Форма входа
Логин:
Пароль:
Главная| Форум Дружины
Личные сообщения() · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · PDA
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Модератор форума: ber5  
Форум Дружины » Научно-публицистический раздел (история, культура) » Обсуждения событий реальной истории. » Опять к происхождению Руси (Ибн фалдан - его текст и попытки разобраться)
Опять к происхождению Руси
Кержак Дата: Суббота, 06.08.2011, 20:07 | Сообщение # 31
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
[cut=статья про варягов]Е. А. Мельникова «ВАРЯГИ, ВАРАНГИ. ВЭРИНГИ: СКАНДИНАВЫ НА РУСИ И В ВИЗАНТИИ»
Не нашел обсуждения статьи в сообществе.
Буду благодарен за комментарии, в частности, насколько возможна такая этимология и насколько правдоподобно "путешествие": *warangr — варяг — βάραγγοι — væringi
Дополнил статью ссылками на упомянутые саги и краткими тезисами статьи, как я их понял.

Е. А. Мельникова «ВАРЯГИ, ВАРАНГИ. ВЭРИНГИ: СКАНДИНАВЫ НА РУСИ И В ВИЗАНТИИ» // Византийский временник, т. 55 (80), ч.2, М., «Наука», 1998 - cс. 159 – 164
Электронная версия: http://www.vremennik.biz/

Понимание летописного слова "варяги" как обозначения скандинавов мало у кого ныне вызывает сомнения [1]. Можно уточнить, что его основное содержание было сугубо этническим: это было как собирательное название всех скандинавских народов, так и каждого отдельного их представителя безотносительно к тому, находился ли он на Руси или дома. Появление термина мы связывали с возникшим в конце IX — начале X в. противопоставлением скандинавов, занявших в середине IX в. в соответствии с договором-рядом положение князя и великокняжеской дружины, т.е. собственно "руси", вновь прибывающим скандинавам, выступающим в основном в качестве наемников в княжеских дружинах [2]. Близкое соответствие этнониму "варяг" в древнескандинавских языках — væringi (мн. ч. væringjar) — считается его исходной формой, причем недавно объяснение фонетически уязвимых мест (в частности, соотношения др. сканд. -х- др. рус. -а- в корне слова, а также суффиксальных гласных -ing и -яг) позволило Г. Шрамму обосновать раннюю дату заимствования, не позднее середины IX в.[3]
Однако кроме фонетических сложностей надо отметить и содержательный парадокс в соотношении "варяг / væringi". Во-первых, это слово не встречается в древнескандинавских текстах до середины XI в., т.е. в ранних скальдических стихах и в рунических надписях[4]. Во-вторых, с момента своего появления и далее оно обозначает не тех воинов и купцов, которые бывали на Руси, а исключительно скандинавских наемников в Византии. Но "варяжский корпус" в Константинополе формируется лишь в конце IX — начале X в.[5] Отправным моментом его создания традиционно считается 980 г., когда, согласно "Повести временных лет", Владимир отправил часть непокорных варягов в Константинополь. Возникновение же императорской гвардии — отряда варангов (βάραγγοι), служивших императорскими телохранителями, относится к началу XI в. Таким образом, время появления слова в древнескандинавской литературе и его значе- /160/ ние соответствуют его употреблению в византийских источниках, но никак не согласуются с его хронологией и семантикой на русской почве.
Эти несоответствия заставляют вновь обратиться к функционированию всех трех вариантов слова (его общее происхождение от др.сканд. vár, "обет, клятва", не вызывает сомнений) в русской, византийской и скандинавской традициях.
Датировка Г. Шраммом возникновения слова "варяг", как и его деривация, вряд ли убедительны и с лингвистической, и с исторической точек зрения. Традиционная и принятая им исходная форма русского слова — væringi требует, в первую очередь, объяснения корневого вокализма: по мнению Г. Шрамма, заимствование состоялось до наступления в древнескандинавских языках палатальной перегласовки ( -а- > -æ-), которую он, вслед за А. Коком относит ко времени до 850 г. Однако ныне считается, что это явление происходило в VI—VIII вв., и это подтверждается материалом рунических надписей первой половины VII в. (из Стентофтена, Бьёркеторпа и др.), и тогда время заимствования придется отодвинуть еще по меньшей мере на 100 лет назад, что по историческим причинам невероятно.
Думается поэтому, что наиболее распространенная этимология "варяг" < væringi либо требует уточнений, либо должна быть пересмотрена. Такой пересмотр был осуществлен Г. Якобссоном, и результаты его представляются убедительными. Шведский славист считает исходным для слова "варяг" производное от того же корня vár, но с суффиксом -ang: *warangr [6], при котором корневой гласный изменениям не подвергался. Хотя это слово не засвидетельствовано древнескандинавскими письменными источниками, его существование подтверждается названием Varangerfjordr и его отражением в арабских источниках "варанк". Этимология Г. Якобссона не несет, таким образом, внутренних противоречий и соответствует данным разноязычных источников Более того, она отвечает и условиям бытования слова на Руси, в Скандинавии и в Византии.
Первым скандинавом, служившим в Византии, исландская традиция считает исландца Болли: "Мы не слышали рассказов, чтобы какой-нибудь норманн пошел на службу конунга Гарды (византийского императора — £ М.) раньше, чем Болли, сын Болли" [7]. Возвращение Болли из Византии после многих лет пребывания там условно датируется временем около 1030 г.
Но на самом деле Болли был далеко не первым. Действительно первые по времени викинги в Византии упомянуты в "Саге о Хравнкеле годи Фрейра": в ней рассказывается, во-первых, о поездке в Константинополь Торкеля Светлая Прядь, сына Тьоста, который в течении 7 лет "ходил под рукой конунга Гарды", во-вторых, о пребывании в Миклагарде мореплавателя-купца (farmaor) Эйвинда Бьярнарсона, который "снискал там большое расположение греческого конунга и был там в дружине" [8]. Поездка Торкеля датируется 937—944 гг., Эйвинда — временем до 950 г. [9]
До Болли в Константинополе побывали и другие исландцы: Финнбоги Сильный, ставший дружинником императора Иона — Иоанна I Цимисхия (969—976 гг.), Грис Сэмингссон (ок. 970—980 гг.), который снискал "большой почет", Кольскегг (вскоре после 989 г.), Гест Торхалльссон и Торстейн Стюрссон (ок. 1011 г.), Барди (между 1022 и 1025 гг.). Вскоре после 1016 г. побывал в Константинополе датча- /161/ нин Эйлив Торгильссон, брат ярла Ульва [10]. Начиная с этого времени, сообщения о службе скандинавов в Византии насчитываются десятками: только в шведских рунических надписях XI в. их более 20[11]. Таким образом, сообщение автора "Саги о людях из Лаксдаля" ошибочно и, возможно, связано с общим "романтическим" характером этой саги.
Деятельность скандинавов в Византии до поездки Кольскегга (т.е., условно говоря, до 980-х годов) определяется в сагах разнообразными терминами, связанными с военной службой и вассальным подчинением, но только не словом "вэринги". Торкель (дословно) "ходит под рукой" византийского императора, Эйвинд служит "в дружине" и т.д. Кольскегг был первым, кто не только "пошел на службу", но и стал "предводителем войска вэрингов" (var hofðingi fyrir væringjarlið). "Служит в числе вэрингов" (ganga á mala meæ væringjum) Гест и следующие за ним десятки скандинавов. Начиная с этого времени, названия væringi и производное væringjarlið ("войско вэрингов") будут постоянно встречаться в описаниях поездок норманнов в Византию.
Вместе с тем название "вэринги" приложимо в сагах далеко не ко всем, кто побывал в Византии: общее обозначение для купцов, паломников, а также части воинов — Grikklandsfari — "ездивший в Грецию". Называя кого-либо "вэрингом", авторы саг нередко добавляют, что этот человек либо служил в "войске вэрингов", либо был дружинником (hirðmaðr ), охранником (varðamaðr), либо просто был "мужем" (maðr) византийского императора. Причем эта отнесенность их деятельности к императору подчеркивается особо.
Одновременно составители саг противопоставляют "вэрингов" и "норманнов" (обычное обозначение скандинавов). Так, уже в истории Геста и Торстейна говорится: "И таков был обычай вэрингов и норманнов, чтобы днем быть на состязаниях и заниматься борьбой"[12]. Термины "вэринги" и "норманны" соотносятся, с одной стороны, как частное и общее (вэринги — это отдельная группа среди норманнов), как, например, в "Саге о битве на Хейде": Барди "был там среди вэрингов, и все норманны ценили его". С другой, — как в истории Геста и Торстейна (а также и ряде других), и вэринги, и норманны бесспорно служат в византийском войске и совместно участвуют в некоторых церемониях, но они различаются и подчас противопоставляются и ими самими, и на основании информации, полученной от них, авторами саг.
Сходная дифференциация содержится и в византийских источниках. С одной стороны, параллельное византийское название βάραγγοι (очевидно, заимствованное либо из др.рус. "варяг", либо др. сканд. *warangR) относится к не очень многочисленному и привилегированному контингенту скандинавов на византийской службе — отряду телохранителей императора, императорской гвардии.
С другой — в византийском войске служили и другие, более многочисленные (насчитывавшие подчас тысячи) отряды скандинавов, которые тоже именовались варангами. Видимо, различение тех и других нашло отражение в противо- /162/ поставлении "дворцовых" и "внешних" варангов (οι έν τε πόλει βάραγγοι и οι έξωτης πόλεως βάραγγοι), участвовавших в восстании в царствование Никифора Вотаниата (1078 — 1081 гг.) [13]. Различает два контингента варангов и Пселл: первый он определяет как "ту часть наемническую, которая обыкновенно принимает участие в царских выходах", второй — как союзнический корпус [14].
Можно предполагать, что противопоставление вэрингов норманнам в сагах зиждется на той же самой основе: вэринги — это соответствующая "дворцовым" варангам Скилицы особая, пользующаяся привилегиями и находящаяся в особой близости к императору часть скандинавских наемников. Не случайно так часты упоминания византийских василевсов в сагах, называемых в общей форме или по имени в связи с вэрингами (достаточно сказать, что саги знают едва ли не большее число византийских императоров, нежели древнерусских князей). Норманны же — это "внешние" варанги, союзнические отряды в составу полевой армии.
Строгая отнесенность термина "вэринги" в скандинавских источниках к отряду императорских телохранителей объясняет, почему скандинавы, служившие в византийском войске и принимавшие участие в различных военных действиях Византии до конца X в., не называются этим термином — лишь после создания "варяжского корпуса" как императорской гвардии, заменившего армянских телохранителей, видимо, где-то около 980 г. (что перекликается с отправлением отряда варягов к византийскому императору Владимиром), появляется специальное обозначение этой части скандинавов, которое проникает затем в Скандинавию вместе с возвращающимися варангами.
Лишь в двух случаях вэринги упоминаются применительно к Руси, но эти случаи не могут поставить под сомнение однозначность понимания этого слова в Скандинавии. В одном из чудес св. Олава, действие которого происходит в Новгороде, его героем является "некий варинг на Руси" (varingus quidam in Ruscia) [15]. Есть достаточно оснований полагать, что эта новелла сложилась в Hoвгороде в среде прихожан и клира церкви св. Олава и испытала влияние местного новгородского словоупотребления [16]. Поэтому слово varingus, отражающее скорей древнерусское "варяг", нежели древнескандинавское væringi, использована здесь, вероятно, в том значении, которое оно имело на русской почве. Возможно, несоответствие со скандинавским словоупотреблением и заставило автора новеллы специально оговорить пребывание вэринга на Руси. В другом случае герой вступает на службу на Руси и находится там "вместе с вэрингами" [17]. Примечательно, однако, что далее сообщается, что "все норманны ценили его" т. е. вэринги и норманны противопоставлены друг другу. Если бы слово "вэринги" обозначало всех скандинавов на русской службе, то основы для этого противпоставления не существовало бы. Приезд Барди на Русь датируется 1020-ми годами, т.е. тем временем, когда "варяжская гвардия" уже существовала. Основным путем в Византию для скандинавов была Восточная Европа, путь "из варяг в греки", причем нередко на пути в Византию или обратно скандинавы задерживались на Руси в дружинах русских князей. Не этих ли скандинавов, уже /163/ побывавших в императорской гвардии в Константинополе, называет здесь сага вэрингами — в полном соответствии с традицией — в противоположность всем остальным норманнам, находившимся в тот момент на русской службе?
Таким образом, представляется, что в скандинавской письменности термин "вэринги" однозначно приложим только к скандинавским наемникам, служившим в "варяжском корпусе" в Византии — привилегированном отряде императорских телохранителей, — и первоначально не распространялся на другие группы скандинавов в византийском войске или на Руси. Узкая специализация термина и его однозначность позволяют предположить, что он вошел в употребление в Скандинавии лишь после создания "варяжского корпуса" и одновремено с появлением византийского названия того же института — "варанги". Инородность и позднее происхождение древнескандинавского названия нашли косвенное отражение в одной из редакций "Саги о Харальде Суровом Правителе" (по рукописи Flateyjarbók), где говорится о положении в Константинополе перед приездом Харальда: "И было там множество норманнов, которых они (византийцы. — М.) называют вэрингами" [18]. Подобное противопоставление двух наименований, местного и заимствованного, широко распространено в древнескандинавской литературе.
Позднее формирование терминов варанг/вэринг в Византии и Скандинавии указывает на то, что он возник не в самой Скандинавии и не в Византии, а на Руси, причем в скандинавской среде, т.е. той, где говорили на древнескандинавском языке[19]. Обстоятельства (но не время) его возникновения восстанавливаются на основе рассказа летописи, князь Игорь, не рассчитывая на силы только что разгромленной греками Руси, призывает в 944 г. из-за моря скандинавов. Заключение договора с наемниками, определявшего условия их службы [20], могло вызвать к жизни их название *warangr от vár — "верность, обет, клятва".
В собственно русской средневековой традиции этот термин закрепился как обозначение скандинавов, отличных от руси — княжеской дружины, призванной по ряду: это различение руси и варягов прослеживается уже в описании призвания князей в "Повести временных лет" и перерастает в дальнейшем в противопоставление тех и других [21]. В отличие от ряда, который был заключен между русью и славянской знатью при Рюрике и закреплен в Киеве "уставом" Олега, договорные (клятвенные) отношения руси и варягов не были столь актуальны для славянского окружения: варяги остаются чужаками, выходцами из-за моря, идущими по пути "из варяг в греки" и частично оседающими на Руси. Поэтому термин "варяг", воспринятый славянами от скандинавов, лишился в славянской традиции социального смысла и стал обозначать просто выходцев из скандинавских стран, приобрел значение собирательного этнонима.
В древнескандинавских языках, напротив, специальное обозначение скандинавов, служивших на Руси в соответствии с договором, не было актуальным. Положение варягов было важным лишь во время их пребывания на Руси. Но эта /164/ группа не обладала какими-либо специальными отличиями или привилегиями, принадлежность к ней не влияла на социальный статус или престиж возвращавшегося из Руси скандинава. Статус варяга ничем не отличался в глазах скандинавского общества от статуса норманна, побывавшего на службе в Англии или Франции. Их общим обозначением внутри общества было "викинг". Рунические надписи и саги отмечают лишь такие "факты биографии" викингов, как высокий социальный статус в войске ("Он пал в битве на востоке в Гардах, вождь войска"), который, видимо, соответствовал положению этого человека на родине, приобретенное богатство (он "нажил богатство на востоке в Гардах"), особые почести, оказываемые при дворе князя [22]. Различение тех, кто заслужил эти преимущества, состоя на службе по договору, и тех, кто действовал на свой страх и риск, было для скандинавского общества несущественным. Поэтому специальный термин, узколокальный, если и достиг Скандинавии, не закрепился в языке и не нашел отражения в письменных памятниках.
Иным оказалось положение той части скандинавов, которая составила императорскую гвардию, причем именно гвардию, а не входила в состав регулярного войска в Византии. Служба в ней сама по себе являлась высоко престижной, позволяла накопить большое богатство, т. е. существенно влияла на социальный статус возвращавшегося с этой службы норманна. В этих условиях название *warangR>"варяг" воспринимается византийцами в форме βάραγγοι как обозначение скандинавских телохранителей императора и затем распространяется и на "внешних" варангов, скандинавов в византийском регулярном войске. Оно актуализируется и в самом скандинавском обществе благодаря социальному значению информации, приносимой возвращающимися из Византии варангами, и получает отражение в письменных источниках.
При этом скандинавская форма слова трансформируется: архаичный и мало употребительный суффикс -ang заменяется продуктивным и близким по смыслу суффиксом -ing, что закономерно вызывает палатальную перегласовку корневого гласного и приводит к возникновению засвидетельствованной сагами и другими письменными текстами формы væringi.
Таким образом, предложенная реконструкция истории слова *warangr — варяг — βάραγγοι — væringi объясняет существующие несоответствия в его употреблении в различных историко-культурных традициях — древнерусской, византийской, древнескандинавской. Более того, на Руси, в Византии и в Скандинавии этот, казалось бы, один термин имеет разные значения, отражая различные явления и изменения социально-исторических условий деятельности скандинавов в каждом из трех регионов.

1. Обзор существующих точек зрения см.: Schramm G. Die Waräger: Osteuropäische Schiksale einer nordgermanischen Gnippenbezeichnung // Die Welt der Slawen.1983. Bd. 28. S. 38—67.
2. Мельникова Ε. Α., Петрухин В. Я. Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI вв.: к истории названия "варяг" // Славяноведение. 1994. № 3.
3. Schramm G. Op. cit.
4. Лишь в двух надписях встречено имя собственное, которое может быть идентифицировано как væringr: uirikR (Og.lll) и uerekR (Og.68), причем вероятно, что в обоих надписях речь идет об одном и том же человеке. Однако отождествление этого имени со словом væríngi сомнительно, поскольку существовало и было распространено личное имя Veríkr. имеющее то же самое написание в руническом письме.
5. Васильевский В. Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Костантинополе XI и XII вв. // Васильевский В. Г. Труды. СПб., 1908; Blondal S. Voeringjasaga. Reykjavik, 1954.
6 Jacobsson G. La forme originelle du nom des varègues // Scando-Slavica. 1954. Vol. I. P. 36—43.
7 Laxdoela saga. Cap. 73.
8 Hrafnkels saga Freysgoôi. Cap. 9, 3.
9 Blondal S. Op. cit. S. 310.
10. Дабы согласовать хронологию поездок Геста, Барди и Кольскегга с сообщением "Саги о людях из Лаксдаля" о Болли как первом дружиннике в Константинополе, В.Г.Васильевский предложил передатировать их 1020-ми годами. См.: Васильевский В. Г. Указ соч. С. 181 — 191. Однако ни контекст этих известий, ни хронология соответствующих саг не дают оснований для этого. См.: Blondal S. Op. cit. S. 312, 315, 317
11. Мельникова E A. Скандинавские рунические надписи. M., 1977. № 98—120 и др.
12 Heiöarvíga saga. Cap. 243.
13 Blondal S. Op. cit. S. 92.
14 Васильевский В. Г. Указ.соч. С. 217.
15 Monumenta históriáé Norwegiae Udg. G. Storm. Kristiania, 1888. S. 143.
16 Мельникова. E. A. Культ св. Олава на Руси и в Византии / / ВВ. 1996. Т. 56. С 92—106.
17 Heiöarvíga saga. Cap. 40.
18 Flateyjarbók / Ed. S. Nordal. Akranes, 1945. В. IV. S. 60.
19 Мельникова E. А. Древнерусские лексические заимствования в шведском языке / / Древнейшие государства на территории СССР. 1982 год. М.. 1984. С. 65—68.
20 Мельникова Ε. Α., Петрухин В. Я. "Ряд" легенды о призвании варягов в контексте раннесредневековой дипломатии / / Древнейшие государства на территориии СССР. 1990 год. М., 1991. С. 219—Ζ29.
21 Мельникова Е.А., Петрухин В Я Скандинавы на Руси и в Византии в X—XI вв.: к истории названия варяг //Славяноведение, 1994. №2.
22 Мельникова E А. Скандинавские рунические надписи. № 48, 63.

Приложение (ссылки на саги):
"Сага о Хравнкеле годи Фрейра"
http://norse.ulver.com/src/isl/hrafnkel/on.html
перевод:
http://norse.ulver.com/src/isl/hrafnkel/ru.html
III ч
Eyvindr var heima með feðr sínum, en Sámr var kvángaðr ok bjó í norðanverðum dalnum á þeim bæ, er heitir á Leikskálum, ok átti hann margt fé. Sámr var uppivöðlumaðr mikill ok lögkænn, en Eyvindr gerðist farmaðr ok fór útan til Nóregs ok var þar um vetrinn. Þaðan fór hann ok út í lönd ok nam staðar í Miklagarði ok fekk þar góðar virðingar af Grikkjakonungi ok var þar um hríð.
Эйвинд же стал купцом, и уехал в Норвегию, и пробыл там зиму. Потом он отправился в чужие страны и остался в Миклагарде. Он прожил там некоторое время и снискал расположение греческого короля.
IX ч.
om ek út í fyrra vetr. Hefi ek verit útan sjau vetr ok farit út í Miklagarð, en em handgenginn Garðskonunginum, en nú em ek á vist með bróður mínum, þeim er Þorgeirr heitir.
«Я приехал в Исландию прошлой весной. А семь лет провел в Миклагарде и стал приближенным короля Миклагарда.»

«Сага о Финнбоги сильном»:
http://norse.ulver.com/src/isl/finnbogi/is.html
перевод
http://norse.ulver.com/src/isl/finnbogi/ru.html
XVIII
Eftir það fór Bersi hinn hvíti á brott og aldrei hefir hann aftur komið síðan á sjö vetrum. Nú er mér sagt að hann sé kominn út í Grikkland en þar ræður fyrir konungur sá er Jón heitir og ágætur höfðingi. Nú hefir Bersi gerst hirðmaður Jóns konungs og vel virður. Nú vil eg senda þig eftir fénu.
После этого уехал Берси Белый, и вот уже семь зим, как он не возвращался более сюда. Теперь дошли до меня слухи, будто он поселился в Грикланде, и там службу несет он конунгу, по имени Йон, князю именитому. Сделался Берси дружинником Йона конунга и в большой милости у него.
XIX-XX – Финнбоги у конунга Йона.

«Сага о битве на Пустоши» (битве на Хейде)
http://norse.ulver.com/src/isl/heidarv/is.html
перевод
http://norse.ulver.com/src/isl/heidarv/ru.html
XI
Gestur sér að hann má eigi við haldast í Noregi fyrir umsátrum Þorsteins og fer að vori komanda suður í Miklagarð og gengur þar á mála með Væringjum, ætlar sig þar heldur óhultari verða. Þorsteini kemur njósn af þessu og fer sama sumar út til Miklagarðs. En það er siður Væringja og Norðmanna (segir sagan) að vera að leikum á daga og gangast að fangbrögðum.
Гест видит, что ему нельзя оставаться в Норвегии из-за покушений Торстейна, и с приходом весны едет на юг в Миклагард и вступает там в варяжскую дружину. Он надеется, что будет там в бо́льшей безопасности. Торстейну об этом донесли, и тем же летом он едет в Миклагард. В то время у варягов и норманнов был обычай днем устраивать игры и соревноваться в борьбе.
XLIII
Er nú fjárhlutum skipt þeirra í milli og hann ræðst þaðan í braut um vorið og lætur eigi af ferð sinni fyrr en hann kom í Garðaríki og gekk þar á mála og var þar með Væringjum og þótti öllum Norðmönnum mikils um hann vert og höfðu hann í kærleikum með sér.
Вот уже разделено их имущество, и весной он уезжает оттуда прочь, и не прерывает свой путь, покуда не приезжает в Гардарики. Там он вступил в дружину и ходил в битвы с Варягами. Все норманны ставили его высоко и очень любили.

«Сага о Ньяле»
http://norse.ulver.com/src/isl/njala/is.html
Перевод
http://norse.ulver.com/src/isl/njala/ru.html
LXXXI
Kolskeggur tók skírn í Danmörku en nam þar þó eigi yndi og fór í Garðaríki og var þar einn vetur. Þá fór hann þaðan út í Miklagarð og gekk þar á mála. Spurðist það til hans að hann kvongaðist þar og var höfðingi fyrir væringjaliði og var þar til dauðadags og er hann úr sögu þessi.
Кольскегг крестился в Дании, но там ему пришлось не по душе, и он отправился на восток, в Гардарики, и пробыл там зиму. Оттуда он поехал в Миклагард и вступил там в варяжскую дружину. Последнее, что о нем слышали, было, что он там женился, был предводителем варяжской дружины и оставался там до самой смерти. Больше о нем в этой саге рассказываться не будет.

Попробую сформулировать основные тезисы:
1) По Г. Якобссону, *warangr -> "варяг" (существование слова-основы подтверждается названием Varangerfjordr и его отражением в арабских источниках "варанк"). Возможно, возник на Руси. Князь Игорь призывает в 944 г. из-за моря скандинавов. Заключение договора с наемниками, определявшего условия их службы, могло вызвать к жизни их название *warangr от vár — "верность, обет, клятва".
2) Название *warangR>"варяг" воспринимается византийцами в форме βάραγγοι как обозначение скандинавских телохранителей императора и затем распространяется и на "внешних" варангов, скандинавов в византийском регулярном войске.
3) Оно актуализируется в скандинавском обществе, при этом скандинавская форма слова трансформируется: архаичный и мало употребительный суффикс -ang заменяется продуктивным и близким по смыслу суффиксом -ing, что закономерно вызывает палатальную перегласовку корневого гласного и приводит к возникновению засвидетельствованной сагами и другими письменными текстами формы væringi.
4) Викинги в Византии до Болли: Торкель 937—944 гг., Эйвинд — 950 г., Финнбоги Сильный, 969—976 гг., Грис Сэмингссон, (ок. 970—980 гг.), Кольскегг (вскоре после 989 г.), Гест Торхалльссон и Торстейн Стюрссон (ок. 1011 г.), Барди (между 1022 и 1025 гг.).
5) Возникновение термина вместе с возникновением варяжской гвардии: При этом Кольскегг был первым, кто стал "предводителем войска вэрингов", Гест "Служит в числе вэрингов", далее «вэринги» встречаются часто. Противопоставление вэрингов норманнам в сагах: вэринги — это соответствующая "дворцовым" варангам Скилицы особая, пользующаяся привилегиями и находящаяся в особой близости к императору часть скандинавских наемников (если "вэринг", то либо служил в "войске вэрингов", либо был дружинником, охранником, либо просто был "мужем" византийского императора). Скандинавы, служившие в византийском войске до конца X в., не называются этим термином — лишь после создания "варяжского корпуса" как императорской гвардии, заменившего армянских телохранителей, видимо, где-то около 980 г.
6) Подтверждение "возвращения" из Византии в Скандинавию: В одной из редакций "Саги о Харальде Суровом Правителе" (по рукописи Flateyjarbók), говорится о положении в Константинополе перед приездом Харальда: "И было там множество норманнов, которых они (византийцы. — М.) называют вэрингами"[/cut]
 все сообщения
Кержак Дата: Суббота, 06.08.2011, 20:24 | Сообщение # 32
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
в статье есть одно малозаметное противоречие

если термин реально начал двигаться только с 980 года (опять же не понятно как он возник - почему слово скандинавское используется для описания отряда наемных телохранителей?) то очень странно такое его стремительное расширение уже к 11 веку - с какого перепугу за 50-70 лет название отряда личных телохранителей базилевса разворачивается на кучу народов и целое море? и тд.
то есть куда вероятнее что слово варяг - специфически славянское, обозначающее нечто вполне конкретное, к слову, запад его не знает а даже автор статьи признает допустимость и вероятность появления термина варанга в византии под русским влиянием (из варяга)
то есть - варяги - как термин возникли раньше именно в славянской среде, вопрос откуда слово - от вар - верность (вера) или от вар - вода - сказать сложно, просто потому что вполне возможно шла переогласовка - и скандинавы могли переосмыслить слово в своем звучании - так сказать заменить под свою логику.
и еще - варангер-фьорд - это кольский полуостров и ваще точно не зона обитания варягов историческая... хехехехееххехе авторша (мельникова) хоть бы на карту посмотрела для начала)

вот еще и обсуждение там дальше любопытное
http://varangica.livejournal.com/57255.html
собсно
 все сообщения
Кержак Дата: Суббота, 06.08.2011, 20:41 | Сообщение # 33
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
http://ru-history.livejournal.com/2723738.html
еще одна любопытная статья - полемика по теме варягов.

[cut]
Возражение на доклад Л.П. Грот "Варины – варяги – вэринги"
Стенограмма доклада доступна в сообществе OldRus:
http://community.livejournal.com/oldrus/168571.html

В первых абзацах рассказывается про «готицизм и рудбекианизм, что непосредственно к теме не относится.

Далее – текст стенограммы с моими возражениями, выделенными курсивом:

В своей статье «О варягах», которая до сих пор является программным документом норманизма, Байер, объявив, что «...варяги у руских писателей были из Скандинавии», в качестве источников сослался на шведских историописателей - фантастов: Иоанна Магнуса, создавшего феерический труд о Швеции как прародине готов и колыбели всей германской культуры, на Верелия – одного из проповедников шведской гипербореады и на Рудбека, у которого, по определению современных шведских исследователей, «шовинистические причуды фантазии были доведены до полного абсурда».

Статью можно почитать в составе "Истории Российской" Татищева:
http://az.lib.ru/t/tatishew_w_n/text_0350.shtml

Магнуса Байер поминает один раз, цитируя Верелия, и соглашается с критикой идеи Магнуса: "И хотя он, человек весьма умный и ученый, в том сомнение испытывает, не скорее ли что Иоанн Магнус, употребив испорченные рукописные Плиниевы книги, вместо Неригон издал Вергион (что мне вероятнее кажется)"

Рудбек упомянут дважды:
- в разделе про этимологию слова «варяг»: "Олав Рудбек в томе I, стр. 518, об этом деле говорит: "Говоря об атлантах и о русских варягах, и него значении слова такое же, как и Верелий разумеет"
- и в разделе про имя Игорь: "Так есть Аггатир и Ангатир, Иггуе и Ингве, что Олав Рудбек в Атлантике, стр. 19, приметил.".

Верелий используется несколько чаще:
Рассуждая о скандинавском происхождении имен, Байер часто приводит данные Верелия о "Гробовых камнях" (Олай Верелий при конце истории Герварда и Бозы между прочими древнего народа именами от гробовых камней издал: Рорикр и Рурик; Также Ивар, как и у Верелия из гробовых камней; Олай Верелий из гробовых камней объявляет Оскел; в Верелиевых гробовых женских именах - Дирва; Олав Верелий из камней пишет Лиутр; К тому ж Фарлофа у Верелия).

Рассуждая про этимологию слова "варяг", Байер приводит высказывание Верелия про Магнуса, см. чуть выше. и вариант этимологии Верелия: "И хотя писали вараги, выговаривали это слово варяги. Это название то же есть, которое у Снорри во многих местах находится, верингиар, как бы сказать защитители и оборонители, от слова вериа - защищать или более от слова варда, то есть беречь, хранить, как рассудил Верелий в реестре на Герранд сагу в слове гирдмен."

И два сообщения Верелия про морских разбойников. Все.

Источники Байера:
- Саги: «И хотя первые русские летописи от Рюрика начинают, однако ж слегка припоминают, что он был от поколения прежних русских царей, которые и сами варяги были, выгнаны же Гостомыслом, но оные того царя потомки. Из-за сего уже древние шведские и норвежские саги, то есть колдуньи, не столь всячески надлежит отбросить, чтоб память их никакого вероятия не имела, когда гордорикских и холмогородских, то есть русских, царей прежде Рурика называют, хотя они много с ветра берут»;
- Бертинские анналы;
- без указания, но, вероятно, ПВЛ: «все до одного шведы, готландцы, норвежцы и датчане назывались варягами»;
- ПВЛ, данные по именам: «Потому ж еще от Рюрика все имена варягов, в русских летописях оставшиеся, не иного языка, как шведского, норвежского и датского по сути».

Итак, перечисленные Байером авторитеты – не наука, но, к сожалению, вслед за Байером из этого ненаучного источника продолжает насыщаться и современный норманизм. Но может, современному норманизму удалось сделать невозможное – наполнить научным содержанием «причуды фантазии» Петрея и Рудбека? На мой взгляд, нет. Но судите сами.

Ведущими специалистами в обосновании «скандинавского» происхождения варягов являются сегодня Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин. С наибольшей полнотой система их доказательств была представлена в статье, специально посвящённой этому вопросу «Скандинавы на Руси и в Византии в X–XI веках: к истории названия “варяг”». Статья эта хорошо известна, поэтому напомню только суть аргументации авторов. С первых строк авторы статьи продекларировали, что значение слова варяг – это «скандинав на Руси», и что скандинавская этимология этого слова очевидна, хотя само слово, по их утверждению, образовалось на Руси, но в скандинавской среде. Их статья помогает обнаружить, что в этимологических исканиях по поводу имени варяг норманизм столкнулся с двумя крупными незадачами.

Несколько позже статья была опубликована под названием «ВАРЯГИ, ВАРАНГИ. ВЭРИНГИ: СКАНДИНАВЫ НА РУСИ И В ВИЗАНТИИ» // Византийский временник, т. 55 (80), ч.2, М., «Наука», 1998 - cс. 159 – 164
Полностью текст статьи:
http://community.livejournal.com/rossica_antiqua/59398.html

Первая незадача обнаружилась вот в чём. Общеизвестно, что в поисках доказательств скандинавского происхождения слова варяг норманисты давно стали исходить из того, что первичным для него является слово вэринг, встречающееся в исландских сагах и других скандинавских источниках для обозначения людей, находящихся на службе в Византии в особых военных отрядах – как телохранители императора или в императорской гвардии (в византийских источниках именовались варангами). Но для подтверждения того, что варяги – производное от вэрингов, надо было, чтобы вэринги добирались в Византию через Русь, но в скандинавских источниках о наиболее ранних поездках вэрингов – об этом ни намёка. О поездках исландцев в Константинополь с конца X в. расказывается, но через Русь они туда не ездили – не удобно (в более поздние времена да, случалось).

Во-первых, в сагах путь, как правило, вообще не указывается.

«Я [Торкель] человек одинокий. Я приехал в Исландию прошлой весной. А семь лет провел в Миклагарде и стал приближенным короля Миклагарда»
937—944 гг.,
«Эйвинд же стал купцом, и уехал в Норвегию, и пробыл там зиму. Потом он отправился в чужие страны и остался в Миклагарде».
до 950 г.
http://norse.ulver.com/src/isl/hrafnkel/ru.html

«После этого выехал Финнбоги в море. Путь их прошел благополучно и прибыли они в Грикланд». «Расстались они с конунгом, как лучшие друзья. Нигде не прерывал Финнбоги пути своего, пока не прибыл он домой, в Норвегию».
969—976 гг.
http://norse.ulver.com/src/isl/finnbogi/ru.html

«Гест… с приходом весны едет на юг в Миклагард и вступает там в варяжскую дружину...» «А так как Торстейн после всего этого совсем обнищал, Гест дает ему серебра на дорогу, и они мирно расстались. Торстейн поехал в Норвегию и пробыл там следующую зиму.»
ок. 1011 г.
http://norse.ulver.com/src/isl/heidarv/ru.html

«И после того как Болли провел зиму в Дании, он отправился в дальние страны и не прерывал своего путешествия, пока не прибыл в Миклагард»
Возвращение Болли - около 1030 г.
http://norse.ulver.com/src/isl/laxdaela/ru.html

Во-вторых, насколько я знаю, до двенадцатого века, когда путь указывался - он шел через Гардарики:

Кольскегг крестился в Дании, но там ему пришлось не по душе, и он отправился на восток, в Гардарики, и пробыл там зиму. Оттуда он поехал в Миклагард и вступил там в варяжскую дружину.
Вскоре после 989 г.
http://norse.ulver.com/src/isl/njala/ru.html

«На следующую весну они снарядили корабли и летом отплыли в Гардарики к Ярицлейву конунгу». «Харальд провел в Гардарики несколько зим и ходил походами по Восточному Пути. А потом он отправился в поход в Страну Греков, и у него была большая дружина. Он дошел до Миклагарда» «Таким путем Харальд ушел из Миклагарда и поплыл в Черное Море... Затем Харальд отплыл на север в Эллипалтар, а оттуда поехал в Восточную Державу... Когда Харальд прибыл в Хольмгард, Ярицлейв принял его отменно хорошо».
http://norse.ulver.com/heimskringla/h9.html

Для двенадцатого века есть два описания плавания в Иерусалим через Средиземное море - Сигурда Крестоносца и Рёгнвальда ярла с Эрлингом Кривым.
При этом при описании второго путешествия есть пометка: "Они отплыли с Оркнейских островов с пятнадцатью боевыми кораблями и направились к Южным Островам, а оттуда на запад в Валланд и дальше путем, по которому плавал Сигурд Крестоносец". Можно предположить, что если бы таким образом плавали часто – не было бы уточнения, что так же плыл Сигурд.
Кроме того, оба раза путешественники возвращались сушей, оставив корабли в Миклграде. "Сигурд конунг поехал сначала в Болгараланд, затем через Унгараланд и Паннонию, Сваву и Бюйараланд"
http://norse.ulver.com/heimskringla/h12.html
"Рёгнвальд ярл и Эрлинг Кривой… сначала направились в Миклагард. Там они оставили свои корабли, отправились дальше по суше и в конце концов благополучно вернулись в Норвегию".
http://norse.ulver.com/heimskringla/h14.html

В-третьих, по данным "экспедиции Нево"

"Путь из Варяг в Греки проходим, в континентальной части за 85-95 ходовых дней (с дневками — 110-115 дней) (и не более двух недель из них потребовало бы преодоление древних волоков).

Эти переходы обеспечивались в общей сложности более чем сотней опорных пунктов (документированных топохронами, состоящими из археологических памятников и ландшафтных объектов) различного ранга: города, открытые торгово-ремесленные поселения, сторожевые крепости — «градки», обитаемые навигационные ориентиры, сельские поселения с функцией контроля на водном пути, рядовые сельские поселения (без выраженной контрольной функции, но участвовавшие в жизнеобеспечении коммуникации).
http://sae-spb.narod.ru/dragon-nevo.htm

Весь путь занимает около четырех месяцев.

Учитывая, что путь от Тромсё до Хедебю (2-2,5 тыс.км) занимал около месяца (по свидетельству Оттара), а от Хедебю до Константинополя расстояние порядка 7,5 тыс. - плавание, вероятно, занимало около трех месяцев, если не больше.

При этом желательно помнить, что собой представляло Средиземное море в 11 в.
Карта на начало века:
http://www.clas.ufl.edu/users....059.jpg
В 1004 г. сарацинам удалось прорваться в Пизу и разрушить один из её кварталов. Набег повторился в 1011 г. В 1016—1017 гг. в союзе с Генуей пизанцы атаковали Сардинию и разгромили находящуюся там базу арабских пиратов. В течение следующих десятилетий пизанский флот неоднократно совершал рейды на арабские поселения в Калабрии и на Сицилии. В 1051—1052 г. пизанский адмирал Джакопо Чурини завоевал Корсику. Крупнейшей операцией пизанцев стало нападение в 1063 г. на Палермо, в результате которого этот центр арабского господства на Сицилии был полностью разрушен. К концу XI века, устранив арабскую угрозу прибрежным регионам Западного Средиземноморья, Пиза стала на некоторое время ведущей морской державой Европы.
То есть, до конца 11 века существовала арабская угроза прибрежным регионам Западного Средиземноморья, до середины века в руках арабов были Сардиния, Корсика и Сицилия.

Судите сами - как удобнее было плавать, через Русь или через Рим.

Вопрос - какие аргументы в пользу того, что скандинавы плавали через Гибралтар, а не через Русь?

Более того, имя вэринги, как отмечают сами авторы, не употреблялось для выходцев из скандинавских стран, побывавших на Руси, только – для служащих в Византии и в особых отрядах. Стендер-Петерсен объяснял этот казус случайностью дошедших до нас скандинавских известий. Да нет, говорят наши авторы, скандинавских источников очень много.

Авторы статьи объясняют, почему:
"В древнескандинавских языках, напротив, специальное обозначение скандинавов, служивших на Руси в соответствии с договором, не было актуальным. Положение варягов было важным лишь во время их пребывания на Руси. Но эта /164/ группа не обладала какими-либо специальными отличиями или привилегиями, принадлежность к ней не влияла на социальный статус или престиж возвращавшегося из Руси скандинава. Статус варяга ничем не отличался в глазах скандинавского общества от статуса норманна, побывавшего на службе в Англии или Франции. Их общим обозначением внутри общества было "викинг". Рунические надписи и саги отмечают лишь такие "факты биографии" викингов, как высокий социальный статус в войске ("Он пал в битве на востоке в Гардах, вождь войска"), который, видимо, соответствовал положению этого человека на родине, приобретенное богатство (он "нажил богатство на востоке в Гардах"), особые почести, оказываемые при дворе князя [22]. Различение тех, кто заслужил эти преимущества, состоя на службе по договору, и тех, кто действовал на свой страх и риск, было для скандинавского общества несущественным. Поэтому специальный термин, узколокальный, если и достиг Скандинавии, не закрепился в языке и не нашел отражения в письменных памятниках.

Иным оказалось положение той части скандинавов, которая составила императорскую гвардию, причем именно гвардию, а не входила в состав регулярного войска в Византии. Служба в ней сама по себе являлась высоко престижной, позволяла накопить большое богатство, т. е. существенно влияла на социальный статус возвращавшегося с этой службы норманна."

Вот такая незадача: вэринги изначально оказывались сами по себе, а варяги – сами по себе. Но эту незадачу наши авторы преодолели с лёгкостью, типичной для рудбекианизма: надо было найти подходящий исторический контингент из соответствующего источника и объявить его как неопознанных ранее скандинавов. Так авторы статьи и поступили: они взяли известный эпизод из ПВЛ, где рассказывается о событиях 941-944 гг., военных действиях князя Игоря против Византии, о его поражении, в силу чего князь Игорь послал «по варяги многи за море..», что по толкованию авторов означало, что князь вызвал из-за моря скандинавов. Далее их фантазия рисует заключение Игорем договора, определявшего условия службы наемников, что, дескать, и вызвало к жизни самоназвание, т.е. слово варяг.

На самом деле в статье это звучит так:

Обстоятельства (но не время) его возникновения восстанавливаются на основе рассказа летописи, князь Игорь, не рассчитывая на силы только что разгромленной греками Руси, призывает в 944 г. из-за моря скандинавов. Заключение договора с наемниками, определявшего условия их службы [20], могло вызвать к жизни их название *warangr от var — "верность, обет, клятва".

В собственно русской средневековой традиции этот термин закрепился как обозначение скандинавов, отличных от руси — княжеской дружины, призванной по ряду: это различение руси и варягов прослеживается уже в описании призвания князей в "Повести временных лет" и перерастает в дальнейшем в противопоставление тех и других [21]. В отличие от ряда, который был заключен между русью и славянской знатью при Рюрике и закреплен в Киеве "уставом" Олега, договорные (клятвенные) отношения руси и варягов не были столь актуальны для славянского окружения: варяги остаются чужаками, выходцами из-за моря, идущими по пути "из варяг в греки" и частично оседающими на Руси. Поэтому термин "варяг", воспринятый славянами от скандинавов, лишился в славянской традиции социального смысла и стал обозначать просто выходцев из скандинавских стран, приобрел значение собирательного этнонима.

Звучит складно, но договор Игоря о найме скандинавов, о котором говорят авторы, науке неизвестен, поэтому и всё их рассуждение – бойкая фантазия.

Есть косвенное доказательство:
Запись под 941 г. в ПВЛ звучит как: "Игорь же, вернувшись, начал собирать множество воинов и послал за море к варягам, приглашая их на греков, снова собираясь идти на них."
Под 1015 есть схожая запись: "Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего"
А в "Эймундовой саге" подробно описан договор скандинава Эймунда с дружиной, нанявшихся защищать Ярослава.
http://norse.ulver.com/src/konung/eymund/ru.html#_ednref3

Здесь следует также пояснить, что попытка связать появление слова варяг с X в. объясняется очень просто: для того, чтобы подтянуть свою версию к вэрингам из саг, упоминаемым не ранее 980 г., как хорошо показано в статье.

Вторая незадача оказалось лингвистического характера: лингвистически никак не удавалось произвести слово варяг от вэринг. Одна из последних попыток такого рода предпринималась немецким лингвистом Шраммом. Но Мельникова и Петрухин отвергли его рассуждения как неубедительные, поскольку Шрамм не смог преодолеть ряд сложностей фонетического порядка. Убедительной они провозгласили этимологическую конструкцию, предложенную ранее Г. Якобссоном, согласно которой между вэрингами и варягами была промежуточная форма warangR – слово, неизвестное скандинавским источникам, но выделенное Якобссоном в названии Варангерфьорда на севере современной Норвегии (подчёркиваю, современной).

Итак, безымянные скандинавы пришли к Игорю, назвали себя варангр и, оставив это название трансформироваться в русское варяг, понесли варангр далее в Византию, а оттуда - и в скандинавское общество. Но на обратном пути из Византии в Скандинавию древнескандинавская форма трансформировалась и превратилась в вэринг, поскольку «...архаичный и малоупотребительный суффикс -ang заменяется продуктивным и близким по смыслу суффиксом –ing...». Нарисованная авторами картина, может, и обходит фонетические сложности, но в категории человеческой жизни она совершенно не укладывается, поэтому её ценность в качестве исторического доказательства для меня равна нулю.

Возражение: чтобы отбросить одну гипотезу в пользу другой, надо сравнить доказательства обеих гипотез.

И я остановилась на ней потому, чтобы, во-первых, показать, что за утверждениями норманистов о скандинавском происхождении варягов не видно никаких доказательств, а во-вторых, чтобы подойти к вопросу о том, что утопические концепции существуют в истории за счёт сокрытий и подмен из историй других народов. Знакомство с некоторыми работами по английской и ирландской истории показало, что с нашествием норманистских утопий оказались преданными забвению факты европейской континентальной истории. Первая из них - история древнего народа варинов с Южной Балтии.

Приведу несколько фрагментов из книги английского учёного Шора «Происхождение англо-саксонского народа» (я познакомилась с ней благодаря упоминанию А.Г.Кузьмина).

Вот текст книги целиком:
http://www.archive.org/stream....jvu.txt

Шор был далёк от дискуссий норманистов и антинорманистов – его просто интересовала история всех народов, которые действовали в начальный период истории Англии, и, прежде всего, - история англов и саксов, но в рамках этой истории он рассказывает и о народе варинов, и этот рассказ оказывается потерянным звеном в цепи рассуждений о летописных варягах.

Рассказывая о происхождении народа Англов (the Angles) Шор говорит, что этот народ был впервые упомянут Тацитом в паре с другим народом – варинами (the Varini). Говоря о варинах, Шор всегда приводит написание этнонима варины с вариантом вэринги (Varini or Warings), обнаруживая перед нами ту простую истину, что Warings совершенно очевидно является англоязычным вариантом слова Varini.

Возражение:
Согласно "видсид", англо-саксонской поэме, анлийский вариант 9-го века был скорее "Wernum"
http://www8.georgetown.edu/departm....11.html
строка 25
Варианты названий именно варинов:
The Varni (Procopius), Varini (Tacitus), Varinnae (Pliny the Elder), W?rne/Werne (Widsith) and Warnii (the Thuringian Law). They are often called Warni and Warini in English.
http://en.wikipedia.org/wiki/Warini
Среди вариантов названий варнов (Warnabi, Warnavi, Warnahi, Wranovi, Wranefzi, Wrani, Varnes, or Warnower)
http://en.wikipedia.org/wiki/Varnes
Также нет варианта Warings

Хотелось бы еще аргументов, почему Томас Шор называет варинов варингами - в книге я их не нашел. Возможно, это современное название? Возможно, это версия Шора, на основании созвучия варинов и варягов из истории России?

Шор высказывает убеждение, что англы должны были находиться с вэрингами (the Warings) или варинами (the Varini) Тацита в тесных союзнических отношениях в течение длительных периодов. Он напоминает, что во время Карла Великого (742-814) был известен утверждённый королём кодекс законов под названием «Leges Anglorum et Werinorum» - «Законы Англов и Варинов» (у Шора: The laws of the Angles and Warings – Законы Англов и Вэрингов).

Это – прямой перевод Шора, не краткий пересказ положений его книги. Эта фраза – на cтр 34

Эти варины или вэринги (the Warings), жили, согласно Шору, в юго-западной части побережья Балтии, причём с древних времён. Отражение имени варинов Шор видит в названии реки Варины или Варны (Warina, Warna), от чего произошло и название Варнемюнде.

Интересным фактом в связи с историей варинов / вэрингов Шор считает их связь с островом Рюген, который при жизни епископа Оттона Бамбергского (1060 – 1139) назывался Верания (Verania), а его население как вераны (Verani) - злостные язычники. Шор отмечает, что, без сомнения, в этом сообщении речь идёт о славянских язычниках, и ясно, что вэринги (the Warings) принадлежали к их числу.

Цитирование cтр 36 и 47.
То, что в первоисточнике стоят Verania и Verani - игнорируется

Далее Шор рассказывает, что варины/вэринги с ранних времён были одним из торговых народов Балтии и вели торговлю как с Византией, так и в славянских землях, передвигаясь там по рекам на небольших судах. Варины/вэринги (the Warings) с ранних времён были связующим звеном в торговле между балтийскими портами и различными областями (dominions), подчинёнными греческим императорам (Greek Emperors). Шору известна связь варинов с древнерусской историей. Он сообщает, что в ранних русских источниках известны как сами варины, так и их страна Варингия (Waringia), и что по их имени названо Варингское море (Waring Sea). Эти древнейшие союзники англов, по словам Шора, оставили глубокий след в истории Восточной Европы.

Цитата cтр 36:
The Warings were one of the early commercial nations of the Baltic, and traded to Byzantium, going up the rivers of Slavonia in small barks, and carrying them across from river to river. The last mention of them is in 1030. By the early Russians they were known as Warings, their country as Waringia, and the sea near it as the Waring Sea. In Byzantium they called themselves Warings.
Пропущена фраза «Последнее упоминание варягов относится к 1030».

Какими источниками пользовался Шор, описывая историю "варингов"? Ссылок Шор не приводит.
Упоминание про Waring Sea – Варяжское море, ранние русские источники и 1030ый год наталкивает на мысль, что он передает данные ПВЛ - либо пересказ ПВЛ в каком-то учебнике: последний раз варяги упоминаются в ПВЛ под 1036 г.
В то же время варны упоминаются и в 12м, и даже в 13м веках: From 1171, 1185, and 1186 there are references to the land of the Warnabi: the Warnowe. In 1189 it is called the Warnonwe and by 1222 this was called the Wornawe.
http://en.wikipedia.org/wiki/Varnes

Варины оказали огромное влияние на историю древних славян (old Slavs) или историю той страны, которая сейчас является Россией. Варины имели свои поселения среди славян, вели торговлю с Византией.

Цитата со cтр 47, тут Шор указывает источник: Rambaud, A., ' History of Russia,' i. 24.

Вот эта книга:
http://en.wikisource.org/wiki/History_of_Russia/Contents

Вот глава, посвященная варягам:
http://en.wikisource.org/wiki/History_of_Russia/Chapter_4

Там нет ни слова про варинов. Перечислены версии - скандинавы, славяне, микс.
Сам Рамбуад, если я правильно понимаю, склоняется к последней версии:
The Varangians were not a nation, but a band of warriors formed of exiled adventurers, some Slavs, other Scandinavians. The partisans of this opinion show us the Slav and Scandinavian races from very early times, in frequent commercial and political relations. The leaders of the band were generally Scandinavian, but part of the soldiers were Slav.
Т.е., Варяги не были нацией, а только отрядами воинов, искавших приключений, некоторые были славянами, другие скандинавами. Сторонники этого мнения доказывают, что славяне и скандинавы с очень раннего времени находились в тесных коммерчеких и политических отношениях. Лидерами отрядов были, в основном, скандинавы, но часть воинов была славянами.

Киевский монах Нестор, писавший в одиннадцатом столетии, упоминал Новгород как город варинов/варангов (Varangian city) – свидетельство того, что в этой части Руси была большая колония варинов/варангов (settlement of Varangians).

Это цитата ср cтр 46.
Но киевский монах Нестор в 11м веке и написал ПВЛ. То есть, мы получаем подтверждение, что история варинов - это история варягов по данным ПВЛ.
При этом ни одного аргумента, ни одного доказательства того, что варяги ПВЛ - это и есть варины, я не нашел.

Шор говорит, что варины были известны в Византии, поскольку из них был образован отряд телохранителей византийских императоров (Varangian bodyguard). Их имя стало в Константинополе эталоном воина, и в одиннадцатом и двенадцатом столетиях большей частью из этого народа набиралась византийская императорская гвардия варангов (Varangian guard), в этот же корпус входили и лица староанглийского корня (Old English), что, по мнению Шора, было естественным результатом древности связей между этими двумя народами. Шор обнаружил, что имя варинов/вэрингов осталось в рунических памятниках Норвегии и отразилось, например, в записи, найденной в южной Норвегии, в Хардангере: «L?ma (or L?da) W?ring?a» в память того, кто носил имя Вэринга. Я привожу эту запись так, как она дана Т. Шором. Запись эта свидетельствует о том, что миграции варинов/вэрингов шли и на север, в Норвегию.

Согласно Шору, англы и варины выступали в тесном союзе и при завоевании и заселении Англии. Следы варинов – вэрингов, также как и на южнобалтийском побережье, прослеживаются в топонимии Англии. Так, Weringehorda и Wereingeurda в Девоншире остались, по мнению Шора, от варинов/вэрингов.

Шор подчёркивает при этом, что англы и варины принадлежали к разным языковым семьям, говоря, что варины/вэринги не принадлежали к «тевтонской расе», и добавляет, что в некоторых источниках они названы как варны (W?rn, Wernas).

Шор не использует понятие индоевропейского субстрата, применяемого в современной науке, поэтому и затрудняется определить происхождение варинов, указывая только, что они были не «тевтонского» происхождения.

На cтр 36, Шор говорит несколько инчае:
The Angles were a Teutonic race, and the Warings were probably a mixed one. In one of the Sagas they are mentioned as Waernas or Wernas. Tacitus, who does not appear, however, to have visited their country, mentions them as a German nation.
Англы были "тевтонами", а варинги, вероятно, были смешанной нацией. В одной из саг они названы как Waernas or Wernas. Тацит, который, однако, никогда не посещал их страну, считает их германцами.
В конце той же стр 36 Шор добавляет:
They were in later centuries much mixed up with the Norsemen, and this infusion became stronger and stronger, until they disappeared as a separate nation.
В следующие века они сильно смешивались с норманнами, и это влияние становилось сильнее и сильнее, пока они не исчезли как отдельная нация.

Приведённые отрывки из книги Т. Шора свидетельствуют о том, что из нашей исторической науки оказался исключённым важнейший материал – история древнего народа варинов, в силу чего открылся простор умозрительным толкованиям имён варягов – вэрингов – варангов. Возврат истории варинов в историческую науку имеет принципиальное значение для реконструкции ранних периодов русской истории.

Введя в научный обиход данные из истории варинов, мы получаем возможность дать простое и логичное объяснение многим сообщениям византийских и других иностранных источников о варягах/ варангах, которые не могли найти разумное толкование в русле спора, ограниченного поисками либо славянского, либо скандинавского происхождения варягов. Напомню, что В.Г. Васильевский собрал целый ряд свидетельств с различными этническими атрибуциями варангов, которые до сих пор вызывают недоумение учёных. Так, он приводил слова Кедрина (XII в.), который, воспроизводя Иоанна Скилицу, писал о варангах как о кельтах, а Иоанн Киннам пояснял, что «это Британский народ, издревле служащий императорам греческим». Согласуется с этими сведениями и приведённое им замечание норманского хрониста XI в. Готфрида Малатерры: «англяне, которых мы называем варангами», а также - сообщение византийского писателя Георгия Кодина о том, что варанги прославляли византийского императора на отечественном языке, которым был английский.

Удовлетворительного объяснения этим сведениям так и не было дано.

Сообщение Готфрида Малатерры относится к 1082 году, Георгий Кодин вообще пишет про "последние времена византийской империи".
http://annals.xlegio.ru/byzant/vasiljevsk/1_03.htm
"Со времени В. Г. Васильевского (36), чья концепция формировалась в условиях полемики с Д. И. Иловайским, представления об эволюции состава наемного корпуса остаются в целом неизменными: в результате притока в Византию англосаксов после завоевания в 1066 г. Англии норманнами русские, игравшие важную роль в наемном корпусе византийской армии в 1040-60-е гг. (37), уступают свое место с 70-х гг. XI в. выходцам из Англии и Скандинавии"
"Сопоставление формуляров рассматриваемых грамот позволяет установить расширение списка иноземцев в формуляре.
Если в Акт. Лавр. 33 (июнь 1060 г.) указаны варяги, русские, сарацины, франки,
то в Акт. Лавр. 38 (июль 1079 г.) – русские, варяги, кулпинги, франки, болгары, сарацины,
в Акт. Лавр. 44 (март 1082 г.) – русские, варяги, кулпинги, инглины, немцы,
а в Акт. Лавр. 48 (май 1086 г.) – русские, варяги, кулпинги, инглины, франки, немцы, болгары и сарацины."
http://ulfdalir.narod.ru/literature/articles/byzantine.htm
Судите сами - удовлетворительное ли это объяснение.

Ларчик же открывается просто, если исходить из истории миграций народа варинов со своей древней родины на юго-западном берегу Балтии и прослеживания основных путей миграций: одного - в Восточную Европу, на Русь, а другого - вместе со своими древними соседями и союзниками англами, на запад, на Британские острова. Так, в диаспоре появились и варины англоязычные, и варины славяноязычные. Но понятно, что общее древнее прошлое, общая древняя идентичность служили объединяющим моментом для разноязычных групп варинов. Данный момент и определял то, что на службе у византийских императоров могли находиться и варины/варяги, пришедшие туда из Руси, и варины/вэринги, прибывавшие с Британских островов, вкупе со своими традиционными союзниками англами, что давало самые законные основания относить их либо к британскому народу, иначе – к кельтам, либо объединять варинов с англами, как это мы видим у Малатерры. Благодаря данным Шора, мы находим и логичное объяснение тому, почему варины добились особого статуса в Византии: древние мореходы и торговцы – они издавна владели водными торговыми путями между Балтикой и Византией.

В рамках истории варинов становится понятным и сообщённый Саксоном Грамматиком эпизод о посещении датским королём Эриком Эйегудом (1095-1103) Константинополя и о высказанном по этому поводу желании варангов встретиться со своим королём с соизволения византийского императора. Этот эпизод был приведён Байером в его статье «О варягах» как один из аргументов в пользу его концепции - детища рудбекианизма: «...когда в Константинополь прибыл, то варанги от императора получили позволение к королю своему прийти, которых Эрик важною речью к верности, и к добродетели, и умеренному житию увесчавши, у греков был в великом удивлении».

Если взять отрывок полностью:
«И Саксон Грамматик, стр. 227, о константинопольском походе Эрика Энегода короля пишет: "Между прочими, которые от города Константинополя жалованье получают, датского языка люди первую воинскую степень имеют, и их караулом царь здравие свое защищает. И когда он в Константинополь прибыл, то варанги от императора получили позволение к королю своему прийти"»

Можно предположить, что пришли датчане, которые были варангами, или даже что все варанги были датчанами. Я не совсем понимаю, как из этого сообщения можно сделать вывод, что были варанги - не датчане, которые считали Эрика своим королем.

Совершенно понятным становится этот эпизод, если мы введём его в историю взаимотношений между южнобалтийскими варинами и их соседями с древних времён – данами. Земля варинов или древняя Вариния – Verania у Оттона Бамбергского - часто переходила под руку королей данов. Так было и во время правления Эрика Эйегуда: известно, что он вёл победоносные войны с так называемыми «вендскими язычниками», в частности, с рюгенцами, что на практике означало распространение власти короля на завоёванные земли. Эрик Эйегуд правил всего несколько лет и, соответственно, его военно-политические успехи были самой свежей новостью в Византии во время его прибытия в Константинополь. Поэтому вполне логичным представляется желание варинов – варангов из Варинии – Рюгена, как военных людей, представиться своему новому королю и изъявить ему свою лояльность. Не менее логичным, вполне в контексте отношений «король – подданные», выглядит и поведение Эрика Эйегуда: «отеческие» увещевания своим подданным служить «верой и правдой» их нанимателю – византийскому императору.

И совершенно нелепыми на этом фоне выглядят комментарии Байера этого фрагмента из Саксона Грамматика: «Я не спорю, что датчане были варанги, ежели мне кто позволит, что в том числе многие были и шведы, и норвежцы».

Есть довольно много свидетельств саг, что исландцы и норвежцы служили в корпусе варангов. Есть рунные камни, подтверждающие, что и шведы служили в корпусе варангов.

Эта фраза показывает, что Байер под влиянием догм готицизма – рудбекианизма перестал понимать логику живой истории. Для Байера, в соотвествии с готицизмом, датчане, норвежцы, шведы – некие абстрактные «скандинавы», которых он позволяет себе рассматривать как этно-историческую общность, никогда в реальной жизни не существовавшую. Языковая общность сложилась, но история у каждого из этих народов была своя, и королевские династии были свои. Даже в те непродолжительные периоды, когда Дания, Норвегия и Швеция объединялись в унию, короли или королевы, возглавлявшие союз трёх монархий, должны были обосновывать свои права на каждый из трёх престолов отдельно, т.е. каждый из этих народов всегда имел «своего» короля. Если рассуждения Байера перевести на исторический язык, то согласно его утверждению, в 1103 г. Эрик Эйегуд был «своим», т.е. общим королём для Дании, Норвегии и Швеции, но это – историческая белиберда. Когда-то даже А.А. Куник, по словам В. Г. Васильевского, заметил по поводу византийских ”гвардейских секироносцев”: «Относительно поездок в Византию надобно различать Шведов и Норвежцев строже...». Глас вопиющего в пустыне! Из приведённой здесь статьи Мельниковой и Петрухина, так же как и из других работ норманистов, видно, что схоластически обощённый образ «скандинавов», рождённый утопией готицизма, по-прежнему, подменяет конкретику истории королевств Дании, Швеции и Норвегии.

Вышеприведённая работа Шора подкрепляет мой вывод о том, что мифы сознания норманизма живут за счёт заимствований из историй других народов: лоскутность концепции Е.А. Мельниковой и В.Я. Петрухина о происхождении слова в
 все сообщения
Кержак Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 09:07 | Сообщение # 34
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
http://rodnovery.ucoz.lv/forum/16-42-1

Балтийские славяне и Северо-Западная Русь в раннем Средневековье

Данные диссертации: Молчанова Анна Анатольевна "Балтийские славяне и Северо-Западная Русь в раннем средневековье" / диссертация ... кандидата исторических наук. - М., 2008.
[cut]
Часть 1.

При всей скупости письменных свидетельств по ранней истории Северо-Запада Руси, древнерусские летописные своды констатируют применительно к середине - второй половине IX в. факт существования в северной части будущего Древнерусского государства объединенного конгломерата племен словен, кривичей и чуди. Отсюда следует, что сам процесс расселения славян на данной территории проходил в более раннее время. Однако когда и каким образом произошло это расселение, каковы его истоки в настоящее время является спорным вопросом.
Удивителен – и по-своему ценен – факт отсутствия памяти о приходе славян издалека. Сохранение воспоминаний об этнических миграциях даже при отсутствии письменности – вещь возможная на протяжении тысячелетий. К сожалению, этнографическая легенда, которая приурочивала бы прародину восточных славян к какой-либо конкретной территории, неизвестна. Единственное предание содержится во вводной части «Повести временных лет», согласно которой славяне поначалу обитали «по Дунаеви, где ныне есть Угорьска земля и Болгарьска». Позже данная версия нашла свое отражение в рассказе о расселении славян на территории Новгородской земли в так называемой «Легенде о Славене и Русе»: «…словене ж пришедше с Дунаю седоша около озера Илменя и нарекошася своим именем русь реки ради Русы…» . Возможно, эти сведения восходят к преданиям мораво-паннонского славянства IX-X вв.
В силу этих причин исследователи в ходе изучения истории Северо-Запада опираются в своих выводах, прежде всего, на археологические, антропологические и лингвистические материалы. Однако любая попытка решить вопрос о первом появлении славян на Северо-Западе Руси неизменно сталкивается с целым рядом нерешенных проблем -какие археологические культуры данного региона можно считать достоверно славянскими, и какова их датировка?

Период конца VII / начала VIII — X вв. стал переломным для Северо-Запада Руси. В это время здесь значительно осложнилась этническая ситуация, начались активные процессы славянизации региона и складывания древнерусской народности. Сложной ситуацию можно назвать в силу того, что на данную территорию стали продвигаться представители разных племен западнославянского мира . Данные миграционные потоки протекали практически синхронно и благодаря этнической близости быстро ассимилировались.
В конце VII или начале VIII столетия на археологических комплексах Новгородской земли фиксируется появление нового населения. Наиболее ранними (из исследованных) поселениями, оставленными представителями второй волны славянского расселения, стоит считать Изборск и так называемый «Городок на Маяте» в Восточном Приильменье (Парфинский район Новгородской области). Их появление (в VII в. ) предшествует возникновению Старой Ладоги, которая была основана в VIII в. Такие известные памятники как Рюриково Городище, Холопий городок, городище Георгий датируются даже еще более поздним временем — IX—X вв. При раскопках Городка на Маяте были открыты дерево-земляные оборонительные конструкции, соответствующие самому раннему этапу развития поселения, которые, судя по последним результатам радиоуглеродного датирования, относятся к VII в. н.э. В двух километрах к северу от Старой Ладоги, на противоположном правом берегу Волхова, также было обнаружено городище (Любша), которое позволяет датировать появление в этом месте славян последней четвертью VII - первой половиной VIII вв.
Позднее, в VIII в. в регионе зарождается погребальная обрядность, по которой новая культура получила свое название, — культура сопок. Ареалы культур псковских длинных курганов и сопок «накладываются» друг на друга в бассейне озера Ильмень, в сопредельных районах, в Псковской земле непосредственно поблизости от крупных городских центров. Обе культуры в данном районе соседствовали параллельно почти два столетия. И лишь во второй половине IX - первой половине X вв. возникает «промежуточная культура», в которой сочетаются элементы сопок и культуры псковских длинных курганов и для которой характерно отсутствие устойчивой обрядности.

Проблема исходных районов колонизации Северо-Запада Руси решалась до сих пор преимущественно на сопоставления инвентаря и погребального обряда сопок. Однако, в результате проведенных исследований старые схемы эволюции погребальных памятников распались. Было обнаружено, что в каждом регионе или микрорегионе развитие памятников имеет свою специфику. Становится ясно, что, основываясь только на анализе погребальных памятников, исходный пункт миграции выявить не удастся. Тем более, что, согласно последним данным, поселенческая культура распространилась раньше зарождения погребальной обрядности.

В.В. Седов постепенно отказался от теории двух волн славянской миграции в новгородскую землю. Причина - археологические материалы Среднего Повисленья, Неманского бассейна и других балтских территорий не фиксируют каких-либо следов крупной миграции населения в восточном или северо-восточном направлениях в VII в. или на рубеже VII и VIII вв., то есть тогда, когда формируется культура сопок. Идея о проникновении славянских групп водным путем им даже не рассматривалась.
Что же дает нам основания полагать, что данная волна миграции была не просто славянской, а западнославянской, что носители ее появились на территории Новгородской земли со стороны Балтийского моря?
Первые поселения и, позднее, сопки на территории Новгородской земли появились вблизи от Балтийского побережья, вдоль водных путей, связанных с морем. Наиболее густо сопки располагаются в районе верхнего течения реки Луги, вдоль Волхова и Южного побережья Ладожского озера. Между ними сопок нет, что указывает на то, что племя, оставившее их, проникло в Приладожье со стороны Балтийского моря по водным системам. Это дает основания полагать, что население, оставившее данные погребальные памятники, появилось на Северо-Западе Руси со стороны Балтики.
О том же говорят данные развития судостроения в балтийском регионе. Сам термин «лодья» является западно-славянским, происходящим вероятно из района междуречья Эльбы и Одера. К VIII веку, когда у балтийских славян фиксируется употребление термина «lodja», западные славяне уже освоили технику строительства кораблей с килем, пригодных для плаванья в открытом море. В Польше аналогом ему является łódź, в Чехии – lod, в лужицких говорах – łódź, łoź, в полабском – lüd’a. Все это, возможно, указывает на западно-славянские прототипы древнерусских лодий. Заметим, что от славян были заимствованы шведское lodja, датское и норвежское lodje, прибалтийско-нецкое lodje; норвежское pram, немецкое Prahm (ср. паром) .
Фрагменты судов обнаруживаются уже в ранних слоях поселений, связанных с культурой сопок. Как полагает П.Е. Сорокин, «можно утверждать, что теория эволюционного развития судов от простых к сложным в рамках древнерусского времени не находит своего подтверждения», то есть на территорию Новгородской земли были привнесены уже готовые судостроительные технологии. Детали как однодревных, так и досчатых судов известны в археологических материалах с середины VIII в., со времени зарождения и распространения сопочной погребальной обрядности. Сегодня некоторые исследователи, которые занимаются изучением кораблестроения, делают свои выводы, опираясь, в основном на находки железных заклепок . Хотя нельзя забывать о том, что деревянные части судов могли не сохраниться.
К VIII в. относятся и находки лодочных заклепок в Пскове и Старой Ладоге . Стоит обратить внимание и на тот факт, что западно-славянские суда были по форме похожи на скандинавские, и при их изготовлении также использовались железные заклепки, но реже, чем при изготовлении скандинавских кораблей. При раскопках в Волине, Щецине и Колобжеге археологами был обнаружен ряд деталей судов с железными заклепками . При раскопках поселения Ральсвик на Рюгене (1966-1968 гг.) судовые заклепки были обнаружены на территории отдельных дворов. Учитывая наличие собственных пристаней у большинства хозяйств, можно предположить, что здесь строились суда.
В ходе тех же раскопках Ральсвека были обнаружены 3 ладьи, один из которых был длиной 13-14 м и шириной примерно 3,40 м, а второй, - длиной 9 м и шириной 2 м. Они могли двигаться при помощи 8-10 гребцов, или под парусом, и перевозить от 1 до 2 т товара. Раны перевозили на таких судах даже верховых лошадей .

Данные письменных источников, повествующих о жизни западных славян, неоднократно указывают на высокий уровень развития судостроения и морского искусства у населения славянского побережья Балтийского моря. «Племя то умеет воевать и на суше, и на море, привыкло жить грабежами и хищениями...» — повествуется о поморянах в «Житии Оттона, епископа Бамбергского» Герборда. Повествуя о морских пиратах из племени ранов этот же автор пишет: «оба же этих острова полны пиратов и кровожадных разбойников, которые не щадят никого из проплывающих мимо». Аналогичные сведения можно найти и у Гельмольда: «пренебрегая совершенно выгодами от земледелия, они всегда готовы совершать нападения на море».
Сложность решения вопроса о генезисе судостроительной традиции на северо-западе Руси заключается в том, что она предстает перед нами уже в сложившемся — достаточно развитом виде — наиболее ранние находки деталей судов, известных на балтийском побережье (как скандинавском, так и славянском) связаны с самыми ранними слоями Старой Ладоги. По мнению П.Е. Сорокина «это могло бы служить доводом в пользу скандинавского происхождения» Но с не меньшей долей вероятности данный факт может говорить и о западнославянском происхождении судостроительной древнерусской традиции.
Еще один тип судов – паромы (паромообразные суда) известны в Скандинавии. Однако паром из Фальстербо, который имел обшивку встык, подобную обшивке паромообразных судов древнерусского Северо-Запада, относится к более позднему времени – к XIII веку . Между тем, появление паромообразных судов в Старой Ладоге фиксируется по находкам их деталей уже со второй половины VIII в., в Новгороде с середины X в. У балтийских же славян наличие паромов в средневековье подтверждается письменными источниками и находками моделей судов, интерпретированных исследователями, как паромы. Паромообразные суда появляются в Центральной Европе уже в первые века нашей эры. Слово «паром» известно в различных транскрипциях в большинстве славянских языков, что позволяет предполагать известность этого типа судов славянам еще до времени их расселения с территории близкой к Центральной Европе.
Часть 2.

На тесные связи нового населения Псковской и Новгородской земель со славянской Балтикой указывают многие данные. Удивительным по своей ценности представляется замечание Адама Бременского: «пределы Гамбургского архиепископства… тянутся через [области] приморских склавов до реки Пан - здесь граница нашего диоцеза. Оттуда вплоть до реки Одера обитают вильцы и лютичи. За Одером же, насколько нам известно, обитают помераны. Дальше простирается весьма обширная страна поланов. Говорят, что ее пределы соприкасаются с королевством Руссия. Эта страна представляет собой последнюю и caмую большую область винулов, ей и оканчивается описываемый залив» . На основе данного отрывка можно сделать вывод, что Адам Бременский включал в состав винулов (венедов, в данном сочинении этот термин применяется к балтийским славянам) и население русских земель, примыкающих к Балтийскому морю.
Археологи указывают на аналогии в материальной культуре регионов. Установлено, что вал городища Городка на Маяте (одного из самых ранних поселений культуры сопок) был сооружен в так называемой «перекладной» технике (с использованием бревенчатых накатов), характерной для раннесредневековых славянских городков на территории Польши и Северо-Восточной Германии. Прослеживаются параллели вещевом инвентаре, например, — профилированной лепной керамики VIII-Х вв. поселений Приильменья и истока реки Волхова (например, Псков, Изборск, Новгород и другие), и Северной Польши (нижний горизонт Волина, Колобжега и других поселений), междуречья Эльбы и Одера, в небольшом количестве - Мекленбурга (так называемая фельбергская керамика). Правда, если на Северо-Западе Руси подобная керамика всецело лепная, то на западнославянских территориях она частично сделана на гончарном круге. В первой половине X в., с повсеместным распространением гончарной керамики среди западных славян, в Новгородской земле лепная керамика сменяется гончарной. Последняя также имеет аналогии в западнославянских землях . Неоднократно также в качестве аргументов приводились находки в Ладоге и на Рюриковом городище отдельно стоящих наружных хлебных печей, аналогии которым имеются в польском Поморье (Гданьск, Щецин) , и двушипных втульчатых наконечников стрел, доминирующих среди подобных находок на северо-западе, которые также находят параллели на западнославянских землях, примыкающих к Балтийскому морю.
Результаты анализа берестяных грамот, предпринятого А.А. Зализняком, показали, что еще в XI - XII вв. в наиболее очевидном виде существовал особый древненовгородский диалект, который более чем по 20 признакам отличался от диалекта южной группы восточного славянства: «В целом древненовгородский диалект предстает как сильно обособленный славянский диалект, отличия которого от других восточнославянских диалектов в части случаев восходит к праславянской эпохе. Ряд изоглосс ... связывают его с западнославянскими (особенно с севернолехитскими) и/или с южнославянскими (особенно со словенским)» . Заметная часть этих признаков находит аналогии в языках западных славян, живших в Южной Прибалтике . Косвенным указанием на схожий характер новгородского и полабского языков является также характер ударения, который в полабском, по-видимому, в отличие от других западнославянских языков, но как и в восточнославянских, был свободный.
Языческие имена, которые встречаются в новгородских грамотах и упоминаются в летописях, и которые находят аналогии у полабских и поморских славян. Это многочисленные имена, оканчивающиеся на -ята/-ата и на -хно. Например: Вышата, Жирята, Климята, Малята, Гахно и т.д. Отголоски этих имен сохранились в топонимике края. Например, деревни Жерятки, Жирятка, Жирятки, Жаратка и др., которые происходят от имен Жирятъка (уменьш. к Жирята).
Новгородский список посадников, в своей основе восходящий к Своду 1167 г., открывается именем Гостомысла. Предание о Гостомысле признается большинством исследователей достаточно древним. Обращает на себя внимание принадлежность этого имени к числу балтийско-славянских княжеских имен (ободритский князь Gostomysl; по источнику - Goztomuizli, 884 г.), лапидарность первых фиксаций предания об основателе древнего Новгорода . При этом, большинство древнерусских фиксаций простых личных имен, содержащих основу Гост-, (Гость, Гостило, Гостильць, Гостена и др.), связано преимущественно с северо-западными, новгородскими землями . Материалы новгородского берестяного письма неоднократно фиксируют имена Гостилъ, Гостила, Гостята .
Что же касается топонимики, то, по мнению В.Л. Васильева, «многие топонимы основаны на личных именах общеславянского распространения или по крайней мере заключающих базовые компоненты общеславянского фонда композитных антропонимов, − такие названия доносят до нас черты наддиалектного антропонимического единства праславянского языка, но ничуть не свидетельствуют о заселении Северо-Запада пресловутыми пришельцами издалека − балтийскими, южными и западными славянами» . Однако картографирование ряда форм антропонимов, сделанное В.Л. Васильевым, говорит об обратном, поскольку отражают конечные пункты их распространения.
Действительно, многие древнеславянские сложные антропонимы (от составных имен собственных) лишены региональных черт и, будучи принадлежностью общеславянского антропонимического фонда, маркируют этноязыковое единство древних славян. Но базирующаяся на них новгородская топонимия находит точные соответствия чаще у западных славян, подчеркивая большую выделенность новгородско-западнославянских схождений. Немалое количество таких названий в Новгородской земле говорит о значительной доле развитого праславянского наследия в языке того населения, которое заселило некогда побережья Ильменя, Ловати, Мсты, Шелони, Волхова.
Для примера. Название деревни Гореслава (в волости Гостыничи) происходит от имени Горѣславъ / Гориславъ, которое широко употреблялось в новгородско-псковском ареале (Богуслав Гориславичь, Вячеслав Гориславичь, новгородец Гориславличь). Имя использовалось западными славянами: имена -польское Gorzysław, полаб.-помор. Gorislav, полаб. геогр. Gorezlawe, топонимы полаб. Gorezlawe, откуда нем. Gösslaw и Göslow на северо-востоке Германии, Gorzesław в Польше. Форма ойконима Воибуцкая Гора (деревня Вышневолоцкого уезда, Тверская губерния; ареал сопок) указывает на имя *Воибудъ («будет воином»), не осложненное притяжательной суффиксацией. Данный антропоним имеет аналогии в таких географических названиях, как Wojbądz полабских славян и немецкий Wobbanz – средневековое село на острове Рюген .
Особого внимания заслуживают палеоботанические исследования, проведенные в последние годы в Новгороде, Городище и Поозерье учеными из Кильского университета. Результаты этих работ показали, что набор злаковых культур, распространенных в Новгородской земле в IX—XI вв., был аналогичен ассортименту злаков, культивировавшихся в славянских памятниках южной Балтики (Ольденбург).
Об устойчивых связях Великого Новгорода с южно-балтийским побережьем в Х-ХI вв. свидетельствует сходство сплавов цветных металлов, из которых были сделаны некоторые изделия, исходящие из земель Великого Новгорода и из земель южной Балтики. Черты сходства обнаруживаются и в изготовлении музыкальных инструментов. В частности, конструктивные особенности лировидных гуслей, найденных в Новгороде, Гданьске и Ополе (начиная с X-XI вв.), оказываются идентичными и восходят в единой школе строительства этих музыкальных инструментов.
Часть 3.

Итак, можно сделать вывод, что существуют вполне определенные данные, указывающие на истоки славянского населения поздней миграционной волны в Новгородскую землю. Однако эти выводы будут оставаться голословными до тех пор, пока не будут найдены промежуточные пункты данной миграции. Как уже говорилось выше, есть все основания полагать, что миграционная волна шла со стороны балтийского моря. Рассмотрим, есть ли реальные указания на данный процесс, зафиксированы ли промежуточные пункты вдоль неславянского побережья Балтики.
Древние мореходы предпочитали передвигаться на своих судах вдоль побережья, где они могли бы укрыться в случае шторма и пополнить припасы. К сожалению, такие небольшие стоянки, если они и были, с трудом фиксируются на археологическом материале. Лишь крупные промежуточные пункты, которые превратились в многоэтничные торгово-ремесленные поселения, тесно связанные с местным населением, могут указать на передвижение более или менее крупных групп переселенцев. Одним из таких вероятных промежуточных пунктов можно назвать открытое торгово-ремесленное поселение Трусо, который существовал на юго-западной окраине прусского ареала в примерном хронологическом промежутке между 700 и 880 годами н.э. Как показывает археологический материал, здесь фиксируются четкие следы западнославянского населения .
Гипотетически продвижение славян с юга Балтики можно зафиксировать также на территории латвийского побережья между Лиепае и Вентсплисом. М.В. Битов отметил здесь у местного населения наличие примеси более южного, по сравнению с прибалтийским, антропологического типа. Данную особенность автор связывает с аналогичными типами Поморья и Мекленбурга IX-XII вв.
В результате появления на Северо-Западе Руси нового, западнославянского, населения (или в процессе расселения, растянувшегося на несколько столетий), в VIII в. зарождается археологическая культура, которую принято называть «культурой сопок» и отождествлять со словенами новгородскими.
С самого начала эта культура была неоднородна, что видно, прежде всего, по различиям в устройстве погребальных памятников и керамике. Как отметил Г.Н. Пронин, «высокие погребальные насыпи Северо-Западного региона, которые традиционно именуются «сопкими», не представляют собой однородной в культурном и хронологическом отношении пласт». Причина этого, на наш взгляд, заключалось в том, что население Полабья и Польского Поморья, откуда появилось данная миграционная волна, состояло из разных племен, которые имели между собой определнные различия.
Самые ранние сопки, поддающиеся датировке, относятся к IX в. Датировка VIII в. возможно только для нескольких памятников в районе Старой Ладоги, причем некоторые исследователи полагают, что это не сопки, а особые курганы, досыпанные в более поздний период. Обращает на себя внимание и «немногочисленность погребений. Малочисленность погребений нельзя объяснить неустойчивым расселением и переходом с места на место населения. В зонах концентрации сопок поселения существовали на протяжении жизни нескольких поколений.
Однако обилие западнославянской керамики, расширение домостроительства по западнославянскому образцу, указывают на значительный приток нового населения в Ильменское Поозерье уже в самом начале VIII в., возможно, в конце VII в. Таким образом, далеко не всегда и далеко не везде сопки возникают синхронно живой поселенческой культуре. Кроме того, расположение ранних сопок не охватывает всего района, где фиксируется вещевой комплекс этой культуры.
(про то, как хоронили своих умерших переселенцы я опускаю - длинно и нудно). Скажу лишь, что, скорее всего, обряд сооружения сопок возник на месте. Тем самым во многом решается вопрос о происхождении данного погребального обряда, поскольку у западных славян побережья Балтийского моря курганный обряд погребения получил распространение практически синхронно распространению сопок на Северо-Западе Руси.
Часть 4.

Я остановилась на тезисе, что у западных славян побережья Балтийского моря курганный обряд погребения получил распространение практически синхронно распространению сопок на Северо-Западе Руси. Здесь стоит отметить, что до недавнего времени появление курганного обряда погребения на славянском побережье Балтики датировалось не ранее чем второй половиной X в. или рубежом Х-ХI вв. Древнейшим можно было назвать только могильник в Волине и насыпи под Колобжегом и в Ральсвике на острове Рюген. Однако, согласно находкам последних лет в северном Приэльбье (Локнице) и в Польском поморье, появление курганного обряда у прибалтийских славян можно датировать не позднее, чем второй половиной VIII в. — рубежом VIII - IX вв. Распространение этого обряда произошло в IX в. Вопрос о происхождении данной погребальной обрядности у западных славян побережья Балтийского моря пока окончательно не решен. В. Вогель связывает ее появление со скандинавами, а Е. Цолль-Адамикова - с южной ветвью западных славян, у которых курганные могильники появились уже в VII в.
Весьма характерен географический разброс памятников: они представлены в нескольких удаленных друг от друга анклавах от Вагрии и Вендланда на западе и нижней Вислы на востоке. Не смотря на такую рассредоточенность, их объединяет много общих черт, в числе которых, - четырехугольные каменные обкладки

В "готовом виде" курганная обрядность не могла быть перенесена на территорию Северо-Запада: курганы с трупосожжением здесь по погребальному ритуалу отличались большим разнообразием, что свидетельствует об отсутствии единого, сложившегося обряда. При этом на славянском побережье Балтики становление курганной обрядности еще не завершилось. Процесс становления курганной обрядности протекал в обоих регионах синхронно.

Первыми на Северо-Западе Руси сопки появились вокруг Ладоги и одновременно с ее возникновением. В самой Ладоге в это время появляются так называемые "большие дома". Вокруг этих построек и погребений ведутся самые яростные споры норманнистов и антинорманнистов – кем они были оставлены – норманнами, финно-уграми, славянами или кем-то еще? Но в нижних слоях Ладоги почти нет изделий финно-угорского происхождения. Зато лепная керамика Ладоги VIII – X вв. тождественна лепной посуде поселений истока Волхова, в том числе нижних слоев Новгорода, и Ильменского Поозерья. Таким образом, можно заключить, что основную часть жителей Ладоги составляло то же население, что обитало в конце I тысячелетия н. э. в самом центре Новгородской земли и оставило такие погребальные памятники, как сопки.

Неоднократно высказывались мнения о скандинавской принадлежности если и не всех типов сопок, то, по крайней мере, первых из них. Однако, если считать сопки погребальными памятниками скандинавов, то еще предстоит объяснить как различия в погребальной обрядности со скандинавской традицией , так и отсутствие большого количества скандинавских вещей, которые должны были бы сопутствовать такому большому количеству населения. Считается, что высота сопки и применение камня указывает именно на скандинавское присутствие, так как похожие (хотя есть и определенные различия в погребальной обрядности) захоронения есть в Средней Швеции (Упланд, Старая Упсала). Однако их прекращают сооружать уже с середины VI в. Подробнее см. Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. - Л., 1985.

Новгородские сопки по обряду отличаются от больших курганов Скандинавии, где нет «ярусных» погребений. Нет никаких данных в пользу раннего присутствия здесь скандинавов и по антропологическим данным. как отмечала Алексеева Т.И., «могильники Приладожья не дают подтверждения их скандинавского происхождения, так как население, оставившее эти могильники, в антропологическом отношении оценивается как славянское и финское». Санкина С.Л. пишет в своей работе (Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным антропологии. — СПб., 2000. Стр. 96.), что в антропологии населения Приладожья не отмечается воздействия германского комплекса, особенно если сравнить с аналогичными процессами у славян Балтийского побережья.

Здесь необходимо остановиться на вопросе об использовании каменных конструкций в сопочных сооружениях. В свое время (в первой половине 1980-х гг.) Г.Н. Пронин вынужден был признать, что «происхождение традиции широкого использования камня в погребальных древностях Северо-Запада остается неясным» . С тех пор положение мало изменилось.
Каменные конструкции в насыпях давно привлекают внимание исследователей. Предпринимались попытки на основе этого признака выделить памятники в особую группу, или рассматривать их как следствие появления в низовьях Волхова переселенцев, в этническом отношении отличных от другого населения в ареале сопок . В.В. Седов соотносил различные каменные сооружения с балтскими погребальными традициями . Другие исследователи относят каменные сооружения к числу ритуальных элементов лишь вторично, предполагая, что они предназначались для укрепления насыпей.
Груды, или кучи («наносы») камней в сопках как правило, представляют собой крупные сооружения неправильной формы (лишь в одном случае отмечено правильное «сферовидное» скопление камней), представляющие, вероятно, развалы каких-то более регулярных сооружений, сложенных «насухо», деформировавшихся позднее под тяжестью насыпи. Находятся они всегда в основании сопки, в центре или близ него.
Сопки типа 3 имеют аналогии на Юге Балтики - на острове Рюген. Там курганы (высокие, до 7,5 м., содержат по несколько захоронений и каменные кладки) появились раньше, чем в польском Поморье и Полабье, где сам обряд курганной культуры начал распространяться только с VIII в. В районе Ладоги сопки выше, чем на Рюгене, но это вызвано тем, что они неоднократно досыпались в более позднее время и имели многоярусную структуру.
Все сопки выше 7 м. сооружены на подсыпке около 2 - 2,5 м., имеющую плоскую вершину и крутые склоны. На площадках, образуемых вершиной подсыпки прослеживаются следы ритуальной деятельности: каменные вымостки, огневища, разбросанные ветви деревьев и кости животных. О том, что подсыпка не была промежуточным этапом строительства сопки, а представляла собой законченное сооружение, говорят каменные обкладки в их основании и следы установки деревянных столбов. Таким образом, судя по археологическим данным, эта подсыпка представляла собой культовое сооружение (капище), аналогичное круглым культовым сооружениям западных славян .
Часть 5.

Еще одну аналогию можно провести между каменными кругами и могильниками поморян, где над погребениями сооружались каменные оградки. Курганный обряд погребения распространился на славянском побережье Балтики со второй половины VIII в. - рубежа VIII-IX столетий. Это массовые захоронения с использованием каменных обкладок погребений. Весьма характерен географический разброс этих памятников: они представлены в нескольких удаленных друг от друга анклавах от Вагрии и Вендланда на западе и нижней Вислы на востоке. Не смотря на такую рассредоточенность, их объединяет много общих черт. Древнейшие из западнославянских курганов с каменными обкладками связаны с так называемым фельдбергским горизонтом. А ранние курганы на берегу Чудского озера с выкладками из камней сопровождаются находками обломков керамики именно фельбергского типа.

На мой взгляд, многие элементы погребального обряда, которые трактуются исследователями Северо-Запада Руси как скандинавские, могли быть перенесены на местную почву опосредовано, поскольку подобные заимствования фиксируются на славянском побережье Балтийского моря с самого момента их появления в этом регионе. На некрополях торговых факторий южного побережья Балтики в полной степени проявляется взаимодействие различных идеологических представлений и культовых ритуалов. Положенные в могилы вещи только за некоторыми исключениями позволяют доказать этническую принадлежность умершего. Скандинавские предметы находят, например, в славянских захоронениях в Ральсвике (остров Рюген). Поэтому этническую принадлежность применительно к некрополям юга балтийского побережья определяют на основе анализа погребального ритуала, относя все пышные погребения к скандинавским. Однако подобная трактовка вызывает серьезные сомнения, поскольку подобные выводы не оставляют места для захоронений славянской знати. Создается впечатление, что вся славянская элита была исключительно скандинавского происхождения. Такой подход категорически противоречит известиям письменных источников.

На мой взгляд, можно говорить о привнесении в процессе западнославянского расселения если и не сложившегося погребального обряда, то отдельных его элементов, повлиявших на становление новой погребальной обрядности в Новгородской земле. Обилие локальных вариантов метода сооружения сопок может говорить о том, что ко времени возникновения Древнерусского государства этот процесс не был еще завершен.Возможно, распространение традиции использования каменных сооружений, получившая к IX в. широкое распространение на побережье Балтики, в какой-то мере связано с балтами. Косвенно на это указывают данные топонимики. Многие топонимы острова Рюген и прилегающих территорий, с которых началось распространения «каменной традиции» в западнославянских землях, — балтского происхождения, и указывает на присутствие здесь в это время балтского населения . Отдельные элементы погребальной обрядности, связанные с применением камня, могут иметь и скандинавские истоки.[/cut]
 все сообщения
Кержак Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 09:11 | Сообщение # 35
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
[cut]Часть 6.

Когда речь заходит о западнославянской миграции на территорию Северо-Запада Руси, неизбежно встает вопрос о ее истоках. Славянские группы, которые ныне причисляются к западнославянским, населяли обширные территории на побережье Балтийского моря и к югу от него (территории современных Северной Германии, Польши и Чехии). Это огромная территория, заселенная в раннем средневековье множество племен, имевших, порой, значительные культурные отличия. Таким образом, применение слова «западнославянский» к определению этнической принадлежности тех или иных элементов археологических культур Северо-Запада оказывается слишком расплывчатым и лишенным всякой конкретики.
Требуется разработка этого вопроса, поиск неких этнических маркеров, которые позволят уточнить исходные территории расселения славян на территории современных Новгородской и Псковской областях. Это необходимо для формирования более полного представления о тех этнических и культурных процессах, которые происходили здесь накануне возникновения Древнерусского государства.
Таким этническим маркером может служить керамика.
Керамика Северо-Запада до сих пор не изучалась с точки зрения происхождения форм с этнической точки зрения. К сожалению, в археологической литературе не существует монографий, обобщающих и систематизирующих этот материал, нет аналитических и сравнительных работ (за исключением отдельных статей , посвященных отдельным наиболее крупным и значимым поселениям региона).
Керамический материал считается очень ярким этническим маркером для культур Южного побережья Балтийского моря и севера Польши. Германскими и польскими исследователями она зачастую также используется для датировки памятников , так как керамика западных славян демонстрирует длительность производства и постоянство форм. На относительно небольшой территории отмечается довольно большое различие в развитии керамики, хотя основные тенденции был едины .

На территории современных Северной Германии и Польши, в VII—VIII вв. на общем субстрате с неорнаментированной керамикой, получившей в археологической литературе название суковско-дзедзицкой керамики, возникли несколько региональных групп. На основании данных письменных источников они связываются исследователями со следующими племенами:
• фельдбергский тип керамики — с вильцами (велетами) и ругами (остров Рюген и прилегающие к нему территории балтийского побережья). Данная керамика получила развитие с середины VIII в. Особо стоит отметить, что вильцы заселили восточные области Мекленбурга в составе особой миграционной волны и прервали развитие общих форм (типа суков-дзедзице) почти на два столетия. Особенно характерен данный тип керамики для IX в., на таких поселениях, как Фельдберг, Волин, Щецин, Колобжег. В Мекленбурге, напротив, он составляет ничтожно малый процент – 4% .
• фрезендорфский тип керамики — с племенем ругов (VIII—IX вв.).
• торновская керамика — с лужичанами (VIII—IX вв.).
• керамика менкендорфского типа связана с ободритами и рядом других племен. Она получила развитие на рубеже VII-VIII вв. и ее ареал соответствует ареалу распространения суковско-дзедзицкой керамики (культурные типы последовательно сменяют друг друга). Процессы вытеснения суковско-дзедзицкой керамики менкендорфской в разных регионах земли ободритов были неоднозначными. В ободритском ареале суковско-дзедзицкая керамика доживает до IX в., но в слоях этого времени она составляет уже сравнительно небольшой процент.

Исследователи выделяют еще один тип керамики - гросс-раденского типа, которая местами встречается в нижних слоях славянских городищ Северо-Восточной Германии вплоть до начал X в. Она связывается с германским этническим компонентом, включенным в славянскую среду южного побережья Балтики, вероятно, с эпохи заселения данных территорий славянскими поселенцами. Однако стоит учитывать, что керамика гросс-раденского типа при своем появлении и распространении сопровождает посуду менкендорфского типа.
Таким образом, установив аналогии между керамическими формами западнославянских земель Южной Балтики и Северо-Запада Руси, можно не только получить еще одно доказательство наличия миграционной волны как таковой, но и точно определить ее истоки.
Как показывает анализ археологических комплексов Северо-Запада Руси, керамика, традиционно выделяемая исследователями в группу «западнославянская» была изначально неоднородна по своему составу, хотя к X в. основная часть керамики западнославянского типа, широко представленная на памятниках региона, изготавливалась на месте, в крупных городских центрах .
Если обобщить имеющиеся в настоящее время данные, то вырисовывается следующая картина. На поселениях, в сопках и длинных курганах конца VII—X вв. встречаются аналоги практически всем указанным выше типам западнославянской керамики. Однако процентное соотношение и хронологические рамки для каждой группы различны. Впрочем, все данные еще нуждаются в обощениях и сопоставлениях.
Трудно согласиться с мнением В.В. Седова, что единые исходные виды керамики указывают на то, что славяне балтийские, как и кривичи и словене новгородские, происходили из одного праславянского региона. В таком случае развившиеся на новом месте типы были бы ближе к единому исходному варианту, чем к другим локальным группам. Скорее, стоит говорить о привнесении (в более позднее время, чем полагает В.В. Седов) уже развитых керамических традиций, которые получили самостоятельное развитие на новом месте.
Очень важен тот факт, что на поселениях Северо-Запада Руси, помимо находок западнославянских керамических форм, встречаются и местные подражания, и гибриды, объединяющие черты разных групп южного побережья Балтики. Интересно, что подражания местные гончары создавали только менкендорфским и фрезендорфским формам . Это означает, что в условиях «плавильного этнического котла» городов Северо-Запада Руси происходили стремительные процессы смешения различных культурных (и этнических) компонентов.
К сожалению, мало информации о процентном соотношении менкендорфской керамики (ободриты) и фельдбергской (вильцы, ране). Как известно из письменных источников, между этими племенами шла длительная вражда. Поэтому такие данные могли бы предоставить интересный материал для анализа взаимоотношений представителей этих племен на новой территории. Однако тот факт, что именно эти керамические формы были наиболее «престижны» (раз именно им создавались подражания), косвенно указывает на то, что выходцы из этих земель пользовались примерно равным влиянием на новых землях.
Керамика западнославянского типа продолжала поступать в крупные городские центры Северо-Запада Руси вплоть до XI в. Интерес представляют и немногочисленные курганы с каменными конструкциями (бассейн Псковского и Чудского озер, Мстинско-Ловатское междуречье и Лужско-Онежский регионы, Ижорское плато) в которых были найдены сосуды, аналогичные западнославянским периода X – сер. XI вв. . Это свидетельствует о непрерывности контактов и в эпоху Древнерусского государства.

Часть 7.
О домостроении.

Основная часть домов северо-запада Руси в раннем средневековье была представлена небольшими наземными жилищами срубной конструкции с дощатыми полами, главное различием между которыми представляют отопительные устройства (глиняные и каменные печи). Данные постройки имеют аналоги практически на всем побережье Балтики за исключением торновской группы, для которой изначально были характерны столбовые конструкции больших размеров, и, отчетливо выделяют ареал расселения балтийских славян на фоне славян южных групп (даже от вплотную примыкающей к нему пражско-корчакской территории), для которых характерно строительство полуземлянок.
Происхождение наземных срубных жилищ на территории расселения балтийских славян имеет свою эволюцию, в отличие от русского северо-запада, куда этот тип домостроения был принесен в готовом виде. При расселении на север с более южных территорий славяне сначала принесли с собой южную технику домостроения – небольшие срубные жилища, несколько углубленные в землю (на 0,5-1 м.). Однако на северных территориях почвы более сырые, а потому жилые постройки быстро эволюционировали в наземные с хозяйственными ямами, которые, в свою очередь, потом быстро исчезли. Дома срубной конструкции с хозяйственными ямами (как правило, расположенными около печки) в сочетании со славянской керамикой являются наиболее характерным элементом суковско-дзедзицкой культуры и, частью, менкендорфской.
На Северо-Западе Руси широко распространены небольшие наземные срубы с дощатыми полами с печью в углу. Для ранних малых срубных построек характерно наличие небольших подполий. Самым показательным различием между малыми наземными срубными постройками Северо-Запада является устройство отопительного устройства: глинобитные (западные районы) и каменные (в восточных). Наличие в кривичско-словенском регионе в однотипных постройках VIII-X вв. печей двух типов заставляет предположить разные истоки одного из двух типов отопительных устройств. Глиняные печи распространены в западной части ареала культуры псковских длинных курганов, практически не затронутой распространение культуры сопок , а для синхронных западнославянских памятников характерны каменные печи.
Отдельно стоит сказать о ладожском домостроении. Тип квадратного жилого дома с печью в углу появился в Ладоге уже в начальный период – в VIII в. В это же время появляется и особый тип домов – так называемые «большие постройки».
Вопросу происхождения так называемых «больших домов» Ладоги, их этнической атрибуции и проблеме этнической смены населения, связанной с исчезновением данного типа жилища, посвящена обширная историография. Одни исследователи полагали, что «большие дома из слоя Е на Земляном городище являлись жилищами большой патриархальной семьи, а изменения в домостроительстве на более поздних этапах связаны с социальными переменами в жизни общества , другие авторы видели в разнотипности жилых комплексов отражение определенной этнической неоднородности населения Ладоги . Первая концепция не нашла развития в исторической и археологической литературе как наименее обоснованная, и все последующие дискуссии развернулись вокруг второй точки зрения на проблему.
Обе версии были основаны именно на постулате о смене одного типа домостроительства другим. Однако В.П. Петренко на основании данных раскопок на Варяжской улице в Старой Ладоге доказал, что резкой смены домостроительства на поселении не было. Как выяснилось, и большие и малые формы домов здесь соседствовали изначально. Столь резкое противопоставление особенностей ладожского домостроительства VIII-IX и X вв. носит искусственный характер, поскольку остатки небольших квадратных в плане изб с печью-каменкой в углы зафиксированы на Земляном городище уже в слое Е, а так называемые большие дома были не редкостью в застройке X в. на левом берегу р. Ладожки .
Наличие различных типов домостроения говорит об изначальной этнической неоднородности населения Старой Ладоги. Как отметил А.Н. Кирпичников, «до сих пор остается невыясненным вопрос о происхождении самого типа ладожского крупного дома, который имел такие особенности, как внутренние подпорные столбы и центральное положение отопительного устройства». Ни в Финляндии, ни в Швеции, ни в Прикамье домов, подобных ладожским, пока не обнаружено. Подчеркивается также, что дома ладожского горизонта Е отличны от достоверно славянских жилищ южных территорий, где господствовал такой тип домостроительства, как полуземлянки .
Как показывают результаты раскопок, «большие дома» различались по своим конструктивным особенностям и принадлежали различным этническим группам. К самому раннему этапу жизни Ладожского поселения (до 753 г.) относятся четыре «больших дома» каркасно-столбовой конструкции с очагом в центре и кузнечно-ювелирная мастерская. Их строительство исследователи связывают (на основе вещевого материала) с появлением норманнов в низовьях Волхова и создание одной из их общин своего поселка. Во второй половине 760-х гг. поселение прекратило свое существование. Судя по сокрытию набора инструментов и вотивного изображения Одина, жителям пришлось покинуть свои жилища. Произошла смена населения, которая связана с притоком нового населения и захватом в Нижнем Поволховье доминирующего положения носителями культуры сопок, то есть, славянами .
Спецификой застройки V яруса Ладоги (ок. 840 - ок. 865 гг.) стало появление в северной части раскопа В.И. Равдоникаса «большого» дома каркасно-столбовой конструкции с очагом на центральной оси, выделяющегося размерами и расположением и два больших срубных дома, и нескольких «больших построек», сочетающих в себе славянские и северо-европейские черты домостроительства. С этого времени большие постройки и малые срубные жилища с печью-каменкой в углу соседствуют.
Обращает на себя внимание сходство ладожских «больших домов» с жилищами фельдбергского населения, для поселений которого были характерны большие дома. В первые века своего пребывания на занятой территории (VII-VIII вв.) велетские племена отличались от окружающих племен . На их территории были распространены наземные срубные дома, которые, возможно, имели и второй этаж (отметим, что около 894 г. в Ладоге возводится крупногабаритное, вероятно, двухэтажное сооружение, вполне претендующее на роль хором ). Размеры домов, построенных велетами, сопоставимы с ладожскими (длина 7-13 м и ширина 4-6 м), а выполнены они также в технике сруба. Второй этаж мог быть столбовым или каркасным . В силу отсутствие комплексной информации (техника домостроения, расположение отопительного устройства, керамика) для проведения сравнений стоит отказаться от высказывания однозначных оценок.
Самым любопытным фактом является высокая концентрация деревянных игрушечных мечей V яруса Ладоги . В этой связи вспоминается о необыкновенной воинственности велетов, о которой неоднократно писали немецкие хронисты. Долгое время находки мечей с территории Древней Руси связывали исключительно со скандинавами, однако впоследствии, на основании изучения клейм на клинках, исследователи пришли к выводу о том, что значительная их часть изготавливалась в Рейнской области. Франкские мечи поставлялись непосредственно из земель франков, о торговле с которыми свидетельствуют королевские указы времен Каролингов .
Что же касается «большого» дома каркасно-столбовой конструкции с очагом на центральной оси (продолжение предшествующей традиции?), то здесь можно привести сравнение с княжеской резиденцией из Ольденбурга (Стариграда), племенной столицы вагров (ободритов), которые датируются второй половиной VII – первой половиной или концом VIII в. Это были две постройки, расположенные параллельно друг другу, размером 24Х8,2 м, разгороженные, как и ладожские «большие дома» внутренними перегородками с продолговатым очагом в центре и выполненные в столбовой конструкции .

Часть 8.

В «Повести временных лет» в известном перечне народов, населявших Балтийское море, из западных славян упомянуты только «ляхи»: «Ляхове же, и пруси, чюдь преседять к морю Варяжьскому. По сему же морю седядь варязи семо к востоку до предела Симова, по тому же морю седять к западу до земле Агнянски да Волошьски» . С точки зрения версии о «варягах» как об обобщенном термине, означающем население балтийского побережья (это вопрос будет затронут ниже), подобная лакуна допустима. В таком случае славянское население балтийского побережья названо «варягами».
Но при описании истории расселения славян с Дуная в летописи следует фраза: «… словени же ови пришедше седоша на Висле, и прозвашася ляхове, а от тех ляхов прозвашася поляне, ляхове друзии лутичи, ини мазовшане, ини поморяне» . То есть, в перечне народов, населявших Балтийское побережье, лютичи, мазовшане и поморяне могут быть объединены летописцем под термином «ляхи». Против такой трактовки говорит распространение в русском фольклоре таких понятий, как: Леховинская земля – наименование Польши; ляховинский, ляховицкий, ляховецкий в значении «польский»; названия населенных пунктов Ляховичи, названия которых с точки зрения словообразования трактуются как «поселение рода Ляха», а не «поселения ляхов-поляков» .
В этом отрывке, повествующем о происхождении западнославянских племен «от ляхов» не названы ободриты. Более того, в «Повести временных лет» ободриты не упомянуты вовсе. Такой пропуск не может быть случайным: во-первых, летописец называет в этом отрывке все основные племенные объединения, известные нам по иностранным источникам, и незнание одного из крупнейших союзов выгляди странным; и, во-вторых, ко времени составления «Повести временных лет» ободриты еще не были окончательно покорены и онемечены.
Как отметил в свое время А.Г. Кузьмин, основываясь на текстологическом анализе «Повести временных лет», этноним «варяги» имел в разное время широкое и локальное значение . Изначальным «локальным» вариантом этнонима «варяги» могло быть обозначение ободритского племенного объединения. В таком случае, происхождение «локального» варианта этнонима «варяги» объясняется от названия племени вагров , которое входило в состав союза племен ободритов. Это племенное объединение получило свое название по имени одного из племен, входивших в него, и прочно закрепилось в современной историографии. Между тем, название вагров имело в племенном объединении равнозначное значение. Титмар Мерзебургский писал в своем сочинении: «разум того народа, что зовется ободриты и вагры». Гельмольд в «Славянской хронике» приводит древние предания о былом могуществе этого народа: «Альденбург - это то же, что на славянском языке Старгард, то есть «старый город». Расположенный, как говорят, в земле вагров, в западной части побережья Балтийского моря, он является пределом Славии. Этот город, или провинция, был некогда населен храбрейшими мужами, так как, находясь во главе Славии, имел соседями народы данов и саксов, и всегда все войны или сам первым начинал или принимал их на себя со стороны других, их начинавших. Говорят, в нем иногда бывали такие князья, которые простирали свое господство на земли бодричей, хижан и тех, которые живет еще дальше» .

Заметим в скобках. Версия о происхождении этнонима «варяги» от названия племени вагры не нова, но обоснований возможности такого перехода с лингвистической точки зрения пока дано не было. Первым ее высказал еще С. Герберштейн: «Однако с Любеком (Lubeca, Lubegkh) и Голштинским (Holsatia, Holstain) герцогством граничила когда-то область вандалов со знаменитым городом Вагрия, так что, как полагают, Балтийское море и получило название от этой Вагрии (Wagria); так как и до сегодняшнего дня это море, равно как и залив между Германией и Данией, а также между Швецией, с одной стороны, и Пруссией, Ливонией и приморскими владениями Московии — с другой, сохранили в русском языке название «Варяжское море» (Waretzokoie morie), т. е. «море варягов», так как, более того, вандалы тогда не только отличались могуществом, но и имели общие с русскими язык, обычаи и веру, то, по моему мнению, русским естественно было призвать себе государями вагров, иначе говоря, варягов, а не уступать власть чужеземцам, отличавшимся от них и верой, и обычаями, и языком. Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988.

Основное значение слова «варяг» в «Повести временных лет» соответствует тому значению, которое зафиксировано в архангельском говоре, где слово «варяжа» обозначало «заморец», «заморье», «заморская сторона». Как показал анализ письменных источников, предпринятый В.В. Фоминым, «в контексте самой варяжской легенды и последующих известий о варягах, приходивших на русь «из заморья», оно указывает на балтийское Поморье в целом» . Этот вывод исследователя подтверждает указание Ипатьевской летописи, которая сообщает о жене польского князя (конец XIII в.): «бо бе рода князей Сербских, с Кашуб, от помория Варязского от Старого града за Кгданском».
Показательно, что в великорусском языке само слово «варяг» закрепилось только в значении «скупщик всячины по деревням, перекупщик, коробейник», поскольку основные связи между регионами поддерживали торговцы.
По мнению А.Л. Никитина, «термин «варяг», впервые зафиксированный византийским хрисовулом в 1060 г., укоренился на Руси не ранее второй половины XI в.». Все варяжские сюжеты «Повести временных лет» имеют новгородское происхождение, а древнейшие новгородские летописи в своих оригинальных статьях, посвященных событиям X-XI вв., не знают «варягов» (все остальные упоминания о них восходят к тексту «Повести временных лет», который в древнейших списках Новгородской первой летописи представлен в сокращенном виде). Древнейшим упоминанием варягов в отечественных источниках можно считать перевод Георгия Амартола (первая половина XI в.), где сказано, что Русь – «от рода варяжска» (в оригинале – «от франков») .

Часть 9.

Востоковед Д.Е. Мишин, анализируя фрагмент из трактата арабского писателя Джайхани (913/914 – 943) «Книга путей и государств», в котором упоминаются варяги, пришел к выводу, что «варяги были известны на Востоке под таким именем уже в первых десятилетиях X в.». Речь идет об отрывке, сохранившемся как цитата из упомянутого сочинения в более позднем трактате «Вершина познания в разделении небосвода» аль-Хараки: «Также из него (Западного моря, т.е. Окиана – Д.М.) выходит огромный залив, находящийся к северу от земель славян; его называют также Морем варягов (Бахр Варанк), - это народ, живущий на его берегу. Этот залив продолжается до земель булгар-мусульман; его протяженность в длину с востока на запад составляет триста миль, а в ширину – сто миль» .
Как верно отметил Д.Е. Мишин, варяги Джайхани меньше всего напоминают наемников. Для него они представляют собой некий народ, имеющий определенный ареал расселения. Огромный залив, выходящий из Океана, следует, без сомнения, считать Балтийским морем, а также тем путем, которым купцы проделывали в направлении Волжской Булгарии. Согласно этому отрывку, варяги живут на побережье Балтийского моря, а земли славян находятся к югу от него. Эти земли славян, учитывая маршруты купцов, следует отождествлять с территориями славянского населения Северной Руси, прежде всего, - словен новгородских.
Однако мы не можем согласиться с трактовкой, что «если путешествовать от них (словен новгородских) в северном направлении, можно прийти только в одно место – в Скандинавию», поскольку, чтобы туда попасть, путешественнику предстояло проделать путь мимо всего балтийского побережья, которое было заселено как славянами, так и балтами. «Этот народ, живущий на берегу» должен был иметь достаточно большой ареал расселения, чтобы в честь него было названо море, и активен в международной торговле, чтобы его присутствие было зафиксировано на Волго-Балтийском пути. «Этот народ» не назван славянским, он отделен от словен новгородских. Но он и не противопоставляется им этнически: здесь лишь констатируется факт, что два народа с разными названиями живут на разных территориях.
То, что варяги в упомянутом отрывке названы «народом» и датировка этого известия X в. действительно играет большую роль для изучения вопроса об этническом осмыслении термина «варяг» на протяжении последующих двух столетий. И главное в этом вопроса констатация факта - «варяги» в это время играли роль самоназвания (если согласиться с версией, что арабский автор получил информацию от пришлых купцов), - поскольку для скандинавов слово «варяг» нигде не зафиксировано как этнический термин.
Обращает на себя факт малочисленности топонимики, производной от этнонима «варяг», в то время как рус- топонимика относительно многочислена: Руса, Порусье, Околорусье (в южном Приильменье); Руса на Волхове, Русыня (на Луге), Русська (на Воложбе) и Рускиево (в низовьях Свири), в Приладожье, Русовщина (р. Шуя) и др. На территории России «рус»- топонимы сконцентрированы в северо-западных областях и являются продолжением массива, проходящего с территорий современной Польши через Прибалтику и Белоруссию. «Полученные результаты говорят о том, что миграция руссов происходила из южнобалтийских областей и осуществлялась в основном широкой полосой вдоль побережья на восток.» С территории Германии по северному побережью Европы протянулась вереница рус-топонимов. «на основании приведенных данных районом локализации руссов следует искать исконные земли обитания западных славян, Германию и Польшу».
Упомянутая Новгородской 1-й летописью Варяжская улица на Торговой стороне под 1272 г. («… загорѣся на Варяжьскои (по другому списку - «Варескои») улици») свое название, надо полагать, получила в связи с появлением в городе варягов, приглашенных Ярославом. На это указывает Новгородская 3-я летопись («Книга, глаголемая Лѣтописецъ Новгородской»). В записи под 1014 г. летописец поясняет данный урбаноним следующим образом: «Ярославъ же посла за море и приведе Варягъ, бояся отца своего (и того ради Великая Варяжская улица словетъ, понеже ту Варяги стояли)». Однако надо обратить внимание, что Варяжская улица располагалась в самом центре Славянского конца. В материалах писцовой документации конца XV в. встречается любопытный произносительный вариант Вережская, говорящий, как будто, об этимологическом единстве годонима Варяжская и ряда новгородских топонимов типа Верясско (дер. на Средней Ловати), Веряжа (р. близ Новгорода), Варесская, Варецкая, Варетцкая и др., которые могут быть производными от слова «варяг», «варяжский», появившиеся благодаря утрате согласной ж (в силу диалектного смешения мягких ж и з, ш’ и с’) .
Итак, соглашусь с исследователями, которые полагают, что варяги, - это «поморяне», обобщающее название жителей Балтийского побережья. Поэтому название варяги всегда распространялось на разные морские народы, и только на морские. С этой точки зрения позиция летописцев, которые выводили новгородцев «от рода варяжска», вполне обоснована – как было показано выше, обилие археологических материалов связывают Новгородскую землю с самыми разными областями славянского Блатийского побережья: «новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжска, преже бо беша словене».

Часть 10.

Рассматривая вопросы, связанные со славянским регионом Балтики, нельзя не затронуть вопрос об этнической природе колбягов, которых ряд исследователей связывают с жителями поморского города Колобжег . В кратком тексте «Русской Правды» колбяги упомянуты наряду с варягами:
«Аще ли ринеть моужь моужа любо от себе, любо к собе, 3 гривне, а видока два выведеть; или боудеть варягъ или колбягъ, то на ротоу»
«Аще ли челядинъ съкрыется любо оу варяга, любо оу кольбяга, а его за три дни не выведоуть, а познають и в третии день, то изымати емоу свои челядинъ, а 3 гривне за обидоу» .
В Пространной Русской Правде колбяги также неотделимы от варягов:
«Аче попъхнеть мужь мужа любо к собе ли от собе, любо по лицю оударить, ли жердью оударить, а видока два выведуть, то 3 гривны продажи; аже будеть варягъ или колбягъ, то полная видока вывести и идета на ротоу» .
И варяги, и колбяги в тексте фигурируют как иностранцы - личное оскорбление должно быть доказано посредством двух видоков (свидетелей). Но для варяга или колбяга делается исключение, они могут доказывать личною присягою как иностранцы, которым не легко было найти послухов на чужой земле. Но условия судопроизводства – единственное, что их связывает. Доказательств этнического родства варягов и колбягов «Русской Правды» в тексте нет.
С другой стороны, следы пребывания колбягов сохранились в топонимике Северо-Запада, ср. Колбь, Колпино и т.п. По писцовым книгам конца XV в. в Обонежской пятине известен погост «Климецкой в Колбегах» (бассейн реки Сясь) . Следовательно, колбяги жили в Новгородской земле относительно многочисленными группами.
Одна из новгородских грамот на бересте (грамота № 222), датируемая концом XII — первой четвертью XIII в. (Неревский раскоп), к посаднику Гюргию Иванковичу содержит упоминание колбягов: «От Матея ко Гюргию. Теперь я пришел. Вот из-за чего я не шел: встречу тебя... Если же в самом деле они запираются (не признаются), то я даю княжескому детскому гривну серебра и еду с ним, потому они поставили меня своим запирательством в положение вора. Еси колбяги не бежали, в твоих руках распределение долей, деньги по людям (деньги, которые различные люди должны) — нет тут тебе убытка или единой векши». В данной грамоте упоминается княжеский детский которому некий Матей платит гривну серебром для того, чтобы тот поехал с ним в качестве защитника и оправдал Матея, так как его обвинили в каком-то хищении, связанном, по-видимому, со взиманием податей с колбягов . Взимание податей новгородцем было бы возможно только в условиях территориальной близости колбягов.
В исландском географическом памятнике XII в. землей колбягов (кольфингров) названа Русь или царство Гардарики: «земля кольфингров (Kylfingaland), которую мы называем царством Гардарик (terra kylvingorum, quam vocamus regnum Gardorum) . «Сага об Эгиле Скаллагримссоне» — одна из саг об исландцах, рассказывающая о четырех поколениях рода Эгиля и охватывающая события с конца IX по конец Х в. (записана в 1200—1230 гг.) также упоминает «кольфингов». Это упоминание исследователи источника относят к числу черт и отношений более позднего времени, оказавшихся в саге перенесенными на времена конунга Харальда Прекрасноволосого. В саге описано столкновение норвежцев в Финнмарке с кирьялами (корелами) и колбягами (последние фигурируют в рассказе под именем «кюльфингов»). Торольв встретил кюльфингов во время своего первого торгово-даннического похода в Финнмарк. Кюльфинги, пришедшие «с востока», занимались торговлей с местным населением, «а кое-где — грабежами». Торольв уничтожает этих встретившихся на его пути конкурентов . Поскольку в данном источнике «кюльфинги» приходят в Фенноскандию с востока, то они никак не могли прийти сюда из Колобжега.
Древнерусское название «колбяги» встречается в византийских источниках как «кулпинги» и означает буквально «особые наемники» . В византийских источниках XI в., как и в древнерусских («Русская Правда») кулпинги/колбяги всегда упоминаются в паре с варягами.
Согласно одной из последних гипотез, выдвинутой Д.А. Мачинским, колбяги - это этносоциальная группа, «сплавившаяся из пришлых скандинавов, из приладожских (и иных) финнов, из потомков полиэтничной волховско-сясьской «руси» и занятая сельским хозяйством, промыслами, сбором дани, торговлей и службой в византийских и русских войсках» , которая археологически связана с приладожской курганной культурой . С данным утверждлением трудно согласиться: для столь крупной группировки упоминание колбягов слишком малочисленны. Кроме того, «социальной» группу при такой сфере деятельности (и земледелие, и служба в византийских войсках) назвать сложно.
При анализе упомянутых источников обращает на себя внимание поздняя фиксация «колбягов», связанная с XI-XII в. (или XIII в.). Все упоминания, за исключением византийских, связаны с территорией Новгородской земли, и почти неразрывны с варягами.
Казалось бы, все эти упоминания противоречат версии о происхождении «колбяг» из Колобжега. Но рассмотрим источники в хронологическом порядке.
Для XI столетия колбяги упомянуты в византийских хризовулах и «Русской Правде». Для византийцев колбяги – воины, «особые наемники». В «Русской Правде» не указана воинская принадлежность колбягов, но она подразумевается фактом их появления в этом тексте – в связи с призванием варягов Ярославом.
В этот период, в XI в., в Поморье Колобжег (Колоберег) становится центром независимого славянского княжества.
Применительно к XII в. источники упоминают колбягов как особую этническую (социально-этническую?) группу на территории Новгородской земли, что подтверждается данными топонимики, которая дает дань Новгороду и предпринимает военные и торговые вылазки в Фенноскандию.
В начале XII в. Колобжег и прилегающие к нему территории были покорены Болеславом Кривоустым, началась христианизация города: Титмар Мерзебургский упоминает Кольбергское епископство , основанное Болеславом в 1000 г. (Кольберг – онемеченное название Колобжега, ср. с кольфингами саг). С середины XII в. началась активная германизация Колобжега.
В связи с этими событиями немногочисленные упоминания колбягов приобретают некоторую осмысленность. Обозначение «колбяги» появилось как обозначение населения города Колобжега и прилегающих к нему территорий (ср. Новгород – новгородци, Колоберег - колбяги) с образованием независимого княжества в XI в. Учитывая высокую роль на международных путях, которую город занимал в это время, участие выходцев из его социальной верхушки в качестве военных наемников вполне обосновано. Со времени покорения Болеславом города и начала онемечивания прилегающих к нему земель начался исход некоторой части жителей в Новгородскую землю. Показательно при этом то, что упомянутые в русских источниках колбяги фигурируют как язычники.
Напрашивается вопрос: если колбяги – жители Колобжега, а варяги – обобщенный термин, обозначающий жителей славянского Балтийского побережья, то зачем в тексте «Русской Правды» сделано уточнение и колбяги названы, пусть и в паре с варягами, но отдельно? На наш взгляд подобное уточнение еще раз подтверждает «широкий смысл» понятия «варяг», которое на момент составления источника включало в себя и скандинавов.[/cut]
 все сообщения
Кержак Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 09:11 | Сообщение # 36
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
[cut]Часть 11.

Теперь коснемся самого "скользкого" момента - проблемы "руси". Предупреждаю сразу, что рассматриваю только один из аспектов применительно к своей теме.

«Наименования «Русь», «Русия», «Рутения», «Рутония» встречаются помимо Подунавья и Поднепровья, в Прибалтике, Прикарпатье, Приазовье, Прикаспии, на границах Тюрингии и Саксонии» . В византийских и восточных источниках преобладают написания «Росия» и «Русия». Встречается оно и в западной средневековой литературе (в частности, в итальянских и английских источниках). В латиноязычных европейских источниках нередко упоминание рутенов и ругов. По мнению А.Г. Кузьмина «При этом имеются в виду и разные «Русии», и разные значения этнонима» . Нас интересуют те упоминания в источниках, которые указывают на тождество Руси балтийской и населения Древней Руси и источников, которые позволяют считать русь населением славянской Балтики.
Некоторые исследователи считают, что формы на Ruth- и Rug- представляют собой поздние, книжные образования, основанные на созвучии. Как написано в учебном издании «Древняя Русь в свете зарубежных источников»: «с X в. встречаются «архаизирующие», заимствованные из позднеантичной традиции этнонимы rugi, ruteni, и образованные от них названия государства - Rugia, Rutenia» . С данным утверждением трудно согласиться. Во-первых, для этого еще надо доказать, что для ругов, которые в X в. еще не только не сошли с исторической арены, но и активно действовали на ней, этот этноним был вторичным по отношению к этнониму «ране». Во-вторых, в таком случае, необходимо объяснить и обширную современную топонимику с корнем -руг-, распространенную на острове Рюген: Rugeshus, Ruge Barg, Rugenhof. Объяснение, что это было заимствованием названия германского племени, упомянутого в источниках I-II вв. н.э., через «посредничество» славян, будет натяжкой, поскольку все названия представляют собой немецкие этнотопонимы, образованные из славянского.
В Х веке в Священной Римской империи очень хорошо знали балтийских ругов-русов, поскольку они помогали Оттону I (император 962-973 гг.) в борьбе против восставших славянских племен. Именно благодаря помощи со стороны этого племени было подавлено восстание континентальных славянских племен, причем, как сообщается в одном документе, были покорены все племена, жившие у моря «против Руси» .
По сообщению Ибрагима Ибн-Якуба, «граничат с Мшкой на востоке Русы и на севере Брусы. Жилища Брусов у окружающего моря… И производят на них набеги Русы на кораблях с запада» . Заметим, что это утверждение арабского источника можно было бы отнести к доводам в пользу норманнской версии о происхождении Руси – с запада на Прусов могли нападать и скандинавы. Однако автор далее Ибн-Якуб пишет: «И главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались с ними, как например племена ал-Тршкин и Анклий и Баджанакиа и Русы и Хазары» . То есть, к началу XI в. все скандинавы должны были бы уже говорить по-славянски. Сменить язык с древнего неславянского (германского, кельтского?) на славянский при смешении с пришлым населением они могли бы именно на острове Рюген, где, как уже говорилось выше, произошло «наложение» славянского населения на автохтонное, что подтверждается археологическими исследованиями.
В комментарии к так называемым «Законам Эдуарда Исповедника», якобы утвержденным Вильгельмом Завоевателем в 1070 г., который сохранился в разных списках этих законов, а также в «Хронике» Роджера из Ховедена (ум. 1201), сказано, что «у этого вышеназванного Эдмунда был некий сын, которого звали Эдуард; он по смерти отца, страшась короля Канута, бежал из этой земли в землю ругов, которую мы называем Руссией. Король этой земли, по имени Малесклод, когда услышал и понял, кто он, с честью принял его» .
В приведенном тексте важно прямое отождествление Ругии и Русии (независимо от того, имеется в виду Балтийская или же Киевская Русь), представление о том, что это одно и то же различно записываемое на бумаге наименование. По мнению А.В. Соловьева , в изложении этого события Роджер из Ховедена близок к Адаму Бременскому, писавшему: «Брат Этельреда (Adelradi) Эдмунд, муж доблестный, ради победителя был умерщвлен ядом; дети его были осуждены на изгнание в Руси (in Russiam)».
Еще одно подтверждение прямого отождествления ругов и руссов содержится в рассказе ряда современных событиям источников, повествующих о крещении княгини руссов или ругов Елены (имя Ольги в крещении) и миссии на Русь Адальберта в 961-962 гг. В 968 г. Адальберт стал главой вновь утвержденного Магдебургского архиепископства, созданного для проведения христианизации балтийских славян, в связи с чем напоминается о его миссии «к ругам» .
В 1245 году папа Инокентий IV с требованием прекратить преследования францисканского ордена обратился к духовенству «Богемии, Швеции и Норвегии, а также в провинциях Польши, Литвы, Славии, Руссии и Пруссии». «Руссия» здесь, очевидно, область, подчиненная римской церкви, та же самая, что и в ряде других рассмотренных документах. Папа Бенедикт ХI обращался в 1304 г. к последним собственно рюгенским князьям Вышеславу и Самбору, называя их «знаменитыми мужами, князьями русских» (principibus Russianorum) .
Как показал в свое время Н.С. Трухачев, русский остров, неоднократно упоминаемый у арабских исследователей, - это прямое указание на Рюген. Об острове руссов писали Ибн-Русте (начало X в.), Мукаддаси (середина X в.), Тахир ал-Марвази (конец XI – начало XII в), Ауфи (начало XIII в.) . Не смотря на некоторые противоречия в своих показаниях, арабские источники сходятся в том, что островные русы – народ многочисленный, живущий за счет грабежа соседних славян.
Итак, многие раннесредневековые источники связывают народ руссов с островом Рюген, а этноним «руги» применяет не только к населению острова, но и к населению Киевской Руси. Но существуют еще и источники, которые размещают русь на материке, на побережье Балтики. Как писал А.Г. Кузьмин, «Руги брали дань со многих балтийских (славянских и неславянских) племен, и их территория, судя по источникам, не ограничивалась островом Рюген» .

«Не все источники локализуют прибалтийских руссов на Рюгене. Некотоые свидетельства менее определенны и позволяют относить русин только на южное побережье Балтийского моря, западнее Пруссии и восточнее Дании. Поскольку известно, что все южное побережье Балтики – от территории вымерших пруссов, живших к востоку от Вислы, и до Дании – было заселено славянами, то ясно, что эти свидетельства относят прибалтийских русин к славянам, а не шведам» - писал Н.С. Трухачев.
Действительно, некоторые источники относят к Руси и некую местность на побережье. Ряд упоминаний Балтийской Руси (или Балтийских Русий) имеется у Адама Бременского и его комментатора, относящихся ко времени около 1075 г. Так, перечисляя балтийские острова, Адам Бременский называет заселенную славянами Фембру: «третий остров именуют Семландом, он соседствует с областями руссов и поланов, а населяют его сембы, или пруссы, люди весьма доброжелательные» . По мнению А.Г. Кузьмина, поскольку упомянутый Семланд – это полуостров Самбия, принятый хронистом за остров, а с запада к нему подходят польские пределы, то Русь могла граничить с ним у низовий Немана. Однако на момент написания сочинения Адама Бременского (1072-1074 гг.) земли поморян не входили в состав Польши. Действительно, веком раньше (в X в.) польский князь Мешко I покорил поморян и включил из земли в состав своего государства. Но XI в. поморяне подняли восстание и вновь обрели независимость. В этот период их территория расширилась на запад от Одры в земли лютичей. Таким образом, по Адаму Бременскому, с Самбией граничат: с запада руссы (то есть автор причисляет к Руссии территории Поморья), а с юга – поляки.
Комментатор Адама Бременского в ряде добавлений упоминает «Русь» в связи с событиями главным образом в германоязычных землях. В одном из них сказано о том, что польский король Болеслав в союзе с Оттоном III (ум. 1002) подчинил всю Славонию, Руссию и Пруссию. «Славония» – это либо Западное Поморье, либо вся территория балтийских славян. Руссия здесь занимает область между Славонией и Пруссией. Конечно, это не Киевская Русь, а какая-то часть Поморья.
Это видно, например, на интерпретации рассказа Штаденских анналов под 1112 годом. Согласно рассказу, дочь штаденского графа Ода, выданная за русского князя, вынуждена была после его смерти бежать со своим сыном Вартиславом в Саксонию. Затем Вартислав был призван на княжение «в Русь». Под именем «Вартислав» историки видели Ростислава Владимировича (ум. 1065) или Святослава Ярославича (ум. 1076) . Имя «Вартислав» отсутствует в киевском именослове, но оно неоднократно встречается в Поморье и связано оно с именем Вартислава I (правил в 1124-1136 гг.).
Территория, управляемая Вартиславом, по словам Гельмольда, занимала все земли поморян: «в эти дни объявился муж высокой святости, Оттон, епископ бамбергский. По приглашению Болеслава, князя полонов, и при его поддержке он отправился в приятное господу паломничество к племени славян, которые называются поморянами и живут между Одрой и Полонией. И здесь он, поддерживаемый господом, проповедовал язычникам слово божье и подкреплял затем свою проповедь чудесами и обратил весь этот народ вместе с его князем Вартиславом» . Название «Русь» в этом случае, очевидно, предполагает либо какую-то часть Поморья, либо славянское Поморье в целом.
Продолжатель Оттона Фрейзингенского – Рагевин (ум. 1177) поместил «рутенов» за пределами Польши «на севере» от нее. Он ограничил польские земли с запада Одером, с востока Вислой, а с севера «рутенами и морем Скифским». Помимо островов, сюда, видимо, входили и какие-то территории Западного Поморья, поскольку поморян специально хронист не выделяет.
О тесной связи островных ругов с населением побережья говорится в «Житии Оттона, епископа Бамбергского» бамбергского монаха Герборда: «С одной стороны на Польшу нападали Чехи, Мораване, Угры, с другой – дикий и жестокий народ Рутенов, которые опираясь на помощь Флавов, Пруссов, Поморян, - очень долго сопротивлялись польскому оружию, но после многих понесенных поражений принуждены были, вместе со своим князем, просить мира. Мир был скреплен браком Болеслава с дочерью русского князя, но не надолго…» .
Итак, перед нами встает проблема локализации Руси на территории Балтики: по какой-то причине под русами понималось не только население острова Рюген, но и некие земли на территории Поморян. Чтобы объяснить этот феномен, вернемся к вопросу об этнониме русы/руги/рутены.

А вот теперь внимание. К настоящему времени существует целый ряд теорий происхождении этнонима «русь» (из всех существующих на данный момент гипотез – скандинавской, южнорусской, автохтонной, готской и др., ни одна не может считаться идеальной с лингвистической точки зрения). Я высказываю предположение, что уже в раннее средневековье этноним "русь" приобрел надплеменное значение. На это указывает стремительное его распространение на те восточно-славянские земли, во главе которых стояли выходцы из определенной династии.

Поэтому высказываю версию, что в VIII-X вв. время рождается то явление перехода этнонима в политоним, которое в будущем отразится на всей истории Русских земель. М.Н. Тихомиров, анализируя русские летописные источники, пришел к выводу, что в XII- XIII в. «Наряду с термином «Русь» как обозначением определенной территории (Киевского княжества – А.М.) употреблялось другое, более широкое понятие «Русской земли» в применении ко всем восточнославянским землям, входившим в состав Киевского государства» . Уже повествуя о битве с эстами-сосолами весной 1061 г., новгородский летописец ставит знак равенства между новгородцами и русскими: «И изидоша противу им плесковице и новгородци на сечю, и паде Руси 1000, а Сосол бещисла» . «Русином» новгородский житель именуется и в договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, заключенном в 1191 или 1192 г. Однако для епископа Нифонта, отвечавшего на вопросы духовных лиц между 1130 и 1156 гг., житель Новгорода – не русин, а «словенин» .

Немец Хайденфельд в связи с трактовкой происхождения этнонима писал: «На их собственном языке „ройсы" обозначает такой народ, который отличается от других стран и народов, собрался из разных наций и провинций и имеет своего собственного князя и государя» .
Термин «политоним» применительно к «руси» уже применялся в отечественной историографии. В.П. Даркевич использовал его для обозначения многонациональной дружины, которая, с его точки зрения, и являла собой «русь»: «Разноэтничность состава дружин варварских вождей, совершавших грабительские походы на Царьград и прикаспийские области при преобладающей роли викингов, что определялось и происхождением правящей династии, позволяет считать, что "русы" - это не этноним, а политоним. Как и у франков уже с VI в., ранняя знать эпохи образования Древнерусского государства формировалась как этнически смешанная группа. В результате тесного содружества со славянами этнические различия, хотя и продолжали осознаваться, переставали быть политически значимыми» .
Однако «политоним» (от греч. «политея» - государство и «оним» - имя), - это термин, обозначающий государственную, общественно-политическую принадлежность . О какой государственной и общественно-политической принадлежности может идти речь у много национальной дружины, которая не имеет ни земли, ни самобытных институтов власти, чтобы управлять подчиненными народами?
В VIII-IX вв. в землях балтийских славян происходило рождение политонимов, когда этноним одного из племен, занимавшего лидирующее положение в племенном союзе, распространялся на всех остальных (по крайней мере, в литературных источниках того времени). Так этнонимы ободритов и велетов (лютичей) были перенесены на остальных членов союза. Но, в силу нестабильности в регионе и кратковременности подобных союзов, на этих землях не сформировалось ни славянских государств, ни наций.
Как показал А.В. Назаренко, древнейшие формы имени «русь» в западноевропейских источниках (относятся к IX в.) отражают славянизированное «русь». Формы «Rutheni» и его производные стоит считать, по мнению А.В. Назаренко, книжной традицией . Для нашего исследования не важно, каковы истоки «книжного» этнонима «Rutheni», поскольку само его появление лишь подтверждает факт равенства в понимании средневековых авторов между ругами и русами. Поясню. Формы этнонима на рут- появились в латинской литературе в XII в. и применялось ими и к остаткам славянского населения в определенных областях подвергшихся германизации земель, и к представителям Киевской Руси. Считать эту форму «искусственной» нельзя – в это время славянское население Балтийского Поморья было еще многочисленно и в определенной степени сохраняло свою самобытность. Поэтому возникновение пусть даже и литературной формы, связывающей одним названием эти народы, лишь подтверждает их родство в понимании европейских книжников. Даже если «рутенами» балтийских руссов/ругов называли по созвучию, то, в таком случае, в регионе должно было быть население или объединение с созвучным именем. Подобно тому, как в книжности XII-XIV вв. славян, которых немецкие источники называли сначала «венедами», стали называть «вандалами».
Что же касается термина «Rugi», то здесь А.В. Назаренко высказал сомнение: «практически все его случаи его употребления так или иначе связаны с автопсией, что существенно подрывает предположение о книжном характере термина Rugi применительно к руси» . Так как происхождение термина «русь» от «ругов» вызывает серьезные сомнения у исследователей , рассмотрим этот вопрос отдельно.
Этноним «руги» историки связывают с населением острова Рюген, который с VII в. был заселен балтийскими славянами. При расселении славяне столкнулись с автохтонным населением, о чем говорят данные пыльцевого анализа, - жизнь на поселениях не прекращалась . Контакты славян с германцами фиксируются и в Вагрии, в частности, по материалам Ольденбурга и Бозау.
В свое время Л. Нидерле, признавая факт заимствования этнонима «руги» у германцев в процессе их славянизиции сдвинул дату освоения славянами острова Рюген в сторону III в. Причина такой датировки – упоминание об уходе ругов-германцев из Прибалтики в это время: «Сходство приведенных наименований является, следовательно, очевидным доказательством того факта, что славяне пришли в Восточную Германию не в VI или VII веке, а значительно ранее, по крайней мере, во II или III веке» . Но результаты археологических раскопок, выполненные полвека спустя после написания этой работы, неоспоримо свидетельствуют о позднем заселении славянами острова, не ранее VII в., и говорят в пользу оппонентов Л. Нидерле. Несомненно, что к VIII в. славянизация населения острова еще не была завершена.
В первый раз славяне, населявшие Рюген упомянуты в письменных источниках под 690 г. как Rugini в сочинении Беды Достопочтенного . Позже они упоминаются как Rugiani, Ruiani, Roiani и т.д. Раннее написание этнонима «руги» как «Rugini» является латинизированной формой самоназвания населения острова, воспринятой у автохтонного населения . Данную точку зрения подтверждает цитата из «Церковной истории» Беды Достопочтенного: «священник Эгберт… знал, что в Германии обитают многие народы, от которых ведут свой род англы и саксы, ныне живущие в Британии; по этой причине их соседи-бритты до сих пор искаженно зовут их “гарманами”. Среди этих народов - фризы, ругины, даны, гунны, древние саксы и боруктуары» . В этом отрывке руги названы в числе германских народов. Поскольку Беда Достопочтенный завершил свой труд около 731 г. (этой датой заканчивается его труд), перд нами яркое свидетельство того, что в конце VII - начале VIII вв. ругов соседние народы считали германцами, не смотря на то, что по археологическим источникам славянское население проживало на осторове уже около полутора столетий.
Современная топонимика острова, на котором до наших дней сохранились такие названия, как Ruge Barg, Rugenhof, Rugeshus, Rugard, также говорит о позднем пребывании здесь ругов-германцев. Особый интерес представляет собой переход rug- в rus- в таких топонимах, как Ruschvitz и Rusevase. Название населенного пункта Ruschvitz происходит от славянского Ruskovici, то есть «русковичи» , название второго также связывают с древним славянским населением .
На наш взгляд, ключевой фразой в доказательной базе возникновения понятия руги/русы как политонима, является фрагмент Раффельштеттенского таможенного устава (начало X в.), поскольку данный источник составлялся не учеными монахами, а маркграфом Арибоном и судьями для сборщиков дани, а, следовательно, должен был апеллировать общеизвестными понятиями. Таможенный устав содержит фразу: «славяне приходят от ругов или богемов». Дискуссия по вопросу о территориальном местоположении упомянутых в этом отрывке ругов имеет свою историографию. Высказывалось мнение, что речь идет о купцах из Киевской Руси или из области подунайских ругов , переселившихся некогда туда из Прибалтики, либо из области расселения антского населения .
Присутствие русского населения в том регионе Австрийского Подунавья, где собирались таможенные сборы с чешских и русских купцов, фиксируют довольно многочисленные антропонимы, производные от этнонима русь, которые перечисляет А.В. Назаренко в своих работах, посвященных проблеме ругов Раффельштеттенского устава. XI век и последующие два-три столетия, как можно полагать по данным археологии, были завершающим этапом ассимиляции славянского населения Баварии и вполне закономерно в этой ситуации появление сравнительно большого числа отэтнонимных антропонимов-прозвищ. Подобная картина наблюдается и в землях полабских славян. Учитывая многочисленность «русской» топонимики, и относительную малочисленность этнотопонимики «богемской», «чешской» (а ведь наряду с купцами от ругов названы и богемы!) необходимо признать наличие на Дунайской территории некоего «русского» населения. Только встает вопрос, а имеет ли это население прямое отношение к ругам, упомянутым в Раффельштеттенском уставе?
Идее местного, дунайского местоположения ругов Таможенного устава противоречит то, что документ посвящен таможенным сборам с иностранных купцов, а подунайские руги оказались бы здесь «местными». Анализ источника показывает: руги, как и богемы – это купцы, которые приходят из соседних земель, которые платят таможенные пошлины. Как написано в том же Уставе, богемы и руги объединены: «бавары и славяне из этой страны».
По мнению А.В. Назаренко русские купцы могли прибыть в Восточную Баварию из Праги, где они были засвидетельствованы еврейским путешественником из Испании Ибрагимом Ибн Якубом в 965/966 г. «Если так, то понятно, почему русские купцы выступают в «Раффельштеттенском уставе» в компании с чешскими…» . В Прагу, в свою очередь, русы-руги приходили из Киевской Руси.
Однако теории о происхождении упомянутых ругов с территории Киевской Руси противоречит факт отсутствия сопутствующих археологических материалов. Путь из Киева на Прагу и далее на Дунай не прослеживается на данном этапе экономического развития региона. Обширная зона почти полного отсутствия монетных кладов простирается далеко на восток, захватывая все земли южнее Припяти и западнее Днепра. Но значительным было число кладов, содержащих куфические монеты, в бассейнах рек севера Центральной Европы, в частности, в бассейне Вислы . И в X-XII вв. находки баварских монет на территории Древней Руси немногочисленны. «Баварские монеты едва ли свидетельствуют о прямых торговых контактах на пути Киев – Краков – Прага – Регенсбург» .
Мощный приток немецких серебряных монет, которые шли на Русь из области Рейна (они составляют 90% западноевропейских, найденных на территории Древней Руси) в X-XII вв., поступал в русские земли через прибалтийские земли. Из этого можно слелать два вывода. Во-первых, связи с отдаленными немецкими землями были очень устойчивыми, а значит, сложились в более раннее время. И, во-вторых, сложились они не по линии Прага – Киевская Русь, как мы уже писали выше. Именно из Рейнской области на русь поступали наиболее ранние германские денарии, чеканенные в X и на рубеже X-XI вв. Особенно многочисленны монеты Кельна (1848 экз.), Вормса (1545 экз.), Шпайера (1240 экз.) и Майнца (1153 экз.) . Интересно отметить, что во главе подготавливавшегося Оттоном I посольства на Русь был поставлен монах монастыря св. Альбана в Майнце Либутий, а после его смерти – Адальберт из монастыря св. Максимилиана в Трире, совершивший путешествие в Восточную Европу. Именно в Майнце встретились в 1075 г. Изяслав Святославович и Генрих IV, а епископ Трирского сбора Бурхард возглавлял посольство на Русь.
Если так, то стоит обратиться к источнику: «Что - же касается до земли Бвйслав-а, то длина ее от города Фраги до города Кракв-а — трехнедельный путь. И она сопредельна в длину с странами Тюрков. И город Фрага выстроен из камня и извести и он есть богатейший из городов торговлею. Приходят к нему из города Кракв-а Рус-ы и Славяне с товарами и приходят к ним (жителям Фраги)» То есть в Прагу русы приходят из Кракова! Но не из Киевской Руси – слишком долгий и трудный путь.
Прага, разумеется, была крупным торговым центром того времени, поскольку возникла на крупном перекрестке речных путей. Сюда можно было легко добраться по Лабе, Одеру, труднее – с Вислы (из Кракова). И здесь стоит сделать любопытное замечание: Краков в то время был не один. Тот Краков, что упомянут в тексте, несомненно (судя по контексту источника) и есть современный польский город. Но были еще и другие Краковы (сохранились по сей день), маркирующие торговые пути – Краков (современный Краков-ам-зе) близ Ростока и Краков на острове Рюген близ современного города Берген.
В качестве статей торговли купцов «от ругов» в Раффельштеттенском торговом уставе упомянуты рабы и лошади: «Славяне же, приходящие для торговли от ругов или богемов, если расположатся торговать в любом месте на берегу Дуная ли в любом месте у роталариев или реодариев, с каждого вьюка воска [платят] две меры стоимостью в один скот каждая; с груза одного носильщика – одну меру той стоимости; если же пожелают продавать рабов или лошадей, за каждую рабыню [платят] по одному тремиссу, столько же – за жеребца, за раба – одну сайгу, столько же – за кобылу» .
Факт захвата рабов согласуется с данными арабских источников о руссах. По сообщению Ибн-Якуба, «граничат с Мшкой на востоке Русы и на севере Брусы. Жилища Брусов у окружающего моря… И производят на них набеги Русы на кораблях с запада» . А Ибн-Русте поясняет, что страна руссов «граничит со страною славян, и они нападают на последних, поедают [и расхищают] их добро и захватывают их в плен» .
Заметим, что если следовать Киевской версии о происхождении ругов Таможенного устава, то неясно происхождение рабов, которых они продавали. Между тем, значительная их часть, как показывают источники, происходила с территории Франкского государства. Об этом говорят договоры второй половины IX в. (840, 880, 888 гг.) между Венецией и франкскими императорами, в которых венецианцы вынуждены были брать на себя обязательства не продавать рабов из имперских земель. «Коль скоро эти обязательства фигурируют в трех последовательных документах, разделенных полувеком, то становится ясно, что франкским властям скорее всего не удалось пресечь вывоз рабов на заграничный рынок; в X в. это направление международной торговли…, очевидно, утратило размах, так как в соответствующих документах эпохи Оттона I (976-973) тема работорговли более не затрагивается». Вряд ли речь идет здесь о «транзитных» рабах, о которых пишет А.В. Назаренко, которых переправляли еврейские купцы (почему, в таком случае еврейские купцы названы ругами?).
Объяснение происхождения рабов лежит на поверхности: именно в это время, франки ведут постоянные войны с полабскими славянами. Балтийское Поморье частично вошло в состав Франкской Империи еще при Карле Великом («Правда англов и варинов», данная императором), а в Х веке активно осваивалось имперской властью и христианской церковью. И вывоз оттуда рабов, захваченных русами, наносил экономический ущерб имперским территориям.
Такой товар русских купцов, как кони, также говорит в пользу поморско-балтийской их локализации: с VI в. в славянском Поморье археологически фиксируются многочисленные находки уздечек и шпор, что свидетельствует о распространении коневодства. Шпоры с крючкообразным навершием, с которыми западные славяне познакомились первыми при посредстве государства Меровингов, даже поставлялись ими в Скандинавию при торговом обмене .
Обратим внимание на следующий аспект фразы, который несколько затмило упоминание ругов как таковых. В данном контексте («славяне приходят от…») слова «руги» и «богемы» имеют значение политонимов. Как известно, первоначальное название территории, на которой образовалось государство Чехия, в позднелатинских источниках обозначалось как «Bohemia», от латинского «Boiohaemum» - «страна бойев» и восходит к названию кельтского племени бойев. В данном случае, «Богемия» стало общепризнанным синонимом Великой Моравии, а термин «богемы» за ее пределами применялся к выходцам из ее областей.
По своему характеру Великая Моравия не было централизованным государством, не имело единой системы управления. Местные князья только формально подчинялись князю и по первому требованию выставляли свои войска (ополчения), вместе с тем каждое отдельно взятое княжество является достаточно самостоятельным.
По тому же пути шли первые киевские князья (в качестве примера можно привести власть князя Игоря над древлянами, которые до своего мятежа против него выплачивали дань, сохраняя власть местных правителей). Эта аналогия приводится здесь не для проведения прямых параллелей, а для демонстрации одностадиальности развития регионов. И славянское Поморье было здесь не исключением.
С этой точки зрения идея о перенесении германского этнонима «ругии» на славянские племена становится более понятным и лишь подтверждает уже высказывавшуюся ранее в историографии аргументацию по вопросу. Но она не отвечает на вопрос о локализации ругов/русов на карте Балтийского побережья.
Как уже говорилось выше, проблема локализации до сих пор не была решена в достаточной мере, не смотря на обилие источников, что давало возможность противникам прибалтийской версии о происхождении Руси отвергать ее как недоказанную. Локализация русов на острове Рюген не смогла стать доминирующей по ряду причин. Во-первых источники пишут о населении острова как о ранах, отдельном славянском племени. Во-вторых, ряд письменных источников указывает на русь и на славянском побережье. Как писал А.Г. Кузьмин: «судя по всему, «рутены» были перемешаны с другими этническими группами на Поморье, и выделяемые разными авторами области их расселения не вполне совпадают» . И, в-третьих, отсутствие четкой локализации руси по письменным источникам на побережье не давало сопоставить ее ареал с археологическими данными региона. Это и стало основной причиной появления тех расплывчатых археологических параллелей в материалах славянского побережья и Северо-Запада Руси, что позволяли трактовать одновременно и сторонникам теории о западнославянском происхождении словен новгородских, и сторонкам теории о балтийско-славянском происхождении руси.
Выше уже были приведены источники, которые называют Русью некую часть побережья, заселенного племенами поморян. С точки зрения теории о бытовании политонима Русь, при привлечении данных археологии, это явление объяснимо.
Выше не даром было уделено так много места вопросу о характеристике керамического материала племен балтийских славян, поскольку это одна из главных их отличительных характеристик. Именно по названиям форм керамики исследователи называют славянские культуры Балтийского Поморья.
Итак, большинство письменных известий о Балтийской Руси локализуют ее на острове Рюген. «Трудно сказать, составляли ли руяне, или раны - обитатели острова Рюгена - часть велетского союза племен, или были, как считал Л. Нидерле, особой племенной группой балтийских славян.» , писал В.В. Седов.
Первыми славянскими поселенцами на острове Рюген были племена суковско-дзедзицкой группы. В VIII в. здесь появляется немногочисленная фрезендорфская керамика, которую связывают с племенным союзом велетов. Подчеркнем, - племенным союзом, поскольку письменные немецкие источники фиксируют в составе велетского союза несколько племен. Но на всей территории этой конфедерации получает распространение культура единого типа, яркой чертой которой стал особый вид керамики.
С территории вильцев, как она фиксируется по письменным данным, происходит 85% фельдбергской керамики. Остальные 15% были обнаружены на других территориях. И встречается там не случайно. Например, данный тип керамики встречается на ограниченном участке Нижнего Поэльбья, где расселилось племя, известное по письменным источникам как ленони. Данное племя, по свидетельству Франкских анналов, в 810 г. заключило союз с вильцами и некоторое время входило в состав велетского союза .
На основании этого факта можно сделать заключение, что остров Рюген в VIII в. входил в состав велетского союза племен. Чуть раньше велеты получили контроль и над небольшим регионом на территории Польского Поморья, что также отразилось на археологическом материале региона. Если, согласно изысканиям В. Лосиньского, на первом этапе (VI - начало VII в.) здесь безраздельно господствовала лепная керамика суковско-дзедзицкого облика, то во второй фазе (VII - первая половина IX в.) получает распространение посуда, подправленная на гончарном круге, и гончарная керамика, при этом появляются формы сосудов, эволюционно не связанные с более ранними. Примерно с середины VIII в. гончарный круг применяется уже для изготовления всей керамики. Ранняя глиняная посуда, подправленная на круге, в Польском Поморье получила название голанчской. Голанчский тип сменяется кенязинским, в составе которого наиболее характерными являются вазооб-разные выпуклобокие сосуды, часто орнаментированные. Время бытования голанчской и кендзинской посуды определяется VII - первой половиной VIII в. и по всем своим показателям она сопоставима с фельдбергской
Итак, фельдбергская посуда или типы посуды, тесно с ней связанные, появляются практически одновременно сразу в двух регионах – на острове Рюген и на Поморском побережье, причем не на всем, а на ограниченной его территории! И эта территория совпадает с той, которую в I-II вв. н.э. занимали руги-германцы (см. карты-схемы), о чем писал Иордан: «С этого самого острова Скандзы… по преданию вышли некогда готы... Лишь только, сойдя с кораблей, они ступили на землю, как сразу же дали прозвание тому месту. Говорят, что до сего дня оно так и называется Готискандза. Вскоре они продвинулись оттуда на места ульмеругов , которые сидели тогда по берегам океана; там они расположились лагерем, и, сразившись [с ульмеругами], вытеснили их с их собственных поселений. Тогда же они подчинили их соседей вандалов, присоединив и их к своим победам» . То есть, в велетский союз были включены территории, некогда принадлежавшие одному народу .

Сноска. Готы дали название Gothiscandza той местности на южном берегу Балтийского моря, где они высадились, приплыв на трех кораблях с «острова Скандзы». Вероятнее всего, это было побережье близ дельты Вислы, к которому давно вели морские пути с противолежащих берегов. Про часть готов, а именно гепидов, так и сказано у Иордана (Get., § 96): они осели на острове, образуемом Вислой (Висклой). Ульмеруги (Ulmerugi), о которых Иордан сообщил, что они «сидели на берегах Океана», обычно рассматриваются как руги с островов, островные руги, так как слово «holmr», «holm» означает «остров». Ульмеруги жили близ Балтийского моря (Океана) на островах в дельте Вислы, откуда и были вытеснены пришедшими туда готами на побережье (Иордан. О происхождении и деяниях гетов. – СПб, 1997). Этноним «ульмеруги» («островные руги») бытовал и много веков спустя, о чем говорят его упоминание в «Круге земном» Снорри Стурлусона (первая половина XIII в.). Более того, некие представители ругского населения проживали во времена Снорри в Норвегии. Руги упомянуты в «Круге земном» дважды и оба раза, - как местное население округа Рогаланд. В «Саге об Олаве Святом» говорится: «Торир говорит: — А кем тебе приходится Эрлинг? Асбьерн отвечает: — Моя мать ему сестра. Торир говорит: — Может быть, тогда я говорил опрометчиво, раз ты племянник конунга ругиев». И далее: «Эрлинг… сказал: — Вы, халогаландцы, меньше знаете о могуществе конунга, чем мы, руги». («Круг Земной». - М, 1980. CXVII). В «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» сказано: «-Иди как можно быстрее на берег и помоги Харальду, своему брату. Ругии хотят повесить его». («Круг Земной». - М, 1980. XXIX). Рогаланд расположен на юге Норвегии, на пути в Вендланд, - земли балтийских славян.

Бытование фельдбергской керамики на острове Рюген было краткосрочным и уже в IX в. здесь безраздельно господствовала фрезендорфская керамика. Ее характерными формами являются широкогорлые выпуклобокие горшки с орнаментальными поясами из валиков с нарезными узорами или волнистых линий. Фрезендорфская керамика датируется в основном IX-Х вв., но бытует и в XI в. Наиболее ранние находки ее в Ральсвике относятся к VIII в. Основным регионом распространения фрезендорфской керамики является остров Рюген, поэтому немецкие археологи рассматривают ее как этноопределяющий элемент племени ранов.
Это явление связано с кризисом велетского союза, который он переживал в IX в., вызванным опустошительной войной Франкского императора Карла I (789 г.), который захватил старейшин этого племени и взял заложников . В связи с этим кризисом сведения в германских анналах в это время обрываются на 100 лет и лишь в середине X в. велеты снова появляются в письменные источниках, но уже под именем «лютичи». Это появление в анналах было связано с трагическим событием: маркграф Геро заманил на пир и убил 30 велетских князей, что обозлило велетов. В их союзе выдвинулись редарии (ротари), которые стали организаторами борьбы и союзниками ободритов (до этого велетские и ободритские племена враждовали между собой).
В период кризиса велетских племен (не смотря
 все сообщения
Кержак Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 09:12 | Сообщение # 37
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
[cut]Часть 12.

Для того, чтобы обрисовать полную картину западнославянской экспансии на территории будущей Новгородской и Псковской земель, необходимо вернуться к самому началу этих процессов, к VII в. н.э., когда на эти земли начали проникать отдельные группы пришлого населения.
Наиболее ранние (из исследованных) поселения, оставленные представителями второй волны славянского расселения, возникают в VII в. Это Изборск и так называемый «Городок на Маяте» в Восточном Приильменье (Парфинский район Новгородской области). Данные стратиграфии этих поселений однозначно свидетельствуют, что между пришлым и автохтонным населением с самого начала были напряженные отношения. Появление на Ильмене славян на рубеже VII/VIII вв., видимо, сопровождалось военным противостоянием и потребовало возведения укреплений на новом месте.
При раскопках Городка на Маяте (конец VII - начало X вв.) были выявлены дерево-земляные оборонительные конструкции, судя по последним результатам радиоуглеродного датирования, относящиеся к VII в. н.э. Скорее всего, мощный дерево-земляной вал был построен именно новым, пришлым населением, поскольку в лесных культурах Европейской России середины-третьей четверти I тыс. н.э. западнославянская «перекладная» техника крепостного строительства, с помощью которой были возведены оборонительные сооружения, неизвестна.
Древнейшее поселение на месте Изборского городища (т.е. его нижний слой) имеют черты, как пришлого населения, так и культуры псковских длинных курганов. Существенно, что вещевой набор культуры псковских длинных курганов из Изборска знаменует собой последнюю стадию существования этой культуры.
Хотя археологи традиционно и справедливо описывают культуру псковских длинных курганов как чрезвычайно бедную находками, все же значительное число раскопанных к настоящему времени памятников позволяет довольно определенно выделить узнаваемый набор вещей, единый на обширной территории и известный также в основном по находкам из погребений (металлические украшения и детали костюма, огнива, пенцеты). Все перечисленные выше вещи не встречаются в древнерусских памятниках. Но значительная часть этих предметов представлена в нижнем слое Изборского городища. Вместе со всеми этими предметами в нижнем слое Изборского городища найдены предметы, характерные для несколько более позднего времени и обычные, в частности, в древнерусских ингумациях XI – начала XII в.: проволочные височные кольца.
Такие закрытые комплексы, в которых бы сочетались предметы двух хронологических периодов, хотя и сравнительно немногочисленные (чуть больше двух десятков), известны. Это памятники финального этапа существования культуры длинных курганов. В этих погребениях, наряду с традиционными, «этнографическими» для культуры длинных курганов вещами (литые браслеты с расширяющимися концами, тисненые накладки и обоймы, бляшки-скорлупки и т.п.), встречаются, однако, и древнерусские вещи .
С самого начала Изборск был защищен с напольной стороны валом (с двух других сторон поселение было защищено отвесными склонами). Находки втульчатых наконечников стрел (27% от общего числа находок; такого количество нет ни на одном поселении региона ) говорит об изначальном военизированном его характере.
Как показывают археологические данные, основатели Изборска были связаны с той же волной славянских поселенцев, которая позже стала причиной появления культуры сопок. В таком случае, Изборск – одно из самых западных поселений формирующегося племени словен, для которых Изборское городище играло стратегическую роль – оно господствовало над Изборской котловиной и контролировало проходивший по ней водный путь .
В то же время, что и строительство Изборского городища, в последней четверти I тыс. н.э., вероятно в конце VII в., в Нижнем Повеличье и Западном Причудье возникает серия хорошо укрепленных поселений местного населения (памятники типа Камно-Рыуге). Одновременное появление в сравнительно небольшом регионе укрепленных поселений, одно из которых принадлежит иммигрантам, а остальные аборигенам, свидетельствует о нарушении в регионе сложившейся обстановки.
В чем же были причины противодействия местного населения (заметим, имевшего славянские черты) продвижению, казалось бы, родственных племен? Чтобы ответить на этот вопрос необходимо учитывать общую этническую ситуацию, сложившуюся на Северо-Западе Руси в третьей четверти I тыс. н.э. Ко времени появления в VII в. выходцев со славянских территорий Балтийского моря, славяно-балтское население первой волны миграции уже сформировало единое социо-культурное пространство. Ярким свидетельством этому служат городища-убежища, возведенные носителями культуры псковских длинных курганов в бассейнах рек Луги и Плюссы, а также к востоку от Псковско-Чудского водоема. Все городища-убежища данных территорий размещены на периферии ареала и отсутствуют внутри него.
До конца VIII в. проникновение западнославянского населения проходило, видимо, малочисленными группами и было минимальным. Об этом говорит малочисленность археологических находок этого времени, которые можно было бы связать со славянами (с западными славянами тем более).
Все это время на славянском Балтийском побережье проходили интенсивные процессы племенного формирования, начались процессы градообразования. Земель было достаточно, и, на первый взгляд, кажется даже странным столь раннее появление (рубеж VII-VIII вв.) поселенцев с Балтийского поморья. Импульс этому расселению могли придать события, связанные с расселением вильцев, о котором мы уже говорили выше.
Причина, по которой представители западнославянского населения избрали именно территории будущих Новгородской и Псковской земель находят объяснение в процессах формирования международной торговли. Традиционно принято считать, что именно с возникновением Ладоги можно говорить о процессах формирования международных путей по Балтике. Но именно на рубеже VII-VIII вв., до ее основания, появляются «первые ласточки» этого процесса.
Следы знакомства с североевропейской, или, шире, - с общегерманской, культурной традицией прослеживаются уже в материалах длинных курганов. В памятниках культуры длинных курганов встречены вещи, свойственные культуре населения побережья Балтийского и Северного морей - блоковидные кварцитовые огнива (Мерево, Березно, Городище, Горско), бусы из темно-синего кобальтового стекла (встречаются при широких раскопках почти каждого памятника). Прямо или опосредованно к северогерманским древностям восходит целый ряд типов и техник, для рассматриваемого региона представляющих собой культурные новации. Речь идет о бусинах, напущенных на проволочные колечки (Березно, Березицы, Безьва и др.), технике тиснения нашивных бляшек, некоторых орнаментальных мотивах (Горско, Березно, Поддубье, Володи) .
То, что Изборск, изначально возник как ремесленное поселение говорит о нем как об одной из стадий формирования Балтийского торгового пути. На другом конце Балтики именно в VII – начале VIII вв. формируются первые торговые города. Начинают возникать поселения, в более сильной степени связанные с ремесленным производством и обменом. Такие центры появлялись в местах развитых коммуникаций, культовых местах и княжеской администрации .
Находка сасанидской монеты у дер. Струги Малые в кургане культуры длинных курганов, которая датируется VII в. также указывает на становление процессов товарообмена в регионе .
Как уже отмечалось выше, около 760-х гг. скандинавская (?) колония в Ладоге прекратила свое существование в результате пожара и на месте прежнего поселения появилось новое, с западнославянскими культурными элементами. В это же время началось формирование погребальной культуры сопок, а культура псковских длинных курганов вступила в свою финальную стадию.
Расположение всех известных ныне памятников финального этапа культуры длинных курганов, подчиняется вполне определенным закономерностям. Все они расположены в пределах Новгородской земли, хотя памятники предшествующих периодов известны на более широкой территории. Практически все рассматриваемые нами погребальные комплексы финального этапа культуры длинных курганов располагаются на некотором удалении от пунктов, которые идентифицируются с раннесредневековыми погостами, материальная культура которых отчетливо связана с «сопочным» кругом древностей. Подчеркнем, что в культурном слое этих локальных центров нет предметов, находящих свои аналогии в культуре длинных курганов .
Группировка словен ильменских, с которой археологически увязываются «сопочные» (в широком значении) древности, по всей вероятности, продвигалась на свою нынешнюю территорию сплоченными компактными коллективами, а освоение вновь занимаемых территорий носило ярко выраженный военизированный, очевидно, насильственный по отношению к живущему здесь населению характер. Известные к настоящему времени городища «сопок до сопок» (то есть возникшие в IX в., до начала распространения круговой керамики и сооружения сопочных насыпей за пределами Нижнего Поволховья) представляют собой сеть укреплений, вновь воздвигнутых приблизительно в дне пути друг от друга (их оборонительные сооружения стоят на погребенной почве). Их ближайшее окружение (открытые поселения, сопки, большинство других погребальных памятников) формируется несколько позднее (через 1–2 поколения?) и хронологически четко маркировано присутствием круговой керамики.
Трудно сказать, насколько мирным было совместное проживание населения первой и второй волн славянской миграции. Однако археологические данные говорят о том, что процесс формирования единой культуры был отнюдь не стремительным. Так, С.Л. Кузьмин, сопоставив набор вещей из насыпей культуры псковских длинных курганов и сопок, отметил отсутствие общих для этих памятников вещей. Пересечения здесь практически не наблюдаются, смешанных комплексов нет. Наличие позднего вещевого набора культуры длинных курганов свидетельствует о том, что погребальный обряд и сама материальная культура законсервировались, стали невосприимчивы к новациям . Таким образом, можно огласиться с мнением С.В. Белецкого, что в целом на процессы развития культуры псковских длинных курганов, протекавшие в Повеличье и Причудье, новый приток населения существенного влияния не оказал. Результатом его явилось лишь привнесение новых традиций ремесленного производства .
Подобная модель освоения–захвата территории реконструируется исследователями для потока славянского расселения, в результате которого сформировалось племя лютичей . В такой ситуации население культуры северных длинных курганов, по всей вероятности, с самого начала оказалось неполноправным, «примученным».
В связи с вопросом о сопоставлении археологических данных Балтийского региона и Северо-Запада Руси, необходимо затронуть вопрос, связанный с летописной историей о «призвании варягов». В хрестоматийных статьях «Повести временных лет» под 859 и 862 годом говорится: «Имаху дань варязи из заморья на чюди и на словенех, на мери и на всех, кривичех»; и дальше: «Изгнаша варяги за море, и не даша им дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и вста род на род, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в собе: "Поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву". И идоша идоша за море к варягам, к руси. Сице бос я зваху тьи варязи варязи русь, яко се друзии зъвуться свие, друзие же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си. Реша русь, чудь, словени и кривичи и вси: "Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжить и володети нами". И избрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь… И от тех варягъ прозвася Русская земля, новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжская бе бо прежде словени» .
Согласно логике летописного повествования, словене, чюдь, меря и кривичи давали дань варягам, потом их, варягов, изгнали и «не дали им дани», но после усобиц отправили посольство и призвали на княжение правителей от варягов, руси. Выше мы уже разбирали вопрос, связанный с этнонимами «варяги» и «русь»: варяги – это название населявших Балтийское побережье племен (в своем «узком» и «широком» значении), а русь, - это территории, связанные с политонимом руги/русь. Неизбежно встает вопрос: кому же конкретно давали дань летописные племена? Каким варягам?
Анализ метода обложения данью указывает на славянское Поморье. Русские летописи отмечали различия в методе обложения данью северных и южных групп восточноевропейских славян: варяги по летописи берут дань «от мужа», а хазары – «от дыма» . Счет жителей на славянском Поморье шел по семьям, то есть по отцам семейств. Например, как писал Герборд, в Щецине таких отцов было 900.
Для времени с середины VIII до середины IX в., для эпохи становления «культуры сопок» характерны аналогии менкендорфской (Рюриково городище, Старая Ладога, и Городок на Ловати ) и фельдбергской керамики (встречается в Старой Ладоге с середины VIII в., Городке на Ловати, Рюрировом городище, в сопках). Фельдбергский тип керамики появился одним из первых в группе форм, датированных VIII-XI вв., и встречается на памятниках Северо-Запада не позднее первой половины X в. Исходя из этого можно сделать заключение об истоках второй волны славянской миграции с территорий земель велетского союза, который, видимо, доминировал в это время в процессах освоения Северо-Запада, и территорий ободритов и Польского Поморья (поскольку и там, и там бытовала менкендорфская керамика, за исключением ареала, подвергшегося влиянию фельдбергской культуры).
Необходимо отметить, что вещевые находки, связанные с княжеской резиденцией в Ольденбурге, которая была приведена в качестве аналогии ладожским большим домам столбовой конструкции, были обнаружены такие предметы, как «молоточек Тора» и руны на костях животных (эти находки, подчеркнем были сделаны на славянском святилище, связанном с княжеской резиденцией), скандинавские предметы роскоши и гребни из Фрисландии, то есть те предметы, которые наши отечественные археологи при обнаружении их на русском Северо-Западе однозначно связывают со скандинавами.
Так кому же давали дань словене – велетам или ободритам? Для ответа на этот вопрос нет достаточных данных. Лишь косвенные данные указывают на то, что это могли быть велеты.
Во-первых, кризис словенского общества, который фиксируется археологически, а летописью связан с изгнанием варягов, приходится на середину IX в., то есть на время масштабного кризиса в велетском союзе.
Как бы ни была условна летописная хронология, каким бы легендарным ни было описанное летописцем призвание, но именно в середине IX в. на ряде поселения региона фиксируются следы разгромов и пожарищ. И они требуют своего объяснения.
В середине IX в., то есть уже спустя полтора-два столетия с начала расселения второй западнославянской миграционной волны, на территории, уже издавна заселенной населением псковской группы длинных курганов, одновременно гибнет в пожарах или прекращает свое существование сразу целый ряд поселений: Холопий Городок под Новгородом (в середине IX в. временно прекращает свое существование), Псков (середина IX в.), поселение на Труворовом Городище (Изборск). Как видно, пожары затрагивают крупнейшие центры, причем, как центр первой волны славянского расселения (Псков), так и крупнейшие центры второй волны.
Для хронологии этих событий очень важна датировка гибели Ладоги - между 863 и 871 годами (около 865) Ладожское поселение подвергается тотальному разгрому, сопровождавшемуся мощнейшим пожаром. В его военном характере не приходится сомневаться. В соответствующем (предматериковом) слое на раскопе А.Н. Кирпичникова, в обводной канавке обнаружены обгорелые останки женщины и ребенка. Видимо, поселению пришлось вновь поменять не только хозяев, но и подавляющую массу обитателей.
Во-вторых, легенда называет в качестве призванных после изгнания варягов Рюрика, Синеуса и Трувора, которые, даже при всей своей легендарности связаны с ободритами, и даже скупое упоминание Гостомысла указывает на Мекленбург.
Имя Рюрика совпадает с именем двух реально действующих в схожие с летописными хронологические рамки: Рорика Ютландского и Рюрика, сына Мекленбургского князя Годлиба.
Рорика Ютландского считали летописным Рюриком многие норманнисты. Так, «одним из мелких датских конунгов» назвал «основателя Новгорода» Г.С. Лебедев . «Полукровкой» (славянином по матери) представляли его А.Л. Никитин и А.А. Горский . Однако в силу хронологических неувязок (Новгород на Волхове основан почти столетие спустя после его смерти маркграфа Фризии, чья жизнь и бурная деятельность прошли вдали от берегов Ладоги и Волхова), А.Л. Никитин, пришел к выводу, что «сказание о приходе Рорика/Рюрика к «словенам» сфрормировалось не на почве Великого Новгорода или Киева, а значительно ранее, на землях вендов-ободритов, и лишь много времени спустя было инкорпорировано в «Повесть временных лет» в малоузнаваемом виде» . Точку в вопросе о тождестве Рюрика и Рорика поставил В.Е. Яманов: «Из приведенных документов можно заключить, что ни один из аргументов, приводимых в пользу упомянутой гипотезы, не может считаться бесспорным. Ни один из них не может являться прямым доказательством княжения Рорика Ютландского на Руси. Таких доказательств в настоящее время не обнаружено. Более того, имеются серьезные возражения против самой возможности пребывания этого датского викинга в Верхней Руси и вообще в Балтийском регионе» .
Другой Рюрик упоминается в поздних немецких (Мекленбургских) генеалогиях , которые повествуют о том, что после смерти князя ободритов Годлиба в 808 г. его сыновья Рюрик, Сивар и Трувор потеряли права на престол и вынуждены были покинуть родину. В этой связи еще С.А. Гедеонов считал, что основатель династии Рюриковичей был по происхождению бодричем и имя его происходило от названия столицы этого племени – города Рерик, или от сокола-рарога (тотемная птица ободритов). С Мекленбургом же связано и имя Гостомысла – ободритского князя, погибшего в 844 г. в битве с Людовиком немецким.
Даже если вспомнить, что в одной из самых древних преданий о призвании Рюрик сначала пришел княжить в Ладогу , что снимает хронологическое противоречие, как это было бы в Новгородской версии, но лишь делает все проводимые аналогии еще более неопределенными, легендарность этого человека неоспорима (многие летописные своды имя Рюрика не упоминают и называют первым князем Игоря). И уж тем более маловероятно, что князь ободритского племенного союза будет «тем самым» Гостомыслом, посадником в городе, возникшем полвека спустя.
Но именно в этом легендарном аспекте Рюрик и Гостомысл представляют огромный интерес для понимания раннего периода истории Новгородской земли, поскольку некие события, с ними связанные оказали большое влияние на население этих территорий, что нашло отражение на страницах поздних новгородских летописей. Само существование этой легенды, противоречия в версиях (Ладога, Новгород как место призвания), показывают нам степень влияния «партии» выходцев с ободритских территорий.
И тут встает вопрос: если столько данных указывает на связь между ругами Балтийского побережья и русью, то какую роль здесь играют правители ободритов? Возникает явное противоречие между версиями об ободритской и рюгенской прародине летописных русов. Письменными данными, прямо указывающими на происхождение правящей династии с острова Рюген мы не располагаем. Как нет их по отношению к ободритской версии. Если опираться на датировку гибели Ладоги (между 863 и 865/871 годами), то в это время ободриты и не в состоянии были предпринять столь масштабные военные действия на далеком севере, поскольку обострились их отношения с франками, и они вынуждены были вести активную борьбу «на ближних рубежах»: в 855 и 858 гг. они поднимают восстания против Каролингов, в 862 г. отбивают нападение Людовика и Лотаря, в 867 г. снова поднимаются против франков и уже сами идут в наступление на франков .
В то же время, при том, что археологические данные свидетельствуют о появлении населения с Рюгена (после событий середины IX в. на территории Северо-Запада Руси появляется фрезендорфская керамика: нижние слои Новгорода, Рюриково городище, погребения в сопках, Которское поселение, Городок на Ловати ), само развитие региона говорит о политике освоения, характерной для полабских славян. Опорой княжеской власти у полабских славян служила сеть градов – центров управления на местах. Завладеть властью в регионе значило, прежде всего, установить свой контроль над этими градами . Если пристально посмотреть на развитие региона по археологическим данным и на политику первых летописных князей по письменным источникам, то становиться ясно – они с успехом применяли именно эту технологию подчинения племен. Ярким свидетельством такой политики стало подчинение ключевых поселений региона (отчего и зафиксированы следы пожара), в том числе Ладоги, Изборска и Пскова.
Происходят значимые изменения в поселенческой структуре региона, которые связаны со становлением ранних структур власти. Раскопки 1986 года позволили сделать вывод о том, что древнейшая крепостная стена Изборска датируется IX-X вв. Это открытие вывело Изборск в ряд древнейших, наряду с Ладогой, каменных крепостей Древней Руси .
Вскоре после 860 года на мысу при впадении Псковы в реку Великую гибнет городище, на котором в IX-X вв. возникают новое поселение, святилище и некрополь. Материалы культуры нового поселения восходят к культуре Изборска. В то же время инвентарь фиксирует и северо-европейские связи. Почти в десять раз возрастает численность жителей поселения . Наравне с длинными курганами в округе появляются сопки, аналогии псковского святилища имеются у балтийских славян, а слои конца IX-X вв. представлены фельбергской керамикой, имеющей аналогии в горизонтах Е1 и Е2 Старой Ладоги, древнейших слоях Новгорода .
Выявляются на поселении и аналоги фрезендорфского типа, что говорит о появлении здесь выходцев с острова Рюген . В этой связи необходимо обратить внимание на отрывок из «Жития Евфросина Псковского» начала XVI в., в котором так указывается на происхождение этого святого: «Сей убо преподобный отец наш Ефросин родом от великого острова Русии, между севера и запада, в части Афетова, от богохранимого града Пскова» . Преподобный Евфросин родился около 1386 г. под Псковом в «веси Виделепьския» (село Виделебье, близ Пскова). В древнейших житиях этого святого нет данных о его детстве и родителях. Ко времени написания второй редакции жития сведения узнать об этом точно уже не представлялось возможным. Как писал автор второй редакции «Жития» пресвитер Василий, «зело же взыскахове и трудихомся о рожении его, коего отца именем и матере», но так и не нашел, так как «писание не изъяви, иже многими леты в забытье прииде». «Повесть о Ефросине» создавалась в Елеазаровском монастыре — духовном центре псковско-новгородского ареала.
Перед нами единственное упоминание в отечественных письменных источниках острова Русии. Формула «родом от великого острова Русии, между севера и запада, в части Афетова» сопоставима с летописным описанием земель «по сему же морю седятъ варязи… к западу до земле Агнянски и до волошьски. Афетово бо и то колено» .
С этнонимическими формами Rutheni, Ruthenorum связаны Псков, Изборск, Нарва (Ругодив) и Новгород , то есть города, где фиксируется население, связь которого прослеживается (по археологическим материалам) с землями ругов-рутенов. Чаще всего Русь фигурирует как земля, регион, тесно связанный с Литвой, то есть с побережьем Балтийского моря, как бы «отдельный» от Московского княжества. .
Подчинение Пскова стало важной вехой в процессе включения носителей культуры псковских длинных курганов в процесс формирования Древнерусского государства. Здесь необходимо отметь тот факт, что Изборск, в котором с самого начала присутствует вечевая площадка (это дало основание В.В. Седову предположить, что данное поселение было племенным центром одной из групп кривичей ) не играло столь же важной роли в этих процессах, как Псков. Позже, уже в древнерусское время, князь из Киева был посажен не в Изборске, а в Пскове, что свидетельствует о важности для княжеской администрации в вопросах контроля над округой именно этого населенного пункта.
Вероятно, именно такой путь включения псковской земли стал основой дальнейшей политической истории Псковской земли, ее отношений с Новгородом. По реконструкции В.Л. Янина, Псков изначально был независим от Новгорода: «При разделе Русской земли между сыновьями Владимира Святославича Псков входит в число безусловно самостоятельных княжений. Если Новгород достается старшему сыну Владимира, Вышеславу, а по смерти последнего — Ярославу, то Псков получает младший сын, Судислав. Самостоятельность Псковского княжества прекращается в 1036 г., когда «всади Ярослав Судислава в поруб брата своего Плескове оклеветан к нему», и не восстанавливается после освобождения Судислава в 1059 г. . Затем, начиная с 1137 г., когда псковичи призвали к себе изгнанного из Новгорода князя Всеволода Мстиславича, на всем протяжении XII — первой половины XIV в. Псков не обнаруживает даже малейших признаков политической зависимости от Новгорода.
После событий середины IX в. начинается стабильное развитие региона. В Ладоге заканчивается «эпоха катастроф» (около 950 г. происходит пожар, уничтоживший застройку VIII яруса, но он существенно отличается от предыдущих тем, что кардинальных перемен в застройке не наблюдается, хоромный комплекс подвергается лишь небольшой реконструкции; вполне возможно, что пожар был вызван случайной причиной), зарождается будущая столица Новгородской земли – Новгород.[/cut]
 все сообщения
Кержак Дата: Воскресенье, 07.08.2011, 09:34 | Сообщение # 38
Батько
Группа: Атаман-отставник
Сообщений: 16021
Награды: 39
Статус: Offline
http://a-nomalia.narod.ru/CentrBalty/index.htm
БАЛТЫ
люди янтарного моря
Мария Гимбутас

http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/gimb/index.php
Гимбутас М. Славяне
 все сообщения
Форум Дружины » Научно-публицистический раздел (история, культура) » Обсуждения событий реальной истории. » Опять к происхождению Руси (Ибн фалдан - его текст и попытки разобраться)
  • Страница 2 из 2
  • «
  • 1
  • 2
Поиск:

Главная · Форум Дружины · Личные сообщения() · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · PDA · Д2
уничтожение тараканов это

службы от тараканов москва
Мини-чат
   
200



Литературный сайт Полки книжного червя

Copyright Дружина © 2020
где купить диплом купить диплом института где купить диплом купить диплом о высшем образовании купить диплом в москве http://diplomsagroups.com купить диплом колледжа купить диплом института купить диплом колледжа купить диплом нового образца купить диплом врача купить диплом занесенный реестр купить диплом с внесением в реестр купить диплом нового образца купить диплом магистра купить диплом без занесения в реестр купить аттестат где купить диплом купить диплом с занесением в реестр купить диплом ссср http://rudiplomirovanie.com купить диплом вуза с занесением в реестр купить диплом техникума http://aurus-diploms.com купить диплом с реестром цена москва купить диплом университета https://premiums-diploms.com купить диплом пту с занесением в реестр купить свидетельство о браке купить диплом нового образца диплом купить с занесением в реестр москва купить диплом фармацевта https://diploms-asx.com купить диплом с занесением в реестр цена купить дипломы о высшем https://diploms-asx.com купить диплом с занесением в реестр купить свидетельство о браке http://diplomrussian.com купить диплом с реестром цена купить диплом о среднем специальном купить диплом о среднем специальном купить диплом с реестром купить диплом специалиста купить диплом колледжа купить диплом колледжа с занесением в реестр купить диплом техникума купить диплом специалиста купить диплом колледжа с занесением в реестр купить диплом вуза купить дипломы о высшем купить диплом с занесением в реестр цена купить диплом специалиста купить диплом автомеханика купить диплом техникума с занесением в реестр купить свидетельство о браке https://russiany-diploman.com/ купить диплом с реестром купить диплом автомеханика https://premialnie-diplomas.ru купить диплом без занесения в реестр купить диплом о среднем образовании купить диплом колледжа где купить диплом с реестром где купить диплом http://diploms-service.com купить диплом с внесением в реестр купить диплом врача https://anny-diploms.com купить диплом с реестром спб купить диплом ссср https://kyc-diplom.com купить диплом высшем образовании занесением реестр купить диплом фармацевта https://originaly-dokuments.com купить диплом занесенный реестр купить диплом института купить диплом нового образца купить диплом реестром москве купить диплом специалиста https://diplomy-grup24.com/ купить диплом с внесением в реестр купить диплом бакалавра http://aurus-diploms.com/obrazovanie/kupit-diplom-goznak.html купить диплом с реестром купить дипломы о высшем https://diplomansy.com/kupit-diplom-chelyabinskкупить диплом врача с занесением в реестр купить диплом бака