирал». Если кто-то из господ офицеров считает, что такое обращение уронит его честь и достоинство — вступление в общество дело сугу-бо добровольное.
Когда смолкли восторженные крики «ура» и оторопевшему Балку удалось на минуту уедениться с Рудневым, тот был схвачен за грудки и с пристрастием спрошен:
— Ты что за балаган устроил, Петрович? Какие в жопу товарищи, почему?
— Вася, успокойся, — непривычно скромно и застенчиво начал Руднев, — все началось с идиотской оговор-ки. Я когда от тебя шел, у меня Стемман что-то спросил, ну а я, голова-то занята, на автомате его переспро-сил «Простите, ТОВАРИЩ капитан первого ранга»… Ну, пришлось пообещать, что разъясню. Наплел ему про это гребаное товарищество, мол, обдумываю, думал, отвяжется… Так он вчера приперся с половиной офицеров крейсеров и попросил организовать общество немедленно! Я думал спустить на тормозах — ска-зал: «или все участники боевых действий, не струсившие под огнем, включая матросов и даже армейцы, или я не участвую». Думал — не проглотят, так нет — прогрессивная молодежь, блин! Согласилися даже на это!!! Хотя и не сразу. Но ты не расстраивайся — через пару месяцев, я думаю, идея зачахнет.
— Знаешь, а может, и не зачахнет, особенно если этой идее помочь… Какую-то идеологию нам все равно на-до будет Ильичу с компанией противопоставить, а если господа-товарищи офицеры на это готовы пойти, то почему бы и не «Товарищество ветеранов» для начала? Но надо ввести какие-то отличительные знаки на одежде, чтобы было сразу видно — господин перед тобой или товарищ… Устав надо разработать, табель о рангах и прочее… Может, чего и выйдет дельное.
— Но ведь в это товарищество по определению только служившие во флоте и в армии попадут, причем не все. Какая же это массовая идеология?
— Знаешь, за кем сила, то есть армия, тот в конце-концов и прав. Читал я как-то в детстве Хайнлайна, инте-ресные у него были мысли… Опять же — по Петровской табели о рангах чиновнички-то тоже люд служи-вый. Может, и для них что-то организуем, типа «Десять лет без единой взятки», посмотрим.
Но занятые выведением чиновничества и купечества Владивостока на чистую воду и созданием «партии еще более нового типа» Руднев с Балком пропустили ответный ход Того, который снова перевесил чашу весов войны на сторону Японии.
1. Между прочим, у револьвера Нагана образца 1895 года усилие спуска больше четырех килограмм. Так что Балк просто издевался над «шпаками».
Япония, Корея, Квантун. Февраль-март 1904 года
Хейхатиро Того не любил работать ночью. Обычно светлые мысли чаще посещали его при свете дня. Но в последний месяц планы войны на море шли к западным демонам, и Того невольно приходилось засиживаться за своим столом допоздна в попытках решить нерешаемое. Плохие новости приходили почти каждый день — сегодня, например, сначала доложили об очередном потеряном транспорте, причем даже не потопленом, а захваченом русскими вспомогательными крейсерами. Потом из-под Порт-Артура пришло известие, что пер-вая атака брандеров, которые должны были закупорить вход в гавань, провалилась. Транспорты были ото-гнаны или утоплены огнем все еще сидящего на мели на внешнем рейде «Ретвизана» и дежурных минонос-цев. Значит, из Порт-Артура в любой день может выйти эскадра, достаточно сильная, чтобы о высадке десан-та в Бицзыво, подготовка к которой идет вовсю, не могло быть и речи.
И как только с Балтики на Дальний Восток будет отправлена первая пара «бородинцев» — время до полного морского разгрома Японии начинает исчисляться неделями. Единственный шанс для страны Ямато уйти от поражения в войне — это спешно разгромить артурскую эскадру, при том, что русские не заинтересованы в форсировании событий на море — они имеющимся составом сил достигают полной боеготовности в мае-июне. Поэтому победить артурскую эскадру можно только одним способом — ускоренным штурмом крепо-сти силами армии. Соответственно, всё распределение сухопутных сил Японии должно быть подчинено этой единственной задаче — ускоренному штурму.
И на закуску к таким невеселым раздумъям, уже в темноте, из Чемульпо пришло известие, что еще один транспорт пропорол себе бок, неудачно навалившись на затопленную на фарватере в первый день войны «Чиоду». Значит, только что откорректированный график перевозок снова надо ломать и уточнять. Чертов «Варяг» продолжал вредить императорскому флоту, даже стоя в доке, действительно — кость в горле. И ведь просто так не поднимешь старый броненосный крейсер с фарватера.
СТОП. Старый броненосный корабль на фарватере… Просто так не поднять… Просто так и не утопить, ни миноносцам, особенно если тот будет отстреливаться, ни артиллерией — все-таки даже старый броненосец или крейсер с броневым поясом — это не транспорт. Нормы прочности и живучести совсем другие. Чем из старья японский императорский флот готов пожертвовать для обеспечения высадки армии? Старый каземат-ный броненосец «Фусо» и еще более старые корветы типа «Конго», пожалуй, подойдут. И пяток транспортов во второй волне. Если хоть кого-то из них удастся взорвать на фарватере Порт-Артурской гавани, то русская эскадра, хоть и очень сильная, никак не сможет помешать высадке десанта. Только надо дождаться, пока рус-ские снимут с мели и введут в гавань «Ретвизан» — он стоит слишком близко ко входу, мимо него «Фусо» не пройти — и провести высадку сразу после закупорки. Неизвестно, сколько времени у русских уйдет на то, чтобы очистить фарватер, они уже пару раз удивили Того в эту войну, как приятно — своей неторопливо-стью, так и неприятно, в основном Руднев. Но он-то не в Порт-Артуре…
* * *
24 февраля1 в Порт-Артуре был двойной праздник. Во-первых, из Петербурга поездом прибыл долгожданный новый командующий эскадрой адмирал Макаров. Во-вторых — как по заказу в день его приезда наконец-то удалось снять с мели подорванный еще в первый день войны «Ретвизан» и затащить его в гавань. Эскадра ожила. Макаров потребовал от командиров кораблей невиданного — проявлять инициативу!
Сразу после объезда всех кораблей эскадры рангом выше миноносца Макаров собрал у себя командиров и устроил разнос тем, кто до сих пор не сдал в порт мины заграждения и не установил дополнительные заслон-ки на амбразурах рубок. На робкие попытки возразить, что, мол «приказа пока не было», Макаров начал фи-тилить с главным лейтмотивом — «вы с лекарем с «Варяга» встречались на три недели раньше меня, и он вам об этом говорил, а командир корабля обязан сам делать выводы, как именно поддерживать ввереный ему ко-рабль в боеготовом состоянии».
Каждый день на внешний рейд для отработки совместного маневрирования обязательно выходили по не-скольку кораблей. И почти каждую вторую ночь на внешнем рейде была мясорубка. Макаров, с подачи Вади-ка, перехватившего его на полустанке близ Нижнего Новгорода, никогда не отправлял в дозор меньше четы-рех миноносцев одновременно. Кроме них, на внешнем рейде, как правило, болтался миниум один старый, но довольно опасный для миноносцев противника минный крейсер («Всадник» или «Гайдамак»), с которых сня-ли минные аппараты и 47-миллиметровые пугачи, зато насовали по полдюжины 75-мм. Обычно на рейд вы-ходила еще и канонерка, а в готовности к выходу каждую ночь была пара крейсеров. Уже через две недели выяснилась разница в подготовке и характеристиках крейсеров, их командиров и команд.
Идеальным борцом против чужих миноносцев оказался «Новик» под командой Эссена. Высокая скорость крейсера, шесть скорострельных 120-мм и абсолютная безбашенность командира позволяли занимать выгод-ное положение для расстрела минносцев противника и вовремя уворачиваться от ответных торпедных атак. За пару недель «Новик» записал на свой счет два миноносца и минный катер. Правда, на самом деле оба ми-ноносца японцы дотащили на буксире до Сасебо и после ремонта ввели обратно в строй, но утопление тара-ном минного катера действительно имело место быть. Впочем, японцы в долгу не остались, и по докладам командиров миноносцев, «Новик» был потоплен самодвижущимися минами уже минимум три раза. На деле единственными повреждениями лихого крейсера второго ранга были три пробоины от 75 и 57-мм снарядов.
Вторым по эффективности, на удивление, оказался броненосный «Баян» под командой Вирена. «Аскольд» тоже проявил себя в единственном для него ночном столкновении вполне неплохо, но Макаров предпочитал использовать его в дневных разведывательных выходах. Он, как и «Варяг» с «Богатырем», был недосягаем для броненосных крейсеров японцев и слишком силен для их мелких бронепалубников. Зато богиня отечест-венного производства — «Диана» (ее систершип «Паллада» все еще не вышла из дока, где ей не торопясь — в первую очередь работы велись на броненосцах, «Цесаревиче» и «Ретвизане» — устраняли повреждения от минной атаки в первый день войны) — оказалась не слишком эффективной. Ее многочисленные 75-миллиметровки работали только на близких дистанциях, подойти на которые этому медлительному кораблю было практически нереально. Правда, и японские миноносцы ее предпочитали обходить стороной. Посмот-рев на это, Макаров загадочно хмыкнул: «и тут не соврал лекаришка», и приказал снять с «богинь» половину 75-мм пушек, заменить их на четыре шестидюймовки, снятых с берега, а освободившиеся 75-мм пукалки ус-тановить по одной на корме каждого миноносца. После этой простой, как табуретка, меры, русские минонос-цы наконец-то уравнялись в огневой мощи со своимим японскими визави. Результатом этих нововведений, а также каждодневного траления силами портовых буксиров и катеров, было то, что Макарову удавалось пока поддеживать рейд в почти абсолютной чистоте от вражеских мин и отбить атаку брандеров.
Но через пять недель размеренные и регулярные выходы в море (командующий был вынужден учить эскадру элементарному совместному маневрированию) и ремонт поврежденных броненосцев были прерваны самым неожиданным образом. Для начала японцы перестали появляться под Порт-Артуром по ночам. Первые четы-ре дня это радовало, потом стало настораживать, все моряки с мозгами понимали — враг что-то задумал и копит силы. Адмирал Алексеев, в очередной раз отменивший свой отъезд во Владивосток, ходил чернее тучи, но кроме постоянного действования на нервы Макарову тоже ничего поделать не мог. Наконец явно назре-вающий нарыв прорвало. Вторая атака брандеров на Порт-Артур имела очень мало общего с первой…
* * *
В ту ночь дежурство на рейде несли четыре миноносца во главе со «Сторожевым» и «Манчжур». Первым приближающийся транспорт обнаружил «Решительный» и сразу же, оправдывая свое название, понесся в атаку. Над рейдом разнесся вой сирены, оповещающий все корабли эскадры и береговые батареи о том, что пауза в ночных развлечениях закончилась. На дежурных «Новике» и «Диане» спешно выбирали якоря, а на остальных кораблях эскадры играли боевую тревогу. Не успел еще «Решительный» сблизиться с обнаружен-ным транспортом на расстояние минного выстрела, как с идущего в кильватере за головным японцем корабля по прожектору миноносца ударил залп шестидюймовых орудий… Кроме этого, из-за корпуса незнакомца «на огонек» выскочили восемь японских контрминоносцев. На «Решительном» лейтенант Корнильев, разглядев количество противников, приказал поворачивать обратно ко входу в гавань, под прикрытие береговых бата-рей. Однако к моменту окончания разворота его миноносец успел получить четыре 75-мм снаряда от истре-бителей противника и один снаряд среднего калибра с «Фусо», канониры которого вели огонь по прожекто-ру, пока тот не догадались погасить. Взрывом шестидюймового снаряда на «Решительном» перебило паро-проводы в котельном отделении, и теперь единственным шансом на спасение теряющего пар корабля было как можно скорее приткнуться к берегу. Над морем снова завыла сирена, на этот раз от того, что осколком одного из снарядов срезало предохранительный клапан. Душераздирающий вой продолжался минут десять, пока один из кочегаров не расплющил кувалдой ведущий к ней паропровод. Свою задачу отважный кораблик уже выполнил — в Порт-Артуре готовились к встрече гостей. Но, к сожалению, там готовились отбивать очередной наскок миноносцев, пытающихся завалить рейд минами… Напрасно Корнильев, подбежав к сиг-нальному прожектору (радио на эсминцах в Порт-Артуре не было, дефицит-с), орал на сигнальщика, чтобы тот отстучал донесение о транспортах и, как ему показалось, крейсерах, направляющихся в их сторону. Дуго-вая лампа сигнального прожектора и провода были перебиты осколками, да и работа динамомашины через минуту прекратилась из-за падения давления пара. Все же для кораблика водоизмещением порядка трехсот тонн попадание шестидюймового снаряда — это если и не нокаут, то нокдаун почти наверняка. В отчаянной попытке предупредить эскадру об атаке брандеров Корнильев приказал выпустить все имеющиеся под рукой ракеты, и в небо взвились три огня красного цвета…
Реакция «Новика» и оставшихся боеспособными трех русских миноносцев на появление семерки эсминцев противника (восьмой, «Асагири», погнавшийся было за «Решительным» в попытке добить подранка, получил в скулу 75-миллиметровый подарок и, потеряв способность идти полным ходом из-за пробоины, теперь сам уползал в сторону Кореи) была предсказуема — при «бегстве» японцев от «Новика» в открытое море Эссен, естественно, за ними погнался. Когда через двадцать минут гонки крейсер попытался прекратить преследо-вание более шустрых миноносцев, «беглецы» неожиданно все вместе повернули на него и попытались про-вести скоординированную торпедную атаку. «Новик» и примкнувшие к нему «Сторожевой», «Скорый» и «Страшный» встретили противника частым огнем. «Новик» не только удачно уклонился от выпущенных мин, но и всадил в шедший головным «Хаядори» сразу три 120-мм снаряда. Теперь настала очередь флагмана четвертого отряда миноносцев, стравив пары, пытаться затеряться в темноте. Но, в отличае от «Решительно-го», под боком у японцев не было берега, на котором стояли бы свои береговые орудия и который гарантиро-вал бы относительную безопасность от преследования. На «Скором» его командир лейтенант Хоменко раз-глядел бедственное положение японца, и теперь в минную атаку бросился уже русский контрминоносец2. Но «Харусаме» и «Мурасами» не бросили флагмана, и первая атака «Скорого» была сорвана сосредоточенным обстелом с трех миноносцев противника. Однако противопоставить орудиям «Новика» японцам было нечего. Отбившись от Пятого отряда истребителей, русский крейсер, изменив курс, направился в сторону потерявше-го ход «Хаядори». Командир Четвертого отряда истребителей капитан второго ранга Нагай приказал «Хару-сами» и «Мурасиме» снять с обреченного корабля команду, а сам остался на борту. Вместе с ним сходить с с истребителя отказались его командир, капитан-лейтенант Такеноучи, и семь матросов. Все они до последнего отстреливались от русского крейсера из носовой 75-миллиметровой пушки и разделили судьбу корабля, пой-дя с ним на дно, когда «Скорый» во второй заход всадил неподвижному эсминцу торпеду в район кормы…
Не успел фон Эссен порадоваться победе, как с левого крыла мостика донеся крик сигнальщика — «Мино-носцы с зюйда, пять штук, идут на нас». «Новик» мгновенно, сказалась отличная выучка команды и прекрас-ные маневренные характеристики этого небольшого кораблика, развернулся к противнику левым бортом на сходящихся курсах. Не успели на головном, оторвавшемся от остальных миноносцев показать свои позыв-ные, как на него обрушился град 120 и 75-миллиметровых снарядов. К сожалению для «Сторожевого», кото-рый пытался уйти от преследующих его четырех миноносцев противника, огонь крейсера опять был точен. Пока на «Новике» разобрали его позывные, пока фон Эссен приказал перенести огонь на преследующих ис-требитель японцев, и пока комендоры выполнили этот приказ (наводчик бакового 120-мм орудия Степанов, уже наведя орудие на ускользающую в темноте цель, сначала выстрелил, попал с девяти кабельтовых, а уже потом переспросил командира плутонга: «что-что, ваше благородие?»), русский миноносец успел проглотить два русских же 120-мм снаряда и пяток 75-мм болванок. Но в кутерьме преследования, отворотов, циркуля-ций, опять преследований, атак и уклонений основные силы охраны рейда Порт-Артура ушли от входа на фарватер как минимум на пять миль. План Того по отвлечению охранения рейда приманкой из миноносцев удался…
К этому моменту наконец-то проснулись и артиллеристы береговой обороны. С Золотой Горы засветили прожектор, луч которого уперся в окутанный паром «Решительный», на остатках давления в котлах прибли-жающийся к берегу. Артиллеристы батареи Электрического Утеса сразу же открыли огонь по несчастному кораблику, которому до берега оставалось пройти еще с пол мили. До момента прекращения огня по «Реши-тельному» успели выпустить восемь снарядов, один из которых пробил ему палубу, распоторошил угольную яму и вышел через днище. Спасло корабль только то, что снаряды Утеса в начале войны были… скажем так — несколько специфическими. Миноносец стал быстро садиться носом и заваливаться на правый борт, но через минуту под его днищем заскрежетали камни, и корабль на десяти узлах выполз на берег. Не успела ко-манда перекреститься и вспомнить Николая Чудотворца, спасшего миноносец от неминуемого затопления, как с берега по эсминцу открыли огонь винтовки пехотной полуроты, охраняющей побережье… На ломаном немецком поручик Северский потребовал от «японского капитана» немедленно спустить флаг и не пытаться взорвать корабль. Ему вторили простые пехотинцы на русском, в основном крывшие «узкоглазых макак» и стреляющие в застрявший в сотне метрах от берега корабль из винтовок В ответ с корабля донесся усталый мат, объясняющий истинное положение дел. К счастью для моряков, перепуганные «высадкой японского де-санта» солдаты стреляли из рук вон плохо. От пуль пострадал только боцман миноносца, получивший ране-ние в руку, которой он пытался махать, объясняя, что он русский. Суматоха ночного боя закономерно нарас-тала.
Подходящему к фарватеру в компании пары старых корветов и трех транспортов «Фусо» пришлось иметь дело только с «Манчжуром» и неторопливо начавшей выходить с рейда «Дианой», на которой при снятии с якоря заело шпиль. «Манчжур», обнаружив неспешно, на десяти узлах (максимальный ход, при котором из труб пароходов не вырывались факелы, и предел того, что мог дать «Фусо»), крадущийся к проходу транс-порт противника, осветил того прожектором и рванулся ему на встречу. Но не успели еще его канониры на-вести на цели носовые восьмидюймовые орудия, как вокруг самого «Манчжура» начали рваться неприятель-ские снаряды калибром не меньше шести дюймов… Меры японского командования сработали во второй раз.
* * *
Когда чуть больше недели назад Того лично прибыл на борт «Фусо», стоящего в Кобе, удивлению командира корабля и всей команды не было предела. Действительно, бывший четверть века назад гордостью нового японского флота, его первый корабль сейчас, не смотря на уже две проведенные модернизации, безнадежно устарел. И у командующего флотом во время войны должны быть более важные дела, чем инспекционная поездка по старым кораблям.
Но речь вице-адмирала все поставила на свои места. Того объяснил построенному экипажу «Фусо», что им-ператор просит у них жертвы во имя Японии. Они должны своими телами и телом своего корабля заблокиро-вать русским выход из по праву пролитой крови3 принадлежащего Японии Порт-Артура. Это позволит нако-нец высадить в Бедзыво армию генерала Ноги, которая с суши опять возьмет город, что ликвидирует угрозу со стороны русской эскадры, которая трусливо отказывается выходить на бой. Всем не желающим идти на почти верную гибель — Того не скрывал, что спастись с броненосца, затапливаемого на фарватере вражеской гавани, почти не реально, хотя тот и будет вести на буксире три паровых катера для эвакуации экипажа — было предложено сейчас же сойти на берег. Таковых на борту «Фусо» не нашлось. Тогда Того сам зачитал список членов экипажа, которые должны были вести броненосец в его последний боевой поход. Действи-тельно, в самоубийственной атаке не было смыла иметь на борту полную смену кочегаров и механиков, штурмана и палубных матросов. Япония не могла позволить себе бесполезную гибель сотни обученных мо-ряков. По плану Того, Окуномия тоже должен был оставить «Фусо» на своего старшего офицера и отбыть в Англию для принятия нового броненосца, переговоры о покупке которого сейчас шли полным ходом. Но тут случилось нечто бесперецедентное для помешаного на субординации и самурайских традициях подчинения приказам японского флота. Капитан второго ранга Окуномия не просто отказался выполнять приказ коман-дующего Соединенным Флотом Японии вице-адмирала Того. Он вытащил из ножен меч4, протянул тот в по-клоне опешившему адмиралу и попросил или позволить ему командовать броненосцем в его последнем по-ходе, или отрубить голову, избавив и капитана, и весь его род от позора бегства с поля битвы.
Когда Того разрешил ему остаться на борту и посвятил во все детали операции, Окуномия предложил не-сколько изменить порядок следования кораблей. По его предложению, головным шел транспорт «Ариаке», набитый мешками с рисовой шелухой для обеспечения плавучести. Его задачей было обнаружение русских дозорных судов, по прожекторам которых и должен был вести огонь из своих шестидюймовых и 120-мм ору-дий «Фусо». При этом планировалось, что занятые обстрелом «Ариаке» русские в темноте примут «Фусо» за еще один транспорт и подпустят тот на близкое расстояние. При стрельбе в упор две шестидюймовки и четы-ре 120-мм старого броненосца были способны не только утопить миноносец, но и вывести из строя бронепа-лубный крейсер дозора. Того не только согласился с разумным предложением, но и приказал установить на «Фусо» два дополнительных шестидюймовых орудия.
* * *
В принципе, если бы Порт-Артур имел единую систему обороны от угрозы с моря под единым командовани-ем — после первого выстрела «Фусо» по «Решительному» русские бы поняли, что к фарватеру идет что-то, вооруженное шестидюймовками. Звук выстрела орудия среднего калибра перепутать с та-таканием минонос-ных пукалок практически невозможно. Но береговое и морское командование жили каждое в своем инфор-мационном вакууме, абсолютно независимо друг от друга, и своми планами не делились. Поэтому артилле-ристы береговой обороны были абсолютно уверены, что если в море стреляет что-то шестидюймовое — это «Диана» или «Баян». В порту же залпы «Фусо» приняли за огонь береговой артиллерии по миноносцам про-тивника… Обычное русское разгильдяйство и ведомственная не согласованность усугублялась ночной тем-нотой и четкими действиями японцев по заранее отрепетированному сценарию.
Когда луч прожектора «Манчжура» уперся в явно направляющийся к фарватеру «Ариаке», на «Фусо» и сле-дующих за ним корветах поняли, что дальше стесняться в средствах нет смысла. На «Манчжур» обрушился град снарядов всех калибров, от тридцати семи миллиметров до шести дюймов. «Манчжур» успел выстре-лить из носовых восьмидюймовок всего пять раз. Первый залп по «Ариаке» лег с перелетом. Второй был на-правлен уже по частым вспышкам выстрелов в темноте. Последний снаряд выпустили из левой погонной пушки уже с горящей канонерки (шестидюймовый снаряд с «Фусо» поджег подшкиперскую со складирован-ными в ней парусами) на циркуляции во время отворота к берегу. Невероятно, но один из выпущенных прак-тически наугад восьмидюймовых снарядов попал в борт «Фусо». Однако при подготовке старого броненосца к последнему походу японцы творчески использовали опыт Руднева по бетонированию «Сунгари». Неболь-шой запас угля, необходимый для перехода к Порт-Артуру, был размещен в единственной угольной яме и непосредственно у котлов. Все остальные угольные ямы были залиты бетоном для того, чтобы усложнить жизнь русским водолозам при подъеме корабля. Неожиданно для японцев, бетон спас «Фусо» от пробоин во время этого и пары других попаданий. Старая броня не выдержала попадание восьмидюймового фугасного снаряда, но когда треснутая болванка протиснулась внутрь корабля, она с разгону впечаталась в стенку угольной ямы, подпертую изнутри десятками тонн застывшего бетона… Взрыватель сработал уже после то-го, как снаряд окончательно раскололся. И хотя с внутренней стороны бетона взрывом откололо большое ко-личество осколков, а снаружи почти оторвало броневую плиту, комбинированная конструкция не допустила затоплений, которые в противном случае были бы неизбежны. Небольшие затопления междудоного про-странства не смогли остановить корабль, экипаж которого твердо решил умереть, но выполнить свой долг.
«Манчжур» получил с «Фусо» и корветов в общей сложности шесть снарядов среднего калибра, что в кото-рый раз доказало преимущество скорострельной артиллерии. Последнее, что успела сделать канонерка перед поворотом к берегу, это выпустить по «Ариаке» мину из носового аппарата (по примеру однотипного с «Манчжуром» «Корейца»), которую никто на транспорте даже не заметил. Отвернув и получив из трюмов доклады о повреждениях, перебитом паропроводе и многочиленных, хотя и не фатальных затоплениях, Кро-ун решил на всякий случай приткнуться к берегу, что «Манчжур» и сделал.
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 32
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Но и «Ариаке» от своей судьбы не ушел — на Электрическом Утесе включили прожектор, который сразу же навели на обнаруженный и подсвеченный «Манчжуром» транспорт. Батарейцы уже поняли, что чуть герой-ски не добили свой миноносец, и с удвоеной скорострельностью стали засыпать транспорт снарядами, дабы загладить свою ошибку. Вскоре, получив пару попаданий, японский брандер сначала потерял ход, а потом вспыхнул ярким пламенем от носа до кормы, освещая крадущиеся за ними корабли. Сразу же стало очевидно, что идея полить керосином бревна старых бонов и рисовую шелуху, которыми набили транспорт для обеспе-чения плавучести (больше ничего труднопотопляемого в порту просто не нашлось), была не совсем удачна. По первоначальному плану «Ариаке» отвлекал внимание дозорных кораблей, которые потом в упор расстре-ливались «Фусо», и огонь береговых батарей. Но его командиру, решившему умереть во славу Японии кра-сиво, захотелось тоже иметь возможность утопить корабль на фарватере, если ему посчастливится самому до него дойти. Однако все трюмы транспорта уже были набиты нетонущим мусором и старыми, отслужившими свой век гнилыми боновыми загражденияями, он не только не утонул бы, даже с открытыми кингстонами и крышками грузовых люков, он мог заблокировать дорогу главной звезде выступления — «Фусо». Тогда ко-мандир корабля, лейтенант Мидауно, решил — раз не судьба утопиться на фарватере, то при случае, если удастся незаметно проскользнуть в гавань, стоит попробовать протаранить первый же подвернувшийся рус-ский корабль. А для пущего эффекта зажечь корабль перед тараном. Закупив на свои средства несколько бо-чек керосина, командир посвятил в свой план только ближайших друзей, поэтому командование не имело шансов разъяснить ему неуместность этой идеи. Сейчас подожженная снарядом «Ариаке» освещала идущие за ней корветы не хуже, чем русские прожектора. Повезло только «Фусо» — следуя сразу за жертвенным транспортом, он успел просочиться чуть мористее, когда тот потерял ход, но до того, как огонь разгорелся всерьез. В момент обхода «Ариаке» на броненосце шальным снарядом с берега снесло единственную трубу. Резкое падение скорости привело к тому, что «Конго», идущий менее чем в кабельтове за кормой последнего буксируемого «Фусо» катера, поочередно раздавил свои форштевнем все три билета на спасение экипажа броненосца…
Беда не приходит одна — тяга в котлах упала моментально, а давление пара и скорость через минуту. «Кон-го», заметив, наконец, опасность столкновения, отвернул в сторону берега, получил попадание в клюз, и те-перь тащил за собой по дну моря правый якорь, перепахивая морской песок и постепенно замедляя ход.
Скрепя сердце и скрипя зубами, командир «Фусо» отдал приказ послать на помощь кочегарам подносчиков снарядов от орудий. Эта вынужденная мера — сокращенная смена кочегаров физически не могла без трубы поддерживать давление пара для продвижения на скорости более четырех узлов — как ни странно, спасла всю операцию. Если корветы азартно отвечали на огонь с берега изо всех стволов, то «Фусо» вынужден был временно прекратить огонь. Через пять минут тихого, неспешно движения под завывание проносящихся вы-соко над палубой снарядов и бомб, Окуномия с удивлением понял, что весь огонь русских сосредоточен на отставших корветах. Теперь он уже сознательно приказал не открывать огня до тех пор, пока русские не пре-кратят «игнорировать» ползущий ко входу на фарватер броненосец. Но у артиллеристов и прожектористов Утеса и Золотой горы было занятие поинтереснее, чем выискивание в темноте нестреляющей мишени — они радостно рвали на куски подставившиеся корветы, которые упорно отстреливались из своих допотопных пу-шек… Причем отстреливались не всегда безобидно — один удачно пущеный кем-то из корветов снаряд пога-сил береговой прожектор со всей обслугой, а второй разорвался на территории «подшефного» хозяйства на Электрическом Утесе, вызвав многочисленные жертвы среди кур и свиней.
Потеряв в темноте головной корабль, на котором был единственный опытный штурман, знающих подходы к Порт-Артуру как свои пять пальцев, остальные корабли японского отряда стали расползаться кто куда. Два корабля попытались прорваться к гавани под берегом, но один наскочил на мину, а второй налетел на затоп-ленный ранее пароход. Остальные были в конце концов добиты береговой артиллерией, в зону действия ко-торой эти тихоходные корабли зашли слишком далеко, что и предрешило их судьбу.
«Фусо» тем временем дошел до начала фарватера. Навстречу ему по проходу нетопливо и величественно, как и полагается богине, шла «Диана». Задержка крейсера с выходом из-за заевшего шпиля усугубилась решени-ем командира корабля капитана певого ранга Залесского не расклепывать якорную цепь, а устранить задерж-ку. На робкий вопрос старшего офицера Семенова — «а как же срочность выхода по тревоге» — невозмути-мый капитан, потягиваясь, проворчал, что «нам вообще можно было бы не выходить, миноносцев «Новик» и сам погоняет, как всегда, а для чего крупнее есть Утес и Золотая гора, нам сегодня ночью в море делать нече-го, два крейсера в дозоре — вообще блажь адмирала». Заметив в темноте медленно идущий по фарватеру не-большой корабль, командир «Дианы» совершил еще одну, последнюю и непоправимую ошибку — он принял его за поврежденного «Манчжура», возвращающегося в гавань. Он даже приказал дать задний ход и принять вправо, чтобы «пропустить беднягу». Залесский отдал приказ об обстреле «Фусо» только после того, как по тому открыла наконец огонь батарея Золотой горы. К сожалению, попасть по маленькому, медленно плету-щемуся в темноте броненосцу из мортир никак не удавалось. Канониры то вводили поправку на скорость в потора десятка узлов, и тогда снаряды вздымали столбы воды перед носом «Фусо», то стреляли по нему как по стоячей мишени, и тогда пенился уже кильватерный след старого корабля. Пара снарядов из шестидюймо-вок «Дианы», с вечера заряженых чугунными боеприпасами — против миноносцев — бессильно раскололась о бронированный и забетонировнный борт японца. Еще через два минуты с «Дианы», наконец засветившей прожектор, увидели, что пришелец медленно разворачивается поперек фарватера в самом узком месте и на нем отдают якоря. У Залесского хватило ума задробить стрельбу, чтобы не топить брандер на фарватере, но что делать дальше, он придумать не мог — времени на посылку десантной партии и заведения буксира явно не было. С японца доносились небольшие взрывы — видимо, подрывали кингстоны и двери водонепрони-цаемых переборок, и в любой момент он мог просто взлететь на воздух (единственной причиной, по которой на «Фусо» не взорвали погреба, было отсутствие в них боезапаса — Того решил не рисковать возможностью случайного преждевременного подрыва от попадания русского снаряда). Неожиданно мимо замершего крей-сера на максимальных для него одиннадцати узлах с воем сирены пронесся портовый буксир «Силач». Бук-сиром командовал лейтенант Балк 2-й, старший двоюродный брат недавно ставшего лейтенантом Балка 3-го с «Варяга».
Все хорошие офицеры всех армий мира делятся на две группы — офицеры бывают идеальные для мирного времени и для войны. Причем переходы из группы в группу практически невозможны. Во времена долгого мира офицеры военного времени хиреют. Их затирают по службе чистенькие, умеющие навести порядок в казарме и красиво отрапортовать офицеры мирного веремни, их не любит начальство за излишнюю незави-симость и хулиганистость. Их поголовье сокращается, поддерживаясь только за счет притока недоигравших в детстве в войну мальчишек-романтиков. Зато когда начинается серьезная большая война, естественный отбор начинает идти по совсем другим критериям… Неожидано выясняется, что блестящий капитан может бли-стать только на паркете бального зала или светском приеме, а под огнем теряет не только блеск и лоск, но и голову. Зато задерганный выговорами за пьянство и хулиганские выходки лейтенант может неожиданно пус-тить свою неумную, бьющую через край на горе начальникам энергию в нужное русло. О чем это я? Просто лейтенант Балк 2-й, третий год «временно» командующий буксирным судном «Силач» и которого еще более полугода назад должны были произвести в капитаны второго ранга, был не просто идеальным офицером во-енного времени. Он был уникумом. На «Силач» его «задвинули», буквально убрав с глаз долой Алексеева и надеясь, что на медленном буксире он остепенится. Вместо этого он внушил команде, что «экипаж буксира «Силач» должен соотвествовать названию корабля», и менее чем через год команда в охотку, под руково-дством и при личном участии командира жонглировала каждое утро пудовыми гирями. На верхней палубе буксира всегда были в наличии гири, штанги, тяжеленные цепи и прочие снаряды бодибилдеров начала века.
Вскоре «силачи» дожонглировалась до того, что в кабаках Порт-Артура появилась новая примета — на тех, кто с «Силача», меньше чем втроем на одного не нападать. А еще через полгода перестали задирать вообще, потому что обидчиков «силачи» находили всегда, а их командир никогда не выдавал членов команды для на-казания, назависимо от того, что те натворили в городе. Подобно легендарному поручику Ржевскому, о нем слагали анекдоты, причем почти все они имели под собой реальную подоплеку. Он спасал утопающих, тира-нил чиновников всех мастей и рангов, а иногда и «купал» наиболее зарвавшихся из них прямо в гавани, пере-брасывая тех через борт на радость команде. Если надо было послать куда-либо невооруженный корабль — Балк всегда был тут как тут. Его буксир всегда и всюду поспевал, не раз попадая в переделки. В другой, на-шей истории, перед сдачей крепости он прорвался из блокированного Порт-Артура на КАТЕРЕ тогда, когда полноценные боевые корабли предпочитали не рисковать и самозатопиться. Перед этим он, в нарушение прямого приказа коменданта крепости, взорвал свой пароходик, чтобы тот не достался японцам. Он получил за геройство два ордена, что для командира БУКСИРА — беспрецедентно. После войны он постоянно кон-фликтовал с любым начальством по любому поводу, скучал, много пил и, в конце концов, не найдя себя в мирной жизни, переведенный за очередное художество командовать с миноносца на транспорт, застрелил-ся…5
Но сейчас этот молодой и полный жизни хулиган, бельмо на глазу начальства, любимец команды и всех мо-лодых бесшабашных офицеров, несся полным ходом навстречу японскому брандеру и своей судьбе.
По военному времени буксир был штатно вооружен парой 37-миллиметровых пушечек, а по случаю пред-приимчивости командира на него поставили еще и пару старых картечниц Гатлинга. Как поговарили во фло-те, их Балк то ли выиграл в карты, то ли просто украл у кого-то из миноносников. Впрочем, экипаж минонос-ца и сам снял их с наскочившего на мель при первой попытке заблокировать проход на рейд японского бран-дера. Вообще-то по сигналу тревоги буксиру сниматься с якоря было не обязательно, даже если он и стоял под парами рядом с выходом. А снявшись, разумно было бы отходить в глубину гавани, а не пробираться по мелководью к открытому морю, потому что гонять по рейду японцев — не его дело, для этого в составе эс-кадры было достаточно и боевых кораблей. Но Балку не сиделось в гавани. Для себя он придумал оправдание — если какой-то из русских кораблей потеряет ход, он сможет быстрее отбуксировать его в порт. Эта отго-ворка уже пару раз выручала его при разборах «неподобающего» поведения буксира во время ночных схва-ток на рейде. А утром третьего марта, успев притащить после ночного боя на буксире в гавань подорваный японской миной «Властный» до того, как тот затонул, он получил благодарность от адмирала Макарова и разрешение находится при атаках там, где сочтет нужным. При условии, что его буксир не будет путаться под ногами боевых кораблей.
Сейчас «Силач» не стал «путаться под ногами» у нерешительно замершей «Дианы», с которой пытались спустить паровой катер, а обойдя ту по дуге, пошел прямо на «Фусо». Его капитан на мостике громко кричал:
— Приготовиться к тарану!!!
Он жадно читал все доходившие до Порт-Артура газетные статьи о подвиге «Варяга» и «Корейца», прекрас-но помнил детсткие игры со своим двоюродным братом, в которых он, более старший и крупный, всегда вы-ходил победителем. Теперь и у него появилась тень шанса совершить что-то, хоть немного похожее на под-виг своего удачливого кузена, и уж он-то его точно не упустит.
Впрочем, кроме жажды подвигов непоседливым лейтенантом двигал элементарный здравый смысл. Если брандер, в котором он к своему удивлению в свете прожектора опознал броненосец, затонет там, где он сей-час стоит на якорях, из гавани смогут выходить только миноносцы. Сам три года шныряющий по фарватеру туда-сюда почти каждый день, Балк прекрасно понимал, что японец выбрал для затопления идеальное место. Он даже успел подумать, что именно там топился бы и он сам, реши он насолить адмиралу Макарову по крупному. На «Фусо» поначалу отстреливались от «Дианы», но разглядев несущийся на все парах с влючен-ной сиреной портовый пароходик, перенесли огонь на него. Однако к этому моменту на старом броненосце в строю остались только одна шестидюймовка и пара орудий калибром поменьше. В буксир попал шестидюй-мовый снаряд, изрешевший рубку и мостик. Мелкий осколок пробил дерево рубки и завяз в мощной грудной мышце капитана, упершись в ребро. Смерть не достала до сердца лейтенанта всего-то какой-то дюйм. Руле-вому повезло меньше — осколок, влетев в иллюминатор рубки, попал ему в лоб, а еще пяток вошли в тело. Смерть была практически мгновенной.
Когда «Силач» приблизился на три кабельтова, в «Фусо» наконец-то попал одинадцатидюймовый мортирный снаряд с Золотой Горы. По стоящей мишени вечно мазать не могли даже не слишком точные мортиры. Сразу после этого в телефонной трубке на командный пункт батареи (одно из нововведений, которые Макаров по-черпнул в папке, переданной ему лекарем с «Варяга») раздался голос адмирала, который потребовал прекра-тить огонь по стоящему на фарватере кораблю. После впечатляющего взрыва на палубе огонь с «Фусо» пре-кратился на минуту, которой хватило Балку на то, чтобы снять со штурвала тело рулевого и взяться за руко-ятки самому. Он, ювелирно отработав за кабельтов до борта брандера «полный назад», снизил скорость с одинадцати до пяти узлов. Поэтому энергия удара была потрачена не на проламывание бронированого борта «Фусо», а на его разворот вдоль фарватера. На какое-то время наступило шаткое равновесие — «Силач» пы-тался развернуть стоящий поперек фарватера брандеро-броненосец, кормовой якорь «Фусо», вцепившись в дно, с истинно самурайским упорством пытался не дать ему это сделать.
На мостике «Фусо» Окуномия мрачно наблюдал за усилиями русского буксира, который был на волосок от того, чтобы пустить все жертвы, принесенные в этот день, к восточным демонам. Что еще он мог сделать при условии, что почти все орудия выведены из строя, и только пара 47-миллиметровок все еще пытается достать навалившийся на борт буксир, который вообще-то давно в мертвой зоне? Только повести всех, кто еще был на ногах, в последнюю атаку, и попытаться, пробившись в рубку буксира, отвести тот от борта тонущего броненосца, который уже осел на полтора фута. А может, вообще удастся утопить этот чертов пароход прямо у борта «Фусо», тогда уж точно фарватером еще долго не смогут воспользоваться крупные корабли.
Над палубой броненосца пронесся последний приказ командира:
— Команде вооружиться всем, чем можно! За Императора и Японию, на абордаж!!!
Рулевой матрос, который, схватив с переборки пожарный багор, кинулся было в схватку, был послан в ма-шиное отделение с тем, чтобы донести приказ об атаке до низов броненосца, где сейчас была сосредоточена большая часть команды.
Первой волне атакующих не повезло — их встретила уцелевшая картечница Гатлинга, из которой азартно и метко палил прапорщик Щукин. На борт «Силача» успели перепрыгнуть только десять палубных матросов из трех десятков, кинувшихся в атаку. Пятнадцать человек были выведены из строя в момент рывка, остальные попрятались от ливня стальных пуль за кнехтами и раструбами вентиляторов. Окуномия резонно решил дож-даться второй волны из кочегарок, погребов и машиного отделения и приказал уцелевшим матросам затаить-ся и ждать. Столь удачно отсрелявшаяся картечница была снесена за борт внезапно ожившей 75-мм пушкой вместе с перезаряжавшим ее расчетом. Второй выстрел пушка сделать не успела — на «Диане» проснулись и всадали в место, откуда раздался выстрел, сразу три сегментных снаряда. Промазать с четырех кабельтовых не смогли даже артиллеристы крейсера, носившего гордое прозвище «сонной богини».
— Илья, подкинь-ка мне с палубы гриф от штанги, только побольше и бысто,— прокричал Балк вестовому.
— Зачем, ваше благородие? — оторопело спросили снизу.
— Так у нас на борту из оружия только пара револьверов и пяток винтовок, — весело проорал командир, на-скоро промокая рану на груди салфеткой, — а японцы сейчас опять полезут. Да, кстати, о револьвере, лови!
С этими словами он перебросил свой Наган матросу.
— А как же вы, ваше благородие? — поймав револьвер и засунув его за пояс, поинтересовался матрос, про-совывая через дверь рубки полутарометровую стальную палку.
— А я обойдусь, — проворчал Балк и легко крутанул пудовый гриф, — это ты у нас на борту меньше месяца, сопля худая. А те, кто тут хоть полгода отходил — им оружие ни к чему. Да и у японцев его не густо будет, я думаю. А ты рви в машину, предупреди, чтобы вооружались и готовились отбиваться — макак, я думаю, раза в три больше будет, могут и до них добраться.
Через три минуты на палубу «Силача» ринулась толпа кочегаров из низов броненосца. Ее прилив был час-тично остановлен пулеметным огнем с фор-марса приблизившейся «Дианы», но часть нападавших все же смогла под руководством размахивающих мечами офицеров перебраться на «Силач». Пулемет захлебнулся, подавившись первой же очередью — металлические ленты для пулеметов еще не вошли в обиход, а холще-вые постоянно давали перекосы. Во второй раз за эту войну на палубе корабля закипела жаркая абодажная схватка, и опять во главе русской стороны был офицер по фамилиии Балк. Тенденция? А может, уже тради-ция?
Долгого боя не получилась — команда «Силача» доказала, что последний год не зря была грозой ночного Порт-Артура — японцев вымели с буксира, как мусор метлой. В схватке на ломах и цепях преимущество в силе было на стороне русских. На носу буксира боцман Хотько с разбойничьим посвистом крутил вокруг се-бя двухметровой стальной цепью, раз за разом снося за борт пытающихся перепрыгнуть через фальшборт японцев. Он продержался три минуты, пока кочегар с «Фусо» в прыжке не уволок его за борт. Впрочем, в от-личие от японца, Хотько выплыл. Через две недели, отлежав в госпитале с простудой, он вернулся в строй.
К этому моменту цепь японского якоря не выдержала напора русской паровой машины и лопнула. «Силач» успел развернуть брандер вдоль фарватера, но тут под днищем старого броненосца заскрежетал камень и он, заваливаясь на правый борт, распорол обшивку в носу парохода. Поняв, что дальнейшее пихание японца бес-полезно, Балк еле успел приткнуть стремительно набирающий воду буксир носом к берегу.
К рубке добежали только пятеро японцев. Первый рванул на себя дверь, которая, к его удивлению, оказалась не заперта, и был снесен с трапа ударом грифа. Поле этого из рубки к подножию трапа спрыгнул командир корабля, заклинивший штурвал и полный решимости не пускать в рубку никого. Он один сдерживал четве-рых японцев с пол минуты, пока на них с тылу не кинулись кочегары, вылезшие из низов «Силача» во главе с палящим из командирского револьвера вестовым. С их помощью палуба буксира была отчищена от непри-ятеля в течении пары минут.
Утром стало ясно, что замысел японского командующего скорее удался, чем нет — фарватер был заблокиро-ван наполовину. Из Порт-Артура теперь могли выходить только бронепалубные крейсера и миноносцы, для броненосцев проход был закрыт наглухо.
Япония опять безраздельно господствовала в море.
Из воспоминаний капитана третьего ранга Хиросио Като, штурмана броненосца береговой обороны императорского флота Японии «Фусо».
«Морской сборник», №2, 1906 г.
Тот день был необычен. Нашему кораблю выпала великая честь, на борт взошел сам главнокомандующий флотом империи адмирал Того. Он произнес перед всей командой вдохновенную речь о предстоящей нашему старому кораблю чести участвовать в операции, которая должна наконец переломить эту начавшуюся так не-удачно войну в нашу пользу. Сам Божественный Тенно (один из титулов императора Японии — здесь и да-лее примечания редактора перевода вынесены за скобки и выделены курсивом) просит у нас жертвы во имя Японии. Мы должны своими телами и корпусом своего корабля заблокировать русским выход из по праву пролитой крови принадлежащего Японии Порт-Артура. Это позволит наконец запереть русского медведя в своей берлоге, где он трусливо отсиживается и высадить у Порт-Артура армию Ноги, и доблестные сыны Ямато (одно из названий Японии) опять возьмут город. Адмирал не скрывал, что спастись с броненосца, зата-пливаемого на фарватере вражеской гавани, почти невозможно, хотя тот и будет вести на буксире три паро-вых катера для эвакуации экипажа. У команды во время вдохновенной речи главнокомандующего на глазах стояли слезы, все были готовы умереть ради победы, и когда было предложено не желающим идти на верную гибель сейчас же сойти на берег — таковых не оказалось.
Затем адмирал сам зачитал список членов экипажа, которые должны будут вести броненосец в его последний боевой поход. И хотя мы понимали, что для последнего боя нашего дедушки «Фусо» нет нужды в полной ко-манде — все, не вошедшие в список почувствовали себя глубоко оскорбленными. Особенно переживал наш доблестный командир — капитан второго ранга М. Окуномия — его лишили чести вести свой корабль в по-следний бой, и хотя разумом он понимал, что главнокомандующий может быть прав, но сердце его было полно печали, и вынув свой меч из ножен, он протянул его адмиралу, и потребовал немедленно отрубить ему голову дабы избежать позора бегства с поля боя на его род. Адмирал понял его чувства и разрешил остаться на корабле. Я также не был сначала включен в список, но, принимая участие в разработке плана атаки, убе-дил адмирала, что без опытного штурмана (а я, без ложной скромности, хорошо знал Порт-Артур, до войны не раз был там и даже входил в гавань без лоцмана) очень сложно определить место затопления корабля но-чью при погашенных навигационных огнях — тоже был включен в состав последнего экипажа. Началась подготовка корабля к последнему бою. Безжалостно было выломано и удалено все дерево и вообще все, что могло гореть, срублены мачты, корпус перекрашен в черный цвет, рассчитан запас угля от островов Эллиота до Порт-Артура, остальные угольные ямы были залиты бетоном (для придания дополнительной защиты и затруднении подъема), также бетоном были залиты помещения команды, отсеки подводных торпедных ап-паратов и часть междудоного пространства.
Для нейтрализации сторожевых кораблей противника, сорвавших первую операцию брандеров, дополни-тельно были установлены два 6'' старых орудия Круппа и четыре 120-мм скорострелки Армстронга (120-мм орудия впоследствии были сняты русскими и установлены на вспомогательный крейсер), трюмы двух транс-портов «Чийо-Мару» и «Фукуи-Мару» были засыпаны щебнем и залиты бетоном, кроме того, были заложены подрывные патроны для быстрого их затопления. Специально были выведены из строя якорные шпили, что-бы русские уже не смогли поднять якорь, если успеют захватить корабль до того, как он ляжет на грунт. Транспорт же «Ариаке-Мару» был загружен бревнами и рисовой шелухой, ему была назначена особая роль.
План операции в основном был разработан нашим доблестным командиром Окуномия и, как показали даль-нейшие события — этот план был безупречен. Операция должна была проведена в ночь с 12 на 13 апреля (здесь и далее все даты по новому стилю). Эта ночь была безлунная, что позволяло нам незамеченными доб-раться почти до цели, у Порт-Артура луна заходила в 16:17 12.04, всходила лишь в 4:01 утра 13.04, темнело в 20:40, а начинало светать в 07:33 (Здесь и далее — токийское время (+1 ч 12 мин к времени ПА), японский флот всегда жил по токийскому времени, где бы не находились корабли). Мы знали, что русские выставили мины на внешнем рейде Порт-Артура, но, к сожалению, не знали точного расположения минных полей, по-этому первым в колонне шел непотопляемый (загруженный деревом) транспорт «Ариаке-Мару», который проложил бы путь среди мин нашему отряду. Кроме того, он, как первый в колонне, должен был принять на себя первый удар русских (что в последствии полностью подтвердилось), затем по миновании минных полей команда транспорта должна была попытаться прорваться во внутреннюю гавань ПА и таранить какой-нибудь крупный русский корабль, отвлекая тем самым внимание от остального отряда, выполняющего главную за-дачу — затопиться на фарватере. Мы должны были подойти к Порт-Артуру к 22:16 12-го апреля — наивыс-шей точке прилива, составлявшей почти 2 м. Во-первых, это позволяло нашим дестроерам безбоязненно про-ходить над русскими минами, во-вторых, снижало риск подрыва наших глубоко сидящих брандеров, исклю-чало влияние приливно-отливных течений, которые на внешнем рейде ПА достигают 1,5 узл, что чувстви-тельно для нашего десятиузлового отряда и наконец, уменьшало вероятность сесть на мель при подходе к фарватеру. И все эти положения блестяще подтвердились на практике. По опыту первой — неудачной по-пытки заградить ПА, мы знали, что русские освещают прожекторами цель и атакуют ее, в том числе торпе-дами миноносцев (что было опасно для наших тяжело нагруженных кораблей), поэтому отряду были прида-ны два отряда истребителей, по четыре дестроера в каждом, с задачей отвлечь на себя русские дежурные си-лы и как можно дальше оттянуть их в море, и этот прием отлично сработал на практике. В ночь с 11 на 12 ап-реля офицеры отряда и командиры дестроеров на миноносце провели рекогносцировку внешнего рейда ПА и, к счастью, остались незамеченными русскими.
В этой операции боги помогали нам, ночь была тихая и безоблачная, звезды ярко светили, позволяя отлично ориентироваться по ним. Мы шли незамеченными десятиузловым ходом практически курсом на север, чтоб быстрее и без лишнего маневрирования попасть в створ фарватера (вход во внутреннюю гавань ПА практи-чески точно с юга на север). Также нам удалось своевременно обнаружить ориентир — скалу Лютин-рок — теперь оставалось идти по прямой к славной гибели!
И тут началось. «Ариаке-Мару» был освещен прожектором русского миноносца («Решительный») и обстре-лян им, в том числе торпедами, причем две торпеды попали в транспорт, но из-за своего плавучего груза он лишь немного осел в воде и чуть снизил скорость (на самом деле «Решительный» так и не сумел сблизиться на торпедный выстрел, транспорт, по-видимому подорвался на первой и третьей линиях мин заграждения). Наш «Фусо», в свою очередь, а также «Конго» и «Хией», открыли ураганный огонь по русскому миноносцу и, по-видимому, нанесли ему смертельные повреждения, так как он резко ослабил огонь, снизил скорость, потушил прожектор и окутался паром, оглашая весь рейд ревом сирены, по видимому, из-за ее повреждения и, повернув к берегу, скрылся из вида (на самом деле на «Решительном» были повреждены паропроводы, он почти потерял ход и обесточился (почему и погас прожектор), командир принял решение на остатках пара уходить к берегу и там во избежание затопления выброситься на мель, сирену включил для привлечения внимания береговых батарей к прорыву брандеров). Внезапно рев сирены прекратился, видимо, миноносец затонул (просто кончился пар). Наши дестроеры выскочили из-за корпуса «Фусо», где они прятались, чтобы добить наглого противника, но в это время были освещены прожекторами еще трех-четырех русских мино-носцев и вступили с ними в перестрелку, уводя полным ходом противника от нашего отряда — и русские клюнули на приманку! Они не поняли, где главная угроза для них и увязались в погоню за нашими дестрое-рами, которым ничего не грозило, так как наши дестроеры были сильнее русских по артиллерии, быстрее, и наши экипажи опытнее и храбрее, и нас было больше (в условиях плохой видимости японцы сначала приняли «Новик» за миноносец, что стало для них фатально, русские истребители уже были довооружены кормовой 75-мм пушкой и в артиллерийском отношении не уступали японцам, кратковременно русские истребители могли развивать скорость, не уступающую японцам; сравнивать же храбрость экипажей вообще бессмыс-ленно — и с той, и с другой стороны было явлено немало примеров как беспримерной отваги и самопожерт-вования, так и достойной порицания нерешительности, переходящей в трусость.).
Примерно в это же время заработал мощный прожектор Электрического Утеса, заливая все своим светом и слепя наших комендоров. Но русские опять, как они говорят, наступили на те же грабли, батарея Электриче-ского Утеса (батарея №15, пять 10'' орудий и два —57-мм пристрелочных Норденфельда) открыла огонь по головному непотопляемому «Ариаке-Мару», стреляя, по-видимому, бронебойными снарядами, так как взры-вов не было видно (10'' снаряды Электрического Утеса в это время были снаряжены песком без взрывателя и, естественно, не взрывались. Просто до войны сухопутное ведомство, в чьем ведении находились берего-вые батареи, так и не удосужилось разработать начинку бронебойных снарядов для стрельбы по морским целям или хотя бы принять на вооружение флотский образец. 10'' фугасные снаряды же имели слишком чув-ствительный взрыватель и нередко взрывались сразу после вылета из ствола — ими боялись стрелять. При-казание адм. Макарова о передаче Электрическому Утесу по 50 снарядов с «Пересвета» и «Победы» еще не было выполнено из-за бюрократической переписки с Петербургом об оплате передаваемых снарядов сухо-путным ведомством и высылке из столицы новых снарядов кораблям для восполнения запаса).
С левого борта появился русский миноносец, выходящий в атаку, но метким огнем мы его быстро повредили и он видимо стал тонуть, так как выпустил три красные ракеты, видимо, сигнал бедствия. К сожалению, этот сигнал совпадал с нашим, означающим успешное выполнение задания, но это значило, что нам не было дру-гого выхода, кроме как любой ценой загородить проход, иначе мы все лишимся чести, введя таким образом в заблуждение наш флот. (Это был все тот же «Решительный», медленно двигавшийся к берегу, в этой фазе боя он не получил ни одного попадания, красные ракеты пускал за неимением других на борту, чтобы при-влечь внимание к своему сообщению о японских крейсерах, передаваемому морзянкой при помощи маломощ-ного масляного фонаря из-за выхода из строя сигнального прожектора). Наш отряд вел огонь обоими бор-тами — левым — по удаляющимся русским, правым — по батареям Электрического Утеса. К сожалению, заставить прожектор потухнуть мы так и не смогли, но зато подавили батарею! Электрический Утес времен-но замолчал. (Закончились снаряды, сложенные у орудий для первых выстрелов, когда были поданы снаряды из погребов — батарея продолжила огонь. Вообще за весь бой батарея получила единственное повреждение — снаряд попал в свинарник, погибла свинья и два поросенка, ранены несколько кур, чему личный состав ба-тареи был очень рад). Прямо по курсу, чуть левее открылся еще один прожектор — это русская канонерка (это был «Манчжур») открыла (опять по «Ариаке-Мару»!) огонь из своих допотопных пушек. Наши скоро-стрелки быстро превратили ее в пылающий остов и она быстро отвернула влево, спасаясь у береговых бата-рей. Правда, она успела всадить нам в борт 8'' снаряд, но железобетонная защита показала себя отменно — пробития не было, и это почти в упор! Вообще из всех попавших в броню «Фусо» снарядов ни один не про-бил ее. Неожиданно пламя погасло и канонерка исчезла, видимо, затонула. (На «Манчжуре» потушили по-жар и приткнулись к берегу у батареи №9, т.к. имели две подводные пробоины, утром завели пластырь и своим ходом ушли в ПА в док. За бой «Манчжур» выпустил пять 8'' снарядов, пять — 6'' и восемнадцать — 107-мм и одну мину Уайтхеда). Пока все по плану, однако случайности предусмотреть нельзя. Электриче-ский Утес все-таки ухитрился поджечь «Ариаке-Мару» (и не удивительно, его деревянный груз был предва-рительно полит керосином) и повредить ему руль. Горящий корабль, освещая все вокруг, стал описывать циркуляцию вправо, нам пришлось принять левее, чтоб избежать столкновения, за нами начали поворачивать остальные корабли отряда, строй несколько смешался, концевой «Фукуи-Мару» при этом, видимо, коснулся мины и потерял ход, довольно быстро погружаясь, но на него никто не обращал внимания. И когда «Фусо» створился с «Ариаке-Мару» — в нас попал единственный 10'' снаряд (видимо, перелетом, целились в транс-порт). Снаряд попал в дымовую трубу и, не разорваршись, снес ее за борт. Корабль стал резко терять ход, из кочегарок повалил дым и пар, практически все кочегары были обожжены или отравились дымом. Неприят-ным последствием этого было то, что шедший за нами «Конго» не успел отвернуть и навалился нам на кор-му, ничего, правда, не повредив ни нам, ни себе, но своим корпусом он раздавил паровые катера, буксируе-мые за «Фусо» для спасения экипажа. Но отсутствие пути к спасению только вдохновило экипаж биться до конца! Чем больше потери, тем слаще победа! Наш доблестный командир был контужен, однако быстро ра-зобрался в обстановке и отдал приказ — подносчикам снарядов спуститься в кочегарки и поддерживать ход. Так как во избежание взрывов и пожаров мы не скапливали запас снарядов у орудий, а экипаж был сокращен до минимума, то ушедших в кочегарки подносчиков заменить было некем и «Фусо» прекратил огонь. Но это было к лучшему. Отсутствие вспышек от выстрелов и черный дым, валящий из того места, где раньше была дымовая труба, сделали нас почти невидимыми! Из-за этой неразберихи наш строй несколько нарушился, ход «Фусо» упал до четырех узлов, за нами продолжал идти в кильватер только корветы, но мы продолжали дви-гаться к цели, и русские упустили нас из виду! Транспорт «Чийо-Мару» взял левее, видимо, рассчитывая под шумок пробраться к фарватеру вдоль Тигрового полуострова, однако, к сожалению, он наткнулся на подвод-ную скалу и получил пробоину («скалой» был затопленый накануне по приказу адмирала Макарова для за-труднения действий брандеров пароход «Харбин») и был вынужден включить прожектор, чтобы разобраться в обстановке, чем сразу же привлек к себе внимание береговых батарей, после чего у тяжело груженого «Чийо-Мару» не было шансов («Чийо-Мару» затонул рядом с «Харбином»). Внезапно луч прожектора Элек-трического Утеса осветил «Конго», батарея вновь открыла огонь, и корвет сразу потерял ход, а затем, изби-ваемый 10'' снарядами, начал медленно тонуть (после первого попадания в «Конго» у него самопроизвольно отдался якорь, корвет потерял ход — мощности не хватило волочить по дну якорь, поднять его уже не могли, а расклепать цепь не успели, при приближении русских истребителей неподвижный «Конго» во избе-жание захвата в плен затопился).
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 33
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Мы уже прошли Электрический Утес, как по нам открыла огонь батарея Золотой Горы (11'' мортиры, бата-рея №13). Поднялся вой, подобный завыванию тысячи демонов, этот звук мешал сосредоточиться и вызывал дрожь в коленях, зрелище медленно летящей 11'' бомбы на фоне звездного неба так величественно, что хоте-лось отстраниться от всего и написать хоку по этому поводу (очень сомнительно, что безлунной ночью мож-но визуально наблюдать полет мортирного снаряда, оставим последнее на совести автора), однако я пере-силил себя и продолжил вычисление нашего положения, чтобы вовремя дать команду к отдаче якоря и затоп-лению. Русские в очередной раз подтвердили, что стрелять не умеют, они не брали упреждение на наш ход и бомбы падали в кильватер «Фусо». К сожалению, случайная бомба попала в палубу шедшего теперь прямо за нами «Хиейя». Все было кончено за несколько минут. Он окутался клубами дыма и пара, потерял управле-ния, быстро кренясь, ушел влево и затонул у подножия Золотой Горы.
Но наш старый верный «Фусо», олицитворяя собой сам дух Японии, продолжал неуклонно двигаться к цели. (Фусо — одно из поэтических названий Японии). Впереди показался русский крейсер типа «Паллада» («Диа-на»), он осыпал нас снарядами, вывел из строя почти всех на верхней палубе, но не мог пробить нашу борто-вую броню, усиленную бетоном! Правда, от сотрясений появилась течь в старом корпусе, но это уже было не важно. Произведя последний раз триангуляцию, я поклонился нашему доблестному командиру и сказал: «Пора». Мы отдали якорь, машинами развернулись поперек фарватера, стравили пар из котлов и взорвали кингстоны. Дело было сделано. Теперь осталось умереть достойно! (Като-сан подтвердил свою квалифика-цию штурмана, место затопления было выбрано на редкость удачно).
Но теперь этот чертов прилив нам мешал! Корабль погружался слишком медленно и никак не ложился на дно. В это время неизвестно откуда появился русский портовый буксир и с разгона ударил нас носом (это был портовый буксир «Силач», который стоял у прохода на внешний рейд с одним работающим котлом, так как утром планировалось отправить его к месту гибели «Боярина» с целью съема 120-мм орудий с бое-запасом и других ценных вещей. Как только началась стрельба, «Силач» развел пары и вышел под берегом вдоль Тигрового полуострова в проход, чтобы при надобности оказать помощь нашим поврежденным ко-раблям. Увидев же вражеский броненосец на фарватере, командир «Силача» принял единственно верное решение — пожертвовать буксиром, но предотвратить закупоривание канала. За этот бой лейтенант Балк получил Георгия 4-й степени, «Силач» с затопленной носовой частью — спасло то, что буксир имел усиленную носовую часть, ведь по совместительству он был и портовым ледоколом, смог добраться затем до гавани, а после заведения пластыря — ушел в док на ремонт), уперся нам в корму и начал разворачивать вдоль фарватера, одновременно выталкивая «Фусо» к кромке канала, ему мешал только наш якорь.
Нужно было что-то предпринимать. И наш отважный командир приказал взять этот буксир на абордаж. Но было поздно, Аматерасу Оми-ками, видимо, оставила нас, этот чертов русский крейсер уже подошел к нам на три кабельтова и застопорил ход — как только наша абордажная команда (все, кто остался в живых) появи-лась на верхней палубе — смел нас пулеметным огнем. Я был тяжело ранен и потерял сознание. Очнулся только в русском госпитале. Жизнь легка, как пушинка — долг тяжелей, чем гора. Мы до конца выполнили свой долг, как я узнал в госпитале — русская эскадра оказалась запертой в гавани! («Силач» все-таки смог вытолкать «Фусо» к краю канала до того, как броненосец лег на дно, и хотя ширины канала было недоста-точно для броненосцев, крейсера могли проходить). Теперь дело было за армией — уничтожить с берега рус-ские корабли в этой мышеловке!
1. 8 марта по григорианскому календарю.
2. Контрминоносец, он же истребитель, он же дестроер, он же эсминец, он же «большой» миноносец. Когда в конце XIX-го века для флотов мира стало очевидно, что маленькие, но кусачие миноносцы на самом деле опасны для крупных кораблей, встал вопрос об их защите. Лучшим средством для этого были признаны бо-лее крупные миноносцы с сильной артиллерией. Кроме охраны своих, им вменялось в обязаности и атаки чужих крупных кораблей, поэтому де факто они просто стали чуть более крупными миноносцами, и со вре-менем полностью вытеснили своих мелких коллег. Но в начале XX-го века термин «эсминец» или эскадрен-ный миноносец еще не был общепризнаным.
3. Во время японско-китайской войны Порт-Артур был штурмом взят японцами. Но по условиям мирного договора, в результате банальной взятки, которую получил китайский министр иностранных дел, он достался России, которая в войне вообще участия не принимала.
4. В Японии периода Русско Японской войны 1904-1905 годов полным ходом шла «европеизация», по объему сравнивмая только с проводимой в России парой сотен лет раньше, Петром I. Поэтому, официально, морские офицеры были вооружены палашами европейского образца. Но многие самураи просто прикрепляли к старо-му фамильному клинку новую, уставную рукоять. И меч по прежнему оставался «душой самурая»…
5. Реальная характеристика на Балка 2-го. «Капитан второго ранга NN представляет из себя исчезающий тип флотского офицера-парусника, образованность его не идет далее чисто морской специальности. Поддаваясь алкоголизму в мирное время, капитан второго ранга NN во многих случаях является элементом для службы нежелательным, но его решительность и беззаветная храбрость, проявленные на войне, его безукоризненно честная и симпатичная натура дают право на снисходительное отношение к его недостатку. Любимый под-чиненными, в военное время кап. 2 р. NN сделает из них героев, а в мирное — заставит с охотою выполнить всякое тяжелое дело, всякую экстренную работу, удивляя окружающих быстротою ее исполнения. Жизнь NN неразрывно связана с кораблем, на котором он плавает, береговых привязанностей у него нет; как командир, он известен во флоте по лихости управления своим кораблем и заботою о его штатном и нештатном снабже-нии и устройстве. Кап. 2 р. NN надо беречь для военного времени».
Глава 13. Японское море.
Владивосток. Весна 1904 года.
Платон Диких по въевшейся привычке проснулся от еле слышной команды боцманской дудки «к общей по-будке». Выработанная за долгие годы службы автоматика рефлексов сработала, и он попытался схватится за тросы, поддерживающие койку, и вскочить. Однако в который уже раз ударился правой рукой о переборку, левая рука схватила воздух, а макушка уткнулась в подволок. Открыв глаза, он увидел, что спал на верхней койке четырехместной каюты. С левой стороны доносился легкий храп его сокаютника, как он теперь вспом-нил, такого же прапорщика по Адмиралтейству, из бывших штурманов дальнего плавания.
Вспомнил и то, как после неожиданно пышной встречи на вокзале, увидев свое будущее место службы, почти «впал в изумление». А утро одного из последующих дней принесло еще больший сюрприз. Тогда после подъема флага он уже было собрался идти в свою башню, когда его отыскал вестовой с приказом «одеться по первому сроку и ждать его в командирском катере через двадцать минут».
Платон тогда тяжело вхдохнул, решив, что прибыл наконец постоянный командир башни, которую он уже привык считать своей, и его вызвали для встречи нового командира и «передачи дел», побежал переодевать-ся. На пристани Беляева ожидала пролетка и Платон, повинуясь взмаху руки капитана первого ранга, уселся на облучке вместе с матросом-кучером.
— На Светлановскую, к заведению портного Ляо, — прозвучала команда и пролетка тронулась.
Когда они приехали к портновской мастерской, известной как своими ценами, так и отличным качеством ра-боты, Беляев, выскочивший из пролетки, приказал Платону следовать за ним и ничему не удивляться. Быст-рым шагом они прошли через зал внутрь мастерской, где Платона быстро окружили двое портных, заставили его снять бушлат, рубаху и штаны и начали быстро снимать с него мерки.
— Чтобы через четыре часа готово было.— сказал Беляев, — Доставите в Морское собрание, а все остальное вечером на крейсер.
— Не извольте беспокоится, — сказал старший из мастеров, — обязательно успеем, не первый раз.
— Ну что ж, Платон Иванович, поехали дальше — сказал Беляев, когда изумленный до невозможности Пла-тон Диких оделся. — Теперь нам в Первую Гимназию.
Перед гимназией их уже дожидался смутно знакомый лейтенант, кажется, с «Варяга»,— припомнил Платон, в сопровождении трех человек, одетых в выходную форму железнодорожных машинистов. Двое выглядели лет на тридцать пять-сорок, а один, помоложе, под тридцатник.
— Доброе утро, Григорий Павлович, заждался я тут вас, — улыбнулся лейтенант.
«Балк», — вспомнил, наконец, фамилию варяжца Диких.
— Здравствуйте, Василий Александрович, мы тут к портным заезжали.
— А, а мы еще вчера вечером успели, — понимающе усмехнулся лейтенант, — ну что ж, коли все готовы — пойдемте.
Широкую дверь гимназии перед ними отворил швейцар. Они вошли, и, поднявшись по лестнице, свернули в коридор, остановившись перед большой дубовой дверью. Лейтенант взялся за ручку и, открыв дверь, пропус-тил первым Беляева, а затем всех остальных. В центре кабинета сидел представительный господин в мундире министерства просвещения. Он не спеша встал, обогнул стол, и подойдя, поздоровался с Беляевым за руку.
— Знаете, Григорий Павлович, только из уважения к Вам и к нашим героям, — сказал он.
— Ну что вы, Евгений Васильевич, ведь для блага Государя и России. Да и сами знаете, не будет никаких во-просов. Ежели что — то архив разметало японской бомбой еще месяц тому назад, при бомбардировке, — за-говорщицки подмигнул ему Балк.
— Ну, что господа, подходите к столу, расписывайтесь и забирайте аттестат, — сказал чиновник.
Платон подошел первым, взял протянутое перо, расписался в толстом журнале официального вида в указан-ном месте. Затем, чиновник протянул ему веленевую бумагу, всю насплошь официальную, с гербом Мини-стерства просвещения вверху и гербовой печатью внизу. «Аттестат» — значил заголовок. Пока Платон пы-тался понять, когда именно он успел сдать экзмены за весь курс гимназии и что все это значит, за ним подо-шли, расписались и получили такие же бумаги и трое машинистов.
— Ну что ж, Евгений Васильевич, — сказал Беляев. — Ждем вас с супругой и дочерьми на следующем балу в Собрании, приглашение будет послано заблаговременно. А за сим позвольте откланяться, нам еще в одно ме-сто успеть надо.
Выйдя на улицу, лейтенант усмехнулся и, обращаясь к капитану первого ранга Беляеву, спросил.
— Дозвольте закурить, хоть и не положено?
— Закуривайте, и меня не забудьте. Надо же, тут все прошло как по маслу, хотя я, признаться, не верил — сказал Беляев и ответно усмехнулся.
Лейтенант, достав портсигар, открыл его и протянул в сторону изумленного Платона и троих машинистов.
— Угощайтесь господа, вам еще одно препятствие осталось, и мы увидим небо в алмазах.
Платон смущенно взял предложенную папиросу, за ним закурили и двое машинистов, а третий отказался, сказав, что после простуды не курит.
— Ну что, Григорий Павлович, — сказал Балк, глубоко и сладко затянувшись папиросой, — говорил же я вам — подход надо было искать через швейцара. Всего-то пять рублей — а какой кладезь информации. А вы, господа, дороговато начинаете обходиться флоту, по сто рубликов за каждый из аттестатов о сдаче вами экс-терном экзаменов за пятый класс гимназии выложить пришлось. Ну да ничего, вы их у нас как каторжники на галерах отработаете.
— Ладно, поехали в штаб, — сказал Беляев, — им еще экзамен на чин держать нужно.
Платон Диких, слушающий этот разговор, в конце-концов не удержался и все-таки спросил:
— Ваше правосходительство, какой такой экзамен?
«Да неужто экзамен на «классный чин»? На «прапорщика по Адмиралтейству»? Да ведь со времен деда ны-нешнего Императора таковых экзаменов на флоте не было. Хотя теперь, конечно, война. Но даже если так, как же мне его сдавать-то»,— думал он, — «ну, по «словесности» и «уставам» отвечу. А вот что еще сдавать придется?»
Войдя вслед за командиром и лейтенантом в двери штаба, все четверо проследовали на второй этаж, в левое крыло, и остановились в конце коридора, перед дверью. Беляев и лейтенант вошли в дверь, а им приказали оставаться, и ждать. Рядом с дверью, на стульях вдоль стены, уже сидели три господина, лет тридцати, в ки-телях с нашивками штурманов Добровольческого флота. Минут через десять дверь открылась, и вышедший писарь пригласил всех заходить. Внутри просторной светлой комнаты обнаружился крупный стол, стоящий «глаголем». Во главе стола сидели капитан первого ранга и два лейтенанта, старший инженер-механник, младший инженер-механик, и лейтенант сидели за боковым крылом. У самого края стола сидел писарь.
— Здравствуйте господа,— произнес капитан первого ранга. — Вы находитесь перед экзаменационной ко-миссией, созванной, согласно приказа по Морскому министерству, от 5 июля 1884 года, для приема экзамена на чин прапорщика по Адмиралтейству. — Все вы подали соответствующее прошения. — Платон Ивано-вич,— сказал он, усмехнувшись. — Вы свое прошение подписать забыли. Ну-ка, подойдите к писарю, ис-правьте ошибку. Уж от кого-кого, а от вас, старого служаки, такого не ожидал.
По всему ряду экзаменующих офицеров пронесся легкий смешок. Смущенный Платон быстрым шагом по-дошел к писарю, и взяв у него перо, расписался на подсунутой бумаге.
— Сейчас мы разойдемся по кабинетам, и там каждого из вас опросят по специальности. Господа штурманы, следуйте за мной. Господам паровозным машинистам проследовать за Лейкрвым. Ну а вам, Платон Ивано-вич, следовать за лейтенантом бароном Гревеницем.
Проследовав за лейтенантом в кабинет, Платон Диких сел за стол напротив его. Чувствовал он себя примерно как баран, которого ведут на бойню.
— Ну что, Платон Иванович, зовите меня просто Виктор Евгеньевич, и давайте-ка поговорим о том, как вы ведете прицеливание. Всю эту ерунду о уставах и словесности мне с вас, сверхсрочнослужащего, даже спра-шивать не надо. Пусть этим наш механикус с паровозниками развлекается. А меня интересуют именно ваши действия и ощущения при прицеливании… Давайте мы попробуем ваши десять с гаком лет практики совмес-тить с новейшими теориями о ведении огня.
Последующие полтора часа Платон Диких проговрил с бароном о вопросах наведения о обслуживания ору-дий.
— Ну что ж, Платон Иванович, — подытожил Гревениц после того, как их разговор прервал писарь, загля-нувший в дверь и пригласивший их обратно, — «хозяин башни» из вас выйдет образцовый, вы только с бу-дущим командиром поладьте. Впрочем, я сам с ним поговорю, обленились они там, в «учебно-артилерийском отряде». Что он видел на своем «Ушакове»? «Стволиковые стрельбы» да «стволиковые стрельбы». Я ему лично дам понять, что до первого боя ему бы лучше к вам побольше прислушиваться. Пойдемте, а то нас, на-верное, уже ждут.
Однако ждать в отдельной комнате, пока окончатся экзамены у остальных соискателей, пришлось все же Платону, примерно около получаса.
В комнате, в которую они заходили перед началом экзамена, уже произошли некоторые изменения. Во главе стола сидел не капитан первого ранга Трусов, а сам контр-адмирал Руднев, на боковом крыле столешницы лежало семь бархатных папок с кортиками поверх.
— Здравствуйте, господа, — сказал Руднев, вставая, после того, как все вошли и выстроились вдоль стены, — поздравляю вас, вы все стали прапорщиками по Адмиралтейству. Экзамен вы выдержали, теперь служите честно и доблестно! Получите ваши кортики, и идите, переоденьтесь в новые мундиры, через четверть часа жду всех в парадном зале Морского собрания для приветствия новых членов. Не забывайте, однако, легкое прохождение вами экзаменов не означает, что ваша служба так же будет легка и приятна. С точностью до на-оборот — всем вам придется на практике изучить все то, что вам сегодня «простили» любезные господа эк-заменаторы.
Когда «великолепная семерка», по выражению ухмылявшегося Балка, новоиспеченных «мокрых прапоров» нестройной гурьбой ввалилась в комнату для переодевания, их встретило около двух десятков портных и са-пожников с готовыми парадными мундирами и обувью.
— Не волнуйтесь, — сказал Платону его портной, помогающий одеть мундир с погонами серебряного цвета, красной окантовкой и красным же просветом, с одной звездочкой, — шинелька ваша уже в гардеробной ви-сит, а два комплекта обычной формы и рабочий комплект уже в каюте вашей… Примите мои поздравления, господин прапорщик.
Платон, к теперешнему моменту уже почти две недели как прапорщик, усмехнулся свему отражению в зер-кале умывальника. Не успел он вволю побыть «господином прапорщиком», как стал «товарищем прапорщи-ком». Обращение вошло в моду сразу, дожидаться одобрения Петербурга никто не стал. Впрочем — что так привыкать, что эдак. Хуже было то, что насчет постижения на практике морских премудростей его высоко-превосходительство Руднев, нет, не так — Всеволод Федорович, не соврал. Каждый божий день свежеиспе-ченный прапор после завершения работ в своей башне несся то в рубку, где его мурыжили молодые штурма-на, то в машинное отделение. Понятно, что полноценно заменить главного механика он бы не смог, но поня-тие о всех механизмах корабля офицер иметь обязан… А ночью и того хуже — математика, теоремы, англий-ский выучить, дневной урок, а после обеда отчитаться… Радовало только одно — каждый четверг в нему в башню приходили трое штурманов-прапорщиков, и тогда в роли учителя выступал уже он.
Неожиданно по кораблю разнесся бой колоколов громкого боя. Причем натренированное ухо бывшего сверх-срочника уловило, что вопят и на соседних кораблях, а не только на «Корейце».
«Свистать всех наверх сразу после побудки в гавани по всей эскадре? Опять что-то стряслось или снова надо в городе наводить порядок», — успел подумать Диких, ноги которого уже несли окончательно не проснувше-гося и недоумытого хозяина вверх по трапам. Там он услышал последние новости и был приглашен на общее офицерское собрание, назначенное на вечер того же дня.
Сообщение о том, что японцам удалось заблокировать порт-артурские броненосцы, произвело на кораблях Владивостокского Отряда Крейсеров, который уже давно весь город втихомолку называл эскадрой, эффект разорвавшийся бомбы. Все флотские, от контр-адмиралов Руднева и командира порта Гаупта до последнего матроса, который охранял угольный склад, были едины в понимании простого факта. Пять броненосных крейсеров Владивостока остались один на один с одинадцатью кораблями линии Того, шесть из которых, к тому же, были полноценными броненосцами. Из Артура их могли поддерживать только броненосный «Баян», если повезет, и четыре бронепалубных крейсера. В довершение букета неприятостей за день до закупорива-ния фарватера из Сингапура в Порт-Артур пришла телеграмма, в которой командующий отрядом Вирениус запрашивал Макарова, куда и каким маршрутом следовать ввереному ему отряду кораблей.
Болтаться в нейтральном Сингапуре до разблокирования фарватера «Ослябя» с «Авророй» и сопровождаю-щий их «Смоленск» не могли. Корабли воюющих сторон могли находится в нейтральном порту не более су-ток. Идти в Артур они тоже не могли — «Ослябя» прожил бы на внешнем рейде не больше недели, пока его не достали бы японские миноносцы или даже броненосцы с предельной дистанции.
Оставался еще Владивосток, но Того тоже это прекрасно понимал! А при заблокированном Артуре сил для ловли одиночного броненосца у Того было достаточно. «Ослябя» или должен был болтаться в море неизвест-но сколько до разблокирования фарватера, или пытаться пройти во Владивосток вокруг Японии.
После двух дней непрерывных телеграфных консультаций с Рудневым Макаров приказал Вирениусу идти во Владивосток в обход Японии. При этом Вирениус должен был в два раза затянуть переход, отбункероваться, и обязательно быть при этом замеченным у берегов Филлипин, и только потом идти на рандеву с ВОКом.
Макаров с Рудневым надеялись за это время отвлечь Того чехардой крейсерских выходов, как из Порт-Артура, так и из Владивостока. С учетом того, что для гарантированного уничтожения «Осляби» и «Авроры» они должны были быть перехваченными как минимум двумя броненосцами или асамоидами, шанс был.
* * *
Утром проведший ночь у телеграфного аппарата и зверски не выспавшийся Руднев прибыл в паровозное де-по Владивостока. Тут Балк с парой свеженьких «мокрых прапоров», иначе, без сладкой моковки, заманить во флот нормальных опытных машинистов было нерельно, насиловали пять паровозов и две дюжины вагонов и тендеров. Из этого собранного с бору по сосенке сброда они пытались соорудить:
— тяжелый бронепоезд «Илья Муромец», вооруженный парой 120-мм гаубиц Круппа и парой 120-мм пушек Канэ для борьбы с артиллерией противника, артподготовки при наступлении наших войск, и главное — «ра-боты» по японским канонеркам;
— легкий бронепоезд непосредственной поддержки войск «Добрыня Никитич», вооруженный флотскими 87-мм со склада и тремя парами пулеметов;
— бронелетучку для разведки пути «Алеша Попович»: всего один паровоз и два вагона, но очень хорошо бронированные, с четырьмя пулеметами и одной башенкой со 87-миллиметровкой каждый; она должна была проводить разведку и часто попадать под обстрел.
— ремонтный поезд «Иван Кулибин» с талями и солидным запасом шпал и рельсов, с блиндироваными ваго-нами для личного состава и так же защищенным паровозом и тендером.
Критически осмотрев массовую стройку, Руднев отозвал чумазого Балка в сторонку для серьезного и приват-ного разговора.
— Ты зачем начал параллельно сразу два с половиной бепо? Тебе что, время не дорого? Если японцы в Биц-зыво высадятся, а они там высадятся, то Порт-Артур будет блокирован меньше, чем через месяц. А когда твои бронечерепахи на паровой тяге будут готовы?
— Федорович, ну кто же знал, что воспользовавшись твоим, блин, ноу-хау, япы заблокируют фарватер в Порт-Артуре? Ни ты, ни я на его блокаду вообще не рассчитывали. Вот я и готовился ударить в Манчжурии по ЖД сразу готовым бронедивизионом… А сейчас и сам локти кусаю. Готовы будут все через три недели. Ну, может быть, летучку и легкий закончили бы через неделю, но их без поддержки посылать в бой опасно.
— А если я тебя на неделю-полторы реквизирую по постоянному месту службы, это сильно замедлит ход ра-бот?
— Ну, пару дней потеряем, может быть. А зачем я тебе на «Варяге»?
— Тебя, Вася, мосты взрывать учили?
— Было дело… Но на фига? Что, под Бицзыво есть мостик, который может замедлить развертывание японцев после высадки? Так туда и на «Варяге» сейчас не прорваться, а ты еще и вернуться собираешься, как я понял?
— А ты науку-то эту хитрую не позабыл, случаем, за давностью лет?
— Как меня учили — до смерти не позабудешь… Но местные деревянные мостики ты и сам сможешь взо-рвать, причем не особо напрягаясь. Ящик динамита под опоры, да и просто связку пироксилиновых шашек, электрозапал — бум — нет моста. Стоит ли меня ради этого отсюда срывать?
— Деревянные мостики… Узко мыслите, товарищ лейтенант Балк!
— Что, тоже «товариществом» развлекаешься, — понимающе усмехнулся Балк, — я вон как снова молодой лейтенант еще той армии… Ладно, лирика-лирикой, а что надо взорвать, что местные минеры тебя не уст-раивают?
— В Японской системе грузоперевозок есть одно узкое место близ города Хамамацу. Через лиман Хамано перекинута дамба с мостами, по которым проходит железная дорога. По ней все грузы для армии в Манчжу-рии и Корее перевозят к ближайшим портам Внутреннего моря… Конечно, лучше было ее взорвать до того, как по ней перевезли войка для высадки, но тут мы уже опоздали, мой промах. Но если мы все же рванем мосты на ней сейчас, то все снабжение придется везти морем в два раза дальше, чем теперь, а там наши крей-сера-купцы шалят. И развертывание третьей армии тоже замедлится на приличное время. Да и Того придется охрану этой дамбы кораблями организовывать, а у него флот не резиновый.
— А какая система охраны у этой стратегической, заметь, дамбы сейчас?
— В том-то и проблема — я понятия не имею, для этого-то ты мне и нужен. Никакой информации не попада-лось, что не удивительно, кто же это в двадцать первом-то веке будет помнить, если там никто не стрелял? Плюс к абсолютному незнанию системы охраны — быки там у мостов каменные, закладывать заряды надо ночью с катеров, так что без профи твоего уровня извини, никак.
— А из какого материала построена, камень или все же бетон с арматурой и как давно? Чертежик бы, точки закладки определить. Какие подходы, и…
Неожиданно Балку пришлось на рефлексах пригнуться для того, чтобы пропустить у себя над головой трость контр-адмирала Руднева, который отчего-то покраснел и вдруг перешел на почти на фальцет:
— А больше тебе не хрена не надо? Сидишь тут, окопался в своем депо, по кабакам шляешься… А я не знаю, куда мне бежать! Вторые сутки провожу ночь на телеграфе, ни на секунду не прилег! То Куропаткина убеж-даю, что высадка будет и обязательно в Бицзыво. То Макарова, что надо срочно минировать бухту… А тут еще ты… Да если б не эта гадская запара — рвать эту чертову дамбу надо было ДО того, как японцы по ней перевезли все войска на западное побережье. Но не могу я весь этот воз один тащить, блин! И модернизацию кораблей, и общий ход войны на суше и на море, и крейсерские действия, все, все я один! Ты понимаешь??? Это уже как минимум второй раз, когда я сам усложняю ситуацию! Ну умный сука этот Того, и гораздо опытнее меня, идиота!! Как его переиграть-то в одиночку?
Балк, поняв, что перегнул палку, принялся как мог успокаивать приятеля. Признаки нервного срыва у того были на лицо.
— Петрович, твоя главная ошибка именно в том, что ты пытаешься все делать сам. Тебе нужны две вещи — сейчас сон, и вечером начать собирать свой штаб.
— У меня нет времени, а ты хочешь, чтобы я его тратил еще и на штабную канитель??
— Ты, Петрович, умный мужик, но все-таки дурак, — тяжело вздохнул Балк, — правильный штаб — он для того и нужен, чтобы время полководца экономить. Скинь на него всю рутину, те же крейсерские операции — ты их организовал, запустил более-менее работающую систему — все. Ты свое дело сделал, назначь ответст-венного по поддержанию твоего детища в рабочей форме — и спи спокойно.
Несколько подуспокоившийся Руднев задумчиво кивнул и, извинившись, продолжил уже ближе к делу.
— Извини, но наболело. Я этим му… жикам в Питере и Порт-Артуре талдычу — «японцы высадятся в Биц-зыво, примите меры по обороне Цинчжоуского перешейка, заминируйте подходы к нему с моря, установите дополнительную артиллерию на закрытых позициях». А в ответ «противник так действовать не будет, так, как по НАШИМ довоенным планам он действовал не так!» Я им — Порт-Артур будут осаждать и штурмо-вать, ни в коем случае нельзя отдавать порт Дальний, это упростит японцам снабжение, а они? Да, сплошное расстройство. Вирениус еще туда же… То идти обратно на Балтику, то иду во Владивосток по прямой! Гиб-рид самоубийцы с перестраховщиком… Приказы кругом обсуждаются, но никем в чине старше поручика не выполняются.
— Ну откуда ИМ знать, что ты прав? Ладно, вернемся к нашим баранам. Когда в море?
— Выходим завтра, только «Варяг», а то вдруг драпать от асамоида придется. На это только «Варяг» и «Бога-тырь» способны, а на «Богатыре» сейчас монтируют новые пушки, неохота его срывать. Да, для всего города — идем на ходовые испытания после переборки машин и отстрел новых восьмидюймовок. Систему охраны как с моря, так и с суши выясним на месте, если таковая вообще есть. Я уже приказал загрузить на «Варяг» три паровых катера, остальные шлюпки снять. За сутки взрывчатку и детонаторы найдешь?
— Найду, у нас этого гуталина… Только мне придется с собой взять десантную роту, что я для бронепоезда отобрал. Если охрана моста все же есть, а она должна быть, не с макаками воюем, то лучше, чтобы они мне спинку прикрыли. Заодно потренируются в «теплично-боевых условиях», а то половина в реальном деле не бывала. «Недотоварищи», понимаешь…
— Тогда отваливаем завтра, за час до рассвета. Только я тебя умоляю — казачков-то ты бери, но без лоша-дей, пожалуйста, у нас все же крейсер, а не скотный двор или вагон системы «сорок людей или восемь лоша-дей»… — И довольно ухмыляющийся Руднев, уже почти не прихрамывая, направился к ожидающему его экипажу, оставив не привыкшего лезть за словом в карман Балка в поисках подходящей ответной реплики. На свою беду мимо проходил уланский поручик Ржевский, которого Балк, как он говорил Рудневу, «завербо-вал за одну фамилию». Неосторожно ухмыльнувшись услышанной краем уха шутке контр-адмирала, он на-влек на себя грозу со стороны непосредственного начальника, который решил отыграться на нем.
— А чего это вы, разлюбезный господин поручик, тут как красна девица лыбитесь? Вам что, делать нечего? Вот и прекрасно, пока я буду на «Варяге» бегать к микадо на задний двор, вы останетесь здесь, ответствен-ным за здоровье лошадинного поголовья отдельного отряда бронепоездов Русского Императорского флота.
— Товарищ лейтенант, — взмолился было поручик, как и любой молодой офицер, мечтающий о подвигах, но был безжалостно перебит.
— А вот обращение «товарищ» надо еще заслужить! И право так обращаться к тем, кто был в бою, тоже. И как мне кажется, в этом походе вам этого сделать не удастся, ибо вы в нем тривиально не поучаствуете! И не надо мне тут сжимать кулаки, помните, чем наша первая встреча кончилась? Да по вашей загадочной физио-номии любой японский шпион сейчас видит с противоположенной стороны улицы — «а я что-то знаю»! И как вас в секретный рейд в тыл врага брать?
Следующие пару минут веселящийся в душе Балк снимал с краснеющего поручика тонкую и завивающуюся на солнце стружку. Естественно, что следующим утром счастливый Ржевский был среди той полусотни, как он считал, везунчиков, что на корме «Варяга» провожали взглядами быстро удаляющийся порт Владивосто-ка. Балк мог позволить себе немного посмеяться над подчиненными, но никогда не обижал их без крайней необходимости.
* * *
Сангарским проливом крейсер прошел ночью полным ходом. Руднев памятью Карпышева помнил, что всю войну японские маяки работали как обычно, поэтому навигационного риска почти не было. Да и вероятность встречи с боевым кораблем, который мог бы противостоять «Варягу», была невелика. Отойдя к рассвету на тридцать-сорок миль от японских берегов, крейсер уже экономическим ходом продолжил движение на юго-восток, а потом на юг. На пути через Тихий океан «Варяг» старательно и вежливо обходил стороной все по-падающиеся на его пути транспорты. Команда и офицеры крейсера начали слегка ворчать уже после второго спешного бегства за горизонт от небольшого транспорта в полторы тысячи тонн водоизмещением. Чего греха таить — соскучившиеся за два месяца ремонта моряки мечтали еще раз попотрошить транспортники, перево-зящие так много интересного, полезного и дорогого. Дух пиратства все еще продолжал витать над мачтами «Варяга».
Однако новоиспеченный командир крейсера, который в бытность старшим офицером постоянно доставал Руднева критикой любых его идей и предложений, на этот раз безоговорочно его поддержал. Он популярно и доходчиво объяснил офицерам, что глупо было бы засветиться на досмотре нейтрального транспорта с нево-енным грузом, и сорвать операцию, от успеха которой зависит весь ход войны. И попросил «товарищей офи-церов» донести эту мысль до всех членов команды.
Вообще, на бывшего старшего офицера «Варяга» нежданное-негаданное повышение и обретение столь давно желанного командирства подействовало неожиданно положительно. Раньше он исподтишка шпынял Руднева по любому поводу и встречал в штыки любую его идею, независимо от ее разумности и полезности. Но полу-чив от того на блюдечке заветное командование кораблем, которым он де-факто и так командовал последние пару месяцев, он, неожиданно для всех, стал самым горячим проводником его идей во всем Владивостоке.
Сейчас на мостике несущегося на семнадцати узлах сквозь ночь крейсера Руднев и свеженький капитан пер-вого ранга обсуждали предстоящую задачу.
— Наша задача — догнать уже ушедший поезд. Причем пешком. Строго говоря, войска по этой дамбе уже в основном перевезли и высадке их в Манчжурии мы помешать своей диверсией никак не сможем. Но солдат надо кормить, одевать, и главное — вооружать. А вот если нашему земноводному отряду под командованием товарища Балка удастся хоть один мост на этой дамбе снести, то половину грузов для армии придется или тащить через горы вручную, или везти вокруг Японии морем. А там наши вооруженные пароходы, мы, в конце концов. Да и просто тоннаж у японцев не бесконечный. Так что у нас с вами классический случай «лучше поздно, чем никогда».
Не слишком торопясь, словно крадучись, корабль в первой половине ночи без приключений подтянулся к ла-гуне Хамано (как выяснилось позже, в это время весь Объединенный флот в Желтом море охранял транспор-ты с войсками, направляющиеся к месту высадки). Для наблюдения за дамбой с целью определения состава сил её охраны был послан минный катер под командованием Балка. Лейтенант и самые глазастые сигналь-щики крейсера во все глаза смотрели — не закурит ли кто на берегу, не осветит ли ночной поезд будки охра-ны, казармы или, не приведи Господи, береговую батарею. Были выявлены только обычные караулки на три-пять человек. Оно и понятно — казармам (если они вообще есть) куда комфортней в нескольких километрах от моста на берегу, чем на узкой, продуваемой всеми ветрами дамбе. Перед рассветом катер вернулся к «Ва-рягу» и изрядно продрогший на ночном ветру Василий кратко обрисовал ситуацию Рудневу.
На палубе крейсера тем временем началось лихорадочное шевеление. Боцманская команда готовила к спуску еще один катер, там же, сталкиваясь и вполголоса матерясь, сновали пехотинцы из десантной группы. Пе-риодически то по одному, то по другому борту раздавался голос Балка, дающего последние наставления пе-ред возможным боем. Все ящики со взрывчаткой и прочим, по ворчливому выражению минного офицера, «сухопутным барахлом» были подняты из минного погреба. Два из них были вскрыты — теперь хранившие-ся в них пулемёты монтировались на катерах крейсера, остальные ящики укладывались на дно катеров. Со-став взрывчатки был довольно пестрым — Балк ограбил склады железнодорожного ведомства, но хранивше-гося на них динамита было недостаточно. Поэтому второй катер сейчас загружали ящиками с флотским влажным пироксилином.
20-го апреля по местному календарю, в семь часов местного времени — когда солнце светило вдоль дамбы — дежурные на мосту заметили направляющийся ко входу в лагуну со стороны океана военный корабль. Солнце, блики на воде, наблюдение корабя с носовых ракурсов — всё это мешало опознанию. Впрочем, ни-кто особенно и не старался — откуда в охране моста профессиональные военные моряки? Достаточно было того, что корабль несет положенные японцу флаги. Но в залив корабль почему-то входить не стал — вместо этого из-за его борта показались пару катеров. Выбежавшие поглазеть на «визит морского начальства» кара-ульные были неприятно удивлены событиями, последовавшими за этим. Подняв русский военно-морской флаг, корабль начал носовой половиной орудий обстреливать восточный въезд на мост, а кормовыми — за-падный. С дистанции меньше мили караулки были сметены с нескольких выстрелов. Потерь при этом не бы-ло, все успели выбежать поглазеть на нежданного гостя, но вот большая часть оружия и патронов остались где-то там, в мешанине воронок и досок…
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 34
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
А потом нерадивых караульщиков ожидали пулемёты с катеров. Хоть пулемётчики тоже никого не убили (не из врожденной гуманности, а по неумению вести прицельный огонь с раскачивающегося катера), но поднять голову выжившим караульным они не давали вполне успешно. Об ответной стрельбе и речи быть не могло, тем более, что на пять выживших приходилась всего одна винтовка. С восточного катера стали вываливать за борт под основание одного из быков моста какие-то ящики, попутно выполняя какие-то манипуляции. Япон-ских свидетелей этого процесса было мало и никто из них не обладал достаточной квалификацией для осоз-нания сути происходящего, но предчуствия у них были самые недобрые. Затем катер направился к своему товарищу у одного из быков со стороны западного въезда на мост. Грянул взрыв, крайний бык с восточной стороны большого моста окутался облаком дыма и бетонной пыли, ферма неизящно плюхнулась в воду, по-родив миниатюрное цунами. С одного из катеров кто-то полетел в воду, а часовые с западного конца бывше-го моста открыли наконец огонь из единственной уцелевшей «Арисаки». Одна из пяти выпущенных пуль да-же отколола щепку с борта катера, но на этом способность к сопротивлению охраны была исчерпана — под-сумки с патронами также остались в караулках. В ответ снова ударил пулемет катера, и остатки караула, ук-рываясь от огня за насыпью, быстро отступили.
Когда «в природе» появилось замедленное кино, очевидцы наконец-то смогли подобрать термин для описа-ния их мироощущения в тот момент. Выжившие из восточной караулки выговорили наконец заморское слово «динамит» и, презрев стрёкот пулемёта, кинулись подальше от катеров. Второй бык повторил судьбу перво-го, но у Балка ещё оставались с дюжину неизрасходованных ящиков с пироксилином и динамитом — во Вла-дивостоке, не зная структуру дамбы и материал быков, он подготовился с определённым запасом. Чтобы не везти взрывчатку обратно, он устроил ещё один «Бум!», в результате которого была сброшена в море еще и центральная мостовая ферма — теперь до её подъёма о судоходстве в лагуне можно было и не мечтать.
Отвалив от быков, катера дали ракетой сигнал о завершении этой фазы операции, и, с трудом выгребая про-тив океанской волны, двинулись к кораблю, подошедшему на полтора десятка кабельтовых к берегу, благо, глубины позволяли и минных полей в этом районе боятся было нечего. Всё дело было сделано за полтора ча-са, катера вернулись на «Варяг» с единственным пострадавшим. Поручик Ржевский, которого волной сбро-сило в воду, в результате чего за ним пришлось нырять Балку, был зол, промок насквозь, окоченел до дрожи и грязно матерился. Появившиеся было на берегу полицейские силы и обыватели из лежащего буквально в километре от дамбы городка Араи были рассеяны парой близких падений неразорвавшихся снарядов. Стре-лять прицельно запретил лично Руднев, поскольку люди в форме перемешались с безусловно гражданскими лицами, а пару специально испорченых взрывателей для снарядов калибром восемь дюймов прихватили еще во Владивостоке. Теперь нашедшие их японцы, не знающие о модернизации орудий «Варяга», должны были принять крейсер-диверсант за «Громобой», «Россию» или «Рюрик». И, соответственно, отрядить для его лов-ли как минимум два своих броненосных крейсера, у которых не было никаких шансов догнать шустрый «Ва-ряг». Подъему катеров на борт никто не препятствовал, и лишь отворачивая от берегов Японии в начинаю-щий сгущаться туман, с мостика «Варяга» засекли дым подошедшего к месту диверсии поезда. Так как из-за дымки его разглядеть было нелегко, опасаясь обстрелять пассажирский состав, огня решили не открывать.
Местный железнодорожный начальник немедленно отстучал телеграмму в Токио о разрушениях мостов и об угрозе для судоходства в Токийском заливе. На свою беду, эту телеграмму получили и на находящимся по-близости стареньком безбронном крейсере «Такао», который по старости выполнял обязанности корабля бе-реговой обороны района дамбы и принимал уголь в бухте чуть севернее. Капитан второго ранга Якиро то ли пропустил мимо глаз слова «крейсер противника», то ли решил, что железнодорожники не способны отли-чить боевой корабль от вооруженного транспорта, то ли его решимость отомстить за нападение на землю Ямато была сильнее здравого смысла… Так или иначе — он решил выйти в море, найти и уничтожить про-тивника. К сожалению для него, его корабля и команды, противника он нашел…
На крейсерах увидели друг друга за три часа до заката. Пары были разведены во всех котлах на обоих кораб-лях, и оба командира сразу пошли сближение, а когда Якиро таки опознал противника и скомандовал «к по-вроту», было уже поздно. Боясь упустить в море русский «вспомогательный крейсер», японцы шли на рас-стоянии пятнадцати миль от берега. «Варяг» же, напротив, держался от берега в десяти милях, надеясь под-ловить хоть какого-нибудь японского каботажника, а то и просто рыбацкую шхуну. В результате даже вы-броситься на берег у «Такао» практически не было шансов. Его артиллеристы первыми открыли огонь из трех шестидюймовок, но превосходство артиллерии и дальномеров «Варяга» было подавляющим. У Руднева промелькнула было мысль, что потопление этого антиквариата не прибавит славы русскому флоту, но увы — на нем видели и наверняка опознали «Варяг». А то, что на нем теперь установлены два восьмидюймовых орудия, должно было пока оставаться для Камимуры сюрпризом. Так что отпускать столь некстати попавше-гося на пути «Варяга» японского инвалида1 было нельзя.
Зарубаев, теперь лейтенант капитан-лейтенантского оклада, без суеты дождался от Нирода на дальномере дистанции и повел пристрелку по новому методу. Первый залп трех шестидюймовых орудий правого борта лег с небольшим перелетом. Второй залп дал не стрелявший в первом второй плутонг, с поправкой на резуль-тат падения первого. Главный калибр — носовое и кормовое восьмидюймовые орудия — ждали точного оп-ределения расстояния. Наконец, падение пятого полузалпа удовлетворило эстетствущего артиллериста, и на орудия по проводам системы центральной наводки понеслась команда «расстояние тридцать шесть кабельто-вых, беглый огонь». Спустя пятнадцать минут, двадцать восьмидюймовых и сто пятнадцать шестидюймовых снарядов, выпущенных с «Варяга», все было кончено. Первые три попадания шестидюймовыми снарядами «Такао» перенес неплохо. Критическим для японца стало единственное попадание восьмидюймовой бомбы в носовую оконечность. Старый крейсер, идя на максимальных для его изношенных долгой службой машин четырнадцти узлах, почти «нырнул» в набежавшую волну — пробоина площадью более пяти квадратных метров, встречный напор воды и общая ветхость корабля свели на нет все попытки борьбы за живучесть. Еще пять минут переборки старого корабля кое-как сопротивлялись напору моря, а его артиллеристы напрасно пытались нанести русским хоть какой-то урон. Но все было тщетно…
Катер с «Варяга» успел поднять из воды семнадцать уцелевших, среди которых не было офицеров.
* * *
Вечером на празднике в честь подрыва моста, удачного боя и не менее удачного отхода из опасной зоны в кают-компании собрались армейцы и офицеры «Варяга», как старые, так и новые. Последние появились как замена выбывших по ранению и гибели или ушедших на повышение — одна только замена командира вы-звала цепь повышений и вакансий. На место старшего офицера, например, все прочили получившего капи-тан-лейтенантский оклад Зарубаева, но судьба, в виде питерских небожителей и Руднева, распорядилась ина-че…
Третьего апреля, за две недели до выхода «Варяга» в первый после ремонта боевой поход, на Владивосток обрушился локальный катаклизм. Отправленные на войну в Порт-Артур Великие Князья Михаил и Кирилл с полпути, прослышав о творящихся во Владивостоке интересных делах, плюнули на приказ и испросили цар-ственного родственника о смене конечного пункта маршрута. Макаров и Стессель в Порт-Артуре были толь-ко рады избавиться от лишнего камня на шее, и вот на голову Руднева свалилась еще одна проблема — куда девать двух столь разных молодых людей, одного с сухопутным, Михаила; а второго с морским, Кирилла, ВУСами2. Данные молодые люди были для любого командира, под начало которого попадали, сущим нака-занием — нормальной работы от них ожидать не приходилось, а вот навредить по неопытности они могли изрядно. Да еще и нажаловаться на самый верх, по родственному… Поэтому нормальные люди старались от них избавиться всеми возможными способами. Но для Руднева и компании они представляли особую цен-ность — через них можно было получить дополнительный канал воздействия на Николая Второго. Поэтому Великие Князья были распределены следующим образом — Михаил отправлен к Балку на бронепоезд в должности начальника штаба, а Кирилл был навязан командиру «Варяга» в качестве старшего офицера.
Перед назначением оба они имели весьма необычную для них беседу с Рудневым. Пожалуй, в первый раз кто-то, не входящий в царскую семью, позволил себе прямо, резко и нелицеприятно оценить их достоинства и недостатки в роли командиров, без скидок на происхождение. Это было столь необычно, что даже несколь-ко притягивало. Резюме беседы Руднева заставило задуматься этих в общем-то не очень склонных к данному занятию людей.
— Итак, Ваши Высочества, вывод таков. Положенных вам по званию корабля и полка я под ваше начало предоставить не могу. Во-первых, их у меня во Владике просто нет в наличии. Да и вы с ними в боевой об-становке не справитесь из-за отсутствия опыта реального командования — учения и парады не в счет. Можно было бы, конечно, дать вам, Михаил Александрович, начальника штаба, а вам, Кирилл Владимирович, стар-шего офицера, которые бы делали за вас всю работу, а вы бы командирами только числились. Но сие как-то не очень честно по отношению к вашим заместителям, так что я вам предлагаю сделать с точностью до на-оборот. У меня есть настоящая, не выдуманная нехватка командиров на паре ключевых постов, но там надо по настоящему работать, да и должности несколько неудобные. «Варягу» нужен старший офицер. Это к Вам, Кирилл Владимирович. С одной стороны — «Варяг», самый боеспособный корабль эскадры с прекрасной ре-путацией и подготовленой, обстреляной командой. Но с другой — старший офицер — самая «собачая» и не-благодарная должность, которая только есть на флоте. Вы будете командовать командой крейсера, но не крейсером. Вы и только вы будете отвечать за все его неудачи, поломки техники и скандалы с командой, но ваш командир будет получать все лавры победителя. С другой стороны — только на этой работе вы можете научиться управлять людьми, а не кораблем или целым, готовым полком. Я думаю, что для Великого князя это самое важное умение. Вам, Михаил Александрович, придется еще тяжелее. Если Кириллу Владимирови-чу я хотя бы в общих словах могу предсказать, что его ждет, то вас я отправляю в абсолютную неизвестность. Сейчас в депо Владивостока лейтенант Балк доделывает первый в России бронепоезд. Ни он, ни я, ни вообще никто в целом мире не знает, насколько он будет эффективным, какова должна быть тактика его применения, даже насколько он окажется живуч под огнем ариллерии противника. Английские опыты в бурскую войну не в счет — у них противник был почти без артиллерии. Может, вся эта затея вообще не принесет никакой поль-зы и обернется роскошным бронированным гробом на колесиках для вас и Балка. Но если уж выгорит, как задумывалось — то японцы вас запомнят надолго. И главное — на этом месте именно вы незаменимы. Пото-му что я хочу, чтобы этот бронепоезд не подчинялся напрямую никому и был настолько независим, насколь-ко вообще может быть независима часть российской армии. А то угробят его наши господа генералы идиот-ским приказом, а лейтенантишко Балк их куда следует послать не сможет, не по чину.
Сейчас Кирилл стоял ночную вахту на мостике «Варяга», намеренно выключенный из общего веселья для, по выражению Руднева, «воспитания характера». Причем, к чести Великого князя и удивлению Руднева, он ни звуком, ни жестом, ни выражением лица не проявил никаких признаков неудовольствия при получении при-каза командира. Хотя по воспоминаниям Карпышева, в литературе князь описывался как изрядный гуляка. Похоже, что программа перевоспитания ответственостью начала приносить свои плоды, а может, мемуари-сты советского периода немного преувеличивали. Михаил остался во Владивостоке, Балк не взял его с собой в рейд, ссылаясь на то, что кто-то должен присматривать за ходом работ.
В кают-компании по традиции сначала спели «Варяга», причем Руднев был неприятно удивлен, что канони-ческий текст был несколько подправлен. Потом господа, вернее, товарищи офицеры практически насильно всунули гитару Балку и затаились в ожидании чего-нибудь новенького.
— Ну как мне тут давеча сказал товарищ поручик Ржевский — нас окружают замечательные люди, — изда-лека с цыганским заходом начал Балк, — я его, правда, в ответ заверил, что без боя мы все равно им не сда-димся, даже будучи окруженными.
Балк выдержал паузу, необходимую для усвоения материла. Переждал смешки офицеров крейсера и не слишком добрый взгляд Ржевского, который смягчился, только вспомнив, кто именно первым прыгнул за ним в ледяную воду. Поручик наконец-то выбрал единственно верную реакцию на все анекдоты о нем, ши-роко рассказываемые Балком — он начал тому подыгрывать и рассказывать их самостоятельно, от первого лица. Балк, тем временем, перебрав пальцами струны, продолжил.
— Ну раз общество наставивает, придется спеть, но, товарищи — песня на этот раз будет не о море. Я, как вы знаете, сейчас временно списан на берег. Наверно, за слишком большую инициативность, — начал Балк, про-веряя настройку гитары, — и вот по примеру нашего командира, решил не только построить бронепоезд, но и сочинить ему боевой гимн. Так что не обессудьте — сегодня не о море. Ну, по крайней мере, для начала:
По рельсам скаты грохота-али,
Бронь-поезд шел в последний бой.
А ма-ла-до-о-ва машиниста
Несли с пробитой головой.
Руднев, услышав знакомую с детства мелодию, под которую и сам не раз слегка и не очень пьяным распевал «нас извлекут из под обломков», подавился шампанским. Откашлявшись и промакнув салфеткой подборо-док, он с ненавистью уставился на «автора-исполнителя», бормоча себе под нос проклятья по поводу идиот-ских шуточек.
В броню ударила шимо-оза,
Погиб машинный экипаж,
И трупы в ру-убке па-ра-во-оза
Дополнят утренний пейзаж.
Вагоны пламенем объяты
И башню лижут языки…
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.
Не дождавшись упоминаний про танки, танкистов, болванки и прочие анахронизмы, Руднев позволил себе расслабиться, и теперь с интересом ожидал, каким еще образом его неугомонный соратник изнасилует ста-рую добрую песню.
Нас извлекут из-под обло-омков,
Положут рядом на балласт
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас
И полетят тут телегра-аммы
Родных и близких известить,
Что сын их бо-ольше не вернё-отся
И не приедет погостить.
Слушатели, к удивлению Руднева, внимали певцу с неослабевающим вниманием без всякого намека на улыбки.
В углу заплачет мать-старушка
Смахнет слезу старик-отец
И молода-ая не узна-ает,
Где машинисту был конец
А он на карточке смеё-отся
В газете «Русский инвалид»
В ва-ен-ной фо-орме, при пого-онах
Но ей он больше не жених.
Как будто дождавшись окончания последнего куплета, прервав на полуслове вопрос кого-то из офицеров на-счет башенных орудий, истошно зазвенели колокола громкого боя. Собравшиеся нестройной гурьбой понес-лись из кают-компании по боевым постам, создав короткую, но весьма плотную пробку в дверях. Столкнув-шись с Балком, Руднев (они оба уже не имели постоянных боевых постов по новому штатному расписанию крейсера и благоразумно пропустили вперед остальных офицеров корабля) «нечаянно» всадил ему в бок ло-коть и прошипел на ухо — «предупреждать надо, ведь говорил же».
С верхней палубы донеслись частые выстрелы 75-миллиметрового орудия.
Оставшийся на мостике Великий Князь Кирилл немного погорячился и отдал правильный по содержанию, но идиотский по форме приказ. Когда из темноты в крейсер уперся луч прожектора, тот решил для начала осве-тить неизвестного и приказал навести на него прожектора и противоминные орудия. Когда в луче света обна-ружился британский пароход, крадущийся в ночи без огней, Кирилл облегченно-разочарованно выдохнул и прокричал: «Огонь не открывать!». Увы, одно из 75-мм орудий правого борта было укомплектовано исклю-чительно новобранцами (всех понюхавших пороху перевели на орудия калибром посолиднее, как более на-дежных). Услышав в ночи долгожданное «Огонь…», наводчик выпалил, не дожидаясь продолжения фразы. Его примеру последовали еще пара канониров. Теперь неизвесный пароход парил, получив с пяти кабельто-вых десяток мелких бронебойных снарядиков, с него что-то истошно писали морзянкой, а кто-то в панике выбросил с кормы шлюпку и теперь по концам пытался в нее спуститься.
На обследование неизвестного транспорта была отправлена десантная партия под командой Балка со строгим приказом Руднева: «Найти контрабанду во что бы то ни стало! Если ее там нет — захвати остатки своей взрывчатки, или хоть пушку с «Варяга» свинти и оттарань к ним, но обеспечь мне легитимный повод для от-крытия огня!».
На беглое обследование парохода у русских моряков ушло примерно полчаса, по прошествию которых сгрызший на мостике «Варяга» ногти по локоть Руднев понял, что все в порядке. Это было ясно и без докла-да, по одной улыбке сидящего на носу возвращающегося катера Балка, освещающей море по курсу катера лучше любого фонаря.
— Ну? Подбросил динамит?
— Не пришлось. Ну подумайте сами, товарищ адмирал — чего бы они без огней-то шли, да под берегом? Они и прожектор-то засветили только тогда, когда им показалось, что «Варяг» их вот-вот протаранит. С душ-ком торговец, причем с интересным. Четырнадцать пушек производства Армстронга, калибр 190 миллимет-ров, с боекомплектом. Да еще и очень много десятидюймовых снарядов того же производителя, и несколько, вроде четыре но не успел проверить, стволов того же калибра.
— Погоди, ты с калибром все же напутал, мазута сухопутная. Совсем на своем паровозе от морских реалий отстал. Ну десять дюймов еще может и поверю, но 190 миллиметров... Не могли британцы сюда ЭТО по-слать. Это новейшие орудия, их только-только в серию пустили. Да их только для пары чилийских броненос-цев и успели-то изготовить, от них потом, помнится, заказчик еще отказался… Разоружение у них, панима-ешь. Бритты их в свой флот включают, хотя им они нужны, как зайцу стоп-сигнал, чтобы только Россия не перекупила3.
— Я тебе специально документы на груз прихватил, Фома неверущий, — перебил адмирала довольный соб-ственной предусмотрительностью Балк, — любезный капитан Дженкинс так суетился и лебезил, что даже спрашивать не пришлось — сам отдать предложил. Ты не представляешь, как позитивно влияет на капитана британского парохода с военной контрабандой нестандартное пробужденние.
— Почитаем, полюбопытствуем… — пробормотал себе под нос Руднев, пытаясь разобраться в казуистике грузовых конасаментов, — а в чем, собственно, заключалась нестандартность пробуждения сего достойного сэра?
— Ну, когда тебя будит будильник, звенящий на прикроватной тумбочке — это стандарт. А когда бронебой-ный снаряд, выносящий этот будильник сквозь стену вместе с тумбочкой — это немного бодрит… Да я его еще на пушку взял, как взошел на борт, сразу заорал, что их «Малакку» русская разведка от самого Саутгем-птона пасет.
— А почему от Саутгемптона, как вы догадались? — поинтересовался Великий Князь.
— Порт приписки, прочитал под названием судна, когда швартовались.
Яркий и образный рассказ Балка, которому, боясь пропустить хоть слово, внимали все на мостике «Варяга», был прерван ударом по поручню тростью Руднева. Стальные поручни ограждения выдержали, а вот гордость владивостокских краснодеревщиков раскололась пополам. Вслед за этим последовал ряд не вполне парла-ментских многоэтажных выражений в адрес Британии, ее короля, Виккерса и Армстронга.
Отведя душу, Руднев снизошел до объяснений. Судя по документам, британский флот отказался принимать в свой состав пару броненосцев, построенных для Чили и не востребованных заказчиком. Теперь их, естест-венно, предварительно разооружив, продавали для «коммерческого использования» куда-то в Бразилию. Но вот их новое, не смонтированное, прямо в смазке вооружение уже было закупленно Японией. Где именно могли всплыть сами броненосцы и насколько «коммерческим» будет их использованние японским импера-торским флотом — это Руднев предложил домыслить самим товарищам офицерам.
По поводу парохода порешили следующее — с призовой партией ему приказали идти в океан, где, остановив первый попавшийся пароход под угрозой оружия (с барского плеча «Варяга» сгрузили пару десантных пушек Барановского, торговцев попугать хватит) догрузиться углем и следовать во Владивосток Татарским проли-вом. Новые орудия и второй боекомплект для десятидюймовки «Корейца» того стоили.
Дальнейший путь проходил на удивление гладко. Океан как вымер — видимо, японцы после столь впечат-ляющей демонстрации задержали в портах все уходящие суда и как-то сумели предупредить остальные, да и сильно ухудшающая видимость дымка, то и дело переходящая в густой туман, сыграла свою роль. Прорыв через Сангарский пролив на рассвете немного потрепал нервы экипажу, застывшему на боевых постах в ожи-дании возможной встречи с крейсерами Камимуры, но и здесь все обошлось. Руднев гнал крейсер как наски-пидаренный, чутье подсказывало ему, что его место сейчас в городе, а не на заднем дворе Страны Восходя-щего Солнца. И все равно, несмотря на обойденные стороной три парохода и пару шхун, он опоздал.
На пирсе Владивостока встречать крейсер, вернувшейся с победой, собрались лучшие люди города, но с не лучшими новостями. Японцы все-таки высадились в Бицзыво…
* * *
Не смотря на истошные телеграфные предупреждения Руднева о месте будущей высадки, армейское коман-дование соизволило выделить для патрулирование Бицзыво всего пятьсот казаков Мищенко при двух оруди-ях. Эти две 87-мм пушки устроили высаживающейся японской пехоте двухдневную кровавую баню. Сначала артиллеристы гранатами прямой наводкой изрядно повредили мелкосидящий транспорт, который решил по-дойти поближе к берегу. Затем почти сутки они шрапнелью приветсвовали любую попытку высадиться со шлюпок, уже с закрытых позиций. Хотя эффективность такой стрельбы оставляла желать лучшего из-за низ-кой обученности расчетов, брести по пояс в воде к берегу под градом шрапнельных пуль не получалось. От-ветный огонь с моря японских канонерок и крейсеров вслепую по берегу не имел никакого результата, кроме выброшенных на ветер боеприпасов. Потом, по исчерпанию шрапнельных снарядов, батарейцы выпустили остатки гранат по уже высадившимся японцам. И наконец, в последней, отчаянной попытке сбросить десант в море упряжки вынесли орудия на прямую наводку для того, чтобы расстрелять по японской пехоте послед-нее, что осталось в передках — картечь. Но это усилие в купе с атакой конной лавы было легко парировано артиллерией японского флота, поддерживающего высадку. Для уничтожения столь досадивших им пушек, показавшихся наконец-то на глаза, японцы не пожалели даже трех залпов двенадцатидюймовок «Фудзи». Хо-тя это было скорее психологическое воздействие как на противника, так и на своих солдат — вести огонь по русским броненосец не мог, слишком близко те подошли к японцам. Но флоту надо было оправдаться перед армией за постоянный срыв перевозок и потерянные грузы, и «Фудзи», по личному приказу Того «поддер-жать армию при малейших признаках сопротивления на берегу», стрелял по отсутствующим русским тылам. Действенную поддержку пехоте оказали канонерки. Под градом крупнокалиберных морских снарядов орудия успели выпустить по паре картечных зарядов, после чего были перемешаны с землей вместе с лошадьми и расчетами. Когда остатки казаков вышли в расположение русских войск на Циньджоусском перешейке, среди трех сотен выживших было всего пять артиллеристов…
Теперь японцы уверенно продвигались в строну Артура и до его блокирования с суши оставались считанные дни. Вернее сказать, битва за перешеек еще не началась только потому, что карты японцев несколько спутал адмирал Макаров. На следующий день после начала массовой высадки войск в Бицзыво адмирал имел не-приятную встречу с генералом Стесселем. Командующий гарнизоном Артура никак не мог взять в толк — как это при наличии эскадры в семь броненосцев флот смог допустить высадку неприятеля. Так и не сумев-ший объяснить разницу между блокированным и свободным фарватером, Макаров приказал ночью атаковать скопившиеся у Бицзыво транспорта всем, что сможет выйти в море. Сам он поначалу планировал идти в бой на «Новике», но тут всех изрядно удивил командир единственного броненосного крейсера первой эскадры «Баян» капитан первого ранга Роберт Вирен. Теоретически, по паспортным данным этот далеко не мелкий крейсер не мог просочиться сквозь игольное ушко, оставшееся после затопления «Фусо». Но устроив двух-дневный аврал команде по выгрузке угля, боезапаса и вообще всего, что не было приклепано к корпусу ко-рабля намертво, Вирен с помощью двух буксиров смог протащить облегченный корабль через проход. Теперь «Баян» на внешнем рейде в сумерках принимал обратно с барж снаряды и уголь, а Вирен уговаривал Мака-рова выбрать его крейсер в качестве флагмана. Все же лишние семь дюймов брони в суматохе ночного боя предпочтительней для выживания адмирала, чем пяток дополнительных узлов «Новика».
Охранять Порт-Артур остались исключительно старые минные крейсера и клиперы. Реши японцы в эту ночь повторно заблокировать или заминировать проход в гавань Артура — им бы это, скорее всего, удалось.
Макаров, как всегда, авантюрно шел ва-банк. Всего для ночной атаки выделялись: пять крейсеров — «Баян», «Аскольд», «Новик», «Диана», «Паллада»; канонерки: «Гремящий», «Отважный», «Гиляк», «Бобр» и кое-как на скорую руку залатанный «Манчжур»; и все семнадцать исправных эсминцев. В роли головного дозора вы-ступал быстроходный, но практический безоружный «Лейтенант Бураков»4. Даже после снятия шести 47-мм пушек в этот маленький кораблик не удалось всунуть ничего, кроме одного 75-мм орудия на корме. Поначалу планировали заменить и торпедный аппарат (ибо к родному осталось всего две торпеды) на снятый с «Побе-ды», вообще броненосцы стали для миноносников неисчерпаемым источником малокалиберной артиллерии и торпедных аппаратов, но не успели, да и перевооружать разведчика — давать ему лишний соблазн ввязаться в бой. Но зато скорость в тридцать пять узлов (по паспорту, теперь уже тридцать два, но все равно гораздо быстрее оппонентов) гарантировала, что никто ни в японском, ни в русском флоте не сможет его догнать. Он был идеальным разведчиком, но увы — лишь до первого попадания… Вслед за ним атаковать японские ко-рабли охранения в лоб должны были «Баян» и «Аскольд» с четырьмя миноносцами отечественного произ-водства каждый, и все наличные канонерки. Строго говоря, Макаров украл у Того идею отвлечения охране-ния — основной удар по транспортам наносили идущие в обход «Новик», «Паллада» и «Диана». Они, каж-дый с приданными им миноносцами, должны были, не ввязываясь в перестрелку, обойти японские корабли и атаковать транспорта с флангов, когда охранение будет связано боем с наносящей лобовой удар группой. Из записок Руднева, переданных через лекаря Банщикова, Макаров позаимствовал еще пару идей — систему ночного опознования и «лидирование» миносцев в атаке быстроходными крейсерами второго ранга. Правда, крейсер второго ранга был всего один, «Новик», но и приданы ему были четыре лучших эсминца производ-ства немецкой фирмы «Шихау», имеющие по три торпедных аппарата вместо двух и, благодаря наличию по-лубака, более мореходные. «Палладу» и «Диану» сопровождали два и три миносца соответственно, все дети-ща французских и британских корабелов. Система опознования русских кораблей была проста как табуретка — на каждый корабль устанавливались по два фонаря, с красным и зеленым фильтром. В ответ на запрос — два красных моргания — свой должен был или ответить тремя зелеными, или не жаловаться на «дружествен-ный огонь». Теперь все это предстояло проверить на практике.
Первыми из гавани незадолго до заката потянулись «Новик» с эскортом из «Бдительного», «Бесстрашного», «Беспощадного» и «Бесшумного». Для начала они на полном ходу кинулись на маячивщую на горизоте чет-верку японских миноносцев. Это шоу происходило почти каждый день — ближе к закату Того благоразумно отводил свои броненосцы и крейсера подальше от русских миноносцев. Вскоре после этого «Новик», а ино-гда и «Аскольд», начинали гонять оставнуюся без покровительства японскую мелюзгу, наблюдающую за рейдом. Мелюзга, в свою очередь, пользуясь преимуществом в ходе, отбегала подальше, пытаясь заманить изрядно надоевшего им «Новика» под орудия своих крейсеров. Но от них уже удирал сам «Новик», тоже имевший пару узлов в запасе. Сегодня все пошло примерно по тому же сценарию, но японцы в вечерней дымке не углядели, что после часовой погони «Новик» и миноносцы ушли не в сторону гавани Артура. Под прикрытием этой чехарды из гавани потянулась вереница кораблей. Выйдя на внешний рейд, они разобра-лись по отрядам и разными курсами и скоростями пошли навстречу судьбе.
Как известно: «нигде не врут так много, как в любви и на войне». А уж после ночного морского боя начала века — без радаров, кинокамер и других средств объективного контроля… Каждый командир эсминца, вы-пустивший торпеду по мелькнувшему в темноте силуэту, не ответившему на запрос позывных, докладывал, что он попал. Если проссумировать все доклады с обоих сторон, то японские транспорты были потоплены все, причем некоторые раза по два, а русский атакующий отряд был уничтожен трижды. На самом деле рус-ские эсминцы добились всего четырех торпедных попаданий в транспорты, что тоже очень много.
Отряд, наносящий лобовой удар, прекрасно выполнил свою работу. «Лейтенант Бураков» подманил погнав-шиеся за ним эсминцы «Оборо» и «Акебоно» поближе к «Баяну» и «Аскольду». Утопить шустрых японцев не удалось, но «Оборо», получив шестидюймовый снаряд, больше в бою не участвовал. На этом организованная часть боя закончилась и началась свалка. С японской стороны подходили все новые и новые корабли, а рус-ские теряли друг друга в темноте. Отряды распались, и дальнейший бой вели фактически одиночные кораб-ли. Поначалу для японцев неприятным сюрпризом стало появление «Баяна» с его восьмидюймовками. О его присутствии в месте высадки японцы узнали только тогда, когда он одним попаданием нокаутировал при-данное третьему боевому отряду (наиболее современные и быстроходные японские легкие крейсера второго ранга, в русском флоте называемые «собачками» — «Читосе», «Такасаго», «Кассаги», «Иосино») авизо «Та-цута». Тот принял его за своего, не ответил на запрос позывных и, получив с десяти кабельтовых один круп-ный и три средних снаряда, с обширными затоплениями покинул поле боя. Четыре японских крейсера мед-ленно отходили под давлением более крупных и сильнее вооруженных «Баяна» и «Аскольда», поддерживае-мых канонерками и атаками русских миноносцев. Но подоспевшие к месту свалки «Якумо» с «Адзумой» на-помнили Макарову, что роль его отряда — отвлечение внимание кораблей охранения. Чем он и занялся — по сигналу с «Баяна» (серия красных и белых ракет) все быстроходные корабли стали отходить в сторону моря, а канонерки и поврежденные миноносцы — попытались прокрасться в Артур по мелководью. Итог боя — многочисленные повреждения кораблей артиллерией с обоих сторон. Торпедных попаданий не зафиксирова-но. Не успевший уйти на мелководье «Бобр» потоплен «Кассаги», из экипажа спаслось четверо моряков, ко-торых утром подобрали японцы. «Тацута», пытаясь выброситься на берег в темноте с разбитыми навигаци-онными приборами, наткнулась на скалу и до конца войны в строй уже не вернулась, а после ее окончания была тихо списана на металлолом, хотя японцы упорно отрицали ее «потерю в бою» и много лет спустя. У русских потеряны эсминцы «Смелый» и «Стройный», у японцев «Синономе». Но главное — почти все бое-вые корабли японцев рванулись в сторону стрельбы, оставив конвоируемые транспорты без охраны.
Это позволило ударной группе во главе с «Новиком» подойти на расстояние торпедного выстрела к транс-портам и подорвать четыре из них (три на счету миноносцев, еще один — заслуга самого «Новика»). Увы, после первого взрыва мины отряд был атакован крейсерами «Акаси» и «Нийтака» при поддержке шести ми-ноносцев. Не слишком прицельно растреляв оставшиеся в аппаратах торпеды, русские предпочли отойти за явным преимуществом японцев. Более скоростные, по крайней мере, по всем справочникам, японские мино-носцы не смогли догнать своих русских коллег, или, скорее, поостереглись лезть под орудия «Новика». «Паллада» с тремя миноносцами вообще не нашла японские транспорты и на рассвете вернулась в Порт-Артур, не выпустив ни одного снаряда или мины. «Диана» же не вернулась совсем…
Обстоятельства последнего боя «богини охоты» (прозвище «сонной богини» было прочно похоронено) стали известны из доклада сопровождавшего ее «Выносливого», кое-как доползшего до Порт-Артура на последних лопатах угля уже в полдень следующего дня. Бывшего с ним в паре «Грозового» в Артуре так и не дожда-лись. Последние подробности русские узнали уже после войны от возвратившихся из японского плена моря-ков крейсера.
…Назначенный Макаровым командиром «Дианы» вместо оскандалившегося Залесского капитан первого ранга Иванов 2-й транспорты противника нашел. Более того, он идеально провел атаку, в которой миноносцы добились двух торпедных попаданий, увы — в один и тот же транспорт, быстро исчезнувший с поверхности моря, а «Диана» повредила второй, притопившийся по верхнюю палубу, но севший на грунт. Но когда после опустошения всех минных аппаратов и появления в темноте силуэтов явно боевых кораблей старший офицер робко спросил:
— Ну что, идем домой?
Последовал холодный ответ:
— Рано.
Иванов повел «Диану» дальше вглубь растянувшейся группы японских транспортов. Двенадцать, после мо-дернизации, шестидюймовок и дюжина трехдюймовок крейсера вели беглый огонь по любой мелькавшей в темноте тени. Единственной видимой наградой для артиллеристов стал взрыв, осветивший пол неба после попаданий одного из их снарядов (небольшой транспорт «Коба-Мару», перевозивший боеприпасы для артил-лерийских парков второй армии и запас инженерной взрывчатки, разнесло в пыль). Зато с полдюжины япон-ских транспортников и их грузы пострадали от снарядов «охотницы» не столь эффектно, но тоже довольно серьезно. Впрочем, далеко не все транспорты получили снаряды собственно с «Дианы». В неразберихе ноч-ного боя японцы, атакуя русский крейсер в гуще своих транспортников, и сами не один раз всаживали снаря-ды в свои корабли и суда.
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 35
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Давно пропали в темноте сопровождавшие крейсер миноносцы, зато то с одной, то с другой стороны начали вылетать в атаки на крейсер японские истребители. С пол часа их атаки удавалось отбивать без потерь, но когда подоспела пара крейсеров Четвертого боевого отряда, «Нанива» и «Такачихо», стало хуже. Они тоже рванулись было в бой с «Баяном» и «Аскольдом», но отстали от более быстроходных и современных коллег. Потом изменили курс и пошли на взрывы торпед, выпущенных отрядом «Новика», и снова не успели к месту боя. Но в результате этих метаний крейсера оказались неподалеку от того места, где бесчинствовала «Диана». Какое-то время артиллеристам «богини» удавалось совмещать обстрел атакующих миноносцев и перестрелку с крейсерами, но в конце-концов одиночный корабль, подвергавшийся постоянным атакам со всех сторон, получил закономерную торпеду от подкравшегося в темноте «Муракумо». Иванов попытался уйти, направив раненый крейсер в ту часть горизонта, откуда никто по нему не стрелял, оторваться от противника, но «рано» уже превратилось в «поздно». К тому же по идиотской, как всегда и бывает на войне, случайности, курс, вы-бранный Ивановым, привел «Диану» к месту, где тихо стоял на якоре броненосец «Фудзи». Командир броне-носца, капитан первого ранга Мацумото, мудро решил не рисковать своим слишком ценным для Японии броненосцем в ночном бою. Он уже дважды корректно, но твердо отказал главному артиллеристу броненосца в просьбе об открытии огня. Но когда комок стреляющих друг по другу кораблей сам покатился в его сторо-ну, ему поневоле пришлось принять участие в обстреле «Дианы». Командир «Фудзи» неверно истолковал по-ворот русского крейсера в его сторону. Ему показалось, что русские разглядели в темноте его броненосец, на котором только-только развели наконец пары, и пошли на него в торпедную атаку. Первый залп лег переле-том за кормой «богини». Среди шести всплесков от шестидюймовок как две корабельные сосны среди кустов выделялись взрывы снарядов носовой башни главного калибра. На противостояние двенадцатидюймовым снарядам проектировщики крейсеров русского флота не закладывались, да и невозможно защитить корабль в шесть с небольшим тысяч тонн от снарядов такого калибра. Иванов понял, что не зря он перед боем пере-оделся в чистое. Уйти на скорости двенадцать узлов — а после подрыва торпеды и с заклиненым правым ва-лом больше дать было невозможно — практически нереально. Сзади настигает пара крейсеров, миноносцы атакуют уже со всех сторон, а отбиться от броненосца, перекрывающего единственный путь к спасению, тем более не получится. Остается только попытаться продать свою драгоценную шкурку подороже и доказать японцам, что канлодка «Кореец» в русском флоте — отнюдь не исключение из правил. «Эх, жалко что пере-зарядить носовой аппарат не успели!» - успел подумать Иванов.
Последний известный приказ командира корабля был — «Рулевому — таранить корабль справа по курсу! Минерам — сразу после тарана взорвать крейсер! Команде — спасаться по способности». Увы, вторым зал-пом главный калибр «Фудзи» накрыл русских, и боевая рубка крейсера перестала существовать, исчезнув в вихре взрыва со всем содржимым. К ужасу японцев, неуправляемый крейсер, как гиганская торпеда, продол-жал двигаться в сторону броненосца, не взирая на град снарядов среднего калибра. Шестидюймовые подарки с броненосца и крейсеров исправно сносили с палубы русские пушки, в двух местах на спардеке умирающей «Дианы» уже занялись пожары, а сквозь дюжину пробоин в трюмы медленно, но верно поступала вода. Но ни остановить, ни утопить крейсер первого ранга за такое короткое время средним калибром невозможно. Только пятым залпом двенадцатидюймовок, проделавшим огромную пробоину в левой скуле крейсера, уда-лось сбить импровизированый брандер с курса. Но все равно на броненосце от греха подальше расклепали якорные цепи и дали полный назад, не желая повторить судьбу «Асамы».
Величественно, как и подобает небожительнице, «Диана», постепенно замедляясь, прошла в кабельтове от «Фудзи». Крейсер уже был обречен. Вести огонь могли только два шестидюймовых орудия левого, обращен-ного от броненосца, борта. Машины не могли разогнать превращенный в развалину крейсер до скорости бо-лее трех узлов. В атаку на пылающий крейсер вылетел крохотный номерной миноносец №63 под командова-нием лейтенанта Накамуры. Хотел ли он отличиться, приняв участие в потоплении обреченного крейсера, или искренне хотел защитить броненосец — останется навеки неизвестным. В любом случае идея оказалась неудачной. Стоило его кораблику мелькнуть в луче прожектора, освещавшего умирающую «Диану», как все орудия броненосца без команды с мостика перенесли огонь на «атакующий русский миноносец». Не успев даже показать позывные, миноносец исчез в облаке взрыва. Кого именно утопили бравые комендоры «Фуд-зи», стало ясно только с восходом солнца по подобраным на месте гибели спасательным кругам.
Не надолго пережила японца и «Диана», завалившаяся на левый борт. Реквиемом кораблю стал последний выстрел единственной уцелевшей шестидюймовки. Неизвестный комендор всадил снаряд прямо под мостик «Фудзи»… С крейсера, в отличие от миноносца, взорвавшегося со всей командой, японцам удалось спасти семьдесят три моряка.
…Один из перелетных двенадцатидюймовых снарядов «Фудзи» попал по транспорту «Коку-Мару». Перево-зившийся на нем полк потерял более роты от взрыва на палубе прямо в толпе глазеющих на бой солдат. Сам транспорт, хоть и остался на плаву, надолго вышел из строя.
* * *
Выслушав краткий и сбивчивый рассказ о последних событиях, Руднев задумчиво отозвал Балка в сторону.
— Чтобы через двадцать четыре часа ни тебя, ни твоих БеПо во Владике не было. Иначе в Артур не успешь прорваться. Я тебе соберу с бору по нитке сводный полк, и ты его обязан доставить в Артур вместе с боеза-пасом для тамошней артиллерии. И ТЫ ОБЯЗАН не дать Артуру пасть до прихода кораблей с Балтики. Как — не мои проблемы, но теперь мы начинаем воевать всерьез на земле, на море и…
— Ну, на замле — я, на море — ты, — ехидно перебил товарища Балк, — а в небесах-то кто?
— В высших сферах у нас вращается Вадик. Все, время пошло, бегом, ЛЕЙТЕНАНТ БАЛК! Доболтаем после победы.
1. «Такао» — первый корабль со стальным корпусом, заложенный в Японии. Вошел в строй в 1889 году. В русско-японскую войну использовался как корабль береговой обороны и сразу по ее окончанию был выведен из состава флота. В нашем мире сдан на слом в 1918 году.
2. ВУС. Военно-учетная специальность. Обозначает, кем в военное время становится некто, в мирное время прослушавший курс военной кафедры в институте или отслуживший свое в армии.
3. Реальная, печальная и поучительная история о броненосцах «Свитшур» и «Трайумф», носящих в британ-ском флоте прозвища «Вакканто» и «Оккупанто». Таблички на туалетах «Свободно» и «Занято» так и оста-лись на этих кораблях на испанском, языке генерального заказчика.
4. Захвачен англичанами у Китая при атаке фортов Таку седьмого июня 1900 г. и передан русскому флоту. Самый быстроходный миноносец Тихоокеанской эскадры, в ходе войны несколько раз прорывал блокаду Порт-Артура.
Из переписки поручика 11-го уланского полка Ветлицкого с невестой
Душа моя, Настенька.
Прости, что не писал тебе почти месяц, но я невольно оказался в эпицентре событий настолько грандиозных и завораживающих, что не мог даже на это выделить минутку. Но, пожалуй, попробую изложить все по по-рядку.
Когда нас с Ржевским — кстати, пан Сергей просил передать тебе горячий привет и поцеловать ручку, но я передаю только привет — направили во Владивосток, мы жутко расстроились. Официально нас переводили для «подготовки расквартирования полка на случай высадки японцев в Приморье», но мы-то понимали, что Рейзенкранц просто нас отсылает из мести. Кто-то наверняка ему донес, как мы с Сержем на последних пол-ковых посиделках отзывались о его стратегических талантах. В результате мы готовились скучать в этом бо-гом забытом городишке, пока наш полк будет геройствовать и гнать японцев в Корее.
Но на второй день нашего пребывания в город неожиданно пришел воскресший из мертвых «Варяг» с приза-ми. По этому поводу был двухдневный праздник, в коем мы с Ржевским тоже приняли посильное участие. Но, к вящему сожалению Сержа, героями праздника были моряки. Нашему дорогому Сергуне было столь не-привычно не быть центром всеобщего внимания, что он даже немного перегрузился.
Потом были несколько дней лихорадочной муравьиной деятельности по приготовлению города к нападению японской эскадры. Когда мы с Ржевским попытались было объяснить, что не в штате крепости и участвовать в аврале (это такой морской термин, который означает, что работы больше, чем людей; не удивляйся, душа моя — я теперь стремительно «мореманизируюсь») не обязаны, то нарвались на неприятности. Следующие пару дней мы провели, командуя полусотней солдат, копающих ямы и пилящих сосны на сопках возле горо-да. К сожалению, дурная привычка Сержа — сначала говорить, а потом думать, неистребима, ну да ты и сама об этом прекрасно помнишь.
В награду за труды праведные мы получили возможность наблюдать за обстрелом японских кораблей с луч-ших мест партера — с вершины сопки Безымянная. Впрочем, в окрестностях Владика (мы тут так по свойски называем Владивосток) половина сопок носит это гордое имя. А вторая половина не удостоена и такого, они просто «безымянные». Единственная проблема была в том, что в паре верст от нас находилась ложная бата-рея, которую мы же и оборудовали, а теперь японцы расстреливали именно ее. Так что часть спектакля мы провели, лежа на земле и пытаясь спрятаться от осколков снарядов, изредка взрывающихся в ветвях рядом с нами.
По возвращению в город мы как были, грязные и усталые, пошли в неофициальный армейский клуб — «Лас-точку». На наше удивление, компания в тот вечер группировалась вокруг некоего флотского лейтенанта, кои вообще являются редкими гостями в этом заведении, ибо они обычно проводят время в своей «Бригантине», ближе к порту. Когда один из наших знакомых, заметив нас, позвал Ржевского к ним за стол, лейтенант со смешком преспросил «уж не поручик ли часом», чем обеспечил себе повышенное внимание со стороны Сер-жа. Как ты наверняка помнишь, Серж искренне считает, что только он имеет право быть «душой любого об-щества»… А тут какой-то лейтенант морской… В общем, через полчаса Сергуня стал откровенно напраши-ваться на неприятности, но и лейтенант был хорош! Он прилюдно заявил, что «пожалуй, стреляю и фехтую я изряднее всех вас, господа». На что Серж высказался в духе — «Наган и шестидюймовка Канэ — это не-сколько разные системы, да и фехтуем мы не на якорях, а на шашках». Тут лейтенант окончательно всех при-вел в шоковое сотояние — он предложил «перестрелять любых троих офицеров»… Ржевский вскочил и за-орал, что он сам сейчас кое-кого пристрелит, без формальностей. А остальные, более трезвые члены компа-нии, стали пытаться утихомирить спрщиков. Тут лейтенант извинился и объяснил, что именно он имел в ви-ду. Оказывается, он предлагал пострелять по бутылкам. Трое господ офицеров по сигналу стреляют по одной бутылке, а он по трем. Суть пари — если он свои три бьет быстрее, чем Ржевский сотоварищи одну — счет за всю компанию оплачивают они, в противном случае он. Серж, да и ваш покорный слуга, обрадовались воз-можности наказать наглого морячка. Третим стал некий поручик, крепостной минер. Он весь вечер зыркал на летенанта и ворчал, что его приятеля зря наказали за какие-то там батареи, контакты и прочую их минерскую зумность, ни мне, ни тем более тебе, душа моя, не интересную.
Ну кто мог ожидать такой прыти от морского офицера, что и наган-то в руках держит раз в год? По сигналу он упал на спину и, перекатываясь по полу, стал палить из ДВУХ револьверов!! Причем лично я так засмот-релся на его кульбиты и столь упорно пытался понять, откуда и когда он выхватил оружие, что просто впал в ступор и забыл вытащить свой револьвер. Серж с минером стреляли, но большинство присутствующих в один голос заявили, что лейтенант попал первым по всем трем бутылкам. А он, встав с пола, невозмутимо предложил повторить с любыми другими стрелками, но уже по бумажным мишеням. Дружной толпой мы вывалились на пустырь за «Ласточкой», реквизировав на мишени старые театральные афиши. Я в этот раз подавал сигнал, Серж опять был среди стрелков. На этот раз, кто попал первым, сказать было сложно, но вот когда мы подошли к мишеням, Серж и двое других стрелявших покраснели. Нет, в их афише тоже были три дырки от пуль — в животе, на правой руке и в бедре тенора. Но вот три мишени лейтенанта… Когда он успел прострелить каждую дважды, не понял никто, хотя зрителей было с пару дюжин. Но это пол беды — каждый певец на каждой афише имел по пробоине в области сердца и в голове! И опять же — все это в падении и, как выразился лейтенант, «в перекате»… На наши вопросы — где это на флоте учат так стрелять — лейтенант отшутился старыми семейными традициями и дядей-полковником, что с детства его гонял со всеми видами оружия.
Но Серж существо неугомонное. Все, даже минер, уже признали первенство лейтенанта и смирились с пер-спективой оплаты счета, но он… Черт его дернул сказать, что стрельба — это ничто по сравнению с фехтова-нием. Хитро усмехнувшись, лейтенант предложил повторить в том же составе на тех же условиях — ножна-ми, трое против одного до первого касания. Серж потом неделю щеголял с синяками на плече и поперек спи-ны — одного раза ему опять не хватило. Самое смешное — что счет все же оплатил лейтенант и пригласил всех желающих навестить его завтра в паровозном депо, где он обещал дать всем желающим уроки стрельбы, и показать еще кое-что интересное.
В общем, не буду тебя забалтывать малоинтересными тебе деталями, но теперь мы с Сержем служим в же-лезнодорожном бронедивизионе флота «Варяг» под началом того самого лейтенанта, товарища Василия Бал-ка. С товарищами — это еще более интересная история — так теперь называют друг друга те, кто участвовал в настоящем деле. Если даст Бог, то по возвращению из этого плавания на крейсере, куда сегодня отбываем мы с Сержем, так будут обращаться и к нам.
Ну а если не повезет, и не суждено мне вернуться — помни, я тебя люблю сильнее, чем можно вобразить.
Всегда твой — Виктор Ветлицкий.
Глава 14. На земле. На сопках Манчжурии.
Порт-Артур. Апрель-май 1904 года.
Капитан японской армии Кабаяси сидел и смотрел на карту уже в течении получаса. Со стороны солдатам казалось, что их командир прорабатывает маршрут марша, который должен был начаться через час. Но на самом деле капитан просто смотрел в никуда. Не подобает воину проявлять слабость и заваливаться прямо на землю, как сделали его подчиненные. Но и он сам отчаянно нуждался в передышке.
Кабаяси наконец-то мог позволить себе расслабиться, впервые за последние три недели. В голове был абсо-лютный вакуум, который бывает только сразу после окончания тяжелой работы и заполняется с началом но-вой. Оборонительные позиции русской армии на перешейке были наконец-то прорваны и у молодого самурая появился шанс пережить этот день, хотя еще полчаса назад он был уверен в обратном. Утром на его глазах русской шрапнелью была выкошена колонна воинов Ямато, которую вели в атаку предствавители лучших самурайских семей Японии. Они проявили недовольство «черепашьими темпами ведения войны», и импера-тор «посоветовал» им отправиться в Манчжурию и самоличным примером на поле боя, а не в газетных стать-ях, показать, как воюют настоящие самураи. Теперь залитые кровью обломки фамильных доспехов остались где-то там, на перепаханной взрывами и пулями полосе земли перед русскими укреплениями1. Из той колон-ны, попавшей под обстрел полевой батареи, выжило не более пятнадцати процентов личного состава, и в следующую атаку их повел уже сам Кабаяси. Еще утром он командовал вторым батальоном полка, ко второй атаке под его началом был уже весь полк, но увы — число его подчиненных существенно не увеличилось. Командир полка был ранен шрапнелью, командир первого батальона убит.
Хотя добрая половина русских батарей уже была подавлена японскими орудиями, стрелявшими с закрытых позиций, и огнем канонерок с моря, вторая атака тоже сорвалась. Под плотным ружейным огнем японская пехота снова откатилась. На запрос об артиллерийском обстреле русских люнетов, из которых велся плотный фланкирующий огонь, пришел обескураживающий ответ — стрелять нечем. На орудие осталось по два-пять снарядов на случай отражения контратаки. Первая попытка японских мелкосидящих кораблей подойти вплотную к берегу и «перепахать» русские укрепления также была неудачна. Пара русских, более крупных, да еще и бронированых канонерок с непроизносимыми для японца названиями «Гремящий» и «Отважный» устроили японским коллегам кровавую баню2. Японцы почти не строили специальных мелкосидящих судов для действия в прибрежной зоне, предпочитая обходиться китайскими трофеями и старыми кораблями. Все деньги, выделяемые на флот, шли на строительство эскадренных, морских кораблей. Вот Кабаяси и имел «удовольствие» в течении получаса наблюдать за избиением японского прибрежного флота. Взрыв девяти-дюймового снаряда, после которого от маленькой деревянной канонерки «Иваке» остались только щепки на воде, вызвал неприятную ассоциацию с событиями ночи высадки восемь дней назад, двадцать первого апре-ля. Он невольно вспомнил свой личный опыт «участия» в морском сражении и даже поморщился, что для са-мурая равноценно истерике. Тогда, среди ночи, транспорт, с которого его полк еще не успел высадиться на берег, был пронизан снарядами, а соседний — подорван миной. Одно дело воевать на суше, где можно стре-лять в ответ, прижаться к земле, отступить, в конце-концов! Но куда деваться в море с транспорта, который медленно заваливается на борт? Что делать пассажиру в морском бою — паниковать и путаться под ногами команды или просто медитировать и наслаждаться зрелищем? Хотя какое тут наслаждение, скорее полное непонимание… Взять хотя бы тот самый взрыв, осветивший половину неба, и в честь которого все на транс-порте дружно проорали «Банзай!», уверенные, что где-то там, в темноте, императорский флот разделался с очередным русским крейсером. Увы, на следущий день в штабе дивизии их «обрадовали», что треть снаря-дов, предназначенных для поддержки высадки, погибла вместе с перевозившим их транспортом.
Впрочем, когда подошедшие крейсера японского флота отогнали наконец настырные русские лодки, а кано-нерки со второй попытки прошерстили окопы, времени на воспоминания не осталось. Третья за день атака, в которую Кабаяси повел сводный отряд, собранный из остатков трех полков, увенчалась успехом. Русские на-чали отступление, и надо было озаботится их преследованием. Теперь можно было надеяться прожить до на-чала штурма укреплений самого Порт-Артура.
На формирование походных колонн, боевого охранения и необходимый отдых после боя ушло порядка двух часов. Но не успел Кабаяси отдать приказ выступать, как из-за цепи высот, за которыми расположилась япон-ская артиллерия, послышалась орудийная стрельба. Ну конечно, зло сжал зубы капитан, на артналет по рус-ским окопам — снарядов не нашлось. На поддержку лобовой атаки пехоты — тоже. А сейчас куда они палят, эти чертовы артиллеристы? Наверняка «салют в честь победы». С удивлением ожидая посыльного с разъяс-нением, что все это значит, ибо разрывов снарядов он не наблюдал, Кабаяси предпочел отложить начало пре-следования. Однако возвращения молодого курсанта, исполняющего роль делегата связи (при каждом взгля-де на юного самурая Кабаяси вспоминал себя во времена войны с Китаем), он не дождался, а вместо этого из-за холмов показался… Железнодорожный состав!
Кабаяси от удивления открыл рот, что для прекрасно владеющего собой японца, офицера и джентельмена, было совершенно не характерно. Но его оплошности никто не заметил — на приближающийся поезд глазели все. Нет, капитан понимал, что все по настоящему боеспособные части сейчас, после атак русских позиций «лежа отдыхали», изображая подготовку к маршу. Он и правда не ожидал многого от того полка, что был на-правлен три дня назад на северо-восток навстречу соединениям, которые уже должны были форсировать Ялу, а остальные тыловые части вообще, по мнению капитана, доброго слова не стоили. Но ПРОПУСТИТЬ ПА-РОВОЗ С СОСТАВОМ до линии русских укреплений сквозь внешнее кольцо блокады, сквозь все тыловые части, сквозь позиции артиллерии в конце-концов? Что могло помешать остановить его стрельбой из орудий, хотя бы и прямой наводкой? Что ж, тем лучше для него и его сводной группы — теперь весь груз на закон-ном основании достанется им.
Криком вывев полк из оцепенения, капитан отдал приказ выдвигаться бегом к насыпи и, если паровоз не ос-тановится добровольно — открыть огонь по рубке и, при необходимости — котлу. Сам он не удержался и в первых рядах побежал в сторону приближающегося поезда. По мере приближения состав все больше и боль-ше казался Кабаяси каким-то неправильным…
Почему одна платформа и один вагон поставлены впереди паровоза? Что это за дым идет из хвоста поезда — пожар от попавшего японского снаряда или второй паровоз? А если второй паровоз, то зачем — состав не та-кой уж и длинный? И что же это за груз, который русские настолько упорно пытаются провезти в Порт-Артур? И почему за первым поездом дым поднимается к небу еще гуще, как будто там еще пара составов тя-нется? Вопросов становилось все больше, и их масса превысила критическую, когда за первым поездом из ложбины действительно показался второй. Отдать хоть какой-то приказ или даже просто придумать, что именно приказать, Кабаяси уже не успел. Головной поезд взорвался огнем. По бегущей к нему японской пе-хоте с обоих бортов БРОНЕПОЕЗДА били по пять пулеметов, а с головной и хвостовой площадок часто ряв-кали по паре маленьких, но вредных пушек Барановского. Иногда редко, скорострельность немногим лучше выстрела в минуту из-за картузного заряжания, но солидно рыкали и башенные 87-мм пушки3. Они абсолют-но устарели для флота и их с радостью вымели с флотских складов, но на суше мощные шрапнельные снаря-ды весом в шесть килограммов, которых во Владивостоке нашлось превеликое множество, были еще весьма актуальны.
В рубке легкого бронепозда «Добрыня Никитич» Балк, наблюдая за мечущимися по полю под ливнем шрап-нельных и пулеметных пуль японцами, задумчиво проговорил, обращаясь к Михаилу.
— Больше так легко не будет… И так три раза мы их накрыли, сыграв на эффекте неожиданности. Сначала передовой отряд, который невесть зачем перся вдоль железки; потом на станции, когда их артиллерию про-редили; и вот эти. Теперь если еще провести эшелоны удастся, то первым в церкви свечку поставлю. Стран-но, почему же нас японцы не так уж и активно обстреливали из орудий?
— Простите, товарищ лейтенант, но вы ЭТО называете «не активно»? — как обычно, влез поручик Ржевский, во все дырки затычка, — да у нас у всех броневагонов крышы сейчас не стальные, а свинцовые от расплю-щенных шрапнельных пуль! Хорошо хоть, мы и у эшелонов крыши железом накрыли, а то привезем в Артур кучу раненых вместо подмоги.
— Эх, молодо-зелено, поручик, — усмехнулся, не отрывая бинокля от глаз, Балк, — не были вы под настоя-щим обстрелом… Вы бы лучше задумались, какого хрена они по нам вообще шрапнелью стреляли? Да уже после первых снарядов должны были понять, что нам это как слону дробина, и перейти на гранаты. Так нет же, почти каждая новая батарея дает по несколько залпов той же шрапнелью, и все!4 Хорошо, что у них пе-ременных трубок нет, а то бы нам и шрапнели «на удар» хватило. Не намного хуже бронебойного снаряда работает. Ладно, будем считать, что прорвались мы божьими молитвами. Теперь только дойти до разъезда на Талиенван, пропустить эшелоны с пехотой и боеприпасами дальше в Артур, а мы втроем с «Ильй Муром-цем» и «Алешей Поповичем» начнем показывать японцам, что такое мобильная оборона с широким исполь-зованием флангового пулеметного огня при артиллерийской поддержке на колесах.
Наполеоновские планы Балка были прерваны взрывом снаряда серьезного калибра в паре сотен метров от контрольной платформы. Взлетев по трапу в башню, Балк покрутил по горизонту обзорный перископ и оста-новил его, уставившись в сторону моря. Сверху донеслась грязная ругань.
— Какая-то блядская калоша-канонерка под берегом болтается, наши пукалки ее разве что поцарапают, а на ней одна дура калибра… Ну, на глаз дюймов так восемь-девять, и если современная и скорострельная Армст-ронга — то нам хана. С «Ильи Муромца» ее пока не видят и минут пять еше обстреливать не смогут. Если старье Круппа — то у нас еще есть шанс, там и скорострельность — выстрел в две минуты, и точность соот-ветствующая5. Вроде у них еще что-то установленно на корме, но зачехлено почему-то. Машинное, тьфу, блин… На паровозе — полный вперед!
— Зачем? — донесся из переговорной трубы голос прапорщика Дерюгина, бывшего машиниста.
— Вероятность попадания обратна квадрату скорости! Быстро, я сказал! — проорал в ответ Балк.
Из трубы донеслось что-то вроде: «чем материться, просто сказать можно было», но так или иначе поезд ус-корился. Канонерка успела выстрелить по головному бронепоезду еще три раза, потом ситуация на поле боя резко, как бывает только в кино и на войне, изменилась. На выползшем из-за закрывавшей обзор гряды хол-мов тяжелом БеПо «Илье Муромце» разглядели, в какой переплет попал брат «Добрыня», и приняли меры. В составе этого БеПо были четыре платформы, на которых были смонтированы два 120-мм морских орудия Канэ с «Рюрика», пара 120-мм гаубиц Круппа, столь удачно захваченных «Богатырем», и пара старых 6-ти дюймовых мортир. Сейчас, не успел «Илья», скрипя буксами, замереть на рельсах, как его морские артилле-ристы занялись своим прямым делом — обстрелом надводных целей. Канонерка успела перенести огонь на новую, более опасную цель, но на стороне русских были и большее число орудий, и их большая скорострель-ность, и устойчивая земля под платформами, в отличие от качающейся палубы канонерской лодки. Первый снаряд, попавший в маленький корабль, был выпущен из пушки. Как и второе попадание пушечного снаряда, он нанес серьезные, но не смертельные повреждения. Лодка попыталась уйти из зоны поражения, но упав-ший по крутой траектории гаубичный снаряд пронизал ее практически насквозь и взорвался почти под дни-щем корабля. Подброшенная взрывом вверх, с перебитым хребтом — килем, канонерка прожила еще десять минут, и за это время получила еще три уже не нужных снаряда. На единственной спущенной шлюпке смог-ли спастись двадцать пять членов экипажа из сотни бывших на борту. Тем временем убегавший от снарядов на всех парах «Добрыня» догнал «отступающие русские войска»…
Рядовой Пятого Восточно-Сибирского стрелкового полка Александр Бурнос уходил от Цзиньчжоу послед-ним. При обстреле люнета их роты с моря его засыпало близким разрывом снаряда. На откапывание, успеш-ный поиск под кучами земли винтовки и безуспешный — правого сапога ушло около часа. Он уже готов был припустить вслед за уже еле видневшимися отступавшими товарищами, но тут его кое-что отвлекло…
Сейчас этот здоровый, жилистый и злой на весь мир белорус, которого его непосредственный командир, по-ручик Кирленко, не раз называл худшим солдатом роты, с трудом переставлял ноги. Его, за имеемое по всем вопросам собственное мнение, которое он к месту и не к месту высказывал, не любили командиры. Его, за тяжелые кулаки и еще более тяжелый характер, побаивались и так же недолюбливали служившие с ним сол-даты. Кирленко за последний год продержал его под ружьем больше, чем любых других трех солдат роты вместе взятых. Но сейчас Бурнос идеально смотрелся бы не только на первой полосе японской газеты — как последний русский солдат, отступающий с поля боя, чему способствовали бы отсутствующий сапог, грязный, замученый до крайности и потрепаный вид вкупе с легкой контузией. Его фотографию с гордостью помести-ли бы на первой полосе и отечественные «Новое время» и «Русский инвалид», будь у них шанс ее заполу-чить. Почему? Да потому что он не только продолжал тащить с собой винтовку, волоча ее за зажатый в пра-вой руке ремень. Через его левое плечо свешивался тот самый поручик Кирленко, с которым у них давно лег-кая взаимная неприязнь переросла в стойкую обоюдную ненависть. Поручика засыпало тем же снарядом, что и Бурноса, и его приглушенный стон, донесшийся из-под земли, не дал белорусу сделать ноги налегке.
Сейчас он продолжал переставлять ноги вдоль насыпи из чистого упрямства. Любой другой солдат давно ос-тавил бы позади командира и винтовку и, с облегчением, побежал бы за помощью, лишь бы оказаться по-дальше от настигающих японцев. Он легко оправдал бы себя и перед начальством, и перед своей совестью, тем, что с помощью товарищей быстрее дотащил бы офицера к своим. Но сама мысль — бросить своего — пусть даже на время, пусть для его же блага, пусть даже Кирленко, которого он мысленно не один десяток раз придушил — не могла прийти в голову Александру. Если бы его кто спросил — зачем он тянет за собой еще и винтовку — то вопрошающий просто был бы послан. Скорее всего, причина столь бережного отноше-ния к вверенному ему имуществу крылась в хозяйственной натуре померковного белоруса.
Звон в ушах и периодические стоны несомого командира не позволил солдату расслышать приближение до-гоняющего поезда. Да раздайся сейчас трубный глас архангелов — не факт, что Бурнос отреагировал бы сра-зу — он был вымотан до крайности. Только гудок нагнавшего его состава и жуткий металлический визг тор-мозов заставили его вытереть со лба пот и обернуться. Увидев в паре десятков метров за своей спиной поезд, Бурнос резонно решил, что его догнали японцы. Устало уронив на землю продолжавшего оставаться без соз-нания поручика, Александр вскинул к плечу винтарь и всадил в будку паровоза все четыре оставшихся в ма-газине патрона. После этого он охлопал себя по карманам и поясу, убедившись, что боеприпасов больше нет. Тогда слегка покачивающийся от усталости солдат застыл над телом командира в характерной позе со шты-ком наизготовку. Из будки слышался громкий мат, сопровождаемый противным верещанием ушедшей в ри-кошет последней пули.
За бравым солдатом с помоста вокруг будки наблюдали Балк, Великий Князь Михаил и Ржевский. Наименее удачно из всех троих упал Балк, что неудивительно, учитывая, что ему сначала пришлось сбить с ног двоих оторопело открывших рот товарищей.
— Запорю насмерть, скотина! — отчего-то фальцетом проорал, не вставая, однако, с настила, Ржевский.
Стиснувший от боли зубы Балк не успел даже начать отчитывать поручика, как за него взялся его «начштаба и заместитель по всем вопросам» Великий Князь Михаил.
— Поручик, молчать! И ни слова про свечку (эту шутку Балк благоразумно не рассказывал при Ржевском, так что тот недоумено захлопал глазами, зато машинист и кочегар в рубке порскнули)!! Нет уж, голубчик, вы сейчас у меня к этому солдатику выйдете и в ноги ему поклонитесь! На таких, как он, вся земля русская дер-жится уже тому лет так триста, а вы: «запорю». Как так можно со своим боевым товарищем? Серж, вы лучше подсчитайте, сколько он на себе командира тащил, но при этом еще и оружия не бросил. Нет, Георгиевкий Знак Отличия он заслужил однозначно.
В такт его словам молча кивал довольный учеником Балк. Кажется, программа по обработке члена царской семьи начинала приносить свои плоды.
— Вот только выходить к нему пока не надо, Михаил Александрович, — продышался наконец сквозь боль в боку, куда пришелся удар броневого угла, Балк, — видите — у человека шок и контузия. Он с этой стороны никого, кроме японцев, не ждал, вы ему кланяться станете, а он вам — «коротким коли». Но насчет Георгия солдатику — это вы, товарищ великий князь (почему Балк каждый раз произносил это с улыбкой, было за-гадкой для всего личного состава бронедивизиона «Варяг»), совершенно правы. Позвольте мне с товарищем солдатом пообщаться.
Привстав на колено и высунув голову из-за бронеограждения, Балк как мог громко гаркнул:
— Эй, браток, у тебя все патроны вышли или еще есть? А то мы подкинем, если надо.
— Мне на вас и штыка хопиць, гады жаутопузыя, — не удивишись, что японцы говорят с ним на чистом рус-ском языке, мгновенно ответил Бурнос.
— А за каким чертом ты, солдатик, портишь краску русского бронепоезда «Добрыня»? — встав в полный рост, грозно поинтересовался Балк, — да еще чуть не застрелил Великого Князя Михаила Александровича Романова? Чо за самоуправство, ТОВАРИЩ боец?
— Гусь свинне не таварышь, — тихонько, как ему казалось, пробормотал себе под нос Бурнос.
Он, наконец, поверил, что это свои и, расслабившись, кулем осел на землю. Рядом картинно воткнулась шты-ком в землю винтовка, сил держать ее больше не было.
— Ну, я такой гусь, что с любой свиньей справлюсь, не беспокойся, — отозвался спрыгнувший на землю Балк, — эй, в третьем броневагоне — а ну, четыре человека с носилками сюда, примите раненого! А по пово-ду «товарищей» я тебе, любезный, сейчас объясню, но давай на ходу — время дорого, так что полезай в пер-вый вагон. Заодно расскажешь, как дошел до жизни такой.
Далеко, однако, уехать не удалось — теперь препятствие было посерьезнее, чем одинокий русский солдат. Один из шальных японских снарядов разорвался на насыпи, рваный рельс и превращенные в щепки шпалы исключали возможность дальнейшего движения, но главная проблема была даже не в почти полном сносе самой насыпи дороги. Для такого случая на «Добрыне» на контрольной платформе имелся запас шпал и рельсов, а в одном из вагонов — и ремонтная бригада. По их оценке, на приведение полотна в порядок требо-валось не более двух часов. Хуже было то, что поперек полотна лежали пара вагонов и паровоз. Очевидно, машинист паровоза, невесть как и зачем оказавшегося в зоне обстрела, не заметил повреждения дороги и со-став сошел с рельсов. На устранение подобного препятствия Балк не рассчитывал, и в составе дивизиона кра-на не было даже на «Кулибине».
По такому случаю на полотне железной дороги лейтенант капитан-лейтенантского оклада, хотя уже почти капитан 2-го ранга — за подрыв стратегического моста, Балк имел тяжелый и сложный разговор со своим за-местителем полковником Романовым.
— Михаил Александрович, давайте без эмоций, — в третий раз пытался воззвать к голосу разума своего «ве-ликого» заместителя, — кто-то должен не только отправиться на лошади за помощью в Артуру, но и привес-ти ее. Кран на пратфрме и еще минимум полк, для организации нормальной обороны и медленного, а не па-нического отхода к Дальнему.
— Вот сами вы туда, Василий Александрович, и отправляйтесь!
— А кто будет организовывать оборону перешейка на голом месте одним неполным, кое-как обученым, соб-раным с бору по нитке полком против двух дивизий, вы? Точно сумеете? А может, Ржевскому приказать? То-гда хоть новый повод для анекдотов появится…
— Вы считаете, что я совсем ни на что полезное в боевой обстановке не способен? — начал тихо закипать Михаил, — и поэтому хотите меня отослать подальше от боя?
— Нет, я считаю, что каждый должен заниматься тем, что у него получается лучше, чем у других. Нашу встречу с Алексеевым помните? Да если бы не вы, пришлось бы нам вместо Артура его драгоценную особу во Владивосток сопровождать всеми тремя бронепоездами. Только ваш авторитет и, уж простите за откро-венность, принадлежность к царствующей семье (при этих словах Михаил досадливо поморщился), позволи-ли нам заниматься тем, чем мы и дожны заниматься на самом деле. А не будь вас с нами, вместо помощи Ар-туру были бы мы почетно-бесполезным эскортом. Вот в Артуре вам предстоит сделать то же самое, только не с Алексеевым, а с Фоком и Стеселем. С ними мне не справится.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 36
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
— А почему вы так уверены, что с организацией обороны справитесь лучше меня? — не собирался сдаваться без боя великий князь, — я все же сухопутный полковник, а откуда у вас, морского лейтенанта, взялись зна-ния об организации «ротного опорного пункта»? Да и сам этот термин, который отнюдь не в ходу?
— Гм. Вас результаты учений нашей роты во Владивостке не убедили? Мы тогда условный бой у целого ба-тальона вроде как выиграли…
— Одно дело по воздушным шарикам и афишам отсреляться из пулемета6, а совсем другое по реальному противнику. Но выглядело впечатляюще, и траншеи этого вашего «полного профиля» тоже дело. Но вот ведь незадача, я у кого из морских офицеров не спрашивал — такому в Морском Корпусе не учат! — полез в бу-тылку Михаил,— или вы мне сейчас объясняете, где вы взяли все эти новшества, или можете в Артур от-правляться сами, а я тут займусь СВОИМ прямым делом — организацией обороны перешейка.
— Слушайте, а получше времени для расспросов вы никак не могли найти? — устало спросил Балк.
— Некогда было, — отрезал Михаил, — а сейчас нам торопиться некуда, кроме как в Артур, вот мы и реша-ем, кому туда ехать.
— Да уж, такое бы упрямство да вашему брату, у которого вы пока что в наследниках… Ладно, только для проверки моего рассказа вам придется все же отправиться в Артур, там пока телеграф должен работать, за-просите у Николая Александровича подтверждение.
— А почему это я ПОКА наследник престола? — оторопело от наезда на царствующую особу поинтересо-вался Великий Князь Михаил.
— Так у него через пол года сын родится, — усмехнулся Балк.
— Да откуда вы это можете занать, если даже я, его родной брат и первое лицо в списке престолонаследова-ния, не в курсе, и почему именно сын, после стольких-то дочерей…
— Вот об этом я вам сейчас и расскажу, вот только настучу по любопытным ушам подслушивающего пору-чика Ржевского, которые уже пару минут торчат из-за тендера.
Через пол часа Великий Князь Михаил галопом несся в сторону Порт-Артура в сопровождении урядника Шаповалова. Хотя в составе бронедивизиона и была сотня казаков, лошадей удалось взять с собой всего ше-стнадцать, и от многочисленного эскорта Михаил отказался. В мозгу великого княза, в такт ударам его высо-чайшей задницы о седло билась только одна мысль. Его больше всего удивила и запала в душу даже не исто-рия Балка об источнике его неожиданых знаний, а ответ на заданый тому ехидный вопрос: «а как бы вы дан-ное препятсвие преодолели там, в вашем времени?». Усмехнувшийся Балк, вытащив карандаш и начав что-то чертить на броне паровоза, сказал, что он на прорыв шел бы хоть и за броней, но не по рельсам. Пока лейте-нант спрашивал его высочество о знакомстве с гусеничным движителем, двигателем внутреннего сгорания и прочими техническими новшествами, сам Михаил не мог оторвать глаз от рождающегося на закопченной броне набоска. Тройка башен, пара пулеметных и одна явно побольше, с пушкой, гусеницы, охватывающие корпус — от всего этого веяло чем-то непробиваемо мощным7. Как сквозь вату донесся голос Балка, что это в его мире называлось танком, что его концепция родилась в ходе Первой мировой войны, до которой осталось еще десять лет, и что «за этим будущее, Ваше Высочество, а бронепоезд — это вынужденная мера». Кроме этой конструкции Балк набросал и пару танков поменьше, отдалено напомнившие бы знающему человеку Renault FT-17 и что-то наподобие Т-26. Теперь, вспоминая эти рисунки, тщательно затертые Балком по окон-чанию разговора, Михаил твердо решил, кто именно станет в России шефом нового вида войск. Если эти ми-ни-бронепоезда и правда неуязвимы для пуль и не привязаны к рельсам, то…
Балк, оставшийся с бронедивизионом, был одновременно доволен и страшно на себя зол. С одной стороны, ему удалось убить одним выстрелом двух зайцев — он не только отправил ТВК (как он про себя для кратко-сти называл Михаила) из зоны боевых дейтвий, где шальные пули не делают скидок на чины и происхожде-ние, но и зародить в том интеес к новым методам ведения войны. На помощь со стороны Порт-Артура Балк, знакомый с характеристиками Фока и Стеселя, особо на самом деле не рассчитывал, и уже начал работать над устранением паровоза с насыпи «подручнымы средствами».
Один из бронированных вагонов был по крышу забит пироксилиновыми шашками, пожарными шлангами и детонаторами, с помощью которых Василий планировал разнести на части блокирующий фарватер «Фусо» накладными зарядами. Теперь часть этого с трудом выцарапаного с флотских складов добра придется потра-тить на «расчленение» блокирующих путь паровоза и вагонов. Василию ни к селу ни к городу вспомнилось, какую сцену устроил ему Петрович, которому какие-то «доброжелатели» донесли, что лейтенант Балк вывез со складов флота весь запас пожарных шлангов. Ну кто мог подумать, что у адмирала Руднева были планы удвоить количество пожарных шлангов на всех кораблях? Хоть бы предупредил, а так пришлось сначала объясниться на повышенной громкости, а потом и поделиться…
С другой стороны, объяснение со вторым лицом в государственной иерархии прошло на бегу, совсем не так, как было запланированно, и если за безопасность самого Михаила он теперь был спокоен, то судьба всего бронедивизиона сейчас висела на волоске. Стоит только японцам организоваться и начать полномасштабное наступление до завтрашнего вечера, и придется взрывать ВСЕ поезда со всем грузом и драпать в пешем по-рядке. Надо будет потом в Артуре, если доживем до него, смонтировать на передней платформе кран помощ-нее или хотя бы лебедку с выносной балкой. Век живи — век учись.
До полуночи Балк успел разослать роты и полуроты на выбранные им позиции для оборудования опорных пунктов, четыре парных дозора казаков в направлению японских войск и обернуть паровоз парой шлангов со взрывчаткой — взрыв отложили до рассвета. Ночь прошла в снятии с бронепоездов пулеметов и пушек Бара-новского и перетаскивании всего этого богатства на спешно готовящиеся позиции.
Утром его ждал первый приятный сюрприз — со стороны Артура потянулся куцый ручеек подкреплений. Подошедшая первой полурота, еще позавчера бывшая полнокровным батальоном, была с пол дороги развер-нута Михаилом. На вопрос не спавшего всю ночь Балка: «что же заставило православное воинство прекра-тить драп и возвернуться», командующий полуротой штабс-капитан ответил, что когда его ставят перед не-простым выбором, он выбирает меньшее зло.
— А конкретнее?
— Ну, видите ли, господин лейтенант, когда есть и приказ генерала Фока «отходить к Артуру на линию фор-тов», и просьба Великого Князя наследника престола Михаила Александровича, который галопом проносит-ся мимо, «всех, кто меня уважает и кому не безразлична судьба России — прошу вернуться на позиции и поддержать бронедивизион «Варяг»… — я как смог попытался выполнить оба. Отправил всех раненых с со-провождением, а это вышло больше половины личного состава, а сам с наиболее боеспособными солдатами и остатками боеприпасов, как видите, вернулся. Не совсем понимаю, откуда вы тут вообще взялись и почему Великий Князь приказал вам во всем подчиняться… Но, в любом случае, какие будут приказания?
— Люди у вас до предела измотаны, как я вижу. Сначала марш к Артуру, потом, с пол дороги, обратно… Первое приказание — всем по вагонам, найти там места потише и выспаться. А мы с вами прогуляемся до ближайшего опорного пункта, я вам покажу ваши позиции, их как раз сейчас оборудуют, и представлю вам приданых вам пулеметчиков.
— У вас и пулеметы имеются? — удивился штабс-капитан, — богато, однако, флот живет… У нас ни одного не было, потому, наверное, японцы нас и сбили с позиций… А до какого пункта мы прогуляемся, простите?
— Опорного, это как кость в скелете обороны. А по пулеметам — на каждый корабль первого ранга по паре приходится, в смысле — приходилось. Кораблей таких во Владивостоке сейчас пять, а толку от пулеметов на них в морском бою — ноль. Плюс со складов, плюс армейцев в городе разоружили, — разъяснил Балк, — еще с Питера успели почти две дюжины прислать… Итого мы в Артур везли сорок три Максима, причем на облегченных станках, потом увидите. Правда, при прорыве пять повреждены, точнее, четыре просто закли-нило, сейчас ремонтируются; а один и правда того — восстановлению не подлежит, сбит с крыши вагона шрапнелью. Патронов к ним — целый вагон. Но все одно, нам бы еще народу поболе, и с артиллерийской поддержкой БеПо — теперь нас так просто не сковырнуть.
— Вы думаете в чистом поле остановить две дивизии японцев, которых поддерживают три сотни орудий?
— Было всего двести орудий, господин капитан, и правда было. Мы при прорыве немного пошалили, — пло-тоядно усмехнулся одной стороной рта Балк, и много видавшему на своем веку штабс-капитану почему-то от этой усмешки стало немного не по себе, — два десятка орудий стояли в виду насыпи, и за их уничтожение я вам ручаюсь. Пулеметный огонь, он, знаете ли, на дистанции прямой наводки поэффективнее орудийного — в зоне прямой видимости как метлой сметает. Что мы там наворотили огнем артиллерии по пушкам на сопках и за ними — одному Богу известно, времени посылать казаков на проверку не было. У меня всего-то шестна-дцать лошадей на три бронепоезда. Да и, судя по тому куцему обстрелу, которому подвегался мой БеПо — боеприпасов у японцев тоже почти не осталось.
Как будто оспаривая слова лейтенанта, после противного свиста в километре от бронепоезда разорвался сна-ряд. В ответ после недолгой паузы отозвались пару гаубиц «Ильи Муромца». Начинался новый день…
Первая попытка японцев организовать продвижение в сторону Артура провалилась полностью и с большими потерями. Подпустив колонны передового японского полка на пол версты, с расположенных в стороне от до-рог высот из замаскированных огневых точек разом ударили несколько пулеметов. Попытка развернуть фронт и атаковать пулеметную позицию рассыпным строем была пресечена огнем во фланг цепи второй группы пулеметов, стоящих в окопах на обочине дороги. Причем они любезно молчали, пока японские цепи не подставились под фланговый огонь. Попав в огневой мешок, японцы в беспорядке отступили. Следующие попытки нащупать обход пулеметных позиций раз за разом натыкались на плотный огонь. Теоретически, пу-леметы можно было бы подавить артиллерией, но снаряды еще надо было доставить из Кореи. Собраные с бору по сосенке полсотни снарядов пропали вместе с выдвинутой на прямую наводку батареей — стоило ей занять позиции и начать обстрел, как на перегон вылетели два бронепоеза и перемешали орудия и рассчеты с землей орудийным и пулеметным огнем8. Пришлось снова просить японский флот прислать канонерки для обстрела русских позиций с моря, но тем сначала пришлось пополнять боекомплект, и свое веское слово они смогли сказать только через три дня.
За эти дни к Балку россыпью подошли около четырех батальонов, три батареи полевых и пара морских шес-тидюймовых орудий с расчетами и главное — кран на железнодорожной платформе, что позволило раста-щить обломки взорванного паровоза и провести наконец эшелоны с грузом в Порт-Артур. Прибывший с мор-скими орудиями мичман Лисицин с «Ретвизана» принес слух о якобы разбитом «высочайшей дланью» носе Фока, отказавшего было Михаилу в выдвижении войск обратно на перешеек.
Авторитет и популярность «товарища Великого Князя Михаила» в армии и на флоте стремительно росли. Этому способствовало и отбитие второй попытки штурма русских позиций японцами под его руководством. Сам Балк к этому моменту отбыл в Артур на поезде, ему надо было отвезти в госпиталь Ветлицкого, пой-мавшего в грудь шальной осколок, и заняться наконец главным делом, ради которого он и прорывался в Ар-тур — подрывом «Фусо».
В короткой, на бегу, беседе, когда Михаил сходил с прибывшего из Артура поезда, а Балк в него загружался, Василий поинтересовался, с чего это Его Высочество снизошел до рукоприкладства.
— Да пальцем я этого Фока не трогал, — явно не в первый раз отмахнулся от Балка Великий Князь, — про-сто он столь активно не хотел высылать подмогу на перешеек, а потом все порывался вместо дела устроить празднования и молебен в честь моего прибытия, что я и правда вышел из себя. Ну, пару не слишком подо-бающих выражений употебил. Короче — старик перенервничал, и у него кровь носом пошла… Уже надоело это всем объяснять. Я уже на клинке три раза, три раза клялся что пальцем этого жандарского гения не тро-гал. Ну и что толку? Времени нет каждого переубеждать.
— Да к тому же и бесполезно, уж больно легенда выходит красивая, молодым офицерам это, кстати, даже нравится, ворчат только те, что чином повыше, — пробормотал Балк, — давайте лучше повторим, как вы тут без меня будете неделю обороняться. Пункт за пунктом, как мы по дороге планировали, с минимальными по-терями и максимальным ущербом. Отходить — можно и нужно…
— Но бежать запрещается, — с улыбкой докончил за Балка Михаил, — отчего же не повторить…
Михаил оказался прилежным и способным учеником, и командовал обороной, не испортив ничего из задумок и планов Балка. Пулеметчики дисциплинированно молчали и открывали огонь в упор. Артиллерийская под-держка пехоте оказывалась исключителько огнем полевых батарей, и появление пары морских орудий9 для японских канонерок и авизо, обстреливающих русские позиции, стало неприятной неожиданостью. Канонер-ская лодка «Осима» после этой неожиданности встала в док на пол года, а старый крейсер «Сайен» отделался текущим ремонтом. Для самих русских самым неожиданным стало то, что после успешного отражения оче-редного штурма Михаил приказал всем обороняющимся войскам отойти на две версты и зарыться в землю на новой цепочке высот. Возникший было в войсках ропот по поводу бессмысленого оставления одних позиций и оборудования новых прекратился через два дня. С рассветом на пустые позиции, бурную деятельность на которых имитировали команды охотников, обрушился ливень японских снарядов. Японские артиллеристы, дождавшись наконец нового транспорта со снарядами, торопились отыграться за вынужденное недельное бездействие. Однако их усилия и с трудом доставленные боеприпасы пропали даром — атакующую японский пехоту снова встретил плотный пулеметный огонь, но уже на две версты ближе к Артуру. Более того, выско-чившие на прямую наводку бронепозда сильно ускорили отход японцев, превратив его в бегство. Впрочем — японцы ученики способные, и «Добрыня», получив три снаряда с замаскированых на прямой наводке орудий, уполз в Дальний на ремонт.
На новой позиции все повторилось по примерно той же программе. Учитывая, что все снабжение японской армии велось исключительно силами китайских носильщиков-кули и подводами на быках, темпы наступле-ния на Порт-Артур обещали стать воистину черепашими. А чтобы еще более это усугубить, Михаил, пользу-ясь отсутствием сплошного фронта и наличием подтянувшихся наконец из Артура казаков, отправил в тыл к японцам партию охотников под командованием полковника графа Келлера.
Пока Михаил геройствовал на перешейке, Балк (минно-взрывной курс спецназовца-диверсанта ГРУ сдан с оценкой хорошо) с помощью водолазов за пять дней спеленал и туго обернул «Фусо» пожарными шлангами с взрывчаткой. В момент наивысшего прилива, мысленно выматерившись вместо молитвы, Балк под скептиче-скими взглядами Стесселя и свиты (которой молодой выскочка, которому почему-то заглядывает в рот на-следник престола, активно не нравился) и с благословения Макарова провернул рукоятку взрывной машинки. Полторы тонны взрывчатки никак не могли выбросить из воды или хотя бы сдвинуть с фарватера три с лиш-ним тысячи тонн металлолома. Но правильным образом расположенные и прижатые к бортам корабля, они разорвали старый броненосец на куски по сто-триста тонн весом, которые уже реально было оттащить по-дальше лебедками и буксирами. После обследования результатов взрыва водолазы разочарокано потянули, что куски все равно слишком большие и ломать их придется не менее трех месяцев. После отбыти злорадно усмехающегося Стесселя, водолазы «поправились». Теперь по их словам выходило, что теперь разблокиро-вать гавань можно в течении трех неделб, максимум пяти.
После последовали объяснения Василия объяснения неудомевающему Макарову, что всей свите коменданта крепости знать о точном сроке разблокирования фарватера вредно. Балк получил по спине могучий хлопок от двоюродного брата, сбивший его с ног, и благодарность от Макарова. Отвязавшись от обеда в его честь, чем заработал удивленно-довольный от адмирала, Балк рванул в госпиталь проведать Ветлицкого. Из госпиталя герой дня планировал отправиться обратно на перешеек, однако в храме Гиппократа его ожидала совершенно непредвиденная задержка…
Госпиталя в России всегда были магнитом для молодых девиц из хороших семей. Ну где еще вместно искать себе партию приличной девушке, если не среди героев, проливших кровь за отчизну? А уж молодой краса-вец-поручик со знаменитого на весь Артур бронепоезда, на котором в уже осажденную крепость как рыцарь на белом коне прорвался на помощь подданым сам наследник престола! В общем, такого обилия женского внимания поручик Ветлицкий не испытывал никогда. Никакие объяснения, что сам он был приписан к бро-непоезду «Алеша Попович», который прикрывал отход, тогда как Товарищ Великий Князь был за четыре версты, на головном «Добрыне Никитиче», не могли прервать просьбы описать геройские подвиги Его Высо-чества. «А почему поручик называет Великого Князя своим товарищем?» — мгновенно следовала пулемет-ная очередь следующего вопроса. Когда в дверь палаты, разорвав кольцо девиц, ворвался Балк, Ветлицкий встретил его как избавителя.
Кольцо прелестных надушенных головок, мгновенно оставив Ветлицкого, сомкнулось вокруг Балка, у кото-рого почему-то сразу всплыла в голове забавная картинка. Однажды на охоте он, отстав от товарищей, был окружен стаей волков, те тоже перемещались слажено, быстро, но без лишней суеты... Мотнув головой, что-бы отогнать столь странную ассоциацию, Балк принялся куртуазно раздавать комплименты и давать уклон-чивые и подобающие ответы на заданные с придыханием вопросы. Балк был в своей среде и наслаждался приятным обществом.
— Лейтенант, но почему вы не остались во Владивостоке, на «Варяге»? Это ведь самый героический корабль нашего флота? — раздался очередной вопрос из щебечущей стайки поклонниц.
— Мне скучно, бес! — как не раз и в своем времени, и уже в этом, во Владивостоке, ответил на подобный вопрос Балк. Но тут привычное течение беседы – после такого признания обычно следовали восхищенные вздохи женской половины слушателей, и можно было подсекать подходящую жертву - было нарушено.
Из дальнего угла палаты, где в тяжелом забытье лежал позабытый всеми мичман с «Баяна», раненый еще во время рейда на японские транспорты, раздался глубокий, уверенный и насмешливый девичий голос. Поившая мичмана девушка, до сих пор не не обращавшая на героя дня никакого внимания, внезапно решила поучаст-вовать в беседе:
— Что делать, Фауст?
Таков положен вам предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.10
— Сухая шутка, — машинально пробормотал себе под нос пораженный Балк, и довольно невежливо отодви-нув с дороги обступивших его девиц, направился в декламатору.
Из угла на него из-под платка и копны кое-как уложенных рыжих волос смотрела пара голубых, нет, синих, нет — ярко-васильковых глаз. Герой войны, взявший на абордаж броненосный крейсер, подорвавший мост, построивший бронепоезд и прорвавший на нем кольцо окружения, только что разблокировавший гавань Порт-Артура лейтенант, без пяти минут капитан второго ранга Балк был поражен в самое сердце, и тонул, тонул в этих глазах… «Похоже, что Великому Князю Михаилу придется самостоятельно покомандовать еще пару дней, война подождет», — мелькнула в голове Балка странная мысль.
Из записок вольноопределяющегося Антипова, состоящего при отряде полков-ника графа Ф.А.Келлера
«Русский инвалид», номер от 29 ноября 1904 года
Полковник Келлер внимательно рассматривал в бинокль дорогу на Бицзыво, по которой двигались цепочки китайских кули под конвоем японских солдат. Очередной транспорт с боеприпасами для 2-й японской армии разгрузился…
Да, японцы с нетерпением ждали прибытия именно этой колонны — китайцы, упираясь изо всех сил, волок-ли на себе и в арбах винтовочные патроны, снаряды к 12-см гаубицам Круппа и 7,5-см пушкам Арисака. Из-редка, кроме носильщиков и бурлаков, попадались и группы тяжелогруженых арб, которые тянули впряжен-ные по пять-шесть бурые мулы, серенькие невысокие лошадки и крохотные ослики.
«Уо-уо!»— кричали погонщики-китайцы. Японские солдаты, распределившись по-отделенно вдоль колонны, тщательно вглядывались в окружающие горные склоны, кусты и купы деревьев. Они уже слышали о новой русской выдумке — внезапных налетах русских «kazak»-ов и кавалеристов, обстреле колонн с разгоном ме-стных носильщиков и захватом или уничтожением так необходимого сражающейся на Цзиньчжоу 2-й армии имущества. При этом даже меры охранения помогали не всегда. Именно поэтому столь важный груз сопро-вождал целый батальон, два эскадрона кавалерии, да еще и с горным орудием. Дозоры, возглавляемые млад-шими офицерами, должны были заранее предупредить о засадах. Впрочем, большая протяженность колонны не позволяла осуществить ее плотное прикрытие.
Но японцам не повезло. Китайские «доброжелатели» уже донесли до русских весть о приходе в Бицзыво транспортов с боеприпасами, счастливо избежавших внимания русских вспомогательных крейсеров из Вла-дивостока и миносцев из Артура. И поэтому на пути колонны засели в засаде не только две сотни забайкаль-ских казаков, но и пластуны из охотничьих команд, собранные из бывшей пограничной стражи.. Поговарива-ли что Великий Князь Михаил чаще просто озвучивает подсказанные ему этим странным и знаменитым мо-лодым моряком — Балком, решения. Но только за спиной и только вполголоса…, поскольку и князь, и лей-тенант были известны своими решительными характерами и владением оружием. Не зря первый носил клич-ку «Фокобойца», а второй — второй имел уже несколько кличек, среди из которых была «Хана чиновникам». Правда, Келлеру с Балком лично пока встречаться не довелось. Но среди казаков был один из отряда Балка — забайкалец хорунжий Федор Каргин. И его рассказы о делах Балка заставляли задуматься — не хвастает ли казак, преувеличивая, как обычно свойственно охотникам и путешественникам в их рассказах. Впрочем, множество других свидетелей утверждало об истинности таких рассказов. Размышления графа прервал звук, сильно напоминающий звук рвущегося полотна, только более громкий, и суховатый. Треск Максима возвес-тил, что в засаду попал передовой японский дозор. Одновременно появился посыльный от казаков с сообще-нием об уничтожении взятых «в ножи» боковых дозоров японцев в предгорьях. Начало боя шло точно по плану. Японская пехота стремительно собираясь во взводы и роты, оставляя лишь небольшое охранение, двинулась вперед. За нею устремился расчет с орудием. В этот момент выстрелы мосинских винтовок и треск трех пулеметов раздались уже с левого фланга практически на всем протяжении колонны. Расстреливаемые почти в упор японцы заметались, теряя людей, в первую очередь офицеров и всякое подобие порядка. Хаоса добавляли разбегавшиеся китайцы, орущие ослики и горящие китайские арбы, а также взрывы импровизиро-ванных ручных гранат, которыми были вооружены пластуны. Под прикрытием огня засады несколько взво-дов пластунов и группы казаков атаковали японских кавалеристов. Часть из них попыталась принять бой в конном строю, но была рассеяна лучше владевшими холодным оружием русскими. Остальные рассыпались в разные стороны, еще больше увеличивая беспорядок в колонне. Лихим броском один из взводов захватил группу повозок в центре колонны, и угрожая китайским погонщикам оружием, погнал ее в предгорья. Позд-нее, описывая этот бой, русские не без удовольствия отметчали, что взвод захватил повозки со 120-мм грана-тами и зарядами к гаубицам Круппа, пополнив таким образом боекомплект бронедивизиона «Варяг»11.
Ничем не помогло японцам и горное орудие. Его расчет был практически выбит в первые же минуты обстре-ла, а затем подобравшиеся по-пластунски к орудию казаки Платон Веслополов и Федор Каргин подорвали его динамитными шашками. Уцелевшие японцы еще не успели как следует сорганизоваться, а русские уже прекратили обстрел и отошли в горы. Отступившие остатки передового дозора обнаружили горящие и взры-вающиеся арбы, убитых и раненых соотечественников и китайцев. Большинство же китайских носильщиков и погонщиков разбежалось. Валялись брошенные ими тюки с патронами и рисом, брошенные в панике улы12, носились перепуганные ослики, мулы и лошади, звуковую какофонию из криков раненных, взрывов и треска огня дополняли ужасные вопли раненных животных. Японские потери были огромны. Почти все артилле-рийские боеприпасы, огромное количество патронов, около четырех сотен убитых и раненных пехотинцев, до эскадрона кавалерии и горная пушка — все это дополнялось разбежавшимися китайцами — носильщика-ми и погонщиками, большинство из которых не удалось снова поставить в строй, и усилением кризиса с бое-припасами во 2-й армии. Попытка собранных в отряд кавалеристов отбить захваченные повозки с боеприпа-сами тоже закончилась ничем — пустые арбы стояли недалеко от места засады и, судя по следам, снаряды были увезены на повозках, запряженных более выносливыми русскими лошадями. К тому же около места перегрузки кавалеристов ждал сюрприз в виде «самовзрывающегося фугаса» из нескольких шашек динамита, камней и натяжного взрывателя. Зацепив протянутый среди травы тросик, передовые всадники вызвали под-рыв. По обезумевшим лошадям и скидываемым кавалеристам снова щедро и густо прошлись пара пулеметов, установленных на повозках. Понеся потери, японцы благоразумно решили больше не рисковать и вернуться к основным силам. А спустя месяц в синематографе «На Невском» в Санкт-Петербурге при полном аншлаге показывали документальную фильму «Разгром японской колонны снабжения отрядом полковника графа Ф. А. Келлера».
1. Данный факт в нашей истории имел место седьмого сентября, при очередном штурме одного из узлов обо-роны Порт-Артура — Высокой горы. Микадо изящно избавился от слишком воинственной составляющей японского высшего общества…
2. В нашей реальности командиры русских канонерок отказались идти в бой, отделавшись всего лишь списа-нием на берег.
3. Имеется в виду стальная четырехфунтовая морская пушка образца 1867 года. Четыре таких орудия были подняты с затонувшего в 1893 году крейсера «Витязь» и хранились в арсенале Владивостока.
Характеристики орудия:
Калибр, дюймы/мм — 3,42/86,87
Длина орудия, мм/клб — 1713/19,7
Длина канала, мм/клб — 1543/17,3
Длина нарезной части, мм — 1182
Число нарезов — 12
Глубина нарезов, мм — 1,27
Вес замка, кг — 24,6
Вес качающейся части, кг — 360
В б/к 4-фн пушки обр. 1867 г. входили чугунные снаряды со свинцовой оболочкой:
а) Граната весом 5,75 кг, вес ВВ — 0,205 кг.
б) Картечная граната весом 6,67 кг, содержащая 36 круглых пуль диаметром 15,9 мм, трубка ударная.
в) Картечь в цинковой оболочке весом 4,8 кг, содержащая 48 пуль диаметром 24,1 мм и весом по 73,8 г.
г) Диафрагменная шрапнель весом 5,94 кг, содержавшая 150 пуль диаметром 12,7 мм, восьмисекундная труб-ка.
д) Шарохи весом 5,97 кг (до 1876 года).
Начальная скорость до 306 м/с, дальность 3294 м при угле возвышения 14,80. Дальность по трубке для шрап-нели — 2240 м, максимальная эффективная дальность картечи — 550-600 м.
4. Балк не мог знать, что их удачный прорыв был фактически обеспечен принесшей себя в жертву «Дианой» — после взрыва от ее снаряда «Коба-Мару» японцы испытывали жесточайший снарядный голод.
5. Канонерская лодка «Чокай» — 1250 тонн, одно орудие 210 мм, одно 120 мм. Оба Круппа. Осталась под бе-регом одна только потому, что все остальные канонерки с более скорострельными орудиями расстреляли снаряды по русским укреплениям. Кончился боезапас и у 120-мм орудия самого «Чокая», иначе приключени-ям одного из главных героев пришел бы конец.
6. Самый простой и действенный способ продемонстрировать преимущество флангового огня. На поле рас-ставляется «наступающая неприятельская цепь» из пары сотен воздушных шариков и\или бумажных силу-этов. Потом, по ним выпускается лента на полсотни патронов с фронта, а после подсчета «убитых» — еще столько-же с фланга. Обычно больше вопрос: «а чем фланговый пулеметный огонь эффективнее фронтально-го?» не возникает.
7. Самым подходящим для впечатления Михаила Балк посчитал конструкцию советского среднего танка 30-х гг Т-28.
8. Увы, в реальности на прямую наводку для экономии боеприпасов с упорством, достойным лучшего при-менения, выдвигались русские батареи. Обычно это заканчивалось их уничтожением ответным огнем япон-цев с закрытых позиций после первой пары залпов.
9. Русское командование действительно пыталось усилить оборону перешейка парой морских орудий, но они опоздали буквально на день.
10. На случай, если кто не узнал — «Мефистофель», пушкинский перевод Гете.
11. Только в издании 1957 года, когда неиспользование найденых на поле боя боеприпасов стало нормой всех армий мира, в русских описаниях этого боя стала появляться редакторская сноска. Конечно, никто в здравом уме не стал бы пытаться перетянуть через линию фронта повозки с боеприпасами. Вместо этого с гильзами для 12-см гаубиц Круппа «работали» русские морские минеры. После замены части порохового заряда дина-митной шашкой шансов успешно выстрелить таким зарядом, не разорвав орудие, у японцев не было. По по-слевоенным данным, в рекламации Круппу японское командование указывало, что при стрельбе разорвало пятнадцать 12-сантиметровых гаубиц. Тогда все списали на нестабильность шимозных гранат. Сколько из пятнадцати орудий было подорвано «сюрпризами» русских минеров, а сколько на самом деле пострадали от некачественных снарядов — тайна и поныне.
12. Китайская обувь.
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 37
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Глава 15. В «небесах». Особа приближенная…
Санкт-Петербург. Апрель-май 1904 года.
Рабочие Кронштадтского порта снова вяло и нудно бастовали. Поводом послужила очередная задержка с вы-платой сверхурочных, а причиной — общее состояние брожения умов в стране. На конкретном предприятии сие брожение успешно подогревалось шныряющими тут и там субъектами, коорые разносили интересные идеи и еще более интересную жидкость с сивушным запахом. В результате — срок ремонта броненосцев от-ряда Чухнина, вернувшихся из Порт-Артура для ремонта прямо перед войной1, снова отодвигался в светлое будущее. Командующий ремонтом вице-адмирал Бирилев для недопущения срыва сроков ремонта, постоян-но сокращал списки необходимых работ2. Подрядчики все рангов и мастей относились к выполненю свих обязаностей и обязательств еще более наплевательски, чем рабочие. Для них главной заботой было — урвать как можно больше на срочном военном заказе. Впрочем и само Морское ведомство тоже отличилось — когда в марте в ответ на рапорт главного корабельного инженера Санкт-Петербургского порта Д.Г.Скворцова о не-обходимости форсирования робот, выдало что «постройка и ремонт кораблей эскадры должны производиться только в строгом соответствии с утвержденными планами и сметами, так как на ускорение работ не отпуще-но никаких новых или дополнительных кредитов, а посему никакие сверхурочные работы не могут быть до-пущены»3. Но в этот морозный день начала апреля на заводе имело место пришествие богов, в результате ко-торого все пошло по другому.
Первым знаком того, что стачка пошла как — то не так, стал вбежавший в ворота цеха, где сонно митингова-ли рабочие, молодой пацан-уборщик. Он бежал с такой скорстью, что кажется обогнал собственный крик «Матросы»!!! Выглянувшие из ворот работяги с удивлением увидили четкую, как на параде, колонну воен-ных, которые, печатая шаг, шли в их сторону. В резко наступившей тишине стала слышна строевая песня, сопровождаемая слитными ударами сапог по земле. Когда войска, численностью до батальона, приблизились, стало видно, что к заводу направляются матросы гвардейского экипажа. Подойдя к проходной на расстояние ста метров, строй разделился на две шеренги и замер. Между шеренгами, застывших с винтовками на караул, показался экипаж, запряженый четверкой лошадей. Из кареты упруго выпрыгнул некто в форме морского офицера и пружинящей походкой старого морского волка направился к заменявшему трибуну верстаку. Ни-кто из толпы рабочих, косящейся на замерший строй моряков и их винтовки с примкнутыми штыками, не ри-скнул его остановить. Одним прыжком взлетев на помост и плечем отодвинув подавившегося на полуслове оратора незнакомец громко и четко начал.
— Добрый день, господа. Разрешите представиться, коллежский советник Банщиков, второй врач с крейсера «Варяг».
По толпе рабочих пронесся уважительный ропот, из которого однако явственно выделилось и язвительное «новый царский любимчик». Усмехнувшись Вадик мгновенно как в фехтовальном поединке отпарировал, -
— Я вам представился, а вот с кем я имею честь беседовать господин… — и после оставшейся без ответа паузы — настолько храбрый что может оскорблять других только в спину?
Этого вынести агитатор партии Социалистов Революционеров Яков Бельгенский уже не мог. Оставь он это без ответа, с трудом заработанному на заводе авторитету пришел бы конец. Взлетев на верстак в противопо-ложеном конце цеха он повернулся к наглому офицеришке лицом.
— Я сказал «новый царский любимчик», и пусть меня теперь арестуют жандармы!
По цеху пронесся одобрительный гул.
— Теперь слышу слова не мальчика, но мужа, — весело отозвался со своей «трибуны» Вадик, — если в цеху и правда есть хоть один жандарм — прошу, не трогать этого молодого человеа. Это говорю Я — «новый цар-ский любимчик». А чем интересно вам не нравится факт появления НОВОГО доверенного лица у Николая Александровича? Всему двору (это слово Вадик сказал как выплюнул) я поперек горла за то, что упросил Николая Александровича заняться наконец его прямым делом — наведение порядка в государстве Россий-ском. А вам то я чем не угодил? Или к вас тоже, как у Безобразовской клики, подряды в Корее есть, за кото-рые я призываю его величество не вести абсолютно не нужной России долгой войны?
— Тем что вы явились сюда агитировать нас «усердно работать» на благо прогнившего царского режима за гроши, которые нам к тому же не платят, — болезнено отреагировал на смешки своих товарищей рабочих Яков. Смех сменился одобрительными выкриками — «Яшка давай!».
— Я то сюда как раз явился разобраться почему за честно отработанные сверхурочные рабочим не выплачи-вается достойное вознаграждение, — мгновенно отозвался Банщиков, — более того. Пока будет идти разби-рательство между морским ведомством и новым руководством завода, все рассчеты за сверхурочные будут производится еженедельно именными царскими чеками. Подсчет сверхурочных я думаю надо возложить на специально выбранный из состава рабочих комитет.
— А почему новое руководство завода? — раздался вопрос из толпы призадумавшихся работяг.
— Все старое руководство находится под следствием в Петропавловской крепости, по обвинению в срыве заказа Морского министерства на ремонт броненосцев русского флота, — сказал как отрубил Вадик, после этого он наклонился к толпе и продолжил в стиле Ленина и Гитлера, — пока наш флот на Дальнем Востоке отчаянно нуждается в подкреплениях, эти негодяи намеренно затягивали ремонт, надеясь удвоить свою при-быль. Я предлжоил Николая Александровичу ввести на казенных заводах работающих на армию и флот но-вое управление и прямую оплату из личных царских средств. Отныне, сверхурочные оплачиваеются в полу-торном размере, и еженедельно именными царскими чеками.
Радостный гул рабочих был прерван следующей фразой неугомонного доктора.
— Но только за работу без брака. Если кто — то приклепает лист брони так, что тот готов будет отлететь при первом попадании, то он фактически работает не на Россию, а на Японию. Вот пусть в Токио за зарплатой и отправляется. То же самое относится и к инженерам и поставщикам материалов. Если кто то из вас, заметит что на верфь доставили некачественые материалы — ни в коем случае их не используйте, немедлено сообщи-те об этом военному представителю, и премия вам гарантирована. Так же, как гарантированно судебное раз-бирательство и тюрьма тому, кто эти материалы завез.
— Я не понял, ваше благородие, — раздался ехидный вопрос со второго верстака, — так вы за продолжение войны или за ее скорейший конец? Совсем заврались что-то…
— Яша, если я вам сейчас за ваши слова дам в морду, вы сопротивляться будете, или к полицмейстеру и маме жаловаться побежите? — спросил у поднадоешего ему оппонента лекарь.
— Вы, вы… — немного не привыкший к такому способу ведения дисскусии Яков, изрядно раззадоренный ржанием товарищей, не сразу нашел подходящий ответ, — только поробуйте! Тогда узнаешь, держиморда царская, душитель свободы!
— Отчего же душитель то, напротив — вполне свободно готов с вами на кулачках обсудить все наши разно-гласия, — под все более громкий хохот работяг отозвался довольный Вадик, — но если серьезно… Вот вы естественно готовы дать сдачи. А почему вы России отказываете в такой возможности? На Россию напали, что еще нам остается делать? Да, я считаю нам не нужна Корея, и воевать за нее — глупо. Но и сдаваться без боя на милость Японии тоже как то уж слишком… Нам надо победить Японию с минимальными потерями русских солдат и матросов. Или просто сделать продолжение войны для нее слишком невыгодным. И только после этого, Россия может предложить мир. Не как побежденная сторона, об которую потом весь мир будет вытирать ноги, а как милостивый победитель. Если кто — то не желает честно и без брака работать на победу России по двенадцать часов в сутки, из которых четыре часа будут оплачиваться по полуторной ставке — уходите сейчас. Кто желает — сейчас же начинайте. Перед нами стоит сейчас почти не выполнимая задача — через шесть недель в море должны выйти «Александр» и «Сисой Великий» и «Владимир Мономах». Послед-ние два корабля нуждаются в капитальном ремонта, который пока ведется кое как. После этого, работы будут перенесены на достраивающиеся «Орел», «Бородино», «Князь Суворов» и «Олег» с «Изумрудом». Кроме этого, во второй отряд должны войти и «Наварин», «Нахимов» и «Николай 1-й», а их надо еще перевоору-жить новыми орудиями, куда влезут… Короче, работы много и хватит на всех и на долго. Скажу больше, ее настолько много, что сюда сейчас эшелонами везут рабочих со всех черноморских верфей, и работы будут вестись в две смены, без выходных. Если вы хотите быть частью этого, хотите чтобы вам было что рассказать своим детям, хотите заработать и помочь Росии выиграть эту войну — принимайтесь за работу. Если вам на Россию наплевать — чтобы духу вашего больше на заводе не было с завтрашнего дня!
— Вы тут все нам красиво напели, а как дойдет до дня рассчета, кто нам гарантирует, что мы эти полуторные деньги получим? — не унимался Бельгенский, на глазах которого шли прахом результаты трехмесячной ра-боты, — кто нам гарантирует, что мы вообще хоть какие-то деньги в срок получим, а не как в этот раз?
— Я гарантирую, — раздался вдруг от ворот цеха не слишком громкий, но черезвчайно властный голос.
Обернувшиеся на голос рабочие с повергающим в оторопь удивлением увидели в воротах цеха Императора и Самодержеца Всероссийского, Царя Польского, Великого Князя Финляндского и проч., и проч, и проч. Впрочем, вся эта мишура титулов сосредотачивалась в одном человеке — Николае Александровиче Романо-ве. Авторитет царя еще не был подорван поражением в войне, первой революцией и даже те рабочие, что с удовольствием за глаза называли его «Царскосельским сусликом», сейчас, перед лицом императора несколь-ко растерялись. Уверенно, в сопровождении всего лишь четырех гвардейцев (лучший стрелок Преображенко-го полка, залезший на подъемный кран и взявший, на всякий случай, на прицел растерявшегося агитатора, остался за кадром), Император прошел сквозь расступающуюся толпу к верстаку, с которого вещал Банщи-кови подал ему руку, за которую тот рывком втащил самодержца наверх. Царь повернулся к честному народу и произнес.
— Господа рабочие. Я гарантирую вам, что все работы по подготовке кораблей к отправке на Дальний Вос-ток до окончания войны будут оплачены сразу и без проволочек. Я повелеваю, чтобы отныне на всех казен-ных военных заводах все сверхурочные оплачивались в полуторном размере. Я пове… — на этом месте царь запнулся, а Вадик напрягся — кажется Николай забыл выученную речь, или снова переменил точку зрения, на что он был горазд, но оказалось его величество импровизировал, — я не могу приказать вам господа рабо-тать по двенадцать часов. Я могу только просить вас об этом. Но когда вы будете принимать решение, не за-бывайте, что ваш лишний час на работе, может спасти жизнь какому нибудь матросу там, в Порт Артуре.
— Кроме этого, — продолжил царь переждав бурю восторга вызванную его первым заявлением, — я пришел к выводу, что действующая в России на настоящий момент система управления и законотворчества устарела. И сейчас, перед вами, работающими на победу России, обещаю, что после победы над Японией я созову Го-сударственную Думу, которая и должна будет разработать поэкт новой конституции. Все же Россия слишком большая страна, чтобы ей мог управлять всего один божий помазанник без помошников.
После этих слов Вадик наконец то выдохнул, и расслабился — «случайно» оказавшиеся на заводе журнали-сты зафиксировали слова императора, и в утрених газетах они разойдутся по всей России.
Первые два месяца долгое и упорное капание на мозги Николая Второго по поводу необходимости созыва Думы и принятия конституции никак не приносило результата. Кроме попыток изменить мировоззрения царя Вадику приходилось координировать игру на бирже, продавливать просьбы и заказы своих товарищей через инстанции, и следить за перестановками в командовании армии и флота. Каждый божий день хронический недосып накапливался и когда он достиг критической массы у доктора элементарно сдали нервы. Тогда, во время очередной «беседы без свидетелей», хронически невыспавшийся Вадик излагал, что случилось во вре-мя Русско-Японской войны в его мире, и как этого не допустить. Хорошо отдохнувший и погулявший с утра по парку Николай его, как всегда, очень внимательно слушал. И как обычно, после выслушанного стал изла-гать, что следует делать, ни на йоту не изменив ни одного своего решения по сравнению с известной Вадику историей. Внезапно терпение слушателя императора, далеко, кстати, не самая ярко выраженная черта харак-тера Вадика, иссякло. Он схватил со стола хрустальную пепельницу и от всей души швырнул ее в стену. По-сле этого в наступившей мертвой тишине раздался странно шипящий голос Вадике. У него вместе с крышей сорвало и предохранительные клапана, которые до сих пор охраняли самодержца от самых неприятных мо-менов истории будущего.
— Ваше пока еще величество, вы можете делать все, что вам захочется, но когда вы это делали в моем мире, то плохо кончили. И не только вы, всей вашей семье пришлось расплачиваться за вашу полную неспособ-ность управлять Россией в критический момент. Вы помните, я вам говорил, что ваш сын дожил до трина-дцати лет? Знаете, почему только до тринадцати? Да потому, что те самые революцонеры, которых вы всерь-ез не воспринимаете и планируете разогнать одним полком гвардии, в семнадцатом году придя к власти, рас-стреляли не только вас, но и всю вашу семью!
На Николая Второго, который искренне любил своих дочерей и жену, было жалко смотреть. В одно мгнове-ние из увереного в себе человека и государя крупнейшей в мире страны он превратился в жертву своего са-мого страшного кошмара. Но Вадик, намертво закусив удила, больше не намеревался щадить чувства и само-любие самодержвца.
— В подвале дома купца Ипатьева в Екатеринбурге в вас и ваших домочадцев сначала выпустят по барабану из револьвера, а потом тех, кто будет еще жив — от корсетов дочерей пули из Наганов будут рикошетить — добьют штыками…
— Прекратите, — слабо прошептал Николай, но Вадик уже не слышал ничего, его понесло.
— Потом, чтобы тела не опознали, на лицо каждого выльют по банке кислоты, а сами лица разобьют прикла-дами винтовок.
— Пожалуйста, перестаньте, — слабо и тщетно взмолился Николай.
— Останки потом будут сброшены в шахту в тайге, где их найдут только в девяностые годы. А сама Россия, проиграв гораздо более серьезную войну, чем Русско-Японская, на пять лет скатится в братоубийственную гражданскую!
— Хватит!!! — уже не шептал, а кричал Николай.
— Зато можете радоваться, вас потом канонизирует и станете вы великомученником Николаем, — с убийст-венно-злым сарказмом продолжал крушить хрустальные замки царя Вадик, — за такое и всю семью подвести под расстрел не жалко, не так ли, Ваше Величество? Оно того точно стоит…
— Не надо, пожалуйста, не надо!!! — у Николая началась первая в зрелом возрасте истерика.
— Не надо? Так а я-то тут при чем? — удивился Вадик, — я-то ничего, что к этому привело, не сделал. Меня тогда еще вообще не было, не родился я. Даже родители моих бабушек и дедов еще не встретились. Вас, Ни-колай Александрович, простите, в МОЕМ (выделил голосом Вадик) мире, не поддержал НИКТО. Вы умуд-рились, пытаясь угодить всем, наступить на мозоль каждому. Даже дворянство и малограмотные крестьяне, которые сейчас на вас молиться готовы, через тринадцать лет пошли против вас. И при известии о вашей ги-бели больше злорадствовали, чем горевали. И вы хотите повторения ЭТОЙ истории? Тогда можете продол-жать в том же духе, а я, пожалуй, перееду в Новую Зеландию, там-то в ближайшие полвека будет тихо, на мой век хватит…
— А что, еще что-то можно изменить? Ведь это в вашем мире уже было? Может, это свыше предопределено, — подавлено отозвался Николай.
— Хрена лысого что-то вообще может быть предопределено! — грохнул по столу кулаком лекарь Вадик (или Миша — он уже и сам запутался), — у нас и «Варяг» не прорвался, и Макаров на «Петропавловске» погиб на мине 31-го марта, а тут — все это уже пошло по другому!
— Так, может, тогда и подвала этого Иматьевского дома не будет, если все уже пошло по-другому? — встре-пенулся Николай.
— ИПатьевского, а не Иматьевского. А вот это уже только от вас зависит, ваше величество, — не стал слиш-ком уж обнадеживать царя, способ управления коорым он наконец, кажется, нащупал, Вадик, — кризис в обществе — он системный. И поражение в войне, которое избежать, кстати, довольно просто, это не его при-чина, а следствие. А то будет не Ипатьевский дом в Екатеринбурге, а, скажем, Мазаевский в Питере. Вам от такого поворота истории правда станет легче? Надо не бороться с проявлениями кризиса, а искоренять его причину!
— А в чем же причина? — кажется, в первый раз за все царствование проявил интерес к делам своего госу-дарства хозяин земли русской.
— На данный момент ситуацией в стране недовольны все слои общества. Крестьянам хочется побольше зем-ли, причем — задаром. Дворянам — уже прогулявшим выкупные платежи по Парижам и Баден-Баденам — побольше денег и продолжать ничего не делать при этом. Интеллигенции — побольше свободы, хотя они по-нятия не имеют, что это такое и с чем ее едят, и вообще, чтобы Россия стала Европой. Военным-идиотам — повоевать, тогда как военным умным — не делать этого ни в коем случае. Купцам, предпринимателям и бан-кирам — побольше возможности для зарабатывания, вернее, воровства. Нарождающийся класс рабочих, про-летарии, требуют принятия рабочего законодательства, которое защищало бы их права и не позволяло бы купцам, предпринимателям и банкирам их настолько явно обворовывать. И всем почему-то кажется, что вы и только вы должны все их и только их требования удовлетворить.
— Но как? Это же невозможно — угодить всем… — пролепетал Николай.
— Выберите тех, чьи требования кажутся вам наиболее справедливыми и невыполнение которых уж точно приведет к революционному взрыву. Но сразу вынужден предупредить — в «тот» раз вы сделали ставку на дворянство. Так что его я бы вычеркнул.
— А кто тогда остается, банкиры? — попытался угадать самодервжец.
— Ха! Вот уж эти достойные мужи, сколько вы им не предложи, перепродадут и вас, и всю Россию оптом тому, кто предложит на пять копеек больше! — хохотнул в ответ доктор, — нет, конечно. Я бы попытался начать не сверху, а снизу. Крестьянство, вот кто пока в России составляет большинство населения. И единст-венный способ остановить брожение в этой бочке, у которой вот-вот сорвет крышку со всем, что на ней сто-ит, а это и мы с вами — это решить земельный вопрос. В нашей истории его с переменным успехом решал Столыпин, пока его не грохнули. Если его немного перенаправить с обязательного разрушения общины в в сторону более активного наделения землей тех, кто из нее и так готов выйти… Ведь для прекращения броже-ния достаточно удалить дрожжи. А если дать активным людям России возможность зарабатывать и брать столько земли, сколько они могут вспахать, то им никакая революция не нужна уже будет! А старая община — это готовый источник кадров для заводов, которых нам через пару лет надо строить сотнями.
— Но каждый завод — это же эти ваши «пролетарии», не они ли устроили ту самую революцию, о которой вы говорите? — скептически протянул немного успокоившийся Николай.
— Они, голубчики, они. Но если им создать условия, в которых было бы выгоднее работать, а не митинго-вать, то у вас лет через десять не будет более надежной опоры. Средний класс называется. За исключением армии и флота, конечно, они, при правильном отношении, тоже будут на вашей стороне.
— А как быть с дворянами, профессорами, купцами, банкирами?
— А их надо занять взаимными разборками.
— Чем-чем, простите? — широко открыл глаза Николай, — что именно они будут разбирать?
— Простите, фраза из моего времени. Это означает, что они будут разбираться между собой, кто из них са-мый-самый… А идеальная среда для этих раз… выяснения отношений (не сразу нашел мыслящий сейчас ка-тегориями своего времени Вадик замену «разборкам») — это трибуна общественного парламента. Лет на пять это говорунов и прочий интелектуальный мусор займет. Ну и, естественно, — свободы слова, печати, собраний и союзов, неприкосновенность личности, это действительно жизненно необходимо народу ДАТЬ, а то он все одно сам все возьмет. А потом неплохо бы потребовать отчет о результатах работы этой самой Ду-мы — сразу станет ясно, кто там собрался. Но на время войны и на пару лет после ее окончания мы таким об-разом выключим большинство партий из активной борьбы. Ну и появится повод вводить расстрельные ста-тьи для продолжающих использовать террористические методы борьбы — они мешают нормальной работе «всенародно избранной Российской Думы», а вы — в белых перчатках выполняете волю народа.
— А расстреливать обязательно? — неуютно поежился весьма мягкий и набожный человек, волею судьбы занимающий трон в столь неподходящий момент.
— Смотря кого. Того, кто сознательно пошел на убийство вместо попытки получить больше гоосов на выбо-рах — а почему нет? Да и вообще, списки особо неприятных лиц я потом приготовлю… С кем-то надо будет работать вместе, а кого-то так или иначе придется убирать с политической сцены… Расстрел тоже не идеален — он создает мучеников, павших за идею… Но на время войны — любая агитация против своей страны в пользу противника — это равнозначно пуле, выпущенной в спину своей сражающейся армии. С соответст-вующим наказанием.
— Пожалуй, это справедливо, — задумчиво проговорил Николай.
С того дня дело медленно, но верно пошло на лад. Кроме наконец то проявившегося у императора интереса к судьбам не только своей семьи, но и остальной страны, эта прошедшая на вовышенных тонах беседа имела еще один, неожиданный результат. Примерно через две недели на очередном балу, к которым Вадик отно-сился как к неизбежному злу, его неожиданно пригласили на танец. Вадик не был уверен, допустимо ли такое поведение со стороны дамы, причем, судя по обручальному кольцу, дамы замужней. Но его размышления по данному вопросу были прервана огорошившим его вопросом.
— Скажите, а пуля из Нагана действитеьно может отрикошетить от дамского корсета?
— Довольно оригинальный вопрос, особенно от дамы любящей подслушивать, — попытался принять позу защищяющегося дикообраза Вадик, котрый судорожно пытался вспомнить, кого именно угораздило услы-шать как минимум часть его «беседы» с государем.
— Довольно таки уклончивый ответ, особенно для господина который столь громко орал на моего царствен-ного брата, что я его услышала через закрытую дверь. Совершенно случайно, кстати, проходя мимо, — не-возмутимо, не отрывая взгляда настороженных глаз от лицы доктора, ответила незнакомка.
Впрочем, уже не совсем незнакомка — память наконец-то услужливо подсказала Вадику, кого именно уго-раздило быть вовлеченной в тайны государственной важности. Ольга Александровна Романова, младшая дочь прошлого имеператора Александра 3-го и сестра императора нынешнего. Мысленно вздохнув, Вадик вычеркнул из списка возможных все варианты игнорирования, запугивания и силового воздействия. С фигу-рой такого ранга возможно было только аккуратное лавирование в попытках убедить, что «ее высочеству» послышалось или померещилось. «Господи, за что? Мало мне интриг и едомолвок с самим Николаем, так тут еще ее черти принесли. Остается только надеятся, что с мозгами у этой дамы не очень хорошо и задурить ей голову удастся без потери драгоценного времени», — подумал Вадик. Вслух же он с очаровательно светской улыбкой произнес:
— Наверное вам что-то послышалось. Мы с вашим братом очень о многом беседуем, и для того чтобы вспомнить, что имено я ему говорил, я бы хотел узнать, что именно вы слышали, ваше высочество? Если вас не затруднит, слово в слово.
— Меня, безусловно, не затруднит, — усмехнулась ему в лицо княгиня, — но облегчать вам задачу по при-думыванию подходящей лжи я, пожалуй, не буду. Для начала хотелось бы услышать вашу версию беседы, в которой вы угрожали моим племянницам столь страшной участью — Наганы, штыки, кислота… И заодно было бы интересно узнать, почем после этого мой брат не приказал вас казнить или хотя бы посадить в кре-пость? Так что если вас не затруднит, я бы хотела услышать ваш рассказ прямо сейчас. Заодно, уважаемый лекарь с «Варяга», расскажете мне, как же вы не только попали ко двору, но и стали властителем дум Николя. Не желаете ли пройти в мои покои?
Вадик явственно чувствовал, как эта молодая и весьма привлекательная дама взяла его за рога. Надежда на не слишком высокий уровень ее интелекта (а в просторечии стереотип баба — дура) рухнула с хрустальным звоном возводимого на песке воздушного замка. Оставалось тянуть время, чтобы хотя бы проконсультиро-ватся с Николаем или даже попросить его унять свою столь неожиданно активную сестренку.
— Простите, но как я, скромный офицер, могу позволить себе удалиться прямо с бала с вами, лицом царской фамилии, к тому же — замужней дамой?
— Знаете, господин коллежский советник, вы меня опять удивили, — широко раскрыла глаза Ольга Алек-сандровна, — вы то ли утонченно надо мной издеваетесь, то ли правда единственный из присутствующих сейчас в зале полутора тысячи человек не в курсе, что мой брак — это пустая формальность?
Глаза Вадика открылись настолько широко, что княгиня поняла необоснованность своих обвинений. Уже не-сколько мягче она продолжила.
— Если вы и правда пытаетесь заботиться о моей репутации — спасибо, но мой муж давно сделал наш брак фикцией. А если вы надеетесь, что добравшись до Николя, сможете уговорить его меня приструнить — то боюсь, и тут у вас тоже ничего не получится — я его младшая и любимая сестра. Скорее он мне сам расска-жет, по какому поводу вы на него посмели накричать и почему он по этому поводу ничего не предпринял. Так что, может, просто сами мне все расскажете прямо сейчас?
Переигранному по всем статьям Вадику не оставалось ничего, кроме как последовать за сестрой императра всероссийского в уютную комнату, где он и был подвергнут подробному и тщательному допросу.
Неожиданно, после долгого и довольно бурного объяснения, Вадик приобрел в лице Ольги Александровны весьма ценного союзника. Их ежедневные посиделки с Николаем теперь проходили при ее неизменном уча-стии. И с каждой неделей Вадик все больше укреплялся в мысли, что окажись на Российском престоле эта, весьма неординарная, умная и волевая женщина, революция пожалуй не состоялась бы и без его участия... Когда однажды речь зашла о посылке в Манчжурию гвардейских чстей Питербургского гарнизона, Ольга не только сразу же поняла неоходимость и целесообразность данной меры, она мгновенно нашла аргументы, которые не приходили в голову и самому Вадику.
- Николя, ведь гвардия это не только твои лучшие войска. Это еще и символ твоего присутствия и того, что ты самолично заинтересован в том, как идет эта война. Даже просто присутствие в штабах и войсках гвардей-ских офицеров, вхожих ко двору, несомненно положительно подействует не только на содат и офицеров, но и на генералов. Они будут обязаны бояться, что все их неудачные решения донесутся до ушей самого импера-тора, а это крах карьеры. Мжет будут более вдумчиво относится своим прямым обязаностям. А что до того, какой полк послать – я же шеф Гусарского Ахтырского Ее Императорского Величества Великой княгини Ольги Александровны полка? Вот как шеф, и я прошу высочайшего дозволения моему полку отправиться к месту боевых действий. Может тогда и ты свою гвардию отправишь.
Пимерно через месяц, конная гусарская лава, неожиданно вылетев из - за покрытой гаоляном сопки, почти полностью вырубила походную колонну японского пехотного батальона. Увы, господа гусары были плохо знакомы с реалиями современной войны, и сами понесли огромные потери как от винтовочного огня пехоты, так и от шрапнели, которой замаскированная японская батарея сопровождала их отход с поля боя.
На следующий день спешащий по коридору дворца Вадик неожидано столкнулся с княгиней и не узнал ее. Одетая в угольно черное платье, с черной же шляпкой нед мертвенно бледным лицом и красными глазами, она вполне органично смотрелась бы в современой Вадику готской тусовке, вот только ее мертвеная блед-ность была натуральной.
- Ольга Александровна, что случилось?
- Это рок... Это моя судьба... Все зря, все бесполезно... Сначала «муж» (явствено выделила кавычки голосом Ольга) в брачную ночь убегает играть в карты со своими «мальчиками»... Потом, стоит наконец то появиться любимому человеку, как я сама, САМА отправляю его на смерть, всего то через год после встречи. Он на-столько хотел быть со мной во всем, во всех начинаниях, что САМ напросился на перевод в «мой» полк. Он вполне мог бы остаться в Питере, адьютанстом моего мужа, но он хотел быть со мной во всех моих начина-ниях, а не просто «быть со мной»! Какой смысл теперь жить мне?
В тот день российские банкиры остались без подсказок, а отправка во Владивосток скорого поезда с затвора-ми новой системы для восьмидюймовых орудий была отложена на три дня. Николай так и не дождался своих главных советников для ставшей уже традиционной ежевечерней беседы. Посланные во все укромные уголки двоца на поиски пропавших слуги вернулись с известием, что «великая княгиня заперлась у себя в покоях и не отвечают, а господина Банщикова нигде найти не удалось». В ту ночь доктор Банщиков впервые остался в спальне Ольги. Но именно «остался», ничего более. Если бы кто нибудь из прежних Московских знакомых «доктора Трефа Вадика» узнал, что он провел ночь в комнате молодой и привлекательной женщины, и не сделал никаких попыток «вступить в близкий контакт третьего рода», они бы не поверили. Само его прозви-ще «Треф» происходило не от карточной масти, а от английского принципа трех F – find them, f**k them, for-get them. Но – иные времена, иные нравы, да и если уж на то пошло – иной, экстерном позврослевший и по-умневший Вадик. Он чувствовал к этой жещине сочувствие и огромное уважение, но ничего больше. Осталь-ные чувства пришли позже, постепенно. А в ту ночь он просто слушал. О том что такое жизнь великой кня-гини, при «голубом» муже картежнике. О том, как большинство знакомых рассматривает ее как способ уско-рения карьеры или источник денег. О ее чистой и, как это не смешно звучит для замужней женщины, цело-мудренной любви к молодому офицеру, который был вчера убит в Манчжурии шрапнельной пулей в голову. О том, что даже траур по нему она открыто носить не может, только как траур по всем погибшем в ее под-шефном полку... Наконец, под утро, выговорившись, княгиня смогла уснуть.
В следующие пару недель Вадику было не до утешения княгини.
Отрывок из официального заявления МИД Британской империи, опубликованного на передовой по-лосе "Таймс" от 18.05.1904
"... Русские крейсера своими немотивированными действиями в районе Суэцкого канала и других местах ин-тенсивного судоходства ставят под угрозу деятельность английских предпринимателей. Распространение Россией боевых действий русско-японской войны на весьма удалённые от Японии театры вынуждает Брита-нию принять ответные меры. В связи с этим правительство Империи не намерено дольше терпеть в своих во-дах боевые корабли обеих держав. Контроль за соблюдением воюющими сторонами правила 24 часов в водах Империи будет до предела ужесточён. Также будет ограничен отпуск из британских потров угля воюющим сторонам. Правительство Империи призывает все остальные страны последовать примеру Британии - не по-творстовать входящим в их порты боевым кораблям и не продавать ни боевым, ни коммерческим судам вы-сококачественный уголь."
На столе перед Вадиком лежали доставленный пароходом выпуск "Таймс" трёхдневной давности и копия свеженькой ноты, выданной британским послом в Петербурге. Содержимое практически не отличалось.
- Суки! Не могли найти более изящной формы заявить, что русским путь в Суэц закрыт. Ведь лоцманскими и таможенными формальностями всегда можно время прохождения канала довести до 3-4 суток. И потребовать интернирования "нарушителя правила 24 часов", - кратко и емко резюмировал Вадик содержание прочитан-ной статьи, в беседе с Витте, - значит как "Ваканду" с "Оккупадой" продавать - так это не пособничество японцам, а как заставить портовые власти Суэца работать честно - так это помощь русским? Или что-то тут не так? Я ж всё равно с германскими угольщиками броненосцы во Владивосток приведу. И они это тоже знают. В чём тогда подвох? Не в призыве ли ко "всем остальным странам"? Но из остальных на историческом маршруте русских броненосцев только французские владения! Не сторговались ли союзнички у нас за спи-ной? Не ускорилось ли формирование антанты?
Пришлось, забыв о всех прежних планах на день, переться к самодержцу - объяснять ситуацию и её возмож-ные последствия, чтобы получить из высочайших рук срочную записку министру иностранных дел RRR, чтобы тот активизировал поиск на предмет возможных переговоров бритов и франков, чтобы ...
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:08 | Сообщение # 38
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Отрывок из анонимно изданной в Дакаре книги "Путь Франции к Великой войне. Записки диплома-та". 1920 год
"Весь май между Парижем и Лондоном вёлся активный дипломатический обмен. Впрочем, слово "активный" не передаёт и тени ситуации - интенсивность работы дипломатов была беспрецедентной.
Обе стороны не до конца доверяли друг другу, а тем более - телеграфу. Посольские курьеры буквально вали-лись с ног. Дошло даже до того, что во Франции постоянно под парами находилось четыре скоростных курь-ерских поезда, а Британия - та и вовсе позволила швартоваться французским миноносцам на ближайшей к посольству пристани.
Видимо, эти самые беспрецедентные для Темзы французские миноносцы вызвали определённую озабочен-ность русских и немцев. Но это было потом. А 21 мая французское посольство в Лондоне получило шифро-телеграмму "Республика готова оказать содействие в обмен на известные Вам уступки". "Оказать содейст-вие" означало - присоединиться к строгому соблюдению правила 24 часов во всех портах мира, а не только на Тихом океане. "Известные уступки" были последней редакцией французских требований по размежеванию спорных границ колониальных владений в Африке. Британия ставилась перед выбором: купить лояльность Франции, смотреть на гибель своего дальневосточного союзника или самой вмешаться в войну. На тот мо-мент лояльность Франции британцы посчитали меньшими издержками, чем "сгорающие" под Артуром кре-диты на ведение войны. Так - с мелочного предательства своего континентального союзника - начался необ-ратимый путь Франции к Великой войне. Договорённость не долго была секретом. Виноват ли кто-то из со-трудников посольств или всё дело в швартовавшихся на Темзе миноносцах - не знаю. Но уже через 5 дней в приватной беседе русский посол в Лондоне намекнул нашему послу о дошедшей до него информации, со-гласно которой Франция готова предать Россию в обмен на сомнительные территории в Африке. И что мол если соответствующие документы попадут в газеты оппозиции - Париж может дожить до очередной револю-ции.
Дичайшее неудобство ситуации состояло в том, что в этот момент по всей Франции в типографиях уже печа-тались газеты с сообщением о строгом нейтралитете Франции в войне и строгом соблюдении правила 24 ча-сов. Выйти из ситуации с минимальными потерями репутации можно было только принудив Британию доб-ровольно отказаться от жёсткого соблюдения правила 24 часов хотя бы западней Коломбо."
Пока дипломаты искали повод укусить друг друга, Россия ответила на британское заявление своим. Согласно которому 80% поставок в Японию оружия и боеприпасов идёт через Суэцкий канал. И Российское прави-тельство охотно разделяет британскую озабоченность нарушением нейтралитета некоторыми странами и торговцами. В связи с этим, а также в связи с неспособностью таможенных властей Суэца выявлять и задер-живать контрабанду Россия планирует привлечь к таможенной службе в Средиземном море 5 броненосцев и 6 крейсеров. Биржи всего мира шатнулись - это был не иначе как прямой вызов Лондона на войну.
Газетная версия русского заявления недвусмысленно сопровождалась фотографиями "пойманных" на подхо-де к Иокогаме британских орудий и снарядов. Все, кто не перевёл загодя свои активы в золото, теряли еже-дневно на спекулятивных продажах русских, французских и британских бумаг. Но эта маленькая победа Ва-дика-спекулянта померкла на фоне триумфа Вадика-дипломата. Поставленная перед тенью возможностью создания большой континентальной франко-германо-российской коалиции Британия сделала вид что смягчи-лась - правило 24 часов стало жёстко исполняться только к востоку от Коломбо. И направила в Сингапур 5 новых броненосцев типа "Лондон". Так ведь "смотреть" за строгостью соблюдения правил - не более.
Следующий шаг в долгом и непросом сближении Вадика с княгиней имел место быть спустя месяц, когда он пытался уломать Николая на «морской круиз». Самодервжец всеросийский, не желал отправляться в гости к греческим родственникам на броненосце. Его не прельщала перспктива оставлять беременную жену, ожи-дающую долгожданного наследника.
- Николай Александрович, ну представьте только, сколько зайцев вы убьете одним выстрелом! – в надцатый раз распинался Вадик, - во - первых, ваше присутствие на «Трех Святителях» позволит провести броненосец через Босфор, если помните то по договору о проливах русские боевые корабли могут проходить его только по фирману султана при наличае «особ правящей династии на борту». А нам сейчас лишний бронеосец на дальнев Востоке нужен по зарез.
- А где гарантия что султан этот фирман соизволит подписать? Англия знаете ли будет против, - скептически нахмурил лоб Николай.
- Просто султан – не идиот, - устало выдохнул Вадик, многозначительно посмотрев на царя, и неожиданно заслужив первую за месяц улыбку на лице великой княгини, - он прекрасно понимает, что любой русский броненосец покинувший Черное море, обратно без его разрашения уже не вернется. А уж на обратный про-ход он позволения точно не даст, ни при каких обстоятельствах. То есть, у Турции в случае войны с Россией, будет на один броненосец меньше головной боли. Если мы ему сразу и скажем, что это рейс в один конец, и назад на Черное море эти корабли не вернутся, возражать он точно не будет. Во - вторых, любой офицер и матрос действующего флота, особенно его воевавшей части, узнает КАК был протащен на театр боевых дей-ствий лишний броненосец. И будет прекрасно понимать, что, возможно, именно наличие этого, неучтенного японцами броненосца, спасет его жизнь. Как вы думаете, они после этого будут более или менее внимательно прислушиваться к агитаторам, которые им в оба уха поют, что царю на них наплевать?
- Пожалуй что менее, - задумчиво потянул Николай.
- В третьих, если мы покажем нашим японским друзьям, что мы смогли вывести один броненосец с Черного моря, им придется в своих планах учитывать и весь остальной Черноморский флот, а это для них катастрофа.
- Но переход одиночного броненосца во время войны это слишком рисковано, - попытался опять отмазаться от морского круиза Николай.
- Вот именно поэтому, и надо подгадать его выход так, чтобы в Средизомном море он встретился с «Алек-сандром», «Сисоем», и «Светланой» которые выходят через полтора месяца.
- Ну как я могу бросить Алис одну в такой момент на целый месяц? – снова запел уже слышанную Вадиком песню несчастного мужа Его Величество.
- Николя, - внезапно встепила в разговор уже месяц не принимавшая активного участия в обсуждениях Оль-га, - ты помнишь того молодого офицера с которым меня с год тому познакомил Мишель? Ну он еще стал адьютантом у моего мужа... Да, вижу теперь ты вспомнил. Так вот, он отбыл с моим полком в Манчжурию и там погиб, в той самой злосчастной атаке. Мы с ним были близки... Как только могут быть близки два чело-века, один из которых формально женат и никак не может получить развода. Это по нему, а не по моему подшефному и уже уполовинненому полку я, бессовестная, на самом деле ношу траур.
- Но почему... Оленька, я не знал, я, поверь, сочувствую твоему горю. А зачем ты мне это сейчас рассказыва-ешь? – ошарашенно пробормотал Николай.
- К тому, братец, - непривычно жестко и как то по новому глядя в глаза брата произнесла сестра, - что иногда, для блага государства жертвы приходится приносить и членам августейших фамилий. Я свою уже принесла. И, в отличае от тебя, я потеряла любимого человека не на месяц, а на всегда. И еще господа, мой любимый брат он же не единственная «особа принадлежащая к правящей семье». Почему он должен плыть один? Ка-кие еще корабли с Черного моря могут принести пользу на Дальнем Востоке?
- Ну если очень постараться, то через два месяца можно выпихнуть в море «Очаков», это систершип «Бога-тыря», на текущий момент один их лучших бронепалубных крейсеров мира. Кажется из черноморской пары оен в большей степени готовности чем «Кагул». Но, как врач, - вспомнил о своей «основной» проффесии Ва-дик, - я категорически против морских путешествий для императрицы во время беременности.
- А кто говорит про императрицу, - картинно удивилась княгиня, никогда не испытывавшая особой любви к «гессенской мухе», как она, за глаза, называла жену брата, - я вроде пока еще тоже «особа принадлежащая к правящей семье», а уж мне то море весьма полезно. Вот и составлю компанию братцу, как в старые добрые времена. Помнишь Николя, как в детстве мы любили бывать на море? Ты же не откажешь мне, в маленькой прихоти, я хочу посетить кузину... Прости Господи, не помню, кто там у меня в кузенах в Греции, но хочу.
- Что хочет женщина – то хочет бог, - обрадовался неожиданной поддержке Вадик, - как бы мы не усиливали сухопутную армию в Манчжурии, все же судьба этой войны решается на море. Сколько бы японцы не выса-живали войск на континенте, если наш флот перережет им снабжение, они не беспособны. Более того, все они превратятся в толпу безоружных, за отсутствием боеприпасов, и голодных – без подвоза продовольствия, бродяг. Которые, через пару месцев на подножном корму, будут рады сдаться в плен, где их хотя бы покор-мят.
Теперь, когда у не отпускающей его из Питера жены появился противовес почти равного калибра, и того же пола, тянущий его в Грецию, Николая сдался.
Начиная с того дня великую княгиню неоднократно видели прогуливающуюся под руку с доктором Банщи-ковым. А на исходе лета Император Всерорссийски неожиданно отбыл с инспекцией в Севастополь, откуда на броненосце «Три Святителя» в сопровождении спешно, в пожарном порядке достоенного крейсера «Оча-ков» (при его спешной достройке, ради которой пришлось задержать отправку в Питер части рабочих черно-морских верфей, были «канибализированы» механизмы однотипного крейсера «Кагул», и снята вся артилле-рия среднего калибра с броненосца «Потемкин»), на борту которого была Великая Княгиня Ольга Александ-ровна вышел к Босфору. К удивлению экипажей, на подходе к Босфору их ждал недавно вошедший в состав турецкого флота крейсер «Гамидие», который и проэскортировал русские корабли через Босфор. Об истин-ной цели похода кроме императора и немногочисленной свиты знали только командиры кораблей.
На исходе лета, направляющаяся на Дальний Восток с Балтики эскадра неожиданно, у входа в Суэцкий канал встретилась с двумя кораблями которых теоретически в Средиземном море быть вообще не могло. Громо-гласное «Ура» дружно выкрикиваемое командами кораблей обоих отрядов временами заглушало даже залпы салютующих орудий. После затянувшегося на два дня царского смотра, на котором матросы приветствовали Николая Второго без единго понукания со стороны офицеров, усиленная в полтора раза эскадра потянулась в канал. Император, с княгиней и свитой, в которую входил и Вадик, на яхте «Ливадия» отправился посетить таки Афины. Приличия надо быдо соблюсти. На корме царской яхты, нежно обнимая за плечи княгиню лю-бующуюся тонущем в Средиземном море солнцем, доктор Вадик тихо прошептал ей на ухо, впервые обра-тившесь к ней на ты.
- Пожалуй все, что могли на данный момент мы уже сделали. Можно до возвращения в столицу расслабиться и немного подумать о себе, а не о России. По моему тебе пора развестись со своим мужем, как ты на это смотришь?
- Я бы с удовольствием это сделала еще год назад, но увы – он мне отказал. Не ранее чем через семь лет. Так что – придется потерпеть, Михаил. Или найти себе кого то свобного, хоть мой брак и формальность, но на-рушать его святости перед богом я не могу.
- И не придется, Оленька. Я достаточно хорошо тебя узнал, и не могу поставить тебя перед столь не простым выбором. Но по возвращению в Питер, я сделаю твоему мужу предложение от которого тот не сможет отка-заться. И еще – пожалуйста, называй меня Вадимом, или Вадиком, привычнее как - то.
1. Абсолютнейший идиотизм, но факт — Тихоокеанский флот не имел нормальной ремонтной базы для бро-неносцев. Никакой. Вообще. Для проведения обычного докования, броненосцу приходилось идти обратно на Балтику, а потом снова возвращаться к месту службы, т.е. совершать почти кругосветное плавание. По окон-чанию которого он снова становился кандидатом на докование… Почему никому в голову не пришло посчи-тать расходы на перегон одного броненосца и сравнить их со стоимостью постройки во Владивостоке нор-мального судоремонтного предприятия, а не ограничиваться портовыми мастерскими — для автора загадка. Тем более, что предложения были. Тот же Крамп, «автор» «Варяга», предлагал построить во Владивостоке полноценный завод под ключ.
2. В результате такого «ремонта», вкупе с не совсем удачной конструкцией, броненосцы «Наварин», «Сисой Великий» и броненосный крейсер «Адмирал Нахимов» во Второй Тихоокеанской эскадре были перманент-ным источником задержек и поломок на переходе. В бою они быстро потеряли боеспособность после общир-ных затоплений из за нескольких попаданий, отстали от эскадры и ночью погибли от атак миноносцев…
3. Реальный ответ на реальный запрос… До чего наши адмиралы «доэкономились», стало ясно только при Цусиме.
Глава 16. И на море! Кульминация.
Влвдивосток. Лето 1904 года
Под ковром1
18 февраля 1904 года. Владивосток.
Утро во Владивостоке выдалось пасмурным. Мелкая снежная крупа навязчиво лезла в лицо. Свежий ветер поднимал в заливе небольшую волну, стоящие на рейде крейсера и пароходы лениво покачивались, всем сво-им видом навевая тоску. Далеко, на самом фарватере ломая тонкий, всего-то трехвершковый лед, медленно ползал маленький портовый ледокол «Надежный».
Весьма элегантный господин, одетый в серое пальто и безукоризненный серый в клеточку костюм явно не местного производства, прогуливался по набережной время от времени посматривая в сторону моря. Госпо-дин имел темные, зачесанные назад волосы, крупный нос с горбинкой, резко выпяченную нижнюю губу и колючий взгляд выпуклых черных глаз.
Через некоторое время он зашел в ресторацию Самсонова, что на Светланской, в сей ранний час здесь ока-зался только один посетитель — пожилой, сгорбленный, но аккуратно одетый китаец.
— Здравствуйте! Простите великодушно, что прерываю вашу трапезу. — произнес господин в сером пальто, сопровождая свои слова вежливым полупоклоном. — Вы ли будете мастер Ляо?
— Да, меня зовут Ляо, даа… старый Ляо. — старичок мелко закивал.
— Позвольте представиться — дон Педро Рамирез, журналист из Бразилии. Я хотел бы заказать пошив пла-ща. Вас отлично отрекомендовали.
— Вам лучше обратиться к подмастерьям моего заведения, сам-то я пошивом уже не занимаюсь, рука не та и глаза не видят…
— Всенепременнейше обращусь, благодарствуйте! — произнес дон Рамирез.
— …а впрочем, завтракать я уже закончил, так что пойдемте ко мне и я лично прослежу за выполнением ва-шего заказа. — рассудил старичок.
— Буду весьма вам признателен.
Китаец подозвал официанта, расплатился по счету и направился к выходу из ресторации. Дон Педро после-довал за ним.
— Вы, по-видимому, приезжий, благоприятна ли была ваша дорога? Удобно ли вы устроились в нашем пре-красном городе? — интересовался старичок.
— Третьего дня прибыл из Харбина, поселился в доходном доме на улице Семеновской, окна с видом на Транссибирскую магистраль, очень удобно, спасибо.
Мирно беседуя они подошли к заведению Ляо, прошли в его кабинет на втором этаже. Бразилец сел в кресло, поправил складку брюк, выставил носки и новенькие туфли.
— А теперь раздевайтесь, будем снимать мерку! — суетился старый Ляо.
— Прекратите Хаттори-сан2. Вы, конечно, более чем убедительны, вам бы на театре играть, но не стоит увле-каться. Мне вот интересно, вы хорошо спрятали настоящего Ляо? — спокойно осведомился дон Педро.
Старик распрямился, его горб чудесным образом исчез, лицо разгладилось, седой парик он положил на стол рядом с собой, теперь никто не дал бы ему больше сорока лет. В узких кругах тай-са Фуццо Хаттори имел хорошую репутацию. В том смысле, что только самоубийца желал бы заиметь его себе во враги. Он тонко усмехнулся:
— В свое время на все вопросы будут даны ответы. Ответ, полученный несвоевременно, не дает удовлетво-рения.
— Молчание — это способ говорить неправду. — парировал гость.
— Молчание и есть молчание. Оно — золото. А язык он «дан человеку, чтобы скрывать свои мысли». Что привело вас во Владивосток, мой друг?
— Я собирался отправиться пароходом в Лондон… У русских могут быть вопросы ко мне. — поморщился бразилец.
— Еще бы, недавно мы с вами весьма плодотворно… пообщались. — улыбнулся Хаттори.
— Быть может, вы захотите продолжить взаимовыгодное сотрудничество… господин Ляо?
— Это было бы весьма кстати… синьор Рамирез. У нас есть общие интересы.
Они скрепили договор рукопожатием.
— В другое время я бы трижды подумал, но здесь и сейчас ваши способности могут пригодиться — война началась неблагоприятно. — прокомментировал японец.
— Я бы так не сказал — японский флот имеет некоторые преимущества.
— Опытный личный состав, а также количество, тоннаж и вооружение судов имеют существенное значение, но все войны в истории выигрывались в первую очередь за счет ума, мужества и силы духа. Вспомните Че-мульпо!
— Но, в конце концов вы же потопили «Варяга». — возразил дон Педро.
— Потопили «Варяг»?! Это не победа! — возмутился японец — Вы, кажется любили шахматы? Русские не просто разменяли две свои пешки на две наши, но приобрели выигрыш в качестве и темпе. Они заранее все подготовили, специально убрали из Чемульпо свои «лишнии» корабли, чтобы не спугнуть нашу эскадру. Удивлять противника — это наша профессия. И так получается, что и капитана Руднева тоже. До последнего момента он и его люди изображали беспечность, а потом за несколько часов подготовили свои корабли к бою. Так не бывает, и Руднев не мог действовать в одиночку. Видимо, Старк и Алексеев давно готовили этот капкан, подбирали подходящих корабли, готовили людей, но ни мы, ни вы, при всей нашей с вами осведом-ленности ничего об этом не узнали. Скорее всего, у русских есть общество, подобное нашему «Черному Дра-кону». Теперь нам опасно быть в чем-то уверенными — все полученные разведданные могут быть дезинфор-мацией.
— Но в Порт-Артуре ваши миноносцы сработали вполне удачно!
— И опять вы не правы! Не удалось утопить ни одного корабля, и это при массированной и внезапной атаке? Я считаю, что русские подозревали о такой возможности и приняли все необходимые меры. Например, при-каз Алексеева о запрете постановки противоминных сетей, скорее всего, прикрытие, и предназначен для нас с вами — судя по результату атаки, сети все же были установлены. Мы же… мы даже точно не знали, находит-ся эскадра в Артуре или в Дальнем. Я не сомневаюсь, что русские действуют по заранее разработанным пла-нам и они знают о нас все, что им необходимо. Теперь я уверен, что у них есть осведомители в командовании нашего флота… или даже еще выше. Самое отвратительное то, что ни мы, ни ваша хваленная СИС до по-следнего времени не принимали всерьез такую возможность.
— Возможно им помогли французы… — задумчиво пробормотал «бразилец».
— Адмирал Уриу виновен не в том, что сунулся в ловушку — он не мог ее миновать. Его вина в недооценке противника. Впрочем, возможно я не совсем справедлив, ведь его дезинформировал коммодор Бейли, АНГ-ЛИЙСКИЙ коммодор Бейли, ВАШ коммодор Бейли, мистер…
— …синьор! — прервал японца дон Рамирез.
— Хорошо, оставим эту тему… пока оставим.
— Все обстоятельства могли бы стать намного яснее, если бы удалось взять в плен и хорошенько допросить оставшихся в Чемульпо русских.
— Это довольно трудно, наши люди еще в Чемульпо пытались «взять русских в плен», но, к сожалению, ока-зались не на высоте — французы и итальянцы все испортили, возможно, те, что действуют в Шанхае, будут более профессиональны.
— А что, собственно, человек вашего ранга делает в этом городе? Или все ваши сотрудники так заняты поис-ками шпионов в собственных рядах и похищениями русских матросов?
— Волки всегда должны следить за делами овец. В противном случае они рискуют пропустить назначение нового и опасного пастуха. Или появление стаи сторожевых собак. Для этого я здесь. — изящно уклонился от ответа японец.
— Ну да, эти рассуждения очень вам помогут, если «сторожевые собаки» найдут труп настоящего Ляо. — язвительно прокомментировал дон Педро.
— Никакого такого «настоящего» Ляо никогда и не было, этой маске уже четверть века, ее создал еще Тояма-сама3, позднее ее использовал я, и многие мои коллеги.
В дверь осторожно поскреблись, полковник Хаттори за несколько секунд преобразился обратно в старого Ляо и дребезжащим старческим голосом громко сказал: — Войдите.
Вошедший молодой человек отличался рассеянностью манер, азиатскими чертами лица, маленьким ростом, выглядел немного грузноватым и даже рыхловатым, но только на первый взгляд. Круглое, добродушное лицо располагало к себе. Только цепкие, внимательные черные глаза выбивались из образа этакого провинциаль-ного увальня, невесть как оказавшегося в большом городе и все еще удивленного этим фактом. Похоже, он мучился похмельем.
- Полюбуйтесь дон Педро, это мой маловоспитанный внук Хсю - представил молодого человека Ляо. Родите-ли отправили его ко мне в робкой надежде на то, что он пойдет по моим стопам и обучится благородному ис-кусству кройки и шитья, вместо этого у него в голове девушки в прятки играют. Он тянет у меня деньги и просаживает их на пьянки и азартные игры. Стыд, позор и поношение! Закрой дверь и рассказывай, что ты хочешь от бедного старика на этот раз! Учти - денег не дам!
- Да и не очень надо было, дедушка, Хотэй* сегодня был благосклонен ко мне, - пробормотал Хсю закрывая дверь.
- Почему ты прервал нашу беседу Кэндзи-кун? - резко спросил Хаттори, - говори свободно, этот человек наш союзник.
- Мосивакэ аримасэн, мне нет прощения, Хаттори-сама, - молодой человек низко поклонился полковнику - но сегодняшнее совещание русского командования закончилось преждевременно и неожиданно - русские воен-ные покинули его заметно встревоженными, береговые батареи и гарнизон крепости подняты по тревоге, боевые суда поднимают пары и их команды спешно доставляются на борт...
- Местные военные разглядывают потолок через отверстие в тростниковом стебле! Что они могли узнать та-кого, чего не знают собравшиеся под кровом этого дома?!
- Один из морских офицеров сказал, что на море замечены неизвестные военные корабли. Возможно Импера-торский флот решил продемонстрировать русским свою мощь? - предположил "внук"
- Хорошо, посмотрим! Ах да, вот вам на первое время, дон Педро, - японец протянул бразильцу пачку рус-ских ассигнаций.
- Домо, - сдержанно поблагодарил журналист по-японски.
- До-итасимасите. Не за что. И пойдемте посмотрим на то, что так взволновало наших подопечных...
Спустя несколько часов молодой, уверенный в себе бразилец, старенький сгорбленный китаец и невысокий, упитанный молодой человек азиатской наружности с удобством расположились на балконе одного из порто-вых "домов встреч". Это заведение входило в круг интересов полковника Хаттори и служило одной из баз японской резидентуры. Поэтому господа шпионы спокойно созерцали аврал царящий в порту и ни о чем не беспокоились. "Старый Ляо" отрешенно вслушивался в природу... Деревья еще голые, но во всем чувствуется ожидание весны. Хаттори неотрывно смотрел в небо. Редкие тучки разбежались по бирюзовой глади. День замечательный. Он перевел взгляд на море, отметил деловую суету царящую на борту военных судов, одоб-рительно покивал.
Море весною
Зыблется тихо весь день,
Зыблется тихо...
- к месту процитировал Бусона "внук Хсю"
Тай-са Хаттори едва сдержал улыбку. Следует признаться - именно он постарался, чтобы Доихару Кендзи** после военного училища направили именно сюда. Парень очень способный, не теряет головы в сложной об-становке, храбр в бою, пользуется заслуженным уважением всех членов общества. У Хаттори не было детей, однако глядеть на подрастающего Доихару ему было в радость. Он привязался к пареньку и связывал с ним большие надежды. Все дело за опытом и воинской славой. Этот путь Хаттори постарается расчистить. Мо-жет, даже кое в чем помочь, но незаметно, до известного предела... Наконец в поле зрения показались долго-жданные корабли и господа шпионы оживились.
Синьор Рамирез уже рассматривал приближающиеся корабли в складную подзорную трубу оказавшуюся у него в кармане и комментировал увиденное:
- Так, так, так, первым мателотом какой-то обшарпанный транспорт, хотя довольно крупный... далее... далее... хмм... вы удивитесь, джентльмены, но это "Варяг", похоже он так и не утонул...
- Хонто? Масака! Что? Не может быть! - "внук Хсю" так возмутился, что слегка выпал из роли. "Дедушка" промолчал, но удивленно приподнял бровь.
- Э неет, я достаточно хорошо изучил русские военные корабли, в конце концов, мне и за это платили - спо-койно возразил "журналист", - Я уверен, что это "Варяг"! Конечно не такой белый и шикарный как на Порт-Артурском рейде, сейчас он побитый и обожженный, весь в заплатках... так, а вот дальше еще интереснее...
- И что же там такое интересное? - мрачно осведомился старый Ляо.
- Два броненосных крейсера... мда... если я правильно помню силуэты кораблей итальянской постройки, то один из них называется "Кассуга" и теперь, пожалуй понятно почему русские позволили вам купить эти ко-рабли, похоже, они просто решили обрести их иными путями...
- Они-ни канабо***! Шимаймашитта! Ксо! Дать демону лом! Черт! Дерьмо! - тай-са Хаттори глубоко вздох-нул и, успокоившись, воззвал к Будде, что в его положении было вполне разумным решением. Если уж так случилось, что рука судьбы достала табличку с его именем... Значит, он должен безропотно подчиниться и исходя из доступных возможностей причинить как можно больше неприятностей врагам Ямато! Он начал мысленно прикидывать как лучше организовать работу подчиненных. Нужно во что бы то ни стало получить информацию от непосредственных участников боевых действий с русской стороны. Нужно выяснить все де-тали происшедшей катастрофы. В этом дело спешное и все должно быть предельно прояснено. Он взглянул на стоящего рядом 'бразильца', похоже сами боги послали его, журналист-иностранец с европейской внешно-стью сможет задавать почти любые вопросы не вызывая лишних подозрений, ведь в некоторых вопросах рус-ские наивны как дети, к тому же он вполне компетентен.
* Хотэй - китайский бог удачи, покровитель игроков.
** Доихара Кэндзи (1883-1948), генерал, в 20-е годы был руководителем японского шпионажа в Китае и Маньчжурии, потом был назначен начальником всей системы японского военного шпионажа, в 1938-1940 гг. командовал Квантунской армии, в 1940-1943 гг. состоял Высшим Военным советником при императоре Хи-рохито, в 1944-1945 гг. командовал японской группировкой в Сингапуре. После капитуляции Японии - глав-нокомандующий. Был приговорен к повешению американским судом (т.н. Токийский процесс) за "распро-странение наркотиков в Маньчжурии и зверства". Cтремился к практической реализации идеала "Азия для японцев", для этого использовал весь спектр возможных тайных приемов: саботаж, подкуп, убийства, дивер-сии, развращение... По утверждению одного высокопоставленного китайского чиновника, "Доихара имел среди китайцев знакомых больше, чем любой китаец, занятый самой активной политической деятельностью". Доихара Кэндзи был фигурой чрезвычайно таинственной. Это был человек маленького роста, склонный к полноте, носивший усики "а ля Чарли Чаплин" и в совершенстве владевший фехтованием мечом. По свиде-тельству сотрудников он был в состоянии в весьма короткий срок похудеть или пополнеть на 10 кг и умел столь изумительно преобразиться, что даже ближайшие коллеги не могли его опознать. При этом Доихара обладал фантастическими лингвистическими способностями, он в совершенстве владел 9-ю европейскими языками и 4-мя китайскими диалектами. На всех он говорил без малейшего акцента. Весь образ его действий наводит на мысль о весьма близком знакомстве с методами нин-дзюцу. (описания его подвигов можно найти используя ключевые слова: "Спасение президента Сюя", "Поезд маршала Чжан Цзо-Лина", "Змея для Пу-и", "Золотые рыбки Хуан Шеня" и т.д.)
*** Они-ни канабо - буквально: Дать демону лом. Чёрт (дьявол, демон) пришёл в японский фольклор из буд-дийской мифологии. Он сам по себе обладает дьявольской силой, а если получает в руки железный шест, то становится еще сильнее.
Стенка на стенку.
Лето 1904 года. Владивосток.
В начале июня у хозяина заведения «У дедушки Ляо», самого дедушки Ляо, был самый удачный день в его карьере. Его портняжная мастерская, благодаря удачному распоожению у порта, была наиболее популярна у морских офицеров. Впрочем, не менее благоприятным для потока клиентов был и тот факт, что у единствен-ного портного, который мог бы составить конкуренцию по уровню цен и качеству работ, недавно сгорела мастерская. Но такого улова у Ляо еще не было. Этим утром в его мастерскую вошли сразу ДВА русских ад-мирала. Обычно, сам Ляо уже не занимался сбором информации. Ее поток из организованых им публичных домов и сети соглядатаев был достаточно полон, и его роль заключалась больше в корректировке заданий ря-довым агентам. Но соблазн был слишком велик, да и как мог хозяин заведения не выйти самолично к двум столь уважаемым клиентам? Когда в одном из адмиралов Ляо узнал Руднева, на долю секунды ему захоте-лось заварить тому «особого чая», который он использовал для устранения отработавших свое агентов. Но строгая инструкция штаба – никаких убийств офицеров противника, а главное – желание сначала послушать, о чем будут беседовать между собой адмиралы, во время долгой примерки, перевесили минутный порыв. По-сле првых же фраз Руднева Ляо понял, что его недавние молитвы были услышаны богами, а Руднев не только уйдет из мастерской живым и в новом пальто. Пожалуй наоборот, стоит отдать приказ всем агентам негласно беречь русского, без скидок, гениального адмирала от несчастных случаев. Ибо если с Рудневым что - то случится, то русские наверняка поменяют планы, и шанс окончательно разобраться в Владивостокским От-рядом Крейсеров будет потерян. А это куда более ценно, чем удовольствие от устранения вражеского глав-нокомандующего своими руками. Руднев же беззаботно продолжал, подставляя руки подмастерьям, говорить обращаясь ко второму адмиралу (в котором Ляо узнал недавно прибывшего во Владивосток Небогатова).
- Итак, Николай Иванович, нам придется всем отрядом идти в море чтобы обеспечить прорыв «Осляби» во Владивосток. Судя по последней телеграмме, Вирениус принял решение прорываться Сунгарским проливом. Он не хочет рисковать навигационно в тумане у Курильских островов...
- Но, Всеволод Федорович, - перебил Руднева Небогатов, - лезть через Сунгарский пролив на «Осляби» в па-ре только лишь с одной «Авророй» - это же самоубийство! ВОК другое дело – вы всегда можете оторваться от более сильного противника, японские броненосцы вас просто не догонят до темноты. Но «Ослябя»... На место Того, узнай я о месте прорыва, подогнал бы «Асахи» с «Микасой» к проливу и все. Да и просто трех крейсеров типа «Асамы» бы хватило, честное слово! Зачем же так рисковать?
- «Ослябя» просто может не дотянуть до Владивостока если пойдет кружным путем. Качнество постройки отечественного судопрома сами знаете. А что до риска... Так это Того надо во первых – знать что Вирениус пойдет именно Сунгарами. Во вторых – знать когда он там будет, а я пока и сам этого точно не знаю.
- А как ВОК всем составом выйдет, так значит и пошел встречать «Ослябю», - досадливо поморщился Небо-гатов, - чего тут знать то?
- Ну не скажите, мы на совместное маневрирование так и ходим – всем отрядом, по паре раз в неделю. И по-том – даже пара броненосцев Того против «Осляби» и наших пяти броненосных крейсеров – маловато будет.
- Если Камимура свяжет боем нас, кстати учитывая степень готовности «Корейца» и «Сунгари» бой будет не пять на пять, а скорее пять на три, и не в нашу пользу, Всеволод Федорович, то пары броненосцев Того хва-тит и на утопление одинокого «Осляби» с «Авророй», а потом и добить то, что от нас остается.
- Ну так это надо чтобы и Камимура, и Того с парой броненосцев оказались в Сунгарском проливе именно тогда, когда мы пойдем встречать «Ослябю». Причем каждый у «своего» входа, а у Артура не останется практически никого, а это, хоть он и заперт, уж слишком... Нет, Николай Иванович, это уже не предусмотри-тельность, а скорее паранойя. А насчет готовности «Корейца» и «Сунгари», у нас есть еще месяц, полтора. Ходить они успеют научиться, ну а стрелять, - развел руками Руднев, - авось не придется.
После окончательного снятия мерок Руднев и Небогатовым покинули мастерскую. И дядюшка Ляо и Руднев были полнстью довольны «примеркой». Ляо потому, что он упевал за месяц донести до японского командо-вания сведения о плане прорыва «Осляби» во Владивосток, и свои соображения о правильной расстановке сил для его парирования. Руднев же мысленно потирал руки от удачного «слива» информации чуть ли не единственному достоверно известному вражескому агенту. Еще перед отправление бронепоезда с вокзала Владивостока Балк сделал Рудневу прощальный подарок. Он отдал ему листочек, на котором были выписаны все известные в 21-м веке агенты японской разведки, действовавшие во Владивостоке. По выражению Васи-лия, он «как мог подготовился к противоборству с японскими коллегами еще до переноса». Тогда же Балк порекомендовал не отлавливать агентов раньше времени, а в нужный момент использовать их для дезинфор-мации противника.
Вторым приятным сюрпризом стало то, что возвратившейся из похода к Хамамацу «Варяг» встречал свеже прибывший во Владивосток адмирал Небогатов. Самая, пожалуй, противоречивая фигура в русской военно - морской истории начала века. Карпышев помнил, что тот с одной стороны проявил себя как блестящий орга-низатор. Когда после падения Порт Артура стало ясно, что Вторая эскадра осталась с японским флотом один на один, ее решили срочно усилить. Увы, на Балтике остались только те корабли, от которых командир этой эскадры Зиновий Павлович Рожественский уже отказался. Причем он мотивировал отказ тем, что они вообще не дойдут до Дальнего востока. По командованием Небогатова эти совершенно не приспособленные для дальнего плавания броненосцы береговой обороны, вкупе со старым броненосцем и крейсером не только дошли. Они смогли догнать вышедшую полугодом раньше основную эскадру. При этом, весь поход прово-дились стрельбы и учения, и по многим показателям боевой подготовки догоняющий отряд превзошел осно-вые силы. У Небогатова был и план похода вокруг Японии, если бы он не смог найти Рожественского. И воз-можно не состоись встреча эскадр, Небогатов до Владивостока все же дошел бы... Но судьба распорядилась иначе. Эскадры встретились. За несколько недель Рожественский полностью подавил всяческую инициативу Небогатова и заставил того строго и неукоснительно следовать его приказам. Были забыты удачный опыт стрельб догоняющего отряда, регулярной сверки дальномеров, корабли Небогатова были перекрашены под идиотский стандарт эскадры4. В бою Небогатов никак себя не проявил, не отдав ни одного приказа по своему отряду, строго выполняя приказ Рожественского и слепо следуя за головным. После дневного боя и ночных атак миноносцев он оказался во главе остатков эскадры, 4-х броненосцев. Которые по его приказу и сдались японцам, когда их окружили 12 японских кораблей линии и нескоько крейсерских отрядов.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:09 | Сообщение # 39
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Но кроме склонности не идти до конца в безнадежной ситуации, у контр - адмирала Небогатова было и по-ложительное качество, которым не отличался почти ни один другой адмирал русского флота. Он умел учить людей не зверея, не подавляя их самостоятельности и инициативности, не запугивая и не доводя подчинен-ных до нервного срыва. Поэтому, когда Руднев задумался о том, кому бы поручить командование броненос-ной частью ВОКа (сам он видел себя исключительно на легких быстроходных крейсерах) в бою, он предпо-чел именно Небогатова. К тому же, вместе с адмиралом прибыл и его антипод, в плане «как поступать когда все потеряно и шансов нет». После отказа командира траспорта «Сунгари» от командования одноименным крейсером, Руднев вытребовал в Питере командира первого ранга Владимира Николаевича Миклухо - Мак-лая5. С ними прибыли и недостающие остатки команд трофейных крейсеров, собранные с бору по сосенке как со старых кораблей Балтики, так и с Черного моря. Теперь оставалось только надеяться на каждодневную учебу и еженедельные выходы всей эскадры в море на совместное маневрирование. Если повезет, то трени-ровки приведут корабли в боеспособное состояние раньше, чем им придется принимать участие в бою. Если нет – учиться придется экстерном, под вражескими снарядами.
Во время первого выхода в море на «Корейце» от неумелого обращения заклинило рулевую машину. С доро-ги неудержимо валящегося на циркуляции влево крейсера чудом успел убраться «Громобой». Разбор инци-дента показал, что нежные итальянские механизмы не терпят резкого русского обращения, а русские таблич-ки «право» и «лево» (на вспомогательной рулевой машине) были повешены наоборот. Расвирепевший Руднев свалил неблагодарную работу по обучению команд новых крейсеров на Небогатова, а сам, от греха, убрался в море на «Варяге», прихватив для компании «Богатыря». Намедни из под Порт Артура пришло известие, что японцы перерезали подводный телеграфный кабель. Теперь для отправки любого сообщения из Артура кому то из миноносцев приходилось прорывать блокаду. Не на шутку разозленному Рудневу припомнилась одна из гадостей для японцев, котрые так много, задним числом, придумывались на Цусимском форуме в его вре-мени. Сейчас на «Богатыре» водолазы, на всякий случай, готовились к погружению для поиска подводного кабеля, а на «Варяге» минеры под чутким руководством адмирала изобретали гидростатический взрыватель.
Места где подводные кабеля, по которым в Японию шли сообщения из Европы и с театра боевых действия, выходили на берег острова Цусима были русским прекрасно известны. Кроме этого, Рудневу было известно, что в составе японского флота был и мобилизованный кабелеукладчик. Так что просто порвать кабель это знавит оставить японцев без связи на неделю, не больше6. Теперь Руднев хотел убить двух зайцев одним вы-стрелом. Пока десантная партия с «Варяга» разоряла телеграфную станцию на берегу, на «Богатыря» с берега в шлюпке перевезли отрубленый конец кабеля (водолазам даже нырять не пришлось). Зацепив конец кабеля за корму крейсера его отволокли на пять миль в море и уже там утопили, предварительно навесив на обре-занный конец сюрприз, который так тщательно изготавливали на «Варяге».
Спустя две недели «Фудзи Мару», эскортируемый старым крейсером «Идзуми», дошел наконец из Японии до места обрыва кабеля. Единственный доступный на то время способ проверки состояния кабеля заключался в его подъеме на поверхность на барабане кабелеукладчика, чем японцы и занимались. Проще всего, было бы проложить новый кабель параллельно старому. Однако, всего предусмотреть не возможно и запасов кабеля такой длины в Японии до войны не заготовили, а сейчас закупать доставлять их из Европы или САСШ было бы слишком долго. Вот и приходилось сейчас «Фудзи Мару» на черепашей скорости в 4 узла вытягивать ми-лю за милей кабель из воды и снова топить его за кормой. Когда, наконец то, недоходя пару миль до острова Цусимы, вытягиваемый из воды кабель стал отклоняться от превоначального маршрута, на корабле началось всеобщее ликование. Было очевидно, что место обрыва было уже близко. Еще пару часов на сращивание ка-белей, пяток на протягивание нового кабеля до острова и с нудной и тяжелой работой будет покончено. Увы, радость была преждевременной. Не успел еще показаться из воды обрубленный конец, как смотрящий за вы-тягиваемым кабелем закричал, что к кабелю привязана металическая банка. Стоило вылиться из нее морской воде, как пятью метрами ниже поверхности моря замкнулся взрыватель на связке из пяти гальваноударных шаровых мин. Силой одновременного взрыва пяти мин «Фудзи Мару» разорвало практически пополам, ги-бель корабля была почти мгновенной. Руднев, решил подстраховаться на случай нестабильной работы соб-ранного «на коленке» взрывателя, увеличив силу взрыва. Ему, как всегда не кстати, вспомнилась любимая поговорка его военрука – «недостаток точности с лихвой компенсируется мощностью боеголовки». Вертя-щийся вокруг кабелеукладчика «Идзуми», который не мог управлять при ходе менее 8 узлов и беспрерывно кружил вокруг охраняемого транспорта, или забегал вперед и ложился в дрейф, успел подобрать пятнадцать членов команды. Спастись сумели в основном находившиеся в момент взрыва на верхней палубе. Теперь у Японии не было не только прямой связи с континентом (все извстия из Корее теперь шли сначала в Европу, потом в Амеику а уже поом оттуда в Японию), но и кабелеукладчика способного эту связь наладить.
По возвращению Руднева из очередного диверсионного похода, ему снова пришлось заняться настоящей ра-ботой – все крейсера ВОКа снова вышли на совместное маневрирование и стрельбы. За две недели отсутст-вия Руднева Небогатов сотворил чудо – все броненосные корабли устойчиво держали строй, и довольно таки сносно совместно маневрировали. Проблемы начались при стрельбе. Понятно, что на крейсерах итальянской постройки были орудия других, не используемых в русском флоте систем. Понятно, что сама система управ-ления стрельбой тоже была полностью не знакома русским канонирам. Но... Но как артиллеристы «Сунгари» смогли, с дистанции 25 кабельтов вместо щита для практических стрельб, положить шестилдюймовый снаряд под корму буксировавшего, на полу мильном канате, тот самый щит номерного миноносца осталось загад-кой. Разгадывать ее было некогда - надо было тащить в гавань потерявший винты, рули, а заодно с этим и ход со способностью управляться миноносец № 201. Так или иначе, но с каждым выходом в море крейсера все увереннее маневрировали и иногда даже попадали по мишеням.
Последние пару выходов Руднев и Небогатов, командуя каждый своим отрядом, отрабатывали совместное маневрирование и поотрядную пристрелку. В роли «противника» выступали номерные миносцы. Всем во Владивостоке было ясно, что приближаются какие то важные события. Это подтвердила и очередная попытка неизвестного китайца проникнуть в порт, доступ куда для лиц монголоидной рассы был закрыт с момента начала модернизации крейсеров. Очередной «бродяга китаец», который был застрелен часовым при попытке перелезть через забор, имел с собой столь не типичную для нищего вещь как фотокамеру... Это добавило Рудневу оптимизма – если японцы столь упорно пытаются получить фото крейсеров, то возможно они до сих пор не в курсе как именно были переворужены «Рюрик» и «Громобой». За неделю до выхода в море в борде-ли города были отпущены артиллерийские офицеры. Перед посещением заведений они имели приватную бе-седу с Рудневым, во время которой им был отдам весьма странный приказ. Товарищам, вернее пока еще ГОСПОДАМ офицерам с итальянцев вменялось во время «утех» обронить в разговоре друг с другом, что ар-тиллерия Гарибальдийцев абсолютно не боеспособна. Артиллеристам же «Рюрика» предписано было в раз-говоре жаловаться на старые, полностью расстрелянные стволы орудий.
Во время последнего выхода на стрельбы на «Рюрике» опробовали только что доставленные затворы новой конструкци. Их использование позволяло практически уровнять скорстрельность старых, 35-ти калиберных восьмидюймовок с новыми, системы Кане. Эта копеечная, по сравнению состоимостью самих орудий, дора-ботка, вкупе с увеличением угла возвышения старых пушек, делала старика «Рюрика» вполне адекватным противникам любому броненосному крейсеру японцев. А с учетом того, что на верхней палубе крейсера за-место снятых мачт и 120 мм орудий, были смонтированы «лишние» шесть восьмидюймовок (по одной на но-су и корме, способной вести огонь на любой борт и, по паре на борт, на местах установки 120 мм орудий)... Руднев, посетивший крейсер после последних стрельб, злорадно усмехнулся и предложил Трусову предста-вить себя на месте командира какого – нибудь «Якумо», который окажется в линии напротив «Рбрика». Вме-сто ожидаемых двух восьмидюймовок в бортовом залпе, по нему будут вести огонь шесть. Причем четыре из них, установленные на верхней палубе, будут на 10 кабельтов дальнобойнее своего оригинального паспорт-ного значения. И все это при том же количестве шестидюймовых орудий в залпе.
- Теперь у вас, Евгений Александрович, под командованием не крейсер, а просто какая – то «нежданная не-приятность». Главное, чтобы она «нежданной» и оставалась, до поры до времени.
Много ли надо удачному прозвищу что – бы прилипнуть к человеку или кораблю, не важно? Всего лишь один раз быть произнесенным вслух.
Когда до дядюшки Ляо дошли новости, что все крейсера отряда свозят на берег дерево, а через неделю Руд-нев заказал молебен «во одоления неприятеля» в главном соборе Владивостока, он понял что пора отправлять в Японию кодированный сигнал о выходе ВОКа на встречу с «Ослябей». В тот же день на телеграфе Влади-востока молодой щеголеватый бразильский корреспондент отправил в редакцию своей газеты заметку о нра-вах русских офицеров во Владивостоке. Через семь дней из Сасебо к западному входу в Сунгарский пролив вышли броненосцы «Асахи» и «Сикисима», в сопровожнении и для разведки с ними шли бронепалубные крейсера «Читосе» и «Кассаги». Еще через день Камимура, подняв как обычно флаг на «Идзумо», вывел из Сасебо пять своих броненосных крейсеров. Их сопровождали старые знакомые Руднева еще по Чемульпо – четвертый боевой отряд. В связи со смертью адмирала Уриу, теперь им командовал Того - младший. Для усиления четвертого отряда, которому предстояло сражаться с «Варягом» и «Богатырем», ему были приданы легкие крейсера «Такасаго» и «Иосино».
Противники встретились примерно там, где они и ожидали увидить друг друга. Как и планировал Руднев, Камимура не стал брать с собой броненосцы – с ними отрядный ход снижался до 18 узлов, и у русских были все шансы оторваться не вступая в бой. Как и планировал Камимура, его крейсера оказались между русскими и Владивостоком, так что он фактически отрезал русских от базы. Попытайся они после боя улизнуть Сун-гарским проливом, их ожидала бы встреча с парой броеносцев. Боя «пять на пять» Камимура не опасался, по-лагая минимум два из пяти русских крейсеров ограниченно боеспособными, а остальны три весьма неудачно, для линейного боя, построеными. Прекрасные бронепалубники русских, «Богатырь» и «Варяг», тоже вряд ли могли помочь своим броненосным крейсерам в эскадренном линейном бою. Приятно удивив Камимуру, рус-ская эскадра не стала пытаться обойти его крейсера и вернутьсяво Владивосток. Русские упорно держали курс у Сангарскому проливу.
- Похоже что на этот раз наша разведка не оскандалилась, - обратился на мостике «Идзумо» Камимура к сво-ему начальнику штаба капитану первого ранга Като, - судя по настойчивости русских они и правда идут встречать своих. Что ж, об «Ослябе» позаботится Дева с броненосцами, а наша добыча – Руднев с крейсера-ми. Сближаемся на параллельных курсах. Не пойму с такого расстояния, кто же у русских головным...
Когда кильватерные колонны сблизились на 80 кабельтов, у Камимуры появилось еще два повода для удив-ления. Он наконец разглядел состав и порядок кильватерной колонны русских. Ну то что Руднев может по-ставить в линию баталии7 свои бронепалубные крейсера, японский адмирал предполагал. Как там говорят эти русские – «на безрыбье и рак рыба»? Чем еще он мог усилить свою внушительную, но мало боеготовую ли-нию... Но вот увидить «Варяга» во главе линии русских кораблей, Камимура никак не ожидал. Как не ожидал он и того, что второе место займет «Богатырь». Свои бронепалубные крейсера Камимура оттянул за корму броненосной пятерки, чтобы «не путались под ногами». Второй сюрприз был неприятный – с расстояния 80 кабельтов стало видно, как на носу предпоследнего русского крейсера вспухло облако выстрела. Спустя при-мерно полминуты, упавший с полумильным недолетом до «Токивы» десятидюймовый снаряд с «Корейца» показал японцам, что насчет степени освоения русскими артиллерии трофеев разведка все же ошибалась. Следующий снаряд упал с неба спустя примерно полторы минуты. На этот раз с перелетом в пару кабельтов у борта «Адзумы».
В носовой башни «Корейца» Платон Диких наслаждался. Во - первых, в период подготовки к боям они, с мичманом Тыртовым с «Ушакова», расстреляли более пятидесяти снарядов. После двадцати выстрелов из единственного десятидюймового орудия эскадры, мичман с прапорщиком задумались о расстреле ствола до боя. Выслушав их Беляев сначала похвалил товарищей офицеров за правильный ход мысли, «как выражается наш адмирал». А потом, по секрету, сообщил о составе груза захваченой «Варягом» «Малалаки». При нали-чае двух запасных стволов, вновь образованный штаб эскадры решил пожертвовать одним для обучения рас-чета. Перед выходом в бой ствол орудия был заменен на новый. Во – вторых, на «Корейца» загрузили полу-торный боекомплект для носовой башни, так что снарядов должно было хватить на два часа боя на полной скорострельности. И в - третьих, самое приятное – перед выходом в море его и Тыртова вызвал к себе на «Варяг» Руднев. Им была предоставлена абсолютная свобода действий.
- По результатам последних стрельб вы достаточно уверенно поражаете цели на дистанции до 60 – 70 кабель-тов. Ваше орудие наиболее дальнобойное на эскадре, и грех было бы этим не воспользоваться. Я прказал пе-реоборудовать пару примыкающих к погребу боеприпасов вашей башни отсеокв под хранилище дополни-тельного запаса санарядов. Ваша башня единственная на Гарибальдийцах, в которой оставили свой собствен-ный дальномер. Остальные «канибализировали» на рюриковичей – больше дальномеры взять было просто не откуда. Так что стреляйте по своему усмотрению, на дистанции более 50 кабельтов по среднему в колонне противника, при сближении постарайтесь достать флагмана. Но если какой либо из крейсеров противника будет более удобной целью – бейте по нему. При сближении не забывайте корректировать дистанцию по ре-зультатам пристрелки среднего калибра, впрочем – чего я вам это опять рассказываю в сто первый раз? Вы и сами все знаете. Я ожидаю процент попаданий из вашего орудия от двух, если вы не блеснете меткостью, до десяти, если вам повезет. Это от четырех до двадцати попаданий. Не подведите, товарищи, другим наличным у нас калибрам с дистанции более 25 кабельтов нам крейсера Камимуры не пронять8. Забронированны они на совесть.
Теперь в полной пороховых газов башне молодой мичман и начинающий седеть сверхрочник дуэтом вели свою партию боя. Диких стоял за наводчика, ловя в оптику далекие силуэты на горизонте, выработавшимся за годы шестым чувством определяя упреждение и момент выстрела. Тыртов сидел на дальномере, и вносил поправки по дальности. После пятого выстрела снаряды стали ложится довольно прилично, если учесть запе-редельную для начала века дистанцию и полное отсутствие пристрелки.
Камимура, мрачно наблюдал за очердным султаном взрыва, который обрушил на палубу «Идзумо» тонны воды с осколками. Очень, очень близкий недолет. Практически накрытие. А при том угле падения, с каким 10 дюймовый снаряд попадает с дистанции 60 - 70 кабельтов в слабобронированную ПАЛУБУ, он вполне может дойти и до машинного отделения. Не желая и дальше терпеть огонь противника без возможности отвечать, Камимура приказал изменить курс на два румба влево. Это позволило сократить сремя сближение с русской эскадрой. Но, с другой стороны, теперь при сближении японцы неизбежно отставали, и теперь головной «Ид-зуми», после сближения на 50 кабельтов, оказался не на траверсе шедшего головным «Варяга». И даже не на траверсе идущей третьим под контр – адмиральским флагом «России». Имея преимущество в ходе не более двух узлов (по «паспорту» крейсера японцев были быстроходнее русских на несколько узлов, но на практике они этого как то не показали), Камимура после сближения отстал, и его флагман после поворота на паррал-лельный с рускими курс был на траверсе «Громомбоя».
В рубке «Варяга» Руднев злорадно усмехнулся. Даже если его сладкая парочка на десятидюймовке вообще никуда сегодня не попадет, свое дело они уже сделали. Камимуре пришлось форсировать сближение и теперь догонять опережающих его русских под огнем. Кстати об огне, неплохо бы сблизиться еще на пяток кабель-тов, пока Ками не закончил поворот. С «Варяга» взлетела в небо одна ракета белого дыма и одна зеленого, что было отрепетированно следющими за ним кораблями. Еще во время маневров, в окресночтях Владиво-стока в гоову Руднева пришла забавная идея. Тогда не правильно разобрав поднятый на мачте флагмана сиг-нал о повороте «Все вдруг», шедший концевым «Рюрик» вывалился из линии и, не имея запаса скорости, пол часа потом не мог ее догнать. Теперь перед любой эволюцией фланман не тоько поднимал сигнал, но и пус-кал ракеты соответствующего цвера. Белая – вправо, черная – влево. Одна – поворт «последовательно», две – «все вдруг». А количеств румбов – количество красных (если влево) или зеленого (если вправо) цвета. Сна-чала была путаница, но потом, привыкнув, командиры кораблей уже не представляли маневрирования без помощи ракет. Сейчас «Варяг» принял на один румб вправо, и русская линия стала медленно и незаметно приближаться к японцам.
На дальномерном посте «Варяга» лейтенант Нирод подобно метроному отсчитывал дистанцию до головного корабля противника. Японцы открыли огонь с 50 кабельтов сразу после поворота на параллельные курсы, но с руских кораблей в ответ летели только редкие десятидюймовые снаряды с «Корейца». Море вокруг «Варя-га» кипело от недолетов и перелетов, но даже получив шестидюймовый снаряд в борт русский крейсер мол-чал. Молчала и остальная колонна, хотя последовательно поворачивающие японские крейсера уже начали обстрел «России» и «Громобоя». Наконец, после пяти томительных минут под безответным обстрелом, с дальномера доеслось долгожданное «СоГок пять кабельтов!». Руднев, который до этого нервно барабанил по бронированному ограждению рубки9, кивнул Зарубаеву, но тот и сам уже отправлял данные для пристрелки на три носовые шестидюймовые орудия правого борта. Не успели еще уйти в сторону «Идзумо» снаряды первого полузалпа, как на вторую тройку были отправленны данные с уменьшенной на три кабельтова, дис-танцией. Через две минуты на мачте «Варяга» взвился сигнал «Дистанция до головного 46 кабельтов. Курсо-вой 193», и одновременно с этим рявкнули носовая и кормовая восьмидюймовки крейсера. Спустя примерно от тридцати секунд до минуты, понадобившихся артиллеристам крейсеров для определения дистанции между «Идзуми» и ИХ кораблем (тригонометрия седьмой класс, дано расстояние от своего флагмана до флагмана противника и угол, от Норда, под которым это расстояние измерено, известно расстояние и от своего корабля до «Варяга», остается «всего лишь» вычислить расстояние от себя до цели) начали стрельбу и остальные крейсера эскадры. Еще до того, как снаряды отстрелявшегося последним «Рюрика» упасли у борта флагмана Камимуры, «Варяг» и «Богатырь» увеличили скорость до 23 узлов.
Через пару минут пепрестрелки Камимуре стало ясно, что его провели. Обстреливаемый огнем всех японских кораблей «Варяг» стал медленно, но верно отрываться от основных сил русских. Теперь во главе русской боевой линии была «Россия», пристрелку по которой надо было начинать с нуля. В то же время, Камимура, решив что он разгадал финт Руднева – поставить в голову линии бронепалубные крейсера для отвлечения ог-ня противника в завязке боя, а потом, используя их преимущество в ходе, оторваться и выйти на встречу «Ослябе» - даже несколько успокоился. Пара бронепалубных крейсеров, какими бы прекрасными они не бы-ли, не поможет «Ослябе» проскочить мимо двух броненосцев. А оказать поддержку своим броненосным то-варищам русские бронепалубники уже не смогут. С сожалением бросив последний взгляд на медленноуда-ляющиеся легкие крейсера русских, Камимура приказал перенести огонь на ставшую головной «Россию». Как показали дальнейшие события, расслабился японский адмирал преждевременно.
Не успев отойти от сцепившихся в схватке колонн и на милю «Варяг» с «Богатырем» легли на новый курс. Повернув «вдруг», и приняв строй пеленга, они медленно но верно стали склонятся в сторону флагмана Ка-мимуры, держась однако от его на дистанции порядка 6 миль. Когда они вышли почти в голову японской ко-лонны, «Варяг» снизил скорость и позволил японцам самим его догонять. Когда Камимура понял, что наглый Руднев фактически сделал ему crossing t силами двух крейсеров, даже не защищенных броней, он оказался перед не простым выбором. С одной стороны – выйти из под обстрела пары русских бронепалубников было просто – всего то навсего отвернуть на пару румбов вправо. Но тогда из зоны огня выходили основые силы русских, по которым только только пристрелялись наконец - то его корабли. На «России» как раз разгорался пожар на шканцах. С другой стороны – отогнать наглую русскую пару огнем не так просто – из всей эскадры по ним может вести огонь только носовая башня самого «Идзуми» и три его носовые шестидюймовки право-го борта. От огня остальных кораблей эскадры их прикрывает корпус самого флагмана. Поразмыслив, Ками-мура решил терпеть огонь пары наглых крейсеров пока будет такая возможность. Прекрасно зная характери-стики русских шестидюймовок, которым были вооружены «Варяг» и «Богатырь», японский адмирал пони-мал, что ни утопить ни серьезно повредить его корабль с расстоянии более 20 кабельтовых русские не смо-гут. Русским снарядам просто не пробить даже 127 мм брони верхнего пояса «Идзуми», а уж тем более 152 мм брони башни или 178 мм главного пояса, прикрывающего ватерлинию. А то, что русские шестидюймовые подарки вполне могут снести орудия на верхней палубе или пробить борт выше пояса – это можно и придет-ся перетерпеть. Сначала надо разобраться с броненосными противниками, а уж потом можно будет заняться и мелочью.
Когда за неделю до выхода в море Руднев изложил Небогатовы свой план охвата головы Камимуры силами двух не броненосных, но скоростных крейсеров, тот задал простой вопрос:
- Всеволод Федорович, а что помешает Камимуре просто отвернуть на два румба, встать к вам бортом и рас-стрелять вас бортовыми залпами?
- Ну во первых – вы тогда от него уйдете, вы то курс менять не будете, а вы – по легенде, идет помочь проры-ваться «Ослябе». И главная задача Камимуры не утопить меня, а не пустить вас! А во – вторых, вы не учиты-ваете психологию японцев. Вы бы отвернули, да и я бы тоже принял в сторону, если это целесообразно. Но для японца отвернуть от более слабого противника, даже если тот в заведомо лучшем положении – это поте-ря лица. Так что максимум, что мне грозит, это огонь одной башни с парой восьмидюймовок.
- Вашим крейсерам может и этого хватить.
- Ну пробить скос японским снарядом с 20 кабельтов, даже восимьдюймовым - это вряд ли. А все остальное – не смертельно. Пока будет хоть пара орудий способных стрелять, я с головы Камимуры не слезу! Если поте-ряю скорость – отползу к вам за линию, Николай Иванович. Пустите?
- Вас не пустишь пожалуй, - шутливо проворчал Небогатов, и уже серьезно продолжил, - я только теперь по-нимаю, почему Его Величество в приватной беседе мне настойчиво порекомендовал прислушиваться к тому, что говорите. И хотя по времени производства в чин я вас и превосхожу, но не официально император меня попросил выполнять ваши просьбы, как его собственные. Я, признаться, даже обиделся. Но теперь вижу, смысл в этом есть.
Когда «Варяг» с «Богатырем» увеличив ход стали отрываться от «России», Небогатов вздохнул с облегчени-ем, хотя и немного нервно. Ему казалось, что за последние дни он сильно постарел. И, похоже, что виной то-му был не возраст, хотя и не малый. Да и к такой работе по обучению он привык, последний год на Черном море этим и занимался. Правда, тут был жесткий лимит времени, но на то и война. Да, приходилось решать довольно сложную задачу по совмещению сплаванных броненосных крейсеров ВОК и новичков в одном от-ряде. Однако строки Пушкина, пришедшие в голову по-началу «В одну телегу впрячь неможно
Коня и трепетную лань», а именно такой поначалу показалась задача, последнее время в голове не крутились. И хотя новые крейсера упорно не хотели делать то, что от них требовалось, но опыт эскадренных плаваний «старичков» сильно помогал, да и экипажи на «новичках» были не новобранцами. В последние дни отведен-ного срока уже удавалось сносно маневрировать, а артиллеристы утверждали, что с орудиями они разобра-лись. Ну в полигонных-то условиях они ничего себя показали, но каково будет в бою, все ж таки орудия не-сколько непривычны? Оптимизма добавляла только десятидюймовая башня «Корейца». Парочка командо-вавшая ей мало того, что великолепно «спелась» и показывала отличные результаты стрельбы, так еще и не просто выполняли приказы, но и сами активно проявляли инициативу. Если учесть, что один из них побывал в бою, (да еще в каком!), то за эту башню в бою можно было не беспокоится. Не подведут ни люди, ни техни-ка управляемая этими людьми.
Но вот когда Руднев излагал ему свой план боя, Небогатов и поймал себя на мысли, что чувствует себя ста-риком, перед этим молодым человеком… Но разве Руднев молод? Да он младше, но не столь уж и намного. А вот поди ж ты. Даже если не принимать в расчет того, что про него рассказывают, того что Небогатов видел своими глазами – хватало. Что он сделал с кораблями? И как ему такое пришло в голову (он же не инженер), и как он добился выполнения своих планов? Ни одному из встрачавшихся ранее Небогатову морских офице-ров и в гоову не приходило менять конструкцию и состав вооружения ввереных ему кораблей. Плавали на том что давали, жаловались, но перевооружать заново уже готовые корабли?
А их первая встреча? «Варяг» вернулся, взорвав японскую дамбу. Мост на ней. Ну где это видано? Даже не канонерка - крейсер, быстроходный крейсер атакует жд мост! Да откуда Руднев про него узнал и зачем вооб-ще он ему сдался? Мало у Японии вариантов перевозки войск? Дальше – больше, мало ему моста. Пошел ре-зать кабель, узнав о новой пакости японцев. Ну дите, чисто дите. Контр-адмирал обиделся на японцев. А ми-неры еще говорят, какую-то хитрую мину на кабель прицепили. И ведь опять – получилось.
А с этим портным. Полдня слушал объяснения Руднева, кто это Ляо такой, откуда он тут взялся, откуда Руд-нев про него знает и зачем надо к нему идти им, адмиралам, а не послать парочку жандармов. А уж свои речи учили, прямо как в театре. Ну какие актеры из старых адмиралов? Но пока разговор не стал получаться более или менее сносным Руднев все начинал сначала. Одно это заставляло задуматься. Откуда столько энергии, опыта и знаний, причем в большой степени отнюдь не относящихся к компетенции морского офицера? Но и как морской офицер: эскадр, правда, Руднев пока не водил, но кораблями пока командовал успешно, да и ор-ганизация действий вспомогательных крейсеров требовала, по крайней мере, штабного опыта, а он все сделал практически один и по сути между делом.
В какой-то момент показалось, что Руднев и не собирается брать его, Небогатова в бой. План боя разработан. Корабли расставлены. Кстати, Небогатов бы расставил их по другому, и несколько раз порывался изложить свои соображения. Но уверенный тон Руднева и его веские, хотя и не бесспорные аргументы каждый раз ос-танавливали. Командиры кораблей, да и что греха таить, сам контр-адмирал, проинструктированы. Небогатов почувствовал себя мебелью и даже с каким-то облегчением отдался воле контр-адмирала, который хотя и был в том же звании, но формально был вторым после Небогатова. И вот теперь, проведя завязку боя в киль-ватере крейсеров Руднева, Небогатову предстояло взять управление 5-ю броненосными крейсерами на себя.
Бой шел уже несколько минут, но все его боевые приказы пока свелись к формальному «Открыть огонь по флагманскому кораблю неприятеля». Минут через пять корабль содрогнулся от взрыва снаряд. Началось, по-думал Небогатов, и теперь уже облегченно вздохнул. Началось.
Как и предполагал Руднев, японцы пока полностью игнорировали огнем пару дерзких русских бронепалбных крейсеров. Основной огонь японцы сосредоточили на концевых кораблях русской колонны, головной «Рос-сии» и концевом «Рюрике». Русские в долгу не оставались, и действовали примерно по тому же сценарию – по флагманскому «Идзумо» били «Россия», «Громобой» и «Кореец». Видимых повреждений на японце пока не было, русские снаряды с пироксилином давали при взрыве мало дыма, да и взрывались чаще внутри ко-рабля противника, или уже отрикошетив от брони. Зато то «Рюрик», то «Россия» периодически скрывались за облаками черного дыма, от красочных шимозных разрывов. Кроме этого, в местах взрывов японских сна-рядов загаралось все, что хотя бы теоретически может гореть. Не смотря на массовую борьбу с деревом на русских кораблях, сейчас на «России» во всю полыхал красивый пожар. К месту возгорания с носа и кормы, судорожно раскатывая шланги, бежали пожарные дивизионы. С борта «Рюрика» уже в двух местах, подобно лоскутам отшелушившийся кожи, свешивались в воду листы котельного железа, которыми так долго и стара-тельно добронировали в доке оконечности старого крейсера. Впрочем, приняв на себя энергию взрыва, свое дело это уже железо сделало - пробоины в борту старого крейсера были очень скромных размеров, и уже за-делывались деревом.
Впрочем, не смотря на внешне идеальное состояние японских крейсеров, на них тоже сейчас было «весело». Отрикошетивший от боевой рубки «Идзумо» снаряд ушел свечкой вверх и разорвался под боевым марсом, изрешетив его и превратив в пыль прожектор. В левом носовом каземате 12 фунтового орудия взрывом рус-ского снаряда и последующей детонацией складированных у орудия патронов вывело из строя и само орудие и весь расчет. Другой снаряд, пробил на вылет паровой катер и сдетонировал аккурат между раструбов двух вентиляторов, подававших воздух в кормовую кочегарку. Кроме ранений полученых тремя членами машиной команды, это привело к падению тяги. Ну и наконец первый русский снаряд, пробивший в этом бою броню верхнего пояса «Идзумо», разорвался не дойдя до скоса бронепалубы всего пол метра. «Якумо», поставлен-ный в хвост японской колонны как самый тиходный, повезло чуть больше – по нему вели огонь только пере-метнувшийся на русскую службу «Сунгари» и старик «Рюрик». Но и у него хватало проблем – неожиданно плотный и частый огонь «Рюрика» стал для командующего крейсером каперанга Мацучи откровением. Для верности открыв в Джейне страницу с «Рюриком» Мацучи снова и снова переводил взгляд с изображенного на бумаге силуэта на ощетиневшийся вспышками выстрелов оригинал. Ну смену мачт на более легкие не за-метить было тяжело, но почему с «Рюрика» прилетает настолько много снарядов, причем явно, калибром больше шести дюймов? Прописанные в Джейне и ожидаемые две восьмидюймовки на такое не способны да-же по паспорту. А уж в реальном бою и подавно. Со вздохом отложив очевидно не точный справочник, япо-нец стал пытаться в подзорную трубу пересчитать орудия на палубе и в казематах русского крейсера. Недо-верчиво хмыкнув полученному результату, Мацучи начал было считать снова. Получившийся у него, после подсчета более ярких вспышек выстрелов восьмидюймовых орудий, результата был заведомо не верен. Утро-енный по сравнению с проектным бортовой залп главного калибра? Но его внимание было отвлечено первым попавшим в «Якумо» русским снарядом.
После полу часа боя ни одна сторона не имела ни малейшего преимущества. Количество попаданий с обоих сторон было примерно одинаковым. Японские крейсера были слишком хорошо забронированны для того, чтобы всерьез надеяться избить их восьмидюймовыми снарядами до потери боеспособности. Они выдержи-вали и многочасовые бои против настоящих броненосцев. На потерю пары стоящих на верхней палубе ору-дий, японцы ответили выбиванием пары казематов с русскими пушками. Хотя по сравнению с боем при Уль-сане, в оставленном Карпышевым мире, потери русских при аналогичных попаданиях были в разы ниже. Сказались дополнительные перегородки между казематами и противосколочное прикрытие всего, что можно и нужно было прикрывать. На стороне русских было большее водоизмещение, дополнительные меры по за-щите кораблей и скверный характер японских взрывателей. Обе стороны могли надеяться или на удачный тактический ход, или «золотой снаряд». Новый тактический ход попробовал Руднев, а вот с золотым снаря-дом повезло скорее японцам.
Адмирал Камимура нервничал. Разумеется, со стороны этого не было заметно. Он все так же сосредоточенно следил за противником и так же резко отдавал необходимые приказания. Однако в разговоре с начальником штаба он перешел на «личности» что было совершенно нехарактерно для сдержанного японца.
- Я начинаю думать, что Руднев на самом деле потопил «Асаму». Я не верил утверждениям, что «Асаму» по-топил «Кореец», даже с учетом слухов, что там дело было нечисто. Не могла канонерка хоть что-то сделать броненосному крейсеру. Я полагал, что по неосторожности, в нервном напряжении перед первым боем с ев-ропейской державой, экипаж «Асамы» допустил взрыв погреба ГК, а все списали на противника. Однако этот русский адмирал действует так, словно в него вселились демоны. Может они, и впрямь помогли ему пото-пить «Асаму»?
Источником нервного состояния адмирала были два русских бронепалубных крейсера зависших на носовых курсовых углах. Их снаряды теоретически серьезно не угрожали боеспособности флагмана, но были непри-ятны. А несколько особо сильных разрывов подталкивали к мысли, что огонь ведется не только из шести-дюймовок.
Но что делать, адмирал никак не мог решить. Перенос огня на русские бронепалубники означал потерю по-ловины бортового залпа «Идзумо», причем с учетом того, что огонь нужно было размазать по двум крейсе-рам, то можно было рассчитывать только на единичные попадания в русские корабли. Добавил масла в огонь вопрос командира «Идзумо». После очередного близкого разрыва восьмидюймого снаряда капитан первого ранга Идзичи решился обратиться к Камимуре:
- Ваше превосходительство, разрешите перенести огонь носовых орудий на головные русские крейсера? -
Камимура столь мрачно глянул на капитана, что тот поспешил добавить, чтоб не осталось сомнений в его храбрости, - я не боюсь русских снарядов, мой адмирал! Я горю желанием отомстить за «Асаму»!
Однако мрачность адмирала была вызвана вовсе не сомнением адмирала в храбрости командира крейсера, просто капитан 1-го ранга угадал сомнения Камимуры, которые он сам не мог разрешить.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:09 | Сообщение # 40
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
- Капитан Идзичи, при переносе огня мы потеряем половину бортового залпа уже пристрелявшихся орудий. И потом, неужели вы всерьез надеетесь двумя 8" и 3-4 6" орудиями испугать два русских крейсера команди-ры и экипажи, которых сознательно встали во главе колонны броненосных крейсеров и повели ее в бой? Один из них, кстати, выдержал бой с 6-ю нашими крейсерами. Да и второй в одиночку ввязался в бой с 4-мя нашими кораблями имея возможность уйти. Вы думаете, они отступят?
Адмирал резко выдохнул сквозь зубы и с уверенностью (которой сам вовсе не ощущал) и едва уловимой зло-стью добавил:
- Их можно уничтожить бортовым залпом, но отвернуть, попытаться выйти из боя с броненосными крейсе-рами?! Никогда! Эти два крейсера не свернут нас с пути!
- Задумал муравей Фудзияму сдвинуть, - презрительно добавил адмирал
Адмирал и сам уже несколько раз порывался приказать перенести огонь из всего, что дотянется на русские бронепалубники, но каждый раз останавливался. Сквозь уважение к талантливому и серьезному противнику все сильнее стало пробиваться раздражение. Напрашивалась аллегория: дерутся два серьезных самурая. Во-круг бегает ребенок одного из них и, время от времени, дергает второго за… гм… яйца. Несмертельно. Но неприятно. Конечно, если обратить внимание на этого ребенка от него мокрого места не останется. Но ведь взрослый-то самурай этим воспользуется. Но и не обращать внимания… Дергает, дергает… А ну как все-таки оторвет?
Медленно позволяя себя догонять «Варяг» с «Богатырем» постепенно увеличивали огневое воздействие на японского флагмана. Первый попавший с «Варяга» восьмидюймовый снаряд на «Идзумо» ударил в борт, и его отнесли на счет «Громобоя» и «России». Но последовавшее через пять минут второе попадание, в бок но-совой башни, отнести на счет находящихся на левом траверсе броненосных крейсеров русских было уже нельзя. В носовой башне от сотрясения перебило половину лампочек, телефонов и циферблатов управления стрельбой. Башенный дальномер вместо дистанции до цели упорно показывал десять кабельтов, хотя даже на глаз до обстреливаемой «России» было не меньше 35. Хуже того, началась течь из уплотения сальников гид-равлической системы привода самой башни. Сколько еще сможет проработать башня, до падения в системе давления сказать было сложно, резервная электрическая система никогда не внушала доверия. А уж повора-чивать башню вручную, это значит снизить и так не самую высокую скорострельность. Кроме это в «Идзу-мо» с бронепалубников уже попало порядка десяти шестидюймовых снарядов. Они действительно не могли пробить брони пояса, башни или траверса, но передняя труба уже опсно качалась на растяжках и после еще пары попаданий должна была свалиться. Камимура мгновенно отреагировал и приказал перенести на «Варя-га» огонь всего, что могло до него добить. Увы – в момент поднятия на мачте «Идзумо» флажного сигнала о переносе огня удачный снаряд с «Богатыря» разметал по мостику японского флагмана сигнальщиков и ящики с сигнальными флагами. Осколками того же снаряда были перебиты и фалы по которым эти флаги поднима-лись на фок мачту. Жестоко избиваемый продольным огнем легких русских крейсеров «Идзуми» с каждым новым попаданием все менее подходил для выполнения роли флагманского корабля. Да, все механизмы и орудия японца были надежно пркрыты непроницаемой для шнстидюймовых снарядов броней. Но каждое по-падание в трубу это падение тяги в котлах и как следствие падение скорости крейсера и всей колонны. Каж-дый снаряд разорвавшийся у раструба вентилятора, это смятый воздуховод, по которому в топки котлов вса-сывается меньше кислорода, и снова – падение хода. Пара пробоин в не бронированной носовой оконечности крейсера, это не только дополнительная вентиляция подщкиперсокой, но и затопления каждый раз когда нос крейсера ныряет в поднятый тараном бурун. И пусть один снаряд сделавший эту пробоины достаточно без-вредно разорвался на бронированном траверсе (вспучивание палубы, многочисленные осколочнве поврежде-ния и шесть раеных в лазарете). Второй, с несработавшим (традиция однако, хотя после смены взрывателей на русских снарядах не взрыв попавшего в цель снаряда стал из правила скорее исключением) взрывателем, подобно бильярдному шару проскользил по бронепалубе пока не завяз в переборке у каземата шестидюймо-вого орудия. Где и пролежал, пугая прислугу своим мрачным видом, до конца боя. А заодно пожары и выве-денные осколками из строя орудия на верхней палубе, переполненые лазареты, невозмодность подать сигнал ведомым кораблям и прочие радости плотно обстреливаемого корабля. И все это без единого пробития бро-ни.
Похожая картина была и на «России». Хотя броня и была не по зубам японским снарядам, повреждений от осколков и огня было достаточно. Верхний средний каземат шестидюймового орудия в одно мгновение пре-вратился в гибрид печи высого давления и крематория, в котором заживо сгорели шесть членов расчета ору-дия. Виновник – крошечный раскаленный осколок снаряда, который даже не попал в крейсер, воспламенив-ший беседку с гильзами для шестидюймового орудия.
Крейсер получил уже с десяток попаданий, однако тревожных сообщений пока не было. Докладывали в ос-новном о пожарах. Пожары пока тушились, хотя и с переменным успехом. Особенно долго возились с пер-вым, с непривычки. Правда, так до конца его погасить не удавалось. Вроде бы уже погасший огонь периоди-чески вспыхивал снова, но никого уже не пугал. Дым от пожара мешал наблюдать за кормовым сектором, чем Небогатов был недоволен.
- Да что там они с пожаром справиться не могут? Сгорим ведь, господа.
Через некоторое время после особенно сильного взрыва прибежал посыльный от командира плутонга шести-дюймовок правого борта, молодой вольноопределяющийся. Он долго не мог внятно доложить командиру крейсера, и капитану первого ранга Андрееву пришлось на него прикрикнуть, и даже немного встряхнуть.
- Т-там, среднем к-каземате взрыв, – дрожа докладывал посыльный, – расчет весь… все…
- Что там!? – опять прикрикнул командир.
- Сгорели… все… заживо, – почти прошептал посыльный и получив разрешение уйти почти вывалился из рубки. С мостика послышались характерные звуки выворачиваемого наизнанку желудка. Очевидно что по-сыльный в упомянутом каземате побывал лично.
Андреев смущенно прокашлялся и доложил Небогатову, -
- Два шестидюймовых орудия мы уже потеряли. И один расчет полностью. В остальных много раненых, есть и убитые.
Восьмидюймовки каким-то чудом были пока целы, хотя их расчеты постоянно приходилось пополнять. Бу-дучи головной «Россия» особенно активно обстреливалась японцами, и даже от близких разрывов прилетали осколки. Но экипаж был уже в таком состоянии, что обращал внимания на осколки не больше, чем на брызги воды от близких разрывов снарядов, отмахиваясь от них как от мух, а иногда и просто не замечая легких ра-нений.
Крейсер держался уверенно, и активно вел бой. «Идзумо» вышел уже на траверз «России», однако пока японцы шли параллельным курсом в маневрировании не было нужды. В какой-то момент адмирал рассла-бился и привалился к броне рубки. Буквально через пару минут японский шестидюймовый снаряд ударил в мостик практически в основание рубки. Почти всех в рубке сбило с ног. Адмирала отшвырнуло и ударило о противоположную стенку рубки. Он сел и некоторое время ошарашено осматривался по сторонам, пока не понял что его оглушило и пропавшие звуки боя не означают, что бой кончился. В результате вторую полови-ну боя адмирал только наблюдал за японцами и был не в курсе происходящего на корабле. Хотя к концу боя он уже различал разрывы снарядов и громкие голоса. К моменту окончания боя он пришел в себя почти пол-ностью, но еще пару дней слышал не очень хорошо, а потому и сам говорил громче обычного.
В соседнем со взорваным каземате, осветившимся отблесками пламени и наполнившимся через щели в пере-городке пороховыми газами, за наводчика сидел кондуктор Васильев. Среди подносчиков снарядов к орудию был и матрос второй статьи Зыкин. Более непохожей парочки было трудо представить. Если Васильев был на хорошем счету, и регулярно получал поощрения, повышения и дополнительные чарки, то Зыкина иначе как «баковым пугалом» или «балластом» никто из офицеров не называл. Было такое наказание в те годы на рус-ском флоте, провинившегося матроса ставили «проветрится» на баке под ружье с полной выкладкой, чтоб подумал наверное о своей судьбинушке. Неоднократные попытки командира плутонга лейтенанта Молоса, хоть немного научить большого и грузного сибирского крестьянина основам наведения орудия на цель, на случай выхода из строя остальных членов рассчета, раз за разом заканчивались фиаско и очередным «провет-риванием» Зыкина. Казалось, что безразличие и абсолютная тупость этого матроса были абсолютно непроби-ваемы. В момент взрыва в соседнем каземате, Васильев сидел на своем законном месте в кресле наводчика. Молос и раньше, во время выходов к берегам Японии замечал, что при встрече с неприятелем его лучший наводчик становится дерганым и нервным. Но на душеспасительные беседы все не было времени, и лейте-нант списал поведение Васильева на боевой задор и избыток адреналина. Но сейчас, в заполненом дымом и криками каземате кондуктор неподвижно замер в кресле, намертво вцепившись в рукоятки маховиков навод-ки орудия. После того, как он в третий раз проигнорировал команду «огонь», все решили что он ранен, тем более что в полумраке каземата стало видно, что под ним быстро расплывется лужа. Но когда его попытались аккуратно извлечь из кресла, стало ясно что у Васильева просто сдали нервы. По запаху стало ясно, что к крови лужа под орудием не имеет никакого отношения. Попытки оторвать руки комендора от маховиков не увенчались успехом, и орудий молчало уже полторы минуты. Вдруг, подскочивший к орудия Зыкин одним движением левой руки выдернул Васильева из кресла, и отшвырнул того в сторону. После этого, он, к удив-лению членов расчета и добравшегося наконец до каземата Молоса, одним движением без приказа и спроса сам втиснулся за рукоятки наводки. Он видел свеже установленный оптический прицел всего один раз. То-гда, за неделю до выходя в боевой поход, на тренировке для всех членов расчета по наведению орудий, он перепутал направление вращения маховиков. Вместо наведения «вправо - вверх», он умудрился загнать ствол в крайнее «левое - нижнее» положение. Потом, он долго моргая смотрел на распекающего его Молоса, пока того в очередной раз не вывел из себя невинный взгляд светло голубых «телячьих» глаз матроса. Первое зна-комство с обновленным прицелом закончилось для Зыкина часом на баке и синяком на левой скуле. Сейчас, с непонятно откуда взявшейся ловкостью проффесионала, которая так не походила на его же неуклюжие дви-жения на тренировках, он за десять секунд навел орудие на цель и выпалил. Не отрывая взляда от прицела и продолжая удерживать в перкрестии случайно подвернувшийся «Адзумо», он заорал на остальных членов рассчета - «Подавайте, сукины дети, мне что вас до вечера ждать?». Подбежавший к орудияю Молос, хотел было заменить его на месте наводчика на кого – нибудь другого, но машинально проследив за падением сна-ряда увидел, как у борта не обстреливаемй никем «Адзумы» вздыбился одинокий столб воды. После того, как следующая пара выстрелов тоже легла очень прилично, Молос ограничелся ободряющим похлопыванием по плечу и приказом перенести огонь на головной. Однако, к его удивлению всегда молчавший Зыкин подал го-лос, причем от прицела от так и не отвернулся и говорил с лейтенантом не глядя на него.
- Товарищ лейтенант, там от всплесков черт ногу сломит, а второго я через пару выстрелов достану.
- Как ты его достанешь, олух царя небесного, - начал закипать имеющий короткий фитиль Молос, - для нор-мальной пристрелки надо не мене трех орудий в залпе, сам ты дистанцию не уточнишь, если говорят тебе по головному – бей по...
Очередной выстрел прервал речь лейтенанта, и через примерно двадцать секунд на борты «Адзумы» расцвел цветок разрыва.
- Как, как... Охотник я. И отец мой был охотник и дед, - отозвался по зверинному оскалившийся матрос, по прежнему не смотря ни на что кроме цели, - тут конечно не дробовик и не «бердан», но прочувствовать тоже можно. Не волнутесь, ваше... товарищ лейтенант. Теперь от меня он никуда не денется.
- А чего же ты, черт эдакий, полтора года ваньку мне валял, пушку не в ту сторону ворочал? – оторпело про-говорил Молас, откровенно любуясь действиями комендора, - ведь мог бы за наводчика стать еще год назад? Неужели самому было охота снаряды кидать?
- А зачем? – откровенно не понял Зыкин, - наводчиков у нас было в достатке, а что пушку не туда повернул... Ну я это «право», «лево», вращать «по часовой, против часовой»... тут пробовать надо, а так на словах я не очень, извиняемся.
С этими словами бывший охотник, а теперь законный наводчик верхнего среднего шестидюймового орудия крейсера «Россия», выпустил в сторону «Адзумы», названия которой он даже не знал, ибо в опознании силу-этов тоже был «не очень», очередной снаряд. До окончания боя орудие под управление Зыкина показало са-мый большой процент попаданий из всех русских шестидюймовых пушек. В «Адзуму» на этом этапе боя по-пало шесть шестидюймовых снарядов.
К этому моменту бесперпективность стрельбы его корабля по «Идзумо» стала очевидна и для командира сле-дующего третьим в русской колонне «Сунгари». Вспомнив, что Руднев сам сказал ему, что «в бою надлежит проявлять разумную инициативу» Миклухо - Маклай приказал перенести огонь на следующий в японской колонне третьим «Ивате». Срелявший до этого по «России» в полигонных условиях «Ивате» не долго оста-вался в положени не пораженного корабля, и теперь в японской колоне похвастаться отсутствием попаданий могла только «Токива». Она казалась оправдывала свое название – «Вечный» или «Незыблемый».
За все время боя носовая башня «Корейца» добилась двух попаданий в «Идзумо». Первое с большой дистан-ции в грот мачту, при не взорвавшемся бронебойном снаряде, осталось не замеченым для русских. Но япон-цам от этого было не легче – пробитая насквозь мачта вот – вот готова была рухнуть. Во втором на «Корей-це» тоже были не уверены – снаряд прошел поперк всего японского корабля и взорвался уже в угольной яме противоположенного борта. После переноса огня на «Якумо» последний получил довольно безобидное попа-дание. Метровая пробоина высоко над ватерлинией никак не повлияла на мореходность и боевые качества крейсера. Но японцам не могло везти бесконечно. На каждом японском крейсера бронированные казематы шестидюймовых орудий и пара башен главного калибра занимали примерно 10 % от площади бортовой про-экции. И при этом, броня эта вполне пробивалась десятидюймовыми снарядами с дистанции боя. Рано или поздно, хоть один из них обязан был попасть в уязвимое место, просто по теории вероятности.
Хотя в общем японскому флоту, даже получившему ожидаемое попадание, скорее все же повезло. Попади в первый час боя снаряд с «Корейца» в башню какого либо корабля британской постойки – «Идзумо», «Ивате» или «Токива» - тот бы взорвался весь. На каждом их них в самой башне хранилось несколько десятков снаря-дов, что позволяло повысить скорострельность в первый, самый важный период боя. К счастью для японцев, «Кореец» вел огонь по построенному консервативными немцами «Якумо». Проектировщики верфи «Вул-кан», в Штеттине, разместили все снаряды и заряды к ним в погребе боеприпасов, где им и место. А для уве-личения скорострельности установили на «Якумо» два снарядных элеватора вместо одного, как было на ко-раблях британской постройки. Расплачиваться за это пришлось уменьшением количества снарядов, если на «Идзумо» на восьмидюймовый ствол приходилось по 120 выстрелов, то на «Якумо» - всего 80. Зато после того, как двухсоткилограмовый снаряд проломил броню кормовой башни и взорвался на станине орудия, сдетонировали только два снаряда и заряды к ним. Получи такой удар любой из крейсеров британской по-стройки, одновременный взрыв до 50 снарядов гарантированно разрушал не только башню, но и наносил серьезный урон всей оконечности корабля. Весьма вероятен был и взрыв погребов боезапаса. Впрочем, для находившихся в башне, и двух поднятых в элеваторах снарядов с пороховыми картузами хватило с избытком. Из амбразур орудий выплеснулись длинные, метров по тридцать, полотнища огня, сорванная крыша башни плюхнулась в воду за кормой, а сам крейсер казалось силой взрыва был вдавлен в воду примерно на фут. Од-номоментно к «перистым облакам» (в отличае остальных японских кораблей линии которые носили названия гор или провинций на территории Японии, «Якумо» означает именно перистые облака, хотя такие поэтиче-ские имена обычно давались эсминцам) перенеслось тридцать пять членов команды. От сотрясения на не-сколько минут заклинило рулевую машину, и «Якумо» медленно стал вываливаться из строя вправо, неволь-но уходя от основного места сражения.
Громогласное «ура» прокатилось сначала по палубам русских крейсеров, а потом подобно цунами затопило и их трюмы, куда весть о взрыве японского крейсера попала через переговорные трубы. На наиболее постра-давшем от огня японцев «Рюрике» радостно орали все, кто еще мог хоть что – то произнести вслух. Вообще старейший, из принимавших сейчас участие в бою, крейсер выглядел страшно. Даже не смотря на все усилия по установке дополнительных противоосколочных переборок на батарейной палубе, большинство орудий правого, стрелявшего борта было приведено в негодность. Из шести восьмидюймовок, в начале боя устроив-ших «Якумо» дождь металла и пироксилина, могли вести огонь только кормовая на верхней палубе и носовая казематная. Еще был шанс до конца боя починить носовую, сейчас комендоры под градом осколком пыта-лись зубилом выбить заклинивший накатник осколок. В побоины медленно но верно поступала вода, и «Рю-рик» уже завалился на правый борт на два градуса. На батарейной и верхней палубе вповалку лежали тела убитых, а лазарет и перевязочная в бане были переполнены ранеными. Лежащие в бане слышали, как за пе-реборкой шуршит высыпающийся через пробоины за борт уголь. Имено этот высыпавшийся уголь и стал причиной очередной маленькой трагедии, которыми полон любой бой. Если бы угольная яма была полной, то попавший в борт с «Такасаго» бронебойный восьмидюймовый снаряд (после боя в Чемульпо в боекомплекты крейсеров со складов вернули старые бронебойные снаряды британского образца, к счастью для русских их было очень мало) взорвался бы в завалах угля. Но увы, пробив борт, он беспрепятственно дошел до скоса бронепалубы и взорвался частично пробив его. Из находившихся в перевязочной погибло более половины, включая доктора. Оставшиеся в живых перевязывали друг друга как могли, и чем приходилось. Впоследст-вии, именно этот случай лег в основу обязательного обучения всех солдат и матросов русской армии и флота основам оказания первой помощи.
Спустя несколько минут после возвращения «Якумо» в строй, что было встречено громовым «Банзай» на всех японский кораблях, «Рюрик» получил снаряд, чуть было не решивший его судьбу. Казалось что проти-востояние этих двух кораблей вышло за рамки обычной перестрелки крейсеров воюющих сторон, и перешло уже в область чего то личного. Не успев даже занять свое место в строю, «Якумо» всадил шестидюймовый снаряд в рубку «Рюрика». От полного уничтожения командование корабля спасла только зауженная амбразу-ра и снятый «грибок» козырек, который исправно отражал осколки в рубки русских кораблей всю войну. Но даже улучшенная конструкция рубки не смогла спасти всех. Убиты били рулевой квартирмейстер Приходько и один из сигнальщикоы, старший штурманский офицер Солуха получил осколок в живот, и был, несмотря на отчаянные попытки остаться в рубке, отправлен в лазарет. Мичман Иванов с пробитой в трех местах рукой остался в рубке. Командир крейсера Трусов был ранен двумя осколками в лицо. Один распорол ему правую щеку, а второй, раскрошив предварительно бинокль, выбил капитану первого ранга передние зубы. Остав-шись после перевязки в рубке, Трусов теперь изъяснялся настолько невнятно, что ему приходилось свои при-казы дублировать жестами. Едва на «Рюрике» справились с поражением рубки, как с того же «Якумо» приле-тел роковой снаряд. Даже лишившись кормовой башни, и потеряв от огня «Рюрика» три из шести шести-дюймовок левого борта, японский крейсер все же смог отправиь в нокдаун своего оппонента. Восьмидюймо-вый снаряд из носовой башни, которая тоже перешла на стрельбу бронебойными, проник в румпельное отде-ление «Рюрика». Там он взорвался не только размолотив рулевую машину, но и погнув тяги привода пера руля, и заклинив руль в положении 30 градусов право на борт. «Рюрик» резко рыскнул вправо, вывалившись из линии в сторону противника.
В рубке «Варяга» Руднев, не отрывавший взгляда от «Идзумо», как раз воскликнул «Есть», по поводу оче-редного взрыва в носовой оконечности японского флагмана, который уже сбавил ход до 16 узлов. Его радо-стный возглас почти совпал с выкриком - всхлипом Вандокурова – «Рюрик!!!». Сигнальный квартирмейстер с левого крыла мостика наблюдал за следующими за «Варягом» русскими кораблями. Мгновенно высыпав-шие на мостик из рубки офицеры успели заметить, как «Рюрик» вываливается из строя и закладывает явно неуправляемую циркуляцию в сторону противника. Фраза Руднева, - «опять старику не повезло, наверное и у кораблей есть карма» 10, осталась без внимания товарищей офицеров. С «Варяга» было хорошо видно, как «Рюрик», пытаясь управляться машинами, медленно возвращается на первоначальный курс. Увы – с закли-неным в положении «право на борт» румпелем, «Рюрик» не мог следовать прямо со скоростью более шести узлов. Видя бедственно положение русского корабля, к нему как стая гиен к раненому льву устремились японский бронепалубные крейсера. Они, в количестве шести штук, до сих пор держались поотдаль. Камиму-ра хотел было приказать командующему ими Того младшему, поднявшему флаг на «Наниве», атаковать хвот русской колонны. Но к тому моменту «Идзумо» уже не мог нормально отдавать приказы – поднять сигнал на фок мачте было не возможно, а растянутые на ограждении мостика флаги были не видны с растония шести миль (впрочем провесели они там весьма не долго, и были сметены очередным снарядом с «Богатыря»). Именно там, позади японской боевой линиеи с небольши отставанием и болтались японские бронепалубники, дисциплинированно выполняя ранее отданый Камимурой же приказ. Они ждали момента, когда смогут за-няться добиванием вышедших из строй русских крейсеров. И наконец то дождались – выпавший из строя «Рюрик», который сейчас неуклюже виляя (в румпельном отделении ныряющие к перебитым тягам матросы отчаянно пытались поставить перо руля прямо, отчего крейсер рыскал то вправо, то влево) пытался следовать за эскадрой показался Того идеальной добычей. Опережая медлительно флагмана к нему ринулись более со-временные и быстроходные «Такасаго» с «Иосино». Эти более новые корабли обычно сопровождали отряд броненосцев Того, и их командиры посматривали на своих коллег из Четвертого боевого отряда немного свысока. Вот и сейчас их командиры пользуясь преимуществом в скорости хотели утереть нос более медли-тельным коллегам и первыми нанести удар по «охромевшему» русскому.
Повернувшись к командиру корабля Руднев приказал, -
- Поднять сигнал «Богатырю» - к повороту. «Рюрика» надо выручать, ворочайте влево на 16 румбов, и за на-шей линией полным ходом идем давить бронепалубников.
Подобно двум ангелам мести русские шеститысячники лихо развернулись «через левое плечо» и, дружно дымя и с каждой секундой увеличивая ход, понеслись на контр - курсах навстречу своему броненосному от-ряду. На траверсе «России» они уже летели со сростью около 22 узлов. Все матросы и офицеры на броне-носных крейсерах, которые могли их видеть, откровенно любовались проносившимися в миле большими и красивыми кораблями. Белоснежный бурун у носа, пышный султан черного дыма из высоких труб вселяли уверенность, что вышедший из строя «Рюрик» не будет брошен, и помошь, как в сказке, придет вовремя. Над палубами русских крейсеров вновь понеслось примолкшее было при виде раненого «Рюрика» «ура».
Заметив резко изменившие курс «Варяга» и «Богатыря», Небогатов заволновался и начал внимательно изу-чать горизонт впереди по курсу. Однако командир крейсера Андреев поняв тревогу адмирала доложил, что «Рюрик» вывалился из строя и начал отставать, и Руднев, вероятно, пошел ему на помощь. Разобрав сигнал с «Варяга» о продолжении боя адмирал успокоился.
На носу «Рюрика» под руководством мичмана Платова, после десяти минут махания кувалдой под стальным осколочным дождиком, стоящего жизни одному из матросов расчета, удалось наконец ввести в строй вось-мидюймовое орудие выковыряв заклинивший накатник осколок. Не получая из рубки никаких данных о дис-танции до противника (там были заняты подбором оборота машин, обеспечивавшим крейсеру максимальную скорость на прямой), Платов вспомнил выражение кого – то из адмиралов старых времен – «стреляйте, стре-ляйте до последнего снаряда, и может именно последний снаряд принесет вам победу». Пользуясь тем, что «Рюрик» отстал от японской линии, и корабли протичника почти створились, Платов повел огонь целясь по носовой оконечности «Якумо» на максимальном угле возвышениия орудия. Не имея возможности опреде-лить дистанцию до цели, Платов наделся, что в случае перелета у снаряда будет шанс попасть по какому – либо их следующих перед «Якумо» крейсеру. До переноса огня на прибижающиеся бронепалубные крейсера противника носовое орудие успело выпустить семнадцать снарядов. Так же по уходящим японским броне-носным крейсерам били из левого носового казематного орудия, открывшего огонь впервые с начала боя. Не-вероято, но факт – именно в этот период боя «Токива» получил попадание в крышу кормового каземата лево-го борта восьмидюймовым снарядом. С какого именно из русских крейсеров тот прилетел, точно сказать не-возможно, ибо «официально» по «Токиве» в этот момент вообще никто не стрелял. И это делает «Рюрик» первым кандидатом на авторство удачного снаряда.
Однако случайность попадания не сделала его последствия менее тяжелыми. Еще в начале боя японцы выло-жили в каземат к каждому шестидюймовому орудия по пятьдесят снарядов. На вопрос оторопевшего британ-ского наблюдателя Пекинхема, который весь бой провел в рубке «Идзумо», - «Зачем это делается?», последо-вали пространные рассуждения о том, что «уменьшение количества снарядов в погребах уменьшает вероят-ность подрыва крейсера в случае попадания торпеды или подрыва на мине». На самом деле, физическое со-стояние японских подносчиков снарядов и неудачная конструкция снарядных элеваторов, не оставляли шан-сов на поддержание нормальной скорострельности орудий без этой вынужденной меры. Но объяснять это занудному англичанину... К моменту когда русский снаряд взорвался частично проломив 25 миллиметровую крышу каземата, у верхнего кормового орудия оставлось еще восемь не расстреляных с начала боя снарядов. Их детонацией разрушило крышу нижнего каземата, комендоры которого тоже не успели выпустить одина-дцать из заранее припасенных выстрелов. Кроме этого, вылетевшей от взрыва бронированной стенкой казе-мата снесло стоящее на верхней палубе третье шестидюймовое орудие. Наружняя шестидюймовая броневая стенка каземата просто выпала в море, обнажив внутренности крейсера. «Токива» одним махом лишился почти половины артиллерии среднего калибра левого борта. На еще минуту назад совершенно не поврежден-ном крейсере весело разгорался пожар.
А на самом «Рюрике» сейчас пора было думать как бороться с новой напастью – со стороны правого, изуве-ченного борта приближались японские бронепалубные крейсера. Первым по «Рюрику» открыл огонь «Така-саго», единственный из японских бронепалубником имевший на борту пару восьмидюймовых орудий. Впро-чем «иметь на борту» и «попадать при стрельбе» – две совершенно разные вещи. Для бронеосных крейсеров водоизмещением порядка десяти, двенадцати тысяч тонн и русских шеститысячников легкое волнение моря – к вечеру посвежело, и волны разгулялись до примерно двух баллов - не представляло проблем. Но для более мелких японких крейсеров, и такая волна мешала вести точный огонь с большой дистанции. Впрочем, видя что с «Рюрика» им отвечает всего одно восьмидюймовое и три шестидюймовых орудия, капитан первого ранга Исибаси смело пошел на сближение. Приблизившись на 25 кабельтов, он повернул к противнику бор-том, чтобы ввести в дело пятерку своих бортовых 120 миллиметровок, а также шестидюймовки и 120 мм орудия следующго в кильватере «Иосино». Четверка более медленных японских крейсеров под командовани-ем «Нанивы» отстала примерно на три мили. Русские «Варяг» и «Богатырь», идущие на помощь своему ра-неному товарищу, должны были сделать крюк, чтобы обойти свою и чужую боевые линии, соваться между линиями было равносильно самоубийству.
В рубке «Рюрика» Трусов пытался что – то объяснить стоявшему у рукояток машинного телеграфа старшему офицеру Хлодовскому. Наконец отчаявшись быть понятым, командир просто отодвинул подчиненого от единственного оставшегося средства управления крейсером. Трусов дал левой машине крейсера полный ход, и уменьшил до малого обороты правой. При заклиненом в положении «право на борт» руле, это действие мгновенно, на пяточке развернуло крейсер вправо. Подобно хромому атакующему носорогу «Рюрик» развер-нулся к подходящей японской мелоче левым, не стрелявшим и не поврежденным бортом. Закончив поворот, Трусов перевел рукоятки машинного телеграфа на «малый» и «средний» вперед, для левой и правой машин соотвественно, что обеспечивало более менее прямолинейное движение крейсера. После этого он оскалив-шись, отчего снова открылась рана на щеке, махнул рукой старшему артиллеристу корабля. То, что на этот раз командир, махнув рукой в cторону противника, промычал «работайте головного», разобрали все. На беду Исибаси, командир «Якумо» не имел никакой возможности оповестить другие корабли о резко возросшей огневой мощности старого русского крейсера.
Первые залпы левого борта «Рюрика» не вызвали у японцев никаких опасений – первые три шестидюймовых снаряда легли перелетом, вторая и третья тройка – недолет (единственный дальномер был Барра и Струда разбит еще в середине боя, а микрометры не давали нужной точности, поэтому дистанция уточнялась при-стрелкой полузалпами, кроме этого надо было внести поправки на крен самого крейсера). Следующие три тройки снарядов легли вполне прилично, окончательно уверив японцев, что больше орудий способных вести огонь на «Рюрике» нет. Тем большей неожиданностью стал для Исибаси залп пяти восьмидюймовок, комен-доры которых сдерживались до момента определения точной дистанции. После дружного залпа все орудия левого борта перешли на беглый огонь, и до момента отворота «Такасаго» получил восьмидюймовый снаряд в нос и пару шестидюймвых впридачу. Еще один восьмидюймовый снаряд настиг уже уходящего от слишком опсно огрызающейся добычи японца.
Проектирование боевого корабля это всегда путь компромисов, а если приходится иметь дело с заведомо уменьшеным водоизмещением при завышенных требованиях, то и подавно. Если заказчику непременно хо-чется вcунуть в четыре с небольшим тысячи тонн водоизмещения пару восьмидюймовок и десять 120 мм – гениальные инженеры на Эльсквикской верфи в Англии это сделают. Обеспечат они и скорость в 22 узла, пусть на форсированной тяге и не на надолго, но обеспечат. И запас угля для дальности плавания в 5000 миль втиснут, но... Но чем - то все же придется для этого пожертвовать. В случае с «Такасаго» в жертву были при-несены мореходность и прочность конструкции корпуса. В истории которую изучал Карпышев, «Такасаго» погиб от взрыва одной русской мины, хотя многие другие японскоие крейсера и даже миноносцы после по-добных подрывов выживали. Сейчас же, крейсер все больше зарывался носом, который с каждой минутой садился все ниже, наполняясь водой. Под напором воды впресовываемой в пробоину в носовой оконечности ходом крейсера, переборки в носу, сдавали одна за одной. Этому способствовало и то, сто они были повреж-денны вторым попавшим снарядом, который прошил крейсер навылет и взорвался снаружи, у противополо-женного борта. Пока Исибаси, отойдя от «Рюрика» на безопасное растояние, не уменьшил ход до десяти уз-лов его крейсер успел сесть носом почти по клюзы. Об участии в добивании русского неожиданно кусачего подранка речь уже не шла. Получив на отходе еще пару снарядов с «Рюрика», «Такасаго» на восьми узлах заторопился к берегу.
Следующий за ним «Иосино» успел добиться пары попаданий, но видя судьбу своего товарища его командир Саеки, решил не искушать судьбу. Он отошел к приближающимся крейсерам Того, чтобы добить «Рюрика» впятером. Однако не успел отряд Того, приняв кильватер «Иосино», приблизится на 40 кабельтов, как вокруг головной «Нанивы» стали падать снаряды «Рюрика». Того - младший еще успел подойти на 30 кабельтов, поразить «Рюрик» пятью и получить с него два снаряда, когда с подошедшего на расстояние выстрела «Варя-га» прилетел первый снаряд. На «Варяге» Руднев не стал заморачиваться с тактикой и выбором курсов, его отряд просто шел на «Наниву» на максимально остром курсовом угле, который только обеспечивал действие всей бортовой артиллерии. За все время боя «Варяг» и «Богатырь» получили по паре снарядов, которые не нанесли им существенного урона. Сейчас эта пара всем своим видом давала понять, что связываться с ней в зоне досягаемости орудий «Рюрика» - себе дороже.
Того, трезво оценив соотношение сил, предпочел отойти. Руднев – отрядив «Богатыря» проводить «Рюрик», на котором наконец то поставили руль прямо и теперь могли идти на 14 узлах, на полном ходу рванулся за уходящим к берегу «Такасаго». Того разгадал не хитрый маневр «Варяга», но помешать ему уже ничем не мог. Он изначально отвернул от «Рюрика» и «Варяга», и теперь двигался немного не в ту сторону. Да и сам «Такасаго», направившись к ближайшему берегу, выбрал неудачный курс. Нет, японский отряд (идти на сближение с «Варягом» в одиночку было глупой формой самоубийства) тоже пошел в сторону уходящего к берегу подраненого японца на полном ходу, но «Варяг» имел фору минимум в 4 узла, и уже был на милю ближе к цели.
На «Варяге» граф Нирод азартно выкрикнул с марса «СоГок пять», и носовое орудие разрядилось в корму уходящего япнского крейсера не дожидаясь команды Зарубаева. Это уже ни в какие ворота не лезло, и «това-рищ Великий Князь» Кирилл птицей слетев с мостика побежал наводить порядок. Его провожал одобритель-ный взляд командира крейсера, который еще совсем недавно сам понесся бы наводить порядок. Прислушива-ясь к доносящемуся с бака веселому августейшему мату, контр – адмирал одобрительно кивал, и под конец воспитательного процесса обернулся к Степанову.
- Ну и как вам новый старшой, Вениамин Васильевич?
- Знаете, Всеволод Федорович, я ожидал худшего, - пожал плечами, не отрывающий взгляда от «Такасаго» Степанов, - вполне компетентный молодой офицер. Труса под огнем, как видите, не празднует, дисциплину в экипаже поддерживает без лишнего держиморства но и без панибратства. Ну а что на берегу погулять лю-бит...
.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:09 | Сообщение # 41
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
- Так, а с этого места поподробнее, - встрепенулся Руднев.
- Всеволод Федорович, может сначала японца добьем, - ехидненько, как в старые добрые времена, поинтере-совался бывший старший офицер «Варяга».
- Ладно, первым делом мы утопим «Такасаго», ну а князюшку... А князюшку потом. Но на будущее запомни-те – вы в ответе не только за то, как ваши люди воюют в море, но и чем они занимаются на берегу! А в случае с «товарищем Великим» вдвойне. Поговорку «рыба гниет с головы» помните? А он часть головы рыбы все-российской. И вправить мозги этой конкретной голове можем только мы, больше увы не кому...
Пока на мостике господа офицеры обсуждали судьбы России, артиллеристы под командованием Зарубаевы уточнили дистанцию пристрелкой. Дружно рявкнула пара восьмидюймовок, и часто, подобно пулемету заике залаяли бортовые шестидюймовые орудия. На «Такасаго» попытались, резко изменив курс, выйти из под на-крытий. Но тщетно – раненый крейсер не мог уйти от более крупного, лучше вооруженного и быстрого про-тивника. А если принять во внимание разницу в классе артиллеристов и дальномерщиков (если на Варяге тренировались каждую неделю, и ежемесячно проводили практические стрельбы, то «Такасаго» обычно вы-полнял разведывательные и дозорные функции, и серьезных столкновений с противником не имел), то стано-вилось очевидно – шансов у японцев нет. Но сдавать без боя японцы естественно не собирались. На «Такаса-го» поняв, что уйти от настигающего «Варяга» или хотя бы выброситься на берег не удается, довернули что-бы ввести в бой артиллерию левого борта и носовую восьмидюймовку. Вскоре кормовое орудие «собачки» всадило восьмидюймовый снаряд в нос «Варяга», выбив срезу вде шестидюймлвкилевого борта. Но по мере сближения давал себя знать еще один недостаток проекта японского крейсера. Каждое попадание в верхнюю палубу японца приводило к молчанию одно а то и два орудия. Они стояли слишком тесно прижавшись друг к другу. Когда «Варяг» подошел на 15 кабельтов, и стал закладывать дугу для торпедного залпа, с «Токосаго» огрызались только три 120 мм орудия. Впрочем, Исибаси показал себя настощим мстером своего дела – пер-вый залп двух торпедных аппаратов «Варяга» прошел мимо. Отработав машинами «Таксаго» развернулся и изящно пропустил оба смертоносных снарядо по носу. Пришлось «Варягу», не прекращая всаживать снаряды в не желающий отправляться в гости к Нептуну корабль все новые и новые снаряды, разворачиваться левым бортом и разряжать вторую пару торпедных апаратов. На этот раз одна из торпед в цель попала, к этому мо-менту «Такасаго» уже не управлялся. Сразу после этого сам «Варяг» дав полный ход понесся от подходящих к месту боя пятияпонских бронепалубников под защиту орудий «Рюрика» и «Богатыря». Того оставалось только снять экипаж с явно тонущего «Такасого» и попытаться догнать уходящие броненосные крейсера. Пока к месту гибели собачки не доплзет неспешно ковыляющий «Рюрик».
Того успешно вышел из зоны огня медлительного русского броненосного крейсера, а в одиночку пара шести-тысячников его преследовать не решилась. Неожиданно, с уже начавшей сереть восточной стороны горизон-та, показались силуэты четырех больших кораблей. На японских кораблях были обрадованы – сейчас они встретятся с основными силами Камимуры, развернутся и отомстят русским за «Такосаго». Может быть «Ва-ряг» опять сбежит, но раненому «Рюрику» уже точно не уйти. Но после сближения с приближающимися ко-раблями, Того младший с ужасом опознал в них русскую броненосную эскадру. При этом никаких следов японских кораблей линии, за исключением густого облака дыма на горизонте, не было.
На продолжавшей перестреливаться с японским флагманом «России» адмирал Небогатов медленно, но верно приходил в себя. Спустя пол часа после того как мимо него на полном ходу пролетели «Варяг» с «Богаты-рем» ему пришлось наконец самому принимать серьезные решения.
- Дымы прямо по курсу – прокричал сигнальщик.
- Кто ж это может быть? – обеспокоено спросил командир крейсера у адмирала, чем заставил Небогатова за-думаться. С его же (и Руднева) подачи японцы должны были послать для встречи «Осляби» с другой стороны не менее 2 ЭБР. А ну как им надоело ждать «Ослябю»? Или просто Камимура их вызвал? Жаль, конечно, что никого не потопили, но лучше не рисковать. «Якумо» и «Идзумо» правда выглядят «краше в гроб кладут», но если с оста подходят свежие с полными боекомплектами броненосцы... Сейчас со избитыми трубами «Рос-сия» может дать не больше 17 узлов. Если ее догонит хоть один броненосец, а с его 18 узлами он это может, то петь панихиду придется не по «Якумо», а по «России».
- Не знаю, однако нам сейчас лишние встречи ни к чему. Свою задачу мы выполнили, а это могут быть япон-ские ЭБР. Поднять сигнал «разворот все вдруг влево на 12 румбов». И не забудьте продублиовать ракетами. Пойдем посмотрим что с «Рюриком», надеюсь, Камимура не будет нас преследовать. Ему все же неплохо досталось.
- Японцы делают поворот – глазастый сигнальщик в спешке забыл уточнить куда именно поворачивают японцы, чем напугал адмирала ждавшего реакции японцев на свой выход из боя.
Впившись взглядом в японского флагмана Небогатов с удивлением заметил, что Камимура ухитрился тоже сделать последовательный поворот и от противника, что было излишне, т.к. русские и сами выходили из боя, и от неизвестных дымов, что уже было удивительно. Но у Небогатова и так хватало головной боли, в прямом смысле этого слова, чтобы думать о причинах хитрого маневрирования японцев.
- Ну что господа, бой закончился. Прекратить огонь.
В отличае от Небогатова, японский адмирал точно знал, где именно находится пара броненосцев первого боевого отряда. И он то понимал, что дымы на горизонте могут принадлежать кому угодно, только не им. Он сам принимал участие в разработке диспозиции японского флота в этой операции. И точно знал, что «Асахи» и «Сикисима» сторожат «Ослябю» почти в восьмидесяти милях восточнее. Зато если это проскочивший мимо японцев русский броненосец, с его четырьмя 10 дюймовыми орудиями, то его крейсерам с пустыми погреба-ми и выбитыми пушками конец. Поэтому, Камимура, как и Небогатов, на всякий случай отвернул от дыма. Если бы капитаны двух маленьких японскоих трампов, ужастно дымивших на скверном местном угле, знали, что они своим дымом обратили в бегство две броненосные эскадры, они бы могли по праву гордиться собой.
После того, как Того младший со своим отрядом оказался меж двух огней (четверкой броненосных крейсеров по носу, и парой бронепалубников с «Рюриком» впридачу за кормой) он благоразумно на полном ходу ушел под берег полуострова Цугару. Пользуйсь затишьем, и тем что «Рюрику» для подведения пластырей под про-боины надо было остановитьтся, Руднев на паровом катере прибыл на застопорившую ход «Россию». Там его встретил еще слегка контуженый Небогатов, с которым они и подвели итоги боя. Тем временем, катера с наименее пострадавших «Варяга» и «Богатыря» курсировали между остальными крейсерами, собирая коман-диров на совещание флагманов.
- Ну что, Всеволод Федорович – ничья. Ни мы их, ни они нас, - громче обычного разочаровано проговорил Небогатов, - а ведь был шанс концевого добить, да и флагману их досталось посильнее чем «России».
- Ну не скажите, Николай Иванович, не скажите. Если и ничья, то сильно в нашу пользу. Во первых – пока мы тут пинались, «Ослябя» наверное уже подходит к Итурупу, где ее с «Авророй» ждет полная угля «Лена». Во вторых – одну собачку то мы на «Варяге» все же добили...
- Да? Это как же я пропустил то?
- Вы в это время с Камимурой боксировали, финальный раунд. Ну а собачка, вроде «Такасаго», но когда то-пишь корабль не до точного опознания, это скорее заслуга «Рюрика». Она уже и бегать то не могла, нам оста-валось только выбить ей побольше пушек на сближении и пройти поближе для торпедного залпа. В третьих – концевой, кажется «Якумо», он до конца этой войны будет плавать без башни. Как ее японцы чинить то бу-дут? Запчасти из Германии им никак не подвезти, даже если немцы им их и продадут.
- А с утопленной вами в начале войны «Асамы», они башню для «Якумо» снять не смогут? – задумчиво по-интересовался присутствующий при разговоре командир «России», - правда в Чемульпо ее еще выудить надо, или саму «Асаму» приподнять...
- А потом перевезти башню в Японию, а дальше самое интересное – установть башню британской конструк-ции, с гидравлическим приводом на погон немецкой, где и привод электрический и сам размер основания другой. Да это всей Японии на год работы, - ехидно отозвался Руднев, и окончательно добил смущенного Андреева фразой, которая стала на флоте крылатой, - учите матчасть, Андрей Порфирьевич! Ну и наконец главное, о чем я даже вам, товарищи офицеры, пока не говорил, чтоб не сглазить. Даже проводка «Осляби» во Владивосток это ничто, по сравнению с тем сюрпирзом, который будет сегодня у Того - старшего. Фар-втер в Порт - Артуре разблокирован, и Макаров выйдет в море всеми семью броненосцами!
Это известие было встречено громовым «ура», которое началось на мостике, выплеснулось, вместе с новость сначала на палубу «России», а потом и на остальные крейсера эскадры. Выждав, когда восторги поутихли, Руднев продолжил, обращаясь уже не только к командиру корабля и адмиралу, но и ко всему собравшемуся на верхней палубе экипажу.
- И я не завидую тем японцам, что сейчас разгружаются с транспортов в Бицзыво. У Того под Порт Артуром осталось всего четыре корабля линии, ему их от Макарова просто нечем прикрыть! А остальные где? Пара ловит «Ослябю», там где его и быть то не может, а остальная пятерка плетется на ремонт. Как мне сообщили из Порт Артура, японцы собирали силы для последнего штурма Дальнего. А в портах Японии была замечена погрузка на транспорта мортир большого калибра. Они планировали взять порт Дальний, и выгрузив там мортиры (а больше их к Порт Артуру никак не доставить) расстрелять из них нашу эскадру прямо в гавани Артура. Теперь у них и половина солдат вместо штура Дальнего должна потонуть вместе с транспортами, и мортиры тоже.
- А вот и герои дня прибыли, которые это чудо и сотворили, - указал Руднев на поднимающихся по трапу ко-мандиров кораблей.
Когда по штормтрапу на борт «России» с трудом забрался раненый Трусов, Руднев долго просил у него про-щения за свою ошибку. Тот никак не мог остановить адмирала, чему от части способствовала рана на щеке и выбитые зубы, серьезно мешавшие говорить. Но и сам Руднев, чувствуя вину перед командиром наиболее пострадавшего корабля хотел выговорится.
- Понимаете, Евгений Александрович, я виноват. Я так хотел подложить японцам свинью покрупнее, что чуть не погубил ваш крейсер! Я ведь чего хотел – чтобы догоняющие японцы последовательно проходили на минимальном расстоянии мимо ваших шести восьмидюймовок. Ну еще ваши маневренные характеристики настолько отличаются от остальных крейсеров, что будь вы в середине линии могли бы ее и разорвать. Так в принципе почти и получилось. Но вот сколько ваш крейсер, самый слабо бронированный из всех русских, продержится под ответным огнем – я не подумал. А стоило бы. На последнем месте должен был стоять «Громобой», как наиболее защищенный! Но нет, я, дурак, погнался за возможностью нанесения максималь-ного урона врагу, а об минимизации эффекта от его стрельбы – не подумал.
После исповеди, облегчив душу, Руднев сообщил наконец командирам ради чего они сегодня бились с Ка-мимурой. Быстро распив в честь победы по очкам бутылку шустовского коньяка, которая чудом пережила попадание в каюткомпанию «России», семь командиров крейсеров и два адмирала разъехались по своим ко-раблям. Их Сангарского пролива надо было убираться донаступления полной темноты.
Уже стоящему на трапе Рудневу Небогатов внезапно задал обескураживающий вопрос, -
- Всеволод Федорович, а что теперь? Ну в смысле что теперь будут делать японцы?
- Ну а я почем знаю? – удивился Руднев, - это надо у японцев спрашивать. Им надо или заключать с нами мир, я кстати направил в Питербург рекомендации предложить микадо нормальны условия почетного мира. России Корея не нужна, а с Японией нам дальше воевать не стоит. Или им придется воевать при полном пе-ревесе наших сил на море. Они кстати с дуру могут... Доживем – увидим.
Прибыв на «Варяг» полностью морально и физический истощенный Руднев смог только отдать приказ сле-довать во Владивосток, доплелся до адмиральского салона и рухнул на кровать. Но его сон был менее чем через два часа прерван осторожным стуком в дверь. С трудом разлепив глаза Руднев попытался сказать, что-бы стучавший или входил, или убирался к черту, но не смог произнести ни слова. Плеснув себе полстакана коньяка и проглотив его залпом, контр – адмирал вновь обрел голос.
- Ну что там у вас еще стряслось? Были бы японцы, уже началась бы стрельба. А так кому там неймется?
- Я ужасно извиняюсь, - раздался из – за двери голос старшего механика «Варяга» Лейкова, с абсолютно не Лейковскими интонациями и оборотами, - но мог бы я, пожалуйста, переговорить с Владимиром Петровичем Карпышевым, если вас это не затруднит?
- Час от часу не легче, - пробормотал совершенно не ожидавший ТАКОГО Петрович, и уже вслух добавил, - ну заходи, гость дорогой, кем бы ты ни был.
И задумчиво подкинул в руке пустой стакан.
1. От английского cover — покрытие, оболочка. Игра слов. Сленговое выражение современных российских спецслужб. «Под ковром», т.е. «под прикрытием».
2. Фуццо Хаттори (1868 — ?) был одним из лучших воспитанников тайного общества «Геньеса», («Черный океан»). Происходил из небогатой многодетной семьи. Его отец работал на военном складе в порту Иокосу-ка. Мальчик обладал незаурядными способностями, и у него была феноменальная память. Он проявил такое прилежание к учебе, что им заинтересовался сам Митсуру Тояма. Хаттори принял идеи общества и принес присягу на верность «Черному океану». Она заканчивалась следующими словами: «Если я предам организа-цию, то пусть будут прокляты мои предки и меня ждет в аду геенна огненная!» Ему было 17 лет, когда он был принят в специальную разведывательную школу в Саппоро, в Южной Японии. После ее окончания Хат-тори в роли коммивояжера стал ездить в Шанхай и Монголию. Это было за несколько лет до Японо-китайской войны. Он выучил местные диалекты, часто посещал селения кочевников и заодно изучал распо-ложение военных укреплений, состояние дорог, записывал мнения местных вождей по поводу политики и особенно то, что говорили в народе. Он многое запомнил и, вернувшись в Ханькоу, представил подробный отчет руководству спецслужбы.
В 1898 г. Хаттори поехал во Владивосток с целью организовать сеть японской разведывательной службы на территории российского Дальнего Востока. В это время начиналось активное строительство Транссибирской железнодорожной магистрали, и много японских разведчиков, прошедших подготовку в спецшколе в Саппо-ро, прибыли в этот регион России. Во Владивостоке существовала школа японской борьбы, которую весьма охотно посещали русские офицеры. Хаттори организовал для них интимный отдых, а гейши, ублажая офице-ров, собирали у них нужную информацию. Несколько публичных домов с той же целью было создано им в Порт-Артуре. В Хабаровске Хаттори также организовал глубоко законспирированную разведывательную сеть, агенты которой работали в штабе военного округа и высших органах гражданского управления россий-ского Дальнего Востока. С этого времени Маньчжурия и Дальний Восток стали для японского Генерального штаба открытой книгой. Успехи Хаттори были настолько очевидны, что он стал примером для подражания, национальным героем нескольких поколений японских разведчиков.
3. Кюсю Митсуру Тояма (ок. 1841 — 1907), японец низкого происхождения, уроженец острова Хоккайдо, стал наиболее авторитетным руководителем общества «Геньеса». Опоясанный двумя самурайскими мечами, он стал высшим авторитетом клана «странствующих самураев»-ронинов, которых в Японии называют «стра-жами общества». Негласно действуя от имени правительства, они снабжали информацией японскую армию. Тояма лично создавал японскую агентуру в Китае со штаб-квартирой в Ханькоу. Его агенты селились под видом незаметных «маленьких людей» — мелких торговцев, парикмахеров, ремесленников, домашней при-слуги — в Северо-Восточном Китае, Корее и Маньчжурии. В Инкоу и Цжиньчжоу были созданы специаль-ные школы для подготовки агентуры из китайцев. Особенно много японской агентуры почему-то оказалось в районах дислокации войск России — в военно-морской крепости Порт-Артуре, городе Дайрене, в городах и селениях, где были расквартированы армейские подразделения и части Заамурской пограничной стражи, строились фортификационные сооружения, железнодорожные мосты и туннели.
4. Черный корпус, желтые трубы с черной каемкой. Ничего долее удобного для определения расстояния, прицеливания и организации стрельбы ПРОТИВНИКА Зиной Петрович сделать пожалуй не смог бы, даже если бы задался такой целью.
5. В годы русско-японской войны капитан 1-го ранга, командир броненосца "Адмирал Ушаков". При отправ-ке броненосца на театр боевых действий, его хотели списать с броненосца, как «выпывавшего ценз необхо-димый для командования кораблем первого ранга». Но он настоял на том, чтобы идти в поход со своим ко-раблем. С начальством он держался независимо, а порою и дерзко, зато был добр и внимателен к матросам, пресекал грубость по отношению к ним со стороны офицеров. На второй день боя, 15 мая 1905 г., «Ушаков» ночью отстал от эскадры из – за затоплений в носовой части. Утром к нему подошли два японских броненос-ных крейсера, каждый превосходил «Ушакова» по силам раза в два. К тому времени Небогатов со всем своим отрядом уже сдался в плен. Японцы подняли перед «Ушаковым» сигнал: «Предлагаем сдаться. Ваш адмирал уже сдался». Миклухо-Маклай, разобрав начало сигнала, воскликнул: «Ну, а дальше и разбирать нечего! До-лой ответ! Открывайте огонь!». «Ушаков» отстреливался до последней возможности, и не вина его артилле-ристов, что попаданий в японские корабли не было. Увы, броненосец отправили на войну настолько спешно, что не успели поменять расстрелянные в учебном отряде стволы орудий главного калибра. Когда же броне-носец, искореженный, весь в огне, сел на корму, Владимир Николаевич приказал открыть кингстоны и зато-пить корабль. Экипаж стал покидать тонущий корабль. Характерно, что матросы, когда бросались в воду, и находясь уже в воде, кричали "ура". Миклухо - Маклай покинул броненосец последним. Он был ранен и уто-нул.
6. С 10 по 15 января (за пять дней) кабелеукладчик Министерства связи "Окинава-мару" для секретности пе-рекрашенный в чёрный и переименованный в "Фудзи-мару" проложил секретную линию от Сасебо на остров Видо в заливе Пхалькупхо, что на юге Кореи.
7. Со времен парусных флотов, когда парусники могли вести полноценный огонь только с борта, линия бата-лии была единственным признаным способом ведения морского боя. Корабли выстраивались в кильватерную колонну, пристраивались к противнику параллельно, и перестреливались до пебеды, или заката. За ломку ли-нии судили и вешали не только капитанов кораблей, но и адмиралов. Линию ломали или трусы, бегущие из боя, или гении масштаба Нельсона и Ушакова. От линии пошло и само название «линкор», т.е. корабли бое-вой линии. Не бронированным крейсерам, при сражении линкоров, обычно в линии делать нечего.
8. Ну тут то ли память Карпышева начинает сбоить, то ли Руднев пытается правильно отмотивировать расчет единственного крупнокалиберного орудия. В реальном бою при Ульсане, с расстояния порядка 40 кабельтов русский восьмидюймовый снаряд пробил броню башни на «Идзумо». От взрыва крейсер спасло только то, что русский снаряд не взорвался.
9. Впоследствии, после боя получивший капитана второго ранга Зарубаев неоднократно расказывал господам офицерам что в эти, самые нервные минуты боя, адмирал в пол голоса бубнил какую то детскую немецкую считалочку. Которая, в его исполнении, почему - то звучала весьма угрожающе. К сожалению, ни товарищи офицеры, ни сам артиллерист «Варяга» никогда не слышали группу «Рамштайн». И, как следствие, не могли опознать в бормотании адмирала песню «Ди зонне».
10. В бою при Ульсане именно поражение не бронированного румпельно отбеления и послужило причиной гибели «Рюрика». Причем тогда, опровергая старую поговорку, снаряд попадал туда дважды. Второе попада-ние пришлось в уже затопленное помещение и заклинило руль в положении «право на борт». Оно не позво-лило хотя бы поставить руль прямо, что дало бы крейсеру возможность управляясь машинами развить при-личный ход.
Письмо мичмана Тыртова отцу.
Цитируется по книге «Зарисовки войны 1904 года», издания 1914 годаю
Дорогой папа. Прежде всего я действительно жив и абсолютно здоров, как и написал в телеграмме, так что успокой маму и сестренку. Я конечно знаю, как ты хочешь узнать подробности боя 17 июня у острова Код-зима (или как его англичане называют боя при Цугару), ведь ты тоже артиллерист. Там я, как ты знаешь, от-личился и вот наконец появилось время чтоб подробно все описать, в газетах же такие глупости пишут, а то и вовсе откровенную неправду. Но начну издалека.
Как ты знаешь, я получил назначение на должность командира носовой 10» башни броненосного крейсера «Кореец». И одной из первых проблем в изучении ее стало отсутствие таблиц стрельбы из 10» английского орудия (для 8» и 6» наши агенты за границей смогли раздобыть таблицы, а для 10» к сожалению нет). Адми-рал Руднев, справедливо полагая, что в бою каждая пушка дорога, особенно столь мощная, как моя, ибо ни-чего подобного на всей нашей эскадре более не было, распорядился самим составить таблицы самим. Ко-рабль раскрепили на якорях в отдаленной бухте и мы начали стрелять по пляжу из 10» по 3 неснаряженных снаряда на каждое деление прицела, затем замерять дистанции падения и опять стрелять. В общем, это было весьма нудное занятие. Но при этих стрельбах я хорошо познакомился с хозяином башни прапорщиком Пла-тоном Диких. Это весьма одаренный артиллерист, хотя корпус и не кончал, и к тому же прекрасно чувствует орудие. В прапорщики из унтер-офицеров он произведен за героизм в бою при Чемульпо, где был наводчи-ком 8» орудия канонерской лодки «Кореец». Обычно Диких был за наводчика, я же рассчитывал установку прицела и целика и наблюдал за падениями. Выпустив полсотни снарядов мы уже понимали друг друга без слов, прислуга башни также натренировалась и действовала выше всяких похвал. Мы легко могли поддержи-вать темп стрельбы выстрел в минуту.
Но закончив составление таблицы на дистанции 60 кабельтовых мы с прапорщиком Диких посовещались и решили просить разрешения командира составить таблицу до предельной дальности, ограниченной возвы-шением ствола. 10» английская пушка очень хороша, стреляет кучнее 10» «Ушакова», да и бронебойность ее выше, так что мы полагали, что имеем шансы поразить вражеский корабль в слабобронированную палубу на дистанции, где он еще и стрелять по нам не может. Но мы понимали, что скорее всего нам откажут, т.к. мы и так уже расстреляли половину боекомплекта, да и при дальнейших стрельбах боевыми зарядами ствол пушки все больше изнашивается. К нашему удивлению, командир корабля капитан 1 ранга Беляев нашу идею горя-чо поддержал и ходатайствовал о продолжении стрельб перед контр-адмиралом Рудневым. И мы получили приказание Руднева продолжать стрельбы!
Как оказалось буквально накануне во Владивосток пришел захваченный Варягом приз – английский пароход «Малакка», на борту которого были аналогичные нашим английские 10» орудия для Японии и снаряды к ним. Нам пообещали заменить пушку перед боем на новую. После составления таблиц, «Кореец» несколько раз ходил на стрельбы одиночно и в составе отряда, и если 8» и 6» стреляли в основном из стволиков (вид учебной стрельбы, практиковавшийся в российском флоте, когда все операции по заряжанию и наведению орудия выполняются фактически, а выстрел по мишени производится из 37 или 47 мм ствола (стволика), а для малого калибра из ствола от винтовки Бердана, закрепленного на стволе орудия. Позволяет экономить дорогие крупнокалиберные снаряды и при этом оценить меткость стрельбы отдельного орудия или корабля. Но такая стрельба совершенно непригодна для отработки организации корректировки огня по всплескам (из-за отсутствия таковых) и стрельбы нескольких кораблей по одной цели. Прим.Ред.) из-за нехватки снарядов, то наша 10» всегда стреляла боевыми зарядами. Стреляли мы и на предельные 80 кабельтовых – и даже попа-дали! Сейчас ходят слухи о возможном привлечении адмирала Руднева к ответственности за разбазаривание казенных средств в виде одного изношенного 10» ствола «Корейца» и боекомплекта к нему. На это я могу только одно сказать: если бы все орудийные расчеты отряда тренировались и стреляли как наш, надобности в присылке второй эскадры не было бы никакой, мы бы справились с японцами и своими силами. Но похоже нашим морским чиновникам важнее, чтоб снаряды ржавели в арсеналах, чем, чтоб попадали во врага.
Но я отвлекся. Во время учебных стрельб я обратил внимание старшего артиллерийского офицера на то, что столб от падения снаряда нашей 10» значительно больше, чем от 8 и 6 дюймовок остальных кораблей отряда. Нам пришла мысль использовать это обстоятельство в бою для уточнения дистанции при стрельбе по одной целее нескольких кораблей, когда всплески путаются. Наши же 3 футовые дальномеры Барра и Струда дава-ли большую погрешность, чтоб стрелять только по их показаниям.
Обратившись к флагманскому артиллеристу лейтенанту барону Гревеницу мы получили одобрение и в инст-рукцию по артиллерийской стрельбе отряда было внесено дополнение, разрешающее при невозможности пристрелки иными способами «Корейцу» уточнять дистанцию стрельбой 10», при этом, «Кореец» должен при стрельбе постоянно показывать дистанцию на прицеле 10», чтоб остальные корабли отряда могли ей пользоваться ориентируясь по большим всплескам.
«Кореец» был предпоследним в ордере отряда, «Рюрик» – концевым. Многие теперь после боя критикуют такую диспозицию, и я тоже честно говоря не знаю, чем руководствовался контр-адмирал Руднев, но у на-чальства свои резоны, неизвестные нам. Так вот «Рюрик», по настоянию Руднева был довооружен старыми восьмидюймовыми орудиями и имел вполне внушительный бортовой залп, однако бронебойность этих пу-шек оставляла желать лучшего, поэтому старшие артиллеристы наш и «Рюрика» условились, что по возмож-ности мы в бою будем стрелять по одной цели. Причем «Рюрик» в основном фугасами, чтоб сбить огонь вра-га и нанести повреждения в небронированных частях, а мы бронебойными или коммонами (от англ.common, т.е. «общего назначения», соответствует полубронебойному снаряду по классификации российского флота, прим. Ред.), т.к. у нас новые пушки с высокой начальной скоростью.
Примерно за месяц до выхода в море начались авральные работы по снятию и передаче на хранение в порт деревянных предметов, да и вообще всего ненужного в бою, в том числе даже катеров и шлюпок. Заменили и нашу десятидюймовку на новую. И хотя ничего определенного не говорилось о цели похода, все знали – идем встречать «Ослябю» и «Аврору». У нас забрали по приказу Руднева все дальномеры Бара и Струда, кроме двух (причем один оставили именно в нашей башне) и распределили их по остальным кораблям отря-да, т.к. «Россия», «Громобой» и «Рюрик» их не имели до этого вовсе.
А перед выходом в море меня и прапорщика Диких вызвал сам контр-адмирал Руднев и дал приказание стре-лять в бою по собственному разумению по цели, которую мы сочтем наиболее подходящей и с дистанции, с какой сочтем возможным, не заботясь о расходе снарядов. Кстати на «Кореец» перед боем по приказанию Руднева в носовые погреба малокалиберных орудий и частично в погреба 6» было загружено 50 дополни-тельных 10» снарядов и зарядов. В бою их конечно почти не было возможности подать к орудию, но после боя вполне можно было перегрузить в освободившийся родной погреб.
Руднев также сказал, что ожидает процент попаданий из нашего орудия от двух, до десяти. Это от четырех до двадцати попаданий. И что другими наличным калибрами отряда с дистанции более 25 кабельтов броня крейсеров Камимуры не пробивается (хотя это мы и так знали). Он также добавил, что наше орудие снайпер-ское (от английского sniper – стрелок по бекасам), мне было лестно такое сравнение ( в кают-компании прав-да потом начали острить что-то по поводу «из пушки по воробьям»). И в завершение беседы Руднев назвал нас товарищами, хотя формально товарищем был только прапорщик Диких, я же еще в бою не был.
Без особых происшествий мы достигли Сангарского пролива, у входа в который и произошла встреча с пя-тью броненосными крейсерами Камимуры и шестью японскими бронепалубниками, не знаю кто там сейчас ими командует после смерти Уриу. Японцы как будто ждали нас, во всяком случае появились они из утрен-них сумерек между нами и Владивостоком на дистанции около 90 кабельтовых. Сначала японцы вели себя как-то нерешительно, медленно сближаясь на почти параллельных курсах. Я правда на такой дистанции из башни не мог видеть врага – слишком низко, поэтому еще до боя мы перенесли наш второй оптический даль-номер на марс, провели туда телефон, снятый из отсека минного аппарата (т.к. перед боем Руднев приказал не иметь мин при надводных аппаратах на броненосных крейсерах из опасения детонации) и наш старший артиллерист занял там место, управляя стрельбой.
Погода была отличная для опробывания стрельбы на предельную дистанцию – почти полный штиль и волна не более балла. Правда к вечеру волнение увеличилось до двух балов. Когда дистанция достигла 80 кабельто-вых мы произвели первый выстрел. Стреляли сразу бронебойными, так как на таких дистанциях большие уг-лы падения снаряда и в случае попадания были неплохие шансы пробить броневую палубу.
Через полминуты первый снаряд упал между первым и вторым японскими броненосными крейсерами, введя поправку по целику сделали второй выстрел. На пятом выстреле с дальномера наконец сообщили, что рас-стояние уменьшается (и мы поняли, почему до этого были перелеты), стали учитывать сближение.
На 11 выстреле (недолет) нам показалось, что мы взяли японский флагман в вилку (если этот термин можно применить для стрельбы в 1 выстрел в минуту), т.к. предыдущий выстрел был перелетом. Но мы ошиблись, 12й снаряд тоже лег недолетом. Видимо виновато было большое рассеивание снарядов на таких дистанциях (60 кабельтовых по прицелу). Эх, если бы мы стреляли не одним орудием главного калибра, а четыремя, как на Ушакове, мы бы давно уже нащупали дистанцию, а если бы иметь 8 – 10 или 12 дюймовок на одном ко-рабле, то мы бы нафаршировали японского флагмана снарядами еще до того как он открыл бы огонь. Ходят слухи, что американцы собираются строить броненосец с восемью двенадцатидюймовками («Мичиган», прим.Ред.), если это правда, то с появлением такого корабля все наши броненосцы, даже новейший только заложенный «Андрей Первозванный» сразу морально устаревают. А сколько в них вложено сил и средств. Но впрочем это все прожекты, а мы обходились тем что есть, то есть одной отличной десятидюймовкой.
Падение 15 - ого снаряда (54,25 каб на прицеле) мы опять приняли за «вилку», и опять ошиблись.(на самом деле бронебойный снаряд пробил грот-мачту ниже марса, но взрыватель не взвелся и так как мачта осталась стоять, на «Корейце» этот выстрел посчитали перелетом. Японцы же весь бой опасались падения мачты. Прим.Ред.)
А вот 17 - ым снарядом (49,75 каб на прицеле) похоже попали, правда внешне это никак не отразилось на «Идзумо», не было ни пожара ни взрыва, надеюсь, что бронебойный снаряд взорвался внутри корпуса (10» бронебойный снаряд «Корейца» пробил 6» броню среднего каземата шестидюймового орудия, выбил орудие из цапф. И двигаясь дальше поперек корабля практически горизонтально, пробил последовательно продоль-ные переборки и закопавшись в уголь запасной ямы ПРАВОГО БОРТА уткнулся в стык пояса по ватерлинии и второго пояса взорвался. От внутреннего взрыва сдвинулись бортовые бронеплиты, угольная яма затопи-лась водой. Когда, делая crossing the T, «Варяг» оказался почти по носу у «Идзумо», Руднев машинально уди-вился – «почему мы обстреливаем ЛЕВЫЙ борт «Идзумо», а крен у него на ПРАВЫЙ». Прим.Ред.)
Примерно в это же время японцы открыли огонь. Три головных засыпали снарядами «Варяг», а вот два кон-цевых сосредоточили огонь по «Рюрику». Сделали еще четыре выстрела по «Идзумо» без видимого резуль-тата. За это время Варяг пристрелялся по «Идзумо» и поднял сигнал 46 кабельтовых. «Варяг», «Богатырь», «Россия», «Громобой» и «Сунгари» засыпали «Идзумо» снарядами беглым огнем, он просто скрылся за сте-ной всплесков. Такого я в учебно-артиллерийском отряде не видел. В то же время концевые японцы начали попадать в «Рюрик», который и сам тоже быстро пристрелявшись по концевому крейсеру («Якумо») и от-крыл беглый огонь. Мы решили помочь «Рюрику» и тоже принялись стрелять по «Якумо», но к сожалению выучка сплаванного экипажа «Рюрика» была значительно лучше, чем наша. Пока мы еще только пристрели-вались нашими 6», старик уже начал засыпать «Якумо» снарядами. Мы не различали наших пристрелочных попаданий из-за стрельбы «Рюрика», а на «Рюрике» никто не догадался показать дистанцию. Наш башенный дальномер Барра и Струда к этому времени уже откровенно врал (видимо из-за сотрясений или вибрации), а для измерения микрометром Люжоля-Мякишева дистанция еще была слишком большой. Пришлось пристре-ливаться нашей 10 дюймовкой (фугасными, чтоб при попадании в воду был отличный от других большой столб). Впрочем, пристрелялись быстро, уже на четвертом выстреле накрыли цель, а пятым попали в борт!
Дал команду перейти на бронебойные, но уже заряжался фугас, поэтому следующий выстрел был опять фу-гасом – и опять попали в борт. Судя по отсутствию видимых повреждений оба фугаса не смогли пробить броню (так и было, прим.Ред). Следующий выстрел бронебойным снарядом к сожалению дал перелет (ББ снаряд пролетая над палубой не взорвавшись сбил дефлекторы второго котельного отделения, чем создал японским кочегарам изрядные проблемы. Прим.Ред)
Неожиданно сломалась лебедка подачи снарядов и хотя молодцы комендоры быстро и без суеты завели тали и начали поднимать 550 фунтовый снаряд вручную, скорострельность у нашей башни значительно уменьши-лась (за 10 дальнейших минут мы сделали только 2 безрезультатных выстрела). Беда не приходит одна. Наш старший артиллерист дал команду стрелять залпами, чтоб хоть как-то отличать наши падения от Рюриков-ских. И он заметил периодические парные всплески далеко за кормой «Якумо». Здраво рассудив, что у «Рю-рика» нет спаренных 8» и тем более, что он не стреляет залпами, единственным кандидатом на промахи была наша кормовая 8» башня. Проверив секундомером время между залпом и падением старарт убедился, что так оно и есть. Запросил по телефону башню о значении целика и командир башни лейтенант Н. ответил верное значение. Пришлось старарту дробить (прекращать. Прим.Ред.) стрельбу башни, спускаться с марса и самому разбираться. Оказалось, что горизонтальный наводчик от волнения перепутал знаки целика и брал упрежде-ние верное по значению, но не влево, а вправо. Лейтенант Н. только лишь спросил его о значении целика и получив верный ответ сам не удосужился проверить действительную установку. Минут через десять 8» баш-ня возобновила огонь.
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:09 | Сообщение # 42
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
Пользуясь паузой между выстрелами я вылез на крышу башни посмотреть что происходит вокруг (наш ко-мандир капитан 1 ранга Беляев кстати тоже стоял с биноклем на крыле мостика). Картина была... Папа, мо-жет это и слишком высокопарно, но воистину зрелище завораживало. Ни в одном театре я такого никогда не видел, и наверняка до конца жизни уже не увижу.
«Варяг» и «Богатырь», набрав полный ход, медленно, но верно охватывали голову японской колонны и по-видимому вышли из секторов обстрела большинства японских кораблей, так как три головных японца пере-несли огонь по «России» (под флагом контр-адмирала Небогатова). «Россия» уже горела, но вполне активно стреляла в ответ. По «Идзумо» вели огонь «Варяг», «Богатырь», «Россия» и «Громобой». Японский флагман, хотя и активно стрелял, но представлял собой довольно жалкое зрелище – горел, с разбитыми трубами и над-стройками. «Сунгари» теперь стрелял по третьему в линии японцу («Ивате»), как я узнал позже, ему как и нам мешали всплески от сосредоточенного огня соседей. «Рюрик» продолжал оставаться под сосредоточен-ным огнем двух концевых японцев и горел, его огонь заметно ослаб и падение наших залпов стало уже впол-не различимо. Мы постоянно показывали дистанцию до противника и, как я потом узнал, «Рюрик» пользо-вался нашими данными, так как его (бывший кстати наш) Барр & Струд был приведен в полную негодность близким разрывом.
«Якумо» же, хоть и дымился местами, хорошо держался в строю, его артиллерийский огонь был весьма ин-тенсивным, хотя когда я сравнил его с огнем необстреливаемого «Токива», сразу стало понятно, что 6» «Якумо» стреляют медленнее. Да и оставлось их в строю поменьше, огонь «Рюрика» явно начинал влиять на японца. Я обратил внимание, что японцы примерно через 5 минут стрельбы на пару минут прекращают огонь. Мы стреляли шестидюймовками залпами и после каждых 20 выстрелов банили орудия (во избежание разрыва ствола), так что средняя скорострельность наших 6» была не больше 2 выстрелов в минуту. При та-ком режиме огня экономились драгоценные английские снаряды, так как второго боекомплекта во Владиво-стоке до сих пор не было. Японцы по – видимому тоже делали перерыв, чтоб пробанить орудия. (на самом деле из-за низких физических кондиций японской орудийной прислуги и малой механизации заряжания им просто требовался отдых после 20-30 выстрелов, поэтому перерывы в стрельбе были связаны с подменой прислуги с другого борта. Таким образом, японские корабли не могли долго вести огонь на оба борта, но рус-ские тогда об этом не знали. Прим.Ред.)
Японские бронепалубные крейсера подтянулись ближе, видимо тоже намереваясь принять участие в бою. В это время мне доложили, что подача снарядов исправлена, и я занял свое место командира башни. Первый выстрел после перерыва сделали по данным наших 6». Снаряд лег у самого форштевня «Якумо». Как выяс-нилось впоследствии «Идзумо» (и соответственно вся японская колонна) в это время начал сбавлять ход, по-этому у нас было слишком большое упреждение. Поправили целик и следующим бронебойным снарядом (дистанция 34 кабельтовых) попали в кормовую башню или погреб «Якумо»! Над башней «Якумо» взвился столб огня высотой с мачту, полетели какие-то обломки, японский крейсер прекратил стрельбу и покатился вправо покинув строй. Мы дружно прокричали «ура». Впрочем немцы на удивление прочно строят корабли, и через некоторое время «Якумо» потушил пожар в корме и снова занял место в строю. Но его кормовая 8» башня больше не действовала.
Это было попадание именно нашей 10», так как залп наших 8» и 6» накрыл Якумо только секунд через 10 по-сле взрыва. Я явно видел парный всплеск с небольшим недолетом у борта уже окутанного пламенем крейсе-ра, так что наши восьмидюймовки, как писали в газетах, тут не при чем. Как мне потом рассказал наш ста-рарт, немного погодя, на «Рюрике» попаданием разнесло рулевую машину, и заклинило перо руля. Крейсер прекратил огонь и начал описывать циркуляцию, хотя он смог потом наладить управление машинами. Но его скорость на прямой упала до 7 узлов и он стал заметно отставать от нас, так как Небогатов не снижал ход. Впрочем начала увеличиваться и дистанция от «Токивы» до «Рюрика» и ее огонь стал очень неточным. «То-кива» затем перенесла огонь на нас. Мы же продолжали стрелять по горящему «Якумо», но не особо резуль-тативно. «Якумо» даже смог потушиться, так как нам существенно мешал огонь «Токивы». Наш командир предпочел синицу в руках (добить «Якумо»), журавлю в небе («Токиве»). Хотя возможно стоило попробовать пострелять по «Токиве», у нее броня Гарвея слабее, чем крупповская броня «Якумо».
В это же время, видя бедственное положение «Рюрика», к нему направились все шесть японских бронепа-лубных крейсеров. Подпустив их на 20 кабельтов, «Рюрик» начал разворачиваться к ним неповрежденным левым бортом и тем самым настолько отстал от нас, что мы уже не могли своим огнем отогнать от него японцев.
Руднев на «Варяге», заметив затруднительное положение «Рюрика», лег на обратный курс (за ним последо-вал «Богатырь») и подняв сигнал «Броненосным крейсерам продолжать бой» контркурсом за линией наших броненосных крейсеров полным ходом поспешил на помощь «Рюрику». Я облегченно вздохнул, ведь где Руднев – там успех, да и хоть раненый, но еще достаточно сильный «Рюрик» и два наших больших бронепа-лубника не уступали в артиллерии японским малым крейсерам. «Рюрик» тем временем развернулся к япон-цам левым бортом и открыл огонь по головному.
Дальнейшего боя с бронепалубными крейсерами я не видел, так как мы еще примерно с час перестреливались с броненосными крейсерами Камимуры уходя на Ост. Последним «приветом» того дня от «Рюрика» стала взрыв каземата на «Токиве». Я точно знаю, что мы по нему не стреляли, а «Сунгари» вел огонь по «Ивате». Как они могли попасть с более чем 50 кабельтов из своих допотопных пушек, я не знаю. Но что взрывом у «Токивы» вырвало половину борта, готов поклясться на чем угодно. Это опять к вопросу о «разбрасывание» снарядов при стрельбе на большие дистанции. Может вероятность попадания и падает, но зато эффект от удара снаряда крупного калибра по тонкой палубе или крыше каземата несравним даже с десятком попада-ний в бортовую броню! Как вы этого у себя в аритиллерийском комитете не понимаете, я не знаю. Мне это стало ясно после первого же боя.
В последние пол часа боя мы уже были в положении обстреливаемого корабля, и я уже не могу ручаться куда именно попадали снаряды моего орудия. Помню только, что «Якумо» еще раз покидал поле боя, а по сооб-щениям с мостика ход японской колонны упал до 16 узлов (на большее машинная команда «Идзумо», на ко-тором были сбиты половина вентиляторов и труба, была уже не способна Прим.Ред.). Когда по команде Не-богатова «Кореец» развернулся и лег почти на обратный курс, я успел развернуть башню на левый борт и да-же сделал по японцам еще три выстрела. Однако они тоже изменили курс, только последовательно. По неиз-вестной для меня причине, оба броненосных отряда отвернули друг от друга практически синхронно.
Обратный путь во Владивосток был бы скучен, если бы не устранение огромного количества мелких повреж-дений, в чем принимала участие вся команда. Мне с помощью старшего артиллериста с трудом удалось уго-ворить старпома выделить часть людей для перегрузки запасных снарядов в освободившиеся погреба моей башни. Зато к вечеру моя башня опять имела полный боекомплект и была готова к бою! Ожидаемой ночной атаки миноносцев не последовало, возможно из – за хитрости Руднева, который сначала увел эскадру на юг, и только в полночь повернул к Владивостоку. Только утром следующего дня я узнал, что бой закончился не всухую, и «Варяг» добил подраненую «Рюриком» собачку.
Так что мы все же победили, и я внес в эту победу достойный члена семьи Тыртовых вклад, о чем и рад со-общить. Обними от меня маму, и дай нам бог побольше таких боев, и таких адмиралов как Руднев.
Твой сын,
Дмитрий Тыртов
Лот N 13 50-го Санкт-Петербурского Императорского благотворительного аук-циона 1989 года.
Экземпляр книги «1904-й» издания 1914 года, пожертвованный, в соответствии с завещанием Вел. Княгини О. А. Банщиковой, для аукциона семьей Банщиковых.
Жертвователи сообщили — рукописные заметки на полях принадлежат Адмиралу Российского Император-ского Флота князю В. Ф. Рудневу-Владивостокскому, что подтверждается заключением графологической и лингвистической экспетизы, любезно дозволенной жертвователями (сертифицированный электронный дуб-ликат заключения доступен зарегистрированным участникам аукциона по адресу (…)).
Дополнительный комментарий ведущего эксперта аукциона проф. Симантовича: текст заметок подчас весьма загадочен и будет весьма интересен исследователям феномена «Братства Советников».
Пасмурным майским деньком 1904 года подполковник Ветлицкий и поручик Всеволод Славкин лежали на покатом прохладном склоне горы более чем в двух верстах от берега бухты Ентоа. Оба смотрели в бинокли. Подполковника интересовали два десятка японских солдат, упрямо бредущих по колено в воде уже у самого берега. Славкин, в цейсовский шестнадцатикратный бинокль, выигранный месяц назад у франтоватого мич-мана с «Дианы», возомнившего себя непревзойденным стрелком из «нагана», наблюдал за суетой на япон-ских судах верстах, на глаз, в четырех от берега: косоглазые, на его сухопутный взгляд, довольно сноровисто спускали шлюпки, швартовали их к одному из двух судов и рассаживали на них людей. Десятка два шлюпок с десантом уже покачивались на волнах, но гребцы на них пока явно отдыхали. Три небольших военных ко-рабля — насколько разбирался Славкин, канонерские лодки, отделившись от основной группы, медленно приближались к берегу.
Поручик, переводя бинокль на японских охотников, невольно вспомнил мичмана — почти наверняка тот уча-ствовал в бою, свидетелями которого он стал минувшей ночью.
Тогда, с безопасного расстояния, сражение смотрелось красиво. Однако гулкие выстрелы корабельных ору-дий, взрывы, бьющие по ушам даже здесь, на берегу, столбы пламени при удачных попаданиях и, наконец, гигантский взрыв на полнеба, от которого в страхе попятилась под Славкиным его привычная к артиллерий-ской стрельбе кобыла Стрелка — Всеволоду хотелось верить, что взорвался артиллерийский погреб какого-нибудь крупного японского корабля, а то и (что было бы, пожалуй, чересчур хорошо, чтобы быть правдой) транспорт с боеприпасом для японского десанта — наводили на размышления о том, что участникам боя, а уж тем более японским пехотинцам на транспортах, приходилось несладко.
«Забавно, Вадик, что в «нашей» истории японцы тоже почти неделю ждали, если мне не изменяет па-мять (возраст тела сказывается, черт бы его побери! Да и событий столько произошло, что воспоми-нания из «нашего» прошлого стираются), ждали у моря погоды, прежде чем смогли высадить десант. Но тогда, увы, ни Макарова на них не было, ни Ветлицкого и небезызвестного тебе В. Ю. Всеволодова — именно он, очевидно, и стал прототипом поручика Славкина. Кстати, вместе с Балком видел Вячесла-ва Юрьевича недавно в Питере — проездом в Польшу, где он собирался инспектировать первую бригаду РГК. Папа русского спецназа отзывался о нем очень уважительно и, насколько я понял, имел с ним дол-гий разговор о войне — о БУДУЩЕЙ, разумеется.»
Первый раз неизвестные корабли были замечены Славкиным, обладавшим, помимо морского бинокля, не-обыкновенно острым зрением, четыре дня назад. Вскоре, когда корабли подошли немного ближе, стало ясно, что они почти наверняка японские — несмотря на то, что офицеры не были моряками, как и почти все жите-ли Порт-Артура, они сносно разбирались в силуэтах русских кораблей, да и понимали, что русской эскадре в отсутствие врага здесь делать, в общем-то, нечего.
Ветлицкий послал сообщение в Порт-Артур, не пожалев для этого младшего унтер-офицера и трех охотников на лучших лошадях: вдруг ставшие значительно более беспокойными с началом войны хунгузы пошаливали даже на дороге в город.
То, что японцы, вероятно, скоро будут высаживаться в бухте Ентоа, офицеры поняли тем же вечером, когда конный разъезд восточно-сибирцев поймал неподалеку от бухты подозрительного китайца. Вытряхнув его мешок, обнаружили карту, сигнальные ракеты, часы-луковицу и довольно крупную сумму денег аж в трех валютах. «Китаец» играл в молчанку, допросить с пристрастием — как, чего уж там, бывало, спрашивали, поймав по горячим следам их художеств, хунгузов, — Ветлицкий не разрешил, сочтя все же лазутчика воен-нопленным, но сложить два и два: японские корабли, маячившие в некотором отдалении, и одно из наиболее удобных мест высадки — труда не составило.
Уже после войны Славкин с удивлением узнал о том, что контр-адмирал Руднев предупреждал порт-артурское начальство именно об угрозе японской высадки в Ентоа. Откуда взял эту информацию самый зна-менитый и загадочный флотоводец той войны, осталось загадкой, но ни до поручика, ни до подполковника ее не довели (хорошо хоть район определили). Точно установить того начальника, который решил, что он будет как-нибудь поумнее Руднева в вопросах прикрытия берега и что исполнителей совершенно незачем нацели-вать на одну только бухту, уделяя меньше внимания соседним возможным местам высадки, не удалось, но подозрения пали, что не удивительно, на генерал-лейтенанта Стесселя.
«Ну прям медом по сердцу — «самый там, самый сям»… А у Стесселя, хоть ты и знаешь мое к нему отношение, реально не было причин мне на все сто процентов верить, и команды наблюдателей он, в общем, справедливо, выслал по всему берегу — спасибо, что в Бицзыво самую сильную направил, да офи-церов потолковее выделил (хотя их, вероятно, все же Хвостов отобрал).»
Все новые корабли и транспорты подходили в течение дня. Ветлицкий, под командой которого были всего лишь две роты солдат 26-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, усиленные взводом конной охотничьей команды того же полка, возглавляемой старшим унтер-офицером Великановым, полуротой пограничников во главе с подпоручиком Корфом и двумя трехдюймовыми полевыми пушками образца 1902 года под командой Славкина, начал вместе с подчиненными офицерами прикидывать, каким образом он мог бы сдержать высад-ку японцев до подхода помощи из Порт-Артура (в получении которой были свято уверены молодые офице-ры, но не сам умудренный жизнью и гораздо более близко знающий порт-артурских полководцев Ветлиц-кий).
«Знаешь, я не настолько интересовался этим боем, мне своих проблем хватало, но мне казалось что в Артуре вообще новых 3-х дюймовок не было. Хотя могу и ошибаться.»
— Полно нам, Александр Андреич, как во времена покорения Крыма воевать. Место для наблюдательного пункта я присмотрел, да Вы и сами его видели. Орудия к стрельбе с закрытых позиций вполне пригодны, фейерверкеров и бомбардиров я кое-чему обучил, — возбужденно блестя глазами, убеждал Славкин Ветлиц-кого, — Опыта практического, конечно, у моих орлов маловато, да и образование бы не помешало — бом-бардир с образованием, особенно с техническим, по нынешним временам просто клад какой-то, ну да Бог не выдаст — свинья не съест. Дадим господам японцам урок современного боя.
«Его бы устами… В ту войну японцы нам чаще давали уроки современного боя, чем мы им.»
Ветлицкий, подумав, решил что он против не будет. Длинные дула орудий японских крейсеров — или черт его там разберет кого — внушали уважение.
Однако отряду внезапно помогла погода: ветер, довольно сильный уже с обеда, к ночи поднял высокую вол-ну и нагнал грозовых туч, а когда преждевременно окончательно стемнело, ударила гроза. Всю ночь громы-хало. К утру гроза немного утихла, но шторм бушевал по-прежнему. Японские корабли были чуть видны за пеленой дождя. В такую погоду высадка десанта, что было очевидно и для Ветлицкого, полностью исключа-лась.
Шторм продолжался три дня, постепенно сменившись на просто сильное волнение. Вернулись посланные в Порт-Артур. Особо утешительных вестей они, впрочем, не привезли: по поводу помощи было «твердо обе-щано», но в чем она будет состоять и когда подоспеет, послание умалчивало. Ветлицкий было приуныл, но той же ночью в море вдруг загрохотало…
Ранним утром, увидев, что потрепанные японцы все же остались где были и даже не сильно уменьшились в числе, подполковник приказал своим ротам замаскироваться в редком лесу верстах в двух от берега и, по со-вету Славкина, рассредоточиться на случай корабельного огня: молодого офицера-артиллериста Ветлицкий уважал. Пусть боем поручик крещен еще не был, но и на маневрах, и в повседневной жизни, показал себя офицером вдумчивым и многообещающим.
Славкин в это время, как с удовольствием отметил Ветлицкий, еще раз самолично вскарабкался на скользкую то ли от ночного дождя, то ли от утренней росы, заранее облюбованную им для наблюдательного пункта гору — убедиться, что бухта с клубящимся в ней туманом была видна с нее достаточно хорошо, установил на об-ратном скате горы, у подножия, оба орудия, глянул на ездовых и лошадей, расставил цепочку из запасных номеров посообразительнее для передачи команд с наблюдательного пункта.
Вслед за этим Ветлицкий и Корф перекрыли небольшими засадами охотников и пограничников (в отличие от солдат, одетых в защитную форму) тропинки, ведущие от береговой линии к позиции трехдюймовок и к на-блюдательному пункту. Сам подполковник решил остаться вместе со Славкиным на горе — уж больно хоро-шее место тот выбрал.
Японцы, все утро потратившие на то, чтобы погасить пожары, разобраться с последствиями ночного боя — людей с полузатонувшего судна сняли с рассветом, а последний пожар был окончательно погашен лишь в десятом часу утра — и на маневрирование у берега, наконец придвинулись, видимо, так близко, как только могли, и отправили разведку.
— Спешат желтопузые, — размышлял Ветлицкий, глядя, как японцы выходят на берег и переводя на секунду взгляд на шлюпки у транспортов, — Вот уж не терпится им остальных-то на берег послать. Ну-с, теперь только ждать — как далеко господа японские охотники от берега искать будут.
Они уже договорились со Славкиным, что если все же будут обнаружены японской разведкой, артиллерист попробует достать японцев выстрелами с нынешней позиции — 24-секундные трубки позволяли стрелять на шесть верст. Если же окажется далековато (Славкин, на взгляд повидавшего всякое Ветлицкого, чересчур са-монадеянно оценивал свои способности по определению расстояния до противника на море), поручик, с при-крытием из охотников и имеющихся верховых пограничников, подъедет как можно ближе к морю и накроет японские шлюпки и людей на палубе оттуда. Однако этого не хотелось: оба офицера прекрасно понимали и то, что японские корабли способны ответить ужасающим артиллерийским огнем, и что десант, вынужденный почти версту брести по колено в воде — ближе, судя по шлюпкам охотников, осадка японским шлюпкам при нынешней воде подойти не позволяла, — был бы идеальной целью для двухсот шестидесяти пулек, лежащих, как злые пчелки в улье, в каждом шрапнельном снаряде. Других, кстати, просто не было: господа генералы намеревались решать все задачи будущей войны шрапнелью, шрапнелью и только шрапнелью, в крайнем случае — шрапнелью, поставленной на удар. Молодой Славкин, под влиянием авторитетов разделявший эту идею, сейчас, глядя на японские транспортники, вдруг в первый раз в ней засомневался.
Дорога до берега была проверена еще три дня назад и перепроверена прошлой ночью, когда Ветлицкий, Славкин, Корф и еще несколько офицеров и нижних чинов неосмотрительно, как сейчас понимали оба, вер-хами выскочили на берег посмотреть ночной бой. Последние семьдесят — восемьдесят саженей до моря из-за камней пути артиллерийским упряжкам не было, и, случись такая надобность, на открытую позицию орудия поставить можно было только на руках, но открытой позиции Славкин, ввиду японских военных кораблей, основательно опасался, потому и расстроился не сильно.
Сильно смущала гора Дайсан, господствовавшая над местностью, но настолько очевидная с моря, что офице-ры, посовещавшись, не решились выдвинуться на нее.
* * *
Солдаты, поеживаясь, медленно брели к скалистому берегу. Несмотря на май, море обжигало холодом и на-строение у большинства было препаршивейшее. Неунывающий юный итто-хей1 Судзуки пытался, впрочем, плеснуть соленой водичкой на своего приятеля, но командир отряда сохо2 Оми пресек ребячества одним ко-ротким рыком.
Ночь была ужасной — русские, казалось, стреляли отовсюду, Императорский флот отчаянно отвечал. Един-ственный снаряд — шестидюймовый японский фугас, о чем, впрочем, никто из солдат не догадывался, — попавший в их судно, проделал трехметровую дыру в борту. Полк потерял восемнадцать нижних чинов толь-ко убитыми, счет раненых — в основном даже не осколками, а кусками обшивки, щепой — превысил пол-сотни. Никто не сомкнул глаз.
Утром солдаты увидели, что у борта судна качается какой-то ялик с морским флагом, а чуть позже командир полка вызвал старейшего и самого опытного в полку сохо Оми и сообщил, что полку самим генералом Оку была оказана высокая честь отрядить на берег разведывательную группу для обнаружения русских, возмож-но, притаившихся в прибрежных скалах. Полковник не стал объяснять, что честь была оказана, вероятно, не столько из-за репутации полка (хотя она была высокой — полк изрядно и успешно повоевал на материке), сколько из-за целого ряда других факторов, включая то, что судно, на котором находился его штаб и первый батальон, по диспозиции оказалось и ближайшим к кораблю, на котором обосновался Оку, и одним из бли-жайших к берегу, но, главное, из-за потопления в ночном бою «Нихон-мару», что сразу же внесло кавардак в прекрасные наступательные планы японцев: «Нихон-мару» был одним из двух вспомогательных крейсеров, перевозивших морской десантный отряд, сформированный для овладения плацдармом в Бицзыво из 26 офи-церов и 1016 нижних чинов и прошедший специальную двухмесячную подготовку в Сасебо. Теперь, после потери более 30% личного состава и большей части офицеров, включая тяжело раненного командира отряда капитана первого ранга Номото, отряд в значительной степени утратил боеспособность и адмирал Хасоя, ко-торому вовсе не улыбалось принимать на себя ответственность за возможный провал, предложил заменить в первой волне десантников «достойными и храбрыми» солдатами генерала Оку, а десантников, сохранивших свой «причалостроительный» потенциал, пустить второй очередью. К его удивлению, генерал согласился без особых колебаний, лишь слегка поменяв, в связи с отсутствием сигнала с берега, план высадки.
«Ну, как художественный прием, имеет право на существование. Хотя мне кажется, что японский флот тогда штатных отрядов морской пехоты еще не имел — выделяли матросиков из экипажей.
Кстати, видел я того «раненого каперанга» (теперь он контр-адмирал) Номото буквально год назад, когда ездил по приглашению к японцам посмотреть на маневры их, хе-хе, нового флота. Серьезный и, кажется, порядочный мужик, все пытается пробить идею морской пехоты и спецназа — по типу то-го, что создали мы. Однако, поскольку первый блин у них был комом, а мы свои наработки стараемся держать в секрете, пока неудачно. Но пробьет — инновации не остановишь. Вопросики, кстати, зада-вал интересные — я даже нашим контрразведчикам стукнул, чтоб возможные утечки проверили: хоть они теперь и союзники, а ухо с ихними мата-харями и прочими киже надо держать востро.»
Как результат, сохо Оми было предложено возглавить разведгруппу, с правом самостоятельного выбора дос-тойных войти в ее состав. Оми, самурай, ветеран войн в Корее и Китае, имевший репутацию осторожного, безжалостного к врагам и внимательного к подчиненным офицера, с достоинством принял бремя чести и от-ветственности — первым ступить на берег и, что было бы еще более почетно, возможно, стать первым, по-гибшим за Императора на вражеской земле.
Спустя сорок пять минут двадцать солдат — половина из взвода Оми, половина из других взводов той же ро-ты — уже грузились на шлюпку. Еще полутора часами позднее, когда от шестерых гребцов, выгребавших против отлива, уже валил пар, днище шлюпки заскребло дно и солдаты с тихим уханьем попрыгали в холод-ную воду.
До берега, казалось, было рукой подать, но дно было покрыто крупными камнями и илом. В итоге, «рукой подать» превратилось, пожалуй, не менее чем в километр, который шли, несмотря на все понукания Оми, ровно сорок минут. Несколько раз солдаты оскальзывались и падали в воду, стараясь при этом оставить над водой хотя бы свои «арисаки» — Оми, едва посмотрев на дно, приказал держать винтовки в руках. К сча-стью, до самого берега обошлось без вывихнутых ног.
«Да уж, место для высадки японцы, как мне рассказывали, выбрали не слишком удачно. Правда, и другие были не сильно лучше — вообще, надо признать, что, помимо тех, что устроили мы, у японцев были и серьезные объективные трудности в развертывании, которые они, большей частью, преодолевали гра-мотно, а то и мастерски.»
Первым выйдя на каменистый берег, Оми на секунду остановился и даже прикрыл глаза, запечатлевая важ-ный момент своей жизни. Немедленно затем, Оми приказал большинству солдат рассыпаться среди камней, а троим лезть на ближайшую подходящую для осмотра окрестностей гору — разумеется, ею оказался Дайсан. Оми даже отдал одному из этих солдат свой шестикратный немецкий бинокль — как раз Судзуки, сообрази-тельному и остроглазому, к которому Оми тайно благоволил — явно выделяя солдата разве что дополни-тельными придирками. Берег был пустынным и тихим — не считая шороха набегавших волн и крика сотен чаек, кружившихся над головами солдат.
Тихо, слишком тихо, думал Оми. Не слишком образованный, но обладающий крепким, пусть и слегка тяже-ловесным, природным умом, сохо не очень-то верил газетам, представлявшим русских неуклюжими волоса-тыми тупицами — да и после событий на морях, показавших, что русские — по крайней мере, некоторые из них — умеют воевать, самым правым газетам пришлось слегка сбавить тон и теперь упирать скорее на кро-вожадность и коварность врага.
Прикрыл бы он, Оми, очевидное место высадки? Ответ был несомненен. Значит, пока не доказано обратного, для Оми русские — здесь. Тем не менее, командир дал сохо всего четыре часа на разведку: генерал Оку хотел иметь достаточно светлого времени для высадки. Почти три часа, увы, уже истекли.
Вскоре нашелся удобный проход — первые метров двести он нуждался в чистке от камней, но далее по нему, пусть и с некоторым трудом, могли проехать даже повозки и орудийные расчеты. Оми послал хейхо3 и пяте-рых солдат проверить проход хотя бы на пару километров вперед, а оставшимся приказал осмотреть мест-ность поблизости от бухты. Оми вдруг показалось, что его изучает чей-то внимательный и совсем не добро-желательный взгляд — ощущение был таким сильным, что зачесался лоб и кончик носа.
Спустя час вернувшийся хейхо доложил, что проход по видимости выводит на равнину и соединяется с доро-гой. На каменистой земле хейхо в нескольких местах обнаружил следы подкованных копыт, указывавшие, что десяток всадников выезжал на берег моря — и уехал назад, бросив или потеряв по дороге догоревший самодельный факел, но и факел, и, главное, размытость следов и вода в них после ночного дождя говорили о том, что было это не позднее чем в середине прошедшей ночи. Вероятно, конный разъезд, услышавший шум ночного боя, предположил хейхо. Вероятно, согласился Оми, ни капельки в этом не убежденный. Увы, ни солдаты, лазившие среди скал, ни Судзуки, каких-либо иных следов противника не обнаружили. Сохо так никогда и не узнал, что двадцать минут назад ему почти удалось найти русских — четверо его солдат прошли в пяти метрах от того места, где затаился в зарослях шаломайника ефрейтор Горбатенко с тремя погранични-ками — тот со свистом втянул воздух только тогда, когда японцы, перебросившись короткими фразами, по-шли в обратном направлении и шорох их шагов затих вдали — до этого он не дышал и даже старался прямо на них не смотреть, зная на собственном опыте, что бывалый человек может почувствовать пристальный взгляд. Собственно, от Горбатенко до позиций русских орудий оставалось каких-то триста шагов — и если бы японцы не повернули, пограничники имели приказ их остановить.
Ровно через четыре часа после того, как Оми получил задачу на разведку, он дал сигнал о том, что присутст-вие противника обнаружено, но берег в целом чист. Затем, оставив хейхо и одного солдата на берегу, а Суд-зуки с еще двумя солдатами и биноклем на Дайсане, он выдвинул основную часть группы метров на пятьсот от берега и, как мог, прикрыл место высадки — Оми понимал, что противник вполне может его обойти, по-этому, помимо группы Судзуки, двое солдат были посланы на холмы в противоположную сторону. На душе у сохо было тяжело — он никак не мог забыть ощущение внимательного, царапающего взгляда на своем лице и чувствовал, что, сделав все в соответствии с приказом, он, тем не менее, совершил смертельную ошибку.
* * *
— Всё, фигуры расставлены, — выдохнул Славкин, увидев, как вслед за двумя ракетами зеленого дыма и од-ной — красного, японские шлюпки начали движение к берегу. Ветлицкий, наконец, перестал жевать роскош-ный желтовато-седой ус. Час назад он был готов поклясться, что японский офицер, командовавший охотни-ками, почувствовал его взгляд — тот вдруг резко повернул голову и уставился ровно в ту сторону, где был подполковник. Ветлицкий даже опустил свой бинокль и одновременно цапнул за рукав и пригнул вниз пору-чика — рука у подполковника была железной. Узнав в чем дело, Славкин только нервно хмыкнул — небо с утра было почти постоянно затянуто тучами, оптика не бликовала, а до японца было около двух тысяч шагов. Тем не менее, суеверный Ветлицкий остался при мнении, что он был прав.
Потом потянулось ожидание — японцы двинулись по проходу, где, вполне возможно, оставались их ночные следы, — и, вероятно, какое-то их количество было послано в стороны и на горы. Спустя некоторое время Славкин, по просьбе Ветлицкого также начавший наблюдать окрестности, и в самом деле заметил на Дайсане троих людей — один из них, как разглядел Всеволод, держал в руках бинокль.
Славкин и Ветлицкий сползли с макушки горы и поднялись обратно только тогда, когда над берегом взви-лись ракеты — еще не будучи уверенными, что кто-то из их пограничников или солдат не был обнаружен до-тошными японцами. Теперь, когда шлюпки отошли от судов, стало понятно, что им повезло.
— Раз, два, три… восемь… двенадцать, двадцать пять… сорок, — считал шлюпки Славкин. По всему выхо-дило, что японцы в первой волне высаживали не менее двух батальонов, правда, помимо одного десантного орудия, по-видимому без какого-либо тяжелого вооружения.
— Александр Андреич, многовато японцев-то, может, все же по шлюпкам ударим? Теперь уже точно дотя-немся — да и люди там кучно сидят, — для порядка спросил Славкин, заранее зная ответ: вопрос, нужно ли постараться утопить шлюпки и тем затруднить десантирование или же поставить своей целью нанести мак-симальный урон живой силе противника, обсуждался ранее офицерами весьма горячо. В итоге сошлись, что тратить боекомплект на охоту за более удаленными, быстрыми и трудно утопляемыми шрапнелью шлюпка-ми не стоит: даже если удастся пустить ко дну десяток — полтора, это только слегка замедлит высадку, да и то, вероятно, лишь в ее начале.
— Полноте, Всеволод Юрьевич, — и впрямь ответствовал окончательно успокоившийся Ветлицкий, — Не-долго уже ждать.
Наконец, японцы покинули шлюпки. Вода все еще была низкой и высаживаться пришлось опять далеко от берега. Отсчитав пять минут и убедившись, что шлюпки достаточно отошли, Славкин приказал дать при-стрелочный. В глубине души он был уверен, что накроет цель первым же выстрелом — но снаряд неожидан-но дал клевок гораздо ближе к берегу. Славкин чертыхнулся.
— Первое орудие, угол плюс пять, трубку на пять и шесть, выстрел!
Новый клевок, теперь у шлюпок.
— Черт, черт… первое орудие — угол минус два и пять, трубка на пять и четыре, выстрел!
Клевок, теперь среди десантников. Противник засуетился, попытался ускориться и одновременно растянуть-ся в цепь. И то и другое на скользких камнях удавалось плохо. Особенно тяжко приходилось прислуге ору-дия, тянувшей на двух плотиках ствол и лафет с боекомплектом.
— Первое, трубка на пять и три, выстрел! — снаряд пыхнул в небе, не причинив зла. Славкин даже вспотел от стыда за новый промах, однако спустя секунду понял, что, в общем, накрыл.
— Первое. Выстрел!
Следующая шрапнель рванула, чуть высоковато, казалось, над передними шеренгами японцев — но упали всего один или два.
— По-моему, небольшой недолет, Всеволод Юрьевич, японцев маловато зацепило, — спокойно сообщил Ветлицкий Славкину, который не обратил на этот факт должного внимания и уже открыл было рот чтобы дать команду на беглый огонь. Поручик, не совсем поверивший словам Ветлицкого, тем не менее приказал прибавить на трубке ноль один — и избиение началось.
Снаряды рвались над японскими цепями короткими сериями, с интервалом между разрывами в три-четыре секунды, затем Славкин переносил огонь по фронту, особенно тщательно обрабатывая фланги и не давая японцам чересчур растянуться — цель и так, для двух орудий, была великовата.
Отдельное внимание поручик уделил своим коллегам — после десятка снарядов в район плотиков (один — в воду, автоматически отметил Славкин) оба сиротливо закачались на волнах — прислуга была большей ча-стью перебита, уцелевшие бросились в стороны. Пехотинцы под руководством какого-то офицера, пытав-шиеся впрячься в плотики, были отогнаны или перебиты новой серией.
Шрапнель косила людей десятками. Было видно, что японцы пытаются бежать к берегу, падают, встают, сно-ва падают — многие навсегда. Славкину показалось, что вода на мелководье стала красной — он невольно поежился, представив себя на месте японцев и — убавил трубку на ноль один: несмотря на потери, японские цепи не расстроились и упорно приближались к берегу.
— Однако этим желтопузым в храбрости не откажешь, — пересматривая для себя некоторые предрассудки, заметил Ветлицкий, — Впрочем, деваться им все одно некуда, только вперед.
Японские канонерки начали отвечать, остальные корабли пока молчали.
Рванул первый японский снаряд.
— Пристреливаются, — выдохнул Славкин, — Пусть себе.
— Ротам рассредоточиться и лечь на землю, — на всякий случай передал по цепочке артиллеристов Славки-на подполковник.
Славкин деловито корректировал огонь, наконец приноровившись к обманчивым расстояниям на воде. К сча-стью, японские артиллеристы пристреливали местность чуть ближе к берегу, чем находились артиллеристы и солдаты — да и площадь, которую должны были накрыть канонерские лодки, была такой, что попадание могло случиться только от большого японского везения.
«А классно пишет, наверняка с кем-то из участников подробно беседовал, а то, чем черт не шутит, и сам там был. Но не артиллерист, точно не артиллерист.»
|
все сообщения
|
|
|
|
Глебыч
|
Дата: Вторник, 28.09.2010, 04:09 | Сообщение # 43
|
урядник
Группа: Авторы
Сообщений: 89
Награды: 6
Статус: Offline
|
* * *
Ефрейтор Игнат Горбатенко увидел японцев когда до них оставалось менее пятидесяти шагов — редкая це-почка в десяток солдат, возглавляемая офицером почему-то с саблей в руке, рысила прямо на него.
— Вот уж везет так везет, — подумал пограничник. Он вовсе не стремился на этой непонятной войне в герои, и потому после того, как на него чуть не наткнулись японцы, счел за благо слегка передвинуться, выбрав, как ему тогда показалось, более безопасное место. И вот на тебе — какой-то дурной японский офицер решил раз-вернуть цепь именно здесь. Горбатенко не знал, да и не сильно желал бы знать, что фамилия офицера была Оми, он принадлежал к нищему самурайскому роду и в данный момент желал умереть в бою. В долю секун-ды Горбатенко понял, что в этот раз японцы мимо не пройдут — а значит, смерть заглянула в глаза.
— Огонь, братцы, — внезапно охрипшим голосом сказал Горбатенко, и, вскинув винтовку, — прикрывавшие штык крупные молодые листья взлетели стайкой гигантских изумрудных бабочек, — выстрелил в ближайше-го японского солдата. Тот споткнулся. Рядом слитно хлестнули еще три выстрела — двое врагов упали в тра-ву, третий, кажется, был подранен. Оставшиеся дрогнули, приостановились, но офицер почти провизжал ка-кую-то команду и огромными прыжками устремился вперед. Горбатенко выстрелил еще раз — и снова попал. Японцы побежали за офицером — двое или трое на ходу успели выстрелить в ответ, но пули свистнули ми-мо.
— Сомнут, — подумал Игнат и тут же поднялся с земли — В штыки-ии!
Трое пограничников с сипением пристроились сзади, ударили еще несколько выстрелов, кто-то охнул за спи-ной ефрейтора — и спустя секунду две маленьких группки людей, только что встретившихся и уже смер-тельно ненавидящих друг друга, сошлись в последнем бою. Горбатенко могучим махом отбил укол малень-кого японца — так, что того развернуло — и тут же ударил его в грудь. В следующую секунду сбоку на него, быстро переступая и держа окровавленную саблю рукоятью вперед и параллельно земле, выскочил офицер. Горбатенко успел подставить под первый, почти неуловимый глазом и какой-то чудной басурманский удар приклад — японская сабля, чуть не отсушив руку, расщепила его почти до основания. Игнат попытался вы-вернуть саблю из рук японца, но кусок приклада внезапно откололся. Горбатенко спасло только то, что не ожидавший этого японец был на секунду выведен из равновесия. Второй удар, тоже неожиданный — снизу — Игнат, неимоверным усилием выдернув штык из японца, встретил дулом винтовки. Сабля японца высекла искру и кончиком чиркнула по ноге. Горбатенко мимолетно пожалел, что не стрельнул офицера первым — а тот, мгновенно меняя позицию, взорвался серией быстрых и непривычных ударов, которые ефрейтор сумел отразить лишь благодаря длине винтовки и своих рук, да, пожалуй, доле везения.
— Вот и смертушка, — подумал Игнат, глядя, как японец на секунду отскочил, как будто удивленно глянул на пограничника и слегка склонил голову. В следующую секунду офицер снова неуловимо атаковал. Уже не надеясь победить, но продолжая сражаться, Горбатенко кинул штык снизу вверх, почувствовал, как он во-ткнулся во что-то мягкое — но одновременно или даже долей мгновения раньше лезвие самурайского меча рассекло его шею и грудь.
* * *
Сохо Оми испытывал жгучий стыд. Он не оправдал доверия своего командира и генерала Оки. Звуки стрель-бы ясно говорили ему, что японский десант попал под огонь не найденных им русских пушек и, очевидно, несет чудовищные потери. Одного этого было достаточно для самурая, чтобы принять единственно возмож-ное решение. Но даже этим вина Оми не исчерпывалась: после первых выстрелов русских пушек, он, в жела-нии умереть, забыл свой долг командира и бросился в направлении орудийных выстрелов с десятком солдат — двоих он все же непонятно зачем оставил на месте. И вот теперь — закономерный итог: он погубил свою честь, он погубил своих солдат. И он, лучший фехтовальщик полка, умирает от удара штыка простого гайд-зина. Впрочем, признал Оми, русский солдат был достойным противником — а смерть от руки достойного противника, пусть и не самурая, пожалуй, большее благо, чем заслужил Оми.
Бок горел и обильно кровоточил. Помимо прочего, штык, очевидно, пропорол печень и Оми понимал, что умирает. У него, однако, хватило сил для того, чтобы добить уцелевших в штыковом бою — израненного штыками русского, которому Оми отсек голову, не обратив ни малейшего внимания на его мольбы о пощаде, и японского солдата с пулей в животе. Больше живых не было. Оми обессилено опустился на землю и рас-стегнул мундир.
— Господин сохо! — внезапно услышал он сквозь шум в ушах знакомый голос своего хейко. Рядом стояли еще трое его солдат.
— Ааххх… Я рад вас видеть, господин хейхо. Теперь вы командир группы. Вашей целью должно быть унич-тожение русских пушек… Надеюсь, у вас это получится лучше, чем у меня… Удачи… А теперь я прошу ос-тавить меня, — прошептал Оми. Силы быстро убывали и он не без основания опасался, что может в любую минуту потерять сознание. Просить кого-либо из своих солдат стать его кайсяку Оми посчитал, по целому ряду причин, невозможным.
Японцы, поклонившись, удалились в лес. Оми так никогда и не узнал, что менее чем через две минуты они наткнутся на отряд солдат, тоже слышавших стрельбу и спешивших на помощь Горбатенко — только солдат будет три десятка и, потеряв одного раненым, они уничтожат двоих японцев и пленят оставшихся — это бу-дут первые японские пленные, захваченные на материке.
Коротко вздохнув, Оми, вытянув как мог руки, направил конец фамильного меча с переделанной под армей-ский стандарт рукоятью на свой живот. Обряд сэппуку пришлось сократить до простого вспарывания живота совсем не для того созданной катаной — не было даже вакидзаси. Что ж, тем хуже. Катана вошла в плоть хо-зяина и Оми с долгим болезненным рычанием потянул ее, сколько мог, слева направо. Где-то в середине пути он потерял сознание.
Спустя несколько минут на еще живого Оми наткнулся шедший первым солдат Трофим Чепурной. Он не-сколько секунд пытался понять, кто и как воткнул в голый живот японского унтера, по-видимому, его же собственную саблю. Затем из жалости добил сохо ударом штыка в сердце, вытащил катану, снял с трупа ножны, кобуру с револьвером, так и не использованным Оми в последнем бою, а заодно и обшарил карманы, впрочем, не найдя там ничего ценного.
* * *
Через восемь минут после первого выстрела остатки японцев повернули назад. Теперь это были уже не цепи, а россыпь отчаявшихся людей, которые просто стремились выйти из-под огня и уже не задумывались над ло-гичностью своих поступков. БОльшая часть шлюпок вернулась как можно ближе к берегу, оставшиеся кру-тились неподалеку. Еще две минуты спустя Славкин приказал прекратить огонь: цель потеряла кучность, да к тому же ему сообщили, что на орудие осталось менее чем по тридцать снарядов. Все же он не удержался и чуть позже дал еще серию выстрелов по скоплению лодок и садящихся на них людей: соблазн великолепной цели взял в артиллеристе верх над человеколюбием. Помимо уничтожения живой силы, Славкину удалось потопить одну шлюпку и, вероятно, повредить несколько других.
— И хватит, пожалуй, с них, — остановил его Ветлицкий.
— Великанов! — чуть позже позвал он командира охотников, надписывая пакет — Дай Чернышу, да подбери ему еще троих — и аллюр три креста в Порт-Артур — пусть передаст лично в руки.
Записка в пакете была короткой и энергичной — в обычном стиле Ветлицкого. Единственное, в чем он слегка поправил реальность — это написав, по известному суворовскому принципу «чего их, басурман, жалеть», что огнем артиллерии уничтожено до полка японской пехоты.
Посчитавшись окончательно, выяснили, что на первое орудие осталось четырнадцать шрапнелей, на второе — двадцать четыре.
— Однако, Александр Андреич, два батальона мы с вами точно выкосили, — сказал тоже слегка ослеплен-ный успехом Славкин.
— Пожалуй, и выкосили, — легко согласился Ветлицкий. И тут же японский флот, как будто обидевшись на такие слова, подключил к обстрелу берега крейсера.
Всеволод, приказав прислуге и ездовым укрыться, понаблюдал с минуту за ведущими огонь кораблями и об-ратился к подполковнику:
— Может быть жарко. Спустимся, Александр Андреич, или здесь обождем?
— Обождем, пожалуй, — решил Ветлицкий, — куда бежать-то?
Японские крейсера, пристреливаясь, кинули несколько шестидюймовых и открыли огонь на поражение. Те-перь прилетали бомбы такого калибра, что под Славкиным вздрагивала скала.
— Десять, а то и двенадцать дюймов, — прокричал полуоглохший поручик после одного из наиболее силь-ных разрывов. Ветлицкий только мотнул головой — мол, хоть все шестнадцать, живы и ладно.
Обстрел продолжался чуть более получаса, показавшиеся Славкину тремя. Когда, наконец, установилась зве-нящая тишина, Всеволод, не веря еще, что не только уцелел, но даже и не контужен сколько-нибудь серьезно, снова прильнул к биноклю. Шлюпки прошли уже две трети расстояния до судов — гребцы явно спешили изо всех сил, а на берег постепенно выбирались десятка четыре японцев — в подавляющем большинстве, по-видимому, раненых. Их сбор — сопротивления они практически не оказали — и оказание помощи раненым, вялая перестрелка с остатками группы Оми и ее пленение (Судзуки в число пленных не попал, затаившись в скалах и став единственным солдатом группы Оми, который позднее возвратился в свой полк), заняли еще два часа. Потери от первого артобстрела оказались минимальны — один убитый и пятеро раненых — все од-ним из первых шестидюймовых снарядов с крейсеров, упавших «с перелетом».
Увидев русских на берегу и, видимо, списав своих пленных, японцы устроили еще один мощный, но корот-кий, минут на пятнадцать, артналет, стоивший жизни пятерым пограничникам и семерым японским солда-там. Ветлицкий, узнав об этом, чертыхнулся и сделал зарубку в памяти об отношении японцев к своим плен-ным.
Несмотря на второй обстрел и новых погибших, настроение офицеров и нижних чинов, узнавших о потерях японцев и увидевших мелких, дрожащих от холода и страха пленных, заметно поднялось. При таком раскла-де «косоглазых и желтобрюхих» готовы были бить даже самые робкие обозники.
* * *
До самой ночи было тихо. С наступлением темноты, Ветлицкий, втайне психуя, согласовал со Славкиным сигналы и выдвинул обе роты и оставшихся охотников к кромке прибоя. Пограничники, оставленные у ору-дий, должны были быть наготове, но, говоря по совести, две версты ночью по проходу к бухте означали, ми-нимум, двадцать минут пути даже с факелами.
Солдаты ежились от ночной сырости и, пожалуй, воспоминаний о японских артобстрелах. Опытный подпол-ковник распространил перед выдвижением к берегу слухи о том, что если японцы и повторят обстрел, то бить будут по пристрелянным местам, то есть туда же, куда и днем. Это успокаивало, но не сильно — нижние чи-ны рассуждали между собой, что хотя хрен его знает, этих японцев, но дуло-то наклонить всегда можно, вот и выйдет, что стрельнет оно аккурат в бережок. Люди курили в кулак, ворочались на шинелях, считая ребра-ми камни, вспоминали дом. Постепенно все засыпали. Унтера крались вдоль берега и следили, чтобы часовые не засыпали как все. Вода тихо плескалась в берег и, как видел подполковник, постепенно достигла макси-мума и начала опять убывать.
В два ночи пришел Славкин со своим вестовым Симаковым. На вопрос Ветлицкого какого черта он честно ответил, что все распоряжения отданы, тридцать восемь снарядов его орлы вполне могут отстрелять по раке-те и без него, а ему как артиллеристу интересно посмотреть, если, конечно, японцы полезут, на бой вблизи. Ветлицкий хмыкнул, но определил место Славкину подле себя. Поворочавшись на камнях, молодой поручик вскоре уснул, возможно, сделав первый шаг на пути к старческому радикулиту.
Старший унтер-офицер Нелюбов, почти такой же вислоусый, как и подполковник, разбудил Ветлицкого под утро. Восток то ли чуть серел, то ли мерещилось, по небу бодро бежали облака, время от времени позволяя лунному свету пробиться сквозь вологодский узор своих тонких краев, а в бухте начинал стелиться легкий туман. Ветлицкий прислушался — сквозь ритмичный плеск волн пробивались иные, чуть слышные плески, да пару раз тихонько звякнуло непонятно где — то ли рядом, на берегу, то ли в версте на море.
Несколько минут подполковник всматривался в темноту, пока, наконец, месяц не осветил поверхность воды.
— Во-он, вона, вашбродь, — горячо зашептал Нелюбов, — лодки вроде. Я и сам не уверен был, но теперь-то вижу — они.
И точно, Ветлицкий вдруг разглядел в тусклой лунной дорожке темные тени шлюпок.
— Всеволод Юрьевич, подъем! Японцы! Буди людей, Нилыч.
— Так, уже, вашбродь, — ответствовал старший унтер-офицер. Ветлицкий еще секунду всматривался, щуря глаза, в темноту, и негромко сказал:
— Ракеты!
Они-то и разбудили окончательно Славкина. Потянувшись и клацкнув зубами, он зачем-то вынул револьвер и, глянув в темноту, сообщил:
— А было бы неплохо… — ударил первый сдвоенный выстрел трехдюймовок, спустя менее трех секунд над морем хлопнули шрапнельные разрывы, — если б нам выделили картечницу Максима: вот как раз для такого положения дел она бы очень подошла, — закончил поручик.
— Без приказа не стрелять, — на всякий случай еще раз распорядился Ветлицкий и команда пошла по цепям вдоль берега.
Русские снаряды опять косой смерти прошлись по японским шлюпкам, но, когда через минуту опять выгля-нул месяц, стало видно, что первые полтора десятка, почти не пострадав, проскочили обстрел. Ветлицкий выругался, кляня себя за медлительность. А потом у артиллеристов закончились снаряды и стало понятно, что, в общем, с учетом стрельбы вслепую, они и так выбили сколько могли — стали видны шестнадцатая, тридцатая, сороковая шлюпки, некоторые, но далеко не все из них, из них изрядно прореженные шрапнелью.
Японцы открыли беспокоящий огонь, но снаряды ложились довольно далеко и особого впечатления на сол-дат уже не производили. Шагах в трехстах от берега японцы наконец начали прыгать в воду и деловито фор-мировать цепи — первую, вторую, третью…
— Ох, епть, да скока ж их, — потрясенно сказал кто-то в темноте.
— Разговорчики, — злобно зашипел Нелюбов, — Обалдел, с-скотина?
Славкин приподнял дулом револьвера козырек фуражки, повертел головой.
— Наверное, японцы использовали все свои уцелевшие лодки… Нет, точно светает… или глаза привыкли? — мелькало в голове, пока он разглядывал приближавшихся японцев, — Да, ладно, не о том мысли-то, не о том… А вот сколько у меня с собою патронов?.. Ага, семьдесят семь, только как быстро я их сейчас переза-рядить-то смогу?.. Только бы Ветлицкий японцев поближе подпустил — а то я из своего «нагана» никого и не достану…
Александр Андреевич подождал, пока японские цепи окажутся в двухстах шагах, и только после этого высо-ко протянул:
— Ребя-атушки! Залпом — пли!!!
Длинный ститный выстрел сотен винтовок больно хлестнул по ушам. Передняя цепь японцев поломалась и стаяла на треть. Оттуда выплеснули вразнобой огоньки ответных выстрелов — пули сухо защелкали по кам-ням, изредка находя свою жертву. Славкин вытянул руку, но одумался, расслабил, покосился на Ветлицкого. Тот, положив руку на эфес, спокойно смотрел на пытающихся поднажать и подбадриваемых взрыкиванием своих унтеров японцев.
— Банзай! — вдруг заорали несколько голосов и многие сотни подхватили клич. Японцы побежали еще бы-стрее, падая под пулями и поскальзываясь на камнях. В центре наступавших на этот раз был флотский де-сантный отряд полковника Номото, составленный сплошь из хорошо подготовленных сорвиголов и горящий желанием победить или хотя бы поквитаться за чудовищные потери прошлой ночи — моряки с какой-то пу-гающей легкостью скакали по подводным камням, крича при этом что-то угрожающее и довольно активно ведя огонь из своих «арисак». Кое-кто из солдат, не выдержав, заорал, заматерился в ответ, посылая пулю за пулей в наступающего врага. Славкин с возрастающим удивлением и беспокойством наблюдал, как неожи-данно мало японцев падает под, казалось бы, градом пуль — относительно мало, потому что, с точки зрения наступающих, картина, разумеется, была совсем иной. Поручик, конечно, не раз слышал, как ужасно плохо порой стреляют в бою, но вид как будто заговоренного врага нервировал до невозможности. Теперь, закусив губу, он пытался унять биение сердца — слишком, по мнению Всеволода, живое для офицера воображение мгновенно нарисовало десяток японцев, бегущих со штыками наперевес прямо на него. И, конечно, первым выстрелом Славкин промазал. Глубоко вздохнув и выдохнув, Славкин снова навел револьвер. Неожиданно сразу трое бегущих в его сторону японцев упали — так что прямо напротив поручика образовалось окно. Это почему-то сразу успокоило и дальше Всеволод начал стрелять немногим хуже, чем в тире. Раз-два-тричетыре-пять… шесть. Всеволод начал перезаряжать «Наган», стараясь не смотреть на японцев. Руки все же подрагивали, но уже скорее не от страха, а от волнения.
«А вот офицерского Нагана уважаемый автор, пожалуй, все же в руках не держал. Там настолько тон-кая мушка, что ночьюб «стрелять, как в тире» из него и Балк не может. Я у него консультировался. Тут только если «интуитивно» стрелять, но для этого надо быть фанатом стрельбы из револьвера; либо мушку и целик со светящимися вставками, но и сейчас их хорошо если на один из десяти федоров-ских пистолетов ставят, а тода таких вообще не было.
Впрочем, источник вдохновения автора тут явно просматривается — верещагинский «Встречный бой с японским десантом». Все-таки здорово, что здесь он не погиб на «Петропавловске»»
— Уррра! — закричал рядом неузнаваемым голосом Ветлицкий и устремился вперед. Солдаты подхватили крик и ринулись на выходящих из воды японцев. Славкин, замешкавшийся с перезаряжанием «нагана», вдруг с удивлением заметил, что поднялись не все.
— Убиты, ранены? — мелькнуло в его голове, когда он перемахивал через низенькую груду камней, слу-живших ему и его соседям укрытием. Один или два солдата бодренько отползали назад, но подумать над этим времени не хватило.
— Урра-ааа! — Заорал Славкин, стреляя в грудь офицеру-японцу, только что свалившему из своего револь-вера двух русских солдат — Шесть…
Выглянувший месяц осветил сотни людей, столкнувшихся на белой кромке прибоя в брызгах воды и крови и вспышках выстрелов. Отборный русский мат смешался с рычащей японской руганью и непонятно кому при-надлежащими совсем уж звериными криками, сквозь которые иногда пробивался высокий, смертный стон.
— Ноль!!! — японец, занесший штык над полулежащим раненым солдатом, выронил винтовку и схватился, заваливаясь, за грудь, но другой прыжками направился к Славкину. Поручик, вытряхивая из барабана гильзы, попятился назад, но запнулся о мертвого японского десантника и неловко упал на камни. Сзади вынырнул его вестовой Симаков и широкой спиной закрыл японца от Славкина. Раздался близкий выстрел, вестовой дрогнул, шагнул вперед, с размаху ткнул трехлинейкой в невидимого поручику врага и начал медленно осе-дать.
Славкин вскочил и увидел падающего перед Симаковым японца. Придержал, мягко опуская на землю, своего вестового, в гимнастерке которого справа зияла дыра с темным ободом пороховой гари.
Штык винтовки, выпущенной из рук вестовым, медленно выворачивался из груди японского десантника. По-ручик сунул револьвер в кобуру и вырвал из японца трехлинейку. Огляделся. Уцелевшие японцы, отстрели-ваясь, уходили в море — как будто были двоякодышащими, не сумевшими завоевать землю. Славкин оття-нул затвор — патрона не было — передернул, убедился, что магазин пуст и, повесив винтовку за спину, ух-ватился за тяжелого как медведь Симакова и потащил его от воды, совершенно забыв о пулях, все еще про-должавших посвистывать вокруг.
— Санитара, — крикнул Славкин, посапывая от натуги, — санитара ко мне!
Спустя совсем немного времени посыльные ускакали к орудиям и пограничникам. Раненых, своих и чужих, спешно перевязали и начали готовить к транспортировке.
Всех целых или легко раненных пленных сбили в кучу и заставили тащить на себе своих тяжелых (за исклю-чением четверых, которых фельдшер рекомендовал не двигать и которых, уже перевязанных, решено было оставить на берегу) и погибших солдат. Японцы, в большинстве своем полностью деморализованные собы-тиями уходящей ночи, покорно сносили ругань и тычки разозленных русских. Тех же немногих пленных, кто не был достаточно покладист, били, когда не видели офицеры, в полную силу, и быстро ломали.
Потери убитыми и ранеными составили практически половину личного состава — причем в двух взводах на стыке рот, принявших основной удар (на участке которых и находились Ветлицкий и Славкин), потери дохо-дили до двух третей, а взвод охотников, подпиравший их во второй цепи, потерял лишь немногим меньше.
Уцелевшие солдаты, не занятые с ранеными, подбирали оружие. Японские винтовки Ветлицкий распорядил-ся, взяв штук десять «на всякий случай», по возможности приводить в негодность и топить вместе с патрона-ми — рук не хватало, а лошадей в ротах, кроме обоза, почти и не было.
— Светает, — пожаловался Ветлицкий Славкину, которому за последние сутки уже привык поверять (как Холмс Ватсону, мелькнуло в голове у поручика) свои мысли. Получивший касательное ранение — японский штык скользнул по ребрам — и слегка посеченный осколками камня подполковник выглядел так мужествен-но, что Славкин на секунду пожалел, что самые его серьезные ранения — где-то ссаженные о камни колени и ладонь, да, миль пардон, приличный синяк на копчике.
Тревоги подполковника были Славкину вполне понятны: оставаться до света на побережье было никак нель-зя, но японцы еще не отстрелялись из своей корабельной артиллерии — что, как казалось обоим офицерам, они должны были сделать немедленно после неудачной высадки, а потому солдаты могли попасть под разда-чу гостинцев как раз при отходе.
— Всеволод Юрьевич, ведь японцы при отходе ракеты дали? — спросил Ветлицкий.
— Не видел, Александр Андреич, — простодушно сознался Славкин, постеснявшись добавить, что в это вре-мя пытался сам перевязать Симакова.
— Дали, дали они ракеты, — раздраженно подтвердил Ветлицкий, — Две красных. Так чего ж они, черти по-лосатые, ждут-то?…
Вскоре все оказались готовы к отступлению.
— С Богом, — перекрестился Ветлицкий, — Великанов, твои в головном дозоре, вторая рота за ними, интер-вал между ротами пятьдесят шагов, при артиллерийском обстреле — рассыпаться или выходить из-под огня по обстоятельствам и своему разумению…
Пожалуй, только последний взвод уходящих солдат мог увидеть, как в море, там, где были шлюпки с уце-левшими японцами, одна за другой вспыхнули целых четыре ракеты: две красного — одна зеленого — одна красного дыма. Почти сразу после этого зашевелились все еще не различимые с берега орудия японских ко-раблей.
Вскоре в стороне ударил первый снаряд. Следом за ним почти одновременно разорвались еще несколько и, наконец, прилетел звук первых выстрелов.
— Третья ррр-ота, бегом, — аррр-ш!!! — фальцетом выкрикнул Ветлицкий. Поздно. Двенадцатидюймовый фугас рванул в нескольких десятках шагов от головы ротной колонны, разметав, как кегли, первые ряды лю-дей…
Позже, много позже растрепанный отряд собрался в четырех верстах от берега. Потери от артогня оказались гораздо меньшими, чем показалось вначале, но все же были огромны — погиб командир третьей роты, Вет-лицкий был одновременно ранен осколком в плечо и контужен, всего же отряд (в основном, третья рота, практически переставшая существовать) потерял свыше двадцати человек убитыми и около пятидесяти ране-ными и серьезно контуженными — многие были ранены по второму, а то и третьему разу. Моральное потря-сение было гораздо большим — поручик Славкин, который, несмотря на все свои возражения на предмет то-го, что он артиллерист, все-таки был вынужден, как следующий по чину, принять командование — видел, что отряд как боевая единица почти потерял ценность и, случись бой, всерьез рассчитывать можно было только на пограничников да, в меру их возможностей, на оставшихся без снарядов артиллеристов. Отправив в Порт-Артур еще четверых охотников с новым донесением и оставив остальных, вместе с отделением погранични-ков, имевшим верховых лошадей, в качестве наблюдателей, поручик неохотно приказал отступать.
Перегруженный пленными и своими и чужими ранеными, отряд медленно двинулся к Порт-Артуру. Убитые — те, кого удалось вынести под обстрелом — остались лежать под березовым крестом, помеченным на кар-те-трехверстке подполковника. В этот день очень многое произошло впервые — на этот раз это была первая братская могила русских солдат, павших в очередной войне за Веру, Царя и Отчество.
«Знаешь, хоть кое-где и олитературено и напутано, но именно такие книги нам сейчас и нужны. До Большой войны осталось, судя по всему, всего ничего. Пора будить в народе патриотические и бойцов-ские чувства. Ты не обращай внимания на мое уже почти стариковское ворчание, я, может, и сам по-путал чего. Срочно запускай в печать второй тираж. Если будут проблемы с оплатой типографии — бери со счетов, сколько надо, нам эта литература поважнее заводов сейчас будет. Воюют все же люди, а не только винтовки и пулеметы. А правильно мотивированый человек воюет гораздо эффективнее. И, скажи честно, за псевдонимом Е.И. Волков не твои ли ослиные уши просматриваются? А то иначе за-чем бы ты мне именно эту книжицу «почитать» присылал?»
1. Итто-хей — рядовой первого класса.
2. Сохо — эквивалент ст. сержанта или старшины.
3. Хейхо — «ведущий» или «главный» солдат. Очень примерный эквивалент ефрейтора.
4. Кайсяку — ассистент при совершении обряда сэппуку.
Конец 1 книги.
|
все сообщения
|
|
|
|
Каури
|
Дата: Пятница, 15.10.2010, 12:07 | Сообщение # 44
|
Хранительница
Группа: Хранительница
Сообщений: 14497
Награды: 153
Статус: Offline
|
Написала небольшой отзыв))))
Его можно прочесть здесь.
|
все сообщения
|
|
|
|