Оно еще ничье, да и класть его иначе чем под дерево - некуда.

Одинцу это не по силам, страшно, кроме того, в предыдущей главе уже сказано, как было дело...

Для полусотника - именно так. Еще пока. Привычка. Кроме того, часть оружия действительно негодная - только в переплавку, либо усиленный ремонт

Обязательно еще раз пройдусь по главе - это даже не альфа версия.

Половина жирна для эрзян? Рабочая сила будет их (большая часть), земля, руда тоже. Защита общая... Уклон в любую сторону - чье-то недовольство. Не всегда поровну - это по-честному, но как стратегия -по-моему правильно. Главная задача тут - не само железо, а союз.

Несомненно, и род (приоткрою занавес) будет Овтая (поэтому он так и заинтересован). Однако в этом веке у эрзян и Мокши уже закладывается протогосударство - Русь Пургасова, поэтому князя никак...

Спасибо за замечания, посмотрю в понедельник (сегодняшний день не удался, что бы мы не делали с друзьями - все идет наперекосяк)

цены на железо в европе в то время - 50 и более фунтов серебра за тонну (это за обычное железо - а не сталь и готовые изделия - тем более оружие)
а цена четверти пшеницы - 5 шиллингов.
вот и получается, фунт = 20 шиллингам, четверть зерна = 57,33 кг
то есть 1 шиллинг давал 10 кг пшеничного зерна
в то же время 10 кг железа стоили - 10 шиллингов.
короче - один кг железа равнялся 10 кг пшеницы))) или полновесному шиллингу)) или 9 граммам серебра)))

короче - полсотни копий, топоров, ножей, пряжек поясов и тд и тп - это же сотни кг железа 100 кг железа - 5 фунтов серебра)))
куча бабла

Откуда такие данные? Я долго искал, но для XII века особо ничего не нашел.
По ганзейским сведениям от XIV в.:
1344 год - сто фунтов железа 65 фр. 51 с. (1376 г. марка серебра=140 фр.)
41 кг (1 фунт = 0.41 кг) = 0.47 серебр. марки
т.е. 40 кг железа = ~0.5 гривны серебром или 2 гривны кун
т.е. 20 кг железа = ~1 гривна кун
т.е. 1 кг крицы (уклада) = ~1 ногата

100 кг железа = 1.25 гривны серебром ( 5 гривен кун). Для XII в это может быть чуть дороже, но не сильно.
А железо надо еще переработать. Если его такскать за собой, то оно заржавеет и сгниет.
А вот кольчуга (в XIIв. или около того) стоила около 2 гривен серебра, то есть одна-две кольчуги сравнимы по стоимости
со всем этим железом (барахлом). Так что это не совсем куча бабла...

С учетом этих цен я и устанавливал цены на ветлужскую посуду.
К примеру, большой котел 8-10 кг - примерно 1 гривна кун. Из них цена железа на рынке 0.5 гривны кун ( у ветлужцев значительно дешевле, ес-но), остальное - прибавочная стоимость за работу. С учетом, что сезонный рабочий мог за лето получить полгривны кун - очень похоже на правду.

Архипов, данные из "Становление Европы" Р Бартлетт
стр 72. (там цитата по историку экономики - Бевериджу приводится автором)

Я конечно, обязательно посмотрю Бевериджа при случае, от этого зависит как сильно расторгуются новгородцы (они могут продавать и заморским купцам), а значит каково будет их отношение к ветлужцам.
Однако я не очень понимаю эти цифры.

По этим цифрам
100кг железа = 5 фунтов серебра ~ 10 гривен серебра. Так?
вес доспеха ~ 10 кг (для ровного счета) = 1 гривна серебра одного железа. Не очень стыкуется.
Про 2 гривны серебром за доспех - из наших летописей. Работа мастера стоит гораздо дороже чем 10 кг. уклада (который 1 кузнец может при желании изготовить за несколько недель - включая весь цикл).

А если учесть мои цифры ( с Бевериджем в этом случае получается разница в 8 раз) -

то 10 кг железа = ~0.5 гривны кун, и конечная цена доспеха в 8 гривен кун звучит очень нормально, поскольку основная цена той же кольчуги - это работа мастера (которая может занимать и год).

Да и доход мастера за год очень правдоподобен по сравнению с заработком сезонного рабочего (0.5 гривны кун за сезон). Например в летописях приводится заработок хорошего мастера при постройке церкви ( киевский князь платил по ногате в день за срочность - и это был чрезмерный заработок, поэтому и удосужился упоминания). Однако половина той же ногаты в день для хорошего мастера по кладке - нормально. К примеру 12 ногат в месяц - это те же 7 гривен кун в год в 12 веке.

Сам я старался брать данные, отраженные в летописях.
А также пользовался Аристовым, Яниным, Хорошкевичем, которые описывали ( в том числе и цены) Древней Руси.

Я очень долго сопоставлял цены XI-XII века, выписал практически все цены, которые встретил в трудах Аристова и Янина (вот кого очень рекомендую - по финансовой ситуации того времени я его считаю главным спецом), так что более-менее за цены я уверен, потому что мне пришлось рассчитывать все цены для товаров ветлужцев и на закупку хлеба (хотя совершенно понятно, что на одни и те же товары цены в разных странах могут быть разные - так же у нас и в штатах одни и те же фирменные кроссовки будут стоить по-разному, разброс в те же 8-10 раз).
Однако любые иные финансово-исторические источники для меня - это как глоток свежего воздуха. Уж больно недокументированная это была эпоха.

Это где такие серебрянные монеты были (не берем гривны-марки в 160-200 граммов)?

Насколько я помню, самая большая (арабский ранний полновесный дирхем) - была грамма 3.5. Кстати, у нас на Руси (именно с XI в и, соот-но, в начале XII в тоже) была очень напряженная ситуация с монетами (серебром). Серебро от арабов практически иссякло и лишь через Новгород приходил более-менее полновесный ручеек за меха (он исчез в более поздние времена). Поэтому монеты резались на четвертинки, которые как раз соответствовали куне. Но по-большей части монетное обращение исчезло. Ссылки опять же на Янина.
И это еще один довод в пользу того, что серебро очень ценилось -
как я писал по моим выкладкам 1кг железа~1ногата~1старый дирхем.

И еще примеры... Нож (видимо самый простой) стоил лишь около полкуны (берст грам.447), сравните печеный хлеб - 2 куны.
Так что железо было и не очень дорогое (имхо).
Кстати, бюджет среднего княжества был всего-то - 2000-3000 гривен серебра.

я читал их, но такой темой детально не озабачивался

в англии
шиллинг - искаженный солид

«Цены и заработная плата в Англии с двенадцатого по девятнадцатый век» (Prices and Wages in England from the Twelfth to the Nineteenth Century, 1939);
вот эту книгу бы откопать

ШИЛЛИНГ (англ. shilling нем. Schilling гот. skilliggs, старонорд.skillingr, староангл. skilling, староверхненем. scilling—от лат.solidus)—первоначально германское название византийской золотой монеты—солида или ауреуса и варварских подражаний этой монете в раннем средневековье, а также денежно счетной единицы; с XIV в.—монета ряда европейских стран, а в наше время—денежная единица Австрии и некоторых государств Африки.
1) Название золотой монеты эпохи раннего средневековья. Германцы со времен переселения народов до середины VIII в. называли шиллинг византийский золотой солид (или ауреус), что подтверждается письменными источниками. Кроме того, они чеканили собственные золотые солиды по византийскому образцу, придерживаясь монетной стопы Константина Великого. Вандалы чеканили в Африке золотые солиды с именами Валентиана III (425—455) и Анастасия (491—518). Король остготов Теодорих (471—526) также выпускал подражания солиду с именем Анастасия, его собственной монограммой и опознавательными знаками городов, где чеканилась монета (Милан, Равенна, Рим). Король франков Теодеберт (534—548) впервые начал чеканить золотые монеты со своим именем.
После 580 г. в юго-восточной части королевства франков произошло снижение стоимости солида с 24 до 21 силиквы. Чеканка солида в 21 силикву началась выпуском монет с изображением и именем византийского императора Маврикия Тиберия (582—602) и продолжалась до середины VII в. Вес монеты составлял ок. 4 г. При Хлотаре II (613—629) стоимость франкского солида упала до 20 силикв, вес составлял 3,18 г. На монете указана стоимость — XX. Этот легкий солид известен под названием solid gallicus. После этого в VII в. чеканились золотые триенсы и серебряные денарии.
2) Название денежно-счетной единицы. Во времена Каролингов золотые монеты не чеканились. Выпускались лишь серебряные денарии, которых на шиллинг (солид) шло 40, а с 743 г.—лишь 12. Шиллинг (1/20 фунта, т. е. 12 денариев) со времен Карла Великого стал исключительно денежно-счетной единицей и получил распространение не только в империи Карла Великого, но также и в Италии, Франции, Англии (с XI в.)и других странах Западной Европы. В Баварии встречается т. наз. длинный шиллинг в 30 денариев, которых на фунт шло 8 (коротких, или франкских, шиллинг на фунт шло 20). Шиллинг. служил денежно-счетной единицей до XIV в. Впервые понятие стоимости в 12 денариев реализовано в виде турских грошей (турноз) (см. грош турский) в 1266 г., а позднее—пражских грошей, за которыми, однако, название шиллинг. не закрепилось (их повсюду стали называть грошами, а в рейнских областях—альбусами).
3) Серебряная, а впоследствии биллонная (и даже медная) монета германских государств и прибалтийских крестоносцев. Серебряные монеты под названием шиллинг начали впервые чеканиться во второй половине XIV в. в Пруссии, Франконии и Швабии. Первые шиллинги в Пруссии появились при великом магистре ордена крестоносцев Винрихе Книпроде (1351—1382) весом в 1,67 г (1,39 г серебра). Шиллинги крестоносцев вскоре стали низкопробными (особенно после 1410 г.). Последние из них, которые чеканились при Иоганне фон Тифене (1489—1497), весили всего 1,32 г (0,24 г серебра).
Подражания шиллингу ордена крестоносцев выпускали в Померании.Например, вес шиллинга при Богуславе Х (в конце XV в.) составлял 1,33 г (0,54 г серебра).
В 1365—1370 гг. в Любеке шиллинг чеканился весом в 4,1 г (3,84 г серебра) как подражание турнозе (на одной стороне—изображение императора на троне, на другой — св. Иоанн).
С 1432 г. в Любеке, Гамбурге, Висмаре и Люнебурге, которые входили в Вендский монетный союз, начался постоянный выпуск шиллинга весом в 2,5—2,25 г (1,5—1,25 г серебра). На аверсе—герб города, на реверсе—крест.
Во Франконии шиллинг чеканился пои Фридрихе V, правителе Нюрнберга (1372—1398). Вес в 1,9 г. В 1396 г. на основании Швабского монетного союза, в который входил целый ряд южногерманских государств и городов, вес шиллинга был установлен в 2,283 г (1,522 г серебра). Вес верхнерейнского шиллинка. в 1423 г. составлял 1,686 г (1,124 г серебра). Их шло 26 на рейнский гульден.
Хотя и шиллинг, и грош вначале были монетой в 12 денариев, пути их развития были разными. С начала XVI в. шиллинг начал быстро обесцениваться (содержание серебра значительно уменьшилось), и грош стал равняться 2 и даже 3 шиллингам. В Германии нового времени различаются вестфальские, южногерманские, любские и бранденбургско-прусские шиллинги.
Вестфальские шиллинги чеканились с середины XV в. весом в 1,5—2,7 г с различным содержанием серебра. Изображались на них преимущественно герб города и ,один из святых покровителей города. Шиллинг г. Миндена в 1510 г. содержал лишь 0,6 г серебра, а в Оснабрюке в 1628—1633 г. шиллинги чеканились уже из чистой меди.
Южногерманские шиллинги чеканил Вюртемберг, в 1493 г.—весом в 1,5 г (0,96 г серебра), а в 1580 г.— 1,6 г (0,8 г серебра).На один гульден шло 28 шиллингов. В XVII в. выпуск монеты был прекращен. Вюрцбургское епископство чеканило шиллинги стоимостью в 1/28 гульдена до 1803 г. Вес монеты в XVI в. составлял 1,45 г, позднее—0,85 г. Вестфальский шиллинг был монетой с устойчивой стоимостью.
Любские шиллинги. Несмотря на постоянное ухудшение монеты, двойные любские шиллинги занимали ведущее место в денежном обращении прибалтийских стран. Любские шиллинги чеканились в Любеке, Гамбурге, Мекленбурге. Гамбургский шиллинг содержал в 1432 г. 1,6 г серебра, а в 1725 г.—лишь 0,4 г серебра. На аверсе—герб Гамбурга, на реверсе: вначале—крест и четыре листка крапивы, с 1572 г.—имперское яблоко с цифрой 32 (1/32 имперского талера), с 1670 г.—с цифрой 48 (1/48 имперского талера), а с 1725 г.—с надписью «I Schiling». Гамбургская монета чеканилась до 1855 г. Такой же путь прошли другие любские шиллинги. В Любеке монета чеканилась до 1789 г., в Мекленбурге—до 1866 г. В XVII—XIX вв. чеканились монеты достоинством в 32, 16, 12, 8 и 4 шиллинга.
Бранденбургско-прусские шиллинги. Первый бранденбургский двойной шиллинг был выпущен в 1599 г. при Иоахиме Фридрихе (1598—1608). Сначала монета чеканилась из серебра 469-й пробы, с 1654 по 1790 г.—из серебра 94-й пробы, потом—из чистой меди. Монета чеканилась до 1810 г.
4) Нидерландская серебряная монета, впервые чеканившаяся в 1538 г. в Гельдерне под названием снапхан весом 6,65 г (3,33 г серебра), стоимостью в 6 стюверов. Известно много различных выпусков этой монеты (арендшиллинг, штатеншиллинг, розеншиллинг и др.). Вес нидерландского шиллинга в 1600 г. составлял 5,27 г (3,07 г серебра), в 1680—1734 гг.—4,85 г (2,83 г серебра).
5) Скандинавская низкопробная серебряная монета. Шиллинг впервые чеканился в Дании при Христофе Баварском (1439—1448) по любской монетной стопе. Но порча монеты происходила гораздо быстрее, чем в Северной Германии, так что в 1588 г. любский шиллинг равнялся 2 шиллингам датским. Датский шиллинг был равен 1/64 кроны или 1/96 курантдалера. Эта низкопробная монета чеканилась до 1813 г., когда шиллинг был заменен риксбанкскиллингом.
В Швеции монета под названием шиллинг чеканилась со времен Густава IV Адольфа (1792—1809) по 1855 г. Шведский медный банкоскиллинг составлял 1/48 банкориксдалера.
6) Название биллонной и медной монеты на польских и восточнославянских землях, где она известна под названием шеляг (попьск. szelag, укр. шеляг). В древнерусской летописи упоминается, что поляне платили дань хазарам шелягами. Существует мнение, что шеляг был славянским названием византийского солида или соответствующей ему монеты. Сперва на польских и восточнославянских землях в обращении были шеляги крестоносцев, прусские, поморские (померанские), и только с 70-х годов XVI в. их стали чеканить в Речи Посполитой повсеместно. Впервые шиллинги в Польше начал чеканить король Сигизмунд I (1506—1548). Вес в 1,24 г (0,23 г серебра). Со временем стоимость шиллинга значительно уменьшилась, и он стал самой мелкой биллонной монетой. Со второй половины XVII в. шеляг стал чеканиться уже из чистой меди (первая польская медная монета, см. боратинка). После разделов Речи Посполитой польские шеляги чеканила Австрия для Галиции. Последние шеляги выпустил г. Гданьск в 1812 г. На территории Эстонии и Латвии шиллинг был денежно-счетной единицей до денежной реформы 1422—1426 гг. После реформы шиллинги. стали называть монеты, которые до этого времени назывались артиги. шиллинги, наряду с пфеннигами, были основными монетами на территории Эстонии и Латвии в XV—XVII вв.
7) Английская серебряная монета, которая впервые начала чеканиться в 1504 г. при короле Англии Генрихе VII (1485—1509) весом в 9,33 г (8,68 г серебра). На аверсе—изображение короля в профиль, на реверсе — щит с гербами Англии и Франции и надпись: Posui Deum adjutorem meum. Со времен Каролингов английский шиллинг был денежно-счетной единицей. Он равнялся 12 пенсам (стерлингам), 20 шиллингов составляли фунт. Отсюда английский фунт=20 шиллингов., или 240 пенсам. При Елизавете I (1558—1603) вес монеты упал до 6,22 г (5,75 г серебра). С 1816 г. вес шиллинга равнялся 5,655 г (5,23 г серебра). С 1920 г. шиллинг чеканился из серебра 500-й пробы вплоть до 1946 г., а затем—из сплава меди и никеля. В Англии имеются а обращении также банкноты в 10 шиллингов, медно-никелевые монеты в 2 шиллинга (флорин) и 1 шиллинг, которые после перехода Англии на десятичную денежную систему (15 февраля 1971 г.) больше не выпускаются. Символом шиллинга являлась литера 5 (от латинского solidus). Кроме Англии, шиллинги были в обращении также в других странах, где они составляли 1/20 национальных фунтов: бермудского, гамбийского, гибралтарского, замбийского, ирландского, малазийского, мальтийского, новозеландского, фунта Фиджи, фолклендского и ямайского. Шиллинг является денежной единицей Австрии и ряда стран, завоевавших независимость (Кении, Сомали, Танзании, Уганды).

ага... но 4 века - слишком большой срок, чтобы рассматривать эту монету даже гипотетически (возможность ее чеканки).
А в XII веке - даже не знаю чем и расплачивались из-за дефицита серебра. Либо виртуальными (товар на товар в денежном пересчете), либо мехами... Я специально привел радость Улины при торге, когда новгородец стал расплачиваться за товар серебром (у тех было).

Архипов, нет, тут суть в том, что это просто методика пересчета)))
на шиллинги))) ведь в любом случае, цена то указана за тонну железа в фунтах, а фунт - появился в 11 веке))))

Архипов, откуда все же такая инфа по серебру и его дефициту...
ну кончилось азиатское - так есть немецкое)))

Не претендуя на истину в последней инстанции - есть данные по стоимости именно железа - в Новгороде в середине 13 века пуд привозного ("готъского") железа продавался в среднем за 15 кун (в одной из грамот, датированных около 1260 года упомянуты трое покупателей - цены 14,5 ; 15 и 16 без веверицы кун за пуд.)

По стоимости различных товаров в средневековой Англии -
см. сюда

Можно сравнить их с данными Г. Дельбрюка :
[cut=из Дельбрюка]У Г.Дельбрюка со ссылкой на Lex Ribuaria даны следующие соотношения цен (в солидах) для 11 века:

==================================================

Вол в хорошем состоянии 2

-------------------------------------------------

Корова 1

-------------------------------------------------

Конь 7

-------------------------------------------------

Кобыла 3

-------------------------------------------------

Меч с ножнами (scogilum) 7

-------------------------------------------------

Меч без ножен 3

-------------------------------------------------

Куртка кожаная с металлическими бляхами (brunia, bruina) 12

-------------------------------------------------

Шлем 6

-------------------------------------------------

Пара ножных щитков (bagnbergae) 6
-------------------------------------------------

Щит с копьем 2

(Для сравнения средние цены на хлеб примерно в ту эпоху):

.[/cut]

то есть 2 гр сербера = 1 куне
пуд = 15*2=30 грамм серебра
далее - если условно принять за 16 кг, то 1 кг железа будет стоить - 30/16=1 кг за 2 грамма серебра
то есть в англии цены существенно выше))) но все же - всего в 4 раза))))
а вообще думаю, что готовое изделие стоит и дороже

Угу, просто в 14-15 веке все пропорции ( и даже гривны) настолько изменились, что я даже не беру этот период обычно к рассмотрению.

Из того же Янина. Немецкое приходило только через Новгород, а отношение этого города с остальной РУсью были, мягко говоря... проблемные.
Поэтому я и говорил, что лишь он не испытывал недостаток денежного серебра в своей мошне. Да и то... сейчас не помню, но были времена, когда Ганза
ограничивала вывоз серебра в Новгород (не помню как именно, но у Янина должно быть)

т.е. куна за килограмм? А по моим расчетам получается 2.5 куны за кило. Очень похоже. Если учесть, что привозить железо стоило лишь если оно дешевле (из-за качества тоже, конечно) и это происходило через полтора века с некоторым удешевлением производства, то все более-менее сходится.

Прошу прощения - не уловил из чего такие расчеты... а в куне 12 века около 1 грамма серебра. Приведу их своих записей (все цифры приблизительные - так поделилась серебрянная гривна):
Для времени Краткой Правды (XI в.)
----------------------------------
гривна кун (51,19 г) =
= 20 ногатам (по 2,56 г) = 25 кунам (по 2,05 г) = 50 резанам (по 1,02 г) =
= 150 веверицам (по 0,34 г).

Для времени Пространной Правды (XII-XIII вв.)
---------------------------------------------
гривна кун (51,19 г) =
= 20 ногатам (по 2,56 г) = 50 кунам или резанам (по 1,02 г) = ~25 дирхемам (~до 3г)
(1 гривна серебра = ~100 дирхемов)

с ~1130 года появляются новые куны
старые (ветхие) куны = серебрянные куны

а во втором варианте - куны равны резанам))) что явно не верно.

в принципе нам то что важно было?
нам был важен момент того, что железо обладает достаточно высокой ценностью.
или нет

если все же оно сравнительно ценное, то называть его ерундой и тд - не логично, а елси его - валом и оно идет тонна за полушку - то наоборот.

Следует заметить, что серебряная гривна равна 4 старым гривнам по
счету Пространной Правды (т.е. 5 сер. гр. = 20).
цитата из комменатия к РП относящаяся как раз 1125 году примерно

Аже кто всядеть на чюжь конь, не прашавъ, то 3 гривны.
28. Аче кто конь погубить, или оружье, или портъ, а
заповесть на торгу, а после познаеть въ своем городе, свое ему
лицемь взяти, а за обиду платити ему 3 гривны.
29. Аже кто познаеть свое, что будеть погубилъ или оукрадено
оу него что и, или конь, или портъ, или скотина, то не рци и: се
мое, но поиди на сводъ, кде есть взялъ; сведитеся, кто будеть
виноватъ, на того татба снидеть, тогда онъ свое возметь, а что
погибло боудеть с нимь, то же ему начнеть платити.
30. Аще будеть коневыи тать, выдати князю на потокъ; паки ли
боудеть клетныи тать, то 3 гривны платити емоу.

то есть конь (не конкретно боевой) - оценивается в 3 гривны.

О татбе же (а)
38. Аже крадеть скотъ на поли, или овце, или козы, ли
свиньи, 60 кунъ; будеть ли ихъ много, то всемъ по 60 кунъ.
39. Аже крадеть гумно или жито въ яме, то колико ихъ будеть
крало, то всемъ по 3 гривны и по 30 кунъ; а оу него же погибло,
то оже будеть лице, лице поиметь; а за лето возметь по
полугривне, паки ли лиця не будетъ.
40. А будеть былъ княжь конь, то платити за нь 3 гривны, а
за инехъ по 2 гривны.

интересно)))

в целом, получается что 2 гривны - не велика сумма реально и получается что конь стоил соизмеримо к стоимостью доспеха)))

А се оуроци скоту
41. Аже за кобылу 7 кунъ, а за волъ гривна, а за корову 40
кунъ, а за третьяку 30 кунъ, за лоньщину пол гривны, за теля
5 кунъ, а за свинью 5 кунъ, а за порося ногата, за овцю 5 кунъ,
за боранъ ногата, а за жеребець, аже не вседано на нь, гривна
кунъ, за жеребя 6 ногатъ, а за коровие молоко 6 ногатъ; то ти
оуроци смердомъ, оже платять князю продажю.

еще любопытно

По мнению Владимирского-Буданова, дело разрешается личною
присягою кредитора. Однако смысл статьи обратный. Купец не должен
брать денег перед послухами, но идет сам к роте, если его будут
обвинять в присвоении денег, а он будет отказываться. Передача
денег другому лицу основана на доверии к нему. Гетц (II, 226)
справедливо указывает, что в ст.45 (о поклаже) к роте должен идти
тот, у кого лежал товар. Различие между куплей и гостьбой в том,
что купля – торговые операции внутри города или в прилегающей к
нему местности, гостьба – торговля с иноземными и вообще
отдаленными странами. Рожков считает, что речь идет о купеческих
товариществах на вере. Это подтверждается выражением «в куплю или
в гостьбу»; «в основу положено доверие к известному лицу, к его
добросовестности, так как свидетели совершенно неуместны и
излишни» (192–193). Купец связан с другим купцом «складьством»,
общим участием в торговом товариществе. Это – указание на
организацию торговли в древней Руси (Тихомиров. Города, 142–143).

Передача на хранение товара или имущества (поклажи) 97
происходит без свидетелей. При обвинении в утайке (начнеть
болшимь клепати) идет к присяге тот, кто хранил поклажу, потому
что он благодеялъ, т.е. оказывал услугу. В испорченной статье
Псковской Судной грамоты доказательства невиновности также
представляются на волю хранившего товар или имущество: «хочетъ
самъ поцелуетъ (крестъ) или на поле лезеть, или у креста положитъ
своему исцу». По Псковской Судной грамоте такое хранение товаров
или денег носило название «сблюдение». Порядок этот держался с
давнего времени, как показывает один из рассказов Печерского
Патерика о двух киевлянах («два некаа от великых града того»),
один из которых оставил своего сына Захария другому на попечение
и дал ему свои деньги «на съблюдение» (Печерский Патерик, стр.9).

Следует читать медъ в наставъ. Деньги давались в проценты
(въ резъ), зерно – в присоп (или просопъ), а медъ – в настав,
т.е. с условием возвращения ссуды продуктами с надбавкой. Термин
во просопъ Дубенский производит от глагола присыпати, «как и
поныне делают, т.е. дают взаймы зерно под гребло вровень с
краями, а обратно принимают от должника в уплату верхом: верх
этот назывался присопъ» (Рус. Дост., вып. II, стр.80).

Указаны три вида процентов: месячные, третные и годовые.
Кратковременный месячный рез был в то же время самым тяжелым.
Поэтому если месячные проценты взимались в течение года, то их
надо было делать третными. О величине этих видов процентов
имеются различные мнения. Наиболее простое объяснение следующее:
«Один рез законный равнялся 10 кунам (см. ст. 49), что составит
20 процентов, полагая в гривне 50 кун. Два реза дозволено было
брать в треть (за мало днии); два реза, конечно, были вдвое
больше одного, что составит 20 кун на гривну или 40 процентов в
треть... Точно такой же процент существовал в XV и XVI веках:
«как в людях идет, на пять шестой» (Н.Аристов. Промышленность
древней Руси. СПб., 1866, стр.217–218). Стоимость денег, даваемых
в проценты без свидетелей не должна была превышать 3 гривны. По
другому предположению, взимание резов в треть соответствует
получению процентов по третям года. По Вопрошанию Кирикову
(XII в.): «аще по 5 коуне даль, а 3 куны возми или 4». Ключевский
считает, что слова – «куны в треть» – обозначали получение
процентов «на две третий», то есть на 100% шло 50%. (См.
примечание к ст. 48.) Регулирование резов сделано в интересах
ростовщиков, а не было ограничением процентов. Присяга («рота»)
ростовщика считалась доказательством его правоты. Только при
взимании суммы более чем в 3 гривны требовались свидетели-
послухи.

Владимир Всеволодович Мономах созвал дружину в селе 98
Берестове под Киевом. В совещании принимали участие тысяцкие –
киевский, белгородский (пригород Киева) и переяславский, так как
именно тысяцкие ведали городским судом и имели прямое отношение к
торговле (в Новгороде тысяцкий был председателем торгового суда).
Из перечисленных людей известны лишь Ратибор, сидевший в
1079–1081 гг. посадником в Тьмутаракани, Иванко Чюдинович –
вероятно, сын Чудина, известного по Краткой Правде; он был
Ольговым мужем, т.е. был боярином Олега Святославича
Черниговского (умершего в 1115 г.). Мирослав упомянут в 1134 г.:
«принесена бысть дъска оконечная гроба господня Дионисьемъ,
послал бо бе Мирослав» (Ип. л., стр.212). Под 1136 г. упомянуто,
что среди переяславцев был убит Станислав Добрый Тудкович.
Замечательно, что имя Нажир принадлежало также одному
переяславцу, упомянутому под 1162 г. (там же, стр. 214 и 354).
По-видимому, Владимир вошел в Киев со своими людьми. Совещание на
Берестовом произошло после восстания в Киеве, вспыхнувшего в
связи со смертью великого князя Святополка Изяславича и
приглашением Владимира Мономаха. Восстание было направлено против
ростовщиков и тысяцкого Путяты, двор которого был разграблен (там
же, стр.198). Повидимому, совещание на Берестове было созвано
перед въездом Владимира в Киев. Смысл постановления о резах
следующий: если кто берет деньги по третям, то имеет право два
раза брать проценты и получить выданную взаймы сумму (исто); кто
возьмет три реза, теряет право на получение суммы обратно. Это
подтверждает взгляд Ключевского, что «куны в треть обозначали
получение процентов: на 100% – 50%. Два раза «в треть» давали
общую сумму долга – «исто».

Считая 50 кун в гривне, получаем 20% годовых (от лета),
которые разрешалось брать.

Для купца, товар которого утонул во время переезда на море
или через реку (истопится, т.е. утонет) или погиб во время войны
(рать возметь) или от пожара (огнь), предоставляется рассрочка. В
случае же вины самого купца, когда он пропьет товар или
пробьется, дело решается самими кредиторами. Слово пробьется
говорит об обычае ставить товар в заклад при спорах, как об этом
упоминается в былине о Садко. Эта статья была использована в
Судебнике 1497 г.: «О займех. А которой купець, идучи в торговлю,
возмет у кого денги или товар, да на пути у него утеряется товаръ
безхитростно, истонет, или згорить, или рать возметь, и боярин
обыскавъ, да велит дати тому диаку великого князя полетную
грамоту с великого князя печятию, платити исцеву истину без
росту. А кто у кого взявши что в торговлю, да шед пропиет, или
иным какым безумием погубит товар свой без напраздньства, итого
исцю в гибели выдати головою на продажу» (Судебники XV–XVI вв.,
М., 1952, стр.27). О термине продадять см. след. ст. Купец
торгует чужим товаром и на чужие деньги (куны), следовательно, в
кредит. Таким образом, и эта статья заставляет предполагать о
существовании купеческих товариществ на вере, на «складьстве». В
ней показана торговля с чужими странами или отдаленными городами
и областями. Купцам в дороге угрожают не только стихийные
бедствия (пожар, кораблекрушение), но и нападение – «рать
возметь»).

К ст. 51. а) В других списках вместо «господь» написано 99
«гость», что и должно быть по смыслу.
Гость – купец из другого города, чюжеземець – иностранный
купец. Такое же постановление имеется в проекте договора
Смоленска с немцами пол. XIII в.: «или немьчьскый гъсть въ дългъ
дасть Смоленьске свои тъваръ русину, аче дълженъ боудътъ инемъ,
Немъчъскомоу гъстьи напереде, възати». При разделе имущества
должника сперва свою долю получает князь, затем гости, остальное
(прок) идет в раздел. О фразе: «то вести и на торгъ продати» –
имелись разные мнения. М.А.Дьяконов считает, что термин «продати»
обозначал действительную продажу разорившегося купца в рабство.
Б.Д.Греков думает, что речь идет о продаже имущества, так как от
продажи купца в рабство едва ли можно было получить столь
значительную сумму, чтобы хватило расплатиться с кредиторами,
среди которых имеется даже князь (стр.179). Однако славянское
(например, далматское) законодательство знает продажу
несостоятельного должника в рабство. Вопрос решается бесспорным
свидетельством проекта договора Новгорода с Любеком 1269 г. о
продаже в холопство несостоятельного должника: «а поручится жена
за своего мужа, и итти ей в холопство за долг вместе со своим
мужем» (Грамоты Вел. Новгорода, стр.61).

почему? куна упала в XII веке вдвое, это точно.

все правильно. поэтому посчитав, что все железо примерно равно стоимости 1-2 кольчуг, Михалыч (и я с ним) решил просто не заморачиваться с этим делом (раз уж десять доспехов уступил).

Не путайте гривну с гривну серебром (доспех стоил 2 гривны серебром и не думаю, что самый хороший). Обычная гривна - это гривна кун. Да и она - примерно стоимость сезонного рабочего за год, он вполне может на нее кормиться целый год (не сытно, хлеб печеный покупать не будешь, но все же)

Кроме того, многие из приведенных цен - обычно штраф в казну или церкви (или пострадавшим), т.е. не всегда цена товара. Насколько я помню, вор или тать еще должен вернуть украденное и кроме того это не избавляет его от другого наказания. К примеру, за поругание (насилие) на девицей (там масса различий в зависимости что за девица, но все же) кроме штрафов прописано "а князь казнит". Ну это я так, просто к слову пришлось...

ЗЫ: А насчет процентов - я уже упоминал про киевский бунт, охолопливание мерян и еще хочу посвятить главу-другую именно этой теме, уж больно интересно.

логично))))
ценник - вещь конечно за такой кучей лет выяснить сложно но все же.....
в остальном - согласен))

Глава 9 (полностью)

Пасмурная ночь конца сентября, укрывшая одеялом облаков хвойный лес с расположившимися на одной из его полян ратниками, решила не давать под этим покрывалом никому тепла и уюта. Промозглость, перемешанная с терпким запахом прелой листвы и хвои, обволокла людей со всех сторон, заставляя их плотнее сжимать живые кольца, которыми они обступили потрескивающие смолистыми сучьями костры. Зимний холод временами уже начинал проникать в самую сердцевину осени, высвечивая под утро белесым инеем узоры на неосторожно оставленном в стороне железе. Однако до рассветных сумерек было еще далеко и сложенный металл под большим корявым дубом, вознесшимся гораздо выше окружающего его царства елей и сосен, еще не успел отдать тепло прошедшего дня окружающему пространству. А согревшись рукотворным теплом от недалекого костра, даже стал отсвечивать в его отблесках мутным глянцем наконечников в небрежно сваленной куче копий и секир, тусклыми зайчиками отполированных временем полос железа на щитах и мелкими искрами положенных чуть в стороне бронных доспехов. Однако не только огонь отдавал металлу свое тепло и силу, громкий смех долетал сюда и, разбившись на сотню осколков, исчезал в сумраке глухого таежного леса, обступившего поляну. Он не смывал с железа пятна крови и грязи, но зато очищал взгляды людей, время от времени бросаемые сюда, от страха и тревоги, накопившиеся в них во время боя.
- Ох, братцы, и натерпелся же я в той сече, - начал чуть-чуть захмелевшим голосом Одинец, до которого дошла очередь развлекать собравшихся. – Не приведи Господь такому повториться! А начиналось-то все мирно, да благостно, степенно людишки плыли, да в даль глядели… А потом как начал ваш полусотник всем указы раздавать, как гаркнет на меня! Забейся, кричит, под палубу! Я и при первых криках в ступор впал, а уж тут так перепугался, что совсем уразуметь не мог, куда мне податься да что делать. В ушах звон стоит, и голос его слышится – «…бей!». Понял лишь, что мешаюсь я ему и бить за это меня надо. А уж сам я должен себе лицо в кровь о палубу расквасить али он соизволит десницей своей меня приголубить…
- Не, надо было подождать чуток, - под общие хохотки ехидно проговорил Кокша, уже не первый раз за этот вечер выполнявший роль пересмешника. – Тати бы подошли и этого добра тебе не торгуясь отвалили! И как же ты выкрутился? Сам себя стружием по спине лупил али кто из наших догадался тебе помочь? Не позвал никого?! Ох ты… Небось, желя тогда тебя обуяла, что не смог ты наказ полусотника исполнить, так?
- Обуяла, так ее растак, - согласился Одинец. – С печалью этой я и забрался под палубу. Пусть, думаю, сам лезет ко мне полусотник, коли захочет отметелить. Ну, а стружие, тобой упомянутое, я с собой потащил…
- Скажи, уж сулицу…
- Ну, на тот миг я и не разглядел, - растерянно пожал плечами рассказчик, чуть улыбнувшись краешком рта. – А потом не до того стало. По настилу как начали стучать стрелы… вжик, да вжик, хрясь да хрясь.
- Это что за хрясь такая? – раздалось со стороны слушателей, заинтересованно внимавших пересказу Одинца.
- А… Это малец наш постромки с мачты обрезал.
- Не постромки, а растяжку, - зевнул изо всей силы упомянутый между делом Микулка, прилегший на охапку еловых веток рядом с Кокшей. – Постромки твои токмо у упряжи конской…
- Ну, растяжку… А мачта как хряснет!
- Да не мачта, стоеросовая ты башка, - ввернул Кокша, - а перекладина ее.
- Ну, пусть перекладина… А что ты насчет башки сказанул?
- Это не я, это полусотника нашего присказка про тех, кто шуйцу от десницы не отличает.
- Да ну? И такие есть?
- Как не бывать? Вот погоняют тебя с наше, так и ты к концу дня забудешь, как тебя мамка в ребячестве звала… - тяжело вздохнул молодой черемис.
- Ха… а я слышал, что тобой полусотник обещал еще и лично заняться, гонять будет как… ну эту, козу Сидора, - вспомнил Одинец подслушанный разговор. – Это как?
- Как, как… каком кверху! В точности стоеросовая ты башка! – возмущенно проговорил Кокша. - Он ведь поначалу за плечо меня потрепал, удивился, как я столько продержался, вот…
- Ну да, ежели бы не малец…. Ты вроде бы зуб на него точил прежде, а?
- Что было, то быльем поросло, - поглядел исподлобья на рассказчика Кокша. Потом он скосил глаза на Микулку, начавшего уже тихонько посапывать на своей лежанке и продолжил. – Коли нет у него гнилого нутра, то это завсегда выплывет на белый свет. А за жизнь свою я с ним сполна рассчитаюсь… Будет вместо младшего брата, а то у меня в семье все больше сестренки нарождались. Давай, Одинец, продолжай свои небылицы…
- Да что ж не продолжить, - ответил тот и, отхлебнув из передаваемой по кругу чаши, предложил ее соседу. Тот с сожалением мотнул головой и сослался на то, что ему скоро идти в дозор, однако Одинец так просто от него не отстал. – Да что ж ты какой! Согрейся чуток, взбодрись! Вон как с лица спал! Две битвы, да почти без сна вторую ночь!
- Не привыкать, да и сам я вызвался. А учует хмельное Пельга, так живо кишки выпустит, солью пересыпет и обратно через задницу засунет. Давай уж лучше ты… развлекай.
- Ну что ж… Сижу я в своем уголке, стараюсь не шуметь, а тут как вдарит! Как пошло молотить железо друг о дружку, как посыпались на ушкуй тати… Понял я, что пришел мой смертный час, готовиться начал. Однако жду-пожду, а грохот все не кончается, дай, думаю, гляну в последний раз на белый свет… Выглянул из-под укрытия своего, а там Пельга скачет, как тот козел у Сидора.
- Коза у него, Одинец, коза, - зевнул, глядя на Микулку, Кокша. - Откель знаю? Да не впервой уже полусотник грозится нас, как ее гонять… А ту, мол, Сидор так шпынял, что у нее в вымени молоко прямо в масло сбивалось. Брешет, поди…
- Как же, брешет… - раздалось с другой стороны костра. – Полусотник наш может и козла заставить бегать так, что тот будет масло из себя по капле давить.
- И пусть, лишь бы толк был, - не стал ничего возражать на это замечание Кокша. – Коли не учил бы он нас все эти три седмицы, не продержался бы я так долго. Просто сомлел бы от страха и сам выю под меч подставил.
- Это точно… Одинец! Не спи!
- А? Ну да… Про Пельгу я сказ свой вел. Ох, и вертлявый он! Так и крутился, так и прогибался… да разве на таком пятачке против двоих устоишь? Даже я понял, что недолго ему осталось, высунул тихонько стружие из-под палубы, да одного разбойничка как ткну в сапог! Я еще подумал, что надо бы засапожником под коленкой ему жилу подрезать, да испужался не на шутку…
- Верно ты поступил, живого человека резать… опыт немалый нужен, - донеслось от кого-то из ратников. – Чуток бы промахнулся и не ушел тогда от его удара.
- Вот-вот… От такого живчика никто не ушел бы! Как он кинулся за стружием-то! Я едва успел в свой закуток нырнуть, а тать этот как начал рубить в щепки настил! И раз, и два, и… нет, насчет третьего он не сподобился, к Пельге повернулся и опять мне спину показал... Ну, я грешным делом снова высунул сулицу, да как размахнусь, да как засуну ее под кольчугу ему! То ли в ногу она воткнулась, то ли прямо в задницу… я уж не разобрал! Боязно стало дальше подсматривать. А вдруг я его проткнул и он с моим копьем так и скачет по палубе, а? Страх как на кровушку не люблю смотреть…
- Вот оно как оказалось, - тихие смешки сами собой затихли, и все обратили свои взоры на десятника, пробиравшегося поближе к костру. – А я все гадал, кто это помог мне? А оно вон как… Благодарствую, Одинец, но… премного ты учудил. Оружия нашего все чурался, а тут… Ну ладно, и ты рассчитывай на меня в любой миг, как понадобиться помощь какая. Кхм… Так, а остальные что пригорюнились? Дозор на смену, свободным от него спать! Или мыслите, утром учений не будет?
- А что, будут? – чей то неосторожный возглас прервал Пельгу.
- А кто его знает, - неожиданно улыбнулся тот, поскреб в затылке и отошел от костра. – Все равно спать!
- Ну, Одинец! Решил в храбрецы податься? – расходящиеся воины одобрительно хлопали рассказчика по плечу, слегка ухмыляясь в усы. – Ишь, как перед Пельгой выслужился! Теперь он тебя в свой десяток запишет, и будет гонять… пока сметану давать не будешь! – негромкий смех затих в той стороне, куда ушла очередная смена дозора.
- Так… это, - негромко кивнул самому себе Одинец, косясь на стоящую рядом чашу. – Может еще по глоточку?
- Твое дело, - Кокша подкинул дров в костер и начал укладываться рядом на лапнике, плотнее укрывая себя и Микулку теплым покрывалом. – Токмо помни про Пельгу, кишки выпустит и засунет… А-у-ох. Ложись…
Одинец выразительно посмотрел на недопитый до конца хмельной мед, печально вздохнул и тоже отправился спать, не замечая, как за ним из темноты наблюдает и слегка ухмыляется десятник. Постояв еще немного, Пельга пробормотал что-то одобрительное и вернулся к своему костру, где еще никак не мог закончиться дележ утренней добычи. Не подходя к огню, он встал чуть поодаль, но так, чтобы его было видно полусотнику, и начал вслушиваться в продолжающийся спор.
- Ох, не разумеет твои доводы наш воевода вовсе, Иван сын Михайлов, - попытался передать возмущение Овтая его толмач.
- А что не так? – устало повернулся другим боком к костру ветлужский полусотник. – Я же сказал, что если ему кажется это справедливым, то пусть забирает все остальное.
Не дождавшись, когда Андяс начнет переводить следующую часть размеренной речи главы эрзянского войска, вмешался Мокша. Он решил шепотом донести до полусотника и нескольких его соратников, что не стоит прерывать таким неожиданным предложением веками сложившийся ритуал по дележу добычи. Торговаться надо степенно, уступая понемногу, тем более ветлужцы и так уже почти забрали себе самое ценное. Тогда обе спорящие стороны сохранят лицо и останутся довольными друг другом. Тем не менее, Овтай прервал свой монолог и попытался цыкнуть на своего сородича, возмутившись, что тот влез в разговор. Мокша стал оправдываться, и их оживленная перепалка немного затянулась.
- Так их мы по праву взяли, - решил прервать спорщиков Иван, в очередной раз объясняя свою позицию. – Я про брони толкую… Первая лодья полностью наша, полтора десятка кольчуг да полагающихся к ним доспехов с нее мы забираем себе, однако некоторую часть другой добычи по доброй воле отдаем в общий котел. Рассчитывая при этом, что в накладе не останемся… И про общую нашу сечу, вот что скажу. Одоспешенные вои почти все на нас поперли, именно мы их натиск сдержали, да на копья вздели. А по древним исконным обычаям всегда было положено - что в бою взято, то свято.
- В татях тех было немало стрел эрзянских лучников… - вмешался через Андяса Овтай.
- Да уж, - согласился полусотник. – Нашпигованы многие разбойники были не хуже ежиков, но сейчас не разберешь, кто кого поразил… Все эти стрелы, заметьте, были нашими. Теми самыми, которыми мы поделились перед боем с вами. У вас же бронебойных почти не было, большинство ваших наконечников, увы, оставляют желать лучшего. Так что, я считаю, что все брони по справедливости следует забрать нам, но вот все остальное можешь поделить, как хочешь…
- Ты желаешь забрать самое лучшее, а нас заставляешь делить жалкие остатки? – за спокойным голосом эрзянского воеводы можно было уловить, что его терпение иссякает.
- Овтай… я просто донес до тебя свое мнение, а решать будем вместе, - решил больше не играть на его нервах ветлужский полусотник, получив одобрительные кивки от своих десятников. – У нас в дележе от совместной битвы три десятка доспехов с лишним. Скажи, сколько тебе кольчуг надо, и покончим на этом. Я уступлю. Главное, чтобы итог казался справедливым нам обоим. Только при этом учти, что остальное железо ну… за небольшим исключением, мы можем оставить тебе. Признаюсь, что нам не с руки таскать с собой все эти окованные щиты и нашлепки на кожаных доспехах, предстоит неблизкий путь…
- А если я захочу большую часть доспехов? – задумчиво произнес Овтай.
- А вдруг я соглашусь? - наклонил голову Иван и хитро ухмыльнулся. – В любом случае мы будем знать, что такова твоя справедливость.
- Тогда я возьму десяток. И, конечно, одну лодью.
- Хорошо, - без промедления наклонил голову полусотник. - И в знак уважения мы хотим преподнести еще два доспеха. Из нашей доли. Один в подарок твоему великому князю. У вас он зовется инязором, так? Мы ее сняли с того татя на первой лодье, который щеголял в красном мятле . Твои же люди его, кажется, и вытащили из воды… Знатная кольчуга. А второй доспех для тебя, надеюсь, что его качество ты тоже оценишь. И еще… Хотел бы попросить тебя сохранить для нас две остальные лодьи и помочь починить нашу. А из остальной общей добычи выделить нам десяток крепких секир и метательных ножей. Договорились?
- Да! – перевел наклон головы эрзянского воеводы Андяс и продолжил переводить его речь, потому что тот и не думал останавливаться. – Странный ты воин, Иван. Не купец, как положено быть доброму ратнику. То рьяно торгуешься, то предлагаешь решать самому… Да и после боя лично за сбором добычи не следил, отдав сие дело на откуп мне, ушел своими ранеными заниматься. А ежели бы я тебя обманул, а? Сразу же после боя расставил окрест дозоры, и ныне твои вои вместе с моими ходят. С одной стороны доверие, а с иной… Отчего не доверишься совсем моим людям? Измотались вы в битве побольше нашего… Да, раненые ваши как?
- Отвечу сначала на последний вопрос, - помотал головой Иван, чтобы показать эрзянину, что уже начал забывать начало его речи. – Один мой воин так и умер, не приходя в сознание. Второй, думаю, выживет, но еще плох… сутки отлежится, тогда будет видно. У остальных ратников раны не смертельные, если, конечно, не воспалятся… Из них двое не ходячих, но надеюсь, что через пару месяцев бегать начнут, жилы не перебиты. Лекарством травяным запаслись мы вдоволь, да и лекарь наш ветлужский троих моих воев учил, как раны обрабатывать… Кроме того, сам я тоже кое-что умею. Выкарабкаются.
- Добрые вести… А я не премину тебя отблагодарить за помощь моим пострадавшим, со сноровкой твои люди с лечением управились. Травы все знакомые, иной раз и мы их пользуем, однако все больше внутрь, если кто животом мается или иной болью. А уж то, что рану шить можно шелковыми нитями, так это я в первый раз увидел…
- Вполне можешь потом применять такое лечение на своих воях. Помни только, что нужна чистота в таких делах, воду надо кипятить, иголки и нитки в нее окунать. То же самое с тряпицами. А отвар готовить отдельно, остужать и процеживать. Шелковые же нитки вполне у булгарцев найти можешь, другие в ранах не рассасываются, а загнивают. А по поводу моих дозоров не обижайся, приучаю я своих воинов, чтобы службу несли, не расслабляясь даже после битвы. Кто знает, когда враг новый подойдет?
- Хочешь сказать, что твои вои еще обучение проходят? Не похоже на то, да и не все из них неоперившиеся юнцы…
- Правильно. Но учиться можно всю жизнь, а они со мной всего лишь с начала лета, некоторые даже меньше месяца. Большинство из них были в недавнем прошлом охотниками, однако пришлось им и за мечи взяться…
- Мокша рассказывал про ваши беды, хоть сам и не всё видел… - Андяс перевел дух, еле успевая толмачить в обе стороны, отхлебнул из чаши с хмельным медом, пущенной по кругу, и продолжил. – После его сказаний о вашей земле у нас прибавилось к вам веры… Знаем ныне, что не просто так вы к нам шли.
- Значит, не всю головушку ему отбили? – улыбнулся Иван. – Это хорошо, уж больно мастер он хороший. А насчет того, зачем к вам шли… это и есть ответ на твой первый вопрос, про торговлю. Брони из добычи нам сильно пригодятся… ты сам видел, что мы, имея добрые доспехи, почти не получили ранений. Однако нужны они нам не ценой ругани с тобой и твоим князем. Я и торговался лишь потому, что иначе ты меня просто не понял бы…
- Может, все тогда отдашь? – улыбнулся Овтай.
- Ну уж нет, сговорились, так сговорились, да и три с половиною десятка кольчуг на дороге не валяются. А насчет нашего дела… Что знаешь ты о нас?
- Что? – Овтай крепко задумался, достал из-за спины глиняную бутыль, оплетенную лозой для сохранности, налил в довольно большую расписную братину остро пахнущий летом и травами напиток, и поднялся на ноги. – В честь дележа честного добычи воинской! Да пребудет с нами Инешкипаз, Вере Чипаз ! Отпейте, гости дорогие, настоящего медового пуре . Это не чета вашему хмельному меду. Напиток сей силу набирает несколько лет, выдерживается в закопанных в землю дубовых бочках.
Братина пошла по кругу, и каждый воин после внушительного глотка счел либо одобрительно крякнуть, либо удивленно покачать головой. Даже полусотник, имевший в прошлом немалый опыт в приготовлении разных ягодных настоек, с наслаждением закрыл глаза, перекатывая во рту хмельной нектар.
- Знаем мы о вас мало… - продолжил тем временем Овтай с помощью своего толмача. – Весть о вас дошла в конце лета. Есть, мол, такой народец на Ветлуге, что булгар побил, защищаясь… А как Мокша поведал, так и с новгородцами не побоялись схватиться.
- Перебью тебя, Овтай, извини, - вскинул руку Иван. – Дабы не возникло потом кривды в пересказе… Не булгар мы побили, а татей, что на нас напали. И были они из племени буртасов, хоть и служили многие на службе Великого Булгара прежде… А с булгарскими купцами было у нас лишь недоразумение на Оке, но не стали после этого мы распалять вражду с ними, добром расстались…
- Про последнее нам Мокша подробно изложил, похваляясь как он к засеке речной руку свою приложил… Знаем мы ныне, да и подтверждение нашли в рати вашей, что не только с Переяславля у вас людишки, но и с иных племен. Как вышло, что одним целым вы стали, одним названием зоветесь?
- Ветлужцами? Не все так лепо, как кажется, Овтай. Черемисы от нас еще наособицу, хотя вместе с нами ратятся и в других делах помогают. Да и потерялись бы мы среди этого народа, не так уж нас и много… А соединились мы по одной простой причине, вместе от врага отбиваться легче и дела делать сподручнее. Поэтому и ищем мы на просторах окских друзей для себя… тех, кто на подмогу придет в случае надобности и в делах наших верным товарищем будет.
- И к нам придете, коли позовем? – скептически изогнул бровь эрзянский воевода.
- Почему бы и нет, если друзьями станем? – поднял на Овтая взгляд, до этого неотрывно внимающий прогорающим углям костра, ветлужский полусотник. – А что? Есть такая нужда? Расскажи мне, что на Оке у вас тут творится, а то слухи все больше друг другу противоречат. Даже про землю эту ничего не знали… кому она принадлежит? То ли вам, то ли князю муромскому?
- Ну, слушай, коли желание есть, - степенная речь Овтая почти сливалась с переводом Андяса. Было ощущение, что они не раз об этом говорили, и толмач иногда ненароком забегал вперед. – В соседях у нас Ярослав, который в отличие от брата своего, Олега Святославича, воинственным и буйным нравом никогда не отличался, завсегда ходил у него в подручных, почитал его яко отца. Однако два десятка лет тому назад, как князья на Руси сговорились , что каждый держит отчую землю, осел он землях муромских и рязанских… С прицелом на Чернигов. Обустраивается ныне, крепости и города строит. Тот же Переяславль Рязанский - его рук дело. На землях ниже по Оке смердов расселяет по нашему берегу, и тут бы селища свои поставил, да наш род отпор ему дал. И еще… Людишки свободные, кто христианства не принимал, издавна на муромскую землю бежали, надеясь тут спастись. В этих местах издревле кроме нас мурома жила, мещера, булгары частенько захаживали. Каждое племя чтило своих богов, а пришлые еще принесли веру в Христа, Магомета… никто из-за этого никому обиду не чинил. Однако с приходом Ярослава начал он силком людей крестить… Хотя нет, не с того началось, наговариваю я. Изначально именно ему обиду учинили. Первыми в Муром как наместники отца прибыли его сыновья, Михаил и Федор. Говорят разное, но в городе началась смута между местными и пришлыми, между христианами и… теми, кого они язычниками называют, хотя одной с ними крови. Мыслю, что восстание было из-за того, что власть мирно поделить не смогли. Тогда-то один из княжичей, Михаил, был убит, а Ярославу пришлось брать город с оружием в руках. Потом были еще раздоры и даже на жизнь самого князя покушались, но в итоге Святославович взял вверх, а людишек во многом числе на реке Оке крестил. Те же, кто власть его или веру не принял, уходить стали, у нас многие осели, мурома так целыми селениями переходила на наш берег… С тех времен и Андяс к нам прибился. А Ярославу такой победы оказалось мало и он ушедших от него тоже захотел заставить в Христа поверить, начал и в наши земли захаживать. Хотя говорил, что это они против него козни строят. Тут уж пришлось дать ему укорот, талантом воинским он никогда не блистал, поэтому побили его и с тех пор он к нам не суется… Как тебе мой рассказ, Иван? Встанешь против Ярослава? Ты ведь христианин?
- Среди моей рати на твоей земле лишь я один крест ношу, но никого силой в свою веру не гоню. А насчет христианства я тебе так скажу… Много хорошего и доброго оно несет в народ, как и почти любая другая вера. «Возлюби ближнего своего, не убий, не укради»… Церкви стоят на радость всем, красота и благость там такая, что на душе сразу спокойно и уютно становится… Только вот пользуются нашей верой, как и любой другой, власть имущие. А для чего? Чтобы людишек у них подчиненных было много, податей в казну больше собиралось, и никто против них самих слова сказать не мог. Ведь церковь та же что говорит? Власть князя от бога! Не смейте ему перечить! Да и иной священник столько под себя подгребет, что пузо его перед ним нести приходится… А монастыри? Им зачем земли отписывают с христианами, работающими там? Чтобы это пузо набивать? Я к чему всё говорю… Не надо путать веру и людей, которые ее несут. А среди них и святые иной раз встречаются… среди этой шушеры с животами. Те священники, которые людям покой и свет в душу несут, которые голодного накормят и пригреют, а безотцовщину воспитают и грамоте научат – я таким в ноги готов поклониться. Только редкость они среди нас и вряд ли будет когда по-другому… Да и не только от веры доброта зависит, наверное. Разве без церкви мы не можем помогать страждущим? Вот и вы, думаю, теми же заповедями живете. Может, люди ваши даже чуть чище, потому что в лесу обитают, с природой, с богами ее напрямую общаясь… Так что, если дело ваше будет честное, то придем, не сомневайся. Однако речь не об этом, сразу такие дела не делаются, доверие надо заслужить, а на это уйдут годы. Речь пока о малом. Видел ли товар наш?
- Ха… Мокша все уши прожужжал, пока не притащил к ушкую вашему и не показал цветы дивные на котлах и горшках, что он лично лепил. Не поверил я ему вначале, лишь когда своим руками железо пощупал, то убедился, что ничуть он не приукрашивает. Гладкий, без шва единого сей товар и красоты неописуемой. С руками оторвут его, ежели цену заламывать не станете.
- Значит, основное дело он сделал, показал. Мне остается лишь добавить, что железная посуда эта за малым исключением предназначена в подарок для вашего князя. Как довесок к предложению нашему, а оно вот какое… Железо на болотах у нас с примесями, грязное. Много труда нам приходится прикладывать, чтобы его достать и как-то очистить. А у вас… я точно об этом знаю, есть залежи руды, которая не только чистая, но и богатая... Много из нее железа выходит. Кабы разрешил инязор добывать нам ее в ваших землях, то часть вам отдавать бы стали. А коли людишками поможете, то и их бы обучили как железо лить, да посуду такую делать. Всю прибыль опять же делить, а выход с этого очень большой получить можно…
- Хм… не слышал я про такие места. Как все, по болотам добываем, где-то лучше руда, где-то хуже. А залежи, тобой упомянутые, тут рядом?
- Не обессудь, не скажу пока. Но на всю землю вашу не заримся, может в три, может в пять дневных переходов клочок нужен. Вряд ли больше…
- По лесу глухому переходов? Хм… И все? Нет более никаких условий у тебя?
- Разве что охранять места эти совместно, абы другим хитроумным мастеровым секреты наши не достались или тати нас не разграбили.
- Тати… Ты с полоняниками разговаривал, хм… и не только. Что сказали тебе?
- Да почти ничего… Главарей побили, а остальные мало что знали. Однако точно выяснил, что весточка к ним пришла из Мурома после того, как там узнали, что мы ветлужцы. Если коротко, то подозреваю, что купец, которого мы побили и на чьем ушкуе теперь ходим, имел дело именно с этими разбойными людишками. Потому и взять нас хотели, то ли для мести, то ли вызнать хотели про нашу стычку с новгородцем поподробнее… Не ведомо мне это, да и как опознали нас… тоже непонятно. То ли ушкуй приметный, то ли весть с Ветлуги сюда дошла… Зато могу рассказать для чего желали новгородские купцы привлечь местных татей, если Мокша еще не доложил.
- Сказывай, не было у нас с ним разговора об этом.
- Живой товар решили они в Булгар продавать, похищать девок молодых окрест и отправлять в полуденные страны.
- А пошто это лихим людишкам надобно было? Коли захотели бы, то сами, без новгородцев сие дело осилили бы, – брови Овтая опять поползли вверх. – Зачем делиться прибылью с ними? А вот насчет пропаж ничего не скажу… Иной раз пропадет баба какая пойдя по грибы или ягоды, да разве такого раньше не случалось? Зверь лесной утащит, и следов не сыщешь. Места здесь настолько глухие да болотистые, что не всякий охотник потом пропажу сумеет отыскать. Но поспрашиваю я. И народец наш, и татей этих еще раз.
- Те, кто остался, вряд ли что-то путное ответят, порубали мы людишек, кто знал про промысел этот. И тут порубали и на Ветлуге, а в Новгород хода нам нет. А почему они именно с новгородцами связались… не знаю. Может, это просто распри между князьями да купцами, одни другим насолить хотят, раздор да разбой под боком устраивая. Может, невольники на полудне кому-нибудь понадобились в больших количествах… Присмотрись, авось первый об этом узнаешь.
Овтай на минуту нахохлился, пытаясь переварить полученную информацию и вглядываясь по примеру других в пламя костра. Остальные вои, сидевшие у огня, не смели прерывать установившееся молчание и в безмолвии продолжали передавать по кругу и осушать безмерную братину, стараясь при этом не привлекать к себе внимания разговорившегося начальства.
- Обещаю, что донесу до инязора твое предложение, однако обещать ничего не могу… Да и не токмо он в наших землях все решает. Взять тех же булгар. Они в наших краях силу великую имеют и такой жирный кусок железа мимо своего рта пронести не дадут... Однако главное слово должны сказать старейшины родов, которые на той земле сидят, которую ты попросишь. Коли руда твоя где-то окрест лежит, то я могу слово за тебя замолвить, однако… Доверие может наступить лишь тогда, когда родство по крови имеется. Вот, ваш князь…
- Воевода у нас главой… Нет, он женится этой осенью, причем по ба-ль-шо-ой любви.
- А…
- А второй женой не возьмет, он тоже христианин.
- Не помеха это. У вас, верующих в Христа, такое сплошь и рядом… Даже церковь ваша на старые обычаи сквозь пальцы смотрит .
- Ну… на князей и бояр уже не просто смотрит и в этом я ее поддерживаю… кроме того женой у него черемиска. Мало того, что горячая, пришибить сковородкой может… - улыбнулся полусотник своим воспоминаниям. – Так еще и ветлужский кугуз из-за такого усиления на нашего воеводу осерчает.
- Хм… да. А из старших бояр ваших кого взять? И они сгодятся, коли родниться не с самим инязором… У кого род весомей?
- Да нет у нас на бояр деления… - пробормотал Иван, немало смутившись от отсутствия у себя знания таких простых вещей, как семейные корни ветлужцев. - Ближники есть, хотя… для вас одно и то же это по смыслу. А среди них… не знаю про кого тебе и сказать. Эх, была не была, прощай холостяцкая жизнь. Если в этом великая нужда случится, то бери меня, старого, в расчет. За других не рискну сказать…
- А велик ли твой род?
- Род? Да… ить, один я как перст.
- Так с кем скреплять узы? Ныне ты есть, а завтра в опале, либо стрела шальная случится, – скептически скривился Овтай.
- Прерву я вас, воеводы, - неожиданно вмешался Пельга. Он явно был взволнован, в его речи прорезался сильный акцент, и некоторые окончания слов он даже проглатывал, несмотря на то, что в целом все было понятно. - Мнится мне, что в этом вопросе помогу я вам… Помнишь ли ты Иван, с какого я гурта?
- С того, где Пычей старостой был? С нижнего?
- С него. В полон меня буртасы взяли, как и многих из селения нашего. И лишь твоя заслуга, что не в неволе я томлюсь ныне, как и семья моя…
- Да ты к делу переходи, Пельга, - недовольно помотал головой Иван. – Нечего мне хвалу воздавать…
- А ты не перебивай меня, воевода, - довольно хмыкнул тот. – Я, может, все лето к этой речи готовился. Язык вот твой выучил, несмотря на столь короткий срок.
- Эка, ты ярый какой, никакого почитания к своему полусотнику! – оскалился Иван, показывая, что такая шутливая перебранка доставляет ему удовольствие. – И перебить тебя даже нельзя… А воеводой меня не след называть, я уже сколько раз вам говорил?
- Сам приучил к речам вольным, - согласно кивнул Пельга и продолжил. – А насчет названия… Со всем почтением мы к Трофиму Игнатьичу относимся, но воеводой для нас как был ты, так и остался. Пусть походным, как ныне. А его хоть князем нашим согласны величать, хоть кем, но… Под тебя наш род шел, а не под него. Ты наших жен и детей спас, а не кто иной, а потому… не перебивай, дай сказать! Нет у нас такого посвящения, чтобы в свой род принять человека со стороны, да и было бы… другим бы обида вышла. Тем же спутникам твоим, родичам нашим из соседних поселений, поэтому и не предлагали мы тебе породниться. А девок наших, что около тебя хм… крутились, ты как-то не замечал. Видать не по душе пришлись, но тут уж мы силком тебя заставлять не будем.
- Ха… спасибо.
- Так вот, есть еще один выход для нас… именно для нас, воевода, чтобы долги за спасения рода нашего тебе отдать. Не один день наши воины вместе с тобой на учениях пот проливали, не один раз проливали кровь в битве. Коли не побрезгуешь… скрепи с нами узы кровного побратимства. В твоей рати ныне почти весь десяток из нашего рода. Из кожи мы лезли, чтобы в мастерстве воинском и языке твоем первыми быть, потому и получилось, что ты внимание на нас обратил и с собой взял. Волен ты принять наше предложение или отказаться. Коли отвергнешь, то не сомневайся, обида не поселится в наших сердцах, найдем другой выход, - глядя на ошарашенного Ивана, Пельга решил дать ему немного времени, чтобы тот пришел в себя, и повернулся к эрзянину. – Хватит для тебя, Овтай, такой поддержки? Всех наших воинов, с кем согласится породниться полусотник? Поддержка их семей? Всего нашего рода? Такая опора, которая сильнее даже родства по крови?

***

Ветлужцы отплывали через два дня. Ушкуй был починен общими силами довольно быстро, доски на поломанные борта даже не пришлось тесать самим. Достаточно Овтаю было намекнуть охотникам на отсутствие времени, как те, в благодарность за избавление от поселившейся в окрестностях татьбы, притащили из ближайшего селения высушенный тес. Осторожно погрузив раненых на судно, куда уже давно была упакована добыча и свежие припасы, ветлужский воевода пришел попрощаться к эрзянскому. Обнялись, похлопали по плечам и молча разошлись, довольные друг другом. Зачем зря слова в ступе толочь? Все уже было обговорено за прошедшие дни. И то, что о решении инязора Овтай пришлет весточку зимой на Ветлугу. И то, что он поговорит со старейшинами, а в случае общего положительного решения сразу же начнет заготовку леса на постройки и запасется углем. А также, что по весне вместе начнут разведывать залежи руды и глины для плинфы. Про свою сестру Овтай только намекнул. Красивая, мол, но уж слишком своенравная. Потому никто замуж и не зовет. То, что ветлужцам придется иметь дело именно с его родом, Овтай понял давно и выбил таки признание от Ивана. Было бы по-другому, крепкие вои с Ветлуги приплыли бы не на земли его рода. Пришлось, правда, в обмен нарисовать карту ближайших земель с названиями речек и пообещать обо всем до поры, до времени молчать. А о чем молчать, если ветлужец так и не указал точное место? Сказал, что на земле его рода и все, потом только улыбался.
И теперь скалится, глядя на смурные, озадаченные лица своих воинов. На его месте Овтай подумал бы трижды, прежде чем так поступить. Как? Так безоглядно пройти обряд кровного братства. Нет, род удмуртов был в своем праве и сам Овтай счел бы за честь так породниться, хотя о таком массовом братании и не слышал прежде. Ветлужский полусотник тоже был растроган и даже обнял Пельгу, однако о своем решении обещал сказать на следующий день. И сказал, полоснув себя по руке ножом, и давая стечь каплям крови в чашу с хмельным медом. Овтай как раз присутствовал в этот момент, и был сильно удивлен, когда к Ивану подбежал... даже не отрок, а совсем мальчишка, тот самый волчонок, про которого рассказывали разные небылицы у костра. И вмешался в обряд, подставив свою руку под нож полусотника. А тот… взял, да и полоснул его по кисти, сказав, что так на его родине усыновляют и что если удмуртские воины хотят с ним породниться, то придется им взять его вместе с кровным сыном. До сих пор Овтай без усмешки не может вспоминать округлившиеся глаза будущих братьев полусотника. А уж что было, когда к ним подошел молодой черемис и заявил, что он этого волчонка уже обещал опекать как младшего брата и протянул под нож свою руку… Лишь один Пельга не растерялся и шагнул следующим. Иногда Овтаю казалось, что оба эти вопиющих случая были заранее Иваном подстроены, уж такие хитрые у него были в этот момент глаза, но стоящие рядом вои, перекрывая поднявшийся гул возмущения, подтвердили, что Кокша действительно обещал за вечерним костром опекать спасшего его мальчишку. Да… Вот теперь и ходят несколько удмуртов и один черемис с унылыми лицами, не понимая, как они вчера могли совершить такой обряд. А остальные так же озадаченно смотрят на них. Все, кроме троих. Сам Овтай просто радовался, надеясь, что сможет наконец-то выдать замуж свою стервозную сестренку и ее будет, кому защитить. Волчонок, вовсю сверкающий улыбкой, носился на ушкуй и обратно, будто ему в одно место воткнули шило. И полусотник. Тот стоял на палубе и смотрел на прояснившееся первый раз за последние дни небо, щурясь неяркому осеннему солнцу. И был просто счастлив, когда временами бросал взгляд на своих хмурых ратников.
- Ох ты! Тупая моя голова! Он же как наседка себя ведет! - хлопнул себя по лбу Овтай. – Все-таки подстроил, шельмец такой! Но с кем сговорился? С мальцом, черемисом или… сразу с Пельгой, выставив ему наедине свои условия!?

стружие - древко копья
желя - печаль
мятл, мятель - широкая верхняя одежда (дорожная, осенняя и зимняя), похожая на плащ или мантию. Большей частью был суконный, разных цветов, и встречался еще с XI в. в Галицком княжестве, Киеве, Новгороде и Литве. По покрою то же, что корзно, только последнее было меховое.
Инешкипаз, Вере Чипаз - Великий Создатель, Всевышний Солнцебог!
Пуре - исконно эрзянский напиток.
Любечский съезд (1097) — съезд русских князей, состоявшийся в городе Любече (на Днепре) с целью договориться о прекращении межкняжеских распрей из-за уделов и сплотиться против разорявших Русь половцев.
Переяславль Рязанский – ныне город Рязань
Еще в конце XI века среди князей и бояр двоеженство было обычным явлением (а простой люд даже не венчался). У церкви было только одно средство борьбы с этим явлением – отказ в причастии. Это про них писал митрополит Иоанн «иже без студа и бес срама 2 жене имеют». А попадались и «треженцы», и «четверожонные» семьи, про которые были прописаны свои статьи еще в «Церковном уставе» Всеволода первой половины XII века. Практика священнослужителей этого века была направлена на одно – любыми способами и поблажками внедрять венчальное единобрачие. (Б.А. Романов «Люди и нравы Древней Руси»)

Для затравки...

Глава 10

Коричневые, узловатые пальцы стряхнули с ножа на стол хлебные крошки и стали сгребать их в подставленную ладонь, терпеливо выметая из щелей тесаных досок разлетевшиеся крупицы. Наконец, морщинистая рука поднялась чуть повыше, поднеся собранное богатство к подслеповатым прищуренным глазам, и скупым, расчетливым движением отправила их в рот.
- Дед Радимир, а дед Радимир? - Вовка кашлянул и оторвался от созерцания разбросанных на лавке мелких чугунных квадратиков, отложив в сторону напильник. - Ты чего крошки собираешь, как в голодный год? Хлебушка в достатке... даже на мой хохряк.
- С мое поживешь, чадо, - деланно прошамкал тот еще вполне здоровыми зубами, - так еще и не такие привычки у тебя будут...
- А чего боишься? Неурожая? Если такое несчастье наступит, то опять продадим наши котлы, а на вырученные монеты...
- Несчастье, это у кого жена, как та дурная Настя, - прервал его Радимир. - А у кого Горпина, так то лиха година. Мал ты еще, не видал, как люди детей своих продают, абы самим выжить, а тем надежду дать...
- Какая же это надежда? В рабстве... то есть в холопстве?
- А такая! Не приведи Господь тебе увидеть, как дети от голода умирают, как ложатся они на дороге и снег падает им прямо в открытые глаза! И не тает там!
- Ну... да. Прости, дед Радимир. Правда твоя, мал я еще.
- Не вини себя в этом, чадо, - тут же успокоился старец и подвинул к Вовке ржаной ломоть. - Такова твоя доля, как тебе ее рожаницы назначили.
- Какие роженицы?
- Ох, темные вы... Вот я тебя ломтем наделил, а ведь издавна такой обычай идет, егда глава семейства краюху на куски кромсает и каждого оделяет им в соответствием со своим понятием. Так же и Род по своему разумению наделяет хлебом насущным человека, причем вместе с таким куском тот получает и свою долю, свое счастье. Кому-то больше перепадает, кому-то совсем не достается... У каждого своя судьба, которой заправляет Макошь, старшая из рожаниц, прядущая покутные волокна всего сущего. Вслушайся... Ма-къшь, мать судьбы. Она из тех прях, чья нить свивается в судьбы человеческие, да и бабам нашим в делах помогает, покровительствует рукоделию, рождению детей, урожаю, достатку в доме. А помогают Макоши ее младшие сестры, девы судьбы, счастливая Доля и лихая Недоля. Их также Сречей и Несречей иной раз называют, а у нас еще и рожаницами, хотя... последних многие на закате именуют Ладой и Лелей, а дев судьбы чтят отдельно. Ну, да это их дело... Так вот, эти сестрички связывают человека покутными нитями с плодами его трудов, добрыми и злыми. Те нити судьбы по-разному вьются, но Доля на них все узелки распутывает, а Недоля их рвет да связывает, узелки наматывая. В чьи руки попадет твоя жизнь - тому и быть.
- А вот у нас думали, что только от самого человека зависит, как его жизнь сложится, - Вовка потерял интерес к своим железным поделкам и придвинулся к Радимиру.
- Да? От людишек многое зависит, да не всё. Один вырастает писаным красавцем, а второй немощным калекой, у одного ума палата, а у другого разумения хватает лишь на то, чтобы милостыню просить. А иной человечишка и лицом пригож, и умен, а не складывается у него жизнь. Бьется лбом о стенку, а счастья нет. А отчего? Все оттого, что его ниточку Недоля в руки взяла. А иной раз надоест ей, что человечек этот слишком сильно трепыхается в ее руках, пытаясь к сестричке перебраться, так она его так по носу щелкнет, что тот до конца жизни безвольной куклой у нее провисит.
- Вроде... сильный должен подняться после любых невзгод.
- Но поднимется ли? - старец немного покряхтел, устраиваясь удобней на лавке, и продолжил. - У Макоши свои разумения, да и невзгоды могут быть такими, что жить не захочется.
- Э... дед Радимир, так ты в какого бога веруешь? В Христа?
- Истинно верую, - осенил себя крестным знаменем тот. - А отчего у тебя сомнения возникли, чадо?
- Так ты мне про рожаниц все больше рассказываешь, а это славянские боги, так? Перун, Велес, Род?
- И что? То, что князь новый взойдет на княжение, еще не повод, чтобы тех, кто до него был, ногами попирать. Предки наши старых богов чтили и нам завещали. Верой своей мы вправе сами распоряжаться, но и вежу к древним заветам иметь надобно. Разве Макошь, что с Перуном наравне на киевских холмах стояла, людишки забудут? Так и будут ее чтить, хоть и будут прикидываться, что великомученицу Параскеву Пятницу вспоминают. А на второй день праздника рождества, что еще называется собором или пологом богородицы, как Рода вспоминают? Бабы обычно приносят в церковь хлебы и пироги, так-то вот. Да и Среча с Несречей, как счастье и несчастье стали восприниматься, как светлый ангел за правым плечом и падший за левым.
- Но ведь старым богам человеческие жертвы приносили! - нашел бесспорный аргумент в споре Вовка, поднимаясь с лавки. - Какое же уважение к ним можно испытывать, а?
Радимир замолчал, по привычке опершись подбородком на свою резную клюку, и стал задумчиво рассматривать новые половые доски, на которых расплывчатой тенью заскользил силуэт вскочившего мальчишки. Наконец, воздушный вихрь, вызванный резким движением Вовки, затих, и пламя лучины продолжило мерно пожирать длинную деревянную щепку.
- Они умерли, - тихий шелест, сходящий с губ Радимира, был почти не слышен. Все же старец взял себя в руки, откашлялся и продолжил. - А о тех, кого с нами нет, люди обычно вспоминают лишь добром. Или молчат вовсе. И все же богов своих предков надо вспоминать с вежей, не они виновны в этих жертвах.
- А кто?
- Сами люди, не понимающие, что силы изначальные от них хотят... Вот возьми то же дерево. Издревле люди, срубая его в лесу, с ним роднились. Делились своей кровью, щедро поливая древесные корни, исполняли очистительные обряды и лишь после этого, считая его своим, смели к нему подойти... Но при этом просили прощения за то, что его губят, винились перед древесными душами, изгоняемыми из стволов. А ныне? Кому придет это в голову? Кто почистит загаженный ручей и посадит новое дерево вместо срубленной березы, коли можно получить за все отпущение грехов, не прикладывая рук своих? Верь слепо и на том свете тебе все зачтется! Твори что угодно, мучай невинные души, но окутывай свои деяния светом веры и тебе воздастся! - голос Радимира задрожал от ярости, а в уголках глаз выступили слезы, ярко заблестевшие искорками света отраженной в них лучины. Непонимающий, что происходит со старцем, Вовка пересел к нему на лавку и попытался что-то сказать, однако вместо связной речи у него вырвался поток междометий, внеся сумбур в ставшую еще более неловкой ситуацию.
- Мыслишь, что на старости лет дед Радимир с ума сходить начал? - взволнованно стукнул клюкой об пол старец. - Нет, чадо, лишь хочу сказать тебе, что не токмо старым богам жертвы приносили...
- Я слышал, что католики сжигали на кострах ведьм и колдунов, - Вовка успокаивающе положил свою руку на сгорбленную спину Радимира. - Но у нас же такого не было...
- Все было, разве что сор этот на свет белый не выносили... - устало откинулся к бревенчатой стене тот. - Я же иноком был в Печерской обители, насмотрелся и наслушался всего. Не говорю о князьях, те супротивников своих редко миловали... Сама церковь наша злодеяниями не брезговала, да так, что ужасалась порой своим свершениям. Взять того же ростовского епископа Федора... И головы резал, и очи выжигал, и язык урезал язычникам. А новгородский архиерей Лука Жидята? Его и при жизни звероядивым называли... Не токмо вышесказанное творил, но и распинал своих жертв, на кострах сжигал, варил в собственном соку в раскаленных железных котлах... И не он один.
- Страшно это все... - поежился Вовка, пытаясь представить себе, как добрый священник, с небольшим пузом и окладистой бородкой, может давать указания мучить других людей. - Ты мне лучше про себя расскажи, дед Радимир. Может, жизнь вокруг тяжкая, оттого и люди злые поголовно?
- Не без этого, чадо, не без этого. А насчет пути жизненного моего... да почему бы и не поведать? Мне не так много осталось, устал я, а тебе, глядишь, и пригодится. Вот, буквицами этими чугунными имя деда Радимира вспомнишь...
- Говори, деда, говори... Сам не пойму, так до других донесу.
- Ну, так слушай... - старец немного приосанился, огладил седую бороду и мечтательно воздел очи вверх. Взгляд его затуманился, и первые слова плавно потекли из уст, как будто он рассказывал не обычную историю нелегкой жизни, а старинную былину под напевчатый перезвон гуслей. - Прошла моя молодость в Киеве, мати городов наших. Вольготно город раскинулся на холмах Днепра, поражал иноземцев он своей многолюдностью и богатством, златоверхими теремами. А уж его светлые гридницы... княжеская иной раз до четырех сотен человек вместить могла! - Радимир немного отвлекся от повествования и стал загибать пальцы, перечисляя чудеса, стоящие в старом городище. - А еще во граде Владимира особняком стоит златоглавая Десятинная церковь, усыпальница князей наших, с фресками и мозаиками, мрамором отделанная. Тут же Ольговы хоромы, а уж Софийский собор... этот всем храмам храм!
- Ну, а ты-то там каким боком был, дед Радимир? - не выдержал Вовка, заерзав на лавке.
- Каким, каким... - прервался старец, нахмурившись. - Вначале я там отроком в младшей княжеской дружине хаживал, а потом в Чернигов, к Святославу ушел. Как раз два десятка лет на ту пору мне исполнилось. Времена тогда были недобрые, голод на окраинах Руси, смуты...
- Ты подробнее об этом, дед Радимир!
- Так я про это речь и веду, чадо, - легкий подзатыльник нагнал голову Вовки, который даже и не думал уворачиваться. - Нешто ты мыслил, что я для книг твоих свою никчемную жизнь буду излагать, а? Так вот, Ярославичи в те времена Русью правили. Изяслав на киевском престоле сидел, а молодшие братья его Святослав и Всеволод в Чернигове и Переяславле.
- Это те самые, в честь кого Русскую Правду назвали?
- Ну да, они. Вначале была Правда самого Ярослава, вирный Покон, да урок мостникам, а потом дети его свою часть добавили, что стала зваться Правдой Ярославичей. Но до той поры еще годков пять оставалось, братья еще не ссорились, а совместно на своих ворогов походами ходили. А таких множество у них было. Одних торков два раза били, да так, что силу их извели вовсе... Померли многие из степняков от тех гонений, зимних морозов и мора. Однако свято место пусто не бывает, на их место в степь половцы пришли, а с заката полоцкий чародей угрожать стал.
- Колдун? Самый настоящий?
- Князь это полоцкий, Всеслав Брячиславович. Его еще Волхвом Всеславичем называли, а сказки до сих пор слагают.
- Это не тот, что в серого волка перекидывался? - столкнувшись с героем сказок своего детства, Вовка приоткрыл рот от восхищения и перестал обращать внимание на грозные взгляды старца. Дед Радимир, глядя на блестящие восторгом глаза мальчишки, даже крякнул себе в усы, сдерживая улыбку, но отказать себе в удовольствии отвесить полновесный щелбан не смог.
- Тот, тот. Смелый он был и дерзкий. Молва шла, что перекинувшись, Всеволод мог в одну ночь от Киева до моря добежать. А еще улизнуть тайком из осажденной крепости, обратившись зверем. Мог даже услышать в Киеве звон полоцких колоколов, которые он как раз в тот год снял с новгородского Софийского собора.
- А зачем снял-то?
- Кто его знает... Разбил сына Изяслава Ярославича, что князем там сидел, занял Новгород и наполовину его сжег. За год до того знамение было... - Радимир прикрыл глаза и по памяти попытался восстановить где-то услышанные слова. - Была звезда превеликая, с лучами кровавыми, восходила с вечера на заходе солнечном и перебывала так целую седмицу... Привиделось Всеволоду в этом что-то, вот он Псков и осадил, а следом и за Новгород взялся. А может... может быть он просто мстил новгородцам.
- За что?
- Так он правнук Владимира Крестителя и Рогнеды, которую тот насильно в жены взял, убив ее отца и разгромив Полоцк. В походе том новгородцы совсем не последними были.
- Ага, и что дальше?
- За поругание Новгорода Ярославичи вторглись в Полоцкое княжество и взяли Менск на реке Менке, перебили всех мужей, а баб и детей взяли как военную добычу.
- Может, Минск?
- Да хоть как кличь. Сошлись войска на берегах реки Немиги ранней весной и седмицу стояли друг против друга в глубоком снегу. Наконец, Всеслав начал битву и сеча была столь кровавой, что все эти долгие годы сию усобицу самой страшной вспоминают, - Радимир покачал головой и непритворно вздохнул. - О-хо-хо... Полочане тогда отступили, но не были побеждены, обессиленные киевляне просто не стали их догонять. А спустя четыре месяца Ярославичи запросили Всеслава на переговоры, целовали крест, говорили, что не сделают ему худо. Тот поверил целованию и поплатился за это. Князья заманили Всеслава к себе, схватили его вместе с сыновьями и посадили в поруб...
- И?
- И беда одна не приходит... На следующий год со степи на Русь пришли полчища половцев с ханом Шаруканом. Ярославичи вывели войска навстречу и были разбиты на реке Альте, Изяслав бежал в Киев. А Шарукан стал рыскать по всем южным окраинам, жег, грабил, убивал, полон во множестве брал... Киевляне так возмутились бездействием княжеским, что собрали на торговой площади Подола вече и отправили посланцев к Изяславу, потребовали от него оружия и коней, сказали, что сами выйдут на поле брани, и будут бить половцев. Но Ярославич... Что у него на уме было, не ведомо. То ли побоялся, что наряду с вольными людьми смерды оружие возьмут, то ли пожадничал, однако отказал он посланцам. Начали тогда люди на вече наговаривать на княжеского воеводу, половина пошла с торга на его двор, а вторая к князю под окнами шуметь. Пошумели, пошумели, да и освободили из поруба Всеслава. Хорошо, что Изяслав не послушал тогда дружину свою и не убил волхва. Лишь бежал со двора, а потом ушел к ляхам. В Киеве же смута началась, простая чадь грабить стала дворы неугодных, а новгородского епископа даже убили.
- А полоцкий князь? - стал от нетерпения кусать губы Вовка.
- Поставили киевляне его на великое княжение, по нраву он был простому люду. Да и слава его как кудесника не считалась тогда греховной... Токмо вот продержался Всеслав в Киеве всего несколько месяцев. Через полгода возвратился бежавший Изяслав, да не один, а с ляхами и их королем Болеславом. Полочанин не захотел сражаться за чужой ему Киев и бежал к себе домой. А киевляне сызнова собрали вече, дабы направить посланцев к братьям Изяслава, чтобы те заступились за Киев и не пустили пришедших ляхов. Иначе, мол, переселятся в греческую землю.
- Что, всем Киевом? - изумился Вовка.
- Да нет... - мотнул головой Радимир. - В том раздоре торговцы громче всех кричали. Именно им после поражения от половцев хуже всех пришлось, ведь путь в Царьград те вовсе перерезали. Вот эти торговцы и грозились уйти навеки. А простой люд мог и город зажечь, потому Святослав с Всеволодом и решили заступиться перед Изяславом за мятежный Киев. Лишь бы он ляхов с собой не привел.
- Да куда бы он делся...
- Вот именно, не послушался он их. Двинулся к Киеву с Болеславом, а сын его... Тот самый новгородский князь, которого Всеслав побил, первым вошел в город и побил киевлян во множестве... кого казнил, а кого и ослепил. Стал опять Изяслав на великое княжение, перевел к себе торг поближе, дабы неусыпно надзор за вече творить, а Болеславу Киев отдал с окрестностями. Тот, как въехал в город, не сходя с коня, поцеловал Ярославича и потряс его за бороду, как холопа своего. А уж сколь золота от Изяслава получил... Хозяевами ляхи себя почувствовали, встали на кормление по городкам и селам киевским, начали грабежи и разорение в земле нашей. Ну, люд и поднялся... Однако, лишь тайно стали иноземцев избивать, в открытую еще боялись после того, как зачинщиков первой смуты казнили. Так что года не прошло, как Болеслав с войском вернулся к себе.
- А ты, дед Радимир? Тоже сражался с ляхами?
- Да разве мне кто позволил бы, чадо? Правда... довелось мне как-то сойтись с ними на узенькой дорожке. Вдвоем мы с дружком по каким-то делам в Киев из Чернигова отправились. Метель, помню, разыгралась, так мы в какое-то село завернули, дабы переждать там непогоду. А на околице, глянь, лях девку в исподнем куда-то тащит. Переглянулись мы с товарищем, да и взяли того в мечи. Прямо со спины, он едва оглянуться успел, пьян был зело. Тут же коней развернули, да и уехали с глаз долой, пока девка нас рассмотреть не успела.
- А дальше?
- А дальше молчали о том, чадо, даже меж собой не говорили. Так что и князья наши не гнушались на родную землю врагов привести, дабы власть свою сохранить. А ты говоришь про отсутствие вежи к волхвам. Они хоть веру предков берегли, но... Да тоже лютовали. Насмотрелся я следующие два года на их зверства. Неурожай как раз случился, люд простой возмущаться начал, что последнее семенное зерно отнимать стали, так они раздор тот возглавили и старую чадь резать стали... И в Киеве волхвы появлялись, и в Новгороде, и в ростовской земле...
- А кого ты простой и старой чадью называешь, дед Радимир?
- Хм... Простая есть смерды, свободные общинники, а старая... знать местная, те, кто управляет именем князя и дань собирает. Понятно ли, чадо?
- Ага, а что с тобой было в эти два года?
- Разное... А один раз ходили мы с черниговским воеводой Яном Вышатичем к Белоозеру.
- Это где?
- На полунощи, рядом с новгородскими землями.
- Так причем тут Чернигов? - деланно удивился Вовка.
- Так вся земля ростовская и суздальская под Святославом тогда ходила и к Черниговскому княжеству самое прямое отношение имела. Не перебивай! Так вот... забыл, - Радимир смущенно откашлялся и попросил подать своего собеседника ковшик воды. После того, как старец напился, густо роняя капли себе на бороду, он отер губы и хмыкнул. - Старую чадь глад в землях не коснулся, в своих руках держала она гобино... то есть все запасы хлеба и плодов разных. А вот простая пострадала. Тут и явились два волхва с Ярославля, стали смуту сеять и лучших мужей старой чади избивать. А особенно бабам их досталось.
- А им почему?
- Пустили слухи, будто бы именно они все запасы попрятали. Ходили эти кудесники по богатым дворам, да обличали баб, доставая у них из спины либо жито, либо рыбу, а потом забирая имущество убитых себе. При этом извлекали сие, прорезая тела их за плечами.
- Ох, да это же фашисты! Изверги какие... И кто же поверил таким фокусам?
- Целых три сотни таких за собой на Белоозеро привели. И Вышатич туда явился вместе с дюжиной отроков и священником.
- И ты с ними?
- И я в сей малой дружине был. Как стали воеводе нашему в ростовских землях отказывать в дани, ссылаясь, что волхвы большую часть лучших мужей и баб истребили, так и пошел он к волхвам. А дойдя, хотел вначале идти без оружия, да мы не пустили, боясь, что осрамят его. Взял тогда Ян лишь один топор и пошел к смутьянам. Трое из них пытались помешать ему, да он обухом их разогнал, а мы остальных вспять повернули. Правда, священника нашего убили... Воевода тогда не стал никого преследовать, а вернулся в город и сказал белозерцам, что ежели те ему кудесников не выдадут, то он на кормление останется у них еще на год. Этого тем хватило, дабы привести к нему волхвов.
- Убили их?
- Не так просто было это сделать... Те сказались смердами князя черниговского и настаивали, что подсудны токмо ему. А сами пустились в богословские споры. Мол, верят они в антихриста, а Бог создал человека в мыльне, отершись ветошкой и бросив ее на землю...
- Ой, бред какой, - рассмеялся Вовка. - Так и повез их Вышатич к князю?
- Нет, пытал их, а потом отдал на растерзание родичам убитой чади. Кровная месть в тех местах еще признавалась княжеским судом как идущая от бога и по правде.
- А что потом с тобой стало?
- Много чего... Но ушел я после всех мытарств послушником в Печерскую обитель под Киевом, иноком стал. Однако.... душно мне там было, игуменом у нас Феодосий был, греческих порядков нахватавшийся. Отрекся он от всего земного и других к тому принуждал, считал, что лишь такие спасутся... Понимаешь, чадо, христианство всегда воспринималось нами как радостная весть. Евангелие есть гимн жизни, вера в перерождение человека к лучшему, в спасение грешника. Христос учил нас, что мы являемся сынами и дочерьми Господа Бога нашего и молитва, что он нам дал, зовется "отче наш". А Феодосий положил в основу всего страх Божий! И спасение человека по его словам лишь только через страх этот произойти может. Мол, Господь кару насылает на нас, чтобы очистить от скверны и избавить от грехов... А сами десятину себе от княжеских доходов вытребовали, городки и села в их владении, в митрополичьей епархии сами чинят суд и управу, собирают налоги с помощью своих же тиунов и десятинников...
- И что, Феодосий тоже таким был?
- Как ни странно, он один из немногих, кто был другим. Обличал иноков за леность, невоздержание. Ругал их за ропот на то, что на монастырские средства он содержал странников и нищих... А сам при этом питался сухим хлебом, водой, да вареной зеленью без масла! Помощь страждущим богоугодное дело, но остальные-то роптали на нее, а он еще называл их блаженным стадом чернецов, что на всю Русь сияют! Им и пшеница с медом за ядь не казалась. Возами в монастырь сыр, сочиво и рыбу свозили! А кто-то свое богатство в келье держал, но убогому ни куска хлеба не подал, наплевав на уставы Феодосия... Может, насмотрелся, как один из черноризцев на церковную потребу все истратил и обнищал вельми? Так вот, после этого он стал никому не нужен. Как заболел, так братия к нему лишь на восьмой день пожаловала дабы за леность попенять... Попеняла так, что на третий день он совсем зачах! Были и другие, один инок искусно иконы писал, да продавал их на киевском торгу, а большую часть дохода с этого дела на обрамление церковных икон и в милостыню нищим тратил. Так нашлись среди братии такие, что заказы на его труды принимали, а монеты без зазрения себе присваивали! Сами служители церкви не желают избавляться от грехов своих, так как они могут исправить других?
- Так, может, Феодосий их как раз перевоспитывал, а?
- Может и так... Однако ворчу я по-стариковски на него не за это. Постом и молитвами лишь свою сущность исправить можно, но не других! Спасутся именно те, кто делами скверну из нас изымет, и дух свой, сострадая ближнему, над желаниями тела поставит! А те, кто вериги на тело одевает, но мимо страждущего проходит, лишь сожаления достойны! А уж то, что грызня идет меж нашими князьями, епископами и Царьградом, так по мне это яйца выеденного не стоит. То, что базилевс считает Русь своим вассалом и назначает митрополитами греков, а те переписывают к своей выгоде историю нашу и свои догматы насаждают, еще не означает, что наши патриархи и святые милее нам будут. Еще Христос говорил своим ученикам, что после него "придут к пастве волки в овечьих шкурах". Так что и те волки, и другие, каждый лишь о своей выгоде печется... Не нужны нам такие поводыри!
- Ушел ты оттуда, дед Радимир?
- Не сразу, на несколько лет задержался. Лишь наслушавшись, как епископы язычников к Христу примучивают, плюнул на все и подался к родичам под Переяславль, стал жить мирской жизнью. - Радимир тяжело вздохнул и стал завершать разговор. - А уж дальше ты знаешь... Ну, какой урок ты из моей сказки вынес, чадо?
- Какой? Так сразу и не скажешь... Тяжко жить на Руси! - выдал вердикт Вовка, основательно почесав свой затылок.
- Не то, - нахмурился Радимир. - Не о прошедшем думай, а о том, что сделать надобно!
- Не надо судить о человеке по его вере, а лишь по делам его? - складно вырвалось у Вовки.
- Близко к истине, отрок, близко! Учинить надо такую правду, дабы всем окружающим неповадно было судить о человеке по его вере! Лишь по поступкам и оказанной помощи страждущим и обиженным! Тогда людишкам полегче будет влачить существование свое, а многие народы меж собой раздор учинять не будут, и минует страшная чаша войны многих и многих!
- А как же смута меж князьями одной и той же веры? Ты же сам говорил про самую страшную битву на реке Немиге!
Радимир сначала лишь покачал седой головой и замолчал, застыв сгорбленной фигурой над своей клюкой. Однако по прошествии некоторого времени, превозмогая внутри себя какие-то противоречия, он все-таки ответил.
- Люди не могут долго существовать вместе без единой идеи и без совести. Лишь исчезнет сильная рука, что сдерживает их в одном целом, так чужими становятся они друг другу, биться меж собой начинают до крови... А вот как их потом объединить или просто не дать распасться... такого урока у меня не было, чадо! Может, тебе его жизнь подскажет и ты узнаешь, как смуту меж своими на Руси изничтожить... А пока покажи мне, как ты печатать свою азбуку будешь... ведь не хватит тебе буквиц, что ты по лавке рассыпал. Из чего чернила делать собираешься? И где бумагу возьмешь, на которой оную печать ставить будешь?
покутные нити - нити судеб. Покута - то, что связывает начало и конец всякого дела, причину и следствие, делаемое и делающего, творение и творца, намерение и результат и т.п.
кьшь, кош, кошт - жребий, судьба
Правда Ярославичей - принята на княжеском совете в 1072 году.
"Звезда превеликая" - комета Галлея
Менск - Многие современные историки считают, что ход событий был следующий. Сначала объединенное войско Ярославичей подошло к Менску (тогда он находился на реке Менке в 16 километрах на запад от современного города), захватило его и направилось на Немигу. Немига, как показывают многолетние исследования, это название не только реки, но и детинца (города), построенного в месте слияния рек Немиги и Свислочи. Позднее на него было перенесено название Менск.
ядь - еда

все же для инока - называться языческим именем - это жесть
и еще - инок - монах.
и то что он расстрига - это капец ваще.... не знаю прям как и сказать...
имхо лучче сделать его послушником.

Если он добровольно отказался от сана, то вполне мог оставить себе старое имя. Почему нет? Даже князей называли в те времена именно языческими именами...

Была такая мысль, но решил по другому... Но почему капец? Это в наши времена после всеобщей христианизации это может выглядеть так, а тогда? При половине язычников на Руси и второй половине, соблюдающей языческие обычаи?

да не в том суть
он же предатель
он умер для мира и стал монахом, а потом из-за каких то там нестыковок стал расстригой
нет - если хочется показать именно такого чела - не вопрос.
быть монахом - не работа которую можно поменять)))
и не просто крещение и потом возвращение к язычеству)))
тут все куда серьезнее

Предателем?! Кого он предал? Братию, которая большей частью заботилась лишь о своей мошне, либо сводила счеты друг с другом? (я ничего не выдумывал, все факты взяты из книг, основная - Романов "Люди и нравы в Древней Руси") Фанатика Феодосия? Тех епископов, которые живьем сжигали язычников, не желающих принимать христианство? Может быть ту церковь, которая в итоге получилась?
Помните, когда Борис Годунов при 2-х годичном голоде, выкосившем четверть Руси, приказал открыть хлебные закрома у монастырей? (сам он раздавал деньги, но это никак не могло помочь, потому что хлеб поднялся в цене на второй год в 100 раз!) Как поступил патриарх? Он запретил это делать и решил подождать момента, когда хлеб еще немного подорожает, чтобы продать на пике цены!
Такую церковь он продал? Тогда я записываюсь в ряды предателей! Первым!

Вот именно! Тут гораздо серьезнее! Та греческая идеология, которой в итоге была опутана наша церковь, начиная с 1037 года - с Ярослава Мудрого, (сами у себя они были значительно лояльнее, потому что у них царило римское право), в итоге подкосила не только ее саму, но и всю страну!
Я таким человеком, не побоявшемся (!) уйти и прослыть тем, кем вы его называете, могу только гордиться. Свою веру он сохранил (какая-бы она не была), а внешние ее проявления... Смириться с такой уродиной? Ну уж нет. Тогда жили совсем другие люди... Свою суть они ценили даже гораздо больше чем жизнь.

У нас с вами принципиальные разногласия в этом вопросе.

инок дает обет пред Богом. при чем тут братия и церковь?
вы знаете как переводится инок - один. один на один с Богом.

право ваше, я высказал свою позицию

это точно.