Очень хочется правок. В первом посту пока что весь текст - примерно две трети.
Не всем повезло…(название временное - потому и дурацкое, может кто предложит более нормальное?)
Сегодня мальчишка вскочил ни свет ни заря. Одевался впотьмах, еле разыскал ботинки под кроватью, хорошо хоть штаны с рубашкой лежали выглаженные на стуле. Наверное, баба Оля принесла, когда заснул.
Прислушался – тихо в доме, все спят. Даже кот Мурзик неугомонный, лишь шевельнул ухом, когда мальчик крался мимо, держа в руках ботинки, а в зубах ремень. Дверь едва слышно скрипнула, заставив дернуться и еще несколько секунд постоять не дыша, прислушиваясь. Нет, все в порядке, тихо.
Надел ботинки, присев на нижнюю ступеньку крыльца. Опасливо глянул в темное небо – ни луны, ни звезд. Все вокруг едва различимо. Пожалел, что не взял фонарик свой электрический из города. А у бабы Оли такого нет ничего. Лампа – и та керосиновая.
Страшно вот так – одному совсем, да еще в темный лес, а как иначе-то?
Услышал вчера, что сосед, высокий сухой старик из крайней избы, на охоту собрался. Лису выследить решил и пристрелить. Утащила рыжая воровка двух кур у него на прошлой неделе. Петрович злился, капканы ставил, да ничего не выходило, не попадалась лиса. А утром третья кура пропала. Толик, малыш совсем – бабки Нюры внучок, взял да и проболтался, что видел лисят у поваленного дуба. Не нужно было ему показывать? Да чего уж теперь!
По селу еще ничего, шел быстро, чтоб собак не тревожить, на ходу надевая ремень. Хотя собаки его знали, те две, мимо которых пройти пришлось – Кудлатка Василича, да Мухтар Петровича. Обе старушки, не почуяли, или своего распознали в мальчике. Не подняли лай, чего он немножко боялся. За околицей побежал уже во весь дух по знакомой тропке.
Успеть бы, предупредить лису что ли. Или прогнать. Сам не знал, что сделает. Да только не даст лисятам сиротами остаться – погибнут ведь, несмышленые. На холме остановился, дух перевести, обернулся назад. Все село лежало как на ладони – луна выплыла из-за туч, освещая. Нигде ни движения, только в крайнем доме огонек вспыхнул, погорел-погорел и погас. Ясное дело – это сосед уже вышел со двора со своим старым псом. Но идти они быстро не смогут, Мухтар, к счастью, давно уж резвость и нюх потерял, переваливается рядом с хозяином, удивляясь, наверное, что его на охоту взяли. Петрович и сам прихрамывал. Картина ясно предстала перед глазами – собака и старик с ружьем.
Ух, как-то про ружье забыл совсем мальчик, замечтался о своем. Быстрей, быстрей дальше. Сначала по дороге можно, которая в соседнее село ведет, не так страшно было, хоть и мерещилось за каждым поворотом невесть что. А потом свернуть направо у знакомой развилки.
Просека до самого озера тянется. Луна опять скрылась, потому мальчику казалось, что за ним кто-то гонится прямо по воздуху. А боковым зрением видел чудищ каких-то, которые рядом бегут. Может, медведь?
На берег озера вылетел и упал, запнувшись за корягу. Оглянулся назад, поднявшись на колени, хотя очень не хотелось туда смотреть. Напрягая зрение, вгляделся в темноту, да только ничего не видать – ни страшилищ каких, ни самой просеки – одна черная громада леса.
Так захотелось остаться прямо здесь, на берегу - светлее тут – возле озера, дождаться Петровича и все ему объяснить. Ну человек же он, поймет, должен понять. И сам знал, что обманывает себя. Ничего не поймет, старый. Он мальчишку, яблоки у него таскавшего, даже слушать не станет.
Прогнав слабость и жалость к себе, мальчик поднялся, отряхивая коленки, вздохнул, побежал дальше. Вдоль берега быстро не получилось, не успел и десяток шагов сделать, как очутился возле скалы – тут можно только по тонкой тропке над обрывом пробраться. Как тут Петрович пройдет – непонятно, он ведь старый совсем, а чтобы пройти, даже мальчику приходилось осторожничать, спиной к скале прижиматься, да цепляться за редкие кусты.
Зато за скалой ровная широкая долинка, здесь можно бегом даже в темноте, почему-то не так страшно, как на просеке. Может потому, что цель уже близко? Запнулся всего пару раз. Здесь днем хорошо – трава по пояс, можно спрятаться целиком, когда в войнушку играешь…
А вот и овраг. Прямо за ним поваленный дуб и нора лисят. Но как же страшно спускаться вниз по крутому склону. Посмотрел на небо – луны по-прежнему нет, вышла бы что ли, посветила… И вдруг заметил в стороне озера тонкую полоску рассвета. Приободрился немного – ведь утро уже. Пусть солнца еще не видно совсем, но осталось ведь чуточку – и взойдет. Но ждать нельзя, старик идет следом, нельзя попасться ему на глаза. Осторожно шагнул за край, уцепившись за куст.
На самой глубине оврага темно и страшно, и тени какие-то. Зубы невольно застучали. Затрещала ветка, проломившаяся под весом мальчика, испугав чуть не до смерти. Звук походил на выстрел. Нет, почудилось - далеко еще Петрович, не будет он стрелять.
На дне метнулось в сторону что-то большое, волосы встали дыбом, бросился скорее вперед и вверх. Выбирался из оврага быстрее, чем спускался, цепляясь за все, что придется, штаны на коленях испачкались в земле, а промокли еще раньше – когда по высокой траве бежал. А ведь совсем чистые были, выглаженные. Стоило, наверное, потратить минутку и попроще одежду поискать в сундуке...
Но об этом он решил потом подумать, сейчас пора к лисятам, маленьким рыжим комочкам, ласковым и игривым.
Поваленный дуб темной громадиной высоко возвышался вырванными из земли корнями. Протянулся ствол параллельно земле через заросли непролазные. Только по нему и пробраться можно было через буерак. Забраться на вырванное из земли дерево просто так не получится. Но если знать, что с другой стороны сухие корни словно лесенку образуют, то совсем легко. Даже Толик вчера сам заполз. И зачем решил его сюда взять?
Оказавшись наверху толстого ствола, мальчик задышал полной грудью. Пусть солнце еще не взошло, но когда ты высоко над землей идешь – темнота внизу уже не так пугает.
Скоро все тут светом зальет – и малинник, прижавшийся к боку поваленного исполина. И муравейник проснется у подножия разлапистой ели. И птенцы в гнезде на высокой сосне примутся тоненько пищать. Начнут выглядывать с любопытством. Что за птица, мальчишка не знал, все забывал у бабки спросить. Один птенец на прошлой неделе выпал, так пришлось подобрать и лезть на дерево, пока лиса не прознала, да не съела его. А потом переживал, заняв наблюдательный пункт. Боялся, не примет мамаша-птичка своего птенца, который теперь пахнет человеческими руками. Слышал об этом от кого-то. Но птичка-мама прилетела с червяком в клюве и ничего. Всех троих желторотиков накормила. Сейчас темно еще и гнезда не видать, а жаль. Мальчику нравилось за птичками наблюдать. Забавные они.
Стараясь не соскользнуть, мальчик осторожно шел по широкому стволу, огибая ветки и сучки. До вершины еще метра два была, но оттуда разве что самоубийцы прыгать будут – полянка тут резко вниз уходила. Да и тут, у начала поляны, и то страшно. Нужно было сползти цепляясь за ветку, потом немножко, перебирая руками, передвинуться в сторону, чтобы прямо на острые камни не попасть, и – прыгать. Вот так три дня назад, когда хотел это сделать, как раз и обнаружил на той стороне поляны играющих лисят. Пришлось тогда спешно назад забираться, да сидеть тихонько. Матери-лисы не было видно и удалось очень долго просидеть здесь, наблюдая за их играми. А может она и была где-то поблизости. То ли они мальчика не заметили, то ли не видели в нем опасности, но и на следующий день они все еще были здесь, и вчера, когда Толику решил показать…
Сейчас ничего внизу не видать. Темно и неуютно. Ухватился за ветку покрепче, повис, теряя опору. В сторону двигался медленно, перебирая руками. Ветка скрипела. А ну как не выдержит? Замер, когда показалось, что все, хватит. Ветер порывами срывал капли с нависших справа и слева деревьев, швырял прямо за шиворот и на голову. Звуки какие-то раздавались отовсюду, а то вдруг такая тишина наступала, что казалось, уши заложило.
Однако висеть на ветке бесконечно невозможно, руки сами вот-вот сорвутся. Может, мало он в сторону отполз? Сердце громко стучало где-то в горле. Пальцы начали разжиматься… Ух – и прыгнул, больше не думая. Удачно. Прокатился немножко по мягкой траве вниз по склону. Заметил отстраненно, что рубашка теперь тоже промокла. Да может еще обсохнет на солнышке.
Нору нашел не сразу во тьме. Помнил что где-то справа у большого камня. Увидел его, видно глаза уже привыкли, или рассветать, наконец, начало. Топать старался громко, но трава заглушала шаги. Тогда поднял толстый сук и стукнул им по камню, что возле входа в пещеру лежал. Звук гулко разнесся по округе. А вдруг и Петрович услышит? Мальчик замер нерешительно с поднятой палкой. Ладно, пусть слышит, мало ли, что тут в лесу стучать может! Ударил еще раз, сильно. И еще! А в ответ тишина, словно все вокруг замерло, прислушиваясь к незнакомому звуку. Почему лиса не выходит? Может, спит крепко? Как жаль, что не знает он повадки животных. Никто не рассказывал. Может внутрь залезть? А вдруг лиса его покусает? Там же ее детеныши.
Раздвинув кусты, закрывавшие вход в нору, осторожно вытянул шею, заглядываю в темноту норы. Ничего не видно, и непонятно. Внезапно выскочило оттуда что-то мелкое, напугав так, что Ромка свалился, дернувшись. Похоже на крысу, а не на лисенка. Отдышавшись, снова подполз к норе. Да нет же, нет там никого! Еще одна крыса уже не так напугала. Только вздрогнул от отвращения. Крыс мальчик не любил. Хотя не знал почему. Он их до этого и видел-то только на картинке.
Ушла. Точно ушла. Он еще вчера подумал, когда Толик засмеялся громко, увидев лисят, что уйдет лиса и больше он ее не увидит. Но услышав, что старик убивать ее пойдет, засомневался. Однако нужно проверить. Вдруг с лисой что-то случилось, и лисята одни остались? Сидят там, в глубине, и боятся.
Замирая от страха, сунул внутрь руку с палкой и пошевелил ею аккуратно. Ничего не понял. Вроде пусто, но до конца все равно достать не удалось. Придется лезть. Вздыхая горестно, мальчик зажмурился – все равно ничего не видать, и полез, шаря перед собой руками. Палка только мешала, и он оставил ее у входа. Хорошо, что худенький совсем, и то едва-едва получилось влезть. Внутри было очень Внутри было очень тесно, но чуть посветлее. Открыл все-таки глаза и увидел, что тусклый свет откуда-то сверху идет, наверное, щель какая-то есть. Лисят точно не было и лисы тоже. Только перья куриные в углу валяются у стенки. Сверху всякие корни свисают, а по темным углам, да с боков - что-то мелкое шевелится… Может, еще крысы? Жутковато стало. Выбирался ногами, потому как не то, что развернуться – ползти с трудом удавалось. И так боялся, что обрушится все на него, или застрянет посередке, и тогда он задохнется и умрет. А умирать совсем не хотелось. Поэтому двигался очень медленно и осторожно.
Оказавшись на просторе, задышал полной грудью, отряхивая с волос землю. Удивился, что стало гораздо светлее. На озере, верно, уж видно солнце.
А ведь ушла лиса! Может, сама почуяла опасность? Радостно от этого стало, хорошо так. Теперь бы на глаза старому охотнику не попасться, да домой быстрее бежать. Мухтар еще может почуять. Мало ли, что нюх потерял, а голубя словил недавно, если Толику верить.
На дуб залезть там, где прыгал, не удалось. Едва ноги не поломал, пробираясь по низу, даже показалось, что в нору какую-то угодил. Живо после этого на поваленный ствол вскарабкался. У корней дуба сполз вниз и немного помедлил, очень не хотелось снова в овраг спускаться, но в обход больно далеко. Там внизу по-прежнему пряталась тьма, хотя небо уже совсем посветлело.
Эта темнота его и схоронила. Едва спустился в самую глубину, услышал кряхтение старика на противоположной стороне, да тяжелое дыхание старого пса. Четкие силуэты показались на фоне неба. Оба – и человек и пес неторопливо начали вниз спускаться.
Ух, как сердце сразу забилось громко, того и гляди - услышат. Мальчик и прежде его боялся, Петровича этого. Злой он какой-то всегда был, а тут на днях поймал у своей яблони, да так за ухо тащил домой – к бабе Оле, что ухо распухло и еще долго горело.
Осторожно отползал в сторону по дну оврага, на четвереньках, стараясь не шуметь. Даже дышать перестал, когда замер неподвижно под каким-то кустиком, который почти не скрывал его. Наконец, Петрович с Мухтаром вниз спустились. Постояли чуть-чуть и стали подниматься к дубу. Тяжело им было. Старик еле сам в гору лез, да еще и пса на поводке за собой тащил. Смотреть на это почему-то совсем невесело было, и мальчик дальше не стал ждать. Не до него им сейчас.
Скоренько забрался на другую сторону и бросился бежать со всех ног к селу. У озера, на обрывистой тропке замер было – искупаться хотелось прямо в одежде, чтобы грязь с себя смыть. Только прыгать отсюда было нельзя, шею свернуть можно, да и не купался тут никто. Толику не разрешали, мал еще, а кроме них двоих детей в поселке больше нет.
Лишь старики, бывало, с другой стороны озера рыбачили. Там берег пониже. Ромке вдруг тоже сразу порыбачить захотелось. Отец его рыбалку любил, рассуждать мог долго, да вот лишь один раз Ромку с собой взял, два года уж прошло. А потом все некогда было, не до того, все дела у отца какие-то.
Просека уже совсем не страшная была. Да и вообще дорога домой почему-то короче показалась.
В дом удалось пробраться незамеченным. Грязную одежду сразу снял в своей комнатке, запихал, недолго думая, под кровать. Потом достанет, когда баба Оля отправится на другой конец села по своим делам.
Одев свежую рубашку и шорты, спустился на запах хлеба вниз – в горницу. На столе уже кувшин с молоком стоял и хлеб горячий, от аромата которого даже голова кружилась. Почему мама сама хлеб не печет? Вот в селе все сами пекут и ведь так вкусно!
- Ну, здравствуй, Рома, сокол мой ясный! – Произнесла баба Оля, поставив перед ним миску с кашей. – Оголодал за ночь-то?
Ромка в ответ поздоровался, но получилось что-то вроде: «Добрур!», так как набил уже рот душистым хлебом. Ел с удовольствием. Тут всегда хорошо елось. Говорят, от свежего воздуха аппетит лучше. Может, и он немного весу наберет. А то выглядит маленьким совсем. Соседские ребята в городе, Стас и Антон, оба выше его и сильнее, хоть и ровесники.
Слишком худощав и невысок был Ромка для своих тринадцати лет, едва доставал до старенького турника меж двух сосен, который прибил местный кузнец - перенес из своего двора. Сын его давно вырос, да в город переехал, внуки не приезжали, вот и решил мальчика порадовать. Только вот привесил высоко больно. Приходилось прыгать, чтобы уцепиться. Или на носочки вставать. Но силы в руках не хватало. Василич посмотрел, как он подтягивается и сказал: «Добро. Упорство – важнее силы».
Как это может быть важнее, мальчик не понимал. Вот он ведь упорный? Каждый день занимается – и что? Как приехал, пять раз подтягивался. И сейчас, спустя две недели, только шесть – с большим трудом, хоть старался каждое утро, а иногда и вечером. А так хотелось десять, или пятнадцать… Все впустую. Зато подъем с переворотом научился делать. Вот ведь в школе удивятся!
Хотелось еще крутиться вокруг турника научиться, но все не получалось. Сидел верхом, перекинув одну ногу через железную трубу, пальцы плотно охватывали круглую гладкую поверхность, потеплевшую то ли от жаркого солнца, то ли от его занятий. И ведь знал, что все просто, видел, как в городе Антон так делал. Только ринуться вниз, да так сильно, чтоб снова сверху оказаться, не решался, духу не хватало.
А сегодня, поблагодарив за завтрак, решил – попробует. Ну что такого? Ну, упадет… Уж всяко не так страшно, как с дуба поваленного в темноту прыгать.
Только сначала нужно воды натаскать из колодца. А колодец только в середине села. Два бидона на тележку поставил и покатил туда. Хорошо, очередь из соседей еще не набралась. Теперь ведром на веревке воду в колодце черпать. Занятие не быстрое, но ему нравилось. Заполнив оба бидона, облившись случайно пару раз, мокрый и довольный повез воду к дому. Тележка хорошая была, легкая, из какого-то светлого металла, но не алюминия. Петрович на прошлой неделе предлагал денег за нее, да бабка не отдала.
Поставив баки на место, побежал сразу на турник.
- Куда это ты, сломя голову? - спросила баба Оля, когда он бросился в сад.
- Кувырнуться хочу! – крикнул Ромка.
Бабка лишь головой покачала, глядя, как он извивается на турнике, но мысли свои держала при себе. И непонятно было Ромке - одобряет она его, или порицает? А может, просто так смотрит? Вышла на крыльцо со своими коклюшками, стучат они дробно и весело, мелькают в ее руках, а она поглядывает на внука и молчит. Да и ему не до разговоров. Сосредоточиться нужно.
Баба Ольга вообще удивительная, если не сказать - странная, не квохтала, как остальные – мол, худой совсем, кожа да кости, не называла ласковыми именами, как баба Нюра, соседка. Та и не родная, а все его – то зайчиком, то Ромашкой, то малышом кличет – словно он её внуку ровесник. А ведь он почти в два раза Толика старше.
Вот баба Ольга даже не обняла при встрече. Строгая и гордая она какая-то. И всегда такой была, сколько мальчик себя помнит. Но иногда так посмотрит, что внутри, словно горячо становилось и так легко-легко на душе. Петь хотелось потом от такого взгляда, или бежать по полю во весь дух, раскинув руки, навстречу солнцу и ветру… И не променял бы он ее на сотню ласковых и хлопотливых баб Нюр. Нет, только у него такая, ни на кого не похожая. И красивая очень.
И мама на нее была похожа, так отец говорил. Спокойная, строгая и справедливая. И тоже – высокая и красивая. Ромка иногда пытался ее представить или даже вспомнить, но никак не мог. Ведь всего год ему был, когда она погибла. Как она умерла, ему не говорили. Несчастный случай. А какой? Нужно поспрашивать бабку, может, расскажет? Только она не на все вопросы отвечала. Иногда расскажет, даже больше чем спросил, а порой только головой покачает, глядя куда-то вдаль. Словно и не слышала вопроса. Словно видит что-то, никому недоступное. И вид такой строгий становился, что Ромка тревожить ее в такие моменты не решался, уходил тихонько. Вот в первый раз так в лес и попал. Шел, шел, и добрался до того самого дуба, а там птички, муравьи, белку даже видел с кисточками на ушах. Смотрела на него блестящим глазом и грызла орех или что-то похожее. Близко совсем сидела. Не боялась.
На турнике мальчик так и не решился кувыркнуться, руки дрожали почему-то. Может из-за утренних приключений. Без толку просидел минут десять и плюнул. Завтра попробует.
Пошел к соседке, Толику обещал лук помочь сделать. Палку они еще вчера нашли – срезали в лесу ножиком. Вместо веревки толстую леску решили навязать. А стрелы Василич обещал выстругать и наконечники приспособить.
***
Ольга Андреевна проводила внука взглядом. Порадовалась, что загореть успел и ожил как-то. Совсем бледненький и несчастный из города приехал. Мучают они там детей, что ли? И куда зять смотрит, совсем ребенка забросил. Хорошо ума хватило сюда его прислать, в село. Пусть и бедно живут, и кроме стариков никого здесь не осталось, да все привольней мальчишке на свежем воздухе, да с парным молоком. Корова только у Петровича была. Да в соседнем селе у Марии с Егором – целых две. Но до них несколько километров через лес, каждый день не походишь, хоть и дешевле. И приходилось брать у Петровича втридорога. Не для себя, куда уже старой, для Романа. Как же он на Василинку похож, лицом – так вылитый, только брови, как у отца, густые, черные, и хмурится так же, как зять, когда не по его выходит.
Серьезный мальчик растет, даже не улыбнется никогда, не то, что малыш у Нюры - только и слышно порой его заливистый смех. Все его любят и балуют по мере сил, кроме разве Петровича. Но Толик здесь давно, почитай с рождения. Не нужен стал ребенок родителям, отдали бабке, карьеру делают. А та и рада. Такое счастье на старости лет. И Толику хорошо, другой-то жизни он и не знал. Единственно, к Ромке сильно привязался. Хвостиком ходит. Что будет, когда ее мальчик в город вернется?
Вот бы Романа здесь оставили хоть на год-другой. Что ему школа, сама разве она не выучит всему необходимому? Недаром образование хорошее в молодости получила. Могла бы в институте преподавать. Только нет в городе института, да и для кого? Всего населения в городке тысячи четыре, если люди не врут. Мало совсем…
Пока Ромки нет, пошла в его комнату, долго искать не пришлось, вытащила из-под кровати грязный ком одежды. Смешной, думает, ругать она его будет. А за что его ругать? За то, что лису с лисятами спасал от Петровича? Ох, какие глазищи у него вчера были, когда услышал, как старый хвастал, что лисицу убьет. Думала, сразу в лес бросится. Ан нет, до утра ждал. И получилось у него все. Довольный на завтрак явился, аж светится. Хорошо, что он такой растет. Нормальный. Ведь правильно это - слабых защищать, да о младших заботиться…
Вдали раздался едва слышный гудок со стороны старой заброшенной ветки. Похоже, вагоноремонтное депо опять вывело на испытания свой "паравоз». Вон оно, как все обернулось. Вместо дизеля опять пытаются вернуться к пару, хоть и называют это заумно "стирлингом".
Накинув платок на плечи, собрала в короб пару хлебов, огурцов и помидоров из теплицы, да кабачок только с грядки, и вышла со двора. Забежала Нюра, принесла пакет с мукой и кулек конфет.
- Успела, - запыхавшись, проговорила она, - я уж думала, ушла ты.
- Да куда ж я. Подождала бы. С вечера ведь сговорились. А конфеты чего?
- Дак Толику брала, а у него зубки… Без сладкого лучше. И да разве ж то конфеты, так – леденцы на палочках. Баловство одно. Толик обойдется, а детишкам Аннушкиным радость… Да и варенье у меня есть, - туманно пробормотала Нюра, и тут же затараторила о другом: - А я тут на площадь бегала. Машина с хлебом не пришла, бабы толкуют, что лучше самим печь, чем дожидаться, пока с городу пришлют. А мужики трепятся, мол – мобилизовали нашу машину, али сломалась окончательно. Так и так выходит, что самим…
Ольга улыбнулась, и ходить никуда не надо, Нюра все новости сама принесет. Но вот муки стоит прикупить побольше, мало ли что, а внука кормить надо. Внук! Надо же, Ромке тринадцать уже, а все никак бабкой себя почувствовать не может.
- А что еще слышно?
- Да вот, Василичу сын написал, мол, квартиру в новом доме дали, к себе зовет…
- Почтальон был? – спросила хозяйка, избегая пытливого взгляда соседки. Вбила себе в голову, что Василич в Ольгу влюблен… А с чего, чай не молодые уже. Ей почти пятьдесят, а Василичу и того больше, какая уж там любовь.
- Был Федька, как не быть. Велосипед у него новый. Газет на этот раз не привез, так они сегодня и не должны быть. Только письма. Василичу, да Ивану с Натальей.
- А им чего?
- Да все тоже, приехать дети никак не могут, дала, мол. А вот внучку обещались прислать, только не первый раз уж обещают, а Наталья верит, побежала комнатку готовить…
Нюра вздохнула горестно. Потом вскочила, увидев, что Ольга собралась уже. Помогла короб на спину пристроить.
- И чего ты им помогаешь? - стала она причитать, - самой ведь внука кормить надо!
- Ну а ты чего? – Улыбнулась Ольга.
- Ну, так как же, захворала, а ей троих поднимать, да мужик еёный запропал. Ох, горе то какое…
- Вот сама же и ответила. – Ольга направилась к дверям, - за Ромкой приглядишь, коли что? Я недолго, часа за два управлюсь.
- Спрашиваешь, Андревна, куда же я денусь?!
- Вот и славно.
Маленький хутор «Нагорный» находился в сорока минутах ходьбы, как раз между двух сел. Да и то, по прямой - гораздо ближе, но дорога в гору петляла, да и нелегко взбираться на крутизну. Из трех домов, которые выглядели совсем новенькими, жилыми были только два. Хозяин среднего дома, отстроившись, перебрался вдруг в город. Уж второй год выставлен на продажу, а никто покупать не спешит.
Дальний домишко, небольшой совсем. Жилец есть, а вот никто его особо и не видел. Нелюдимый совсем. Так есть с чего…
Крайний к спуску с горы дом занимала семья Малышевых. Молодая Анна с тремя детьми. Петр, муж ее, куда-то сгинул еще зимой. Что только не говорили о его исчезновении, однако ж Ольга ни в одну из версий не верила, слишком уж причудливые все были, да маловероятные. Знала только, что ушел в лес на охоту – да не вернулся.
Теперь Анна одна хозяйство ведет. Шустрая она и сильная, авось управится. Тяжело ей конечно, но ни разу жалобы не услышишь. А мужик-то хороший был, непьющий, работящий и любил их всех сильно…
И такое бывает. Живешь себе спокойно, все вроде прекрасно, беды не ждешь, а вон как оно обернуться может…
Не успела подняться, да встать у тропы, чтобы немного отдышаться, как навстречу уже неслись два кобеля, молча ощерившись. Ветер дул в сторону спуска, потому узнали ее, только совсем близко подбежав, затормозили, завиляли хвостами, тыкаясь в колени.
- Ну, будет, будет! – Оля ласково потрепала обоих – хорошие сторожа. Пошла к воротам. Навстречу уже бежала старшая девочка лет двенадцати – совсем пацанка, в камуфляжных штанах, берцах и теплой фуфайке – ветрено здесь, на высоте. И волосы коротко пострижены – под мальчишку. В руках дробовик.
- Ой, здрасте, теть Оль! – девочка смущенно закинула дробовик за спину. – А мы вас не ждали сегодня.
- Привет, Насть. Беспокоит кто?
- Да неее…
- А почему с ружьем?
Девочка покраснела, понурила голову. Ольга решила у Анны спросить. Хотя та тоже вряд ли скажет. Вот уж характер… Во дворе двойняшки – Маша и Антоша, ровесники Толика, бросились ее обнимать.
Анна, одетая совсем как старшая дочь, только вместо фуфайки - рубаха с закатанными рукавами, появилась из хлева. Несколько коз, овец, кур и гусей, составляли все хозяйство. Но и это – по здешним меркам было немало. Так еще свинью завели.
- Как узнала? – Прямо спросила Анна, вместо приветствия.
- Ну, шила в мешке не утаишь. Ты давай, не стой столбом. Показывай, что не так…
Анна сразу весь вид боевой растеряла.
- Оль, ничего понять не могу, у Жужи молока нет, смотреть уже на поросяток без слез невозможно.
Жужа – это ее свинья, вспомнила Ольга. Кажется, кто-то из малышей так назвал.
- Когда опоросилась?
- Вечером. Двенадцать крошек. – Ее большие глаза наполнились слезами. Давно не видела такого. Анна очень стойко всегда относилась к своим бедам.
- А что же сразу не позвала?
Она промолчала, упрямо вздернув подбородок, раскрыла дверь в теплое отделение хлева, где на полу развалилась огромная свинка. Маленькие розовые поросятки, тоненько повизгивая, тыкались в соски матери, но безрезультатно. Молока нет!
- Понятно. Короб возьмите.
Ольга скинула свою ношу и подвинула к Антошке, с любопытством толкавшемуся рядом, вытащив сперва из короба пухлую сумку. Потом засучила рукава и попросила принести горячей воды. Старшая бросилась исполнять. Антошка, поймав сердитый взгляд матери, позвал Машу – сестренка пряталась за дверью, ухватил вместе с ней короб. Поглядывая на него, как на рождественский подарок, дети быстренько покинули хлев. Антошка видно и крутился рядом, думал, мать сразу открыть позволит, но настаивать не стал. Маленький совсем, а понимает уже, когда мешать нельзя.
Ольга достала из сумки шприц и ампулу. Порадовалась, что пришла вовремя. Поросятки уже вели себя вяло, того и гляди потеряют все силы и интерес к жизни. А еще она поразилась, что один в один – случай из любимой в детстве книжки. Какой ветеринар не зачитывался Хэриотом в свое время?! Многие потом сетовали у них на курсе, что если бы не известный англичанин, фиг бы их кто увидел в ветеринарном институте. Все было – и трудности, и радости. Последнего больше – для нее. Молодость вспомнилась. Как познакомилась на курсе со славным мальчиком Мишей, как все у них хорошо складывалось… Как же давно это было!
Потрогав живот Жужи, убедилась, что догадка правильная - молоко есть. А нормальная температура показала, что это точно не мастит, а значит, все будет в порядке. Набрала три кубика, вколола в бедро. Как и полагалось, инъекция подействовала безотказно. Пусть и просроченная ампула, а что делать. Кому сейчас легко?
Спустя пять минут, когда голодные розовые комочки присосались-таки к матери, довольно похрюкивая, а Анна, не скрывая радости, убежала в дом, явно желая чем-то отблагодарить, Ольга, разгибая спину, «старость – не радость», пошла вымыть руки в маленькую баньку. Видимо вчера топили, еще сохранилось тепло. Ровными рядками лежали в предбаннике дровишки. Кто-то помогает? Или сами все?
С Анной поговорить так и не удалось, выбежала, всучила, краснея, короб, поблагодарила только сияющим взглядом, собиралась что-то сказать, но промолчала. Хотелось Ольге вернуть подношение, которое та явно успела в короб засунуть, и не стала. Пускай. А то, как бы в следующий раз от помощи не отказались. Колбаса, наверное, кровяная, или сыр козий. Ромке-то понравится – хоть какое-то разнообразие…
Настя, открывая калитку, нерешительно потянула за рукав, когда мать в хлеву скрылась:
- Теть Оль!
- Что, милая?
- А правда… - Девочка набрала в грудь воздуха и выпалила одним духом: - Правда, что к вам внук из города приехал?
Эх, только сейчас пришло в голову, что надо было Ромку с собой прихватить. И о чем думает? А Анна еще спрашивает, откуда, мол, про беду она узнала. Если сами, живут вроде совсем обособленно, никого не видят, а про внука узнали.
- Приехал, - кивнула. – Ромкой зовут. На годик тебя постарше будет. Да ты забегай в гости, Настюш, мы же не на краю света живем. Познакомитесь…
- Не знаю, - девочка покраснела, прикрикнула сердито на собак, попытавшихся выбежать из ворот. Добавила тихо: – Мама не отпустит…
«Это мы еще посмотрим!» - подумала Ольга, а вслух попрощалась с Настей, помахала в ответ двойняшкам. Те прилипли к забору, глядя, как «тетя Оля» уходит.
А бывший врач-ветеринар заспешила вниз. Обед скоро, Ромку пора кормить, а то ведь забегается, сам о еде и не вспомнит...
Соседка встретилась у дома Петровича, несла молоко в бидоне.
- Ой, Андревна, что по радиу-то говорят!
- А что говорят? – Ольга приноровила свой шаг к мелким шажочкам Нюры, - одно и то же, небось?
- Ну как же… Что в мире-то делается!. Страсти-то какие!
- Нюр, да у тебя все страсти, - улыбнулась Ольга.
- Дык я как есть говорю. Плохо там все в Африке-то. А китайцы с японцами остров никак не поделят.
- Хм, японцы? Не утопли еще?
- Не шути так, Оль! Ты чего? Там же люди тоже живут.
- Не буду так шутить, права ты. - Неловко самой за свои слова стало. – А где ты радио слушала?
- Ну как где – у Петровича. То есть, это, не сама слушала… Это он мне и рассказал… Что ж с нами будет-то? Вот уж не знаю.
- А что будет… Живем, слава Богу, и дальше жить будем. Ты лучше скажи, Ромка-то как, ничего без меня не натворил?
Они остановились у калитки Ольгиного дома.
- Ромочка твой умница, все лук мастерили с моим. А потом к Василичу в кузницу пошли, наверное – и сейчас там. Какие-то наконечники делают.
- В кузницу… Скажешь тоже. – Усмехнулась Ольга. – Ладно, Нюр, пойду, обед сготовить надо.Ты, если Ромку увидишь, гони ко мне. А то опять голодным до вечера пробегает.
- Да уж, худющий он у тебя совсем… Ну, давай, Оль. Ой. С Анной-то как?
- Нормально все, Нюр.
В горнице открыла короб – а там сала свежего кусок - под килограмм будет, а то и больше. Завернуто в тряпицу. А запах… от чесночного духа с тонким оттенком прикопченой шкурки аж слюнки потекли. Не стоило брать, да чего уж теперь. Вот Ромка попробует, ему полезно. Да и сама, что греха таить, давно такого не ела. Борща сейчас наварит, да картошку молодую с укропом, и это сало с черным хлебушком. Эх, красота!
***
Двойняшки. ольга, как "бывший врач", именно так и скажет, и подумает, имхо.
Впрочем, это мелочь. Текст хороший, вполне достоверный. вроде... Потому что я никак понять не могу - какое время описывается...
Если постАп - то никто машинами никому хлеб возить не будет, и конфет тоже не будет... Если еще нет, и БП только должен случиться - то кто реквизировал машину, и зачем ставят стирлинга на тепловоз? Надеюсь, дальше понятнее будет )))
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
---
Укроп - гораздо лучше, чем конопля!
Двойняшки. ольга, как "бывший врач", именно так и скажет, и подумает, имхо.
Исправила))
Quote (РОМАН)
Текст хороший, вполне достоверный. вроде...
хмммм....
Quote (РОМАН)
Потому что я никак понять не могу - какое время описывается...
о как!))))))))))))))))))
Quote (РОМАН)
Если постАп - то никто машинами никому хлеб возить не будет, и конфет тоже не будет... Если еще нет, и БП только должен случиться - то кто реквизировал машину, и зачем ставят стирлинга на тепловоз? Надеюсь, дальше понятнее будет )))
Все то тебе, Рома, знать надо. Малоли, что шериф. Дождись концовки.
Весь добавленный сегодня кусок. Правда в первом сообщении - дублируется)))
Вдали раздался едва слышный гудок со стороны старой заброшенной ветки. Похоже, вагоноремонтное депо опять вывело на испытания свой "паравоз». Вон оно, как все обернулось. Вместо дизеля опять пытаются вернуться к пару, хоть и называют это заумно "стирлингом".
Накинув платок на плечи, собрала в короб пару хлебов, огурцов и помидоров из теплицы, да кабачок только с грядки, и вышла со двора. Забежала Нюра, принесла пакет с мукой и кулек конфет.
- Успела, - запыхавшись, проговорила она, - я уж думала, ушла ты.
- Да куда ж я. Подождала бы. С вечера ведь сговорились. А конфеты чего?
- Дак Толику брала, а у него зубки… Без сладкого лучше. И да разве ж то конфеты, так – леденцы на палочках. Баловство одно. Толик обойдется, а детишкам Аннушкиным радость… Да и варенье у меня есть, - туманно пробормотала Нюра, и тут же затараторила о другом: - А я тут на площадь бегала. Машина с хлебом не пришла, бабы толкуют, что лучше самим печь, чем дожидаться, пока с городу пришлют. А мужики трепятся, мол – мобилизовали нашу машину, али сломалась окончательно. Так и так выходит, что самим…
Ольга улыбнулась, и ходить никуда не надо, Нюра все новости сама принесет. Но вот муки стоит прикупить побольше, мало ли что, а внука кормить надо. Внук! Надо же, Ромке тринадцать уже, а все никак бабкой себя почувствовать не может.
- А что еще слышно?
- Да вот, Василичу сын написал, мол, квартиру в новом доме дали, к себе зовет…
- Почтальон был? – спросила хозяйка, избегая пытливого взгляда соседки. Вбила себе в голову, что Василич в Ольгу влюблен… А с чего, чай не молодые уже. Ей почти пятьдесят, а Василичу и того больше, какая уж там любовь.
- Был Федька, как не быть. Велосипед у него новый. Газет на этот раз не привез, так они сегодня и не должны быть. Только письма. Василичу, да Ивану с Натальей.
- А им чего?
- Да все тоже, приехать дети никак не могут, дала, мол. А вот внучку обещались прислать, только не первый раз уж обещают, а Наталья верит, побежала комнатку готовить…
Нюра вздохнула горестно. Потом вскочила, увидев, что Ольга собралась уже. Помогла короб на спину пристроить.
- И чего ты им помогаешь? - стала она причитать, - самой ведь внука кормить надо!
- Ну а ты чего? – Улыбнулась Ольга.
- Ну, так как же, захворала, а ей троих поднимать, да мужик еёный запропал. Ох, горе то какое…
- Вот сама же и ответила. – Ольга направилась к дверям, - за Ромкой приглядишь, коли что? Я недолго, часа за два управлюсь.
- Спрашиваешь, Андревна, куда же я денусь?!
- Вот и славно.
Маленький хутор «Нагорный» находился в сорока минутах ходьбы, как раз между двух сел. Да и то, по прямой - гораздо ближе, но дорога в гору петляла, да и нелегко взбираться на крутизну. Из трех домов, которые выглядели совсем новенькими, жилыми были только два. Хозяин среднего дома, отстроившись, перебрался вдруг в город. Уж второй год выставлен на продажу, а никто покупать не спешит.
Дальний домишко, небольшой совсем. Жилец есть, а вот никто его особо и не видел. Нелюдимый совсем. Так есть с чего…
Крайний к спуску с горы дом занимала семья Малышевых. Молодая Анна с тремя детьми. Петр, муж ее, куда-то сгинул еще зимой. Что только не говорили о его исчезновении, однако ж Ольга ни в одну из версий не верила, слишком уж причудливые все были, да маловероятные. Знала только, что ушел в лес на охоту – да не вернулся.
Теперь Анна одна хозяйство ведет. Шустрая она и сильная, авось управится. Тяжело ей конечно, но ни разу жалобы не услышишь. А мужик-то хороший был, непьющий, работящий и любил их всех сильно…
И такое бывает. Живешь себе спокойно, все вроде прекрасно, беды не ждешь, а вон как оно обернуться может…
Не успела подняться, да встать у тропы, чтобы немного отдышаться, как навстречу уже неслись два кобеля, молча ощерившись. Ветер дул в сторону спуска, потому узнали ее, только совсем близко подбежав, затормозили, завиляли хвостами, тыкаясь в колени.
- Ну, будет, будет! – Оля ласково потрепала обоих – хорошие сторожа. Пошла к воротам. Навстречу уже бежала старшая девочка лет двенадцати – совсем пацанка, в камуфляжных штанах, берцах и теплой фуфайке – ветрено здесь, на высоте. И волосы коротко пострижены – под мальчишку. В руках дробовик.
- Ой, здрасте, теть Оль! – девочка смущенно закинула дробовик за спину. – А мы вас не ждали сегодня.
- Привет, Насть. Беспокоит кто?
- Да неее…
- А почему с ружьем?
Девочка покраснела, понурила голову. Ольга решила у Анны спросить. Хотя та тоже вряд ли скажет. Вот уж характер… Во дворе двойняшки – Маша и Антоша, ровесники Толика, бросились ее обнимать.
Анна, одетая совсем как старшая дочь, только вместо фуфайки - рубаха с закатанными рукавами, появилась из хлева. Несколько коз, овец, кур и гусей, составляли все хозяйство. Но и это – по здешним меркам было немало. Так еще свинью завели.
- Как узнала? – Прямо спросила Анна, вместо приветствия.
- Ну, шила в мешке не утаишь. Ты давай, не стой столбом. Показывай, что не так…
Анна сразу весь вид боевой растеряла.
- Оль, ничего понять не могу, у Жужи молока нет, смотреть уже на поросяток без слез невозможно.
Жужа – это ее свинья, вспомнила Ольга. Кажется, кто-то из малышей так назвал.
- Когда опоросилась?
- Вечером. Двенадцать крошек. – Ее большие глаза наполнились слезами. Давно не видела такого. Анна очень стойко всегда относилась к своим бедам.
- А что же сразу не позвала?
Она промолчала, упрямо вздернув подбородок, раскрыла дверь в теплое отделение хлева, где на полу развалилась огромная свинка. Маленькие розовые поросятки, тоненько повизгивая, тыкались в соски матери, но безрезультатно. Молока нет!
- Понятно. Короб возьмите.
Ольга скинула свою ношу и подвинула к Антошке, с любопытством толкавшемуся рядом, вытащив сперва из короба пухлую сумку. Потом засучила рукава и попросила принести горячей воды. Старшая бросилась исполнять. Антошка, поймав сердитый взгляд матери, позвал Машу – сестренка пряталась за дверью, ухватил вместе с ней короб. Поглядывая на него, как на рождественский подарок, дети быстренько покинули хлев. Антошка видно и крутился рядом, думал, мать сразу открыть позволит, но настаивать не стал. Маленький совсем, а понимает уже, когда мешать нельзя.
Ольга достала из сумки шприц и ампулу. Порадовалась, что пришла вовремя. Поросятки уже вели себя вяло, того и гляди потеряют все силы и интерес к жизни. А еще она поразилась, что один в один – случай из любимой в детстве книжки. Какой ветеринар не зачитывался Хэриотом в свое время?! Многие потом сетовали у них на курсе, что если бы не известный англичанин, фиг бы их кто увидел в ветеринарном институте. Все было – и трудности, и радости. Последнего больше – для нее. Молодость вспомнилась. Как познакомилась на курсе со славным мальчиком Мишей, как все у них хорошо складывалось… Как же давно это было!
Потрогав живот Жужи, убедилась, что догадка правильная - молоко есть. А нормальная температура показала, что это точно не мастит, а значит, все будет в порядке. Набрала три кубика, вколола в бедро. Как и полагалось, инъекция подействовала безотказно. Пусть и просроченная ампула, а что делать. Кому сейчас легко?
Спустя пять минут, когда голодные розовые комочки присосались-таки к матери, довольно похрюкивая, а Анна, не скрывая радости, убежала в дом, явно желая чем-то отблагодарить, Ольга, разгибая спину, «старость – не радость», пошла вымыть руки в маленькую баньку. Видимо вчера топили, еще сохранилось тепло. Ровными рядками лежали в предбаннике дровишки. Кто-то помогает? Или сами все?
С Анной поговорить так и не удалось, выбежала, всучила, краснея, короб, поблагодарила только сияющим взглядом, собиралась что-то сказать, но промолчала. Хотелось Ольге вернуть подношение, которое та явно успела в короб засунуть, и не стала. Пускай. А то, как бы в следующий раз от помощи не отказались. Колбаса, наверное, кровяная, или сыр козий. Ромке-то понравится – хоть какое-то разнообразие…
Настя, открывая калитку, нерешительно потянула за рукав, когда мать в хлеву скрылась:
- Теть Оль!
- Что, милая?
- А правда… - Девочка набрала в грудь воздуха и выпалила одним духом: - Правда, что к вам внук из города приехал?
Эх, только сейчас пришло в голову, что надо было Ромку с собой прихватить. И о чем думает? А Анна еще спрашивает, откуда, мол, про беду она узнала. Если сами, живут вроде совсем обособленно, никого не видят, а про внука узнали.
- Приехал, - кивнула. – Ромкой зовут. На годик тебя постарше будет. Да ты забегай в гости, Настюш, мы же не на краю света живем. Познакомитесь…
- Не знаю, - девочка покраснела, прикрикнула сердито на собак, попытавшихся выбежать из ворот. Добавила тихо: – Мама не отпустит…
«Это мы еще посмотрим!» - подумала Ольга, а вслух попрощалась с Настей, помахала в ответ двойняшкам. Те прилипли к забору, глядя, как «тетя Оля» уходит.
А бывший врач-ветеринар заспешила вниз. Обед скоро, Ромку пора кормить, а то ведь забегается, сам о еде и не вспомнит...
Соседка встретилась у дома Петровича, несла молоко в бидоне.
- Ой, Андревна, что по радиу-то говорят!
- А что говорят? – Ольга приноровила свой шаг к мелким шажочкам Нюры, - одно и то же, небось?
- Ну как же… Что в мире-то делается!. Страсти-то какие!
- Нюр, да у тебя все страсти, - улыбнулась Ольга.
- Дык я как есть говорю. Плохо там все в Африке-то. А китайцы с японцами остров никак не поделят.
- Хм, японцы? Не утопли еще?
- Не шути так, Оль! Ты чего? Там же люди тоже живут.
- Не буду так шутить, права ты. - Неловко самой за свои слова стало. – А где ты радио слушала?
- Ну как где – у Петровича. То есть, это, не сама слушала… Это он мне и рассказал… Что ж с нами будет-то? Вот уж не знаю.
- А что будет… Живем, слава Богу, и дальше жить будем. Ты лучше скажи, Ромка-то как, ничего без меня не натворил?
Они остановились у калитки Ольгиного дома.
- Ромочка твой умница, все лук мастерили с моим. А потом к Василичу в кузницу пошли, наверное – и сейчас там. Какие-то наконечники делают.
- В кузницу… Скажешь тоже. – Усмехнулась Ольга. – Ладно, Нюр, пойду, обед сготовить надо.Ты, если Ромку увидишь, гони ко мне. А то опять голодным до вечера пробегает.
- Да уж, худющий он у тебя совсем… Ну, давай, Оль. Ой. С Анной-то как?
- Нормально все, Нюр.
В горнице открыла короб – а там сала свежего кусок - под килограмм будет, а то и больше. Завернуто в тряпицу. А запах… от чесночного духа с тонким оттенком прикопченой шкурки аж слюнки потекли. Не стоило брать, да чего уж теперь. Вот Ромка попробует, ему полезно. Да и сама, что греха таить, давно такого не ела. Борща сейчас наварит, да картошку молодую с укропом, и это сало с черным хлебушком. Эх, красота!
Оля, классная прода.
По прежнему таинственная, в смысле, раскрытия загадочных окружающих обстоятельств.
Хутор с ребятишками тронул, чувствуется нелегко им приходится.
А бабка Оля разве ветеринар? Я было подумала, что она бывший преподаватель
Была сама готова мальца всему научить
Сценка с поросятами кого-то напоминает
Очень нравится прям даже ... В общем очень
Мне тоже это напомнило кое что ---Хэрриота, сценка с поросятами
Дам-с странный постап)) надеюсь завеса тайн когда-нибудь да будет снята) жду с нетерпением
П.С. а в поправленной продке прямо на него и ссылаемся) значит мы вычислили откуда ноги растут-то
Катеринка, Катик, Леди Кэтрин
Сообщение отредактировал LookDream - Пятница, 07.10.2011, 00:06
П.С. а в поправленной продке прямо на него и ссылаемся) значит мы вычислили откуда ноги растут-то
да уж, раз случай содрала оттуда, пришлось сослаться))))
Quote (LookDream)
Дам-с странный постап)) надеюсь завеса тайн когда-нибудь да будет снята) жду с нетерпением
хехе, надеюсь у меня получится((
-- Сразу видно, что свиньи вам нравятся! -- сказал мистер Уорли, когда
я бочком вошел в закуток.
-- Неужели?
-- А как же! Мне с первого взгляда ясно. Вот вы зашли тихо,
по-хорошему, почесали Принцессе спинку, поговорили с ней, и я сразу подумал:
"Этому молодому человеку свиньи нравятся!"
-- Отлично. Кстати сказать, вы совершенно правы: свиньи мне нравятся...
Тем временем я осторожно пробирался мимо Принцессы, не зная, как она
воспримет мою дерзость. Это была внушительная зверюга, а матери с молочными
поросятами нередко набрасываются на чужаков. Когда я вошел в хлев, она
встала, стряхивая с себя сосущих поросят, поглядела на меня и неопределенно
хрюкнула, напомнив о тех довольно частых случаях, когда я выскакивал из
закутков куда быстрее, чем входил в них. При виде разинутой пасти дюжей,
свирепо хрипящей свиньи я всегда обретаю удивительную резвость.
И вот теперь я был в узком закутке. Принцесса как будто отнеслась ко
мне с полным благодушием. Она снова хрюкнула, но совершенно мирно, и
неторопливо улеглась на солому, подставив соски жадным маленьким ртам. Эта
поза позволяла мне спокойно осмотреть ее ногу.
-- Ага, ага, та самая, -- тревожно сказал мистер Уорли. -- Утром она
просто наступить на нее не могла.
На вид ничего серьезного не было: роговой край одного копытца разросся
и натирал чувствительную подошву, но ради подобных пустяков нас, как
правило, не вызывали, Я удалил разросшийся край и смазал больное место нашей
универсальной успокаивающей дегтярной мазью, а мистер Уорли все это время
стоял на коленях возле головы Принцессы, поглаживал ее и что-то ласково
ворковал ей на ухо. Слов я не разбирал. А может быть, он изъяснялся на
свином языке, потому что Принцесса словно бы отвечала ему тихим
похрюкиванием. Во всяком случае, это сработало лучше всякой анестезии, и все
были счастливы на удивление -- включая поросят, деловито в два ряда сосавших
мать.
-- Ну, все в порядке, мистер Уорли. -- Я выпрямился и протянул ему
баночку мази: -- Втирайте понемножку два раза в день, и, не сомневаюсь, все
скоро заживет.
-- Большое спасибо, весьма вам благодарен! -- Он потряс мне руку с
таким жаром, словно я спас Принцессу от неминуемой гибели. -- Рад был
познакомиться с вами, мистер Хэрриот. Конечно, с мистером Фарноном я уже
знаком года два и очень высокого о нем мнения. Любит он свиней, ах, как
любит!
-- Безусловно, мистер Уорли.
-- Вот-вот, я сразу вижу! -- Он некоторое время смотрел на меня
увлажнившимися глазами, а затем удовлетворенно улыбнулся.
Мы вышли на задний двор -- но не фермы, а гостиницы, ибо мистер Уорли
был, собственно, не фермером, а хозяином отеля "Лангторпский водопад" и его
обожаемые свинки размещались в бывших конюшнях и каретнике. Он держал только
тэмуртов, и какую бы дверь вы ни отворили, ваши глаза встречались с глазами
золотисто-рыжей свиньи. Несколько кабанчиков откармливались на сало и
ветчину, но гордостью мистера Уорли были его свиноматки. У него их было
шесть -- Императрица, Принцесса, Бирюза, Ромашка, Далила и Примула.
Уже несколько лет опытные свиноводы убеждали мистера Уорли, что из его
затеи с разведением свиней ничего не выйдет. Если браться за это всерьез,
говорили они, то нужно построить настоящий свинарник, а рассовывать
свиноматок по каким-то перестроенным конюшням -- последнее дело. И уже
несколько лет любимицы мистера Уорли производили на свет рекордное число
поросят и нежно их вскармливали. Все они без исключения были заботливыми
матерями, не пожирали новорожденных и не придавливали их по небрежности, так
что через восемь недель, как по расписанию, мистер Уорли отправлял на рынок
двенадцать упитанных поросят.
Наверное, фермерам из-за этого пиво в горло не шло: ни у кого из них
свиньи не приносили столько здоровых поросят, к тому же (что делало пилюлю
еще более горькой) хозяин "Лангторпского водопада" переселился сюда из
какого-то промышленного города (Галифакса, если не ошибаюсь) -- бывший
владелец газетного киоска, хилый и близорукий, не имевший никакого понятия о
сельском хозяйстве. По всем законам природы у него ничего не должно было
получаться.
Мы вышли со двора и направились к тихому перекрестку, где я оставил
машину. Чуть дальше шоссе круто ныряло в заросший деревьями овраг, где
Дарроу бурлила и пенилась, стремительно переливаясь через зубчатый порог,
преградивший ей путь. С того места, где я стоял, реки не было видно, но до
меня доносились слабые отголоски ее рева, и перед моим мысленным взором из
кипящей воды поднималась отвесная черная скала, а за ней виднелся
травянистый откос противоположного берега, куда горожане приезжали
полюбоваться водопадом.
Вот и теперь почти рядом с нами остановился большой сверкающий
автомобиль. Пассажиры вылезли, и сидевший за рулем внушительный толстяк,
подойдя к нам, объявил:
-- Мы хотели бы выпить чаю.
Мистер Уорли негодующе поглядел на него:
-- И выпьете, мистер! Когда я освобожусь. У меня с этим джентльменом
важный разговор.
Повернувшись к нему спиной, он начал подробно расспрашивать меня, как
еще можно полечить ногу Принцессы.
Толстяк явно растерялся, и я хорошо его понимал. На мой взгляд, мистер
Уорли мог проявить больше такта -- ведь, в конце-то концов, он, как владелец
гостиницы, был обязан поить и кормить людей. Однако, узнав его покороче, я
понял, что главным для него были свиньи, а все остальное относилось к числу
досадных помех.
Короткость с мистером Уорли имела свои положительные стороны. Я люблю
пропустить кружечку пива не вечером, когда открываются питейные заведения, а
эдак в половине пятого, на исходе жаркого дня после возни с молодыми бычками
в душном коровнике. Обливаясь потом, совсем измочаленный, с каким
наслаждением укрывался я в заветной кухне мистера Уорли и маленькими
глоточками попивал горький эль прямо со льда. Мистер Уорли ставил высокий
кувшин на стол, располагался возле и говорил: "Ну, а теперь немножечко
похрюкаем!" Его любовь к этой фразе заставила меня заподозрить, что он
относится к собственному маниакальному увлечению свиным племенем не без
юмора. Но как бы то ни было, наши беседы доставляли ему живейшее
удовольствие.
Мы толковали о роже и чуме у свиней, об отравлении поваренной солью и
паратифе, о сравнительных достоинствах сухих и запаренных кормов, а со стен
на нас взирали портреты его несравненных свинок с изящными розетками,
полученными на выставках.
Как-то во время особенно горячего обсуждения вентиляции помещений,
предназначенных для опороса, мистер Уорли внезапно умолк и, отчаянно моргая
за толстыми стеклами очков, сказал проникновенным голосом:
-- А знаете, мистер Хэрриот, когда я сижу вот тут с вами и
разговариваю, так я счастливей короля!
Его страсть приводила к тому, что он вызывал меня по всяким пустякам, и
я невольно выругался себе под нос, когда его голос донесся однажды из
телефонной трубки в час ночи:
-- Ромашка днем опоросилась, мистер Хэррриот, только, по-моему, у нее
не хватает молока. Поросятки, мне кажется, совсем изголодались. Вы не
приедете?
Постанывая, я выбрался из кровати, спустился вниз и побрел через сад к
гаражу. К тому времени, когда машина выехала из проулка, я начал мало-помалу
просыпаться и, остановившись у гостиницы, уже смог поздороваться с мистером
Уорли достаточно бодро. Но бедняга даже не ответил. Свет керосинового фонаря
озарял его осунувшееся от тревоги лицо.
-- Надеюсь, вы сумеете помочь ей быстро. Я очень за нее беспокоюсь:
лежит как каменная, а поросятки преотличные. Целых четырнадцать!
Я понял его волнение, едва заглянув в закуток. Ромашка неподвижно
лежала на боку, а крохотные поросята толклись у ее сосков. Они бросали один,
хватали другой, повизгивали и опрокидывали друг друга в тщетной попытке
утолить голод. Их тельца выглядели тощими и дряблыми -- верный признак, что
желудки у них пусты. Мысль, что новорожденные поросята погибнут просто
потому, что мать их не кормит, была мне невыносима -- но это могло произойти
так легко! Скоро они оставят попытки сосать и бессильно лягут на пол. А
тогда их уже на спасти.
Присев на корточки, я поставил Ромашке термометр и оглядел ее вздутый
бок в рыжей щетине, отливавшей под фонарем медью.
-- Она что-нибудь сегодня ела?
-- Очистила корытце, как всегда.
Температура оказалась нормальной. Я начал водить руками по соскам, по
очереди оттягивая их. Изнывающие от голода поросята вцеплялись острыми
зубками мне в пальцы, когда я отодвигал их в сторону. Но, несмотря на все
мои усилия, я не сумел выжать ни капли молока. Вымя казалось полным, даже
раздутым, и все-таки ни единой капельки.
-- У нее же там сухо, верно? -- испуганно прошептал мистер Уорли.
Я встал и повернулся к нему:
-- Это просто агалактия. Мастита нет, и Ромашка не больна, но что-то
тормозят отпускной рефлекс. Молока у нее много, сейчас мы ей кое-что
впрыснем, и оно пойдет.
Говоря это, я пытался придать своему лицу непроницаемое выражение,
потому что готовился к одному из любимейших моих салонных фокусов. В
подобных случаях инъекция питуитрина оказывает поистине волшебное действие.
Она срабатывает не позже чем через минуту и, хотя не требует никакого
искусства, впечатление производит крайне эффектное.
Ромашка не возмутилась, когда я вогнал иглу глубоко ей в бедро и ввел
три кубика внутримышечно. Она была всецело поглощена беседой со своим
хозяином -- почти соприкасаясь носами, они обменивались нежными
похрюкиваниями.
Я убрал шприц, немного послушал, как они воркуют, и решил, что
торжественный момент наступил. Я снова нагнулся к соскам, и мистер Уорли
уставился на меня в изумлении:
-- Что вы делаете?
-- Проверяю, не пошло ли молоко.
-- Откуда, черт подери! Вы же ее только-только укололи, а у нее там все
сухо!
Такой зачин превзошел все мои ожидания. Для полного триумфа мне не
хватало только барабанной дроби. Я зажал в пальцах один из напряженных
задних сосков. Вероятно, где-то в глубине души я позер, потому что в
подобных обстоятельствах всегда стараюсь брызнуть молоком на противоположную
стену. На этот раз я для пущего эффекта решил направить струйку мимо левого
уха хозяина гостиницы, но немного не рассчитал и оросил его очки.
Он снял их и начал медленно протирать, словно не веря своим глазам.
Потом нагнулся и сам потянул за сосок.
-- Да это же чудо! -- воскликнул он, когда молоко щедро потекло на его
ладонь. -- В жизни такого не видывал!
Поросята мигом разобрались в ситуации. Не прошло и нескольких секунд,
как драки и визг прекратились, они улеглись ровным рядком и наступила
тишина. Блаженное выражение их мордочек свидетельствовало, что они
лихорадочно наверстывают упущенное время.
Написано гораздо лучше и красочнее, чем у меня, естественно(((((
Маленькая продка. Уж до конца недалеко. Может кто тапочки подарит?
В гараже у дяди Паши Ромке нравилось. Столько всего интересного по стенам висит и на полочках лежит. Все на своем месте, молотки отдельно, ключи разные по номерам разложены, там колеса от велосипедов, да шины от машин, тут рамы разные, даже от мопеда есть. Столько отверток, плоскогубцев, разных незнакомых инструментов – глаза разбегаются. А ведь ящички ещё есть вдоль всего верстака, в них, верно, тоже лежит что-то, но без спросу заглянуть мальчик не решался, а спросить все не удавалось.
Павел Васильевич увлеченно стучал молотком по наковальне, да со взрослыми переговаривался. Это дед Ваня и дядя Саша пришли, толкуют о чем-то негромко – боятся малыша разбудить. Толик уж давно присел на кресло от автомобиля, стоявшее у двери, и уснул. А чего осторожничают, если его даже стук молотка не будит? Ромка не прислушивался, другим был занят. Но вдруг услыхал слово «блесна» и навострил уши. Про рыбалку ему интересно стало.
Взрослые спорили, какая блесна лучше. И по всему выходило, что у каждого есть самая безотказная и хорошая, на которую ловится буквально любая рыба.
Даже дядя Паша перестал стучать и сказал:
- Вот у меня есть счастливая блесна, для Сашки сделал. – Он открыл один из ящичков и вытащил маленькую длинную жестяную коробочку. Кусок серебристого металла тускло блеснул в свете керосиновой лампы, когда Павел Васильевич бережно вытащил блесну и показал всем.
- Хороша, - задумчиво кивнул дед Ваня. – А что на нее ловил?
Ромка подошел поближе, пытаясь получше разглядеть. Железяка, как железяка, даже на рыбку особо не похожа. Разве же это блесна? У отца были совсем другие, разноцветные, с глазками и хвостиками, а тут…
- Можно посмотреть? – вырвалось у него.
Дядя Паша замолчал окинул его внимательным взглядом.
- Смотри, парень. Отчего же нельзя?
- Рыбачил когда-нибудь? – поинтересовался дядя Саша.
- Ага. – Ромка рассматривал толстую длинную железяку, изогнутую маленькой волной. Тяжеленькая, не хотелось из рук выпускать. Один большой крючок с резинкой на острие. А у отца на всех блеснах было по три крючка. С другой стороны кольцо. Мальчик помнил, что к кольцу надо поводок крепить, а уж к поводку леску. Чтобы щука, если попадется, не откусила леску вместе с блесной.
- Эта на большую рыбу, - заметил дед Ваня. – Но для нашего монстра все-равно маловата.
- Какого монстра, - удивился Ромка.
- А ты что, не слыхал? – мужики переглянулись. – Дак в нашем озере водится одна зверюга. Сом, одним словом. Видал когда-нибудь сома?
- Э-э. Да. Ну что в них страшного? Папа такого ловил…
- Ну, точно не такого, - усмехнулся в усы дядя Ваня. – Сам-то я не видел, но люди говорят, что он килограмм под двести вымахал. А зубки у него о-го-го. Схватит такой сомик – не вырвешься, акула отдыхает – утащит на дно к себе и всё.
- Что всё? – ахнул Ромка.
- Каюк. Крышка. Съест, вобщем.
- Да ладно тебе парня пугать, - поглядев на лицо мальчика, дядя Паша покачал головой. – Байки это все, Роман, не слушай ты. Они тебе еще про русалок наплетут.
- А что, - дядя Саша хмыкнул, - ты и про русалок ничего не знаешь. Ну так я скажу. Заманивают они значит пением… Сидит, бывает, на камне, груди голые, а в воде хвост зеленый плещется. Так и хочется…
Он запнулся, поглядев на дверь, да и все туда обернулись. Баба Оля пришла. Ромка вздохнул прерывисто, понял, что все решено, осталось бабку уговорить.
- Вот вы где, - почему-то сказала баба Оля. Дядя Паша сразу стучать перестал, обернулся к ней, вытянулся как-то. Это мальчик краем глаза заметил. Все ему казалось, что Павел Васильевич побаивается его бабушку.
- Мы пойдем, пожалуй, - прогудел дед Ваня, быстренько топая к выходу.
- Да и мне пора… Здравствуйте, Ольга Андреевна! Я тут это… я вон Толика теть нюре отнесу. Заснул малой.
Подхватив спящего Толика, он тоже ушел. Ромка все стоял, как вкопанный, выбирая момент. Может прямо сейчас спросить, пока дядя Паша рядом? Он ведь, может, поддержит…
- Как поживаешь, Паш, - баба Оля прошла на середину гаража, огляделась. – А хорошо у тебя. Слышал, на селе твою мастерскую кузницей кличут.
- Какая ж это кузница? - пробормотал тот, настороженно следя за каждым движением гостьи.
- А я за Ромкой пришла, - весело сказала она, - Ром, обед готов уже, пойдем, а?
Мальчик переводил взгляд с одного на другую, ничего не понимая. Странные они какие-то. Вот спросила его, а ответа, словно не ждет, на Василича смотрит. И дядя Паша кусает нервно ус, а обычно такой спокойный, шутки шутит, или говорит, прищурясь, что-то умное – не поймешь, бывает, правду говорит или снова шуткует.
Баба Оля подошла совсем близко:
- И что делаете такое интересное?
- Наконечники для стрел, - мастер чуть подвинулся, пропуская ее к верстаку.
«Какая она молодая!» - вдруг подумалось Ромке, когда баба Оля развернулась вдруг, оказавшись лицом к лицу с Василичем, посмотрела снизу вверх смеющимися глазами:
- Говорят, Василич, в город тебя дети зовут? Квартиру в новом доме получили?
- Э, - он переступил с ноги на ногу, - есть такое, зовут…
- Большая квартира что ли?
Мальчику почудилось, что мастер покраснел, но света было мало совсем, мало ли что померещится. Вон она какая, баба Ольга! И как у нее на рыбалку проситься, если даже такие большие и взрослые ее боятся? Ох, не пустит!!! Может, не спросясь?
- Не маленькая, - отвечал тем временем Павел Васильевич, как школьник перед учительницей.
А ведь Ромка сам слышал, что дядя Паша старше на пять лет, чем его бабушка.
Баба Оля посмотрела вдруг пристально:
- Поедешь? – прямо спросила и строго.
- Да куда ж я? – всплеснул руками дядя Паша. - Да как же я все тут брошу? И еще одно есть…
- Вот и хорошо, вот и славно, - Баба Ольга выскользнула из-за верстака, пошла к выходу, кивнув внуку, пора, мол.
- Оль, постой. – Позвал было Павел Васильевич.
- А к тебе тут гости, - громко отозвалась та.
Мальчик увидел участкового, Алексея Владимировича, тот появился на пороге с мешком в руках.
- Здрасте, теть Оль! – радостно воскликнул милиционер. – Дядь Паш, не занят?
- Не занят он, Лешка, ты проходи. Сделает тебе Василич твой самогонный аппарат, будет как новенький.
- Да что ж вы такое говорите, теть Оль? – растерялся молодой участковый.
- Правду говорю, Лешенька. А ты не стой тут в дверях, проходи уже.
- А вот смотрю я на вас, теть Оль, и оторваться не могу. Вы как помолодели! Может, на танцы со мной в соседнее село в субботу пойдете? – И мальчику подмигнул, - Ох и бабушка у тебя, Ромыч, настоящая красавица!
- Ну-ну, орёл! Нашел, кого пригласить! И не подлизывайся!
- Теть Оль! – вытянулось у парня лицо. – Да я ж взаправду.
- Посмотрим, - усмехнулась она, - до субботы еще дожить надо…
- Проходите, Алексей Владимирович, не стойте на пороге! - голос дяди Паши стал строгим и даже сердитым. Может, не нравился ему участковый?
Мальчик шел рядом со своей удивительной бабушкой и все думал, как на рыбалку отпроситься – и, главное, как тот спиннинг выпросить, что в кладовке видел? Всю дорогу до дому голову ломал, с чего начать, готовился к разговору. А баба Оля напевала какую-то песню задумчиво, бросала на него вопросительные взгляды, словно заранее знала обо всем.
«После обеда!» – решился Ромка, намывая лицо и руки возле крыльца. В животе заурчало вдруг от голода. Сунул руку в карман, чтобы расческу достать и нащупал жестяную коробочку. А он-то все думал, что такое звенит тихонько, пока они шли к дому. Блесна! Хотел сразу бросится к дяде Паше. Отдать ведь надо. Да только решил отложить, успеется еще. И баба Оля недовольна будет, если убежит сейчас. А сердить ее последнее дело.
Так, уговаривая себя, что ничего плохого в его поступке нет, случайно ведь унес, Ромка уже мысленно видел эту самую блесну, летящую далеко к середине озера… Жаль, что у него такой нет…
Знавала я одного ... кхм.. рыбака тоже всякими блеснами бредил то одну схватит то другую, пока чуть за борт не упал))))
Ты я явно нацелилась на постап романчик. Когда уже он расправит крылья и полетит.. ну или что у него из-за радиации отросло)))
Вообщем неплохо. Баба Оля конечно же дает)) не ожидала от нее такого, не ожидала))
Ну, Ольга, не хилая у тебя баба Оля)))
Какая же она бабка???
В заблуждение нас вводишь. Да она же в самом расцвете сил так сказать)))
Про блесны про гараж, в смысле кузницу, все прямо как в жизни. Вижу прямо наяву...
А может и правда есть они где-то???
Да и рыбаков таких видала. Согласна с Лукдримкой. Спасу нет, как ловить любят Ничем не удержишь:
Мальчишка и опытный рыбак в одном флаконе.
1000 и 1 плюсик+++++++++++++++++ любимому автору
Так, уговаривая себя, что ничего плохого в его поступке нет, случайно ведь унес, Ромка уже мысленно видел эту самую блесну, летящую далеко к середине озера… Жаль, что у него такой нет…
Ромка даже вторую порцию попросил, так понравился ему борщ и пампушки с чесноком. Но еще больше хотелось разговор оттянуть.
- За чаем! – строго сказала баба Оля, когда он попытался сказать что-то с набитым ртом.
И тогда мальчик начал тянуть, лихорадочно думая, что же сказать.
И вот перед ним уже стоит большая рыжая кружка ароматного чая, да лежит рядом большой ломоть черного хлеба с салом. Только наелся уже так, что ни кусочка не мог бы проглотить. Сразу подумал, что бутерброд можно на рыбалку взять… если баба Оля отпустит.
Как он и думал, спор разгорелся не шуточный.
- Нет, не пойдешь. Пойми же, не дело это. Вот отец твой приедет через две недели…
- Баб Оль! Да я же взрослый уже! Я в лес сам ходил. Да и нет никаких медведей, мне дядя Паша говорил! И учить меня не надо! Я уже ловил рыбу, знаю все!
- Нечего тебе на озере делать!
Мальчик уже раз десять отступить хотел, но упрямо продолжал спорить, теперь уже он понимал, что ничего в жизни ему так не хочется, как порыбачить на озере.
- Я же рыбу поймаю, нажарим… - решил он сменить тактику. – А еще я весь дом подмету! И дрова сложу в поленницу! И еще… еще…
- Поймает он! – покачала головой Ольга. – Этого я и боюсь.
- Да почему?
Она решительно встала и, собрав тарелки, понесла в раковину.
- Ты спиннинг хоть раз держал в руках?
- Конечно! – Ромка подпрыгнул, бросился к раковине: - Я сам вымою! – Чувствовал, что баба Ольга вот-вот согласится. – Я с папой ловил. И катушку сам наматывал! Я же говорил.
Отдав ему кусок мыла, баба Оля села за стол и, подперев рукой щеку, стала наблюдать, как он посуду моет.
- И много ты тогда поймал?.
- Тогда – ни одной, - опустил он глаза. – Но я поймаю, поймаю! Вот увидишь!
- Ладно, - сказала вдруг она, когда он вытирал руки.
Мальчик хотел броситься к ней на шею, но не решился. А баба Ольга улыбнулась и сама раскрыла руки. – Ну а кто самую добрую бабушку на свете обнимет и поцелует?
Тогда Ромка обнял ее крепко-крепко.
- Спасибо! – прошептал еле слышно.
- Ну вот, - она отстранила внука и вгляделась в его лицо, - загорел-то как! Так вот – сначала все, что обещал, сделаешь, а потом уже и рыбалка. Помнишь хоть?
- Помню, помню! Я как вернусь, сразу все сделаю! Честно-честно!
Баба Оля улыбнулась:
- Да я верю, верю! Только не после, а вот прямо сейчас. А как все сделаешь, так и пойдешь. Обещания нужно держать.
Лицо Ромки вытянулось. Он-то надеялся, что его и так отпустят. И зачем столько наобещал? Никто ведь за язык не тянул, как отец любил говорить.
Пришлось брать веник в кладовке. Заодно полюбовался на спиннинг. Вытянул немного из чехла, провел пальцами по гладкой поверхности.
- Смотри, из всех углов пыль выметай, не халтурь, - крикнула бабушка.
- Знаю, - Ромка поставил обратно спиннинг, поплелся наверх, в свою комнату. Это баба Оля велела ему после обеда отдохнуть, а он решил сразу – чтобы быстрее, и обещал, что просто потихонечку начнет. Ведь подметать не трудно.
Дом оказался гораздо больше, чем он мог себе представить. А потом еще и дрова, сваленные кучей за крыльцом. И зачем бабе Оле столько много?
Только к вечеру, порядком уставший, побежал говорить, что все готово.
Баба Оля не поленилась, обошла с ним все комнаты, оценила его труд, потом внимательно пересмотрела поленницу, велела все с краю разобрать и заново уложить. Криво, мол.
Хотелось упросить, что хватит, итак много сделал. Но разве она сжалиться? Почему она такая строгая? Почему не баба Нюра его бабушка, она бы сразу пустила! Злые мысли так и норовили испортить ему настроение окончательно, еле удалось выгнать их из головы.
Прибежал Толик, хотел позвать опробовать лук. В коротких шортиках, с вечно исцарапанными коленками и большой, оголяющей одно худенькое плечо футболке, он выглядел очень трогательно. Ромке стало его жалко, но пришлось твердо сказать, что не сейчас. Завтра. Работать, мол, нужно. Малыш огорчился, но не слишком. Он вообще быстро все плохое забывал. С увлечением смотрел, как Ромка работает. И под взглядом больших карих глаз, складывать дрова даже веселее стало. Но Толику быстро надоело, и он убежал к себе.
Ромка с беспокойством посмотрел на низко опустившееся солнце и стал складывать дрова быстрее. Не то до ночи можно провозиться…
Август на дворе, темнеет рано, и домой он шел – второй раз докладывать о том, что все готово, совсем расстроенный. Вот-вот стемнеет уже!
- Молодец, - баба Оля поставила перед ним чашку молока, - а теперь ложись спать, чтобы к завтрему выспаться хорошенько.
- Но разве…
- С утра ведь пойдешь? Или ты не знал, что лучше ловить с утра?
- Конечно, знаю! – Покраснел Ромка. И как же он об этом забыл! Значит, хорошо, что работал! День быстрее пробежал. Зато завтра можно будет рыбачить долго-долго. – А можно я спиннинг в комнату возьму?
- Нужно. Надо же его наладить. Пойдем дам тебе спиннинг, катушку, леску плетеную, ну и блесны всякие есть – выберешь, рыбачек ты мой.
Перед сном старательно снаряжал удилище спиннинга. Блесен выбрал несколько. У бабы Оли было немало разных, но вот такой как у Павла Васильевича, толстенькой металлической - не нашлось. Убрал их в коробочку, лишь одну – с хвостиком – прицепил на поводок к леске. Резиновые сапоги и большая плетеная корзина с крышкой стояли рядом с кроватью. Будильник тикал громко, обещая разбудить в полпятого утра. Все было готово к большой рыбалке!
***
В большой широкополой шляпе и высоких резиновых сапогах, со спиннингом в одной руке и корзинкой, на дне которой лежали бутерброды с салом и бутылка морса, Ромка чувствовал себя настоящим заправским рыбаком. Жалко только, что никто не видит, спят все еще, рано очень, хотя уже вдали начинало светать. Зато увидят, когда возвращаться будет – с рыбой. Уверенность, что поймает много-много крупных рыб - не покидала его с самого пробуждения.
К месту рыбалки нужно было идти не по той дороге, что к соседнему селу вела, а с другой стороны. Озеро-то большое. На душе было светло и радостно. Не терпелось побыстрее начать. Но бежать мальчику казалось не солидным. Рыбаки разве бегают?
С этой стороны к озеру вела тропка по краю широкого поля. И страшно не было совсем. Небо без единого облачка – значит, дождя не будет. Тихо шелестели березы, росшие вдоль тропы, да заливалась пением какая-то ранняя пичуга. Налетел свежий ветерок, и он порадовался, что одел фуфайку – позже, если станет жарко – можно будет снять, а пока – в ней тепло и хорошо.
Ромка расположился примерно там же, где видел рыбаков на прошлой неделе. Если ловили с этого места, значит, тут рыба и водится. Как сказала баба Оля, вынул все из корзины, привязал к ручке веревку. Другой конец завязал на тонком стволе росшей рядом развесистой ивы. В корзину положил камень и опустил неглубоко в воду. Если поймается рыба, то будет класть в корзину и закрывать крышкой, чтобы не сдохла раньше времени. А потом просто вынет из воды и понесет домой – как есть.
Вода оказалось очень теплой, теплее даже, чем воздух. Может, потом искупаться? Очень заманчиво! Как хорошо, что он один пошел, никто не указывает. Как хочет, так и сделает. Но сначала рыба!
Бутерброды и морс придавил камнями с разных сторон, чтоб какие-нибудь чайки или вороны не утащили. Две чайки уже кружили высоко в небе.
А вокруг красотища. Озеро большое и круглое. Такое ровное – словно циркулем огромным его очертили и специально тут вырыли. Поверхность покрывает мелкая рябь, но волн нет. Это хорошо. Вроде бы… Вгляделся в противоположный берег – в ту скалу, перед которой вчера пробирался. Даже отсюда видно, что там очень опасно, берег высокий, а тропка у обрыва не просматривается даже. Скала гладкая совсем, оплывшая какая-то. А внизу много мелких камней – упадешь – разобьешься точно.
С этой стороны берег более пологий. Справа из воды торчат несколько больших валунов, с них тоже ловить можно. Но с берега удобнее – он ровный и просторный, покрытый травой и все равно глубина здесь почти сразу. К тому же возле валунов камышей очень много – недолго блесну зацепить за стебли и совсем потерять. Потому решил ловить просто с берега – и корзина рядом, если что.
Первые несколько раз все не удавалось забросить как надо, вспоминал, пробовал - и так и эдак, пока приспособился. Наконец блесна взмыла высоко в воздух и ушла на глубину далеко впереди. Стал крутить ручку на катушке, та негромко стрекотала, что очень нравилось мальчику. В наступающем рассвете разглядеть леску не удавалось – а блесну тем более. Только когда, сильно вибрируя совсем уже к берегу подходила. Крутил осторожно. Помнил, как отец это делал. Покрутит несколько раз, замрет, потом еще несколько раз. Так и крутил. Кажется, это называлось проводкой.
Вытянул – а на блесне только ракушка старая. Не расстроился. Знал, что это не просто и не быстро. Отцепил ракушку и снова забросил.
На пятый или шестой раз что-то дернулось, вибрация пошла по спиннингу, тонкий конец сильно нагнулся. Сердце сильно забилось в предвкушении, стал крутить быстро-быстро. Но напряженный конец ослабел и катушка вновь стало крутиться легко.
- Сорвалась, - громко воскликнул Ромка. - Вот блин, ведь явно рыба была!
Потом вспомнил, что лучше молчать, а то всех распугает. Стал закидывать молча. Еще несколько поклевок было, потом снова сорвалась, потом еще раз. Но азарт уже не составлял. Каждый раз надеялся – ну вот, сейчас!
А потом, когда махнул спиннингом как-то неловка, блесна куда-то вверх улетела и запуталась в ветке росшей рядом сосны. Как ни дергал, блесна не желала отцепиться от дерева. Время на нее так не хотелось терять. Пришлось поднять с земли гладкую сухую ветку накрутить часть лески на нее так, чтобы кольца друг на друга не накладывались. Дернул с силой и оборвал леску. Блесна так и не упала. Открыв картонную коробку, стал выбирать следующую блесну.
Выбирал, а сам все про дяди Пашину думал. Ну и что, если половит на нее немножко. Все равно ведь в кармане лежит без дела. А потом аккуратно ее положит обратно в жестянку, отнесет в гараж и сунет незаметно в тот самый ящик, где она лежала. Никто и не узнает, что он на нее ловил.
Почувствовав уверенность, больше сомневаться не стал и, вынув толстенькую блесну, прицепил к поводку.
Какая же она классная, и летит гораздо дальше!
Стало жарко, и мальчик снял фуфайку, рубашку и шляпу. Комаров почти не было, солнце пока тоже не слепило глаза. Положил все на камень, придавил камнем поменьше и стал ловить уже налегке – в одной футболке.
Поклевок стало больше – или ему так казалось, и вот – удача! Удилище стало сильно дергаться в руках, крутить катушку было невероятно тяжело, но Ромка крутил, стараясь это делать плавно.
И вот уже большая рыбина бьется на поверхности. Только бы не сорвалась! Еще немного, еще чуть-чуть. Вот она уже почти на берегу. Ромка что-то кричал, подбадривая сам себя.
- Ну, давай же! Только не срывайся! Ура-а-а!
Рывок! И рыба, взмыв вверх, шлепнулась далеко от берега под сосной. То ли она сильно ударилась, падая, о камень, но когда мальчик подошел, крупная щука не шевелилась. Вынув из кармана плоскогубцы, ухватил щуку за спину и извлек блесну из пасти. Теперь запустить ее в корзину – подтянул из воды, открыл крышку, запустил щуку. Вот тогда она снова стала биться. Живая, значит. Ничего голубушка, посиди здесь. Крышку накрепко привязал, и снова опустил корзинку в воду.
Не переставая улыбаться, достал в честь этого бутерброд, съел сидя на траве, запил морсом. Невероятно! Он сам поймал рыбу! Рассказать отцу – не поверит! А баба Оля? Поймет наконец, что он правду говорил. Что умеет ловить!
Теперь забрасывать стало еще интереснее! Поймал! Сам! Да еще такую здоровую – никак не меньше двух килограмм. Круто!
Даже пришлось самого себя останавливать, чтоб не так радоваться. Вспомнил бесстрастные лица друзей отца, когда те ловили. А ведь и больших, чем он сейчас, вытаскивали. Ромка состроил мрачную гримасу. Эх, ну как жаль, что никто его сейчас не видит!
Опять поклевки, поклевки, поклевки. Видно, много тут рыбы. Поймал! Нет, сорвалась. А когда наконец клюнула, все повторилось почти один в один. Только щучка оказалась чуть поменьше. И не ударялась о камень. Спинка так в руке извивалась, когда блесну доставал, что едва удержал рыбину. Достать корзинку – и вот в ней плавают уже две.
Скоро он станет професионалом. Надо же – еще совсем утро, а он уже две приличные щуки отловил. А уха из них какая вкусная получится! Или еще можно закоптить…
Так он мечтал, без устали взмахивая спиннингом и забрасывая счастливую блесну дяди Паши снова и снова. А ведь не обманывал – правда, счастливая!
С третьей рыбиной все не везло – срывались. Но когда удалось зацепить, оказалось, что попалось что-то огромное. Пока вытягивал по сантиметру буквально, вспомнил рассказы про страшного сома – не по себе стало – а вдруг это он?
Удочка, казалось, переломится, так она трещала и сгибалась, мотаясь из стороны в сторону. Ну и силища! Увидев, как рыбина бьется уже у берега, немножко расслабился – снова щука, похоже, хоть и огромная. Выдернуть такую из воды – просто не смог. И хоть боялся упустить, стал тянуть, напрягая все силы, как есть – там, где берег спускался к самой воде.
Только когда оттащил по траве на метра четыре от воды, остановился и поверил в свою удачу. Огромная щука замерла неподвижно, перестав подпрыгивать. Готовится на него напасть? Э, нет, не выйдет!
Мальчик подобрал большую толстую ветку, умудрился прижать ею рыбину к земле, а блесна вдруг сама выпала у нее изо рта. Надо же! Хорошо, что раньше этого не случилось!
Корзину пришлось вытянуть на берег и притащить к большой щуке. Не без приключений, но в итоге, едва не потеряв двух остальных, удалось запихать громадную щуку внутрь. Хорошо что корзина очень большая. Еле вместила в себя щучищу, но вместила же! Даже еще может какая-нибудь поместится. Не такая же конечно, а как первые например.
Отмыв руки от слизи, Ромка опять закинул блесну. Поклевка. Сорвалась. Крутим. И вдруг блесна застряла. Сколько не дергал, достать не удавалось. Леска тянулась куда-то в глубину. Явно не рыба. За что-то просто зацепилась.
И тут понял, что просто не может потерять эту блесну. Он же должен ее вернуть. Придется плыть туда и вытаскивать. Хорошо, вода теплая!
Быстро разделся. Зашел в воду. И снова вспомнил про чудовищного сома. А что, если он ждет его там – на глубине?
Солнце уже высоко поднялось и припекало, весело поблескивала рябь на воде. Летали чайки, изредка садясь на воду. Да что может быть страшного? И дядя Паша говорил, что это байки все! Так себя утешая, мальчик решился и поплыл.
Как же давно он не купался! А может, хватит пока ловить и наплаваться вволю? Но сперва блесну освободить нужно.
Лески мальчик отпустил много и теперь плыл, стараясь ее не выпустить из рук. Еще немного правее, еще, стоп. Где-то здесь! Болтая в воде ногами – жутко, что дно где-то очень далеко – Ромка вытягивал понемногу леску. Наконец она натянулась, уходя прямо вниз.
Теперь нырнуть, отцепить и все! Вот только не умел мальчик глаза в воде открывать, придется, видимо, на ощупь. Набрав воздуху нырнул, не выпуская лески.
И тут показалось, что что-то схватило за руку. Мигом раскрыл глаза – а вокруг мутно и ничего не видно, тени какие-то. Страх словно ледяной рукой сдавил сердце, воздух заканчивался, и напуганный и растерянный мальчик выплыл на поверхность.
Как бы хотелось бросить блесну, но он просто не мог так поступить! Тяжело дыша, отфыркиваясь, Ромка старался преодолеть охватившую дрожь. Зубы стали стучать, хотя не так и холодно в воде, скорее – наоборот. Скорее выловить блесну и на берег. Если тянуть, только страшнее станет. И чего испугался?
Вроде коряга там просто на дне какая-то, а вовсе не чудовище!
Набрав воздух, снова нырнул. Одна радость, глаза теперь сами открылись. Только ничего не видно почти. Потянул леску и по ней осторожно опускался все ниже и ниже. Есть! Рука нащупала блесну, действительно зацепившаяся за корягу, оцарапал руку, отцепляя драгоценную находку от дерева. Воздуха не хватало, страхи снова напали, заставляя дергаться.
И вдруг совсем рядом почувствовал всем нутром какое-то огромное тело. Чудовище! Дернулся в сторону и почувствовал, что запутался в коряге. Что-то плотно обхватывало ногу, а далеко вверху виднелось светлое пятно. Охватившая паника заставила его беспорядочно метаться. Мальчик уже с трудом понимал, что делает. Страх туманил разум. Хотелось кричать, а воздуха не хватало! Показалось, что чудовище уже с другой стороны – вот-вот его съест. Что-то плотное касалось его бока. Вот острые зубы вцепились в руку и мальчик отчаянно дернулся, внезапно освобождаясь. Беспорядочно двигая руками и ногами, мальчик наконец вырвался на поверхность, с хрипом втягивая в себя воздух. По руке расплывалась кровь, и Ромка вдруг понял, что это вовсе не зубы, это блесна, про которую он забыл, каким-то образом зацепилась своим крючком. Острее ушло глубоко, и попытка выдернуть не сразу увенчалась успехом.
Загребая, Ромка быстро поплыл к берегу, сжимая блесну в кулаке. Ему казалось, что кровь вытекает из ранки слишком быстро. А акулы как раз плывут на запах крови. Только ступив на твердое дно, а после - упав на траву, он вспомнил, что акул вообще-то здесь быть не должно.
Его еще немного трясло от пережитого. Но напряжение медленно отпускало. Нечего было и думать, чтоб ловить рыбу дальше. Налепив на ранку, которая оказалась не слишком большой, подорожник, мальчик оделся, не дожидаясь пока обсохнет.
Подумав, нацепил и рубашку с фуфайкой, не в руках же нести, да и потряхивало его еще. Собирался спешно, словно кто-то его торопил. Чуть не забыл корзину с уловом. Вернулся, просто обрезал веревку перочинным ножиком, и, подхватив тяжелую добычу, быстрым шагом направился к селу.
Волосы быстро подсыхали, рыба в корзинке пыталась биться, утяжеляя итак нелегкий груз. Очень скоро он пришел в себя, благодаря небо, что все кончилось хорошо. А что если б там и остался – на дне? Как бы горевал отец! И баба Оля. Даже слезы запоздалые навернулись, как подумал.
А навстречу, увидав его издалека, уже бежал Толик, улыбаясь во всю свою чумазую рожицу.
- Ромка, Ромка! – Кричал он. – Рыбу поймал?
От комка в горле не смог ответить, закивал только, ставя на дорогу корзину. Пора было передохнуть.
Потом Толик шел рядом, все пытаясь сквозь прутья корзины разглядеть «страшилищ». Открывать крышку, пока домой не придут, Ромка отказался, вдруг выпрыгнут и укусят, или еще что.
Почему-то опять никто не встретился, разве что дед Ваня помахал ему со своего крыльца, крикнув зычно:
- Как улов?
Ромка в ответ поднял большой палец, а дед закивал понимающе. Но видно занят был, не подошел.
Баба Оля всплеснула руками, его увидав, словно почувствовала, что он пережил, и Ромке вдруг захотелось расплакаться, бросившись ей на шею. Еле сдержался. Улыбнулся, плюхай корзину перед крыльцом.
- Ох, горюшко мое, - она сама развязала, открыла крышку и присвистнула. Ромка даже рот открыл – не знал, что она умеет. – Беги, Толик, попроси у бабушки... Или нет. Сама схожу. А с рукой что?
- Оцарапал блесной. Да нет уже крови, - поспешно ответил мальчик.
- Ладно. Крышку привяжи, подожди меня. Я быстро.
Ромка устало опустился на нижнюю ступеньку крыльца, положив рядом спиннинг. Обхватив колени, улыбнулся маленькому Толику. Тот присел возле карзины, сверкая оцарапанными коленками, вихрастая голова склонилась к голому плечику – опять футболка сползла.
- Это все ты сам? – не переставал он удивляться. - А меня научишь?
- Ага, как-нибудь потом.
Пока ждали бабу Олю, перед крыльцом чуть ли не вся деревня собралась. Подошел Павел Петрович и дядя Саша и соседка Клава. Дед Ваня тоже пришел, он, что ли, всем сообщил? Даже Петрович со своим Мухтаром маячил у открытых ворот. Все чего-то спрашивали, а Ромка вертел головой, не понимая, чего от него хотят. Не получалось у него никак воспользоваться своей славой. Сил на это не было и смущался сильно.
Вспомнил вдруг про блесну, вытянул жестянку из кармана, протянул дяде Паше, выговорил с трудом, пряча глаза:
- Случайно унес. Простите…
Тот взял и вдруг ахнул:
- На нее что ли ловил?
- Ага.
Павел Васильевич довольно расхохотался:
- Говорил же, счастливая…
- Понабежали! – Весело воскликнула баба Оля, пробираясь к крыльцу. – Щук что ли никогда не видели? Устроили смотрины.
- Э-э, а радиометр для чего? – Это дед Ваня углядел. – Двадцать лет прошло, как бомба туда упала! Ничо там нет!
- Береженого Бог бережет, - отмахнулась Ольга. Крышку откинула. Поднесла прибор к рыбинам. Все вокруг даже дыхание затаили. – Чисто! – пробормотала растеряно.
- Ну, я же говорил, - потирал руки дед.
- А что было двадцать лет назад? – спросил Ромка, не очень понимая, что происходит.
- Ну как что? – дядя Паша выступил вперед. - Большая беда как случилась – упала на завод бомба водородная, - по случайности видимо к нам угодила – ну и образовалось у нас это озеро. Не пожалел кто-то на нас двадцать мегатонн боеголовки… Пятнадцать лет, правда, ничего эдаково уже не вылавливали там…
- Да мало ли! – Вскинулась Ольга.
- Но проверить надо! – Твердо добавил Василич, покосившись на нее. – Кстати, герой! – он протянул Ромке жестянку с блесной: - дарю! Пусть твоя теперь будет. Ухой-то угостите? Или может, за коптилкой сбегать?
нет ну надо же так, до самого конца тянула, тянула, да вытянула бомбу водородную.
Я уж думала все не случится.
Как бедный Ромка там вообще купался. Но написано хорошо, вообще не похоже на рассказы на ВВВ, там тебя будут ругать за излишнюю идиллию, ведь же должна быть кровь, грязь, слезы, солдаты в противогазах и умирающие люди кругом)))
Отличный рассказ. Напряжение и ужас нагнетены мастерски.
Здорово!!!
Есть правда один тапок в загашнике, но это имхо, но все же:
Quote (Каури)
- Ну как что? – дядя Паша выступил вперед. - Большая беда как случилась – упала на завод бомба водородная, - по случайности видимо к нам угодила – ну и образовалось у нас это озеро. Не пожалел кто-то на нас двадцать мегатонн боеголовки…
Может стоит ужесточить и усугубить (так сказать) рассказ про дела давно минувших дней???
Бомба не упала, а сбросили (ироды такие). И 20 мегатонн думаю не мало, то есть деревня эта заново построенная, а не та, старинная, что была.
И бомба не по случайности угодила(может там объект какой-нить важный был типа завода или т.п.), а всем всем тогда досталось.
В конце концов не просто же так в городе население всего 4 тыс человек. Это и на город то в нашем понимании не тянет...
И матери у него нет, может она от последствий взрыва и т.п. погибла.
Ну то есть добавить того, чего сейчас нет. В смысле ужасов пост апокалиптической жизни, но только бывших уже очень очень давно и потому на этих оставшихся людей, живущих в получившемся мире, уже не влияющих. Они живут обычной жизнью в том мире, что остался...
Как-то так...
вообще не похоже на рассказы на ВВВ, там тебя будут ругать за излишнюю идиллию, ведь же должна быть кровь, грязь, слезы, солдаты в противогазах и умирающие люди кругом
И вовсе необязательно! наоборот, на диисонансе с общим фоном будет отлично звучать. Вот как поделим с Олей первое место..... ; - ))))))
"...я,как гой, натурал, и следовательно,антинорманист..." (с)
Может стоит ужесточить и усугубить (так сказать) рассказ про дела давно минувших дней???
может и можно, только надо ли?
Quote (Treasure)
Отличный рассказ. Напряжение и ужас нагнетены мастерски. Здорово!!!
Спасибо, Треже))))
Quote (LookDream)
нет ну надо же так, до самого конца тянула, тянула, да вытянула бомбу водородную. Я уж думала все не случится.
))))))))))))
Quote (LookDream)
Как бедный Ромка там вообще купался. Но написано хорошо, вообще не похоже на рассказы на ВВВ, там тебя будут ругать за излишнюю идиллию, ведь же должна быть кровь, грязь, слезы, солдаты в противогазах и умирающие люди кругом)))
да я боевики писать и не умею.
поругают так поругают)))
Quote (Treasure)
Как-то так...
Чуток подправила. Но не сильно.
Quote (Чекист)
Вот как поделим с Олей первое место.
Чекист, спасибо конечно))) но не думаю ни разу)))))))))))))))))))
Сегодня мальчишка вскочил ни свет ни заря. Одевался впотьмах, еле разыскал ботинки под кроватью, хорошо хоть штаны с рубашкой лежали выглаженные на стуле. Наверное, баба Оля принесла, когда заснул.
Прислушался – тихо в доме, все спят. Даже кот Мурзик неугомонный, лишь шевельнул ухом, когда мальчик крался мимо, держа в руках ботинки, а в зубах ремень. Дверь едва слышно скрипнула, заставив дернуться и еще несколько секунд постоять не дыша, прислушиваясь. Нет, все в порядке, тихо.
Надел ботинки, присев на нижнюю ступеньку крыльца. Опасливо глянул в темное небо – луна за облаком скрылась, зато звезд много. Все вокруг едва различимо. Пожалел, что не взял фонарик свой электрический из города. А у бабы Оли такого нет ничего. Лампа – и та керосиновая.
Страшно вот так – одному совсем, да еще в темный лес, а как иначе-то?
Услышал вчера, что сосед, высокий сухой старик из крайней избы, на охоту собрался. Лису выследить решил и пристрелить. Утащила рыжая воровка двух кур у него на прошлой неделе. Петрович злился, капканы ставил, да ничего не выходило, не попадалась лиса. А утром третья кура пропала. Толик, малыш совсем – бабки Нюры внучок, взял да и проболтался, что видел лисят у поваленного дуба. Не нужно было ему показывать? Да чего уж теперь!
По селу еще ничего, шел быстро, чтоб собак не тревожить, на ходу надевая ремень. Хотя собаки его знали, те две, мимо которых пройти пришлось – Бобик Павла Васильевича, да Мухтар Петровича. Оба - старые уже псины, не почуяли, или своего распознали в мальчике. Не подняли лай, чего он немножко боялся. За околицей побежал уже во весь дух по знакомой тропке.
Успеть бы, предупредить лису что ли? Или прогнать? Сам не знал, что сделает. Да только не даст лисятам сиротами остаться – погибнут ведь, несмышленые. На холме остановился, дух перевести, обернулся назад. Все село лежало как на ладони – луна выплыла из-за туч, освещая. Нигде ни движения, только в крайнем доме огонек вспыхнул, погорел-погорел и погас. Ясное дело – это сосед уже вышел со двора со своим старым псом. Но идти они быстро не смогут, Мухтар, к счастью, давно уж резвость и нюх потерял, переваливается рядом с хозяином, удивляясь, наверное, что его на охоту взяли. Петрович и сам прихрамывал. Картина ясно предстала перед глазами – собака и старик с ружьем.
Ух, как-то про ружье забыл совсем мальчик, замечтался о своем. Быстрей, быстрей дальше. Сначала по дороге можно, которая в соседнее село ведет, не так страшно было, хоть и мерещилось за каждым поворотом невесть что. А потом свернуть направо у знакомой развилки.
Просека до самого озера тянется. Луна опять скрылась, потому мальчику казалось, что за ним кто-то гонится прямо по воздуху. А боковым зрением видел чудищ каких-то, которые рядом бегут. Может, медведь?
На берег озера вылетел и упал, запнувшись за корягу. Оглянулся назад, поднявшись на колени, хотя очень не хотелось туда смотреть. Напрягая зрение, вгляделся в темноту, да только ничего не видать – ни страшилищ каких, ни самой просеки – одна черная громада леса.
Так захотелось остаться прямо здесь, на берегу - светлее тут – возле озера, дождаться Петровича и все ему объяснить. Ну человек же он, поймет, должен понять. И сам знал, что обманывает себя. Ничего не поймет, старый. Он мальчишку, яблоки у него таскавшего, даже слушать не станет.
Прогнав слабость и жалость к себе, мальчик поднялся, отряхивая коленки, вздохнул, побежал дальше. Вдоль берега быстро не получилось, не успел и десяток шагов сделать, как очутился возле скалы – тут можно только по тонкой тропке над обрывом пробраться. Как тут Петрович пройдет – непонятно, он ведь старый совсем, а чтобы пройти, даже мальчику приходилось осторожничать, спиной к скале прижиматься, да цепляться за редкие кусты.
Зато за скалой ровная широкая долинка, здесь можно бегом даже в темноте, почему-то не так страшно, как на просеке. Может потому, что цель уже близко? Запнулся всего пару раз. Здесь днем хорошо – трава по пояс, можно спрятаться целиком, когда в войнушку играешь…
А вот и овраг. Прямо за ним поваленный дуб и нора лисят. Но как же страшно спускаться вниз по крутому склону. Посмотрел на небо – луны по-прежнему нет, вышла бы что ли, посветила… И вдруг заметил в стороне озера тонкую полоску рассвета. Приободрился немного – ведь утро уже. Пусть солнца еще не видно совсем, но осталось ведь чуточку – и взойдет. Но ждать нельзя, старик идет следом, нельзя попасться ему на глаза. Осторожно шагнул за край, уцепившись за куст.
На самой глубине оврага темно и страшно, и тени какие-то. Зубы невольно застучали. Затрещала ветка, проломившаяся под весом мальчика, испугав чуть не до смерти. Звук походил на выстрел. Нет, почудилось - далеко еще Петрович, не будет он стрелять.
На дне метнулось в сторону что-то большое, волосы встали дыбом, бросился скорее вперед и вверх. Выбирался из оврага быстрее, чем спускался, цепляясь за все, что придется, штаны на коленях испачкались в земле, а промокли еще раньше – когда по высокой траве бежал. А ведь совсем чистые были, выглаженные. Стоило, наверное, потратить минутку и попроще одежду поискать в сундуке...
Но об этом он решил потом подумать, сейчас пора к лисятам, маленьким рыжим комочкам, ласковым и игривым.
Поваленный дуб темной громадиной высоко возвышался вырванными из земли корнями. Протянулся ствол параллельно земле через заросли непролазные. Только по нему и пробраться можно было через буерак. Забраться на вырванное из земли дерево просто так не получится. Но если знать, что с другой стороны сухие корни словно лесенку образуют, то совсем легко. Даже Толик вчера сам заполз. И зачем решил его сюда взять?
Оказавшись наверху толстого ствола, мальчик задышал полной грудью. Пусть солнце еще не взошло, но когда ты высоко над землей идешь – темнота внизу уже не так пугает.
Скоро все тут светом зальет – и малинник, прижавшийся к боку поваленного исполина. И муравейник проснется у подножия разлапистой ели. И птенцы в гнезде на высокой сосне примутся тоненько пищать. Начнут выглядывать с любопытством. Что за птица, мальчишка не знал, все забывал у бабки спросить. Один птенец на прошлой неделе выпал, так пришлось подобрать и лезть на дерево, пока лиса не прознала, да не съела его. А потом переживал, заняв наблюдательный пункт. Боялся, не примет мамаша-птичка своего птенца, который теперь пахнет человеческими руками. Слышал об этом от кого-то. Но птичка-мама прилетела с червяком в клюве и ничего. Всех троих желторотиков накормила. Сейчас темно еще и гнезда не видать, а жаль. Мальчику нравилось за птичками наблюдать. Забавные они.
Стараясь не соскользнуть, мальчик осторожно шел по широкому стволу, огибая ветки и сучки. До вершины еще метра два была, но оттуда разве что самоубийцы прыгать будут – полянка тут резко вниз уходила. Да и тут, у начала поляны, и то страшно. Нужно было сползти цепляясь за ветку, потом немножко, перебирая руками, передвинуться в сторону, чтобы прямо на острые камни не попасть, и – прыгать. Вот так три дня назад, когда хотел это сделать, как раз и обнаружил на той стороне поляны играющих лисят. Пришлось тогда спешно назад забираться, да сидеть тихонько. Матери-лисы не было видно и удалось очень долго просидеть здесь, наблюдая за их играми. А может она и была где-то поблизости. То ли они мальчика не заметили, то ли не видели в нем опасности, но и на следующий день они все еще были здесь, и вчера, когда Толику решил показать…
Сейчас ничего внизу не видать. Темно и неуютно. Ухватился за ветку покрепче, повис, теряя опору. В сторону двигался медленно, перебирая руками. Ветка скрипела. А ну как не выдержит? Замер, когда показалось, что все, хватит. Ветер порывами срывал капли с нависших справа и слева деревьев, швырял прямо за шиворот и на голову. Звуки какие-то раздавались отовсюду, а то вдруг такая тишина наступала, что казалось, уши заложило.
Однако висеть на ветке бесконечно невозможно, руки сами вот-вот сорвутся. Может, мало он в сторону отполз? Сердце громко стучало где-то в горле. Пальцы начали разжиматься… Ух – и прыгнул, больше не думая. Удачно. Прокатился немножко по мягкой траве вниз по склону. Заметил отстраненно, что рубашка теперь тоже промокла. Да может еще обсохнет на солнышке.
Нору нашел не сразу во тьме. Помнил что где-то справа у большого камня. Увидел его, видно глаза уже привыкли, или рассветать, наконец, начало. Топать старался громко, но трава заглушала шаги. Тогда поднял толстый сук и стукнул им по камню, что возле входа в пещеру лежал. Звук гулко разнесся по округе. А вдруг и Петрович услышит? Мальчик замер нерешительно с поднятой палкой. Ладно, пусть слышит, мало ли, что тут в лесу стучать может! Ударил еще раз, сильно. И еще! А в ответ тишина, словно все вокруг замерло, прислушиваясь к незнакомому звуку. Почему лиса не выходит? Может, спит крепко? Как жаль, что не знает он повадки животных. Никто не рассказывал. Может внутрь залезть? А вдруг лиса его покусает? Там же ее детеныши.
Раздвинув кусты, закрывавшие вход в нору, осторожно вытянул шею, заглядываю в темноту норы. Ничего не видно, и непонятно. Внезапно выскочило оттуда что-то мелкое, напугав так, что Ромка свалился, дернувшись. Похоже на крысу, а не на лисенка. Отдышавшись, снова подполз к норе. Да нет же, нет там никого! Еще одна крыса уже не так напугала. Только вздрогнул от отвращения. Крыс мальчик не любил. Хотя не знал почему. Он их до этого и видел-то только на картинке.
Ушла. Точно ушла. Он еще вчера подумал, когда Толик засмеялся громко, увидев лисят, что уйдет лиса и больше он ее не увидит. Но услышав, что старик убивать ее пойдет, засомневался. Однако нужно проверить. Вдруг с лисой что-то случилось, и лисята одни остались? Сидят там, в глубине, и боятся.
Замирая от страха, сунул внутрь руку с палкой и пошевелил ею аккуратно. Ничего не понял. Вроде пусто, но до конца все равно достать не удалось. Придется лезть. Вздыхая горестно, мальчик зажмурился – все равно ничего не видать, и полез, шаря перед собой руками. Палка только мешала, и он оставил ее у входа. Хорошо, что худенький совсем, и то едва-едва получилось влезть. Внутри было очень Внутри было очень тесно, но чуть посветлее. Открыл все-таки глаза и увидел, что тусклый свет откуда-то сверху идет, наверное, щель какая-то есть. Лисят точно не было и лисы тоже. Только перья куриные в углу валяются у стенки. Сверху всякие корни свисают, а по темным углам, да с боков - что-то мелкое шевелится… Может, еще крысы? Жутковато стало. Выбирался ногами, потому как не то, что развернуться – ползти с трудом удавалось. И так боялся, что обрушится все на него, или застрянет посередке, и тогда он задохнется и умрет. А умирать совсем не хотелось. Поэтому двигался очень медленно и осторожно.
Оказавшись на просторе, задышал полной грудью, отряхивая с волос землю. Удивился, что стало гораздо светлее. На озере, верно, уж видно солнце.
А ведь ушла лиса! Может, сама почуяла опасность? Радостно от этого стало, хорошо так. Теперь бы на глаза старому охотнику не попасться, да домой быстрее бежать. Мухтар еще может почуять. Мало ли, что нюх потерял, а голубя словил недавно, если Толику верить.
На дуб залезть там, где прыгал, не удалось. Едва ноги не поломал, пробираясь по низу, даже показалось, что в нору какую-то угодил. Живо после этого на поваленный ствол вскарабкался. У корней дуба сполз вниз и немного помедлил, очень не хотелось снова в овраг спускаться, но в обход больно далеко. Там внизу по-прежнему пряталась тьма, хотя небо уже совсем посветлело.
Эта темнота его и схоронила. Едва спустился в самую глубину, услышал кряхтение старика на противоположной стороне, да тяжелое дыхание старого пса. Четкие силуэты показались на фоне неба. Оба – и человек и пес неторопливо начали вниз спускаться.
Ух, как сердце сразу забилось громко, того и гляди - услышат. Мальчик и прежде его боялся, Петровича этого. Злой он какой-то всегда был, а тут на днях поймал у своей яблони, да так за ухо тащил домой – к бабе Оле, что ухо распухло и еще долго горело.
Осторожно отползал в сторону по дну оврага, на четвереньках, стараясь не шуметь. Даже дышать перестал, когда замер неподвижно под каким-то кустиком, который почти не скрывал его. Наконец, Петрович с Мухтаром вниз спустились. Постояли чуть-чуть и стали подниматься к дубу. Тяжело им было. Старик еле сам в гору лез, да еще и пса на поводке за собой тащил. Смотреть на это почему-то совсем невесело было, и мальчик дальше не стал ждать. Не до него им сейчас.
Скоренько забрался на другую сторону и бросился бежать со всех ног к селу. У озера, на обрывистой тропке замер было – искупаться хотелось прямо в одежде, чтобы грязь с себя смыть. Только прыгать отсюда было нельзя, шею свернуть можно, да и не купался тут никто. Толику не разрешали, мал еще, а кроме них двоих детей в поселке больше нет.
Лишь старики, бывало, с другой стороны озера рыбачили. Там берег пониже. Ромке вдруг тоже сразу порыбачить захотелось. Отец его рыбалку любил, рассуждать мог долго, да вот лишь один раз Ромку с собой взял, два года уж прошло. А потом все некогда было, не до того, все дела у отца какие-то.
Просека уже совсем не страшная была. Да и вообще дорога домой почему-то короче показалась.
В дом удалось пробраться незамеченным. Грязную одежду сразу снял в своей комнатке, запихал, недолго думая, под кровать. Потом достанет, когда баба Оля отправится на другой конец села по своим делам.
Одев свежую рубашку и шорты, спустился на запах хлеба вниз – в горницу. На столе уже кувшин с молоком стоял и хлеб горячий, от аромата которого даже голова кружилась. В городе они всегда в магазине хлеб покупают. Для этого надо рано утром к рынку бежать. И запах издали уже манит. Но здесь все равно вкуснее, может оттого, что все сами пекут? А может добавляют в него что-нибудь?
- Ну, здравствуй, Рома, сокол мой ясный! – Произнесла баба Оля, поставив перед ним миску с кашей. – Оголодал за ночь-то?
Ромка в ответ поздоровался, но получилось что-то вроде: «Добрур!», так как набил уже рот душистым хлебом. Ел с удовольствием. Тут всегда хорошо елось. Говорят, от свежего воздуха аппетит лучше. Может, и он немного весу наберет. А то выглядит маленьким совсем. Соседские ребята в городе, Стас и Антон, оба выше его и сильнее, хоть и ровесники.
Слишком худощав и невысок был Ромка для своих тринадцати лет, едва доставал до старенького турника меж двух сосен, который прибил дядя Паша - перенес из своего двора. Сын его давно вырос, да в город переехал, внуки не приезжали, вот и решил мальчика порадовать. Только вот привесил высоко больно. Приходилось прыгать, чтобы уцепиться. Или на носочки вставать. Но силы в руках не хватало. Павел Васильевич посмотрел, как он подтягивается и сказал: «Добро. Упорство – важнее силы».
Как это может быть важнее, мальчик не понимал. Вот он ведь упорный? Каждый день занимается – и что? Как приехал, пять раз подтягивался. И сейчас, спустя две недели, только шесть – с большим трудом, хоть старался каждое утро, а иногда и вечером. А так хотелось десять, или пятнадцать… Все впустую. Зато подъем с переворотом научился делать. Вот ведь в школе удивятся!
Хотелось еще вертеться на турнике научиться, но все не получалось. Сидел верхом, перекинув одну ногу через железную трубу, пальцы плотно охватывали круглую гладкую поверхность, потеплевшую то ли от жаркого солнца, то ли от его занятий. И ведь знал, что все просто, видел, как в городе Антон так делал. Только ринуться вниз, да так сильно, чтоб снова сверху оказаться, не решался, духу не хватало.
А сегодня, поблагодарив за завтрак, решил – попробует. Ну что такого? Ну, упадет… Уж всяко не так страшно, как с дуба поваленного в темноту прыгать.
Только сначала нужно воды натаскать из колодца. А колодец только в середине села. Два бидона на тележку поставил и покатил туда. Хорошо, очередь из соседей еще не набралась. Теперь ведром на веревке воду в колодце черпать. Занятие не быстрое, но ему нравилось. Заполнив оба бидона, облившись случайно пару раз, мокрый и довольный повез воду к дому. Тележка хорошая была, легкая, из какого-то светлого металла, но не алюминия. Петрович на прошлой неделе предлагал денег за нее, да бабка не отдала.
Поставив баки на место, побежал сразу на турник.
- Куда это ты, сломя голову? - спросила баба Оля, когда он бросился в сад.
- Кувырнуться хочу! – крикнул Ромка.
Бабка лишь головой покачала, глядя, как он извивается на турнике, но мысли свои держала при себе. И непонятно было Ромке - одобряет она его, или порицает? А может, просто так смотрит? Вышла на крыльцо со своими коклюшками, стучат они дробно и весело, мелькают в ее руках, а она поглядывает на внука и молчит. Да и ему не до разговоров. Сосредоточиться нужно.
Баба Ольга вообще удивительная, если не сказать - странная, не квохтала, как остальные – мол, худой совсем, кожа да кости, не называла ласковыми именами, как баба Нюра, соседка. Та и не родная, а все его – то зайчиком, то Ромашкой, то малышом кличет – словно он её внуку ровесник. А ведь он почти в два раза Толика старше.
Вот баба Ольга даже не обняла при встрече. Строгая и гордая она какая-то. И всегда такой была, сколько мальчик себя помнит. Но иногда так посмотрит, что внутри, словно горячо становилось и так легко-легко на душе. Петь хотелось потом от такого взгляда, или бежать по полю во весь дух, раскинув руки, навстречу солнцу и ветру… И не променял бы он ее на сотню ласковых и хлопотливых баб Нюр. Нет, только у него такая, ни на кого не похожая. И красивая очень.
И мама на нее была похожа, так отец говорил. Спокойная, строгая и справедливая. И тоже – высокая и красивая. Ромка иногда пытался ее представить или даже вспомнить, но никак не мог. Ведь всего год ему был, когда она погибла. Как она умерла, ему не говорили. Несчастный случай. А какой? Нужно поспрашивать бабку, может, расскажет? Только она не на все вопросы отвечала. Иногда расскажет, даже больше чем спросил, а порой только головой покачает, глядя куда-то вдаль. Словно и не слышала вопроса. Словно видит что-то, никому недоступное. И вид такой строгий становился, что Ромка тревожить ее в такие моменты не решался, уходил тихонько. Вот в первый раз так в лес и попал. Шел, шел, и добрался до того самого дуба, а там птички, муравьи, белку даже видел с кисточками на ушах. Смотрела на него блестящим глазом и грызла орех или что-то похожее. Близко совсем сидела. Не боялась.
На турнике мальчик так и не решился кувыркнуться, руки дрожали почему-то. Может из-за утренних приключений. Без толку просидел минут десять и плюнул. Завтра попробует.
Пошел к соседке, Толику обещал лук помочь сделать. Палку они еще вчера нашли – срезали в лесу ножиком. Вместо веревки толстую леску решили навязать. А стрелы Василич обещал выстругать и наконечники приспособить.
***
Ольга Андреевна проводила внука взглядом. Порадовалась, что загореть успел и ожил как-то. Совсем бледненький и несчастный из города приехал. Мучают они там детей, что ли? И куда зять смотрит, совсем ребенка забросил. Хорошо ума хватило сюда его прислать, в село. Пусть и бедно живут, и кроме стариков никого здесь не осталось, да все привольней мальчишке на свежем воздухе, да с парным молоком. Корова только у Петровича была. Да в соседнем селе у Марии с Егором – целых две. Но до них несколько километров через лес, каждый день не походишь, хоть и дешевле. И приходилось брать у Петровича втридорога. Не для себя, куда уже старой, для Романа. Как же он на Василинку похож, лицом – так вылитый, только брови, как у отца, густые, черные, и хмурится так же, как зять, когда не по его выходит.
Серьезный мальчик растет, даже не улыбнется никогда, не то, что малыш у Нюры - только и слышно порой его заливистый смех. Все его любят и балуют по мере сил, кроме разве Петровича. Но Толик здесь давно, почитай с рождения. Не нужен стал ребенок родителям, отдали бабке, карьеру делают. А та и рада. Такое счастье на старости лет. И Толику хорошо, другой-то жизни он и не знал. Единственно, к Ромке сильно привязался. Хвостиком ходит. Что будет, когда ее мальчик в город вернется?
Вот бы Романа здесь оставили хоть на год-другой. Что ему школа, сама разве она не выучит всему необходимому? Недаром образование хорошее в молодости получила. Могла бы в институте преподавать. Только нет в городе института, да и для кого? Всего населения в городке тысячи четыре, если люди не врут. Мало совсем…
Пока Ромки нет, пошла в его комнату, долго искать не пришлось, вытащила из-под кровати грязный ком одежды. Смешной, думает, ругать она его будет. А за что его ругать? За то, что лису с лисятами спасал от Петровича? Ох, какие глазищи у него вчера были, когда услышал, как старый хвастал, что лисицу убьет. Думала, сразу в лес бросится. Ан нет, до утра ждал. И получилось у него все. Довольный на завтрак явился, аж светится. Хорошо, что он такой растет. Нормальный. Ведь правильно это - слабых защищать, да о младших заботиться…
Вдали раздался едва слышный гудок со стороны старой заброшенной ветки. Похоже, вагоноремонтное депо опять вывело на испытания свой «паровоз». Вон оно, как все обернулось. Вместо дизеля опять пытаются вернуться к пару, хоть и называют это заумно "стирлингом".
Накинув платок на плечи, собрала в короб пару хлебов, огурцов и помидоров из теплицы, да кабачок только с грядки, и вышла со двора. Забежала Нюра, принесла пакет с мукой и кулек конфет.
- Успела, - запыхавшись, проговорила она, - я уж думала, ушла ты.
- Да куда ж я. Подождала бы. С вечера ведь сговорились. А конфеты чего?
- Дак Толику брала, а у него зубки… Без сладкого лучше. И да разве ж то конфеты, так – леденцы на палочках. Баловство одно. Толик обойдется, а детишкам Аннушкиным радость… Да и варенье у меня есть, - туманно пробормотала Нюра, и тут же затараторила о другом: - А я тут на площадь бегала. Машина с хлебом не пришла, бабы толкуют, что лучше самим печь, чем дожидаться, пока с городу пришлют. А мужики трепятся, мол – мобилизовали нашу машину, али сломалась окончательно. Так и так выходит, что самим…
Ольга улыбнулась, и ходить никуда не надо, Нюра все новости сама принесет. Но вот муки стоит прикупить побольше, мало ли что, а внука кормить надо. Внук! Надо же, Ромке тринадцать уже, а все никак бабкой себя почувствовать не может.
- А что еще слышно?
- Да вот, Василичу сын написал, мол, квартиру в новом доме дали, к себе зовет…
- Почтальон был? – спросила хозяйка, избегая пытливого взгляда соседки. Вбила себе в голову, что Василич в Ольгу влюблен… А с чего, чай не молодые уже. Ей почти пятьдесят, а Василичу и того больше, какая уж там любовь.
- Был Федька, как не быть. Велосипед у него новый. Газет на этот раз не привез, так они сегодня и не должны быть. Только письма. Василичу, да Ивану с Натальей.
- А им чего?
- Да все тоже, приехать дети никак не могут, дала, мол. А вот внучку обещались прислать, только не первый раз уж обещают, а Наталья верит, побежала комнатку готовить…
Нюра вздохнула горестно. Потом вскочила, увидев, что Ольга собралась уже. Помогла короб на спину пристроить.
- И чего ты им помогаешь? - стала она причитать, - самой ведь внука кормить надо!
- Ну а ты чего? – Улыбнулась Ольга.
- Ну, так как же, захворала, а ей троих поднимать, да мужик еёный запропал. Ох, горе то какое…
- Вот сама же и ответила. – Ольга направилась к дверям, - за Ромкой приглядишь, коли что? Я недолго, часа за два управлюсь.
- Спрашиваешь, Андревна, куда же я денусь?!
- Вот и славно.
Маленький хутор «Нагорный» находился в сорока минутах ходьбы, как раз между двух сел. Да и то, по прямой - гораздо ближе, но дорога в гору петляла, да и нелегко взбираться на крутизну. Из трех домов, которые выглядели совсем новенькими, жилыми были только два. Хозяин среднего дома, отстроившись, перебрался вдруг в город. Уж второй год выставлен на продажу, а никто покупать не спешит.
Дальний домишко, небольшой совсем. Жилец есть, а вот никто его особо и не видел. Нелюдимый совсем. Так есть с чего…
Крайний к спуску с горы дом занимала семья Малышевых. Молодая Анна с тремя детьми. Петр, муж ее, куда-то сгинул еще зимой. Что только не говорили о его исчезновении, однако ж Ольга ни в одну из версий не верила, слишком уж причудливые все были, да маловероятные. Знала только, что ушел в лес на охоту – да не вернулся.
Теперь Анна одна хозяйство ведет. Шустрая она и сильная, авось управится. Тяжело ей конечно, но ни разу жалобы не услышишь. А мужик-то хороший был, непьющий, работящий и любил их всех сильно…
И такое бывает. Живешь себе спокойно, все вроде прекрасно, беды не ждешь, а вон как оно обернуться может…
Не успела подняться, да встать у тропы, чтобы немного отдышаться, как навстречу уже неслись два кобеля, молча ощерившись. Ветер дул в сторону спуска, потому узнали ее, только совсем близко подбежав, затормозили, завиляли хвостами, тыкаясь в колени.
- Ну, будет, будет! – Оля ласково потрепала обоих – хорошие сторожа. Пошла к воротам. Навстречу уже бежала старшая девочка лет двенадцати – совсем пацанка, в камуфляжных штанах, берцах и теплой фуфайке – ветрено здесь, на высоте. И волосы коротко пострижены – под мальчишку. В руках дробовик.
- Ой, здрасте, теть Оль! – девочка смущенно закинула дробовик за спину. – А мы вас не ждали сегодня.
- Привет, Насть. Беспокоит кто?
- Да неее…
- А почему с ружьем?
Девочка покраснела, понурила голову. Ольга решила у Анны спросить. Хотя та тоже вряд ли скажет. Вот уж характер… Во дворе двойняшки – Маша и Антоша, ровесники Толика, бросились ее обнимать.
Анна, одетая совсем как старшая дочь, только вместо фуфайки - рубаха с закатанными рукавами, появилась из хлева. Несколько коз, овец, кур и гусей, составляли все хозяйство. Но и это – по здешним меркам было немало. Так еще свинью завели.
- Как узнала? – Прямо спросила Анна, вместо приветствия.
- Ну, шила в мешке не утаишь. Ты давай, не стой столбом. Показывай, что не так…
Анна сразу весь вид боевой растеряла.
- Оль, ничего понять не могу, у Жужи молока нет, смотреть уже на поросяток без слез невозможно.
Жужа – это ее свинья, вспомнила Ольга. Кажется, кто-то из малышей так назвал.
- Когда опоросилась?
- Вечером. Двенадцать крошек. – Ее большие глаза наполнились слезами. Давно не видела такого. Анна очень стойко всегда относилась к своим бедам.
- А что же сразу не позвала?
Она промолчала, упрямо вздернув подбородок, раскрыла дверь в теплое отделение хлева, где на полу развалилась огромная свинка. Маленькие розовые поросятки, тоненько повизгивая, тыкались в соски матери, но безрезультатно. Молока нет!
- Понятно. Короб возьмите.
Ольга скинула свою ношу и подвинула к Антошке, с любопытством толкавшемуся рядом, вытащив сперва из короба пухлую сумку. Потом засучила рукава и попросила принести горячей воды. Старшая бросилась исполнять. Антошка, поймав сердитый взгляд матери, позвал Машу – сестренка пряталась за дверью, ухватил вместе с ней короб. Поглядывая на него, как на рождественский подарок, дети быстренько покинули хлев. Антошка видно и крутился рядом, думал, мать сразу открыть позволит, но настаивать не стал. Маленький совсем, а понимает уже, когда мешать нельзя.
Ольга достала из сумки шприц и ампулу. Порадовалась, что пришла вовремя. Поросятки уже вели себя вяло, того и гляди потеряют все силы и интерес к жизни. А еще она поразилась, что один в один – случай из любимой в детстве книжки. Какой ветеринар не зачитывался Хэриотом в свое время?! Многие потом сетовали у них на курсе, что если бы не известный англичанин, фиг бы их кто увидел в ветеринарном институте. Все было – и трудности, и радости. Последнего больше – для нее. Молодость вспомнилась. Как познакомилась на курсе со славным мальчиком Мишей, как все у них хорошо складывалось… Как же давно это было!
Потрогав живот Жужи, убедилась, что догадка правильная - молоко есть. А нормальная температура показала, что это точно не мастит, а значит, все будет в порядке. Набрала три кубика, вколола в бедро. Как и полагалось, инъекция подействовала безотказно. Пусть и просроченная ампула, а что делать. Кому сейчас легко?
Спустя пять минут, когда голодные розовые комочки присосались-таки к матери, довольно похрюкивая, а Анна, не скрывая радости, убежала в дом, явно желая чем-то отблагодарить, Ольга, разгибая спину, «старость – не радость», пошла вымыть руки в маленькую баньку. Видимо вчера топили, еще сохранилось тепло. Ровными рядками лежали в предбаннике дровишки. Кто-то помогает? Или сами все?
С Анной поговорить так и не удалось, выбежала, всучила, краснея, короб, поблагодарила только сияющим взглядом, собиралась что-то сказать, но промолчала. Хотелось Ольге вернуть подношение, которое та явно успела в короб засунуть, и не стала. Пускай. А то, как бы в следующий раз от помощи не отказались. Колбаса, наверное, кровяная, или сыр козий. Ромке-то понравится – хоть какое-то разнообразие…
Настя, открывая калитку, нерешительно потянула за рукав, когда мать в хлеву скрылась:
- Теть Оль!
- Что, милая?
- А правда… - Девочка набрала в грудь воздуха и выпалила одним духом: - Правда, что к вам внук из города приехал?
Эх, только сейчас пришло в голову, что надо было Ромку с собой прихватить. И о чем думает? А Анна еще спрашивает, откуда, мол, про беду она узнала. Если сами, живут вроде совсем обособленно, никого не видят, а про внука узнали.
- Приехал, - кивнула. – Ромкой зовут. На годик тебя постарше будет. Да ты забегай в гости, Настюш, мы же не на краю света живем. Познакомитесь…
- Не знаю, - девочка покраснела, прикрикнула сердито на собак, попытавшихся выбежать из ворот. Добавила тихо: – Мама не отпустит…
«Это мы еще посмотрим!» - подумала Ольга, а вслух попрощалась с Настей, помахала в ответ двойняшкам. Те прилипли к забору, глядя, как «тетя Оля» уходит.
А бывший врач-ветеринар заспешила вниз. Обед скоро, Ромку пора кормить, а то ведь забегается, сам о еде и не вспомнит...
Соседка встретилась у дома Петровича, несла молоко в бидоне.
- Ой, Андревна, что по радиу-то говорят!
- А что говорят? – Ольга приноровила свой шаг к мелким шажочкам Нюры, - одно и то же, небось?
- Ну как же… Что в мире-то делается! Страсти-то какие!
- Нюр, да у тебя все страсти, - улыбнулась Ольга.
- Дык я как есть говорю. Плохо там все в Африке-то. А китайцы с японцами остров никак не поделят.
- Хм, японцы? Не утопли еще?
- Не шути так, Оль! Ты чего? Там же люди тоже живут.
- Не буду так шутить, права ты. - Неловко самой за свои слова стало. – А где ты радио слушала?
- Ну как где – у Петровича. То есть, это, не сама слушала… Это он мне и рассказал… Что ж с нами будет-то? Вот уж не знаю.
- А что будет… Живем, слава Богу, и дальше жить будем. Ты лучше скажи, Ромка-то как, ничего без меня не натворил?
Они остановились у калитки Ольгиного дома.
- Ромочка твой умница, все лук мастерили с моим. А потом к Василичу в кузницу пошли, наверное – и сейчас там. Какие-то наконечники делают.
- В кузницу… Скажешь тоже. – Усмехнулась Ольга. – Ладно, Нюр, пойду, обед сготовить надо. Ты, если Ромку увидишь, гони ко мне. А то опять голодным до вечера пробегает.
- Да уж, худющий он у тебя совсем… Ну, давай, Оль. Ой. С Анной-то как?
- Нормально все, Нюр.
В горнице открыла короб – а там сала свежего кусок - под килограмм будет, а то и больше. Завернуто в тряпицу. А запах… от чесночного духа с тонким оттенком прикопченой шкурки аж слюнки потекли. Не стоило брать, да чего уж теперь. Вот Ромка попробует, ему полезно. Да и сама, что греха таить, давно такого не ела. Борща сейчас наварит, да картошку молодую с укропом, и это сало с черным хлебушком. Эх, красота!
***
В гараже у дяди Паши Ромке нравилось. Столько всего интересного по стенам висит и на полочках лежит. Все на своем месте, молотки отдельно, ключи разные по номерам разложены, там колеса от велосипедов, да шины от машин, тут рамы разные, даже от мопеда есть. Столько отверток, плоскогубцев, разных незнакомых инструментов – глаза разбегаются. А ведь ящички ещё есть вдоль всего верстака, в них, верно, тоже лежит что-то, но без спросу заглянуть мальчик не решался, а спросить все не удавалось.
Павел Васильевич увлеченно стучал молотком по наковальне, да со взрослыми переговаривался. Это дед Ваня и дядя Саша пришли, толкуют о чем-то негромко – боятся малыша разбудить. Толик уж давно присел на кресло от автомобиля, стоявшее у двери, и уснул. А чего осторожничают, если его даже стук молотка не будит? Ромка не прислушивался, другим был занят. Но вдруг услыхал слово «блесна» и навострил уши. Про рыбалку ему интересно стало.
Взрослые спорили, какая блесна лучше. И по всему выходило, что у каждого есть самая безотказная и хорошая, на которую ловится буквально любая рыба.
Даже дядя Паша перестал стучать и сказал:
- Вот у меня есть счастливая блесна, для Сашки сделал. – Он открыл один из ящичков и вытащил маленькую длинную жестяную коробочку. Кусок серебристого металла тускло блеснул в свете керосиновой лампы, когда Павел Васильевич бережно вытащил блесну и показал всем.
- Хороша, - задумчиво кивнул дед Ваня. – А что на нее ловил?
Ромка подошел поближе, пытаясь получше разглядеть. Железяка, как железяка, даже на рыбку особо не похожа. Разве же это блесна? У отца были совсем другие, разноцветные, с глазками и хвостиками, а тут…
- Можно посмотреть? – вырвалось у него.
Дядя Паша замолчал окинул его внимательным взглядом.
- Смотри, парень. Отчего же нельзя?
- Рыбачил когда-нибудь? – поинтересовался дядя Саша.
- Ага. – Ромка рассматривал толстую длинную железяку, изогнутую маленькой волной. Тяжеленькая, не хотелось из рук выпускать. Один большой крючок с резинкой на острие. А у отца на всех блеснах было по три крючка. С другой стороны кольцо. Мальчик помнил, что к кольцу надо поводок крепить, а уж к поводку леску. Чтобы щука, если попадется, не откусила леску вместе с блесной.
- Эта на большую рыбу, - заметил дед Ваня. – Но для нашего монстра все-равно маловата.
- Какого монстра, - удивился Ромка.
- А ты что, не слыхал? – мужики переглянулись. – Дак в нашем озере водится одна зверюга. Сом, одним словом. Видал когда-нибудь сома?
- Э-э. Да. Ну что в них страшного? Папа такого ловил…
- Ну, точно не такого, - усмехнулся в усы дядя Ваня. – Сам-то я не видел, но люди говорят, что он килограмм под двести вымахал. А зубки у него о-го-го. Схватит такой сомик – не вырвешься, акула отдыхает – утащит на дно к себе и всё.
- Что всё? – ахнул Ромка.
- Каюк. Крышка. Съест, в общем.
- Да ладно тебе парня пугать, - поглядев на лицо мальчика, дядя Паша покачал головой. – Байки это все, Роман, не слушай ты. Они тебе еще про русалок наплетут.
- А что, - дядя Саша хмыкнул, - ты и про русалок ничего не знаешь. Ну так я скажу. Заманивают они значит пением… Сидит, бывает, на камне, груди голые, а в воде хвост зеленый плещется. Так и хочется…
Он запнулся, поглядев на дверь, да и все туда обернулись. Баба Оля пришла. Ромка вздохнул прерывисто, понял, что все решено, осталось бабку уговорить.
- Вот вы где, - почему-то сказала баба Оля. Дядя Паша сразу стучать перестал, обернулся к ней, вытянулся как-то. Это мальчик краем глаза заметил. Все ему казалось, что Павел Васильевич побаивается его бабушку.
- Я пойду, пожалуй, - прогудел дед Ваня, быстренько топая к выходу.
- Да и мне пора… Здравствуйте, Ольга Андреевна! Я тут это… я вон Толика теть нюре отнесу. Заснул малой.
Подхватив спящего Толика, он тоже ушел. Ромка все стоял, как вкопанный, выбирая момент. Может прямо сейчас спросить, пока дядя Паша рядом? Он ведь, может, поддержит…
- Как поживаешь, Паш, - баба Оля прошла на середину гаража, огляделась. – А хорошо у тебя. Слышал, на селе твою мастерскую кузницей кличут.
- Какая ж это кузница? - пробормотал тот, настороженно следя за каждым движением гостьи.
- А я за Ромкой пришла, - весело сказала она, - Ром, обед готов уже, пойдем, а?
Мальчик переводил взгляд с одного на другую, ничего не понимая. Странные они какие-то. Вот спросила его, а ответа, словно не ждет, на Василича смотрит. И дядя Паша кусает нервно ус, а обычно такой спокойный, шутки шутит, или говорит, прищурясь, что-то умное – не поймешь, бывает, правду говорит или снова шуткует.
Баба Оля подошла совсем близко:
- И что делаете такое интересное?
- Наконечники для стрел, - мастер чуть подвинулся, пропуская ее к верстаку.
«Какая она молодая!» - вдруг подумалось Ромке, когда баба Оля развернулась вдруг, оказавшись лицом к лицу с Василичем, посмотрела снизу вверх смеющимися глазами:
- Говорят, Василич, в город тебя дети зовут? Квартиру в новом доме получили?
- Э, - он переступил с ноги на ногу, - есть такое, зовут…
- Большая квартира что ли?
Мальчику почудилось, что мастер покраснел, но света было мало совсем, мало ли что померещится. Вон она какая, баба Ольга! И как у нее на рыбалку проситься, если даже такие большие и взрослые ее боятся? Ох, не пустит!!! Может, не спросясь?
- Не маленькая, - отвечал тем временем Павел Васильевич, как школьник перед учительницей.
А ведь Ромка сам слышал, что дядя Паша старше на пять лет, чем его бабушка.
Баба Оля посмотрела вдруг пристально:
- Поедешь? – прямо спросила и строго.
- Да куда ж я? – всплеснул руками дядя Паша. - Да как же я все тут брошу? И еще одно есть…
- Вот и хорошо, вот и славно, - Баба Ольга выскользнула из-за верстака, пошла к выходу, кивнув внуку, пора, мол.
- Оль, постой. – Позвал было Павел Васильевич.
- А к тебе тут гости, - громко отозвалась та.
Мальчик увидел участкового, Алексея Владимировича, тот появился на пороге с мешком в руках.
- Здрасте, теть Оль! – радостно воскликнул милиционер. – Дядь Паш, не занят?
- Не занят он, Лешка, ты проходи. Сделает тебе Василич твой самогонный аппарат, будет как новенький.
- Да что ж вы такое говорите, теть Оль? – растерялся молодой участковый.
- Правду говорю, Лешенька. А ты не стой тут в дверях, проходи уже.
- А вот смотрю я на вас, теть Оль, и оторваться не могу. Вы как помолодели! Может, на танцы со мной в Ново-Антоновку в субботу пойдете? – И мальчику подмигнул, - Ох и бабушка у тебя, Ромыч, настоящая красавица!
- Ну-ну, орёл! Нашел, кого пригласить! И не подлизывайся к Ромке, он у нас парень правильный!
- Теть Оль! – вытянулось у парня лицо. – Да я ж взаправду.
- Посмотрим, - усмехнулась она, - до субботы еще дожить надо…
- Проходите, Алексей Владимирович, не стойте на пороге! - голос дяди Паши стал строгим и даже сердитым. Может, не нравился ему участковый?
Мальчик шел рядом со своей удивительной бабушкой и все думал, как на рыбалку отпроситься – и, главное, как тот спиннинг выпросить, что в кладовке видел? Всю дорогу до дому голову ломал, с чего начать, готовился к разговору. А баба Оля напевала какую-то песню задумчиво, бросала на него вопросительные взгляды, словно заранее знала обо всем.
«После обеда!» – решился Ромка, намывая лицо и руки возле крыльца. В животе заурчало вдруг от голода. Сунул руку в карман, чтобы расческу достать и нащупал жестяную коробочку. А он-то все думал, что такое звенит тихонько, пока они шли к дому. Блесна! Хотел сразу бросится к дяде Паше. Отдать ведь надо. Да только решил отложить, успеется еще. И баба Оля недовольна будет, если убежит сейчас. А сердить ее последнее дело.
Так, уговаривая себя, что ничего плохого в его поступке нет, случайно ведь унес, Ромка уже мысленно видел эту самую блесну, летящую далеко к середине озера… Жаль, что у него такой нет…
Ромка даже вторую порцию попросил, так понравился ему борщ и пампушки с чесноком. Но еще больше хотелось разговор оттянуть.
- За чаем! – строго сказала баба Оля, когда он попытался сказать что-то с набитым ртом.
И тогда мальчик начал тянуть, лихорадочно думая, что же сказать.
И вот перед ним уже стоит большая рыжая кружка ароматного чая, да лежит рядом большой ломоть черного хлеба с салом. Только наелся уже так, что ни кусочка не мог бы проглотить. Сразу подумал, что бутерброд можно на рыбалку взять… если баба Оля отпустит.
Как он и думал, спор разгорелся не шуточный.
- Нет, не пойдешь. Пойми же, не дело это. Вот отец твой приедет через две недели…
- Баб Оль! Да я же взрослый уже! Я в лес сам ходил. Да и нет никаких медведей, мне дядя Паша говорил! И учить меня не надо! Я уже ловил рыбу, знаю все!
- Нечего тебе на озере делать!
Мальчик уже раз десять отступить хотел, но упрямо продолжал спорить, теперь уже он понимал, что ничего в жизни ему так не хочется, как порыбачить на озере.
- Я же рыбу поймаю, нажарим… - решил он сменить тактику. – А еще я весь дом подмету! И дрова сложу в поленницу! И еще… еще…
- Поймает он! – покачала головой Ольга. – Этого я и боюсь.
- Да почему?
Она решительно встала и, собрав тарелки, понесла в раковину.
- Ты спиннинг хоть раз держал в руках?
- Конечно! – Ромка подпрыгнул, бросился к раковине: - Я сам вымою! – Чувствовал, что баба Ольга вот-вот согласится. – Я с папой ловил. И катушку сам наматывал! Я же говорил.
Отдав ему кусок мыла, баба Оля села за стол и, подперев рукой щеку, стала наблюдать, как он посуду моет.
- И много ты тогда поймал?.
- Тогда – ни одной, - опустил он глаза. – Но я поймаю, поймаю! Вот увидишь!
- Ладно, - сказала вдруг она, когда он вытирал руки.
Мальчик хотел броситься к ней на шею, но не решился. А баба Ольга улыбнулась и сама раскрыла руки. – Ну а кто самую добрую бабушку на свете обнимет и поцелует?
Тогда Ромка обнял ее крепко-крепко.
- Спасибо! – прошептал еле слышно.
- Ну вот, - она отстранила внука и вгляделась в его лицо, - загорел-то как! Так вот – сначала все, что обещал, сделаешь, а потом уже и рыбалка. Помнишь хоть?
- Помню, помню! Я как вернусь, сразу все сделаю! Честно-честно!
Баба Оля улыбнулась:
- Да я верю, верю! Только не после, а вот прямо сейчас. А как все сделаешь, так и пойдешь. Обещания нужно держать.
Лицо Ромки вытянулось. Он-то надеялся, что его и так отпустят. И зачем столько наобещал? Никто ведь за язык не тянул, как отец любил говорить.
Пришлось брать веник в кладовке. Заодно полюбовался на спиннинг. Вытянул немного из чехла, провел пальцами по гладкой поверхности.
- Смотри, из всех углов пыль выметай, не халтурь, - крикнула бабушка.
- Знаю, - Ромка поставил обратно спиннинг, поплелся наверх, в свою комнату. Это баба Оля велела ему после обеда отдохнуть, а он решил сразу – чтобы быстрее, и обещал, что просто потихонечку начнет. Ведь подметать не трудно.
Дом оказался гораздо больше, чем он мог себе представить. А потом еще и дрова, сваленные кучей за крыльцом. И зачем бабе Оле столько много?
Только к вечеру, порядком уставший, побежал говорить, что все готово.
Баба Оля не поленилась, обошла с ним все комнаты, оценила его труд, потом внимательно пересмотрела поленницу, велела все с краю разобрать и заново уложить. Криво, мол.
Хотелось упросить, что хватит, итак много сделал. Но разве она сжалиться? Почему она такая строгая? Почему не баба Нюра его бабушка, она бы сразу пустила! Злые мысли так и норовили испортить ему настроение окончательно, еле удалось выгнать их из головы.
Прибежал Толик, хотел позвать опробовать лук. В коротких шортиках, с вечно исцарапанными коленками и большой, оголяющей одно худенькое плечо футболке, он выглядел очень трогательно. Ромке стало его жалко, но пришлось твердо сказать, что не сейчас. Завтра. Работать, мол, нужно. Малыш огорчился, но не слишком. Он вообще быстро все плохое забывал. С увлечением смотрел, как Ромка работает. И под взглядом больших карих глаз, складывать дрова даже веселее стало. Но Толику быстро надоело, и он убежал к себе.
Ромка с беспокойством посмотрел на низко опустившееся солнце и стал складывать дрова быстрее. Не то до ночи можно провозиться…
Август на дворе, темнеет рано, и домой он шел – второй раз докладывать о том, что все готово, совсем расстроенный. Вот-вот стемнеет уже!
- Молодец, - баба Оля поставила перед ним чашку молока, - а теперь ложись спать, чтобы к завтрему выспаться хорошенько.
- Но разве…
- С утра ведь пойдешь? Или ты не знал, что лучше ловить с утра?
- Конечно, знаю! – Покраснел Ромка. И как же он об этом забыл! Значит, хорошо, что работал! День быстрее пробежал. Зато завтра можно будет рыбачить долго-долго. – А можно я спиннинг в комнату возьму?
- Нужно. Надо же его наладить. Пойдем дам тебе спиннинг, катушку, леску плетеную, ну и блесны всякие есть – выберешь, рыбачек ты мой.
Перед сном старательно снаряжал удилище спиннинга. Блесен выбрал несколько. У бабы Оли было немало разных, но вот такой как у Павла Васильевича, толстенькой металлической - не нашлось. Убрал их в коробочку, лишь одну – с хвостиком – прицепил на поводок к леске. Резиновые сапоги и большая плетеная корзина с крышкой стояли рядом с кроватью. Будильник тикал громко, обещая разбудить в полпятого утра. Все было готово к большой рыбалке!
***
В большой широкополой шляпе и высоких резиновых сапогах, со спиннингом в одной руке и корзинкой, на дне которой лежали бутерброды с салом и бутылка морса, Ромка чувствовал себя настоящим заправским рыбаком. Жалко только, что никто не видит, спят все еще, рано очень, хотя уже вдали начинало светать. Зато увидят, когда возвращаться будет – с рыбой. Уверенность, что поймает много-много крупных рыб - не покидала его с самого пробуждения.
К месту рыбалки нужно было идти не по той дороге, что к соседнему селу вела, а с другой стороны. Озеро-то большое. На душе было светло и радостно. Не терпелось побыстрее начать. Но бежать мальчику казалось не солидным. Рыбаки разве бегают?
С этой стороны к озеру вела тропка по краю широкого поля. И страшно не было совсем. Небо без единого облачка – значит, дождя не будет. Тихо шелестели березы, росшие вдоль тропы, да заливалась пением какая-то ранняя пичуга. Налетел свежий ветерок, и он порадовался, что одел фуфайку – позже, если станет жарко – можно будет снять, а пока – в ней тепло и хорошо.
Ромка расположился примерно там же, где видел рыбаков на прошлой неделе. Если ловили с этого места, значит, тут рыба и водится. Как сказала баба Оля, вынул все из корзины, привязал к ручке веревку. Другой конец завязал на тонком стволе росшей рядом развесистой ивы. В корзину положил камень и опустил неглубоко в воду. Если поймается рыба, то будет класть в корзину и закрывать крышкой, чтобы не сдохла раньше времени. А потом просто вынет из воды и понесет домой – как есть.
Вода оказалось очень теплой, теплее даже, чем воздух. Может, потом искупаться? Очень заманчиво! Как хорошо, что он один пошел, никто не указывает. Как хочет, так и сделает. Но сначала рыба!
Бутерброды и морс придавил камнями с разных сторон, чтоб какие-нибудь чайки или вороны не утащили. Две чайки уже кружили высоко в небе.
А вокруг красотища. Озеро большое и круглое. Такое ровное – словно циркулем огромным его очертили и специально тут вырыли. Поверхность покрывает мелкая рябь, но волн нет. Это хорошо. Вроде бы… Вгляделся в противоположный берег – в ту скалу, перед которой вчера пробирался. Даже отсюда видно, что там очень опасно, берег высокий, а тропка у обрыва не просматривается даже. Скала гладкая совсем, оплывшая какая-то. А внизу много мелких камней – упадешь – разобьешься точно.
С этой стороны берег более пологий. Справа из воды торчат несколько больших валунов, с них тоже ловить можно. Но с берега удобнее – он ровный и просторный, покрытый травой и все равно глубина здесь почти сразу. К тому же возле валунов камышей очень много – недолго блесну зацепить за стебли и совсем потерять. Потому решил ловить просто с берега – и корзина рядом, если что.
Первые несколько раз все не удавалось забросить как надо, вспоминал, пробовал - и так и эдак, пока приспособился. Наконец блесна взмыла высоко в воздух и ушла на глубину далеко впереди. Стал крутить ручку на катушке, та негромко стрекотала, что очень нравилось мальчику. В наступающем рассвете разглядеть леску не удавалось – а блесну тем более. Только когда, сильно вибрируя совсем уже к берегу подходила. Наматывал леску на катушку очень осторожно, плавно. Помнил, как отец это делал. Покрутит несколько раз, замрет, потом еще несколько раз. Так и наматывал. Кажется, это проводкой называлось.
Вытянул – а на блесне только ракушка старая. Не расстроился. Знал, что это не просто и не быстро. Отцепил ракушку и снова забросил.
На пятый или шестой раз что-то дернулось, вибрация пошла по спиннингу, тонкий конец сильно нагнулся. Сердце сильно забилось в предвкушении, стал крутить быстро-быстро. Но напряженный конец ослабел и катушка вновь стала крутиться легко.
- Сорвалась, - громко воскликнул Ромка. - Вот блин, ведь явно рыба была!
Потом вспомнил, что лучше молчать, а то всех распугает. Стал закидывать молча. Еще несколько поклевок было, потом снова сорвалась, потом еще раз. Но азарт уже не составлял. Каждый раз надеялся – ну вот, сейчас!
А потом, когда махнул спиннингом как-то неловко, блесна куда-то вверх улетела и запуталась в ветке росшей рядом сосны. Как ни дергал, блесна не желала отцепиться от дерева. Время на нее так не хотелось терять. Пришлось поднять с земли гладкую сухую ветку накрутить часть лески на нее так, чтобы кольца друг на друга не накладывались. Дернул с силой и оборвал леску где-то возле самого поводка. Всё, как отец учил. Блесна так и не упала. Открыв картонную коробку, стал выбирать следующую. Вертушку взять? Или колебалку?
Выбирал, а сам все про дяди Пашину думал. Ну и что, если половит на нее немножко. Все равно ведь в кармане лежит без дела. А потом аккуратно ее положит обратно в жестянку, отнесет в гараж и сунет незаметно в тот самый ящик, где она лежала. Никто и не узнает, что он на нее ловил.
Почувствовав уверенность, больше сомневаться не стал и, вынув толстенькую блесну, прицепил к поводку.
Какая же она классная, и летит гораздо дальше!
Стало жарко, и мальчик снял фуфайку, рубашку и шляпу. Комаров почти не было, солнце пока тоже не слепило глаза. Положил все на камень, придавил камнем поменьше и стал ловить уже налегке – в одной футболке.
Поклевок стало больше – или ему так казалось, и вот – удача! Удилище стало сильно дергаться в руках, крутить катушку было невероятно тяжело, но Ромка крутил, стараясь это делать плавно.
И вот уже большая рыбина бьется на поверхности. Только бы не сорвалась! Еще немного, еще чуть-чуть. Вот она уже почти на берегу. Ромка что-то кричал, подбадривая сам себя.
- Ну, давай же! Только не срывайся! Ура-а-а!
Рывок! И рыба, взмыв вверх, шлепнулась далеко от берега под сосной. То ли она сильно ударилась, падая, о камень, но когда мальчик подошел, крупная щука не шевелилась. Вынув из кармана плоскогубцы, ухватил щуку за спину и извлек блесну из пасти. Теперь запустить ее в корзину – подтянул из воды, открыл крышку, запустил щуку. Вот тогда она снова стала биться. Живая, значит. Ничего голубушка, посиди здесь. Крышку накрепко привязал, и снова опустил корзинку в воду.
Не переставая улыбаться, достал в честь этого бутерброд, съел сидя на траве, запил морсом. Невероятно! Он сам поймал рыбу! Рассказать отцу – не поверит! А баба Оля? Поймет, наконец, что он правду говорил. Что умеет ловить!
Теперь забрасывать стало еще интереснее! Поймал! Сам! Да еще такую здоровую – никак не меньше двух килограмм. Круто!
Даже пришлось самого себя останавливать, чтоб не так радоваться. Вспомнил бесстрастные лица друзей отца, когда те ловили. А ведь и больших, чем он сейчас, вытаскивали. Ромка состроил мрачную гримасу. Эх, ну как жаль, что никто его сейчас не видит!
Опять поклевки, поклевки, поклевки. Видно, много тут рыбы. Поймал! Нет, сорвалась. А когда, наконец, клюнула, все повторилось почти один в один. Только щучка оказалась чуть поменьше. И не ударялась о камень. Спинка так в руке извивалась, когда блесну доставал, что едва удержал рыбину. Достать корзинку – и вот в ней плавают уже две.
Скоро он станет профессионалом. Надо же – еще совсем утро, а он уже две приличные щуки отловил. А уха из них какая вкусная получится! Или еще можно закоптить…
Так он мечтал, без устали взмахивая спиннингом и забрасывая счастливую блесну дяди Паши снова и снова. А ведь не обманывал – правда, счастливая!
С третьей рыбиной все не везло – срывались. Но когда удалось зацепить, оказалось, что попалось что-то огромное. Пока вытягивал по сантиметру буквально, вспомнил рассказы про страшного сома – не по себе стало – а вдруг это он?
Удочка, казалось, переломится, так она трещала и сгибалась, мотаясь из стороны в сторону. Ну и силища! Увидев, как рыбина бьется уже у берега, немножко расслабился – снова щука, похоже, хоть и огромная. Выдернуть такую из воды – просто не смог. И хоть боялся упустить, стал тянуть, напрягая все силы, как есть – там, где берег спускался к самой воде.
Только когда оттащил по траве на метра четыре от воды, остановился и поверил в свою удачу. Огромная щука замерла неподвижно, перестав подпрыгивать. Готовится на него напасть? Э, нет, не выйдет!
Мальчик подобрал большую толстую ветку, умудрился прижать ею рыбину к земле, а блесна вдруг сама выпала у нее изо рта. Надо же! Хорошо, что раньше этого не случилось!
Корзину пришлось вытянуть на берег и притащить к большой щуке. Не без приключений, но в итоге, едва не потеряв двух остальных, удалось запихать громадную щуку внутрь. Хорошо что корзина очень большая. Еле вместила в себя щучищу, но вместила же! Даже еще может какая-нибудь поместится. Не такая же конечно, а как первые, например.
Отмыв руки от слизи, Ромка опять закинул блесну. Поклевка. Сорвалась. Крутим. И вдруг блесна застряла. Сколько не дергал, достать не удавалось. Леска тянулась куда-то в глубину. Явно не рыба. За что-то просто зацепилась.
И тут понял, что просто не может потерять эту блесну. Он же должен ее вернуть. Придется плыть туда и вытаскивать. Хорошо, вода теплая!
Быстро разделся. Зашел в воду. И снова вспомнил про чудовищного сома. А что, если он ждет его там – на глубине?
Солнце уже высоко поднялось и припекало, весело поблескивала рябь на воде. Летали чайки, изредка садясь на воду. Да что может быть страшного? И дядя Паша говорил, что это байки все! Так себя утешая, мальчик решился и поплыл.
Как же давно он не купался! А может, хватит пока ловить и наплаваться вволю? Но сперва блесну освободить нужно.
Лески мальчик отпустил много и теперь плыл, стараясь ее не выпустить из рук. Еще немного правее, еще, стоп. Где-то здесь! Болтая в воде ногами – жутко, что дно где-то очень далеко – Ромка вытягивал понемногу леску. Наконец она натянулась, уходя прямо вниз.
Теперь нырнуть, отцепить и все! Вот только не умел мальчик глаза в воде открывать, придется, видимо, на ощупь. Набрав воздуху нырнул, не выпуская лески.
И тут показалось, что что-то схватило за руку. Мигом раскрыл глаза – а вокруг мутно и ничего не видно, тени какие-то. Страх словно ледяной рукой сдавил сердце, воздух заканчивался, и напуганный и растерянный мальчик выплыл на поверхность.
Как бы хотелось бросить блесну, но он просто не мог так поступить! Тяжело дыша, отфыркиваясь, Ромка старался преодолеть охватившую дрожь. Зубы стали стучать, хотя не так и холодно в воде, скорее – наоборот. Скорее выловить блесну и на берег. Если тянуть, только страшнее станет. И чего испугался?
Вроде коряга там просто на дне какая-то, а вовсе не чудовище!
Набрав воздух, снова нырнул. Одна радость, глаза теперь сами открылись. Только ничего не видно почти. Потянул леску и по ней осторожно опускался все ниже и ниже. Есть! Рука нащупала блесну, действительно зацепившаяся за корягу, оцарапал руку, отцепляя драгоценную находку от дерева. Воздуха не хватало, страхи снова напали, заставляя дергаться.
И вдруг совсем рядом почувствовал всем нутром какое-то огромное тело. Чудовище! Дернулся в сторону и почувствовал, что запутался в коряге. Что-то плотно обхватывало ногу, а далеко вверху виднелось светлое пятно. Охватившая паника заставила его беспорядочно метаться. Мальчик уже с трудом понимал, что делает. Страх туманил разум. Хотелось кричать, а воздуха не хватало! Показалось, что чудовище уже с другой стороны – вот-вот его съест. Что-то плотное касалось его бока. Вот острые зубы вцепились в руку, и мальчик отчаянно дернулся, внезапно освобождаясь. Беспорядочно двигая руками и ногами, он, наконец, вырвался на поверхность, с хрипом втягивая в себя воздух. По руке расплывалась кровь, и Ромка вдруг понял, что это вовсе не зубы, это блесна, про которую он забыл, каким-то образом зацепилась своим крючком. Острее ушло глубоко, и попытка выдернуть не сразу увенчалась успехом.
Загребая, Ромка быстро поплыл к берегу, сжимая блесну в кулаке. Ему казалось, что кровь вытекает из ранки слишком быстро. А акулы как раз плывут на запах крови. Только ступив на твердое дно, а после - упав на траву, он вспомнил, что акул вообще-то здесь быть не должно.
Его еще немного трясло от пережитого. Но напряжение медленно отпускало. Нечего было и думать, чтоб ловить рыбу дальше. Налепив на ранку, которая оказалась не слишком большой, подорожник, мальчик оделся, не дожидаясь пока обсохнет.
Подумав, нацепил и рубашку с фуфайкой, не в руках же нести, да и потряхивало его еще. Собирался спешно, словно кто-то его торопил. Чуть не забыл корзину с уловом. Вернулся, просто обрезал веревку перочинным ножиком, и, подхватив тяжелую добычу, быстрым шагом направился к селу.
Волосы быстро подсыхали, рыба в корзинке пыталась биться, утяжеляя итак нелегкий груз. Очень скоро он пришел в себя, благодаря небо, что все кончилось хорошо. А что если б там и остался – на дне? Как бы горевал отец! И баба Оля. Даже слезы запоздалые навернулись, как подумал.
А навстречу, увидав его издалека, уже бежал Толик, улыбаясь во всю свою чумазую рожицу.
- Ромка, Ромка! – Кричал он. – Рыбу поймал?
От комка в горле не смог ответить, закивал только, ставя на дорогу корзину. Пора было передохнуть.
Потом Толик шел рядом, все пытаясь сквозь прутья корзины разглядеть «страшилищ». Открывать крышку, пока домой не придут, Ромка отказался, вдруг выпрыгнут и укусят, или еще что.
Почему-то опять никто не встретился, разве что дед Ваня помахал ему со своего крыльца, крикнув зычно:
- Как улов?
Ромка в ответ поднял большой палец, а дед закивал понимающе. Но видно занят был, не подошел.
Баба Оля всплеснула руками, его увидав, словно почувствовала, что он пережил, и Ромке вдруг захотелось расплакаться, бросившись ей на шею. Еле сдержался. Улыбнулся, плюхай корзину перед крыльцом.
- Ох, горюшко мое, - она сама развязала, откинула крышку и присвистнула. Ромка даже рот открыл – не знал, что она умеет. – Беги, Толик, попроси у бабушки... Или нет. Сама схожу. А с рукой-то что?
- Оцарапал блесной. Да нет уже крови, - поспешно ответил мальчик.
- Ладно. Крышку привяжи, подожди меня. Я быстро.
Ромка устало опустился на нижнюю ступеньку крыльца, положив рядом спиннинг. Обхватив колени, улыбнулся маленькому Толику. Тот присел на корточки возле корзины, сверкая оцарапанными коленками, вихрастая голова склонилась к острому плечику – опять футболка сползла.
- Ой, Ромка-а-а-а… Это все ты сам? – не переставал он удивляться. - А меня научишь?
- Ага… Как-нибудь потом.
Пока ждали бабу Олю, перед крыльцом чуть ли не все село собралось. Подошел Павел Васильевич, и дядя Саша, и соседка Клава. Дед Ваня тоже пришел, он, что ли, всем сообщил? Даже Петрович со своим Мухтаром маячил у открытых ворот. Все чего-то спрашивали, а Ромка вертел головой, не понимая, чего от него хотят. Не получалось у него никак воспользоваться своей славой. Сил на это не было, и смущался сильно.
Вспомнил вдруг про блесну, вытянул жестянку из кармана, протянул дяде Паше, выговорил с трудом, пряча глаза:
- Случайно унес. Простите…
Тот взял и вдруг ахнул:
- На нее что ли ловил?
- Ага.
Павел Васильевич довольно расхохотался:
- Говорил же, счастливая…
- Понабежали! – Задорно воскликнула баба Оля, пробираясь к крыльцу. – Щук что ли никогда не видели? Устроили смотрины.
- Э-э, а радиометр для чего? – Это дед Ваня углядел. – Двадцать лет прошло, как бомба туда упала! Ничо там нет!
- Береженого Бог бережет, - отмахнулась Ольга. Крышку откинула. Поднесла прибор к рыбинам. Все вокруг даже дыхание затаили. – Чисто! – пробормотала растеряно.
- Ну, я же говорил, - потирал руки дед.
- А что было двадцать лет назад? – спросил Ромка, не очень понимая, что происходит.
- Ну как что? – дядя Паша выступил вперед. - Большая беда как случилась – знаешь?
- Знаю, - кивнул Ромка. – Война была. Всем досталось.
- Правильно, всем. Ну и нам заодно. Сбросили бомбу водородную, ироды - ровнехонько на наш завод! Двадцать мегатонн! Только заводик-то давно не работал. По случайности выходит, сбросили – а на том месте озеро появилось наше. Видал же, какое оно круглое? Пятнадцать лет, правда, ничего эдакого уже не вылавливали там…
- Да мало ли! – Вскинулась Ольга.
- Но проверить надо! – Твердо добавил Василич, покосившись на нее. – Кстати, герой! – он протянул Ромке жестянку с блесной: - дарю! Пусть твоя теперь будет.
- Спасибо, - Ромка чувствовал, как уши у него горят.
- Ухой-то угостите? Или может, за коптилкой сбегать?
