Сибирские панцири русских казаков
http://www.vzmakh.ru/parabellum/n26_s6.shtml
К вопросу о влиянии панцирного комплекса сибирских аборигенов на защитное вооружение русских служилых людей второй половины XVI-XVII вв.

* * *
Изучение военного дела русских землепроходцев в Сибири XVI– XVII вв. является важным и перспективным направлением в отечественном оружиеведении. Особое место в данной теме занимает проблема эволюции комплекса защитного вооружения русских служилых людей в Сибири в период Позднего Средневековья и Нового времени. Несмотря на то, что большая часть работ по позднесредневековому защитному вооружению народов восточной части Евразии была подготовлена российскими учеными, специальных исследований по защитному вооружению этого периода русских землепроходцев так и не было написано. Последний факт не позволяет дать общую оценку военному искусству русских землепроходцев в Сибири, достоверно реконструировать их внешний облик, определить различия в военном деле казаков и стрельцов, воевавших на территории европейской части страны и на ее восточных рубежах. Еще одной важной задачей в рамках данного направления является изучение процесса взаимопроникновения воинских культур и оружейных комплексов пришлого и аборигенного населения Сибири и Дальнего Востока. Решение данной задачи невозможно без детального анализа такого яркого и трудоемкого элемента военной культуры, как панцирная паноплия. К сожалению, размер статьи не позволяет рассмотреть все аспекты, связанные с генезисом панцирного комплекса землепроходцев XVI–XVII вв. В данной работе мы остановимся лишь на наиболее интересных аспектах эволюции комплекса защитного вооружения русских служилых людей, связанных с влиянием оружейных традиций сибирских аборигенов, рассмотрим источники и формы поступления сибирских доспехов к русским казакам и их роль в комплексе вооружения пришельцев. Покрой, особенности бронирования и ношения сибирских и русских панцирей, находившихся на вооружении землепроходцев XVI–XVII вв., будут рассмотрены в отдельной статье…
Таблица 1. Русские служилые люди в Восточной Сибири XVII в. (слева направо).

Анализ иконографических, археологических и письменных материалов показывает, что русские служилые люди, воевавшие на территории Южной и Восточной Сибири в эпоху Позднего Средневековья и Нового времени, очень быстро осознали практичность и эффективность одежды, а также отдельных предметов вооружения и снаряжения, использовавшихся местными племенами. В результате уже в середине XVII в. русские казаки и «дети боярские» щеголяли в татарских, кыргызских и якутских шапках, тулупах, шубах, халатах и сапогах и активно скупали и отбирали у местного населения панцири, шлемы, наручи, пальмы, рогатины, копья и саадаки, которые затем широко использовали в ходе карательных экспедиций и походов. Внешний вид сибирских служилых людей при этом разительно отличался от образа казака-землепроходца, укрепившегося в российском общественном сознании со второй половины XIX в. благодаря художникам и писателям этого времени.

Русский служилый человек из гарнизона Якутского острога (XVII в.).
На голове воина низкий полусферический шлем русского производства с козырьком (Оружейная палата Кирилло-Белозерского монастыря), наносником и разорванным подбородочным ремнем. Наголовье надето поверх якутской шапки-капора «ынтака бэргэхэ», которую воин использует в качестве подшлемника. Шуба с осевым разрезом и полами до колен украшена накладным скобковидным орнаментом. Изъятый у подгородных якутов пластинчато-нашивной «куях» скроен в виде кафтана с косым запахом с застежками и гиревидными пуговицами. Доспех усилен прорезным якутским зерцалом. Под меховые дорожные рукавицы из волчьей шкуры («утулук») поддеты тонкие рукавицы мехом вовнутрь. На ногах землепроходца войлочные штаны и теплые сапоги («торбаза») на мягкой подошве, скроенные из ровдуги, прошитой шелковыми нитками. Шуба и панцирь перехвачены двумя поясами, русского и якутского производства. Последний, выкроенный из черной кожи, украшен резными серебряными накладками. К поясу подвешен нож с деревянной рукоятью (Красноярский краеведческий музей). Через плечо перекинута стрелецкая «берендейка» с «зарядцами» (Государственный Исторический Музей) и пороховница...

2. Государственное и общественное развитие после Смуты. Освоение русскими Сибири.

Казаки Ермака проложили дорогу на сибирские просторы энергичным и предприимчивым русским людям. В XVII веке русское продвижение в Сибирь было необычайным по темпам и размаху. Это являлось результатом соединенных усилий казаков и государственных служб. Первыми шли маневренные отряды казаков. Царские воеводы с ратными людьми и строительными артелями представляли вторую волну колонизации.
Сибирь влекла к себе прежде всего неисчислимыми в то время пушными богатствами, в которых были заинтересованы и «торговые люди», и крепнущее государство. Государственные расходы увеличивались вместе с возрастанием государственной мощи. Нужны были новые пополнения казны. Правительство поощряло заселение Сибири ссудами и податными льготами. В Москве освоение сибирских земель рассматривалось как задача первостепенной государственной важности.
Состав первых переселенцев был довольно разнообразным. Кроме казачества, служилых людей и промысловиков, в Сибирь «по государеву указу» шли ремесленники и пашенные крестьяне. Заметную часть переселенцев составили ссыльные из числа уголовных преступников и «иноземцы» из числа военнопленных. Переселенческая волна влекла за собой зырян (коми), казанских татар, марийцев, мордву, чувашей. Сибирь становилась притягательной для крепостных крестьян, надеявшихся избавиться от всякого угнетения на новых землях. Правительство нередко вынуждено было «сквозь пальцы» смотреть на уход в Сибирь бывших крепостных. Вклад в колонизацию вносили монастыри.
При всем разнообразии движущих сил колонизации большинство переселенцев составляли жители северорусских (так называемых черносошных) уездов, где не было боярского и помещичьего землевладения. Северорусские промышленники задолго до Ермака были знакомы с Зауральем, сильное развитие на севере получил пушной промысел. Природно - климатическая и географическая близость Севера и Сибири облегчала крестьянское продвижение. Оно было поэтапным, позволило земледельцам не отрываться надолго от полевых работ. Именно поэтому жители центральных районов страны обычно переселялись на юг- в «Дикое поле», а северорусские крестьяне продвигались на восток. В северных городах - Вологде, Великом Устюге, Холмогорах, Каргополе и других- набирали ратных людей из числа добровольцев для службы в Сибири. Поток вольных переселенцев нарастал и постепенно превысил число тех, кто отправлялся в Сибирь не по своей воле. Именно вольно-народная колонизация, в конечном итоге, привела к прочному вхождению Сибири в состав Российского государства.
Вольная колонизация тесно переплеталась с правительственной. Добровольные переселенцы собирались под защиту стен строившихся воеводами городов и крепостей, которые ставились как опорные базы для дальнейшего продвижения. Первые укрепления возникли еще в смутное время и до него: Тюмень, Тобольск, Пелым, Сургут, Обдорск, Томск, Туруханск, Мангазея. В 1618 году построен Кузнецкий острог, в 1619 году - Енисейский острог. В 1628 году был основан Красноярск, оставшийся главным оплотом России на верхнем Енисее и в последующее время. В городах и острогах располагались гарнизоны и резиденции местной администрации, они служили центрами обороны и ясачного сбора. Ясак выплачивался местными сибирскими племенами (в основном, пушниной) и весь шел в российскую казну, хотя бывали случаи, когда русские воинские отряды пытались собирать ясак в свою пользу.
Если в Западной Сибири правительство действовало по определенному плану, то в Восточной Сибири, в силу ее удаленности от центра, продвижение становилось более стихийным, а нередко просто хаотичным. Отряды служилых и промышленных людей, опережая друг друга, за короткий срок преодолевали огромные расстояния, находя новые неясачные и богатые соболем земли. Дух предпринимательства разгорался с новой силой, когда по следам первопроходцев двигались следующие экспедиции, рассчитывающие на большее по сравнению с их предшественниками. Царская администрация во время походов не сковывала волю служилых. Казаки и стрельцы сами решали многие важные вопросы, касавшиеся целей и маршрутов похода. Воеводы снабжали служилых оружием, боеприпасами, продовольствием, а после завершения походов строили и заселяли новые остроги, организовывали местное управление, ясачный и таможенный сбор, казенную пашню, связь и т.п.
От Енисея к Лене и Тихому океану отряды землепроходцев двигались, преодолевая противодействие многих местных племен. В этом продвижении выделялись отряды под руководством промышленников Ленды, Добрынского, Васильева, Ерофея Хабарова, казачьих десятников Василия Бугра и Владимира Атласова, атаманов Перфильева, Василия Галкина, Дмитрия Копылова, воеводского помощника Пояркова. Широкий размах приняло полярное мореходство, позволившее резко расширить масштабы освоения новых земель, проникая туда с севера и востока. Наиболее крупные морские походы возглавляли казаки Михаил Стадухин и Семен Дежнев.
В 1632 году стрелецкий сотник Бекетов основал Якутск. В 1639 году отряд Ивана Москвитина вышел на побережье Тихого океана. Спустя год-два русские попадают на Сахалин и Курилы, установив дружественные контакты с местными айнами. Мирно складывались отношения русских с остяками, вогулами, ненцами, эвенками, коряками, бурятами, якутами. Трения возникли при соприкосновении с чукчами и енисейскими киргизами. В Приамурье казакам Хабарова пришлось воевать с маньчжурами.
Процесс вхождения сибирских народов в состав Российского государства завершился в течение XVII века. Многие племена приняли российское подданство добровольно. Большую часть тайги и тундры малочисленные русские отряды прошли, не встретив серьезного сопротивления. Местные народы рассчитывали на выгодную торговлю с русскими и на защиту от разорительных вражеских набегов. Еще Семен Дежнев «мирил» тунгусские племена на реке Оленек, предотвратив войну между ними. Русское продвижение в Сибирь сравнивали с открытием «Нового света», однако, при освоении Сибири русскими не было того, чем отличалось заселение Америки испанцами и англичанами: не было массового уничтожения аборигенов.
С. М. Степняк-Кравчинский считал, что «нет ни одного народа на земном шаре, который столь добросердечно относился бы к чужеземцу, как русские мужики. Они мирно живут бок о бок с сотнями народностей, различных по расе и религии». В дореволюционной литературе отмечалось, что «духом нетерпимости по отношению к инородцам русские переселенцы в Сибири никогда не были проникнуты», что «они смотрят на вогула, самоеда, остяка и татарина прежде всего как на человека и только с этой стороны определяют к ним свои жизненные отношения. Оседая на сибирских землях, русские крестьяне располагали свои деревни рядом с селениями аборигенов. Возникали Даже смешанные (русско-вогульские, русско-тунгусские, русско-бурятские и др.) поселения, где шло слияние пришельцев и аборигенов. На Индигирке, Колыме, в Иркутском крае, Забайкалье и некоторых других местах вследствие смешения с сибирскими народами сильно менялись и внешний облик, и язык, и быт осевших там русских. Многое перенимали и аборигены от русских: рубленые избы, орудия труда, одежду, кулинарию, верования, обычаи, лексику. Уже к концу XVII века отдельные местные племена мало чем отличались от обитавших по соседству русских и жили тем опрятнее и зажиточнее, чем ближе к ним находились. Многие сибирские народы со временем частично обрусели (шорцы, алтайцы, манси, буряты, камчадалы), а некоторые полностью ассимилировались в составе русского этноса: енисейцы в районе Туруханска, теленгеты на Алтае, чуванцы и ламуты на Камчатке, карагасы в районе Томска, гольды на Амуре и другие.
Некоторые новые веяния проявились в зодчестве (проникновение «мирских» мотивов в строительство храмов, распространение архитектурного стиля «московское барокко»), в живописи (появление элементов психологизма в изображении святых), в прикладном искусстве, в музыке. Появился театр при дворе Алексея Михайловича.
Культура и быт русского народа в XVII веке испытали качественную трансформацию, выразившуюся в трех основных тенденциях: «обмирщение», проникновение западного влияния, мировоззренческий раскол. Первые две тенденции были в заметной степени связаны между собой, третья- была скорее их следствием. При этом и «обмирщение», и «европеизация» сопровождались движением общественного сознания к расколу. Недаром XVII век вошел в историческую литературу как «бунташный век»: волнения и бунты прошли чередой с его начала до самого конца. Даже самый общий перечень их выглядит внушительно: Смута, волнения 1648 -1650 годов в Москве, Пскове и Новгороде, «медный бунт» 1662 года, «разинщина» в 1670-1671 годах, соловецкое возмущение в 1668-1676 годах, «Хованщина» 1682 года, стрелецкий мятеж 1698 года. Позволительно утверждать, что корни волнений находились не столько в экономической и политической сферах, сколько в сфере социально-психологической. Шла ломка общественного сознания, привычного быта и обихода, страна подталкивалась к смене типа цивилизации. Волнения были отражением душевного дискомфорта целых слоев населения.
В XVII веке Россия установила постоянное общение с Западной Европой, завязала с ней весьма тесные торговые и дипломатические отношения, использовала европейские достижения в науке, технике, культуре. До определенной поры это было именно общением, о какой-то подражательности не было и речи. Россия развивалась вполне самостоятельно, усвоение западноевропейского опыта шло естественным путем, без крайностей, в рамках спокойного внимания к чужим достижениям.
Русь никогда не страдала болезнью национальной замкнутости. До середины XV века происходил интенсивный культурный обмен между русскими и греками, болгарами, сербами. У восточных и южных славян существовали единая литература, письменность, литературный XVII век стал временем крупных перемен в культурной жизни России.
На протяжении всего столетия росла грамотность населения, чему способствовал перевод книгопечатания с дорогого пергамента на более доступную бумагу. Невиданным для тогдашней Европы тиражом было издано «Соборное Уложение». Печатались буквари, азбуки, грамматики, другая учебная литература. Сохранялись и рукописные традиции. В Посольском приказе с 1621 года составлялись «Куранты» - первая газета в виде рукописных сводок о событиях в мире. Рукописная литература продолжала преобладать на Севере и в Сибири.
Были написаны сотни различных сочинений. Стали выходить книги, содержащие различные научно-практические сведения. Шло накопление естественно - научных знаний, выпускались пособия по математике, химии, медицине, астрономии, географии, сельскому хозяйству. Усилился интерес к истории: события начала века, утверждение во главе государства новой династии требовали осмысления. Появились многочисленные исторические повести, где представленный материал служил извлечению уроков на будущее. В 1667 году был издан первый печатный исторический труд - «Синопсис» («Обозрение»), в котором излагалась история Руси с древнейших времен. Вышли «Степенная Книга» - систематизированная история Московского государства, «Царственная Книга» - одиннадцатитомная иллюстрированная история мира, «Азбуковник» т своего рода энциклопедический словарь.
Немало новых тенденций проникло в литературу: появились вымышленные персонажи и сюжеты, стали распространяться сатирические сочинения, произведения философского плана. Новым явлением в литературе стало стихосложение. В это время усилились процессы оформления общего великорусского языка и стирания диалектных различий в нем. Некоторые новые веяния проявились в зодчестве (проникновение «мирских» мотивов в строительство храмов, распространение архитектурного стиля «московское барокко»), в живописи (появление элементов психологизма в изображении святых), в прикладном искусстве, в музыке. Появился театр при дворе Алексея Михайловича.
Культура и быт русского народа в XVII веке испытали качественную трансформацию, выразившуюся в трех основных тенденциях: «обмирщение», проникновение западного влияния, мировоззренческий раскол. Первые две тенденции были в заметной степени связаны между собой, третья— была скорее их следствием. При этом и «обмирщение», и «европеизация» сопровождались движением общественного сознания к расколу. Недаром XVII век вошел в историческую литературу как «бунташный век»: волнения и бунты прошли чередой с его начала до самого конца. Даже самый общий перечень их выглядит внушительно: Смута, волнения 1648 —1650 годов в Москве, Пскове и Новгороде, «медный бунт» 1662 года, «разинщина» в 1670—1671 годах, соловецкое возмущение в 1668—1676 годах, «Хованщина» 1682 года, стрелецкий мятеж 1698 года. Позволительно утверждать, что корни волнений находились не столько в экономической и политической сферах, сколько в сфере социально-психологической. Шла ломка общественного сознания, привычного быта и обихода, страна подталкивалась к смене типа цивилизации. Волнения были отражением душевного дискомфорта целых слоев населения.
В XVII веке Россия установила постоянное общение с Западной Европой, завязала с ней весьма тесные торговые и дипломатические отношения, использовала европейские достижения в науке, технике, культуре. До определенной поры это было именно общением, о какой-то подражательности не было и речи. Россия развивалась вполне самостоятельно, усвоение западноевропейского опыта шло естественным путем, без крайностей, в рамках спокойного внимания к чужим достижениям.
Русь никогда не страдала болезнью национальной замкнутости. До середины XV века происходил интенсивный культурный обмен между русскими и греками, болгарами, сербами. У восточных и южных славян существовали единая литература, письменность, литературный (церковнославянский) язык, которым, кстати, пользовались также молдаване и валахи. Западноевропейское влияние проникало на Русь через своеобразный «фильтр» византийской культуры. Во второй половине XV века в результате османской агрессии Византия пала, южные славяне потеряли государственную независимость и полноту религиозной свободы. Условия культурного обмена России с внешним миром существенно изменились.
Хозяйственная стабилизация в России, развитие товарно-денежных отношений, интенсивное складывание общероссийского рынка на протяжении всего XVII века - все это объективно требовало обращения к техническим достижениям Запада. Правительство Михаила Романова не делало проблемы из заимствования европейского технологического и экономического опыта. При этом русская духовная культура оберегалась от западнохристианских воздействий. Слишком свежи были в памяти людей события Смутного времени и роль в них иностранцев. Поиск политических и экономических решений, исходивших из реальных возможностей, был характерен для правительства Алексея Михайловича. Результаты этого поиска были вполне успешными в военном деле, дипломатии, строительстве государственных дорог и т. д.
Положение Московской Руси после Смуты было во многих отношениях лучше, чем ситуация в Европе. XVII век для Европы - это время кровопролитной Тридцатилетней войны, принесшей народам разорение, голод и вымирание (результатом войны, к примеру, в Германии стало сокращение численности населения с 18 миллионов до 4 миллионов).
Из Голландии, германских княжеств, других стран шел поток переселенцев в Россию. Эмигрантов привлекал громадный земельный фонд. Жизнь российского населения в правление первых Романовых становилась размеренной и сравнительно упорядоченной, а богатства лесов, лугов и озер делали ее достаточно сытой. Тогдашняя Москва- золотоглавая, с византийской пышностью, с бойкой торговлей и веселыми праздниками- поражала воображение европейцев. Многие переселенцы добровольно переходили в православие, брали русские имена.
Часть эмигрантов не хотела рвать с прежними привычками и обычаями. Немецкая слобода на реке Яузе под Москвой стала «уголком Западной Европы в самом сердце Московии». Многие иноземные новинки- театральные представления, балы, наряды, кулинарные блюда- вызывали интерес у русской знати. Некоторые влиятельные вельможи из царского окружения - Нарышкин, Артамон Матвеев - становились сторонниками распространения европейских обычаев, свои дома устраивали на «заморский манер», носили западное платье, брили бороды и т. п. При этом Нарышкин, Матвеев, так же как видные деятели 80-х годов XVII века Василий Голицын, Головин, были людьми патриотически настроенными. Им были чужды слепое поклонение всему западному и полное неприятие русской жизни, столь присущие таким ярым западникам начала века, как Лжедмитрий I, князь Хворостинин, заявивший: «В Москве народ глуп», а также Котошихин - изменник, сбежавший в 1664 году за границу, где написал мрачный антирусский пасквиль.
Такие государственные деятели, как начальник Посольского приказа Афанасий Ордин - Нащокин и ближайший советник царя Алексей Ртищев полагали, что на западный манер надо было переделывать многое, но далеко не все. Ордин - Нащокин, говоря: «Доброму не стыдно навыкать со стороны у чужих», стоял за сохранение русской самобытной культуры: «Иноземное платье... не по нас, а наше не по них». О необходимости совершенствования российской жизни с учетом не только лучшего в Европе, но и недостатков и пороков, имевшихся в европейской действительности, писал хорват Крыжанич, живший в России. Он предостерегал от некритического перенимания западных образцов.
И все же подражание внешнему антуражу сопровождалось проникновением космополитических веяний. В духовно-идеологической сфере начинали сталкиваться позиции российских западников и проводников национально-культурной самобытности России. Перед общественным сознанием вставали вопросы, вызванные историческим развитием страны. В стабилизировавшей свою государственность России обнаружился мощный геополитический потенциал. Активная часть русского общества, ощутив новизну ситуации, серьезно задумалась о месте России в мире.

Velkan, Иш будет командиром якутов - наемников, союзников РСТ


Рис. 23. Якутский всадник XVI-XVII вв. в чешуйчатом железном панцире (хатырык куйах) – главной разновидности якутских куяков (см. Николаев 1991: 79). Реконструкция М.В. Горелика (Gorelik 1995: 47). Якуты еще более ценили пластинчатый панцирь, выглядевший примерно так же (лишь пластины шли впритык, а не внахлест, да могло добавляться нагрудное зерцало, - в этом случае панцирь именовался «панцирь с солнцем», кюннех куйах, Николаев 1991: 79, 81). Ср.: «У древних якутов пластинчатый [здесь – как пластинчатый, так и чешуйчатый в современной терминологии. – А.Н.] панцирь, имевший около 150 продолговатых пластин, представлял собою большой замшевый халат с нашитыми пластинами, которые располагались так, что самые большие из них были на груди и спине, а более мелкие – по бокам» (Новгородов 1957: 160).
Рис. 24. Чешуйчатый железный панцирь XIII-XIV вв. из Базино (Бурятия); оплечья не сохранились или, скорее, отсутствовали.
http://wiradhe.narod.ru/yukaghir_weaponry.htm
Материалы к реконструкции облика юкагирских воинов.

Такой доспех скорее. Чем больше железа. Тем богаче чел был.

http://druzjina.ucoz.ru/forum/91-727-1
вот сделал тему - думаю туда все по доспехам и тд перекидаем

Ок. Я не против

Завоевание Сибири происходило непоследовательно в географическом отношении. К концу XVI века была освоена Западная Сибирь. После этого открылись беспредельные просторы Восточной Сибири. С завоеванием Енисея целый поток завоевателей устремился на северо-восток Сибири. В результате уже в первой половине XVII века были освоены бассейны рек Лены и Колымы. Дальнейшие действия русских были перенесены на Амур и далее. Одновременно с освоением северо-востока Сибири по другому маршруту группа первопроходцев начала осваивать Прибайкалье, чем было положено начало освоению бассейна озера Байкал. Сначала - западной части озера Байкал, где были основаны в 1630 году - Илимский острог, в 1632 году - Иркутское зимовье, в 1631 году - Братский и Усть-Кутский остроги, в 1654 году - Балаганский острог, а затем - восточной части озера Байкал, где были основаны Баргузинской острог в 1648 году, Читинский (вначале Ингодинское зимовье) - в 1653 году, Нерчинский - в 1655 году, Селенгинский - в 1665 году, Верхнеудинский - в 1666 году.

В 1625-27 году атаманы В. Тюменц и М. Перфильев впервые побывали на территории Прибайкалья, вышли на озеро Байкал и сообщили в Москву, что земля эта "многолюдная, и богата соболями, бобрами и скотом" и "бухарских товаров, дорогов и киндяков и зенденей и шелков: много, а серебра де добре много, а коней и коров, и овец и верблюдов бесчисленно". Очевидно, это обстоятельство послужило обнадеживающим фактором для дальнейшего продвижения русских в Сибири в сторону Забайкалья, поскольку привлекало взоры правительства.

Освоение Забайкалья началось несколько позже - в 40-х годах XVII века. Впервые в Забайкалье русские появились в 1638 году под руководством Михаила Перфильева. Всем первым экспедициям давались наказы "на новых народов ясак наложить, места около озера Байкал точно описать и золотых и серебряных жил искать". И хотя русские к этому времени были уже наслышаны о Забайкалье, первые землепроходцы Сибири, прибывшие в район Баргузинского острога, доносили правительству, что "серебряных и золотых жил" там нет. Это обусловило дальнейшее продвижение русских на восток Сибири с той же целью и способствовало основанию здесь новых острогов. Таким образом, поиски "новых землиц" закончились тем, что ко второй половине XVII века "русские становились твердою ногою" в байкальском регионе и на озере Байкал.

Освоение около байкальского края и озера Байкал представляло собой сложный и своеобразный процесс. Его особенность состояла, прежде всего, в том, что огромная территория Сибири - Прибайкалья и Забайкалья с малочисленным населением была присоединена к Русскому государству без применения сколько-нибудь значительных военных сил, в подавляющем большинстве случаев отряды первопроходцев исчислялись несколькими десятками человек.

Другой особенностью освоения байкальского края в Сибири являлось то, что с самого начала правительство проводило здесь вполне определенную мирную стратегию. Стремясь укрепить захваченные земли и, в то же время, не располагая достаточными военными силами, правительство неизменно давало руководителям землепроходческих отрядов рекомендации действовать в отношении ясачного населения без насилия и грубого нажима - "ласкотою" и "добротою", что в известной мере влияло на складывание добрососедских отношений с аборигенами. В конце концов, как свидетельствуют исторические документы, эти отношения в большинстве случаев перерастали в дружественные. Многочисленные царские грамоты, наказы, наказные памяти воеводам, приказчикам острогов в Сибири предписывали "ясачных людей в обиду и в изгою никому не давать, налог и насильств никаких не чинить".

К числу особенностей процесса освоения байкальского края в Сибири следует также отнести ведущую роль острогов и городов, из которых осуществлялась колонизация края. Обращает на себя внимание и то, что с самого начала колонизация проводилась под девизом, высказанным в многочисленных царских наказах - "во всем искать государственные прибыли". Отряды служивых людей в конечном итоге посылались для "проведывания землиц" и приведения "под государеву высокую руку" новых ясашных иноземцев.

Итак, главной причиной, побуждавшей русских людей искать "новые землицы" в Сибири для своего царя, было сначала желание найти новых плательщиков ясака. Кроме этого побуждения вскоре появились и другие - желание приобрести земли, богатые полезными ископаемыми, удобные для занятий землепашеством, покорить и усмирить инородцев, так называли в XVII в коренное население Сибири. В известной степени весь процесс движения на восток Сибири носил стихийный характер, хотя правительство старалось (или скорее пыталось) его регулировать.

хотел бы отметит невероятно выскоие темпы освоения северной части сибири русскими в 17 веке
и тут возникает вопрос - а что мешает также сделать в 15-нач 16? на сто-стопятьдесят лет раньше?

Столь стремительно вряд ли получится - все-таки народу намного меньше, а без людей территорию не освоишь.
Но если будет кому повести туда этих людей, показать им преимущества какие-то - то вполне можно начинать, результат будет!

Да уж - нужен настоящий лидер) Данилка, надеюсь, из таких????

Скорость понятие относительное а количесвто завербованных северян может быть велико - новгородцы, псковичи, устюжане, вятские, вологодские и тд

Валах - лидер, это точно

Фридрих Гельвальд

[265]

Первые попытки для открытия северо-восточного прохода.

(Из книги "В области вечного льда. История путешествий к Северному полюсу с древнейших времен до настоящего", 1881 г.).

Около тридцати лет после описанных выше происшествий и за несколько лет до смерти почтенного старца Себастиана Кабота, блистательное имя этого отца полярных исследований еще присоединилось к делу, которое занимает почетное место в истории открытий. Британские купцы, озабоченные тем, что английские произведения сбывались на европейских рынках по сравнительно-низким ценам в то время, как, вследствие наплыва из Америки благородных металлов, ценность всех предметов возвысилась, основали в 1553 году так называемое общество «искателей приключений», переименованное впоследствии в «Русское общество торговли». Это общество. имевшее целью изыскание новых заморских путей и рынков для отечественных товаров, было утверждено правительством 6-го февраля 1555 г. в своих правах. а старик Кабот пожизненным председателем его. Хотя он был уже слишком стар, чтобы самому выйти в море и предпринять плавание, но он именно дал совет обществу заняться отысканием северного пути сообщения с Китаем, того пути, который известен под названием Северо-восточного прохода. Следовательно, первоначальные мысли об обоих проходах зародились в той же голове гениального [266] отца полярных исследований. Понятия Кабота о севере Старого Света ограничились, вероятно, тем, что содержится в описании Скандинавии Олая Магнуса, архиепископа Упсальского, и в карте России, составленной бароном Сигизмундом Герберштейном. Этот австрийский дворянин (род. 23 авг. 1486 г. в Виппахе в Крайне и умерш. в Вене 28 марта 1566 г.), с малолетства знакомый с славянским наречием своей родины, долгое время ( 1517 — 1526 — 27) занимал место императорского посла в России при дворе великого князя Василия IV Ивановича (1505 — 1533), разумно правившего обширным государством, освобожденным от ига монгольского отцом его Иоанном III и им-же объединенным. Герберштейн, вскоре усвоивший себе русский язык, первый составил более верную карту России, с указанием истинного положения Белого моря, которое до тех пор считалось ошибочно внутренним озером, и направления хребта Уральского, равно как и рек Мезени и Печоры. Описания северных стран России, мало известных тогда даже самим русским, составленное Герберштейном, долгое время оставалось главным сочинением о России1. Уже во времена Герберштейна внутренние торговые сношения простирались до реки Оби в Западной Сибири. На основании расспросов, сметливый австрийский географ показал, что Иртыш, впадая в Обь, вытекает из средне-азиатского озера, называемого Китайским2. Если бы удалось попасть из Европы морем в Обь, то, полагали, вверх по Иртышу был-бы открыт путь вглубь Китая3. Эту идею схватил старец Кабот. Инструкции, которые он дал начальнику небольшой эскадры, снаряженной с этой целью русским обществом торговли в Лондоне, служат доказательством его необыкновенной проницательности и и обширности его познаний4. Умирая, он имел утешительное [267] сознание, как мы уже упомянули, что открыл новую отрасль промышленности и проложил ей путь через северные моря.

Первым делом нового торгового общества было — снарядить небольшую эскадру, состоящую из трех судов в 150, 120 и 90 тонн, построенных в Депфорде собственно для полярных плаваний. Первое «Буона-Сперанца», под командою баронета сэра Гуго Виллоуби, неустрашимого моряка и опытного воина; второе «Буона-Конфиденция», под начальством капитана Корвила Дурфорта и, наконец, третье «Буона-Вентура», под начальством капитана Ричарда Чэнселлора, ловкого моряка и личного друга Кабота; он был назначен старшим штурманом экспедиции. Такелажный мастер «Буона-Вентуры», Стефан Буррг, был образованный моряк, которому суждено было еще несколько раз побывать в северных морях и, наконец, сделаться главным лоцманом Англии. 10-го мая 1553 года все три суда, под главным начальством Виллоуби, вышли из Гринича близ Лондона в присутствии королевского двора и сопровождаемые огромною массою народа. Полные радостной надежды, они пустились в море, но слишком скоро жестокая участь постигла большую часть из них. Вардегус, небольшое прибрежное местечко на северо-востоке Финмарка под 70° 21' сев. шир. и 31° 7' вост. долготы от Гринича, был назначен сборным пунктом эскадры. Там была королевская крепостца. До этого места и не далее, к востоку, за бурным Нордкапом простирались тогда плавания норвежских рыбопромышленников. Не достигши Вардегуса, близ Лофоденских островов, у норвежского берега, по ту сторону большого острова «Сеньенэ» страшный ураган отделил «Буона-Вентуру» от других судов. Вуллоуби с двумя судами обогнуть Нордкап и, проплыв около 900 к. м. на северо-восток от «Сеньенэ», наткнулся 14-го августа под 72° сев. шир. на какой-то ледяной берег, вероятно Новую Землю. Надо полагать, что это была западнейшая часть этого острова, Гусиная земля, или так называемый «Гусиный Нос», который впоследствии, в честь своего открывателя, был также назван Виллоубийскою землею, но это название редко употребляется. Он, однако, не пристал к берегу, а повернул назад, не обследовав своего открытия. Приблизившись несколько раз с северным берегам России, он, наконец, 18-го сентября вошел в устье отмелой речки Варсины [268] (68° 23' сев. шир. и 38° 39' восточн. долг. от Грин.) у мыса Кегор или Кекур, на северном берегу большого Лапландского полуострова Колы. Там застигла его и спутников его с двух судов5, как и многих позднейших полярных плавателей, суровая северная зима, и все они, числом 64 человека, погибли от голода и болезни. Из найденной впоследствии записной книги видно, что Виллоуби в январе 1554 г. еще жив был. Были ими сделаны попытки войти в сообщение с местными жителями, лапландцами, но эти, по обыкновению, с приближением зимы удалились во внутрь страны. Таким образом первое известное в истории арктических исследований перезимование кончилось гибелью всех, которые решились на это смелое предприятие. Может быть никогда ничего не узнали бы об участи Виллоуби, если бы судно «Буона-Вентура» с Чанселлором и Бурругом, после того как они тщетно выжидали несколько времени в Вардегусе прибытия остальных двух судов, и в уверенности, что они уже опередили его, — не продолжало благополучно свое плавание. Эти мореплаватели дали Нордкапу настоящее его название, считая себя его открывателями, и прошли из Вардегуса в незнакомое тогда англичанам Белое море, к устьям Двины. Русские, не выдавшие никогда судов большого размера, были крайне удивлены, но приняли гостей с свойственною им приветливостью. Чанселлор, узнав, что он здесь находится на крайнем пределе царства Московского, отправился в Москву к тогдашнему великому князю Иоанну IV Васильевичу Грозному, только что принявшему титул «царя». Хотя царствование его подчас действительно было грозно, но в общем итоге оно было в высшей степени благодетельно для культурного развития России и по приемам, и средствам, к которым прибегал этот царь, живо напоминает короля Франции Людовика XI. От этого повелителя России Чанселлор получил самые выгодные условия торговли для английского флага. вследствие чего британская торговля в России действительно вскоре достигла полнейшего процветания. Чанселлор продал свои товары в Москве с большою выгодою, в замен того принял груз пушнины, тюленьего жиру. ворвани, меди и других местных произведений, и вернулся в Англию с письмом от царя. Прибыль, которую доставило это путешествие обществу искателей приключений, несмотря на неудачу Виллоуби, побудила их отрядить второе плавание. В следующем 1555 году Чанселлор опять поплыл в Архангельск и привез с собою двух агентов обще[269]ства, которые заключили с царем выгодный торговый договор. Отправляясь обратно в Англию, Чанселлор взял с собою посланника царя Иоанна к великобританскому двору с его свитою. Из четырёх судов тогдашней его эскадры одно погибло у берегов Норвегии, другое при выходе из Тронтьема, а «Буона-Вентура», на которой находились сам Чанселлор и русских посланник, потерпело крушение в заливе Питслиго, на восточном берегу Шотландии 10-го ноября 1556 г. Чанселлор утонул при этом, русский посланник успел спастись, но подарки и товары, которые он вез в Англию, погибли.

В том же году Стефан Бурруг был послан обществом «искателей приключений» на круглом снабженном парусами судне «Search-Thrift» (т. е. отыскатель наживы), для отыскания устьев реки Оби. Бурруг оставил весьма подробный дневник своего плавания. 9-го июня 1556 года он встретил у полуострова Колы множество мелких судов большею частью о двадцати веслах или с одним парусом, плоскодонных6, вышедших из залива Мезени для лова моржей и лососей. Эти небольшие суда местных жителей шли на фордевинд и перегоняли судно Буррга. Лоцман одной из этих ладьей держался с приветливостью возле самого английского судна и направил ее на восток, подарив Бурругу боченок меду. Таким образом, минуя мыс Канин (под 68° 38' сев. шир. и 43° 31' вост. долг. от Грин.) северо-восточную оконечность полуострова Канина, достиг он 20-го июля устья реки Печоры, а 25-го числа дошел до южной оконечности двойного острова Новой Земли в Карском проливе. Русские уже раньше знали гряду островов от Вайгача до Новой Земли, отделяющую Карское море от арктического океана. С тех пор, как новгородцы проникли через Урал в Югрию, русские ходили туда на охоту и назвали вновь открытую ими страну «Новою Зелмею». Говорят даже, что местные жители из устьев Двины морем доходили до устьев Оби. Из западно-европейцев Бурруг, бесспорно, первый вступил на Новую Землю. 31-го июня он был на соседнем [270] острове Вайгач, так названном по своему открывателю из русских. Здесь он познакомился с самоедами и первый составил о них описание. За сим он открыл Югорских пролив между материком и островом Вайгачем, но не мог его пройти в Карское море из-за массы льдов, не смотря на то, что простоял там на якоре до 20-го августа. Поэтому он решился идти обратно, побуждаемый к тому тремя причинами, как он пишет: во-первых, теснимый постоянными северными ветрами, во-вторых, «из-за страшной массы льдов, которую он видел собственными глазами», и, в-третьих, потому, что ночи становились очень темны. 11-сентября он пришел в Архангельск. Тогда этот город, под названием Холмогор, был уже видным торговым пунктом севера. Здесь он перезимовал.

Общество «искателей приключений», переименованное в «Moscovy Company», считало настоящее плавание Бурруга неудавшимся. В 1568 г.; оно поручило трем морякам Басседину, Вудкоку и Брауну проникнуть через открытый Бурругом пролив до устьев Оби. Бурруг снабдил их подробными инструкциями, из которых несомненно можно заключить, что он открыл сам оба пролива, Югорский и Карский, что он встретил массы плавучего льда «в проливах по обе стороны острова Вайгача». Об участи и результатах этой третьей экспедиции до нас не дошло решительно ни каких сведений и не осталось ни каких следов. Не смотря не это, в 1580 г. было предпринято четвертое плавание под командою смелых и опытных моряков Артура Пета и Чарльса Джакмана. Первый из них был уже раньше в экспедиции Чанселлора и с тех пор командовал судном Московской компании, а Джакман был старшим лейтенантом на корабле «The Ayde» во втором плавании Фробишера в 1577 г. На двух маленьких судах «Джордж» (40 тонн) и «Вильям» (20 тонн) они должны были вновь отправиться для отыскания северо-восточного прохода. Они имели лучшие карты тогдашнего времени и лучшие знатоки землеведения снабдили их советами и указаниями. Бурруг из Гакслуйта настойчиво советовал укрепить за собою проход в Китай, чтобы, подобно королю датскому, иметь право взимать пошлину, как это делается в Сунде. Рядом с ним Гергард Меркатор усерднейше предупреждал экспедицию, чтобы она не пускалась восточнее устьев Оби, потому что северный берег Азии оканчивается за Обью под 73° сев. шир. острым мысом Тобин. Этот сказочный мыс, можно полагать нынешний Северо--восточный7. 30-го мая 1580 года обе шкуны [271] вышли из Гарвика и прошли 23-го июня в Вардегус. Здесь их задержали сильные северо-восточные и юго-восточные бури. Только 1-го июля могли они продолжать плавание и 7-го июля под 70° 30' сев. шир. увидали они землю, которую они приняли за остров «Новая Земля»; 10 июля ушедшее вперед судно Пета прошло вероятно вдоль Гусиного мыса, а затем спустилось южнее к Карским воротам, покрытым сплошною массою льда. 18 июля Пета подошел к Югорскому проливу, который долго по его имени называли Петским. Соединившись опять с Джакманом они прошли 25 июля в Карское море, где массы льда их совсем-было затерли. С трудом пробившись назад к Югорскому проливу, они отказались от дальнейшего плавания и направились обратно в Англию8 Пет благополучно достиг Ратклифа 26 декабря; Джакман перезимовал в Норвегии. а затем без вести исчез вместе со своим судном.

С этого времени англичане прервали дальнейшие плавания на северо-восток, отчасти испытав неудачу, отчасти же в силу политических соображений. Исход Пет-Джакманской экспедиции подействовал охлаждающим образом на стремление англичан к открытиям. К тому-же один из членов правления Московского общества Антон Марс, получив от русских судовщиков в Холмогорах сведения о трех путях9 к устьям Оби, предпринял было нечестным образом торговлю с этими местами за собственных счет. В 1584 г. посланные им люди были, однако. пойманы русскими и строго наказаны, а товары отняты. Марс принес жалобу царю, но в ответ получил строгий выговор за то, что осмелился завести торговые сношения с Сибирью за свой счет. С тех пор англичане вовсе прекратили северо-восточные плавания, вероятно, чтобы не раздражить (так в тексте) русских и не рисковать таким образом всеми дарованными им преимуществами.

Другое дело — плавания голландцев. Они очень рано обогнули Нордкап и вскоре обратили взоры свои к северо-восточной цели. Едва только стала развиваться морская торговля на Белом море, как кроме датчан и норвежцев на [272] вновь открытом рынке появились и нидерландцы. Не смотря на то, что англичанам была предоставлена монополия, и голландцы имели там обширные и выгодные дела. Основателем торговли голландцев на Белом море был Оливье Брюнель (род. в Брюсселе в начале шестнадцатого столетия). Вскоре после того, как голландцы, при посредстве какого-то Филиппа Виптеркэнига. основали в 1565 году в Коле колонию; Оливье Брюнель отправился в Холмогоры, чтобы научиться русскому языку и установить прочные торговые сношения. Здесь он был схвачен англичанами и, как шпион, выдан русским, которые его несколько лет держали в плену в Ярославле. Освобожденный из этого плена через посредство братьев Якова и Григория Аникьевых, приказчиков знаменитого торгового дома Строгоновых в Сольвычегодске, он прошел, в сопровождении русских, всю землю Самоедов, Печорскую область и, через Карское море, несколько раз посещал давно желанную реку Обь. Русским хорошо был известен пролив Маточкин-Шар. Русский проводник Брюнеля привел его и к Костину-Шару, который таким образом сделался известным Европе. Прибрежные жители по Оби рассказывали Брюнелю, что иногда приходят к ним большие корабли с драгоценным грузом по реке Ардо, протекающей через озеро Китай или Парага, как ее называли местные обыватели, и близ которой проживают каракалмаки. Эти сведения голландский купец Иоанн Балак сообщил географу Гергарду Меркатору с добавлением, что каракалмаки могут быть только народ населяющий Хатай, т. е. китайцы. Ныне мы знаем, что это название должно быть присвоено калмыкам. С товарами Аникиевых Брюнель ежегодно ездил в Голландию, и там, в 1577 году, вошел в сношения с каким-то Яном-ван-де-Валле, которого он убедил с ним отправиться сухим путем в Россию. Ван-де-Валле отлично воспользовался собранными Брюнелем сведениями. В 1578 году он прибыл в Пудожемское устье Двины на первом голландском корабле, принадлежавшем антверпенскому купцу, Жиль-ван-Эйхеленбургу, под командою капитана Яна Якобсцметте Липпена из Алькмара. Вскоре после него пришел Адриан Крийт на корабле Бальтазара Мушерона и таким образом установилась торговля голландцев с севером России10. С тех пор, как Филипп II испанский перенес торговлю с Индиею в Лиссабон, голландцы старались, по возможности, распространить свою торговую деятель[273]ность на Белое и Балтийское моря. При тогдашних обстоятельствах они еще не могли помышлять о том, что путем океанского сообщения можно забраться в богатые колонии их врагов. Ближе лежала мысль о том, что указанный англичанами путь через неведомые воды полярного моря проведет их удобнее в Китай и Индию. Тогда-же нидерландцы, бывшие в службе португальской и посетившие Ост-Индию, как-то: Дитрих Геррит из Энкуйцена, который был в Китае и Японии, Конинг из Гои, шлифовщик бриллиантов, торговец перцем ван-Ассуйцен из Малакки и преимущественно замечательный путешественник Гюйгенс из Линчута одновременно поддерживали стремление к путешествиям в Индию. В 1583 году Гюйгенс предпринял путешествие в Индию и составил превосходное по тогдашнему времени описание этого края. По возвращении из Индии на родину, он поселился в Энкуйцен, где тогда собрался небольшой кружок замечательных деятелей: известный географ Лука Янген Вагенаар, морские карты которого долго считались лучшими даже у англичан, естествоиспытатель и натуралист Палудан и великий поощритель отечественного мореплавания Франц Маалсон. Все их помышления и стремления клонились к тому, чтобы упрочить за своею родиною участие в торговле с Индиею. В лице благородного Ольденбарневельдта, великого пансионария Голландии, они нашли красноречивого заступника своим начинаниям. По соглашению с Яковом Фалке, казначеем Зеландии, и с Миддельбургским купцом Бальтазаром Мушероном, протестантским выходцем из Нормандии, который прежде уже имел дела в Архангельске и Лондоне и сумели привлечь к новым предприятиям участие Зеландии и Голландии, они решились отыскать северо-восточный проход, рассчитывая значительно сократить путь в Китай и Индию. Между тем, значение голландцев на севере так возросло, что даже англичане своей прежней фактории не острове Розовом предпочли голландскую, находившуюся близ монастыря Св. Михаила, где Новая-Холмогория, впоследствии Архангельск, вскоре сделалась цветущим торговым городом, Неудача Пет-Джакманской экспедиции отнюдь не испугала нидерландцев. Напротив, Брюнель переговорил с Балаком на острове Эзель, и Мушерон старался убедить принца Оранского снарядить новую экспедицию на северо-восток. Когда же это по недостатку денег, не удалось, Брюнель отправился один в 1584 году, вероятно на счет Мушерона, на корабле, принадлежавшем городу Энкуйцену, к Югороскому проливу, но все его усилия пройти этот пролив были тщетны. Об этой первой экспедиции голландцев в полярное море мы знаем [274] лишь только то, что она не привела ни к каким результатам. Брюнель, одна из самых интересных личностей того времени, затем совершенно исчезает11.

Примечания

[266]
1 Под заглавием: «Rerum moscovitarum commentary»; Wien 1549.
2 Это предположение совершенно верное: Иртыш, как известно, протекает через большое озеро Зайсан, между Алтаем и Тарбогатаем по Джунгарии и по западной границе Китая. Так как эта земля в Средние века известна была под названием Хатай, по-русски ныне еще Китай, то Китайск значит просто «Китайское озеро», как и Ал. фон-Гумбольдт называл озеро Зайсан. Настоящее свое название оно получило впрочем только с 1650 г. от калмыков. Монголы прежде его называли Кун-блоту-нор, т. е. Озеро Колокольчиков.
3 И это предположение теоретически совершенно правильно, ибо по Оби и Иртышу ходят пароходы, по последнему начиная с озера Зайсана.
4 Он рекомендует употребление лога (инструмента для измерения быстроты корабля и число узлов, пройденных в час) и требует прежде всего, чтобы о всем происходящем на море был веден точнейший дневник. Кроме того он настаивает, чтобы все сведения о характере, нравах, обычаях и средствах [267] к жизни посещаемых народов, а равно о произведениях и действительной силе иностранных земель были в точности записываемы. Наконец, он советует снисходительно и ласково относиться к обитателям открываемых стран, что в то время, разумеется, редко исполнялось.

[268]
5 По другому варианту и судно Бона-Конфиденция было разлучено с Виллоубием и вернулось в Англию.

[269]
6 Прибрежные жители Белого моря имеют ладьи различных величин: вооружение их парусное, по наружному виду они похожи на морские суда, иногда же просто галеоты или галеасы. Они могут принять большой груз и так как они плоскодонны, то сидят неглубоко в воде и без опасности садятся на песчаные отмели. Шнявы с высоким форштевеном сидят только от 0,50 до 0,70 метра в воде. Их называют «раншинами», потому что они ранее других весною выходят в море на рыболовство, а также «шитиками», потому что они не скреплены железными гвоздями, а как бы только сшиты деревянными. На них от 4 до 6 чел. команды.

[270]
7 Пешель «Gesch. der Frdk.», стр. 324.

[271]
8 Об этом плавании сохранился замечательных документ. Капитан норвежской шкуны «Регины», посещая в 17 августа 1875 г. остатки дома Барентса на Новой-Земле нашел там в старом полусгнившем ларе между прочим голландскую рукопись, которую сначала ошибочно приняли за дневник Барентса, но потом оказалось переводом Пет-Джакманского путешествия.
9 Эти три пути были: через Югорский пролив, через Маточкин-Шар и сухопутно через северный Урал.

[272]
10 Пешель Gesch. d. Erdk., стр. 325-326 и «The three voyages of William Barento Jo(?) the aritic regionsbg Gerrit de Veer». Лондон 1876 г. 8°, стр. 9-11.

[277]
11 Год Брюнеля смерти даже неизвестен; вероятно в первых годах семьнадцатого столетия. См. Gerrit de Veer. Three voyages of William Barents. стр. 16.

С. ПЕТЕРБУРГ, издание книжного магазина "Новаго времени", 1881 г. Дозволено цензурой. С-Петербург, 6 июня, 1881 г. Типография А. С. Суворина, Эртелев пер. д. 11-2

http://www.kolamap.ru/library/1881_gelvald_s_v_prohod.html

Н. Н. Оглоблин.

ДВЕ "СКАСКИ" ВЛ. АТЛАСОВА ОБ ОТКРЫТИИ КАМЧАТКИ.

Существующия в нашей литературе сведения об открытии и завоевании Камчатки Владимиром Атласовым1) основываются главным образом на показаниях некоторых оффициальных документов Сибирскаго приказа и разных сибирских летописей. Показания самого Атласова о знаменитом камчатском походе 1697 — 9 гг. не были доселе известны, если не считать нескольких "челобитных" его 2) да описания Камчатки, записаннаго сибирскими летописцами в качестве Атласовскаго разсказа3). Но как "челобитныя", так и описание Камчатки очень мало говорят о первом Камчатском походе Атласова.

Отсюда понятно значение найденной мною в Сибирском приказе (в Московском Архиве Мин — ва Юстиции) подлинной "скаски" Вл. Атласова о первом Камчатском походе, записанной с его слов 3-го июня 1700 года в Якутской приказной избе, скрепленной рукоприкладством самого Атласова и присланной в Сибирский приказ Якутским воеводою стольником Дорофеем Афанасьевичем Траурнихтом4).

В этой "скаске" Атласов очень подробно разсказывает о всех обстоятельствах своего знаменитаго похода. Благодаря этому разсказу приходится многое изменить и дополнить, а другое отбросить в наших сведениях об открытии и завоевании Камчатки.

[4] Не менее ценна и другая найденная мною там вторая "скаска" Атласова, снятая с него в Сибирском приказе 10 февраля 1701 года и также скрепленная собственноручною подписью Атласова5). Это именно то описание Камчатки, которое фигурирует в сибирских летописях как разсказ самого Атласова. Но самое беглое сравнение летописнаго текста с оригиналом Сибискаго приказа ясно говорит, что под пером сибирских летописцев разсказ Атласова подвергся многим искажениям, пробелам и вставкам6)... В виду этого издание втрой "скаски" Атласова является делом далеко не излишним.

Не имея в настоящее время возможности сделать обстоятельный анализ обеих "скасок" Атласова и разяснить отношения сообщаемых ими новых данных к существующим уже в нашей литературе сведениям об открытии и завоевании Камчатки, я решаюсь напечатать один полный текст первой и второй "скасок" Владимира Атласова. Надеюсь, что интересующиеся сибирской историей не посетуют на меня за такое примитивное издание этих ценных документов...

Н. Оглоблин

[5] I.

Первая "скаска" Вл. Атласова, 1700 года.

208 году, июня в 3 день, явился в Якутцком в приказной избе, перед стольником и воеводою Дорофеем Афанасьевичем Траурнихтом да перед дьяком Максимом Романовым Якутцкий пятидесятник казачей Володимер Отласов и сказал:

В прошлом в 203 году, по указу великого государя, посылан был он Володимер с служилыми людьми за Нос в Анандырское зимовье, для государева ясачного сбору. И собрав казну великого государя в Анадырском с ясачных Юкагирей на 205 год, выслал в Якуцкой город с служилыми людьми. И после ясачного платежю, в том же 205 году, по наказной памяти, пошел он Володимер из Анандырского на службу великого государя для прииску новых землиц и для призыву под самодержавную великого государя высокую руку вновь неясачных людей, которые под царскою высокосамодержавною рукою в ясачном платеже не бывали. А служилых де и промышленных людей ходило с ним Володимером 60 человек, да для соболиного промыслу Анандырских ясачных юкагирей 60 человек.

И шли де они из Анандырского чрез великие горы на оленях полтретьи недели и наехали подле моря к губе на Пенжине реке в Акланском и в Каменном и в Усть-Пенжинском острожках неясачных седячих пеших коряк человек ста с три и больши, и призвал их под государеву самодержавную высокую руку ласково и приветом, и собрав с них ясак лисицами красными, выслал в Якуцкой с служивыми людьми с Олешкою Пещерою с товарищи. А бою де у них с ними не было, потому что по государской участе (sic) учинились они неясашные коряки покорны.

А ружье де у них — луки и копье, и начального человека они над собою не знают, а слушают которой у них есть богатой [6] мужик. А товары де надобны им — железо, ножи и топоры и пальмы (?), потому что у них железо не родитца. А соболей де у них на устье Пенжины реки нет, а питаютца они рыбою, и аманаты не держатца (т. е. — не дают их?..).

И от тех де острогов поехал он Володимер с служилыми людьми в Камчатцкой нос, и ехал на оленях подле моря 2 недели, и от того Камчатского носа, по скаскам иноземцов вожей, пошли они чрез высокую гору и пришед к Люторским острогам, к иноземцам к люторам, и по наказной памятии под царскую высокую руку призывал ласкою и приветом, и привел их немногих людей и в ясак писал с них лисицы. А промышляют де они те лисицы себе на одежю близь юрт своих, а соболи де от них по горам недалече белые, и соболей де они не промышляют, потому что в соболях они ничего не знают. И русские люди у них преж ево Володимерова с товарищи приезда нихто не бывали, для того они соболей не промышляли. И бою них с ними никакова не было, а ружье де у них луки и стрелы костяные и каменные, а железа у них нет и не родитца, и опричь железново — ножей и палем и копий — иного они ничего у них не берут. А аманатов де своих они не держатца -ж.

И от того острожка отпустил он Володимер 30 человек служилых людей да 30 юкагирей подле Люторское море для проведыванья той земли и островов и для призыву под царскую великосамодержавную руку вновь неясачных людей с ясачным платежем. А сам де он Володимер с достальными служилыми людми и юкагирами пошли подле Пенжинское море к Камчатке и к иным рекам.

И недошед Камчатки реки наехали неясачных оленых коряк 2 юрты, и ласкою их под царскую руку призывал, и они ясаку великому государю платить не стали и грозили их побить всех. И он де Володимер, поговоря с служилыми людьми, громил их и побил.

И после того ясачные юкагири Почина с родниками послали от себя к родником своим Коме с родниками юкагиря Позделя и велел им их Володимера с товарищи побить, и отнюдь бы де их Володимера с товарищи не спущали, а он де Почина с родниками своими русским людем не спустит — побьет их всех. И после того пришед они (юкагири) к Анандырскому острогу, хотели взять и служилых людей побить. А пронеслась та речь от них же юкагирей, и по тому их согласию идучи подле Пенжинское море ясачные юкагири Ома с родниками трое человек [7] отходили от него Володимера в сторону и пришед сказали: подсмотрели де они на дороге коряцкой лыжной след. И он Володимер для подлинного проведыванья послал с ними служилых людей 4 человек, и он Ома с родниками, отведя их казаков от него обманом, следу им не оказал, и заночевались. И ночною порою 3 человек казаков (Ома) убил до смерти, а родник де их Еремка Туланов на четвертого человека на Яшку Волокиту пал и убить не дал, и они юкагири ево Яшку в 4-х местех изранили. И послал он Еремка к ним Володимеру с товарищи родника своего со знаменем с наушками, и велел ему про убийство сказать. И родник ево им про убийство не известил, и совестясь (т. - е. — снесшись) с родниками своими с Омою с товарищи послал их, чтоб они их побили.

И они Ома с родниками на Палане реке великому государю изменили, и за ним Володимером пришли и обошли со всех сторон, и почали из луков стрелять и 3 человек казаков убили, и его Володимера во шти местех ранили, и служилых и промышленных людей 15 человек переранили. И Божиею милостию и государевым счастием они служилые справились и их иноземцов от себя отбили, и сели в осад, и послали к товарищем своим служилым людем с ведомостью юкагиря, и те служилые люди к ним пришли, и из осады их выручили.

И услыша изменниковы родники от коряк весть, что родник их Почина с родниками товарищев ево (Атласова) служилых людей обманом побить не могли — многие учали быть покорны. И он де Володимер на Кыгыле реке дал им страсть (острастку) — бил батоги. А изменники де Ома (с товарищи) от них ушли.

И на Кыгыле реке били челом великому государю, а ему Володимеру служилые и промышленные люди подали за своими руками челобитную, чтоб ему с ними итти на Камчатку реку и проведать подлинно — какие народы над Камчаткою рекою живут? — И он де Володимер по челобитью их с Кыгыла реки, взяв вожев дву человек, пошел с служилыми людьми и с осталыми ясачными юкагири, которые не в измене, подле море, на оленях, и дошел на Камчатку реку.

И наехали 4 острога а около тех острогов юрт ста с четыре и боле, и подозвал их под царскую высокосамодержавную руку, и ясак с них вновь имал, а с кого имяны — подаст книги.

А остроги де они делают для того, что меж собою у них бывают бои и драки, род с родом почасту. А соболи де и лисицы у них в земле есть много, а в запас не промышляют, [8] потому что они никуды ясаку не плачивали, только что промышляют себе на одежду. А по государскому счастию руским людем они были рады. А ружье у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родитца.

И они Камчадальские иноземцы стали ему Володимеру с товарищи говорить, что де с той же реки Камчатки приходят к ним камчадалы и их побивают и грабят, и чтоб ему Володимеру с ними на тех иноземцов итти в поход и с ними их смирить чтоб они жили в совете. И он де Володимер с служилыми людьми и с ясачными юкагири и с камчадальскими людьми сели в струги и поплыли по Камчатке реке на низ. И плыли три дни и на которые они остроги звали — доплыли, и их де камчадалов в том месте наехали юрт ста с четыре и боле, и под царскую высокосамодержавную руку их в ясачной платеж призывали. И они камчадалы великому государю не покорились и ясаку платить не стали. И он де Володимер с служилыми людьми их камчадалов громили и небольших людей побили, и посады их выжгли, для того чтоб было им встрах и великому государю поклонились. А иные иноземцы от них разбежались.

А как плыли по Камчатке — по обе стороны реки иноземцов гораздо много — посады великие, юрт ста по 3 и по 4 и по 5 сот и больши есть. И оттоле пошел он Володимер назад по Камчатке вверх, и которые острожки проплыл — заезжал, и тех камчадалов под государеву руку призывал и ясаку просил, и они камчадалы ясаку ему не дали, и дать де им нечего, потому что они соболей не промышляли и руских людей не знали, и упрашивались в ясаке до иного году.

И с того места пришли, откуды поплыли по Камчатке и у них де оленные коряки олени их хотели украсть, для того чтоб им Володимеру с товарищи великому государю служить было не на чем. И он де Володимер с служилыми людьми увидя их дорогу и следы, за ними погнались, и сугнав их у Пенжинскаго моря поставили они с ними служилыми людьми бой, и бились день и ночь, и Божиею милостию и государевым счастием их коряк человек ста с полтора убили, и олени отбили, и тем питались, а иные коряки разбежались по лесам.

И от того де места пошел он Володимер вперед подле Пенжинское море на Ичю реку. И услышал он Володимер с товарищи у камчадалов: есть де на Нане реке у камчадалов же полоненик, а называли они камчадалы ево русаком. И он де [9] Володимер велел ево привесть к себе, и камчадалы, боясь государской грозы, того полоненика привезли. И сказался тот полоненик ему Володимеру: он де Узакинского государства, а то де государство под Индейским царством. Шли де они из Узакинского государства в Индею на 12 бусах, а в бусах де у них было — у иных хлеб у иных вино и всякая ценинная посуда. И у них де на одной бусе дерево (т. - е. мачту) сламило и отнесло их в море, и носило 6 месяцев, и выкинуло к берегу 12 человек, и взяли де их 3 человек Курильского народа мужики, а достальные де подле того же морского носу в стругу угребли вперед, а где девались — того он им не сказал. И товарищи де ево 2 человека живучи у курилов померли, потому что они к их корму не привычны: кормятца де они курила гнилою рыбою и кореньем. И тот де индеец им Володимеру с товарищи — что они русково народа — обрадовался и сказал про себя, что он по своему грамоте умеет и был подьячим, и объявил книгу индейским письмом, и ту книгу привез он Володимер в Якутцкой. И взяв ево (т. - е полоненика) он Володимер к себе и оставил на Иче реке у своего коша, с служилыми людьми.

А сам де он Володимер с служилыми людьми пошел подле Пенжинское море вперед. И послыша их приход оленные коряки с жилищ своих убежали вдаль и он де за ними гнался 6 недель. И мимо идучи на Нане, и на Гиги, и на Ники и на Сиунчю, и на Харюзове реках неясашных камчадалов под царскую высокосамодержавную руку призывал и ясак с них ласкою и приветом имал, а с кого имяны — тому подаст книги.

И оттуды де пошли они вперед и на Кукше и на Кыкше реках оленных коряк сугнали и подзывали их под царскую высокую руку в ясашной платеж, и они коряки учинились непослушны и пошли от них на побег, и он Володимер с товарищи их постигли и они иноземцы стали с ними битца, и Божиею милостию и государевым счастием их коряк многих побили, и домы их и олени взяли, и тем питались, а иные коряки от них убежали.

И оттуды пошед, наехали они Курильских мужиков 6 острогов, а людей в них многое число и их под царскую высокую руку призывали ж и ясаку просили, и те де курила учинились не послушны: ясаку с себя не дали и учинили с ними бой, и они де Володимер с товарищи из тех острожков один взяли и курилов человек с 50, которые были в остроге и противились — побили всех, а к иным острожкам не приступали, потому что у [10] них никакова живота нет и в ясак взять нечего. А соболей и лисиц в их земле гораздо много, только они их не промышляют, потому что от них соболи и лисицы никуды нейдут.

А до Бобровой реки, которая на Пенжинской стороне, не доходил он Володимер за 3 дни. А от той реки — сказывают иноземцы — по рекам людей есть гораздо много. И оттого воротился он Володимер с служилыми людьми назад и пришел на Ичю реку. Божиим изволением олени у них выпали и итти им было вскоре в Анадырской острог не на чем, и он де на той Иче реке поставил зимовье. А на Камчатку реку послал от себя служилых людей Потапа Сюрюкова, всего 15 человек, да ясачных юкагирей 13 человек. И он Потап писал к нему Володимеру: камчадалы де все живут в совете, а в ясаке упрашиваютца до осени.

И на Иче реке служилые люди били челом великому государю и подали ему за своими руками челобитную, чтоб им с той Ичи реки итти в Анандырской, потому что у них пороху и свинцу нет — служить не с чем. И потому их челобитью он Володимер с служилыми людьми и с полонеником с той Ичи реки пошли в Анандырское зимовье.

И идучи дорогою оленной коряка Эвонто, которой убежал из Анандырского, и сказал ясашным юкагирям, что де Анандырской острог взят, служилые и промышленные люди побиты и аманаты выпущены, и Чюванского роду Омеля Тюляпсин с товарищи 30 человек изменили и дву человек — казака да промышленного убили.

А в сборе у него Володимера ясачной казны — 8 сороков 10 соболей, 101 лисица красных, 10 лисиц сиводущатых, 10 бобров морских, парка соболья, 7 лоскутов бобровых, 4 выдры, да староплатежныхъ юкагирей, которые ходили с ними в поход — 42 соболи, 26 лисиц красных. А у многих де соболей хвостов нет для того что они камчадалы у соболей хвосты режут и мешают в глину и делают горшки, чтоб глину с шерстью вязало, а из иных шьют наушки.

А из Анандырского ходу до Пенжины реки тихим путем 3 недели, а от Пенжины до Люторских народов 2 недели, а от Лютор до Камчадальских первых рек 6 недель, а от Кыгыла реки до Камчатки (реки) переход на оленях 2 недели, а до Курил ходу от Кыгыла ж 5 месяцов.

И он де Володимер из Анандырского с служилыми людьми и с казною великого государя и с полонеником пошел в Якутцкой город.

И тот полоненик шел с ними 5 дней и ногами заскорбел, потому что ему на лыжах ход не за обычей и итти было [11] ему невмочь, и он де Володимер того полоненика с дороги с провожатыми возвратил в Анандырской. И после того встретя на дороге прикащика Григорья Посникова и о том ему говорил, чтоб он ево не задержав, выслал в Якутцкой с служилыми людьми, и дал ему Григорью 35 лисиц красных, чем тому полоненику дорогою наймывать под себя подводы.

А книги де он Володимер вышеписанной ясачной сборной казне, с кого имяны что взял, подаст за своею рукою вскоре. А дорогою де он Володимер тех книг не написал, потому что не было у них писчие бумаги.

И естьли из Якуцкого на Камчатку служилым людем впредь будет посылка, и с ними надобно послать 2 пушечки небольшие, для страха иноземцом, потому что после их Володимера с товарищи тех вышеписанных родов иноземцы остроги свои от приходу русских людей почали крепить".

(На обороте листов по склейкам:) "Якуцкого города пятидесятник Волотька Атласов руку приложил". — (Сибирскаго Приказа столбец № 1422, лл. 1 — 12).

II.

Вторая "скаска" Вл. Атласова, 1701 года.

1701 году, февраля в 10 день, явился в Сибирском приказе Якуцкой казачей пятидесятник Володимер Отласов, а по допросу сказал:

Из Якуцкого де он Володимер пошел в 203 году, августа в последних числех, в Анандырское зимовье, для государева ясачнаго сбору, а с ним было якуцких служилых людей 13 человек. Из Якуцкого де переплыв он в лодках через Лену реку, взяв конные подводы, шли еланными и луговыми местами до Алдану реки дни с три. А ходу в день будет верст по 30-ти. А переехали через Алдан в лодках, а коней от Алдану наймовали, и через р. Алдан плавили повыше устья за день, против р. Токулана. А Алдан река величиною будет против Москвы реки вдвое. А против, р. Токулана вверх по правой стороне шли коньми ж, по грязным и каменистым местам до самой вершины 11 дней. А зима захватила их на устье Токулана реки. А та Токулан река меньши Москвы реки. И перешед Токулан реку пришли на вершину Яны реки, через камень 1 день, и шли по Яне реке вниз коньми недели с две до Верхоянского зимовья.

И в Верхоянском зимовье, наняв новых лошадей, шли на [12] низ по Яне, а Яна река шире Москвы реки и перешли на Тастак. А Тастак река меньши Москвы реки и мелка. А с Тастака на Галяндину речку, а та Галянда рч. пала в Индигирку реку под Индигирским острогом. И шли тою Галяндою речкою до Индигирского острожку на конех же. А всего ходу и с простоем от Якуцкого до Индигирского острожку недель по шести и по семи.

А из Индигирского острожку на низ по Индигирке шли на наемных оленях дней с 5 или с 6, до Уяндинского зимовья. А та Уяндина река пала в Индигирку р. с левой стороны. А от Яндина шли небольшое место на низ но Индигирке и перешли через хребет до Алазейского зимовья, а ходу дней с 8 или с 10. А от Алазейского зимовья на оленях же через хребет шли до Колымы реки до урочища Ярмонги 2 дни. А с ярмонги шли на низ по Колыме дней с 10 на Тартах до Нижняго Колымского зимовья, а то зимовье близь самого устья.

А от Колымского зимовья пошли вверх по Анюю реке и через хребет до Яблонной реки, а по Яблонной вниз до Анандыря реки, и по Анандырю вниз до Анандырского острогу, недели с 4, а налехке весною выходят недели с три. А в подводы коней и оленей наймуют они служилые люди собою у ясачных иноземцов.

А меж Колымы и Анандыря реки необходимой (т. - е. не проходимой) нос, которой впал в море, и по левой стороне того носа на море летом бывают льды, а зимою то море стоит мерзлое по другую сторону того носу весною льды бывают, а летом не бывают. А на том необходимом носу он Володимер не бывал. А тутошные инородцы чюкчи, которые живут около того носу и на устье Анандыря реки, сказывали, что против того необходимого носу есть остров, а с того острову зимоюкак море замерзнет приходят иноземцы, говорят своим языком и приносят соболи худые, подобны зверю хорьку, и тех соболей соболя с три он Володимер видел. А хвосты у тех соболей длиною с четверть аршина, с полосами поперечными черными и красными.

И в Анандырском де зимовье собрал он Володимер служилых и промышленных людей человек с 60-ть, а что с теми людьми он Володимер учинил и куды ходил и то де писано в допросе ево, оторой прислан из Якуцкого и в ево Володимерове челобитной, что прислана из Якуцкого под отпискою.

А идучи в Камчадальскую землю и из Камчадальской земли питались они оленями, которые полонили они у иноземцов, и рыбою которую они имали у иноземцев, а иную рыбу сами ловили сетьми которые взяты были с ними из Анандырского зимовья.

[13] А рыба в тех реках в Камчатской земле морская, породою особая, походит одна на семгу, и летом красна, а величиною больши семги, а иноземцы ее называют овечиною. И иных рыб много — 7 родов розных, а на руские рыбы не походит. И идет той рыбы из моря по тем рекам гораздо много и назад та рыба в море не возвращается, а помирает в тех реках и в заводях. И для той рыбы держится но тем рекам зверь — соболи, лисицы, выдры.

А ходили они по той Камчатской земле летом и зимою на оленях, и зимою тех оленей впрягают в нарты, а летом на оленях ездят верхом с седлами, а седла бывают деревяные.

А зима в Камчатской земле тепла против московского, а снеги бывают небольшие, а в Курильских иноземцах снег бывает меньши. А солнце на Камчатке зимою бывает в день долго против Якуцкого блиско вдвое. А летом в Курилах солнце ходит прямо против человеческой головы и тени против солнца от человека не бывает.

А в Курильской земле зимою у моря птиц - уток и чаек много, а по ржавцам лебедей многож, потому что те ржавцы зимою не мерзнут. А летом те птицы отлетают, а остаетца их малое число, потому что летом от солнца бывает гораздо тепло, и дожди и громы большие и молния бывает почасту. И чает он, что та земля гораздо подалась на полдень.

А в Камчатской и в Курильской земле ягоды — брусница, черемха, жимолость — величиною меньши изюму и сладка против изюму. Да ягоды ж ростут на траве от земли в четверь, а величиною та ягода немного меньши курячья яйца, видом созрелая зелена, а вкусом что малина, а семена в ней маленькие что в малине. А на деревьях никакова овоща не видал.

А есть трава — иноземцы называют агататка, вышиною ростет в колено, прутиком, и иноземцы тое траву рвут и кожуру счищиют, а средину (т. — е. сердцевину) переплетают таловыми лыками и сушат на солнце, и как высохнет — будет бела, и тое траву едят — вкусом сладка, а как тое траву изомнет — и станет бела и сладка что сахар.

А деревья ростут — кедры малые, величиною против мозжевельнику, а орехи на них есть. А березнику, лиственичнику, ельнику на Камчадальской стороне много, а на Пенжинской стороне по рекам березник да осинник.

А на Пенжине живут коряки пустобородые, лицом [14] русоковаты, ростом средние, говорят своим особым языком, а веры

никакой нет, а есть у них их де братья шеманы - вышеманят о чем им надобно: бьют в бубен и кричат.

А одежду и обувь носят (коряки) оленью, а подошвы нерпичьи. А едят рыбу и всякого зверя и нерпу. А юрты у них оленьи и рондужные.

А за теми коряками живут иноземцы люторцы, а язык и во

всем подобие коряцкое, а юрты у них земляные, подобны остяцким юртам.

А за теми люторцы живут по рекам камчадалы — возрастом невелики, с бородами средними, лицом походят на зырян. Одежду носят соболью и лисью и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимные земляные, а летные на столбах, вышиною от земли сажени но три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лесницам. И юрты от юрт поблиску, а в одном месте юрт ста по 2 и по 3 и по 4.

А питаются (камчадалы) рыбою и зверем, а едят рыбу сырую, мерзлую, а в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, и та рыба изноет, и тое рыбу вынимая кладут в колоды и наливают водою, и розжегши каменья кладут в тое колоды и воду нагревают, и ту рыбу с тою водою розмешивают и пьют, а от тое рыбы исходит смрадной дух, что рускому человеку по нужде терпеть мочно.

А посуду деревянную и глиненые горшки делают те камчадальцы сами, а иная посуда у них есть левкашеная и олифляная, а сказывают оне, что идет к ним с острова, а под которым государством тот остров — того не ведают.

А веры никакой нет, только одне шаманы, а у тех шаманов различье с иными иноземцы: носят волосы долги.

А по хребтам живут в Камчадальской земле оленные коряки

И с теми камчадальцы всякую речь, о чем руским людям доведетца говорить, говорят коряцким языком ясыри, которые живут у руских людей. А он Володимер по коряцкому и по камчадальскому языку говорить ничего не знает.

А за камчадальцами вдаль живут Курильские иноземцы - видом против камчадальцов чернее и бороды меньши. А в той курильской земле против Камчадальской теплее. А одежду носят такую ж что и камчадальцы, только камчадальцов оне скуднее. А соболи у них есть, только плохи, для того что место стало быть теплое. А бобров больших и лисиц красных много.

[15] А вдаль за теми курильскими иноземцами какие люди есть и далека ль та земля — неведомо.

А от устья итти вверх но Камчатке реке неделю есть гора — подобна хлебному скирду, велика гораздо и высока, а другая близь ее ж — подобна сенному стогу и высока гораздо: из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево. А сказывают камчадалы: буде человек взойдет до половины тое горы, и там слышат великой шум и гром, что человеку терпеть невозможно. А выше половины той горы которые люди всходили — назад не вышли, а что тем людем на горе учинилось — не ведают.

А из-под тех гор вышла река ключевая — в ней вода зелена, а в той воде как бросят копейку — видеть в глубину сажени на три.

А вышеписанные иноземцы державства великого над собою не имеют, только кто у них в котором роду богатее — того больши и почитают. И род на род войною ходят и дерутся. А летом те все иноземцы мужеского полу ходят наги. А к бою временем бывают смелы, а в иное время плохи и торопливы. А наперед сего дани с тех иноземцов никуды не имано.

А жен имеют всяк по своей мочи — по одной и по 2 и по 3 и по 4. А скота никакова у них нет, только одне собаки, величиною против здешних, только мохнаты гораздо — шерсть на них длиною в четверть аршина. А соболей промышляют кулемами у рек, где рыбы бывает много, а иных соболей на дереве стреляют.

А воюются те иноземцы меж собою род с родом. А огненного ружья гораздо боятся и называют руских людей огненными людьми. А бои с рускими людьми у них были только до тех мест как сойдутся с рускими, и против огненого ружья стоять не могут и бегут назад. А на бои выходят зимою камчадальцы на лыжах, а коряки оленные на нартах: один правит, а другой из лука стреляет. А летом на бои выходят пешком, наги, а иные и в одежде.

А товары к ним надобны: одекуй лазоревой, ножи. А у них против того брать соболи, лисицы, бобры большие, выдры.

А на море около люторов зимою лед ходит, а все море не мерзнет. А против Камчатки (реки) на море лед бывает ли — не ведает. А летом на том море льду ничего не бывает.

А по Камчатке реке к морю посылал он Володимер казака для проведыванья иноземцов, и тот казак по Камчатке до моря ходил и сказывал, что он видел по Камчатке [16] камчадальских иноземцев от Еловки речки до моря 160 острогов. А в остроге в одной зимной юрте, а в иных острогах в 2 юртах живет людей человек по 200 и по 150. А летние юрты около острогов на столбах — у всякого человека своя юрта. А до руских людей острогов у них было меньши, а при руских людех острожков наставили больши для опасения, и из тех острожков бьются — бросают каменьем, пращами, и из рук большим каменьем с остржку мечют, и обвостренным кольем и палками бьют. И к тем острожкам руские люди приступают из-за щитов и острог зажигают и станут против ворот, где им (иноземцам) бегать, и в тех воротах многих их иноземцов — противников побивают. А те острожки сделаны земляные, и к тем руские люди приступают и розрывают землю кольем, а иноземцам на острог взойтить — из пищалей не допустят.

А по другую сторону той Камчадальской земли на море зимою льду не бывает, только от Пенжи(ны) реки до Кыгылу на берегах лед бывает небольшой, а от Кыгылу вдаль ничего льду не бывает. А от Кыгыла реки до устья ходу бывает скорым ходом пешком, до Камчатки реки, через камень, в 3-й и в 4-й день. А Камчаткою на низ плыть в лотке до моря 4 дни. А подле моря медведей и волков много.

А против первой Курильской реки на море видел как бы острова есть, и иноземцы сказывают, что там острова есть, а на тех островах городы каменные и живут люди, а какие — про то иноземцы сказать не умеют. А с тех де островов к Курильским иноземцом приходит ценинная посуда и платье даб полосатых и пестрых китаек и лензовые азямы. И сказывали те курильские иноземцы, что де тое посуду и одежду дают им даром, а ни на что не покупают. А на чом с тех островов к курилам приходят — того иноземцы сказать не умеют.

Да иноземцы ж сказывали, что в Камчадальской стороне повыше Камчатки (реки) к Каланской Бобровой реке приходят по вся годы бусы и берут у иноземцов нерпичей и каланской жир а к ним что на бусах привозят ли — неведомо.

А в море бывают киты великие, нерпа, каланы, и те каланы выходят на берег по большой воде, и как вода убудет — каланы остаются па земле и их копьями колют и по носу палками Бьют, а бежать те каланы не могут потому что ноги у них самые малые, а береги деревяные (sic!.. каменистые?..), крепкие.

А Амур река далеко ль — про то он не ведает.

[17] А у Пенжинских иноземцов для морского ходу бывают вместо лодок байдары — сшиты из нерпичей кожи, в длину сажень 6, и поперег сажени 11/2, и в средине ставят деревянные распорки и решетки, и в тех байдарах человек по 30 и но 40 на море плавают для нерпичего и жирового промыслу, а далеко ль на море в тех байдарах выходят — про то он не ведает. А у камчадалов бывают лодки, которые поднимают человек по 10 и по 20-ти, а иных судов не видали. А у курилов никаких судов к водному ходу не видал, для того что был зимним временем.

А в Камчадальской и в Курильской земле хлеб пахать мочно, потому что места теплые и земли черные и мягкие, только скота нет и пахать не на чем, а иноземцы ничего сеять не знают.

А руды серебряные и иные какие есть ли - того не ведает, и руд никаких не знает.

А полоненик, котораго на бусе морем принесло, каким языком говорит — того не ведает. А подобием кабы гречанин: сухощав, ус невелик, волосом черн. А как увидел у русских людей образ Божий — зело плакал и говорил, что и у них такие образы есть же. А с ними говорил тот полоненик иное поруски, для того что жил он с ним Володимером 2 годы, а иное говорил через толмачь по корятцкому языку, для того что у иноземцов жил он до него Володимера два ж годы. А сказывался индейцом, и золота де у них родится много, и палаты цениные, а у царя де индейского палаты сребряные и вызолочены.

А у Курильских иноземцов взял он Володимер сребряную копейку, весом блиско золотника, а полоненик называл ее индейскою копейкою. А соболей и никакова зверя у них не употребляют. А одежду носят тканую, всяких парчей, стежную на бумаге хлопчатой.

И тот полоненик шел с ним Володимером на лыжах от Анандырского зимовья 6 дней, и стали у него ноги пухнуть и заскорбел, и затем поворотил ево назад в Анандырское зимовье, и буде он оздоровеет, то он с русскими людьми в Якутцкой выйдет. А нравом тот полоненик гораздо вежлив и разумен.

Да он же Володимер вез с собою камчадальского князца к Москве, для подлинного о той земле уведомления, и тот иноземец говорил поруску, и в Кайгородцком уезде воспою умер.

А у сибирских иноземцов у всех учливости никакой нет — люди худые, чистоты никакой не имеют".

[18] (По нижним полям листов и в конце текста:) "К сему добросу (sic) Якуцкой казачей пятидесятник Володимер Атласов руку приложил".

(Сибирского Приказа книга № 1292 лл. 709 - 713).

Сообщил Н. Оглоблин.

Примечания.

1) См. мою статью "Новыя данныя о Вл. Атласове" ("Чтения. Моск. Общ.
Ист. и Древн. ", 1888, кн. 1), с. 3 и след.

2) Ibid, 15 — 18.

3) См., напр., это описание (взятое иp летописи Есипова) в "Историч. очерке главн. событий в Камчатке" А. Сгибнева (Сиб. 1869), стр. 7 — 12.

4) Сибир. приказа столбец № 1422, лл. 1 — 12.

5) Ibid. книга № 1292, лл. 709 — 713.

6) Приведу несколько примеров: 1) в летописи Есипова читаем, будто "татары к ним (камчатским инородцам) доставляют ножи, и топоры " и пр. (Сгибнев, 10). Но в "скаске" Атласова нет неуместных здесь "татар" а там ясно говорится: "а товары к ним надобны — одекуй" и пр. 2) Передавая смутное известие Атласова о японских островах, Есипов выражается что там "люди живут царственные" (?!), что они привозят на Курильские острова "ценную посуду" и пр. (Сгибн., 11). Но в подлинной "скаске" Атласова нет этих нелепых "царственных людей": она просто говорит, что на островах "живут люди", которые привозят "ценинную посуду" и пр. 3) Есипов уверяет, что камчадальский инородец, котораго Атласов вез с собою в Москву, дорогою умер "в Новгородском уезде" (Сгибн., 12). понятно, что Атласову незачем было ехать в Москву через Новгородский уезд в "скаске" ясно читаем, что инородец умер "в Кайгородском уезде! Можно массу набрать таких примеров грубаго искажения Атласовскаго текста.

Опубликовано:

ЧТЕНИЯ В ИМПЕРАТОРСКОМ ОБЩЕСТВЕ ИСТОРИИ И ДРЕВНОСТЕЙ РОССИЙСКИХ ПРИ МОСКОВСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ. 1891 г. КНИГА ТРЕТЬЯ (СТО ПЯТЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ). МОСКВА, стр.1 — 18

Памятник атаману Ермаку . Скульптор ( естественно ) В. А. Беклемишев

curser, потрясающе
классс
ну ты Живопыра и красавец....

curser, мы с Олей сейчас (вот прямо сейчас) про берсеня беклемишева в рамках Валаха обсуждаемся - и тут твой пост...
совпадение? неее, это иначе называется...

Е. В. Пчелов, 2009
Символы сибирского царства.

В августе 1598 г. на левобережье Средней Оби русское войско во главе с тарским воеводой Андреем Матвеевичем Воейковым нанесло сокрушительное поражение сибирскому хану Кучуму [см.: Скрынников, 218–219]. Так закончилась история Сибирского ханства и завершилась эпопея, начатая походом Ермака в последние годы правления Ивана Грозного. Присоединение Сибири было одним из важнейших событий в истории Московского царства. Еще в июне 1555 г. [см.: Филюшкин, 206], после того как по просьбе сибирского бека Едигера Иван IV «их князя и всю землю Сибирьскую взял во свое имя и от сторон ото всех заступил и дань свою на них положил…» 1 , в царском титуле появились слова «всея Сибирские земли повелитель», которые заняли последнее место в перечислении земель территориального титула русских государей [подробнее см.: Каштанов, 3–21]. После разгрома Кучума царь московский мог уже с полным правом принять и титул царя сибирского. Он появился в царском титуле в сентябре 1599 г. и впервые зафиксирован в дипломатических документах русского посольства к императору Священной римской империи [Памятники, стб. 691]. Сибирский титул теперь переместился на третье место в перечне царств, следуя за Казанью и Астраханью.
http://ostrog.ucoz.ru/publikacii_2/4_71.htm