казак
Группа: Джигиты
Сообщений: 23
Награды: 2
Статус: Offline
|
Лунная соната
За окном такси проплывали тротуары и огни незнакомого города, на которые Слава смотрел и грустно улыбался, думая ни о чем. В аэропорту, когда он почти добрался до таможенника, стоявшая впереди тетя средне-российской внешности, в цветастом сарафане, внезапно забыла, зачем приехала в эту прекрасную страну. Тогда Слава смотрел на нее, слушал, как с помощью переводчика пытаются найти смысл прилёта и думал, что Судьба может принять и такое обличье. Не хотят его пускать от самого себя. В другую страну уехал, и тут препоны.
А таксист? Ясно сказано, куда надо ехать, а всё туда же - один отель предлагает за другим. Надо полагать, не самые бюджетные варианты. Лишь угроза вообще потерять клиента заставила белозубого потомка бедуинов, бесцеремонного, как у них полагается, смирится и ехать туда, куда велели.
Адрес пансиона Слава узнал на странном сайте. Анонимные комментаторы сдержано сообщали о скромных удобствах, но «непередаваемую словами атмосферу» обещали уверенно, но не конкретно. Первой ассоциацией при прочтении было положение во гроб. Как раз для уставшего человека. Теперь Вячеслав сидел в такси, наполовину высунувшись в окно и изредка отгонял от себя мысли, а что он тут забыл.
В лицо били ароматы города, с редкими нотами чего-то цветущего. Весна заканчивается, впереди липко-безнадежное от духоты лето и промозглая, простудная осень. Но это будет потом. Сейчас мимо струятся яркие огни и чистые тротуары с редкими лужами.
Разумеется, та тётя не представляла судьбу в аэропорту. Очередь вновь тронулась быстро и после ритуальных "Цель приезда»? - "Туризм" - "Добро пожаловать", перед Вячеславом распахнулась широкая площадь наполненная выхлопными газами, голосами арабских таксистов и ароматами национального фастфуда.
Место в пансионе не бронировал, поскольку сезон только начинается, и туристов мало. Да и не многие любят почти столетние дома, до флюгера затянутые диким виноградом и до которых долетают крики чаек, запах гниющих на берегу водорослей и сохнущих сетей. Из удобств обещали лишь ванную, телефон и телевизор. Надо спросить, как насчет интернета. Впрочем, Вячеслав внезапно вспомнил, что не работать сюда приехал, а забыть и забыться. Он хотел впитать в себя морской простор и старые кирпичные стены, потемневшие от копоти пароходов еще в те времена, когда порт процветал.
Почему-то вспомнился старый сказочник, влюбленный в пустыню и нашедший покой на морском дне, писавший о пьянице, которому было стыдно, что он пьет. И от того пьющего, чтобы забыть что ему стыдно. Расплачиваясь с таксистом, Слава подумал, что не самая лучшая затея - бежать от Нее, надеясь на то, что отношения возьмут и наладятся сами собой. Своим отъездом он просто законсервировал время последней ссоры. Можно сколько угодно пытаться забыть, что не он совсем прав. Чем дольше он будет забываться, тем сильнее будет его вина, о которой он будет стараться не вспоминать. А потом вина останется в прошлом, вместе с отношениями.
Когда заворчал мотор отъезжающего такси, Вячеслав спохватился, что не попросил водителя подождать хотя-бы минут пять. Если пансион еще не принимает постояльцев, добираться до дороги придется не менее часа. Ну и ладно, подумал он, глядя в след красным огонькам. Какое-никакое, а приключение. Слава неторопливо направился по дорожке, посыпанной кирпичной крошкой к приветливой калитке, облупленной наверняка прошлогодним солнцем, и с тех пор некрашеной. Мотор уехавшего такси смолк окончательно, освобождая место морскому ветру. Было тихо.
Вячеслав остановился у калитки и поискал глазами звонок или иной способ заявить хозяевам о себе. Не найдя, небрежно подбросил на плече полупустую сумку с вещами и было собрался пойти к дому, когда кусты зашевелились и пес породы «двортерьер обыкновенный», с полностью седой мордой, несколько раз брехнул.
Задумавшись, считать ли это приглашением, он почти сразу увидел за окном белый размазанный круг лица и услышал скрип тоже некрашеной двери. Интересно, не красят они от бедности, или для шарма глубинки старой доброй Европы?
- Да? - произнесла пожилая дама, появляясь на скрипучем пороге. Благообразная седина, чуть отрешённое лицо, морщинистые ладони на косяке двери, простое тёмно-серое платье со скупой вышивкой по воротнику. Обитательница сельско - сентиментальной картинки. Одевается она так явно не для редких туристов, а постоянно.
- Здравствуйте, я по объявлению. Вы сдаете комнаты?
- Да, месье. Но у нас очень скромно.
- Я не привереда.
Комната оказалась действительно небогатой. Кровать, вероятно чуть моложе хозяйки. Шкаф, стол и пара простых стульев с прямыми спинками и начинающее продавливаться кресло, явно почти ровесники дома, построенного, как утверждалось на сайте, в двадцатых годах прошлого века. На полупустых книжных полках россыпь дешевых книжонок и журналов на трёх языках. След века нынешнего.
Вероятно, что-то отобразилось на лице Вячеслава. Хозяйка поспешила добавить:
- Это моя лучшая комната, месье. Но я могу показать вам и остальные. А здесь, как говорили некоторые гости, видели прекрасного призрака.
- Мне столько не выпить, - ответил Вячеслав, чуть усмехнувшись. - Я остановлюсь здесь. А привидений не бывает. Этот маркетинговый ход не для меня, мадам.
В глазах старой женщины мигнуло что- то вроде обиды.
-Да, месье. Как пожелаете.
Через десять минут он стоял на балконе, опоясывающем его угловую комнату, и смотрел вдаль. Громко сказано, но даже было видно море. Узкий кусочек, зажатый между высоким берегом и чуть белесым небом. Если не смотреть в сторону города, можно было поверить, что Вторая Мировая и не начиналась. Классическая Европа. Место вне времени. Надо пройтись.
Он бродил по берегу, иногда останавливаясь и дыша полной грудью. Говорят, что у собак нет плохих запахов. Как-то в детстве, на Рижском взморье, он с трудом дышал от аромата водорослей на берегу, морщился и капризничал, а бабушкина сестра называла его «кисейной барышней». Только тогда он не знал такого слова и слышал «кисельной», не понимая. Сейчас, те же запахи были свободой.
Слава бродил, бросал в воду камешки и бессмысленно улыбался. Он не заметил, как продрог и отошел довольно далеко от дома. Он в - другой стране, а не на даче. Начало лета не его конец и зря он отошел так далеко. Океан не прогрелся, тянуло свежей сыростью, которая все уверенней забиралась под куртку. Побежав назад, Слава быстро выдохся, но успел вовремя к ужину. Хозяйка ради приличия поинтересовалась, как гость прошелся и он ответил, что хорошо (с трудом переводя дыхание).
Садясь за стол, он мысленно усмехнулся: можно подумать, что уехал в Италию. Его вниманию была предложена паста с курицей. Он съел все с удивившем его самого аппетитом . Такая роскошь в последнее время случалась редко. Обед в самолете не осилил и на половину.
Позже сердечно поблагодарил хозяйку и отправился к себе. На полпути его остановило замечание:
- Хоть вы и представились материалистом, но старой женщине кажется, что вы ближе к Жанне, чем вам бы хотелось.
- К кому?
- Так её зовут - Ждущая Жанна. Ту, в кого вы не верите.
- О ком вы говорите?
- О той, что любит долгими лунными ночами смотреть в сторону моря и ждать. Хотя... - Хозяйка заметила, что гость с трудом подавил зевок, - У вас слипаются глаза. Простите, что отвлекаю вас своей старческой болтовней, мне редко удается перекинуться словечком. Доброй вам ночи.
Он вежливо ответил на пожелание и поднялся в свою комнату. Быстро, не включая свет, разделся и повалился на холодные простыни. Вячеслав пропал из этого мира раньше, чем они успели согреться.
Хозяйка прислушалась к похрапыванию и покачала головой. Она прожила достаточно лет на свете, чтобы начать разбираться в некоторых вещах. Не просто так этот мальчик поехал в другую страну и выбрал столь уединённое жилище. Собирая со стола, хозяйка подумала, что не тронулся бы гость умом от стольких переживаний и открытий, которые, вполне вероятно, ему предстоят либо этой ночью, либо следующей. Луна полная.
Пожалуй, разуму постояльца, ничего не угрожает. Гость мальчик хороший, а Жанна нейтральна. Она иногда может показаться жестокой, хотя таковой Ее делают другие. Она не имеет свободы воли. Она дух, воспоминание, эхо давней трагедии… Жанна зеркало. Отражения от неё не зависят. Живой человек может выбрать, какой гранью поворачиваться к окружающим. Дух – нет. Так объяснял один знаток, заезжавший проверить слухи.
Слава спал и не видел снов. Не считать же таковыми простое ощущение долгого времени, проведённого в темноте, тишине и неподвижности. Такие состояния его иногда посещали, и каждый раз были связанны с некоей напряженной атмосферой. Засыпал ли он на полчаса на работе, просто чтобы продержаться ещё немного в относительной бодрости, на борту ли самолёта, когда турбины превращались в огромные органы, певшие о чём-то величественном и недоступном. В данном случае следовало валить вину на новое место. Он был в большой комнате старого дома. Было тихо настолько, что слышались скрипы мебели. Он даже не заметил, как проснулся. Явь искусно маскировалась под сон. Была такой же тягучей и выглядела так, словно смотришься в чёрное зеркало, в котором ничто не отражается.
Он смотрел на комнату, залитую через неплотные шторы лунным светом, и не понимал, а что это за место. В не до конца освободившейся от тёмного сна голове рождались причудливые образы, боле подходящие для романа в жанре фентези или готики, чем для скучной прозы его жизни. Человек встал с нескрипнувшей кровати и подошел к окну. Вдалеке причудливым миражом блестело под лунным светом море. Не задумываясь над своими действиями, а на улице было свежо, он открыл ведущую на балкон дверь, и как был, в трусах и майке, сделал несколько слепых шагов, пока не упёрся в литое чугунное ограждение.
Ему не было холодно. Он эту странность отметил мимоходом, так же, как подумал о том, что затрапезно выглядит. Куда интересней, а откуда луна, если вечером висели тучи, обещавшие нудный дождь всю ночь? Слава подставлял лицо под холодный свет ночного солнца. Он чувствовал, что все его действия и отголоски мыслей были продолжением сна. Всё окружающее принадлежало к какому-то иному миру.
Через какое-то время Слава очнулся. Его ступням в домашних тапочках на тонкой подошве стало холодно на кафеле. Он несколько раз глубоко вдохнул влажный воздух и повернулся к открытой двери в комнату.
Он не вздрогнул, совсем не удивился и даже не замедлил шаг. На его губах лишь в последний момент замерла старомодно- учтивая фраза: - "Вам не холодно, мадемуазель?". Стоящая в паре шагов девушка не обращала на Славу внимания. Она стояла, широко расставив руки и тяжело упершись в решетку, словно собиралась ее продавить. Она не была красива утонченной изысканностью аристократок, воспетых во множестве романов, ждущих своих возлюбленных, не возвращающихся из боевых походов, поисков Святого Грааля и иных атрибутов возвышенной чепухи, века напролёт. Скорее, она походила на девушку из провинциальной конторы, вчерашнюю крестьянку: широкое лицо, не лишенное, правда, привлекательности, крепкие руки, весьма заметная грудь и простое платье. Она смотрела в лунную даль так, как будто делала сложную и ответственную работу. Сосредоточенно, целеустремленно, с завидным упорством. Она несла свое ожидание с достоинством знаменосца. Ничего печально-возвышенного, кроме самого присутствия призрака на балконе старого дома, чудом дожившего до двадцать первого века. Жанна была размытой, как тень, возникающая в глазах при резком повороте головы. Странно, что Слава разглядел Жанну во всех подробностях.
Таковы были его мысли, когда он закрывал за собой балконную дверь. Еще успел подумать, что он просто наслушался баек, вот и снится всякая ерунда. Как лёг обратно он не запомнил.
На завтрак были круасаны. В поведении хозяйки угадывалось ожидание, но ко вчерашней теме не возвращались. Она только спросила, чего месье желает на обед. Он ответил, что весь день проведет в городе.
Кривые улочки, сбегающие булыжными ручьями к морю. Старые портовые кварталы, где моряки еще парусного флота прогуливали свои честные гроши. Купеческие дома и склады, которые до сих пор пахли пряностями, просоленными палубами кораблей и дальними морями. Не теми, что существовали в реальности, о которой никто сейчас не имеет представления, а теми, что сходили со страниц книг, которыми Слава зачитывался в детстве.
Эта мысль пришла ему в голову в маленьком пропахшем рыбой ресторанчике, за столиком под надписью удостоверяющей, что этому заведению стукнет скоро сто двадцать лет. Он повернул голову, чтобы поделиться своими соображениями и ощущениями с Ней, и не нашел никого. Он даже повернулся всем телом, уже осознавая, что никого не увидит рядом с собой и лишь оживил официанта. Пришлось заказать еще бокал вина, чтобы не выглядеть идиотом в глазах человека, которому, по сути, все равно.
Вячеслав еще немного послонялся по городу и на такси вернулся к себе. Он успешно выдерживал мораторий на некоторые мысли, в которых признавал себя не правым. Несколько раз он собирался Ей звонить, но заставлял себя отказываться от таких замыслов. Спроси его кто "Зачем?" он не смог бы ответить.
- Расскажите мне о вашей Жанне. - Попросил он хозяйку после ужина. Не успел вопрос отзвучать, как Вячеслав сам удивился, а кто это говорил? Поддерживать разговор о манке для недалеких туристов ему не хотелось.
- Это не долгая, но грустная история, месье. Таких историй в то время было тысячи, но Жанна достойна отдельного упоминания, поскольку эхо тех забытых событий звучит до сих пор.
Простая, в сущности, была история. Не затейливая и еще во времена древних авторов утратившая новизну: Она – простая девушка, чьи предки испокон веку обрабатывали здешние каменистые поля и ловили рыбу. Он пришел сюда с армией захватчиков.
Жанне полагалось ненавидеть его, но она полюбила. А он ее. Подробности их знакомства и отношений история не сохранила, поскольку не осталось никого, кто мог бы свидетельствовать.
Он был моряком и подолгу отсутствовал, отправляясь к далеким берегам чужих морей. Он топил корабли, а она ждала его, первое время разрываясь на части. Должна была ненавидеть его и желать скорой смерти под глубинными бомбами, но не могла. Он возвращался, и, когда в глазах его читались смертная тоска и горькая радость, Жанна забывала, что перед ней враг.
Но однажды он не вернулся. Она долго ждала, поскольку он ей говорил, что так может случиться. Потом ходила к штабу и спрашивала о нем. Сведения секретные, но как-то сумела добиться ответа. Неизвестно кто, что и в каких выражениях ей всё рассказал. Но догадаться не сложно, поскольку затем она пошла на обрыв, простояла до ночи и, когда луна посеребрила воды, а прилив достиг своего пика...
- Ясно.
- Тогда было полнолуние. В этом доме находилась контора, где она работала. С тех пор, так говорят, под полной луной стала являться её тень. Приходит и смотрит в сторону моря. Впрочем, вы в это не верите, месье. Вашему сну ничего грозит. Доброй ночи.
- И вам, мадам.
Он поднялся в комнату, продолжая переживать и эту незатейливую историю и события более близкие. Как по времени и лично нему. Каким-то образом хозяйка перекинула мост между историей с классическим сюжетом в день сегодняшний. Только сейчас герой не вернулся оставаясь в живых. Вячеслав привычно запретил себе об этом думать, решил полистать прошлогодний журнал и плюхнулся в кресло. Благо, статьи такие, что читать их можно и через год, и через пять. И это помогло: спустя десять минут он обнаружил, что уже долго пялится на страницу, не пытаясь читать. О Жанне больше не думал. Сказал себе, что пора спать и лёг.
Вторая ночь на новом месте его также томила, как и первая. Луна казалась наведенным в окно прожектором. Комната представала то аквариумом, оставленным на подоконнике, в котором блуждают призрачные тени рыб, то каютой затонувшего на мелководье корабля, то вызывала ассоциации с марсианскими хрониками Бредбери. Как там у него? Все так же серебрит простор луна? Наверное.
Слава, как и сутки назад, вышел на балкон. Остановился, подставляя лицо прохладным лучам и едва заметному ветру. Он ни о чем не думал. Ему не требовалось никаких усилий, чтобы не думать, изгоняя из мыслей и замещать то, зачем ему потребовалось срываться, требовать внеплановый краткосрочный отпуск и нестись в другую страну. Он старался не думать о Ней. О том, как Она там и что делает. Рассказывает ли в калейдоскопе случайных знакомств о том, какой Слава был не настоящий мужик. Закрывает ли не торопясь и без переживаний эту главу своей жизни, с вниманием снайпера оглядываясь по сторонам. Смотрит ли на точно такую же луну стоя на балконе, поглядывая на начинающую затихать улицу с высоты двадцати этажей, наслаждаясь зовущим простором…
Он откуда-то знал, как притягательна высота и глубина прозрачных метров воздуха, незаметно превращающихся в ласковые волны или в желанную твёрдость асфальта...
На этом ощущении, которое стало перерастать в мечту, в желание по этой дорожке пройтись, Слава открыл глаза. Сразу же понял, что он не один на балконе. Здра-вствуйте, мадемуазель, давно не виделись. Ну и как вам там, на лунных полях?
Она не ответила и никак не среагировала на стоящего рядом человека. Слава опять не удивился явлению Жанны. Ночью он был каким-то иным, не похожим на себя - дневного. Он воспринимал лунную девушку совершенно нормально. Мало ли, что меняется ночью. Невидимое становится видимым, очевидное и всем хорошо знакомое - зыбким, а предположения и сны обретают плоть, превращаются в единственно возможную и правильную реальность. Всего-навсего на балконе стоят двое. Молчат и не приближаются друг к другу - ну и что?
Додумав последнюю мысль, он поморщился. Опять ты за старое. Лучше подумай об этой девушке, которая уже семьдесят лет как мертва, раз уж все равно не спишь и видишь то, во что не веришь. Или спишь, а перед тобой просто последствие стрессов последней недели, сна в непривычной комнате в чужой стране и рассказов хозяйки пансиона. Ведь знаешь же, что стоит как следует перенапрячь нервы, как повышается внушаемость. Такими особенностями психики пользуются мошенники с зари времен.
Успокоив себя, Слава перевел взгляд на Жанну. Интересно, каково ей было - любить захватчика и таиться ото всех. Не было и не могло быть ни подруг, ни добрых знакомых, готовых дать совет и разделить заботы и радости. Узнает кто - будет злобный шепот в спину, а бравые бойцы Сопротивления, в лучшем случае, обреют. Да и твой моряк тоже жил не просто. Бедная Жанна. Неизвестность, надежда на возвращение любимого, потом на плен, а за тем четкое осознание, что это навсегда. Словно забиваемые в крышку гроба гвозди слова формулировки: - "На на связь не выходит, на позывные не отвечает… " Интересно, кто тебе сказал о судьбе любимого? Наверное, у того были хорошие друзья, ставившие дружбу выше устава.
В это момент Слава вспомнил, как…
… серебрились в свете прожектора капли дождя на плаще и тупой каске часового. Пристально и жадно упершиеся в породистое лицо глаза. Как падали слова, не оставляющие и тени надежды. Всё кончено, Ханс остался там, за горизонтом. Навсегда.
Стоящий на балконе человек вздрогнул и чуть не упал, схватившись за перила. Что, что это было?! Лицо призрака изменилось. Совсем чуть-чуть, но заметно. Так бывает, когда знаешь кого-то много лет и по мельчайшим признакам улавливаешь его настроение, даже не глядя понимаешь, например, что последняя фраза была лишней. Совсем как тогда, когда у подъезда стояло такси, чтобы везти Вячеслава в аэропорт. Лицо Жанны было таким, словно она рассказала то, что он увидел.
Вот тут Слава проснулся окончательно. Это не возможно! Не может быть!! Исключено!!!
Первая встреча: - "Фройлян, вы не подскажете, как пройти..." Ненавистная форма, приторная зубастая улыбка, чуть сутулая спина, пытающаяся значительно распрямиться, скверный французский.
Стоящий на балконе человек с отстраненным любопытством, будто со стороны, наблюдал, как у него подгибаются ноги.
Бравурная музыка, серый бетон пирсов, волны в маслянистых разводах. Солнце на безоблачном небе тоже приветствует героев Атлантики, строящихся на палубе. Ханс среди них. Запачканная кожанка, аромат немытого тела и сырой затхлости, машинного масла и плесени. Он улыбается, как и все, но только Жанна знает кому.
Человек на балконе медленно сползает по перилам, не отводя остановившегося взгляда от призрака. Головой он понимал, кто он и где находится, как его зовут на самом деле и что война давным-давно закончилась. Но он начал вспоминать. Он вспомнил неприязнь девушки, с видимым трудом не бросившейся бежать, вместо ответа на простой вопрос. Так же начали всплывать другие разрозненные фрагменты: экзамены, первый корабль, на который он пришел служить, теснота и холодная духота походов, консервы наушников, в которых звучит вечная музыка моря. Он вспоминал радость от попаданий и изматывающий ужас, тяжелый, как твоё собственное надгробие, когда на тебя охотятся. Вспомнил и тот момент, когда о Жанне, которая его ждет, он подумал в первую очередь, а о матушке только во вторую...
Луна светит почти как солнце. На балконе лежат резкие, как линии на чертеже тени и безвольная тряпка, почти забывшая о том, кто он такой. Голову лежащего человека переполняли образы, не имеющего к нему никакого отношения. Но он об этом уже не знал. Слава - лежащий не мигая смотрел на Луну, бушующую в небе холодным пожаром. Другой он стоял перед девушкой и не знал что сказать. Жанна, его Жанна, стала оборачиваться. Медленно, словно боясь, что прекрасное видение вот-вот растает. Она поднимала голову долго, избегая смотреть в глаза. Как тогда, через полтора месяца после первой встречи. Напряжена струной. Нельзя никак угадать, бросится ли сейчас в объятья, или бегом прочь. Это томит, сладко и тревожно. Заставляет вглядываться, ловить ее взгляд с надеждой и мольбой, как обращаются к Богу.
Жанна подняла глаза. В них было все: радость и недоверие, ужас от того, что она могла ошибиться и безмерная нежность, которой следует придумать другое, более подходящее название. Она больше не была призрачной - шорох платья, чернильные пятна на пальцах, легкий аромат волос...
- Я ждала тебя, Ханс. Ты пришел. Я верила, что мы встретимся и это случилось. Обними же меня.
- Тут говорят, что ты покончила с собой, когда я не вернулся.
- Ложь. Я слишком близко подошла к краю, он осыпался. Да, я очень хотела быть с тобой, где бы ты ни оказался, но не могла, потому что...
- Радость моя, я не могу. - Ханс четко осознает, как беспомощно выглядит. Но сейчас не место и не время для неискренности. - Нет, дело не в приказах политике и уж тем более не в мох чувствах к тебе. Ну сама посуди: меня не сегодня, так завтра, потопят. Какая может быть свадьба?
- Родной мой, я не вполне уверенна, но мне кажется, что у нас будет...
- Верю, что не могла. - Говорит Ханс, делая шаг вперед и объятья готовы вот- вот раскрыться... и откуда-то всплывает понимание, что все это уже было, только не так, и не здесь. И не с этой девушкой. Он оглянулся на лежащее навзничь тело и вздрогнул бы, не будь уже почти таким же, как и не-его Жанна. Он помнил себя - Ханса, который рвался на встречу любимой, которая когда-то хотела, но не сумела сказать - что-то важное... И просто себя, бежавшего от проблем сюда, в маленький городок, в этот дом, в котором водится несуществующее привидение.
- Я... Я не Ханс. Я не твой.
- Ты мой, ты станешь им. - В голосе Жанны не было злости, только боль и страх новой потери.
- Я... я люблю другую. - Получилось беспомощно. Он попытался использовать то, в чем сомневался сам.
- Да? - Лёгкая грусть, любимый упорствует в заблуждениях. Уверенность, что он одумается . Всё будет хорошо.
- Жанна, пойми, ты мертва. Война закончилась так давно, что почти никто ее уже не помнит...
- И что изменилось?
Он не знал, что ответить, а Жанна сама сделала шаг вперед. Ее лицо оказалось совсем близко. Будь она живой, ее горячечное дыхание уже обожгло бы грудь. Он пытался отвести взгляд, но не мог. Она оказалась еще ближе, потянулась к нему для поцелуя...
«Знаете, мадемуазель, я никогда не верил в такие вещи, как у вас с Хансом, обойдёмся без деталей. Но как-то он упомянул ваше имя, а я был рядом и смог расслышать его голос и перехватить взгляд. В тот момент я усомнился в своей вере. Вероятно, вам будут говорить много гадостей, вроде «всё равно он поигрался бы тобой и бросил». Не верьте таким утешителям – понимание людей входит в мои обязанности командира». – Грусть в голосе переходит в тоску и хрустит гравием удаляющихся шагов. Тихо-тихо плачет дождь в замолчавшем и выцветшем мире.
Глаза Жанны совсем близко. Слава смотрел в них и вспоминал, удивлённо вспоминал вещи, которые не знал, места и события, которых не видел. И совсем не было страшно наблюдать, как собственная память медленно превращается в воспоминание о чём-то не интересном. Ему предлагают войти в сказку. Здесь и сейчас. Единственное, что нужно – не сопротивляться. Он станет частью легенды. Не такой знаменитой, как Ромео и Джульетта, но, тем не менее…
В замещении памяти не было насилия. Просто немного странно. Бывает - забываешь какую-то простую вещь, ходишь по дому и никак не можешь вспомнить. А потом бац! И как я мог это забыть? Слава испытывал ту же радость находки, хотя и чувствовал, что становится кем-то иным. Но радость была не полной.
Глядя в глаза призрака, эха былого, ожившей фотографии, которая смотрит на него с мольбой и ожиданием, он снова услышал слова не верившего в любовь капитана, вспомнил, отстранено, как простой нейтральный факт, что на него так же уже смотрели. Только тогда был день, рядом ревело и плевалось выхлопами Садовое кольцо, а из арки старого дома тянуло свежестью весны, смешанной с мокрой штукатуркой и гниющей водой.
Жанна озадаченно хмурится.
Вечер, кабинеты пустеют. Вячеслав торопится уйти и от того все время что-то забывает, возвращается и раздраженно ворчит под нос. Она что-то обронила о том, что из его квартиры должен быть хороший вид на город и в душе от таких слов распустился первый подснежник. Вспомнил, и раздражение куда-то подевалось. Он уже перед лестницей поймал теплый и чуть на насмешливый взгляд главного бухгалтера. В ёё глазах читалось, что парню давно пора остепениться...
Жанна моргнула. Славе стало страшно и больно. Это были не его ощущения. Её. Воздух звенел от выбора. Он вдруг понял, что за всё время «разговора» ни он, ни она, не проронили ни слова. Да и как можно разговаривать в призраками? У них и тела-то нет, по определению. Обречённое ожидание намертво впечаталось в это место и любопытно, что будет, когда этот дом снесут. Перед ним просто ожившая фотография, оттиск конкретного мгновения времени. Он мигом вспомнил, что мёртвые мертвы навсегда и не могут не упокоенными тенями бродить среди живых. Вроде так учит церковь.
- Что с тобой, Ханс?
- Я говорил тебе - не он. – Конечно, говорил. Только может ли она слышать? Она ждёт своего моряка и будет ждать его вечно. Слава встретился с невозможным. Об этом можно будет подумать после. И о том, откуда взялись воспоминания почти восьмидесятилетней давности в его голове. Многих вещей и Жанна не могла знать…
- Тебя никто не ждёт. – О, что-то новенькое. Где-то опять же, довольно давно довелось слышать, что свободу воли отнять нельзя. Она ничего не сможет с ним сделать, если он не захочет и не позволит.
Он вспомнил всё, что старался забыть, тупо таращась на луну, скитаясь по старому порту и пляжу. Он завтра вернётся, первым же рейсом. Скажет Ей всё то, о чём подумал, тая те мысли даже от себя.
Жанна оказалась чуть дальше. Губы её уже не жаждали поцелуев, а сжимались в уже знакомую гримасу терпеливого ожидания. Слава ожидал какого-нибудь продолжения, но не дождался. Жанна продолжала отдаляться. В последний момент Слава почувствовал вжавшиеся в спину плиты пола, какие они неровные, холодные и мокрые. Жанна отошла от него и вернулась в прежнее положение - лицом к морю, руки на перилах, взгляд устремлён вдаль.
Он начал подниматься и… свалился с кровати. Серый облачный рассвет приветствовал его через распахнутые шторы. Вячеслав не мог вспомнить, были ли они задернуты вечером. Одно он помнил точно – он принял решение.
Спускаясь по лестнице со своей полупустой сумкой, он натолкнулся на хозяйку, выглядевшую так, словно и не ложилась.
- Доброго пути вам, молодой человек. Надеюсь, принятое вами решение было правильным.
Уловив удивление и ожидание продолжения, она добавила:
- Жанна это зеркало. Вы говорили ни с ней, а с самим собой.
- И сколько народа не просыпалось после такого отражения?
- Не так много, как вам кажется. Только те, кто принимал правильное решение с самого начала, приехав сюда.
- А откуда вам знать…
- Вспомните, как вы узнали о пансионе. Что вы бы предприняли, увидь сообщение о пансионе на пару недель раньше?
- Ничего. Мало ли, чего в сети пишут.
- Вот именно. Вы бы его не запомнили. Зачем думать о откровенной глупости, ведь так? Вы его прочли ни раньше, ни позже, чем было надо. Всё остальное – ваша собственная воля и судьба.
Поняв, что продолжения не будет, Вячеслав вышел за дверь, глубоко вдохнул утренний туман и направился через калитку, которая запросто могла помнить ещё живую Жанну, к ожидающему его такси.
Сообщение отредактировал Огеньская - Среда, 13.07.2011, 06:57
|
