В 2005 году "Аверс" издал книгу Альбовского "Харьковские казаки". С КАРТИНКАМИ!!!)))

картинки это класс.... но заметь, все равно тема слободского казачества точно не лишняя

Ну ничего себе! (Прости, Господи, чуть не выругался))). Конечно не лишняя.
Слободские казаки - неотъемлемая часть казачества и нашей истории.
Просто может логично будет позже выделить в отдельную тему?
Впрочем, похоже, что понадобится отдельный раздел по казачеству. Сегодня эта тематика у нас несколько распорошена. ИМХО.

я только за
подумай о его структуре (раздела или подраздела)
и озвучь
по слободским я скорее в ракурсе пластунов

Подумаю, озвучу.

Уверен, что к середине 17 века пластун - совершенно не обязательно именно пеший казак.
Скорее даже наоборот. Другое дело в том, что казаки более эффективно действовали все-таки в пешем порядке и коня использовали больше для подвозки своего организма к месту сражения.))
Слободские казачьи полки - преимущественно как раз конные.
Пластуновство - специализация все-таки запорожской кордонной службы, собственно пластунов среди слобожан пока не вижу.

ber5, там очень сильна роль погранцов - дозоров и тд
ребзя несли глубоко в степи дозор и при обнаружении врага посылали сигнал в город а сами шли позади врага по его сакме чтобы разобраться - какова сила врага
это не пластуны
но ....

Выложу новую версию 1-ой части "Пластунов"

Часть 1
Пластуны запорожские

Большая Советская Энциклопедия сообщает нам, что пластунами (от слова «пласт», т. е. лежащие пластом) назывался личный состав пеших команд и частей Черноморского, а позже Кубанского казачьих войск в 19 и начале 20 веков. Первоначально так называли казаков-разведчиков, которые специализировались на несении сторожевой службы в камышах и плавнях Кубани, и ведении разведывательных действий. Первые штатные команды пластунов созданы в Черноморском казачьем войске в 1842 году. Мягко говоря, эти сведения не вполне соответствуют действительности, ведь пластуны не возникли вопреки законам мироздания ниоткуда и с неба на землю Кубани не свалились.
Знаменитый Пластуновский курень, а равно и проживавшие в нем казаки-пластуны, существовали в Запорожской Сечи практически с момента ее зарождения еще до середины XVI века, т.е. пластуны явились на историческую арену лет на 300 ранее предписанного им советскими историками срока. Днепровские необозримые плавни, которые сами казаки называли Великим Лугом, были колыбелью пластунов, а товарищество низовых казаков – их семьей.
Главным занятием запорожцев была война, что определяло и состояние военной подготовки казаков и весь уклад их жизни. «Казаку воевать, что соловью петь». Пластуны появились на свет Божий в Низовом войске и, выражаясь современным языком, являлись особым подразделением, призванным нести в основном разведывательную, кордонную и диверсионную службу. Умение бесшумно передвигаться, искусно маскироваться и затаиваться, сливаясь с окружающей местностью, вести скрытное наблюдение, снайперскую ружейную стрельбу и ближний бой холодным оружием, добыть «языка» и быстро уйти от погони – вот короткий перечень необходимых навыков для казака-пластуна.

Пластуны глазами современников

Понимая, какие личностные качества требуются пластуну для успешного исполнения такой службы, перестаешь удивляться невозмутимости и хладнокровию, терпеливости и презрению к смерти, поражавших воображение современников запорожцев, и оставивших потомкам восторженные описания казаков. Чтобы не быть голословным, приведу некоторые из этих отзывов.
Гийом де Боплан, французский инженер и военный картограф на службе польского короля, знал о запорожцах не понаслышке, поскольку собственной персоной участвовал в походах польских войск против восставших казаков под началом гетманов Павлюка и Остряницы. Боплан писал: «Они остроумны, сообразительны, изобретательны и щедры, не стремятся к большому богатству, но чрезвычайно любят свою свободу, без которой не представляют жизни: именно поэтому они так склонны к бунтам и восстаниям против местных вельмож, как только почувствуют притеснения. Редко проходит 7 - 8 лет без того, чтобы они не бунтовали и не поднимались против них. Помимо того это люди вероломные, коварные, которым доверяться можно, лишь хорошо посчитав. Они чрезвычайно прочны телосложением, легко переносят жару и холод, голод и жажду, неутомимые на войне, мужественны, смелые, а скорее безрассудные, потому что не дорожат жизнью. Сотня казаков в лагере, огражденном возами, не боится ни тысячи поляков, ни нескольких тысяч татар».
Итальянский ученый Биссачиони Майолини так отзывался о казаках: «Это благороднейшие рыцари…, которые умеют также искусно владеть оружием, они отчаянны в борьбе, их воля к победе неудержима, даже до самопожертвования».
Венецианский посол Альберто Вимини, посетивший Запорожье в 1650 году, сравнивал сечевиков со спартанцами, а Проспер Мериме и Шарль Лезюр находили в казаках много общего с древними римлянами. Шерер в своих «Анналах Малороссии», опубликованных в 1788 году, сравнивал Запорожскую Сечь с античными республиками Спарты и Рима, но видел и различия между ними: «воспитанные, как спартанцы, и привычные к войне, как римляне, граждане казацкой республики, однако, никогда не стремились к завоеванию чужих земель, а лишь к защите своих алтарей и домашних очагов. С чем они никогда не могли примириться, так это с несвободой».
Французский историк Бартенон писал о запорожских казаках: «Эти люди выросли в труде, как скифы, закаленные всевозможными бедствиями, как гунны, способные к войне, как готы, загоревшие на солнце, как индейцы, и жестокие, как сарматы. Львы в преследовании врага, похожие на турок в коварстве, подобные скифам в ярости, по своей вере – христиане». Еще один француз, посол в Константинополе барон де Сези с восхищением писал: «Эти люди уверенно чувствуют себя на суше, в воде и в воздухе, везде умеют справиться и взять верх во всех стихиях».

На охране рубежей

Стихией пластунов была дозорная, сторожевая и пограничная служба. Близость Сечи к ногайским кочевьям принуждала Войско Запорожское к постоянной охране границы и наблюдению за перемещением татарских чамбулов, дабы избежать внезапного вторжения ордынцев, а при удобном случае и самим нанести визит к соседям для «лупленья татарских чабанов». Основным способом охраны, и одновременно главным звеном защиты рубежей, были казачьи разъезды, иначе называемые бикетами, количество которых в разное время существования Сечи было различным. Бикеты наблюдали за конкретным участком границы и должны были либо отбить чамбул, либо немедленно предупредить о его нападении. Порой бикетовые казаки проводили и дальнюю разведку, и разведку боем. Базой для бикетов служили специально построенные радуты (редуты), в которых несли службу одновременно по нескольку десятков хорошо вооруженных казаков. Кроме ружей, каждый бикетовый казак имел пистолеты, саблю и копье (ратище).
Радуты представляли собой огороженные деревянным забором, а иногда и рвом, укрепления с просторным куренем-казармой под камышовой крышей и служили для размещения в них бикетовых казаков. К жилому куреню примыкала конюшня. По сути, такие радуты являлись пограничными казачьими заставами, командовали которыми есаулы, отвечающие за состояние дел на прилегающем участке границы.
Особенно тщательно бикеты казаков патрулировали пределы запорожских вольностей с восточной и южной стороны, в районе Днепровского и Бугского лиманов. Из расписания запорожцев 1767 года видим, что бикеты располагались на 20 заставах, причем в основном в диких урочищах безлюдной степи, что позволяло казакам вести скрытное наблюдение за противником и оперативно доставлять в Кош достоверную информацию о передвижениях Орды. Степные могилы (курганы), ставшие последним прибежищем воинов минувших столетий, служили казакам отличными наблюдательными пунктами. Опытный дозорный по поведению птиц и других обитателей степи, по движению трав, настолько высоких, что порой в них не видно было даже всадника, по едва ощутимым запахам мог уловить опасность, почувствовать приближение врага. Бывалые сечевики "слушали сакму", прислонив ухо к земле - и если слышен был гул от татарской орды, то говорили, что "сакма гудит". Сакмой, а позднее шляхом, называли степные пути передвижения татарской конницы, идущей в набег. Наиболее известная Муравская сакма тянулась от Перекопского перешейка по водоразделу Северского Донца и Ворсклы, через Дикое поле и Слободскую Украину, далее на север, в московские пределы. К Муравской примыкали Изюмская, Бакаева и Кальмиусская сакмы. По правобережью Днепра, через широкие запорожские степи, пролегала в северо-западном направлении Черная сакма, от которой ответвлялась Кучманская, разделявшаяся затем на Очаковскую и Белгородскую сакмы. Теми же степными шляхами, по которым ходили на кровавые грабежи ордынцы, передвигались посольские и купеческие караваны, ходили чумаки.
Именно сакму и сторожили в первую очередь запорожцы. Для передачи сигнала тревоги служили так называемые фигуры, представлявшие собой несколько установленных одна на другую осмоленных бочек без дна, внутри которых находилась сухая трава, или вымоченная в селитре мачула. Возле фигуры несли постоянную дозорную службу два-три казака. В случае опасности такую фигуру немедленно поджигали, и черный смоляной дым сообщал сигнал тревоги соседним бикетам и далее, в Кош. Порой вместо фигур казаки использовали обычный костер, стараясь разместить его повыше и добавляя сырое топливо для большего дыма, а иногда использовали даже пушку, выстрелом из которой предупреждали о появлении врага.
Пластунами называли казаков, охранявших кордоны войска и часами, а то и сутками находившихся в бикетах. Это были умелые охотники, отлично ориентировавшиеся на местности, умеющие незаметно и бесшумно передвигаться. Главной боевой работой пластунов было несение сторожевой и разведывательной службы. Среди остальных казаков они выделялись еще и умением снайперски стрелять. В самой Запорожской Сечи пластуны порой выполняли функции своеобразной службы безопасности и контрразведки. Так, письменный приказ кошевого атамана Петра Калнышевского от 9 августа 1770 года предписывал куренному атаману Пластуновского куреня Федору Третьяку: «Про бродяг и других, что без паспортов слоняются, сомнительных людей… всеми силами намагатися пересматривать и ловить».
Особенно ярко казаки-пластуны прославились умением точной, снайперской стрельбы. Они были «стрелками на выбор», т.е. поражали в первую очередь наиболее значимые цели живой силы противника: офицеров, орудийную обслугу. В битвах пластунов использовали как застрельщиков, ведущих прицельный огонь впереди войска. Виртуозно пластуны стреляли даже в темноте, «на звук». Упомянутый выше венецианец Альберто Вимини, описывая запорожцев, отмечал: «Мне приходилось видеть, как они пулей гасят свечку, сбивая нагар так, что можно подумать, будто бы это сделано с помощью щипцов». Шведский офицер Петре в 1709 году с удивлением описывает умение казаков «стрелять по врагу в лесу сидя и причиняя ему значительные потери», отмечая при этом, что они имели «хорошие тянутые ружья». Папский посол Гамберини в 1584 году писал: «Оружие их (запорожцев) - сабли и несколько ружей, из которых они никогда не промахиваются».

Колыбель

Природа щедро одарила нижнее Приднепровье. Многочисленные реки кишели разнообразной рыбой, которую запорожцы ловили не только для собственного употребления, но и на продажу. Водились осетры, сазаны, сомы, севрюги, судаки и множество других водных обитателей – «...рыбы очень много особенной, которую пекут вместо хлеба». В бескрайних степях выпасались табуны диких коней, стада зубров и диких коз. Днепровские плавни служили пристанищем для кабанов, бобров, выдр, куниц, различной болотной и водоплавающей птицы. Многочисленные балки населялись косулями, зайцами, лисами, волками, медведями. «Всех балок, оврагов и байраков в степях запорожских казаков было поистине необозримое число, точно звезд в бесконечном пространстве небес», - восхищался природой Запорожья один из исследователей края. Христофор Манштейн, служивший под началом фельдмаршала Миниха, о запорожских степях писал так: «Земля та есть прекраснейшая в Европе». Богатая ничейная земля, недоступная для власти, вольготно раскинувшаяся на границе с татарской степью, манила к себе предприимчивых и энергичных людей, уходивших на Низ казаковать, заниматься промыслами «на уходах». Эта земля и стала колыбелью казачества, местом его рождения и возмужания. Здесь, в созданных самой природой угодьях, охотился запорожец-пластун, добывая свой хлеб насущный и оттачивая мастерство снайперской стрельбы.
Что же означает это слово – «пластун»? Всем нам еще с детства знаком способ передвижения «по-пластунски», т.е. ползком. Украинское слово «пластуваты» означает «ползать». Выводится «пластун» и от старославянского «плазати» - ползать. Кроме того, слово «пластати» упоминается еще в давних былинах в значении «резать, рубить».
Любопытное описание пластунов оставил потомок знатного запорожского рода Яков Кухаренко, бывший наказным атаманом Азовского и Черноморского казачьих войск, а с 1861 года - начальником Нижнекубанской кордонной линии. Пластунами, по его словам, на Запорожье были специальные охотники-разведчики, которые в Днепровских плавнях охотились на дичь и выслеживали врага, который пытался незаметно проникнуть в казацкие земли: "Пластуны стреляли дикого зверя, которого тогда в Днепровских плавнях было достаточно. Пластунами, говорят, звались за то, что непоседливы были и все слонялись по плавням и так как больше им приходилось месить грязь, чем ходить посуху, сиречь пластать, то и прозвались пластунами. Целую осень и зиму, пока добывается зверь порошковый (меховой), пластуны проводили в плавнях, а весной приходили в слободы, приносили свою добычу, звериные смушки, продавали их, покупали порох, олово, одежду, которая нужна".
В непроходимой плавневой густянке охотиться было довольно сложным и опасным занятием. Густой и высокий, выше человеческого роста плавневый камыш, шумевший даже от легкого ветра, не позволял практически ничего разглядеть или услышать, потому ориентироваться приходилось, полагаясь почти исключительно на интуицию, которая в таких условиях чрезвычайно обострялась и развивалась. Пластуну следовало в совершенстве знать местность, характер окружающей природы и особенности поведения животных, поскольку от этого зависела его жизнь.
Промышляя охотой и рыбной ловлей на обширных пространствах нижнего течения Днепра, казаки были вынуждены строить укрепления (засеки, сечи) и объединяться для защиты своих «уходов» от разграбления. Название «сечь» произошло от способа строительства укреплений со срубленных (сеченых) деревьев. Небольшие отряды перед лицом угрозы объединились в единое казачье войско с центром, который получил название Запорожская Сечь. Вместе со словом «сечь» употреблялось и слово «кош», но если Сечь являлась крепостью, столицей казаков, то Кош был скорее ставкой, местом пребывания военного лагеря, кошевого атамана (гетмана) и мог находиться вне Сечи.
Десяток днепровских порогов - каменных скал высотой до 7 метров, препятствовали свободному перемещению по реке и затрудняли доступ на территорию казачьего Низа с севера. За порогами Днепр широко разливался, образуя многочисленные острова, запутанные протоки и непроходимые плавни, прикрывавшие Запорожье с юга. Здесь и обосновались казаки, превратившиеся со временем из добытчиков «на уходах» в грозную силу, объединившиеся в славное Войско Низовое, создавшие свое собственное государство и составившие новое воинское сословие.

Рождение пластунов

Когда же появились казаки за днепровскими порогами и кто им угрожал? Идейно выдержанная в духе классовой борьбы теория возникновения запорожского казачества, гласившая, что запорожцы — потомки крестьян, бежавших от гнета польских помещиков, не очень-то соответствует реальности. Точной даты появления Запорожской Сечи наука пока не знает, но письменные упоминания о низовых казаках находим в документах конца 15 века, а поляки, со своим непереносимым гнетом, появились на берегах Днепра спустя почти столетие, после заключения Люблинской унии 1569 года, объединившей Литву и Польшу в одно государство – Речь Посполитую.
Значительно более убедительной выглядит теория, объясняющая возникновение казацких укреплений за днепровскими порогами тем обстоятельством, что к концу XV века значительно возросла агрессивная активность ногайцев и крымских татар, предпринявших целый ряд грабительских походов на украинские земли. Казаки, занимавшиеся промыслами «на уходах», были вынуждены защищать свой «бизнес» и объединяться для эффективного противодействия внешней угрозе. В одиночку, или разрозненными ватагами, справиться с врагом было невозможно, потому и возникла необходимость в организации собственного войска под единым началом. Нет сомнения в том, что «в казаки» приходили разные люди и приводили их на Низ различные жизненные обстоятельства. Кто-то действительно уходил от своего пана, кто-то от долгов или иных обязательств, кому-то прискучил рутинный труд и захотелось испробовать вольной воли, наверняка не было недостатка в различного рода «ловцах удачи», бежали сюда от правосудия и уголовные преступники. Объединиться таких людей могла заставить только реальная внешняя угроза.
Необходимо отметить, что существует и другая точка зрения на причины появления Запорожской Сечи, согласно которой казаки объединялись не для защиты, а для нападения на татарские улусы. Якобы набеги крымчаков были всего лишь наказанием, местью казакам за грабежи. Так кто же «первый начал»?
Дабы не гадать на кофейной гуще, обратимся к документам эпохи. Дипломатическая переписка между московским и литовским князьями показывает, что в 1489 году отряды атаманов Василия Жилы и Богдана Голубца напали на Таванскую переправу в низовьях Днепра, разогнали татарскую стражу, ограбили купцов, а некоторых утопили. От нападения пострадали и московские купцы. В этом же году казаки - христиане, хорошо знавшие местность, шли в авангарде отряда королевича Яна Ольбрахта, преследовавшего налетевших на Подолию татар. В 1492 году запорожские казаки вышли на чайках в Днепровский лиман, атаковали турецкие галеры под Тягинем, захватили пленных, деньги, стадо быков и коней, освободили пленников. В 1493 году казацкие отряды нападают на свежепостроенную турками и татарами Очаковскую крепость и разрушают ее. Добыча составляет 30 тыс. алтын денег и 64 пленных. Узнаем об этом из письма крымского хана Менгли-Гирей, жаловавшегося литовскому князю Александру на бесчинства казаков. В следующем, 1494 году, уже великий князь Иван III жалуется хану на запорожцев, напавших на московского посла, боярина Ивана Субботу, который шел от валашского господаря Стефана вместе с его послом в Крым, к Менгли-Гирею: «казаки потоптали, все поймали, пеша оставили». Письменное свидетельство 1489 года считается первым достоверным упоминанием военных действий днепровских казаков против крымских татар. Вполне возможно, что подобные нападения со стороны запорожцев происходили и ранее, но мы о них ничего не знаем. Зато хорошо известно о грабительском нападении Менгли-Гирея на Подолию в 1480 году. В 1482 году войска крымского хана совершают набег на Киев. Никоновская летопись сообщает: «…прийде Менгли-Гирей, царь Крымский, со всею силою… и град Киев взя и огнем сожже…, а полону бесчисленно взя; и землю Киевскую учишша пусту». Прискорбно сознавать, но набег татар состоялся по настоятельным просьбам и даже шантажу со стороны Московского великого князя Ивана III - «по слову великого князя Ивана Васильевича». Менгли-Гирей в знак общей победы отослал своему союзнику Ивану III потир и дискос из разграбленного Софийского собора. Нападения крымских разбойников, любителей живой добычи - ясыря, становятся постоянной головной болью их соседей, жителей Польши, Литвы и России. Все пути кровавых ордынских набегов на территории названных стран шли через украинские земли.
В начале 16 века противостояние запорожцев и крымских татар усиливается. Сообщения о татарских набегах и казацких походах становятся постоянными. Нелегкая, но свободная жизнь на фронтире закаляла казака, роднила его с оружием, учила искусно им владеть и быть готовым в любое время применить. Общая борьба заставляла казаков держаться друг друга, сплотила их, и со временем превратила разрозненные казачьи ватаги в славное Войско Запорожское.
«Польская хроника» современника запорожцев Мартина Бельского (историк родился в 1494 году) рассказывает нам, что казаки за днепровскими порогами летом занимались различными промыслами: рыболовством, охотой, бортничеством, а зимой расходились по ближайшим городам, оставляя в «безопасном месте на острове в Коше несколько сотен вооруженных огнестрельным оружием и пушками казаков». События, описанные в хронике, относятся к 30-м годам 16 века, а это означает, что к описываемому времени отдельные ватаги запорожцев уже объединились и имели на одном из днепровских островов свой укрепленный единый центр – Сечь. Хроника указывает и предполагаемое место расположения укрепленного Коша запорожцев – днепровский остров Томаковка.
Широкую известность получила Сечь, построенная казаками князя Байды Вишневецкого в 1552 году на острове Малая Хортица (сейчас этот остров носит имя Байды). Хортицкая Сечь служила базой для запорожцев, отсюда были организованы многочисленные походы во владения крымского хана и на турецкие крепости. За свою почти трехсотлетнюю историю Запорожская Сечь несколько раз меняла место расположения, но существует предположение, что уже в Хортицкой Сечи существовал Пластуновский курень, собравший под своей крышей опытных следопытов и тертых волков пограничья - пластунов.
О пластунстве в Запорожье рассказывал хорунжий Кубанского казачьего войска Червинский. «Пластуны существовали издавна. Как только появился казак, тут же появился и пластун. И, начиная от первых дней Запорожья и до наших дней, часть казаков выполняла роль пластунов. Слово «пластун» появилось от слова «пласт» и означало человека, которому приходилось в большинстве случаев работать ползком, лежать пластом. Это название и назначение получали наихрабрейшие и самые ловкие казаки, они были ушами и глазами остального казацкого товарищества и под их охраной казаки могли свободно заниматься делом или пировать, не боясь быть внезапно захваченными врагами. Ползком, прижавшись к земле, подкрадывался пластун к неприятелю, высматривал все, что ему было нужно, и отходил так же незаметно. По несколько часов лежал он ничком, спрятавшись за кочкою или кустом, поджидая непрошеного гостя. В Запорожской Сичи был даже отдельный курень Пластуновский.»
Дмитрий Яворницкий, известный исследователь казачества, в своей «Истории запорожских козаков» называет Пластуновский курень одним из первых в Сечи. История сохранила до наших дней имена некоторых пластунов-запорожцев, участников гайдамацких отрядов. Пластуны Семен Голомозый и Василий Сараджик в 1734 году громили поляков, пластун Василий Швец в 1750 году участвовал в нападении гайдамаков на город Радомышль, а пластун Трохим Серый отметился на страницах истории побегом из тюрьмы. Как свидетельствует протокол допроса, вождь Колиивщины Максим Зализняк тоже был казаком Пластуновского куреня. В реестре атаманов Низового войска упоминается атаман Пластун, который был кошевым Запорожья с сентября 1666 по июнь 1667 года.
К концу своего существования Запорожская Сечь насчитывала 38 куреней, названия которых происходили либо от места рождения казаков, которые впервые обосновались в курене (Уманский, Переяславский, Полтавский), либо по имени атамана-основателя (Ивановский, Сергеевский, Васюринский) и только Пластуновский курень назывался так по роду деятельности казаков, его составлявших. Реестр запорожцев 1756 года сообщает нам численность Пластуновского куреня в 430 казаков, а «История Новой Сичи» Аполлона Скальковского говорит о 541 пластуне Низового войска в 1759 году. Здесь необходимо отметить, что численный состав куреней мог существенно изменяться в течение даже одного года, и порой сами куренные атаманы не знали точно, сколько именно казаков приписано к куреню. Причины такого положения были разными. Какая-то часть казаков могла находиться в военном походе или на кордоне, другие уходили на промыслы, занимались хозяйством, еще кто-то отдыхал в зимовнике или навещал родню. Ограничений по численности казаков, приписанных к куреням, не существовало, как не существовало и ограничений на передвижение запорожцев, имеющих право свободно покинуть свой курень и Кош. В самой Сечи в мирное время и зимой обычно находилось незначительное количество запорожцев. Например, когда в конце 1647 года на Сечь прибыл Богдан Хмельницкий, там находилось всего 300 казаков гарнизона, хотя вскорости собралось не менее 10 тысяч пеших запорожцев.

Волчьи дети

Вопрос о времени и обстоятельствах возникновения самого казачества как такового, теряется во мраке ушедших столетий и изобилует множеством версий, порой весьма экзотичных, одно лишь перечисление которых потребует отдельного исследования. В рамках данной статьи отмечу лишь, что казаков-сечевиков зачастую называли «серомахами», «сиромою», т.е. волками. Происхождение такого слова-заменителя имеет глубокие архаичные корни, ведь воинские союзы молодых неженатых мужчин, которые отождествляли себя с волчьими стаями, известны нам со времен древних славянских племен и даже еще раньше – со времен невров, наших далеких предков, современников и соседей скифов. Именно запорожские сиромахи составляли постоянную залогу Сечи, являясь по своей сути регулярным войском, готовым в случае необходимости к немедленным действиям. «Отец истории» Геродот сообщал о культе волка у невров: « Эти люди, по-видимому, колдуны. Скифы и живущие среди них эллины, по крайней мере, утверждают, что каждый невр ежегодно на несколько дней обращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик». В более поздних германских хрониках содержатся сведения о том, что волк был тотемом некоторых славянских племен. Древнерусские былины тоже упоминают серых волков, сопровождающих богатыря. Культ волка был весьма распространен среди славянских племен. Во время праздников и важных обрядов, посвященных этому животному, мужчины племени наряжались в волчьи шкуры. Волк воспринимался защитником племени и пожирателем злых духов, недаром жрецы волчьего культа и даже простые воины из «волчьих» племен считались наделенными магической силой. Имя могущественного покровителя было настолько священно, что его запрещалось произносить вслух. Вместо него волка обозначали эпитетами «лютый», «серый». Более чем вероятно, что имя волка, а точнее, одно из его имен-заменителей - «лютый», сохранилось в названии уже летописных славянских племен лютичей (вильцы, велеты) и уличей (ульцы, лутичи). Автор «Славянской хроники» Гельмонд о союзе племен лютичей писал, что: «эти племена за свою храбрость называются вильцами (т.е. волками) или лютичами». Не вдаваясь детально в премудрости лингвистики, замечу однако, что старославянское «vьlkъ» означает «волк», а «lyutъ» значит «жестокий». Последний термин лингвисты сближают с греческим «lykos» - волк, волчье бешенство.
Волчий брод, Волчья могила, Волчьи озера, Волчья круча, Волчий бакай, Волчья яруга, Волчья гряда, река Волчья, протока Волчье Горло – такими названиями изобилует Запорожский край. Трудно с уверенностью сказать, кто оставил потомкам «волчьи» топонимы. Возможно запорожские характерники, умевшие оборачиваться «вовкулакой», или может казаки-пластуны, одевавшие на себя шкуру убитого волка, отправляясь в разведку.
Вообще-то говоря, топонимы на редкость живучи и способны многие столетия хранить в себе память о минувших эпохах и канувших в вечность народах. Когда-то обширные приднепровские пространства центра и юга Украины, ставшие известными нам позднее под названием «Вольности Войска Низового Запорожского», занимали многочисленные племена антов, предков славянских народов. Это об антах античный автор Прокопий Кессарийский писал как о людях воинственных и обладающих огромной силой, указывая при этом, что: «эти племена не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве, и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считаются общим делом». Автор «Стратегикона» Маврикий добавлял, что анты «выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу, недостаток в пище», «живут свободно и не дают никому поработить себя или подчинить». После антов в этих же краях жили их прямые потомки – сильное и свободолюбивое племя уличей, не пожелавшее покориться пришлым князьям и упорно отстаивавшее свою независимость. Нестор Летописец писал об уличах: «они были так сильны, что Олег (Олег Вещий) не мог покорить их, хотя воевал с ними десять лет. Игорь (Игорь Старый) с большим трудом вел войну с ними». На одном из днепровских островов располагалась столица уличей - летописный город Пересечен. Удивительное созвучие и совпадение: Пересечен, Сечь… Вот только - совпадение ли? Историки продолжают выяснять, на каком же именно из островов стоял Пересечен. Из претендентов выделяют Хортицу с древним Протолчим бродом и Игренский полуостров. Впрочем, о месте расположения первой запорожской Сечи тоже нет пока единого мнения.
Завершая погружение в архаику, замечу, что память о прошлом гораздо ближе и даже зримее, чем нам порой представляется. Приведу любопытный пример. Когда-то запорожцы Ингульской паланки облюбовали Водопойскую балку для строительства в ней своих зимовников. Теперь там находится поселок, сохранивший старое название. Так вот, жители Водопоя и сейчас уверены, что они являются потомками уличей, славянского племени, жившего в этих местах тысячелетие тому назад.

Семья пластунов, рыцари и баболюбы

Большинство запорожских казаков проживали в разбросанных по всему краю зимовниках и бурдюгах. В 1766 году, к примеру, на территории Вольностей Войска Запорожского насчитывалось до 4 тысяч зимовников, и число их постоянно росло. Сечевики насмешливо называли таких казаков зимовчаками, сиднями, а то и гречкосеями, гниздюками, баболюбами. В самой Сечи могли постоянно проживать только неженатые казаки, и обычай этот строго соблюдался. Называли себя сечевики, в отличие от баболюбов, лыцарями и товарищами. Во время ежегодного раздела угодий первыми получали наделы сечевики, после них – духовенство, и только затем – женатые запорожцы, зимовчаки. «Лыцарю и лыцарська честь: ему треба воюваты, а не биля жинкы пропадаты». Некоторый аскетизм жизни запорожцев не был заимствованным, привнесенным извне. Он был выработан самим казачьим сообществом и объясняется тем, что запорожцы жили на пограничье, под угрозой вражеского нападения, будучи фактически на военном положении и в постоянной готовности к войне. В таком образе жизни, напоминающем бытование средневековых рыцарских орденов, усматривается также влияние традиций воинских союзов предков низовых казаков, проживавших в этой же местности ранее. Существовало и некое идеологическое наполнение старинного обычая сечевого безженства – по евангельскому слову: «Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене». Отсутствие семьи у сечевика делало невозможным передачу по наследству земельного надела или власти, что служило базисом уникального сообщества, которое незабвенный Карл Маркс определял как республику. За связь с женщиной, или если «опорочит женщину не по пристойности», сечевика приговаривали к битью киями у позорного столба. Преступлением считался привод казаком в Сечь женщины, будь то хоть родная сестра, или даже мать. Фельдмаршал Миних писал: «Запорожцы – это рыцари, которые не допускают в свое товарищество женщин, а если выяснится, что кто-то из них имеет у себя женщину, то такого побивают камнями». Известен случай, когда во время русско-турецкой войны 1735-1739 годов на Сечь прибыл некий подполковник Глебов и привез с собой жену да еще нескольких женщин. Узнав об этом, запорожцы с угрозами потребовали выдать им женщин, «чтобы каждый мог иметь в них участие». Глебову с большим трудом удалось уговорить сечевиков не чинить женщинам позора, откупившись несколькими бочками горилки и немедленно вывезя женщин из Сечи, потому как казаки продолжали волноваться. Сечевики потешались над своей малоопытностью в женских делах. Слова песни уверяют, что запорожец не мог отличить цаплю (чаплю) от девки (дивкы).

Славни хлопци – запорожци
Вик звикувалы, дивкы нэ выдалы
Як забачилы на болоти чаплю,
Отаман каже: «Ото, братци, дивка!»
Осавул каже: «Що я й женыхався!»
А кошовый каже: «Що я й повинчався!»

Среди запорожцев широкое распространение получил обычай побратимства. Тревожная, наполненная опасностями жизнь казака требовала надежного плеча друга, способного подать в трудную минуту руку помощи. Да и поделиться мыслями, сомнениями - словом, «излить душу» - порой просто необходимо живому человеку. Казаки, решившие побрататься, шли в церковь и в присутствии священника давали клятвенное слово помогать друг другу, вызволять из беды и даже, если придется, жертвовать жизнью за побратима: «…даем от себя сие завещание перед Богом о том, что мы – братья, и с тем, кто нарушит братства нашего союз, тот перед Богом ответ да воздаст перед нелицемерным судьей нашим Спасителем». После совместной молитвы казаки обменивались нательными крестами и выходили из церкви братьями до конца своей жизни.
Для сечевика-сиромахи, не имевшего среди сурового своего товарищества «ни нэнькы ридненькои, ни сестры жалибненькои, ни дружины вирненькои», семьей были его побратимы-казаки, родной курень и все «товарыство». «Вэлыкый Луг – батько, а Сич – маты, от там треба й умыраты». Все казаки, без различия возраста, происхождения и заслуг, становились братьями - товарищами и называли друг друга братчиками, а кошевого атамана батьком.

Продолжу

Запорожские характерники

Запорожцам на протяжении всей их истории приписывали некое колдовство: умение сотворить заговор «от пули летящей и сабли разящей», «отвести глаза» и «напустить мару» (наваждение) на врагов, затворить кровь. Существовало и определенное название для таких сверхъестественных способностей – характерство. Современники уверяли, что среди запорожцев всегда были «казаки - характерники», которых «никакое огненное оружие, ни пуля, ни гармата умертвить не может», «ни вода, ни сабля, ни обычная пуля, кроме серебряной, не брали. Они могли открывать замки без ключей, переплавляться через реки на рогоже, брать голыми руками раскаленные ядра, видеть на несколько верст вокруг себя, жить на дне реки, превращать всадников в птиц». Противники казаков вполне могли заподозрить запорожцев в связях с нечистой силою. Ведь как, к примеру, объяснить способность пластуна часами лежать в камышовых плавнях, среди туч кровососущего гнуса, ничем себя не выдав? Как возможно пробраться никем не замеченным во вражеский лагерь? Ответ довольно прост. Запорожцы натирали тело полынью и другими травами, использовали деготь и просто сырую глину, дабы отогнать насекомых. Некоторые казаки из тех, кого называли характерниками, умели «отводить глаза», т.е. владели навыками внушения и гипноза, который называли «химородой». Враги запорожцев воспринимали их характерництво как вполне реальную и грозную опасность, чему имеются и подтверждения. Некий Корятович свидетельствовал, что польские жовниры святили пули, отправляясь против гайдамаков, так как были уверены, что среди них есть характерники. Известна история об убийстве наказного гетмана Ивана Золотаренка, которого считали характерником. Органист-католик, стрелявший в гетмана из засады в Старом Быхове, добровольно признался, что на преступление его подговорили ксьендзы, пообещав царство небесное, рядом с мучениками, и воспитание детей в иезуитской школе. «Святые отцы» выдали киллеру освященную и скрепленную особыми заклятиями серебряную мушкетную пулю из священной чаши, с надписью на ней латинскими литерами. Характерниками считали известных запорожских атаманов Семена Палия и Ивана Сирка. Максим Зализняк, выходец из Пластуновского куреня, ставший предводителем кровавой колиивщины, тоже почитался характерником.
В принципе, современного человека уже мало удивляют гипнотические и прочие телепатические трюки, вовсю демонстрируемые разнокалиберными магами и экстрасенсами. Возможно, мы меньше знаем о том, насколько интенсивно и в каких целях используются парапсихологические способности отдельных людей, но в том, что такие люди есть, сомневаться не приходится. Отличие характерников от разнообразных чародеев в том, что эти их необычайные способности, их характерство, были не фокусами на потеху публике, а частью воинского искусства казачьей вольницы.
Образ казака-характерника, воина-оборотня, занимает значительную часть массива украинских сказок и легенд. Воины-звери известны нам с давних времен и именно они составляли военные мужские союзы древности. Сам образ сформировался под влиянием остатков общеславянского культа воина-зверя (воина-волка). Учитывая сходство легенд и преданий о волках-оборотнях у различных племен, можно считать, что запорожцы не позаимствовали этот образ у соседей, а получили в наследство от культуры древней Руси и лишь развили его, обогатили новыми красками. Вполне отчетливо видна непрерывная связь между культом воина-волка праславянских племен (упоминание Геродота о неврах), культурой Киевской Руси (князь-оборотень Всеслав Полоцкий) и Запорожьем (казаки-характерники).
Существует предположение, что именно Пластуновский курень был школой характерництва в Сечи, местом, где молодое пополнение учили боевым навыкам разведки и кордонной службы. Вполне возможно, что так и было в действительности. Сохранилось повествование, записанное со слов старых сечевиков помещиком Пишчевичем, в которой пластуны выступают основателями запорожского казачества. Вот короткий эпизод из этой истории: «Начальное их сборище возникло от небольшого числа людей, которые основали свое жилище на левом берегу Днепра, назвав его Олешками (от имени поставленного над собой начальника). Эти олешковские жители со временем разделились на две части, хотя и составляли одно сообщество. Те, кто занимался рыбальством, назывались плавниками, а те, кто жил по днепровским плавням и островам, именовались пластунами. Эти пластуны занимались стрельбой зверей, которые тогда были в плавнях в большом количестве…».

Казачья наука

Запорожская Сечь со временем стала выполнять роль своего рода казачьей академии - школы выживания и военной подготовки, куда стремились попасть желающие приобрести уникальный боевой опыт. Участник походов Стефана Батория польский писатель Бартош Папроцкий в своей книге о рыцарском воспитании писал: «Много честных, но бедных молодых людей из Руси, Подолья и Польши ездят туда (на Запорожье), чтобы научиться рыцарскому делу, потому что там возможно в совершенстве обучиться воинскому мастерству и единству». Многие запорожцы из тех, кто возвращался в родные края, поступали на службу в полки Правобережной Украины и Гетманского регимента, Слободские полки. Эти люди, вооруженные премудростями казачьей науки побеждать и закаленные в битвах с врагами, получали признание и высокий социальный статус, приобретали полковничье и старшинское достоинство. К примеру, бывший запорожец Ярема Гладкый стал командиром Кампанейского полка, Семен Палий был полковником Фастовским и Белоцерковским, Иван Сирко – полковником Харьковского слободского полка, а Андрей Могила, избранный полковником во время молдавского похода, в 1684 году стал наказным гетманом Правобережной Украины.
Британские историки Вауелз и Мех писали о запорожцах: «Издавна они прославились как отличные кавалеристы и ловкие разведчики. Каждый казак, благодаря участию в бесконечных военных походах и упражнениях, отличался такими прекрасными качествами, как личное мужество и доблесть. Казаки были бесстрашными флибустьерами, но, что особенно привлекает, так это их боевое товарищество и верность. Это сближает казаков с викингами или тевтонскими рыцарями, братьями Ливонского ордена меченосцев. Казаки проявляли больше благородных черт, чем польские, российские или украинские дворяне и вельможи, которые могли использовать казаков для собственных потребностей, чтобы потом их вероломно предать».
Поучиться у казаков было чему. Под ударами запорожцев в разное время оказывались все окрестные земли и государства, включая Польшу, Литву, Ливонию, Московию, Молдавию. Но самую напряженную войну низовые казаки вели с крымским ханством и Турцией, жители которых приходили в ужас только от известия о приближении запорожцев. Не избежали нападения казаков Варна, Силистрия, Килия, Трапезунд, Белгород, Кафа (Феодосия), Гезлев (Судак), множество других городов Черноморского побережья. В 1614 году запорожцы атаковали Синоп, уничтожили его гарнизон, разорили город, подожгли верфи и взорвали арсенал. На следующий год казаки появились уже под самим Стамбулом, и ни отборная султанская гвардия, ни многотысячный гарнизон не смогли защитить от разорения пригороды турецкой столицы. По приказу разъяренного султана турецкая эскадра настигла запорожцев в устье Дуная, но… была разгромлена, а сам капудан-паша захвачен в плен. В следующем, 1616 году, две тысячи запорожцев одержали блестящую морскую победу, разгромив 14-тысячную турецкую армию. Казаки потопили, сожгли и захватили более сотни судов, в том числе 15 галер. Осенью того же года сечевики напали на порт Минер, где уничтожили 26 турецких кораблей, а затем разгромили и потопили еще половину флота догнавшего их на свою голову Циколи-паши.
Начиная с уже известного нам похода 1492 года на Тягинь, запорожцы совершили множество рейдов на Крым и Турцию, уничтожая военную силу противника, освобождая невольников - христиан и разграбляя территорию своих заклятых врагов. Особо успешными оказывались морские походы, совершенные запорожцами при кошевых атаманах Самойле Кошке, Петре Сагайдачном, Дмитрии Барабаше.
Гийом де Боплан писал, что запорожцы из походов «привозят богатую добычу, как то: испанские реалы, арабские цехины, ковры, парчу, шерстяные и шелковые ткани, другие ценные товары». Итальянский путешественник Пьетро делла Балле в своих записях под 1618 годом сообщает: «больше нет мест, подчиненных туркам в окрестностях Черного моря, которые бы они (запорожцы) не захватывали, которые не грабили и не разоряли полностью... они сегодня очень сильны на Черном море, и очевидно, что как бы мало их ни было, никто никогда не осмелится оспаривать их владычество». Француз Мишель Бодье писал о казаках, что они являются «бичом для Турецкой великой державы» и «показали туркам, что в каком бы положении они ни были на этом море, они (запорожцы) тут всегда хозяева и что оно не столько море, сколько арена их побед». Тайный советник и посол шведского короля в Польше Жак Руссель обращался к запорожцам как к «властелинам Днепра и Черного моря». Французский посол в Стамбуле граф де Сези называл низовых казаков «хозяевами Черного моря» и в 1620 году писал о них: «Казаки появляются поблизости отсюда на Черном море и захватывают невероятную добычу. Они пользуются такой славой, что только ударами палкой можно заставить турецких солдат выступить против них».
Доставалось на орехи не только татарам и туркам. К примеру, в 1577 году казацкий атаман Иван Подкова с отрядом запорожцев захватил Яссы, столицу Молдавии, и был провозглашен ее господарем. В 1601 году запорожцы, именуемые в тогдашней переписке «низовым рыцарством», совместно с польским войском приняли участие в ливонском походе.
Воевали запорожцы и с Московией. Во времена Смуты они выступили на стороне Речи Посполитой и Лжедмитриев. В 1606 году казаки захватили Пронск, Михайлов, Зарайск, Рязань, Тверь, разгромили Вологодчину, Новгородчину, множество других волостей. В 1618 году около 20 тысяч запорожцев с гетманом Сагайдачным двинулись на помощь королевичу Владиславу, вступившему в борьбу за московский престол и оказавшемуся в трудном положении. По дороге на север казаки захватили Путивль, Ливны, Елец, а позднее Серпухов и Калугу, истребив множество народу. О взятии казаками города Ливны рассказывает Бельская летопись: «А пришол он, пан Сагадачной, с черкасы (с запорожцами) под украинной город под Ливны, и Ливны приступом взял, и многую кровь християнскую пролил, много православных крестьян и з жёнами и з детьми посёк неповинно, и много православных християн поруганья учинил и храмы Божия осквернил и разорил и домы все християнские пограбил и многих жён и детей в плен поимал…». В конце сентября запорожцы («запорожские черкасы», «запороги») подошли к Москве. Навстречу казакам вышли царские воеводы, пытаясь помешать их соединению с армией Владислава, но вернулись ни с чем, потому что, по словам летописца, на них «напал великий ужас».
В 1621 году на Польшу двинулась огромная турецкая армия (по разным оценкам от 200 до 250 тысяч солдат) во главе с самим султаном Османом II. На помощь обреченной 35-тысячной польской армии пришло 40-тысячное войско запорожцев, которое не смогла удержать 60-тысячная армия крымского хана Джанибека Гирея. Блестящая победа казаков в битве под Хотином, разгромивших татаро-турецкую армию, остановила экспансию Блистательной Порты на польские и украинские земли, привела к внутренней политической нестабильности империи османов и вынудила турок отказаться от планов завоевания Европы. В следующем, 1622 году несколько тысяч запорожцев вторглись в Молдавию и Валахию, подвергнув их разорению, а в 1624 году запорожцы помогли Мехмед-Гирею и его брату Шагин-Гирею, решивших выйти из подданства Порты, разгромить турецкий карательный корпус капудан-паши Реджеба и Ибрагим-паши.
Деятельное участие запорожцы приняли в тридцатилетней европейской войне. Уже в 1619 году 10-тысячный корпус казаков разгромил под Гуменным армию Юрия Ракоци и вторгся в Словакию, своими действиями вынудив снять осаду с Вены. В следующем году запорожцы сражались с войсками стран протестантской коалиции в Моравии и отличались в боях крайней свирепостью. В 1631 году корпус запорожцев в составе войск генералиссимуса «Священной Римской империи» Альбрехта фон Валленштейна, ценившего их выше, нежели знаменитых польских крылатых гусар, воевал в Силезии против войск саксонского курфюрста - союзника шведов.
В 1633 году отряд запорожцев полковника Тараского сражается в Люксембурге против войск генерала де Суассона. Gazette de France по этому случаю пишет: «казаки напали на французов со страшным криком; наши люди не привыкли к такому крику, так испугались, что бросились бежать и отступили к болоту на другом берегу реки».
В том же, 1633 году 12 тысяч запорожцев во главе с гетманом Тимошем Орендаренком участвовали в новой войне с Московией, присоединившись к польской армии под Смоленском. После капитуляции московской армии воеводы Михаила Шеина казаки отправились воевать под Дорогобуж и Вязьму. Летом того же года 5 –тысячный отряд запорожцев полковника Якова Острянина захватил Валуйки и осадил Белгород. В следующем, 1634 году отличилась конница Тараса Трясилы, атака которой сыграла решающую роль в разгромной для московитов битве под Щелкановым.
В 1644 году правительство Франции предпринимает очередную попытку привлечь запорожцев на свою сторону. Французский посол граф де Брежи сообщает кардиналу Джулио Мазарини о встрече с представителем запорожцев: «На днях был в Варшаве один из старшин казацкой нации полковник Хмельницкий... Этот человек образован, умен, силен в латинском языке. Что касается службы казаков у его величества, то, если войны с турками не будет, Хмельницкий готов помочь мне в этом деле». В 1645 году отряд запорожских казаков отправляется морским путем через Гданьск во французский порт Кале. Существует предположение, что в составе этого экспедиционного отряда воевали знаменитые запорожские атаманы Иван Сирко и Максим Кривонос. Казаки приняли участие в осаде и штурме Дюнкерка. Неприступную испанскую крепость уже неоднократно пытались взять французы, но все безрезультатно. Запорожцы атаковали Дюнкерк с моря и ворвались в крепость.
В конце 16-го, первой половине 17-го столетия вектор казачьей активности постепенно меняет свое направление. Главным врагом запорожцев становится Речь Посполитая, а в особенности – королевство Польское. Выступления Косинского, Лободы, Шаулы, Наливайко, Трясилы, Сулимы, Павлюка, Остряницы, Гуни и других казацких атаманов стали прологом кровопролитной войны, разразившейся в 1648 году. Блестящие победы казаков под Желтыми Водами и Корсунем, разгром 100-тысячной польской армии под Пилявцами, были только началом. Историки по-разному называют эту войну, имевшую целый ряд составляющих экономического, религиозного, социального, национального противостояния. Для поляков «война казаков» стала трагедией и началом гибели государства, а для украинцев – воссозданием собственной государственности на основе казацких воинских формирований. Казаки Войска Запорожского стали ядром и кузницей кадров армии Богдана Хмельницкого, а традиционная структура низового войска – моделью государственного полкового устройства.
Вся история запорожского казачества представляется чередой сражений на суше и в море, отражений вражеских набегов и дерзких походов на территорию противника. Не приходится сомневаться, что одну из ключевых ролей в военных предприятиях запорожцев играли пластуны. Мастера разведки и отличные стрелки, они неизбежно должны были находиться в авангарде событий.

Глаза и уши войска

За давностью лет и скудостью источников мы мало знаем конкретных примеров боевой деятельности запорожских пластунов, хотя, несомненно, умение запорожцев наследовали черноморские, а затем и кубанские казаки. Здесь с конкретикой дела обстоят куда как получше, ведь после переселения на Кубань пластуны постоянно находились в поле зрения властей и были объектом описания различных авторов.
Без труда узнаем пластунов в следующих строках Дмитрия Яворницкого: "Скрываясь, будто звери, по тернам и камышам, умея выть волком, выкрикивать перепелом, питаясь всем, что только попадалось по пути, запорожские козаки зорко высматривали врагов, внезапно нападали на них и с малыми силами разбивали и побеждали множество неприятелей". Эти неутомимые разведчики были глазами и ушами казачьего войска в походе, умелыми проводниками по дебрям плавней и просторам безбрежной степи.
Славились запорожские пластуны умением бесшумно снимать вражеских часовых и добыть «языка». Вот как польские очевидцы описывали действия казацкого разведчика под Смоленском в 1633 году: «Один из козаков, когда надо было на другой стороне добыть языка, пустился вплавь через Днепр и лежал в воде возле берега, когда пришел к воде московит, - ухватил его за волосы, втянул в воду и так вместе с ним переплыл обратно…». Описание подобных случаев встречаются не редко, причем в разные периоды существования Запорожской Сечи, а затем Черноморского и Кубанского войска. Только противники у казаков были разными в разное время. Похоже на то, что славой ловких разведчиков наши предки пользовались еще в седой древности. Прокопий Кессарийский рассказывал об умении славянских воинов добывать пленных: «и вот этот славянин, ранним утром пробравшись очень близко к стенам, прикрывшись хворостом и свернувшись в клубочек, спрятался в траве. С наступлением дня пришел туда гот… Бросившись на него сзади, славянин внезапно схватил его и, сильно сжав обеими руками его посередине, принес в лагерь».
Используя привычную для нас современную терминологию, можно без преувеличения сказать, что казаки-пластуны были хорошо обученными, опытными и закаленными бойцами, диверсантами-спецназовцами своей эпохи.
В Запорожском Войске были представлены все рода войск того времени – пехота, кавалерия, артиллерия, весельный и парусный флот, но строгого размежевания воинской специализации не существовало. Казак мог выполнять любую военную функцию и успешно воевать как в пешем, так и в конном войске, и на воде. Сечевик при необходимости легко превращался из кавалериста в пехотинца или моряка, и наоборот. Дмитрий Яворницкий писал, что каждый пеший полк запорожцев имел несколько сот лошадей. Летом на них передвигались верхом, а зимой запрягали в сани. Кроме того, вчерашний казак-пехотинец, раздобывший коня, мог стать кавалеристом.
Впрочем, универсальность боевой подготовки запорожцев вовсе не отменяла и необходимости узкой специализации отдельных бойцов. Ведь некоторые военные занятия требуют постоянных тренировок, формирования устойчивых навыков и определенного набора как физических, так и психологических качеств. К примеру, таковыми являлись запорожские гармаши (артиллеристы), к этой же категории относились и пластуны –разведчики. Подготовка молодого казака к пластунской службе длилась порой несколько лет, и осилить все ее премудрости мог далеко не каждый. Способность к терпеливому, длительному автономному поиску вдали от своего куреня, острое зрение и развитая интуиция, мастерское владение разнообразным оружием и крепкое здоровье могли позволить казаку стать настоящим пластуном.

Подготовка пластуна

Подготовка молодых бойцов является одним из важных элементов любого воинского сообщества. Не составляли исключение из правила и уникальные сечевые традиции обучения, напрямую связанные с основным занятием запорожцев – военным делом.
Необходимо отметить, что не каждый желающий принимался в сечевое товарищество. В Запорожье существовала довольно строгая система отбора, и для молодыков (кандидатов в казаки) устраивались различные испытания. Само название «молодык» (молодь) связано с древнерусским термином, обозначающим княжескую «молодшую» дружину. Рассказывают, что испытания молодыков происходили в ущелье на острове Хортица, которое назыли Сичевыми Воротами. И вот как это было. Между скалами устанавливали жердь и, выпивший для пущей устойчивости крепкой горилки, испытуемый должен был пройти по ней с завязанными глазами. У кого это не получалось – приходил на будущий год. Требовалось и умение обращаться с конем. Исследователь запорожского быта писал: «Поймают дикого лошака и велят садиться без седла, без уздечки, лицом к хвосту. Кто проскочит степь и вернется здоровым, тот и казак!» Необходимым было и умение хорошо плавать. Сидит, бывало, старый запорожец над кручей, дымит люлькой (трубкой), да походы вспоминает, учит молодыков уму-разуму. Вдруг люлька, будто бы случайно, выпадает из его рук и исчезает под водой. Того, кто не раздумывая бросался за ней и находил в водах Днепра, казаки охотно принимали в свой круг, зачисляя в отряд пластунов-разведчиков. «Бисови собачата» - так молодых пластунов называли любя старые запорожцы.
Сам процесс приема в сечевое товарищество носил форму обрядовых инициаций, присущих мужским воинским союзам с глубокой древности. Смысл инициаций состоял в обрядовом превращении молодыка в воина- волка, а затем обратно в человека. Обычно выделяют три фазы обрядовых инициаций. Первая фаза – отделение от семьи, привычного сообщества и проводы будущего запорожца «на тот свет». Инициируемый «умирал» для прошлой жизни. По прибытии на Сечь молодыка приводили в курень (иной свет), показывали место длиной в три, а шириной в два аршина и говорили: «Ось тоби домовына (гроб), а як умрэш, то зробым ще коротшу». Начиналась вторая, пограничная между двумя мирами фаза инициации – учеба и молодечество. В этот период всячески подчеркивалась приниженность положения испытуемого, его высмеивали и всячески издевались. Молодыки выполняли всю грязную работу и прислуживали старейшим казакам. Причем «старейший» не обязательно был старше по возрасту испытуемого, важен был не возраст, а заслуженность казака и срок его пребывания в Войске.
У всех на слуху поговорка: «Терпи казак – атаманом будешь». Существует и несколько иная, развернутая форма этой поговорки: «Терпи, хлопче, козаком будеш, а з козака попадеш и в отаманы; з посмиху (насмешек) и люде бувають (в люди выходят)».
Поневоле задумаешься, а не в обрядовых ли инициациях лежат корни армейской дедовщины? В чем смысл, где рациональное зерно обрядовых унижений и издевательств над новичком?
Смысл в том, что результатом такого психологического давления была тренировка выдержки и спокойствия, усиливалась внимательность и осторожность, убыстрялась реакция, развивалось предчувствие опасности. Другими словами, будущего бойца тренировали, закаляли его психику.
Будущего казака обучали «Богу добре молиться, на коне «рыпьяхом» сидеть, шаблею рубать, из рушницы зорко стрелять и списою добре колоть». После успешного освоения «науки» молодыка допускали к участию в военном походе. Приходила пора показать молодому казаку удаль и отвагу – свое «молодечество». Молодык должен был молодечествовать, чтобы стать лыцарем и получить статус полноправного сечевика.
Автор «Анналов» Гай Корнелий Тацит, рассказывая о соседях славян, германском племени хаттов, писал, что у них юноша мог считаться воином только после победы над противником. При этом сообщал интересные детали: молодые хатты поздно познают женщин и считается, что таким образом сохраняется нерастраченной их мужская сила, а еще юноши этого племени не стригли волосы, пока не убьют врага. Добавлю, что Тацит не видел особой разницы между племенами славян и германцев, считая их родственными народами. Обычаи, подобные описанным в начале нашей эры Тацитом, бытовали и среди запорожцев, которым «было стыдно и бесчестно думать о женщине и любви, не отведав битвы». Бывалые сечевики говорили: «То не кума, что под кумом не была, тот не козак, кто пороху не нюхал».
На Сечи были популярны разного рода соревнования на силу, ловкость, владение оружием. Большинство запорожцев использовали свое свободное время для физической подготовки, упражнялись в стрельбе и фехтовании. Широко было распространено закаливание водой. По словам Дмитрия Яворницкого: «Казаки вставали на ноги с восходом солнца, сразу же умывались холодной, родниковой или речной водой». Подобную информацию сообщает исследователь казачества Адриан Кащенко: «Все запорожцы вставали до восхода солнца и шли на реку умываться или купаться. Купались запорожцы не только летом, но и осенью, а кто - так и всю зиму». Далее Кащенко сообщал, что: «…казаки, взяв из военного косяка своих лошадей, часто выезжали за сечевые окопы на поединок. Наиболее охочей ко всякого рода соревнованиям была сечевая молодежь. Молодые казаки вытворяли на лошадях всевозможные трюки: разогнав коня, становились ногами на седло, подбрасывали вверх шапку и попадали в нее пулей из винтовки, перепрыгивали лошадьми рвы и заборы, выбегали лошадьми на крутые могилы и т.д., а дальше сводились друг с другом рубиться саблями «до первой крови».Смотреть на поединки выходили из Сечи почти все свободные казаки, и как только увидят у одного из дерущихся на поединке, кровь, то сейчас же разводили тех бойцов - как бы в пылу они друг друга не убили.
Период молодечества, второй фазы инициаций, мог быть довольно продолжительным. Молодык мог несколько лет состоять джурой (помощником, слугой) при значительном казаке. Но это были не просто слуги при кошевом атамане или других старшинах, они были и помощниками, и учениками, и оруженосцами. Джуры ходили в походы, осваивали оружие, обучались воинским премудростям. Арабский путешественник Павел Халебский, побывавший в Украине в 1654 году, писал: «Эти юноши с детства учатся верховой езде, стрельбе из ружей и луков. Выучившись у опытных воинов военному делу, джуры, дождавшись юношеских лет, становились самым ярыми запорожскими казаками».
Для пластуна завершающей, третьей фазой обрядовых инициаций и получения статуса сечевого лыцаря, становился прием в Пластуновский курень, сопровождавшийся переменой имени и внешнего вида. Теперь на запрос правительства, нет ли в Сечи некоего Иванова или Войновича, запорожский Кош уведомлял, что таких лиц в Сечи нет, а есть Пивторакожуха или Задерыхвист, прибывшие около того времени, о котором запрашивали чиновники. Новоявленый сечевик брился наголо, оставляя на макушке небольшой клок волос – чупрыну, осэлэдэць. В народе говорили: «Дивчата косы отращивают, а запорожцы чупрыны». Кстати сказать, ритуальный обычай пострижен сохранился в Украине до наших дней.
Добавлю, что обычай ритуальных издевательств распространялся не только на новобранцев-молодыков. Избрание сечевых атаманов тоже сопровождалось отнюдь не величанием, а натуральным ритуальным уничижением. Упирающегося избранника выталкивали на площадь со словами: «Иди, скурвий сыну, бо тэбэ нам трэба, ты теперь наш батько, ты будешь у нас паном». И чубатую макушку новоиспеченного батька мазали вовсе не святым миром, а площадной грязью.

Вооружение

С середины 16 столетия гербом Запорожской Сечи стал казак с мушкетом на плече. Печать с таким изображением гетману запорожцев подарил король Стефан Баторий. « Въ лето 1576 … козаки въ лучший еще строй учинени… Видя у козаковъ мужество великое и зъ татари на бранехъ, постави имъ гетмана и присла имъ короговъ, бунчук и булаву и на печати гербъ рицерь зъ самопаломъ…». Огнестрельное оружие по мере своего развития постепенно вытесняло из комплекса казачьего вооружений лук и стрелы, но еще длительное время запорожцы ими использовались и славились как отличные стрелки-лучники. В 1619 году при осмотре войска «почти все были с огнестрельным оружием, мало кто с луком», но, однако до конца 17 века лук продержался. К примеру, в 1679 году именно выстрелом из лука был убит ханский сын, пытавшийся со своим чамбулом захватить ясырь под Менжелиевкой.
Главным предметом вооружения пластунов, пришедшим на смену луку, стало ружье, различные типы которого запорожцы называли самопалами. Историк Людвиг Зедделер считал, что ружьями казаки впервые вооружились в 1511 году, при гетмане Евстафии Дашковиче. По словам Гийома де Боплана, каждый казак, отправляясь в поход, брал с собой одну саблю, две пищали, шесть фунтов пороху. Причем пищали, по утверждению французского инженера и картографа в одном лице, были «обыкновенным оружием у казаков, из которых они очень метко стреляли». Из летописи Самовидца узнаем, что у запорожцев на вооружении были самопалы, сабли, списы (ратища, копья), стрелы и обухи (чеканы, келепы). Семен Мышецкий, лично побывавший на Сечи в 1736-40 годах, сообщает, что у запорожцев «как у старого, так и у малого, имелось огненное оружие, рушницы или флинты, пистолеты, холодное оружие – копья и сабли». Ружьями, пистолетами, а особенно саблями, запорожцы любили пощеголять. Со слов Дмитрия Яворницкого: «Оружие у них было одето в золото и серебро; на оружие они все богатство свое тратили: тот не казак, если у него плохое оружие».
В 16 - 17 веках и московскую пищаль, и турецкое ружье, и европейскую аркебузу запорожцы называли самопалом. Аркебуза – это разновидность пищали-самопала калибра 12,5 мм и более, стрелявшая каменными, а позднее свинцовыми пулями. В российской армии аркебуза под именем пищали дожила до 17 столетия. Турецкое ружье, состоявшее на вооружении пехотинцев-янычар, казаки, не мудрствуя лукаво, называли янычаркой. Относительно легкая длинноствольная янычарка, оснащенная кремниевым или фитильным замком, пользовалась вполне заслуженной популярностью у казаков, так как стреляла на сотню шагов дальше прочих самопалов. Появившийся немного позднее мушкет – тоже самопал, но улучшенной конструкции, снабженный ударным кремниевым замком. Большой размер и вес мушкета (8-10 кг) предполагал стрельбу из него с помощью подставки – сошки, поэтому первоначально использовался только пехотой. К концу 17 века, когда мушкет усовершенствовали, им стали вооружаться и конные казаки. Вскоре появился укороченный и облегченный мушкет, который назвали карабином (по-арабски «караб» - легкое оружие). Отметим, что арсенал огнестрельного оружия запорожцев был довольно внушительным. Сохранилось свидетельство 1691 года о вывозе в Севский разряд оружейных запасов из Новобогородицкой крепости (укрепление на территории Самарской паланки Войска Запорожского). В списке, среди прочего имущества, названо 2 тысячи мушкетов, 285 карабинов, 84 пищали, 29 двуствольных мушкетов, пистолеты, 23 тысячи ручных гранат, 49 пушек, 316 пудов пороха, 585 пудов свинца. И все это добро только в одном из укреплений одной из нескольких паланок.
Совсем не случайно современники называли казаков «ружейным войском». Многие отмечали точность и эффективность непрерывной стрельбы запорожской пехоты, создающей сплошной огневой заслон. Казаки применили уникальное построение для стрельбы в три шеренги. Первая шерегнга стреляла, вторая заряжала ружья, а третья подавала их стрелкам. Позднее эту тактику применяли европейские армии, к примеру, французы в битве при Ватерлоо.
Запорожские пластуны, выступавшие впереди атакующего войска в рассыпном строю, стали прообразом егерей, действовавших подобным образом.
Традиционным и широко распространенным оружием казаков было ратище (копье, пика). Это длинноклинковое оружие использовалось на протяжении практически всей истории казачества. Существовала даже поговорка: «Козаку без ратища, як дивчини без намыста». Древко казацкого копья делалось из тонкого и легкого дерева, окрашивалось и оснащалось ременной петлей для удобства ношения и применения. Наконечники ратищ имели различную форму, некоторые оснащались поперечной перепонкой, дабы проще было извлечь оружие из тела проколотого противника. В 1628 году гетман Михайло Дорошенко в бою под Белой Церковью «семерых татар убил копьем, одного так сильно ударил, что не мог копья вытащить». Служили копья казакам и для наведения переправ вместо мостов. Образ казака с ратищем запечатлен на запорожской печати 18 столетия.
Особенной популярностью и любовью у запорожцев пользовалась сабля, которая со временем стала не только оружием казака, но и символом его отваги и мужества, знаком рыцарского достоинства. В народном представлении казак и сабли неразлучны и неразделимы. Не будет преувеличением сказать, что в казачьей среде развился своеобразный культ сабли, подобно культу меча-акинака у скифов. Сабля напрямую ассоциируется с понятиями права, казачьих вольностей и «привилеев». Когда Богдан Хмельницкий пожаловался Владиславу IV на бесчинства шляхты, король ответил в том смысле, что коль у гетмана имеется сабля, то он может добыть права и себе, и всему Войску Запорожскому. «Шабля-сестрица», «ненька-ридненька», «панночка молодая» - так называли сечевики свое любимое оружие.

Ой, панночко наша шаблюко!
З бусурманами зустричалась,
Не раз и не два цилувалась.

Исследователи полагают, что такое трепетное отношение казаков к оружию, и даже не как к предмету, а как к живому существу, тесно связано с традициями мужских воинских союзов, куда доступ женщинам был запрещен.
Запорожцы использовали сабли как местного, украинского изготовления, так и различные зарубежные, чаще всего восточные, турецкие и иранские. Больше других типов клинкового оружия были распространены иранские шамширы (в переводе с иранского – сабля), имеющие стальной плавно искривленный клинок длиной 670 - 890 мм и шириной 28 – 36 мм, сужающийся к низу. Часто клинки шамширов были булатными и имели своеобразный рисунок.
Другим распространенным видом сабли у казаков был турецкий килич (килидж, клыч), клинок которого был почти прямым у рукояти, но заметно изгибался со второй трети длины и имел елмань. В 17 веке у казаков появляется новый тип широкой турецкой сабли под названием пала, ширина сабельной полосы которой достигала 55 мм при толщине обуха до 10 мм, а длина 600 – 700 мм.
Спустя некоторое время распространяются так называемые «орлиные» киличи, характерной особенностью которых была рукоять с навершием в форме орлиной головы. Первоначально клинки этих сабель были иранскими и турецкими, а позднее - любого типа. В Украине и Польше такие сабли называли карабелями и со временем они стали любимым оружием шляхты. Достоверно известно, что парадной саблей гетмана Богдана Хмельницкого была как раз карабеля.
Во второй половине 17 века у запорожцев появляется еще один тип восточной сабли, так называемая ордынка (чечуга, татарка, смычок). Узкий слабо изогнутый клинок ордынки длиной до 900 мм придавал ей схожесть с саблями 10 – 13 столетий, а своеобразная форма рукояти указывала на ее степное происхождение.
На протяжении 15 – 16 столетий формируется еще один тип сабли – венгерско-польская. Характерный клинок этой сабли длиной 700 – 940 мм со слабоизогнутым клинком с елманью, родился, по-видимому, в Турции, а затем через Венгрию и Речь Посполитую (при Стефане Батории) пришел в Запорожье. Гарда на этих саблях (кроме гусарских), как правило, отсутствует. Эфес гусарских сабель этого типа состоял из рукояти и открытой гарды, которая не соединялась с навершием рукояти. В документах 16 – 18 столетий часто встречаются такие названия сабель как «батуровка», «августовка», «янувка» и другие, и связаны они с именами польских королей соответствующего периода.
Польские источники упоминают название «казацкая сабля». Сведения о «казацких саблях» содержатся в известиях о краковских сабельниках под 1549 годом и в описании имущества князей Острожских. Эти же сабли хорошо известны в российских источниках 16 – 17 столетий под названием сабель «черкасского дела» и пользовались они в Москве большим спросом, но детального описания этих сабель не сохранилось, и поэтому ученые затрудняются выделить типологию «казацкой сабли», предполагая, что речь идет скорее всего о саблях венгерско-польского типа.

***

Жизнь в условиях дикой степи и плавневых дебрей сформировала у пластунов уникальные навыки и особые приемы ведения сторожевой пограничной службы, научила мастерскому владению оружием, а особенно «ружейному бою» и снайперской стрельбе, сделала из них непревзойденных следопытов и разведчиков.
Рожденное в казацких куренях Войска Низового Запор

замечательная статья получается!

http://cossac-awards.narod.ru/Zametki....yi.html

Максим Царенко
Войсковой герольдмейстер Черноморского казачьего войска. Подъесаул.

Казак конный, казак пеший ...

Так уж получилось, что в сознании современного человека слово «казак» воспринимается исключительно как «всадник». Того и гляди, услышит нынешний безлошадный казачок насмешливое: «Да что же это за казак без коня?» Так ли верен традиционный взгляд – попробуем разобраться вместе

Присмотревшись к украинским казакам эпохи Хмельниччины – самого характерного периода в истории украинского казачества, мы с удивлением обнаружим, что численность пеших казачьих подразделений заметно превышала численность казачьей конницы. Современники и исследователи более позднего времени с завидным единодушием отмечают великолепные боевые качества казака-пехотинца и скептически отзываются о казаке-кавалеристе. Недостаточную боевую подготовку кавалеристов и далекий от идеального конский состав гетман Богдан Хмельницкий компенсировал простейшим путем – наймом крымско-татарской конницы. Но даже и с ней тактика сводилась, как правило, к отвлекающему маневру кавалерии с одновременным скрытым (пластунским) приближении пехоты к позициям противника для решающего удара.
В России казачество пешее появилось практически одновременно с верховым. Пешие казаки пластунских полков были в русской армии и разведчиками и “стрелками на выбор” – по офицерам, орудийной прислуге, вестовыми. По войсковому положению 1842 г. пластуны даже были признаны отдельным родом в рядах военных сил Черноморского войска, число их было определено штатом: в конных полках по 60, в пеших батальонах по 96 человек в каждом. Пластуны обычно действовали мелкими партиями от трех до десяти человек. Искусное использование местности и точный ружейный огонь заменяли казакам численную силу. С раннего детства приученные к трудной и опасной службе, пластуны служили для русской армии прекрасными разведчиками и снайперами, а в мирное время несли пограничную службу.
Свидетельством героизма и воинского мастерства пеших казачьих частей и подразделений – только лишь по Черноморскому войску – стали Георгиевские знамена, пожалованные императором Николаем І:
5-му пешему полку за отличие при взятии крепости Анапа 12 июня 1828 г.;
1-му пешему полку за отличие при разгроме турецкой флотилии под Браиловом 29 мая 1829 г.

Исследователь казачества Д. Кошкарев писал в начале ХХ века: “Еще запорожцы в днепровских камышах залегали пластом, высматривая подолгу то татарский чамбул, то неприятельский разъезд. В числе 49 куреней значился Пластунский курень, товарищество которого исполняло, вероятно, эту трудную и опасную службу. На Кубани пластуны явились главнейшими стражами кордонной линии. Они были разбросаны по всем постам особыми партиями и всегда держались на самых передовых притонах, батареях, где имелись сигнальные пушки. Когда неприятель наступал слишком быстро и в больших силах, пластуны палили «на гасло», на тревогу. Их положение в отношении кордонной линии почти то же положение застрельщиков в отношении к первой боевой линии. В наблюдении за неприятелем они зорче и дальновиднее сторожевых вышек, хоть и не так высоко, как эти последние, поднимают голову.
… Что касается тактики пластуна – она сложная. Волчья пасть и лисий хвост – ее основные правила. В ней вседневную роль играют: след, “сакма”, и засада, “залога”. Тот не годится “пластуновать”, кто не умеет убрать за собою собственный след, задушить шум своих шагов в трескучем тростнике: кто не умеет поймать следы противника и в следах его прочитать направленный на линию удар. Где спорят обоюдная хитрость и отвага, где ни с той, ни с другой стороны не говорят: иду на вас! – там нередко один раньше или позже схваченный след решает успех и неудачу. Перебравшись через Кубань, пластун исчезает. А когда по росистой траве или свежему снегу след неотвязно тянется за ним, он запутывает его: прыгает на одной ноге и, повернувшись спиной к цели своего поиска, идет пятнами наперед, “задкует” – хитрит, как старый заяц, и множеством известных ему способов отводит улику от своих переходов и притонов. Как оборотни сказок, что чудно-дивно меняют рост, в лесу вровень с лесом, в траве вровень с травой – пластуны мелкими партиями пробираются с линии между жилищами неприязненных горцев к нашим полевым закубанским укреплениям и оттуда на линию.
… Во всех обстоятельствах боевой службы пластун верен своему назначению. На походе он освещает путь авангарду; или в цепи застрельщиков изловчается и примащивается, как бы вернее “присветить” в хвастливо гарцующего наездника; или, наконец, бодрствует в отводном секретном карауле за сон ротного ночлега. В закубанском полевом укреплении он вечно на поисках по окрестным лесам и ущельям”.
Линейная тактика была чужда пластунам: и в ХІХ веке, и в годы Первой Мировой они избегали рукопашных схваток в чистом поле, навязывая противнику ближний бой в окопах, в строениях, в зарослях кустарника. Это исключало возможность эффективного использования неприятелем винтовок с примкнутыми штыками – в то же время, от длинных обоюдоострых казачьих кинжалов спасения было не найти. Если русская регулярная пехота наводила на врага ужас штыковым ударом на равнине, кавказская тактика пластунов была оптимальной для пересеченной местности.
В 1843 году на вооружение стрелковых батальонов и пластунов-застрельщиков Черноморского казачьего войска поступил так называемый “литтихский штуцер”. К 1849 году в русской армии находилось 20756 таких ружей. Впрочем, если учесть, что численность армии тогда составляла около миллиона человек, то это все равно была капля в море.
Неувядаемой славой покрыли себя пластуны-черноморцы во время Севастопольской обороны. Многочисленные вылазки и перестрелки стали профилем их боевой работы. 2-й пластунский батальон Черноморского казачьего войска с 20 сентября 1854 г. по 24 апреля 1855 г. только убитыми потерял 540 казаков, а 8-й батальон с 20 сентября 1854 г. по 5 мая 1855 г. потерял убитыми 1117 черноморцев. На мемориальные доски в Храме Св. Николая занесены имена есаула Луценко и сотника Андриевского, сложивших свои буйные головы в боях Крымской войны. Нельзя не отметить столь несоразмерного соотношения убитых офицеров и рядовых казаков – объясняется оно тем, что нижним чинам, осуществлявшим вылазки малыми партиями, предоставлялась инициатива, а шеренгами в поле под английскими штуцерами пластуны не ходили. Мужество черноморцев увековечено и в названии одной из улиц Севастополя – Пластунской, а 2-й и 8-й пешие батальоны были удостоены Георгиевских знамен.
Интересные воспоминания о действиях пластунов во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов оставил король московских репортеров Владимир Гиляровский. Во время той войны он добровольцем пошел служить в действующую армию и, благодаря беспокойному и авантюрному характеру, оказался среди охотников-пластунов. “У Карганова в роте я пробыл около недели, тоска страшная, сражений давно не было. Только впереди отряда бывали частые схватки охотников-пластунов. Гулял я по лагерю с юнкером Костей Поповым и старым своим другом подпоручиком Николиным, и они мне рассказывали о позиции:
- Вот это Хуцубани… Там турки пока сидят, господствующая высота, мы раз в июне ее заняли, да нас оттуда опять выгнали. Рядом с ней, левее, лесная гора в виде сахарной головы, называется “Охотничий курган”, его нашли охотники-пластуны, человек двадцать ночью отбили у турок без выстрела, всех перерезали и заняли… Мы не успели послать им подкрепления, а через три дня пришли на смену, и там оказалось 18 трупов наших пластунов, над ними турки жестоко надругались. Турок мы опять выгнали, теперь там опять стоят наши охотники, и с той поры курган называется “Охотничьим”… Опасное место на отлете от нас, к туркам очень близко… Да ничего, там такой народец подобрали, который ничего не боится.
Рассказал мне Николин, как в самом начале выбирали пластунов-охотников: выстроили весь отряд и вызвали желающих умирать, таких, кому жизнь не дорога, готовых идти на верную смерть, да еще предупредили, что ни один охотник-пластун родины своей не увидит. Много их перебили за войну, а все-таки охотники находились. Зато житье у них привольное, одеты кто в чем, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и кркстов им за отличие большие не дают.
… Лешко подал на другой день рапорт командиру полка, и в тот же день я распростился со своими друзьями и очутился на “Охотничьем кургане”.
В полку были винтовки старого образца, системы Карле, с бумажными патронами, которые при переправе через реку намокали и в ствол не лезли, а у нас легкие берданки с медными патронами, 18 штук котрых я вставил в мою черкеску вместо серебряных газырей. Вместо сапог я обувался в поршни из буйволовой кожи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге сели, а на пояс повесил кошки – железные пластинки с острыми шипами и ремнями, которые прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу. Поршни нам были необходимы, чтобы подкрадываться к туркам неслышно, а кошки – по горам лазить, чтобы нога не скользила, особенно в дождь.
Я сошелся со всеми товарищами, для которых жизнь – копейка… Лучшей компанией я для себя подыскать бы не мог. Оборванцы и удальцы, беззаветные, но не та подлая рвань, пьяная и предательская, что в воровских шайках, а действительно “удальцы – добры молодцы”. Через неделю и я стал оборванцем, благодаря колючкам, этому отвратительному кустарнику с острыми шипами, которым все леса кругом переплетены: одно спасенье от него – кинжал. Захватит в одном месте за сукно – стоп. Повернулся в другую – третьим зацепило и ни шагу. Только кинжал и спасал,- секи ветки и иди смело. От колючки, от ночного лежания в секретах, от ползанья около неприятеля во всякую погоду моя новенькая черкеска стала рванью…
Весело жили. Каждую ночь в секретах да на разведках под самыми неприятельскими цепями, лежим по кустам да папоротникам, а то за цепь переберемся, часового особым приемом бесшумно снимем и живенько в отряд доставим для допроса… Чтобы часовых брать, приходилось речку горную Кинтриши вброд по шею переходить, и обратно с пленным тем же путем пробираться уже втроем – за часовым всегда ходили вдвоем. Дрожит несчасный, а под кинжалом лезет в воду. На эти операции посылали охотников самых ловких, а главное, сильных, всегда вдвоем, иногда и по трое. Надо снять часового без шума. Веселое занятие – та же охота, только пожутче, вот в этом-то и удовольствие.
… Заключили мир, войска уводили вглубь России, но только 3 сентября 1878 года я получил отставку, так как был в охотниках. Нас держали под ружьем, потому что башибузуки наводняли горы и приходилось воевать с ними в одиночку в горных лесных трущобах, ползая по скалам, вися над пропастями. Мне это занятие было интереснее, чем сама война. Охота за башибузуками была увлекательна и напоминала рассказы Майн-Рида или Фенимора Купера. Вот это была война полная приключений, для нас более настоящая, чем минувшая. Ходили маленькими партиями по 5 человек, стычки были чуть не ежедневно”.
Примечательно, что в тот период (80-90-е гг. ХІХ в.) офицерские кадры для пластунских подразделений уже готовились в обычных пехотных училищах. Пластуны-вольноопределяющиеся, в частности, обучались в Московском пехотном юнкерском (впоследствии Алексеевском военном) училище, где носили форму своих батальонов, резко выделяясь экзотическими для Первопрестольной черкесками на фоне блеклых пехотных мундиров эпохи Александра ІІІ своих армейских товарищей.
Весьма примечательно, что пластунов на Северном Кавказе традиционно окружал романтический ореол – в отличие от пеших подразделений других казачьих войск. В “Записках революционера” Петра Кропоткина, окончившего Пажеский корпус, описывается следующий эпизод: “Я решил уже окончательно уехать на Дальний Восток. Оставалось только выбрать полк в Амурской области. Уссурийский край привлекал меня больше всего; но увы – там был лишь пеший казачий батальон. Я был все-таки еще мальчиком, и “пеший казак” казался мне уж слишком жалким, так что, в конце концов, я остановился на конном Амурском казачьем войске”. Своеобразная дискриминация пеших казаков проявлялась и в том, что в конце ХІХ века было решено заменить лампасы на штанах чинов Амурского и Забайкальского войск простыми желтыми выпушками. Несколько позднее пешие подразделения в этих казачьих войсках были ликвидированы (единственной пешей казачьей частью на Востоке России остался Якутский городовой полк, подчинявшийся не Военному ведомству, а МВД), но к моменту своего переформирования они сумели отличиться во время усмирения ихэтуаньского восстания в Китае 1900-1901 гг. и в русско-японской войне 1904-1905 гг.
В частности, почетных знаков на головные уборы с надписью «За отличіе в 1900 году» были удостоены 4-й и 6-й Забайкальские пешие казачьи батальоны, а в сражении с японцами под Мукденом в феврале 1905 г. отличился 5-й Забайкальский пеший казачий батальон.
Необходимо отметить, что в русско-японскую войну нередкими были случаи использования даже собственно конных казачьих подразделений в пешем строю. Наиболее характерным примером является атака трех тысяч спешенных казаков из отряда генерала Мищенко на станцию и порт Инкоу 30 декабря 1905 г.
Принимая во внимание опыт русско-японской войны, Кавалерийский устав 1912 г. требовал, чтобы каждый кавалерист «был готов драться с винтовкой в руках так же, как пехотинец». Существовали также и разработки в области применения сугубо пехотных казачьих подразделений – например, «Тактика пластунского боя. Конспект тактики массовых армий» (1902 г. издания). Автор этого исследования – кубанец И. Гулыга (впоследствии генерал-лейтенант) – в годы Великой войны командовал 1-й Кубанской пластунской бригадой, отличившейся в горах Закавказья и на полях Галиции.
Великая война 1914-1918 гг. со всей остротой продемонстрировала необходимость увеличения количества пехотных казачьих подразделений. Если на август 1914 г. 6 Кубанских пластунских батальонов и были всей казачьей пехотой, то к 1917 г. было сформировано 4 Кубанских пластунских бригады шестибатальонного состава, а Донская и Осетинская пластунские бригады имели по четыре батальона. По штатному расписанию, в пластунском батальоне должно было состоять 22 офицера и 858 нижних чинов, но существовали батальоны усиленного состава – 940-960 казаков и офицеров, а 3-й Донской батальон достигал численности в 1030 человек. Кроме того, были созданы два пластунских артиллерийских дивизиона. А в планах, реализации которых помешал большевистский переворот, было создание целого Ефратского (Евфратского) пешего казачьего войска – в зоне действия русских экспедиционных войск в т.н. Турецкой Армении. Изначально, решение о создании нового казачьего войска было принято еще в 1915 г. – в перспективе на него предполагалось возложить задачи защиты местного армянского населения и надежного прикрытия опасных направлений русско-турецкой границы. Основу войска должны были составить казачьи семьи, переселенные с Дона, Кубани и Терека. Необходимая подготовительная работа шла достаточно активно, и уже осенью следующего, 1916 года Государственная Дума утвердила решение правительства об ассигновании финансовых средств на обустройство Ефратского казачьего войска. Было даже образовано Войсковое правление. Однако, в силу революционных событий этот вопрос не получил дальнейшего развития и был снят с повестки дня.
Стоит остановиться и на осетинских пластунских батальонах – формально не входя в состав Терского казачьего войска (которое само выставило 2 пластунских батальона), пластуны-осетины носили форму, схожую с терской, наименования чинов также были казачьими.
Что касается отличий в форме одежды, то пластуны носили мундир своих войск, но с заменой серебряного приборного металла пуговиц и погон на золотой. Донцы и кубанцы алый цвет элементов отделки заменяли малиновым, принятым в России для стрелковых подразделений. Лампасы им так и не были присвоены. Разумеется, черкеска была короче – до колена, а не 31 см от пола, как в конных частях. За боевые отличия в 1915 г. 3-й Кубанский пластунский батальон получил почетное «шефство» – визуально проявлявшееся в ношении на погонах вензелей – наследника Алексея, а 6-й Кубанский пластунский батальон – самого Императора Николая ІІ. Ранее – за войну 1877-1878 гг. – лишь 1-й Кубанский пластунский батальон носил имя генерал-фельдмаршала Великого Князя Михаила Николаевича.
Благодаря присущей пластунским частям скрытности передвижения и внезапности удара, пешим казакам удавалось достичь блестящих успехов – так, 4-5 ноября 1914 г. 1-я Кубанская пластунская бригада последовательно разгромила 33-ю и 34-ю турецкие пехотные дивизии, расположенные по берегам Аракса.
Казаки-пластуны в Великой войне успели отличиться и в десантных операциях, обеспечив занятие русскими войсками важнейшего анатолийского порта Трапезунд, являвшегося главной базой снабжения 3-й турецкой армии. В операции по овладению им решающая роль отводилась десанту, который должен был быть высажен с кораблей в неприятельский тыл. Учитывая важность и опасность данного предприятия, его лично возглавил генерал от инфантерии Н. Н. Юденич. Вместе с назначенными в десант 1-й и 2-й Кубанскими пластунскими бригадами и своим штабом он высадился с кораблей на берег у Сюрмене 25 марта 1916 г. Кубанцы с честью выполнили полученный приказ – турки поспешно отступили. Имевший важное стратегическое значение порт Трапезунд был занят без боя 5 апреля – это стало завершающим аккордом успешного для россиян Эрзерумского сражения.
Примечательно, что в отличие от армейской, казачья пехота организовывалась не по дивизионно-полковой, а по бригадно-батальонной системе, что позволяло эффективнее использовать пластунов в качестве «сил быстрого реагирования». Уже в конце 1917 г. на Кубани была предпринята попытка сведения пластунских бригад в корпус. При этом батальонами командовали полковники (а не подполковники, как в регулярной армейской пехоте), - подобное практиковалось только в гвардии. Преимущества бригадно-батальонной системы, опробованной казачьей пехотой в Великую войну 1914-1918 гг., стали очевидными, и к концу ХХ века большинство армий ведущих государств мира отдали предпочтение именно такой схеме управления войсками.
Позиционный характер Первой Мировой привел к тому, что атаки в конном строю стали едва ли не уникальным явлением. В то же время, нельзя было мириться с тем, что при использовании кавалерии в пешем строю треть личного состава исключалась из боевого состава – в качестве коноводов. Поэтому в начале 1916 г. в каждой кавалерийской дивизии был сформирован сугубо пеший батальон, а несколько позже число эскадронов и сотен в конных полках сократилось с 6 до 4, за счет чего в каждой кавалерийской дивизии был развернут полноценный трехбатальонный пеший полк. На принятии такого непростого решения сказались два фактора: переход к принявшей затяжной характер позиционной войне по всей линии фронта, что ограничивало возможности использования кавалерии, а также то обстоятельство, что к этому времени на всех фронтах обнаружились значительные трудности в снабжении фуражом. В январе 1917 г. Ставка Верховного Главнокомандования направляет в войска приказ о начале практических мероприятий по реорганизации всех конных подразделений. Он сразу же вызвал отрицательную реакцию как командования и офицеров кавалерийских и казачьих полков, так и нижних чинов – особенно негативной, даже болезненной, она была среди казаков. Намечавшиеся изменения противоречили системе подготовки казака-конника, его психологии, разрывали его связи с сослуживцами-земляками, поэтому спешивание явилось своеобразным испытанием на прочность. На это очевидное обстоятельство в специальной записке на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего обращал внимание и Походный атаман – он отмечал, что исполнение данного приказа произведет на казаков крайне неблагоприятное впечатление, поскольку они «…любят службу только на коне». О своем нежелании воевать в пехотных частях открыто заявляли не только рядовые казаки, но и казачьи офицеры. Показательны, однако, практические действия казаков по исполнению полученного приказа – по этому поводу в одном из документов Ставки особо отмечалось, что, хотя пехотная служба является для них «…совершенно чуждой и нежелательной… казаки безропотно идут в пешие батальоны». Чувство воинского долга, дисциплина и исполнительность казаков-фронтовиков оставались на высоком уровне.
Ввиду постоянно поступавшего в Ставку множества сведений об отрицательной реакции на начавшееся реформирование казачьих полков, в конце февраля 1917 г. Верховный Главнокомандующий сначала приостановил, а спустя несколько дней отменил приказ о сокращении численности казачьей конницы и спешивании значительной части казаков.
Само собой разумеется, что изначально сформированные как пешие, казачьи пластунские батальоны не вызывали подобных трудностей с перестройкой психологии личного состава и в служебно-боевой деятельности зарекомендовали себя с самой лучшей стороны.
Более того, намеченное к формированию Ефратское казачье войско, изначально задумывалось как полностью пешее соединение.
Лихость и удаль были свойственны пластунам в той войне. Пешие казаки, воевавшие, в основной своей массе, на Кавказе, пренебрегали окапыванием, предпочитая применяться к местности – что, кстати, у них и получалось. Естественно, что стальные «адриановские» каски, к 1917 году поступившие в большинство фронтовых частей Российской Императорской армии, пластуны попросту игнорировали. Потери их были велики, но и шансы продвинуться по служебной лестнице были предпочтительнее: очередной чин офицеры-пластуны получали за четыре месяца фронтовой службы (для сравнения: в конных частях – за шесть, а в артиллерии – за девять месяцев). Как отмечает в своих трудах известный русский военный теоретик и историк генерал-лейтенант Николай Головин, в годы Первой Мировой (Великой) войны 1914-1918 гг. казаки показали себя наиболее бескомпромиссными бойцами – соотношение «кровавых» (убитые + раненые) потерь и потерь пленными у станичников равнялось 94:6 – для сравнения, у ополченских пехотных частей оно равнялось 42:58. Вторую строчку занимали части гвардии (куда входили три казачьих полка и Императорский конвой) – 88:12, третьими были пограничники (среди которых тоже было немало казаков) – 86:14. По свидетельствам современников, кубанские пластунские батальоны за три года войны трижды сменили свой состав, а в Донской пешей бригаде в мае 1917 г. налицо было лишь 2223 казака из полагавшихся по штату 6960.
Примечательно, что в иностранных армиях также создавались казачьи (исключительно по названию) части и соединения, в которых были пешие подразделения. Например, казачья кавалерийская дивизия персидской армии была укомплектована русскими офицерами (в числе которых был и прапорщик 7-го Кубанского пластунского батальона Д. Ковалев, полный Георгиевский кавалер) во главе с полковником В. Д. Старосельским – в 1921 г. этому необычному соединению пришлось участвовать в отражении попыток большевиков вторгнуться в Иран. Ещё раньше – в октябре 1919 г. – из курдского населения Карабаха азербайджанское военное ведомство начало формирование «казачьих» подразделений – стрелкового батальона 4-ротного состава и конного дивизиона 2-сотенного состава. Всё это свидетельствует о том, что и соседи России не всегда ассоциировали казака с кавалеристом.
Гражданская война, несмотря на маневренный характер, подходящий для грандиозных кавалерийских операций, не изменила общей тенденции увеличения удельного веса казачьей пехоты. Новшеством стало сведение пластунских батальонов в полки, осуществленное на Дону в 1918 г. Еще ранее – в конце декабря 1917 г. – две кубанских пластунских бригады были сведены в пластунский корпус.
Вторая Мировая война также продемонстрировала широкое разнообразие специализации казачьих подразделений по обе стороны фронта – от мотопехотных и чисто кавалерийских до артиллерийских и сугубо полицейских. Наиболее крупным казачьим пешим соединением можно считать 9-ю пластунскую Краснодарскую Краснознаменную ордена Красной Звезды дивизию Красной Армии (до сентября 1943 г. – 9-я Краснодарская стрелковая дивизия).
Примечательно, что на Параде Победе 24 июня 1945 г. казачьи подразделения – как кубанцы, так и донцы, проходили по Красной площади в пешем строю.
«Пластунская» тема основательно закрепилась и в российской топонимике – от кавказских предгорий до тихоокеанского побережья. Даже сейчас на карте Краснодарского края можно найти станицы Пластуновская и Новопластуновская, а в Приморье – город Пластун.
К настоящему времени в Российской Федерации в составе вооруженных сил осталось лишь одно казачье конное формирование – 11-й особый отдельный казачий кавалерийский полк, основная задача которого – обеспечение киносъемок. Кроме того, несколько частей, среди которых десантно-штурмовой полк и отряд спецназа военной разведки, носят почетное наименование «казачьих» – в ознаменование их боевых заслуг. Конечно, в этом случае слово «казачий» отражает не сословный состав подразделения, а служит своеобразным синонимом слова «гвардейский». Можно назвать и истинно казачьи боевые подразделения – Ермоловский батальон, отличившийся в Первую Чеченскую войну (1994-1996), и казачий отряд спецназа ГРУ (сформированный по инициативе атамана Грозненского отдела Терского казачьего войска), в 2000-2001 гг. действовавший совместно с чеченским батальоном спецназа «Запад». В любом случае, на службе Государства Российского ныне конных казаков гораздо меньше, чем казаков «моторизованных». Впрочем, не наличие или отсутствие коня являлось лакмусом для определения казачьего духа, а воинское мастерство, верность Родине и готовность сложить за нее голову.

http://pravoslav-voin.info/voin....na.html

ГУРТОВЫЙ, РОГАЧ И ЧЕРНЕГА. ФЁДОР ЩЕРБИНА 18 июля 2011

Это были черноморские пластуны, которые до тонкости знали пластунское дело и крепко соблюдали основное его правило - действовать сообща и не выдавать друг друга.

В июньскую тёмную ночь, когда, при новолунии, небо было покрыто мрачными тучами и когда пешие черкесы имели обыкновение ползком, как змеи, пробираться в станицы в надежде поживиться казачьим добром, - Гуртовый, Рогач и Чернега заняли залогу у плетня станицы Елизаветинской.

Пластун любил секрет или залогу. Притаившись где-нибудь в укромном месте, он зорко следил за всем, что происходило в окружности, всё высматривал, ко всему прислушивался, всё узнавал. В самые опасные, поэтому, минуты пластун, находясь в залоге, не только успевал хорошо разобраться в окружавшей его обстановке, но и придумать тот или другой наиболее подходящий к данному случаю план действий.

Гуртовый, Рогач и Чернега превосходно знали местность у своей станицы и близь Кубани. Опытные пластуны были уверены в том, что в такую ночь черкесы непременно явятся в станицу. Очень уж подходящая для воровских похождений была ночь.

Разместившись на известном расстоянии друг от друга, так, чтобы можно было охватить наибольшее пространство для наблюдения и незаметно подать условный сигнал друг другу при надвигавшейся опасности, пластуны превратились всецело в слух и во внимание.

Малейший шорох, игра тени, беспорядочное кружение в воздухе летучей мыши, отдалённый лай собаки, лёгкий топот животного, - всё, что действовало на слух и глаз пластуна, не ускользало от его внимания. Особой остротой у пластунов отличался слух. Сидя в кустарнике или в камышах, пластуны «на хруст», то есть по шороху, убивали диких кабанов и пристреливали черкесов.

Время клонилось к полуночи. Гуртовый, Рогач и Чернега точно исчезли куда-то. Ни звука, ни малейшего движения не слышно было там, где они сидели. Но каждый из них с напряжением следил за тем, что происходило в станице и возле неё, разгадывая по звукам, где, что случилось.

Но вот Гуртовый особенно насторожился. Вдали, по направлению к Кубани, раздался какой-то странный звук, точно кто-то чихнул. «Черкес!» - подумал пластун. Раздалось снова сдержанное, подавленное чихание. Это ясно расслышал Гуртовый.

Он издал мышиный писк. Рогач и Чернега ответили тем же с двух сторон, и ползком бесшумно приблизились к звавшему их товарищу. Молча, Гуртовый прицелился из ружья в том направлении, откуда слышалось чихание. Товарищи поняли, куда надо направить внимание, и все трое стали терпеливо ждать, что будет дальше.

Скоро для пластунов выяснилось, в чём было дело. К станице подкрадывался не один черкес, а целая партия. Она, по-видимому, была близко от залоги. Её движения периодически то совершенно затихали, то снова проявлялись слабым шорохом. Горцы, очевидно, в свою очередь, осторожно двигались, чтобы не нарваться на разъезд или на залогу, и прислушивались к тому, что происходило в станице.

Снова Гуртовый приподнял ружьё и повёл головой направо и налево к сидевшим рядом с ним товарищам. Рогач и Чернега считали Гуртового старшим и слушались его команды. Мгновенно они также приподняли ружья. Прошла минута. Гуртовый опустил ружьё. Товарищи сделали то же. Не наступила ещё пора стрелять.

Несколько раз Гуртовый собирался стрелять и всё не мог уловить надлежащего момента. Когда, наконец, он в последний раз приподнял ружьё и заметил, что и товарищи его утвердительно закивали головами, то скомандовал: «Пли!».

Раздалось три выстрела. Кто-то не то свалился, не то бросил что-то тяжёлое на землю. Послышалась шипящая речь черкесов, и вдруг в нескольких десятках шагов от пластунов осветилось широкой полосой небольшое пространство. Это черкесы ответили залпом пластунам по тому направлению, откуда раздались три выстрела. Но опытные пластуны, как только спустили курки, сразу залегли в канаву у станичного плетня, и черкесские пули просвистели над ними. Только Гуртовый впопыхах не успел прибрать ноги, и шальная пуля угодила ему в пятку.

По выстрелам черкесов пластуны могли уже судить о размере черкесской партии. Им почудилось восемь ружейных, слившихся в один, выстрелов. Черкесская партия была невелика, и пластуны решили преследовать её. Теперь они уже не таились, и с криком «ура!» бросились к черкесам. Долгое, напряжённое молчание как бы перешло в энергию, которой дрожал каждый мускул пластунов. К тому же они были дома, у себя возле станицы, откуда казаки, несомненно, дали бы помощь, услышавши выстрелы.

Ночь несколько спутала расчёты пластунов. Тремя выстрелами они рассчитывали отделаться от трёх противников из черкесской партии, а как после оказалось, ранили только двух.

Обе стороны разрядили уже огнестрельное оружие. Заряжать снова некогда было. Пластуны надеялись на привинченные к ружьям штыки, черкесы полагались на шашки.

Черкесы всё же стали уходить, но казаки настигли их. От Рогача и Чернеги не отставал и раненый в ногу Гуртовый. Нога ныла и болела, постол из кожи дикого кабана, крепко привязанный к ноге ремешками, был полон крови. Но недаром раненый носил фамилию Гуртовый, то есть артельный, товарищеский. Он не мог допустить мысли о том, что его верные товарищи останутся в бою одни, без него.

С первого же натиска пластуны так насели на черкесов, что один из горцев пал под ударами штыков, а другой был ранен. Таким образом, из партии у черкесов выбыло четверо; осталось ещё шесть человек - «по два на брата», по выражению пластунов. Но у черкесов были раненые и убитый. Нужно было горцам позаботиться о них. Шансы пластунов от этого увеличивались.

Ожесточённая свалка в темноте началась возле убитого черкеса. Обычай не позволял черкесам оставить труп убитого товарища в руках неприятеля, и они всячески старались захватить его с собой. Казаки не давали убитого. Те и другие были настороже друг против друга, и когда одни пытались нанести удары, другие искусно отражали их.

Черкесам нельзя было, однако, терять времени. С минуты на минуту к пластунам могла подоспеть помощь из станицы, и тогда вся партия черкесов должна была или сложить головы, или же позорно сдаться в плен. Горцы по необходимости вынуждены были оставить на месте боя убитого товарища и стали уходить с ранеными по направлению к Кубани. Темнота помешала пластунам преследовать врагов. Черкесы успели уйти в заросли к Кубани, пластуны, избавивши станицу от партии хищников, не решились рисковать дальнейшим преследованием при неблагоприятных для них условиях. В кустарнике или в камышах, под прикрытием ночной темноты, у горцев мог быть резерв. К тому же раненый Гуртовый стал ослабевать от большой потери крови.

«Ну их!» - решили пластуны. Главное было сделано - неприятель прогнан. Пластуны повернули назад в станицу.

Приказом по войску от 30 июля 1853 г. исполнявший обязанности наказного атамана Черноморского казачьего войска генерал-майор Кухаренко благодарил Гуртового, Рогача и Чернегу за совершённый ими подвиг по защите станицы.

http://www.vrazvedka.ru/wv2....8888919
«Пластун», журнал «Разведчик», 1911 г.

Ур. Лагодехи. Крупным событием нашего маленького гарнизона, совершенно теряющегося среди лесов и гор, были проводы уходящих на льготу пластунов. Начиная с прошлого года, по инициативе командира 6-го Кубанского пластунского батальона полковника Зинковского, Кубанский пластунский батальон торжественно провожает казаков, уходящих по окончании действительной службы домой на льготу.

10-го декабря, в 91/2 часов утра, построился батальон на площади возле церкви, куда собрались батальонные дамы, местные жители и все наличные офицеры. Внутри покоя, перед аналоем, стояли старики. Батальонное знамя было поставлено перед ними. В 10 час. утра начался молебен, перед началом которого батальонный священник сказал уходящим слово. По окончании молебна к уходящим домой обратился командир батальона. Он благодарил стариков за службу, пожелал им счастливого пути и затем всем уходящим лично раздавал брошюры по сельскому хозяйству и копии приказа по батальону, который оканчивался приблизительно следующими словами: «Расставаясь с вами, молодцы, старики, уходящее домой на родную Кубань, на прощание хочу сказать вам несколько напутственных слов. Сегодня, 10-го декабря, исполнилось почти 4 года со дня вашего поступления в ряды 6-го славного Кубанского пластунского батальона, где службу вы несли честно, безукоризненно. Вы видите, пред вами стоит здесь дар нашего дорогого Царя Батюшки — знамя, которое является символом святыни, в котором заключается честь, гордость и слава нашего батальона. Знамя свидетельствует, что и мы пластуны, в мыслях Царских также близки Его сердцу, как и те, что и на глазах. Приложим же все наши силы, чтобы быть достойными оказанной нам милости, будем трудиться, работать, чтобы радовать Царя, а когда грянет час и раздастся Царский клич на врага, мы докажем, что пластуны тоже умеют умирать за защиту святой веры, Царя и отечества. Осталось нам быть вместе всего несколько минут, но не унывайте, гора только с горой не сходится, человек с человеком, кому продлит Бог живота и веку, так или сяк столкнется. Авось увидимся, надобно только усердно молить Господа покровителя о даровании нам сил побороть в себе пагубные страсти, направлять каждый свой шаг на пользу нашей дорогой родины. Вы уходите теперь домой, вас ждут ваши семьи, учите детей так же честно и верно служить, как и вас здесь учили. Внушите им, что подлая трусость, преступная леность и богопротивная измена присяге всегда признавалась у нас пороком ужасным, гнусным, непростительным. Напротив того, приверженность к религии, верность Государю, любовь к отечеству и храбрость в бою считаются делом святым и должным. Ни минуты не сомневаюсь, что вы, повторяю, когда раздастся давно желанный для нас Царский клич на врага, сделаете все, что от вас требуется, не хуже других. Благодарю за службу. Да благословит Господь Бог вашу новую жизнь. Буду радоваться вашим успехам дома и всякому известию о том, что бывшие служаки вверенного мне батальона живут честно, верно и славно. Если о ком-либо услышу обратное, то буду глубоко огорчен, значит, труды батальона и мои пропали даром. А теперь, целуя свое родное знамя, с Богом идите домой и за дело. Пока мы живы, мы должны работать, не унывать, верить в Бога, в святой его промысел и любить Царя и родину, как умели их любить и умирать за них бессмертные герои Архип Осипов, Агафон Никитин и Василий Рябов. Еще раз спасибо за службу»!

Все уходящие перед получением брошюр прикладывались ко кресту и батальонному знамени. У многих пластунов навертывались слезы, когда, приложившись ко кресту, они подходили целовать свое родное знамя, чтобы с ним проститься быть может навсегда. Такие минуты никогда не изгладятся из памяти пластуна. По окончании прощания со знаменем командир еще раз поблагодарил их за службу и, пожелав им счастливого пути, скомандовал: «старики, шагом марш». Тихо и плавно двинулся эшелон, сопровождаемый сердечными пожеланиями, под звуки родного батальонного марша, имея впереди хор батальонной музыки. Некоторые из уходящих имели при себе традиционные хоругви, которые в завернутом виде несутся домой; подходя уже к станице, где пришедших встречают почти все от мала до велика, хоругви разворачиваются и, после молебствия о благополучном окончании службы и возвращении домой, заносятся в церковь.Когда эшелон вышел из урочища, командир остановил его. Все остающиеся пластуны выстроились на шоссе, образуя между своими двумя шеренгами широкий проход. Заиграла опять музыка, уходящие прошли перед командиром батальона церемониальным маршем, а затем, пройдя мимо него, сняли папахи и с громким ура проходили среди своих товарищей, напутствуемые наилучшими пожеланиями.

Часть 3 Черноморские пластуны на Кубани

На новые земли

30 июня 1792 года Черноморскому казачьему войску для поселения были высочайше пожалованы в вечное владение земли на Кубани. Переселение черноморцев на эти земли небходимо было правительству России для надежной защиты южных границ от вторжения воинственных черкесских племен, подвластных Турции. Императрица писала: «Войску Черноморскому предлежит бдение и стража пограничная от набегов народов закубанских». До переселения черноморцев на этих землях кочевали племена калмыков и ногайцев, но после 1783 года калмыки вошли в состав России и отошли на восток, к Каспию, а ногайцы откочевали южнее, за Кубань. Обширные территории до прихода черноморцев представляли собой практически безлюдную пограничную зону между Российской и Турецкой империями.
Черноморцы переселялись несколькими потоками. В середине июля 1792 года первая группа казаков во главе с полковником Саввой Белым вышла на гребных судах из устья Днестра в Черное море и отправилась на новые земли. В конце августа, почти через полтора месяца после начала морского похода, черноморцы высадились на побережье Тамани. Два пеших полка казаков под командой полковника Кордовского и часть казачьих семей прошли сухопутьем по Крыму, переправились через Керченский пролив и в октябре прибыли в Темрюк. В начале сентября на Кубань отправилась от берегов Днестра большая группа черноморцев под началом кошевого атамана Захария Чепеги. Отряду, в который входили три конных и два пеших полка, войсковой штаб и обоз, пришлось преодолеть длинный нелегкий путь, переправляясь через Южный Буг, Днепр, Дон и множество других рек. Обогнув Азовское море, эта группа черноморцев в конце октября подошла к бывшей резиденции Шагин-Гирея на Кубани, так называемому Ханскому городку (нынешний Ейск) и осталась там на зимовку. Весной казаки из Ханского городка отправились к строящемуся Усть-Лабинскому укреплению, а затем далее, вниз по Кубани. В районе урочища Карасунский кут черноморцы обнаружили удобное для расположения войскового лагеря место. Полуостров, образованный крутой излучиной Кубани и впадавшей в нее реки Карасун, как нельзя лучше подходил для поселения. С юга и запада выбранное место защищали бурные воды Кубани, а с востока прикрывал Карасун. Уже в начале лета здесь, на высоком правом берегу, казаки приступили к строительству крепости, ставшей затем центром всего Черноморского войска. Первоначально резиденцию кошевого атамана называли Карасунский кут, иногда попросту Кубань, но позднее, дабы сделать императрице приятно, переименовали в Екатеринодар. Фортификационные сооружения крепости создавались по старым запорожским традициям, имелись и укрепленные ворота – башта. По своему месторасположению и плану крепость очень напоминала Новую Сечь. В центре Екатеринодара, как и в Запорожском Коше , казаки поставили походную церковь, привезенную из Черномории, вдоль земляных валов расположились курени, в которых жили неженатые (бездомовые) казаки-серомахи (сирома) и служилые казаки, занятые на службе. Названия куреней сохранились прежние, запорожские. Среди прочих и наш старый знакомый, Пластуновский.
Заселяя Кубань, казаки построили несколько укрепленных постов практически на берегу пограничной тогда Кубани. Как и в бикетах Войска Запорожского, в укреплениях несли постоянную службу по нескольку десятков казаков. Устройство бикетов практически ничем не отличалось от запорожских.
В январе 1794 года на войсковой раде, собравшей бунчуковое товарищество, куренных и войсковых старшин, полковников и атаманов Войска Черноморского, по старому запорожскому обычаю был брошен жребий, отводивший земельные участки для расположения сорока казачьих поселений – куреней. За исключением Екатерининского и Березанского, названных так в честь императрицы и громкой победы запорожцев при штурме Березани, все остальные курени получили прежние свои названия, в бытность Войска Запорожского. Большинство названий этих куреней, впоследствии ставших называться станицами, дожили до наших дней.
Пластуновский курень с марта месяца 1794 года располагался на реке Кубань, рядом с Корсунским и Динским куренями. По сведениям, представленным куренным атаманом, в январе 1801 года в Пластуновском проживал всего 291 казак, из них только 44 были женаты. Постоянные порубежные стычки с горцами вынудили пластунов переместить свои семьи подальше от кордона, и в 1814 году Пластуновский курень обосновался на реке Кочеты, где находится и поныне.
Следом за черноморцами на Кубань переселились в несколько этапов около ста тысяч выходцев из Украины. Черноморское Войско усилилось казаками Слободских полков, Азовскими, Буджакскими, Полтавскими, Екатеринославскими, Днепровскими казаками. Первоначально составленное из опытных воинов-запорожцев, закаленных в бесконечных войнах, переселившееся на Кубань Черноморское войско прирастало в основном за счет выходцев из различных регионов Украины. Впрочем, точно таким же образом пополняло свои ряды и Войско Запорожское.

Пластуно́вская — станица в Динском районе Краснодарского края, образует Пластуновское сельское поселение, являясь его административным центром.

Население — 9,5 тыс. человек (2002).

В просторечии название станицы — Пластуно́вка.

Пластуновское куренное селение, основанное в 1794 году — одно из первых сорока, основанных на Кубани черноморскими казаками. Первоначальное местоположение селения — на правом берегу реки Кубань, западнее современной станицы Старокорсунская. В 1814 году селение было окончательно перенесено севернее, на современное место.

Станица расположена на берегу Второй речки Кочеты (бассейн Кирпили) в 36 км северо-восточнее Краснодара. Через станицу проходит автомобильная трасса М4 «Краснодар—Ростов-на-Дону».

Железнодорожная станция на отрезке «Краснодар—Тихорецкая».

http://www.plastunovskaya.ru/istoriya-staniczy.html

народ на кубани рослый
крепкий
сразу видно - потомки казаков
в Ростове-на-Дону тоже самое
особенно впечатляют регулярно проходящие мимо девицы богатырского телосложения и роста под 2 метра)))
так то вот.

ПЛАСТУНЫ

Теперешние пластуны, может быть, и не знают, с каких времен повелась их служба и самое звание. Еще запорожцы в днепровских камышах залегали пластом, высматривая подолгу то татарский загон, то вражеский разъезд. В числе тогдашних куреней значился Пластунский курень, товарищество, которого исполняло, вероятно, эту трудную и опасную службу.
На Кубани пластуны явились главнейшими стражами Кордонной Линии. Они были разбросаны по всем постам особыми партиями и всегда держались на самых передовых притонах, где имелись сигнальные пушки. Когда неприятель наступал слишком быстро и в больших силах, пластуны палили «На гасло» (на тревогу).
Их положение в отношении к Кордонной Линии почти то же, что положение застрельщиков в отношении к первой боевой линии. В наблюдении за неприятелем они зорче и дальновиднее сторожевых вышек, хоть и не так высоко, как эти последние, поднимают голову. Они рассеяны по всем постам особыми товариществами, но преимущественно любят держаться в самых передовых притонах («батареях»), оторванных от главной черты широкими излучинами Кубани. Каждая батарея имеет трехфунтовую сигнальную пушку (через что и называется она батареей), выстрелом из которой пластуны возвещают тревогу.
Пластуны одеваются как черкесы и притом как самые бедные черкесы. Это оттого, что каждый поиск по теснинам и трущобам причиняет сильную аварию их наряду. Черкеска, отрепанная, покрытая разноцветными, нередко даже (вследствие потерянного терпения во время починки) кожаными заплатами; папаха вытертая, порыжелая, но в удостоверение беззаботной отваги заломленная на затылок; чевяки из кожи дикого кабана, щетиной наружу: вот будничное убранство пластуна. Прибавьте к этому сухарную сумку за плечами, добрый штуцер в руках, привинтной штуцерный тесак с деревянным набойником спереди около пояса, и так называемые причандалья: пороховницу, отвертку, жирник, шило из рога дикого козла, иногда котелок, иногда балалайку или даже скрипку, и вы составите себе полное понятие о походной наружности пластуна…
Подражая походке и голосу разных зверей, они умели подходить и выть по-волчьи, кричать оленем, филином либо дикой козой, петь петухом и по этим сигналам подавали друг другу вести, собирались в партии. От прочих казаков пластуны отличались как по одежде, так и в походке. Ходили неуклюже, переваливаясь, как бы нехотя; из-под нависших бровей глаза глядят сурово, лицо – совсем бронзовое от загара и ветров. Таков был старый пластун на Кубани, под Севастополем, на берегах Дуная.
Дело пластунов — кочевать непрерывно по обоим берегам Кубани, в лабиринте плавней. Им задан нескончаемый урок — открывать неизвестные или вновь являющиеся тропинки в болотах и броды в пограничной реке, класть или проверять приметы на всех проходах, схватывать следы, залегать живым капканом. Они пускаются в свои трудные поиски мелкими партиями, от трех до десяти человек. Искусство пользоваться местностью по-своему, чуткость, зоркий глаз, выстрел без промаху заменяют им численную силу.
Пластун скорее теряет жизнь, чем свободу. А если в недобрую минуту и попадется он в железный ошейник хеджрета, то скоро из него вырвется — «выкрутится». Купить в горах порядочному хозяину пластуна в рабы — один разор. Чтоб ни предложено было ему работать, у него один отзыв: не умею, а на уме одна мысль: уйти! Скоро или не скоро, но сыщет он способ выпутаться из цепи или из колоды, выкарабкается в трубу очага и все-таки убежит в свою кубанскую плавню.
А какое добро в плавне? В весеннюю и летнюю пору там полно комаров и мошки. Над проходящим или сидящим человеком эти кровожадные насекомые, жалящие как крапива, сгущаются в облако пыли, крутимой вихрем, их усиленное гудение дает заметить сторожкому психадзе, где приготовлена ему засада. Зима приносит пластунам неодолимые трудности. Тогда их скрытные пути погребены под сугробами снега, сметаемого с возвышений в болота, тогда их походы оставляют на снегу глубокие отпечатки, которые ничем не заметешь; тогда обнаженные камыш и кустарник их не укрывают, и конный хеджрет набегает откуда ни возьмись. Турецкая армия, как известно, зимой бывает плоше, чем летом. То же заметно, отчасти и в пластунах. Однако суровые питомцы боевых невзгод и в зимнюю вьюгу, как в летний туман идут бодро навстречу опасности; терпеливо проводят в своих похождениях целые сутки сряду, чутко стерегут приближение врага и пер­вые встречают его своими меткими выстрелами.
Замеченные вдали от опорных пунктов и настигнутые превосходным в числе неприятелем, они умеют так рассчитать свой огонь, что не скоро дадут подавить себя многолюдством. Были примеры, что пять-шесть дружных бойцов, неся на своих плечах многолюдную погоню, в первой попавшейся им чаще камыша, осоки, можжевельника оборачивались, разом прикладывались в противников и, не открывая огня, приседали, кому за что пришлось. Этот смелый и решительный оборот останавливал преследующих. Они вдавались в опасение засады, начинали осматриваться на все стороны и открывать медленный, рассчитанный огонь, на который, однако ж, казаки не посылали ответа. Ободренные этим молчанием, горцы принимали движение в обход или бросались напрямик в шашки с обычным криком, который не всегда выражает у них увлечение на решительный удар. Но от страшного, как от возвышенного, один шаг до смешного. В том месте, где казаки присели, горцы находили только шапки и башлыки, надетые на сломленный камыш. Пластуны уже исчезли, как привидение, и горцам осталось лишь повторить часто употребляемое восклицание: «Шайтан гяур!»
Ясно, что отправление подобной службы во всем ее пространстве и во всех ее случайностях не может быть подчинено определенному уставу и контролю. А потому пластуны предоставлены в своих поисках, засадах и встречах собственной предприимчивости и изобретательности. Они отдают отчет только в упущениях. Может быть, из этой отрешенности в трудном подвижничестве пластуны черпают свои военные добродетели: терпение, отвагу, сноровку, устойчивость и в придачу несокрушимое здоровье. Когда по Кордонной Линии смирно (это бывает обыкновенно во время полевых работ), они обращают свои поиски в охоту за диким кабаном, козой, оленем и, таким образом, непрерывно держат себя в опытах своего трудного назначения.
«Природа мой букварь, а сердце мой учитель»,— говорит мудрец. Пластун скажет, что плавня с дикими ее жильцами — его военная школа, а охота — учитель. И действительно, в этой школе приобретает он первый и твердый навык к трудам, опасностям и самоотвержению и из этой выучки выходит он таким совершенным стрелком, что бьет без промаху впотьмах, не на глаз — на слух. Есть и другие промыслы, где казак привыкает к тому, что его ждет на службе. Около табунов, незнакомых со стойлом, он делается наездником; около стад, угрожаемых зверем,— стрелком. С малолетства он свыкается с невзгодами пастушеской жизни. В поисках за своим стадом изощряется рас познавать места, как в ясный день или темную ночь, так и в дождь, и в туман. В степном одиночестве казак учится терпению, становится чуток, зорок, что идет ему на пользу. Примеры стрелецкого совершенства между пластунами многочисленны, иногда даже печальны. Приходит порой в курень с кордонов плачевная весть, что в темную ночь пластун Левко застрелил пластуна Илька на засаде, в глухой плавне, пустив пулю на хруст камыша. Чтобы не принять за врага своего же брата казака, тихо ползущего в непроглядную темень и осторожно раздвигающего камыш, у пластунов обычно употребляются свои условные сигналы. До точности подражая и голосу птиц, и плачу шакалов, и крику совы, пластуны при нужде перекликаются друг с другом и тем предупреждают опасность всякого рода. Взмахом своей папахи высоко в воздух он обманывает врага, принявшего этот шум в тиши за полет ночной птицы; несколькими искрами от удара кинжалом о кремень он дает знать о себе товарищу, и горе тогда врагу, застигнутому врасплох или спящему.
Пластуны принимают к себе новых товарищей большей частью по собственному выбору. Прежде всего требуют они, чтобы новичок был стрелок, затем, что на засаде, в глуши, без надежды на помощь, один потерянный выстрел может повести дело на проигрыш. Потом требуют, чтоб был он неутомимый ходок — качество, необходимое для продолжительных поисков, которым сопутствуют холод и голод. И, наконец, имел бы он довольно хладнокровия и терпения про те случаи, когда надобность укажет, под носом превосходящего неприятеля пролежать в камыше, кустарнике, траве не сколько часов, не изобличив своего присутствия хотя бы одним неосторожным движением, за таив дыхание.
Иногда — странное дело! — эти разборчивые и взыскательные подвижники принимают, не говоря ни слова, и даже сами зазывают в свое товарищество какого-нибудь необстрелянного «молодика», который еще не перестал вздыхать по «вечерницам» своего куреня и не успел пред ставить ни одного опыта своих личных служебных достоинств, но которого отец был славный пластун, сложивший свои кости в плавне. Вообще, пластуны имеют свои, никем не спрашиваемые, правила, свои предания, свои поверил и так называемые характерства: заговор от пули, от опоя горячего коня, от укушения змеи; наговор на ружья и капкан; «замовленье» крови, текущей из раны, и прочие. Но их суеверия не в ущерб вере и не мешают им ставить свечку Евстафию, который в земной своей жизни был искусный воин и стрелец, сподобившийся видеть на рогах гонимого им пустынного оленя крест с распятым на нем Господом.
Что касается тактики пластуна — она немногосложна. Волчий рот и лисий хвост ее основные правила. В ней повседневную роль играют «сакма» (след) и «залога» (засада). Тот не годится «пластуновать», кто не умеет убрать за собою собственный след, задушить шум своих шагов в трескучем тростнике; кто не умеет поймать следы противника и в следах его прочитать направленный на Линию удар. Где спорят обоюдная хитрость и отвага, где ни с той, ни с другой стороны не говорят «иду на вас!», там нередко один, раньше или позже схваченный след решает успех и неудачу. Перебравшись через Кубань, пластун исчезает. А когда по росистой траве или свежему снегу след неотвязно тянется за ним, он запутывает его: прыгает на одной ноге и, повернувшись спиной к цели своего поиска, идет пятками наперед, «задкует» — хитрит, как старый заяц, множеством известных ему способов отводит улику от своих переходов и притонов.
Как оборотни сказок, что чудно меняют рост, в лесу вровень с лесом, в траве вровень с травой — пластуны своими мелкими партиями пробираются с Линии между жилищами неприязненных горцев к нашим закубанским укреплениям, или оттуда на Линию. Истина общеизвестная, что шаг за низовую Кубань — шаг в неприятельский лагерь, потому что поселения горцев на самом деле составляют обширный военный стан, в котором шатры заменены хижинами, немного, впрочем, отличными от бивачных шалашей. И какая бдительность, какая удивительная готовность в этом оседлом лаге ре! По первому дыму сигнального костра днем, по первому выстрелу и гику ночью, все при ружье, все на коне и в сборе. И между тем, истина не менее известная, что в прежние годы, когда еще в горах не было русских укреплений, а в обществах горцев не было так называемых «приверженных» нам людей, пластуны проникали в самое сердце гор, осматривали место положение аулов, сторожили за неприятельскими сборищами и их движениями и своим бес корыстным самоотвержением заменяли продажные, так часто лживые, услуги нынешних лазутчиков.
Во всех обстоятельствах боевой службы пластун верен своему назначению. На походе он освещает путь авангарду; или в цепи застрельщиков изловчается и примащивается как бы вернее «присветить» в хвастливо гарцующего наездника; или, наконец, бодрствует в секрет ном карауле за сон ротного ночлега. В закубанском полевом укреплении он вечно на поисках по окрестным лесам и ущельям. Его услужливая бдительность предохраняет пастбища, рубки дров, сенокосы и огородные работы при укреплениях, а тем более и сами укрепления от нечаянных нападений.
Наши закубанские укрепления снабжены сверх других средств обороны ручными гранатами про случай штурма. Пластуны придумали этим снарядам свое особенное употребление. Пускаясь иной раз в слишком отважный поиск, они берут в свои сумки несколько ручных гранат; когда дойдет до тесных обстоятельств, они зажгут и бросят гранату в нос шапсугам, а сами — давай Бог ноги. Горцы начнут оглядываться, нет ли засады, пускаются в обход, иногда бросаются в шашки — ан там торчат лишь папахи: пластунов и след простыл.
Когда горцы пытались взять Крымское укрепление, что за Кубанью, они выслали сначала партию джигитов. Бабич, в свою очередь, отрядил 40 пластунов, чтоб их отогнать. Черкесы отвели их за несколько верст, потом сразу обнаружили свои силы: оказалось большое скопище, примерно от 2-х до 3-х тысяч. Большая его часть бросилась под укрепление, остальные окружили пластунов. Крыжановский был между ними за старшего. Он укрыл их под обрывом речки, за большой колодой, после чего началось отсиживание. Ни силой, ни хитростью горцы не могли одолеть горстки пластунов: они били на выбор, не теряя ни одного заряда да ром, не торопясь, метко, спокойно. Прошло более двух часов, пока укрепление отбилось и мог подать помощь героям этой замечательной самообороны.
В случае всеобщего призыва на войну, черноморцы, переименованные недавно в кубанцев (в 1860 г.), выставляют грозную силу в 74,5 тысяч человек — такое число казаков считается в служилом возрасте. У них своя артиллерия, конница, свои пешие батальоны; они могут со ставить отдельный корпус, воевать своими силами. Несмотря на долгие годы мира, на то, что нынешний казак сдружился больше с плугом, стал «хлеборобом», кубанцы сберегли заветы украинской старины, как уральцы и поморы хранят старину русскую. На Кубани еще не забыто то доброе старое время, когда черноморцы величали друг друга «братом», а кошевого «батьком»; когда «лыцари» жили под соломенной крышей, в светличках о трех окнах; когда казацкие жены и матери езжали попросту в старинных кибитках, а казаки носились на стременах. Тогда за дружеской беседой пили родную варенуху, заедали мнишками; под цымбалы отплясывали «журавля» да «метелицу»; тогда верили, что того, кто никогда не оглядывается, не возьмет ни пуля, ни сабля. Память отцов еще жива и свято чтится среди этого добродушного, простого и гостеприимного воинства. А призывный клич войны бурлит запорожскую кровь. Подобно сподвижникам Богдана, гетмана Хмельницкого, атаманов Серка, Белого, Чепеги и многих других прославленных вождей Украины, Запорожья и Черноморья, их внуки также предпочитают смерть позорной неволе, также любят и воспевают старинную доблесть.
По действующему войсковому положению 1842 года пластуны получили право гражданства в рядах военных сил Черноморского казачьего войска. Они признаны отдельным родом, и число их определено штатом: в конных полках по 60, в пеших батальонах по 96 чело век в каждом (Но их много сверх этих штатных чисел). Вместе с тем, в справедливом уважении к их полезной и более трудной службе назначено им преимущественное пред прочими товарищами жалование. Жалование — жалованием, а как по казацкой пословице: «вовка ноги годуют» (кормят), то и с вертела пласту на по весь мясоед не сходит лакомая дичь…
В прошлую восточную войну (1853—56 гг.— ред.) при обороне Севастополя пластуны пробирались незаметно в самые траншеи неприятеля и приносили еще спящих врагов, закутан ных в их же одеяла. Бесстрашие, хладнокровие и какое-то особенное прирожденное умение накрыть внезапно неприятеля, хитрость и осторожность — вот главные черты удальства пластунов, подвигам которых невольно удивляешься. При разведке неприятеля в ночных на падениях, в авангардных делах пластуны незаменимы, их батальоны приносят неоценимую пользу во всех сражениях наших регулярных войск и в нынешнюю войну с турками (речь идет о войне 1877—78 гг.— ред.).
Следя за ходом событий на театре военных действий, видишь, что казаки и с берегов Дона, и с линий наших на Кавказе, и самые эти пластуны на всем пространстве военной бури поддержали честь русского оружия. В Малой Азии в отрядах генералов Лорис-Меликова и Тергукасова, в Европейской Турции при храбром переходе наших за Дунай, и особенно в отряде генерала Гурко при занятии перевалов через Балканы, повсюду казаки своими подвигами стяжали новые лавры.
Между старыми родами кубанских казаков до сих пор сохранились старинные запорожские фамилии Головатых, Белых, Сагайдачных, Чепиг, Кухаренко и других. Высокие, могучего сложения хохлы — потомки запорожцев, они сохранили спокойствие и самообладание своих предков. Не только враг,— мышь не проползет незамеченной мимо стоящего на часах пласту на! Он весь внимание, терпение и чуткая настороженность. На то он и потомок пластунов, добывших когда-то громкую славу в Кавказской войне (1817—1864 гг.— ред.) и под Севастополем. В общем, пластуны, или, говоря официальным языком, казаки пеших батальонов Кубанского казачьего войска, сохранили коренные черты своих малороссийских предков. То же хладнокровие, тот же хохляцкий юмор, та же лень в обычное время, но раз что-либо особенное выведет их из спокойного состояния, энергия их преодолевает все, и эти спокойные люди в минуты встречи с врагом превращаются в львов!
(1878 год)

http://www.scarb.ru/literatura/stati/plastuny/

Поставлю фото пластунов, ранее в сети не публиковавшееся.
Автор фотографии штаб-ротмистр 10 драгунского полка П.О.Болтин.
Полк входил в 10 кавалерийскую дивизию, квартировавшую до начала Мировой войны в Харьковской губернии.
Начальником дивизии с 1912 по 1915 г.г. был генерал граф Келлер, возглавивший затем 3-й конный корпус,
в который вошла и его 10-я кавалерийская дивизия.
На фото пластуны-разведчики 3-го кавалерийского корпуса. 1916 год, Юго-Западный фронт.

Мне очень понравился третий справа в переднем ряду...
не знаю почему.

ber5, спасибо за фото!!!

А четвертый слева, в заднем ряду - на Чапаева похож!
А вообще, по виду, все совершенно разные, но вот проглядывает у всех решительность, и спокойная такая уверенность. Настоящие воины, пусть и не в латах с мечами!
Эх, какие возможности, какие горизонты были у страны под названием Российская Империя на границе 19-20 веков...

Попалось тут мне несколько фотографий времен Первой Мировой под общим названием
"Пластуны на Кавказском фронте"

к слову - насколько тема кавказского фронта освящена в литературе?
а тема пластунов там?
отчего бы не поотрабатывать плотнее?

Отличные фотографии.
1. На марше перед императором пластунская бригада.
2-3. Николай II вручает Георгиевские награды казакам 6-го Кубанского пластунского батальона.
За проявленное мужество и доблесть на Кавказском фронте 6-й пластунский батальон 5 марта 1915 года приказом №139 пожалован шефством императора Николая II и с этого времени батальон получает наименование: " 6-й Кубанский пластунский батальон Его Императорского Величества".
Поставлю небольшую статью, рассказывающую о событиях того времени.

Егор Брацун
Кубанские пластуны.

6 января 1915 г. посол Франции в России Морис Палеолог записал в своём дневнике: «Русские нанесли поражение туркам вблизи Сарыкамыша, на дороге из Карса в Эрзерум. Этот успех тем более похвален, что наступление наших союзников началось в гористой стране, такой же возвышенной, как Альпы, изрезанной пропастями и перевалами. Там ужасный холод, постоянные снежные бури. К тому же — никаких дорог и весь край опустошен. Кавказская армия русских совершает там каждый день изумительные подвиги». Страницы боёв на Кавказском фронте Первой мировой войны 1914 – 1918 гг. и по сей день остаются малоизвестными в России. А между тем в конце 1914 – начале 1915 гг. на Кавказском фронте произошло одно из упорнейших сражений Первой мировой войны, речь о сражении при Сарыкамыше. Сарыкамыш приграничный с Турцией русский город. Когда в октябре 1914 г. началась война между Россией и Турцией российский Кавказ, Иран, Средняя Азия, Поволжье по замыслу турецкого военного министра Энвер-паши, должны были стать ареной широкого восстания мусульманского населения против России. Честолюбивые замыслы турецкого «Наполеона» так и не сбылись. Во многом этому помешала героическая оборона города Сарыкамыш частями русской Кавказской армии и кубанскими казачьими частями. 6 декабря 1914 г. Энвер-паша взял в свои руки непосредственное руководство 3-й турецкой армией, действовавшей против наших войск Кавказского фронта. В это время русские войска успешно развивали наступление в горных районах Турции. Фланги и тыл оказались открытыми. 12 декабря 1914 г. турки сумели выйти на рубеж всего в пяти верстах от Сарыкамыша расположенного в тылу русских войск, с тем чтобы, взяв этот город, двинутся на Карс и затем на Тифлис (Тбилиси). Возвращавшийся из отпуска, из Тифлиса, начальник штаба 2-й Кубанской пластунской бригады полковник Николай Адрианович Букретов образовал из разных тыловых частей отряд и принял на себя задачу оборонять город. 12 декабря турками был назначен общий штурм города. Их подгоняли декабрьские морозы, а в Сарыкамыше и Карсе были тёплые квартиры и провиант. В это же время в горах Турции произошел такой боевой эпизод. Части 1 и 2 - й Кубанских пластунских бригад генералов Ивана Емельяновича Гулыги и Михаила Алексеевича Пржевальского развивая наступление «увлеклись» преследованием противника, между тем им нужно было следовать в район Сарыкамыша для обороны города. С большим трудом офицерам связи удалось отыскать двух генералов и передать им новую боевую задачу. Вот как писал об этом «обратном марше к Сарыкамышу» полковник-эмигрант ККВ Ф.И. Елисеев в своей книге «Казаки на Кавказском фронте 1914 – 1917 гг.»: «А снег по пояс. Мороз до 30 градусов. И на каждом шагу «чертовы мосты»... От сапог — ни воспоминаний. Черкески в лохмотьях. Ноги с обмороженными пальцами. А идут пластуны, будто пружинным шагом на парадном смотру. И увидели отборную армию Энвер-паши. И уничтожили армию. Турки, и те, что с Кеприкея гнались за отступавшими пластунами, и те, что на Сарыкамыш наступали, в спину пластунов никогда не видали. Потому и мог в Батуме, на банкете, генерал Гулыга сказать врачам: «Раненого пластуна не переворачивать без толку, отыскивая входную и выходную рану, — входных ран в спину у пластунов не может быть!». Между тем в самом Сарыкамыше шли упорные бои. 13 декабря к Сарыкамышу подошел 1-й Запорожский императрицы Екатерины Великой полк Кубанского казачьего войска полковника Кравченко с правого берега Аракса, который сразу же двинулся к железнодорожному вокзалу, за который шли упорные бои. К вечеру 15 декабря к городу подошли части 1 – й Кубанской пластунской бригады генерала М.А. Пржевальского. Сам генерал вступил в командование Сарыкамышским отрядом. Начались уличные бои. Командир 1-го Запорожского полка полковник Кравченко был убит. Турки ворвались в город, заняли казармы 156-го Елисаветпольского пехотного полка и вокзал. Фронт был прорван. В резерве генерала М.А. Пржевальского осталось лишь две сотни 6-го Кубанского пластунского батальона. До позднего вечера шел тяжелый штыковой бой. Уже в полной темноте М.А. Пржевальский решает бросить туда свой последний резерв. Он вызывает полковника Термена, и даёт ему приказ — У меня остался последний резерв — две сотни... Возьми их, иди туда и действуй по обстоятельствам. Теперь пришла твоя очередь спасать Сарыкамыш. Больше ни на какие подкрепления рассчитывать нельзя. Перекрестив полковника Термена, он его отпустил... Пластуны без выстрела, в полном молчании атакуют турок и опрокидывают их штыками. Внезапная и молчаливая атака производит на противника настолько сильное впечатление, что он уже не пытается возобновить здесь атаки... Между тем к городу к вечеру 20 декабря подошли 1-я Кавказская казачья дивизия князя генерала Н.Н. Баратова в составе: 1-й Уманский, 1-й Кубанский полки и две сотни 3-го Кавказского полка, и 2-я Кубанская пластунская бригада генерала И.Е. Гулыги. Произошел перелом в сражении и турки были отбиты. Казачьи части преследовали отступающие в полном беспорядке части 10-го турецкого корпуса, непрерывно нанося удары и захватывая большое количество пленных, орудий и других трофеев. Одна 2-я Кубанская пластунская бригада захватила более 4000 пленных. Внезапным ночным ударом был захвачен штаб 30-й турецкой пехотной дивизии с ее начальником.
Из 90 тысячного состава турецкой 3 – й армии турки потеряли 60 тысяч убитыми и ранеными и около 18 тысяч обмороженными. Потери русской императорской армии составили около 20 тысяч убитых, раненых и больных и около 6 тысяч обмороженных. Планы турецкого генералиссимуса Энвер-паши по отторжению у России Кавказа так и не были реализованы благодаря выучке и стойкости русского кавказского солдата и казака.
В Сарыкамышской операции, русские войска проявили исключительную доблесть, русские и кубанские военоначальники в лице генералов и офицеров Н.Н. Юденича, Н.А. Букретова, М.А. Пржевальского И.Е. Гулыги, князя Н.Н. Баратова проявили исключительное умение управлять войсками в сложных для них условиях и подбадривать свои войска. Полковник Кубанского казачьего войска Ф.И. Елисеев писал в эмиграции по поводу участия Кубанских казачьих частей в Сарыкамышской операции: «Участие кубанских строевых частей в Сарыкамышской операции требует подробных описаний, что могли бы сделать только участники. Этого требует войсковая история и наше потомство. Но... кто и когда это сделает?».

Достаточно подробно.

В качестве обзора -
Корсун Н. Г. "Кавказский фронт Первой мировой войны"
Издательство: АСТ, Транзиткнига
Год: 2004
Страниц: 688
ISBN: 5-17-021690-4, 5-9578-0631-5
Формат: doc
Размер: 10.2 Мб
Язык: русский
Качество: хорошее
скачать - http://mirknig.com/2010....ny.html

да....
славна история казаков и всего русского воинства
Вечная им Слава!

Щербина Ф.А. "На разведке"
Пластун и разведка однозначащие понятия. Пластун был всегда впереди - и в походе, и при охране границ, - и всегда прежде других узнавал о движениях неприятеля. Но быть впереди значило подставлять грудь врагу и рисковать жизнью.
Разведка, о которой будет речь ниже, произведена была в 1830 г., в то время, когда формировались пластунские команды. В июне этого года генерал Бескровный предпринял экспедицию за Кубань против горцев. «Для разведок и наблюдения за горцами, - доносил наказной атаман Бескровный командующему войсками генералу Емануелю, - я организовал партию в 40 пеших казаков, отличных стрелков, храбрейших в делах с неприятелем и расторопнейших, называемых пластунами». Пять пластунов - Яким Шкара, Антон Шеремет, Степан Ермоленко, Грицько Семак и Фёдор Шринский, -направились, по поручению Бескровного, 22 июня на рассвете по большой дороге за Кубанью к укреплению Афипскому. По этой дороге очень часто проходили в укрепление и обратно транспорты и части войск. Поэтому черкесы всегда зорко следили за дорогой, и ни одному транспорту, ни одной военной колонне не удавалось пройти без того, чтобы не выдержать целого ряда стычек с горцами. Одни пластуны умели проходить по этим местам незамеченными.
На этот раз пластунам, однако, не посчастливилось. Их заметили горцы. Последних было в партии не менее 60 человек. Казалось, не могло быть никакого сомнения, что 60 вооружённых всадников легко справятся на открытом месте с 5 пешими противниками. С гиками бросились черкесы на пластунов. Пластуны по команде старшего из них, Якима Шкары, свернули с дороги и залегли в бурьяне. Черкесы, прекрасно знавшие меткость пластунских выстрелов, сразу переменили приёмы нападения. Вместо стремительно начавшейся атаки, они издали окружили со всех сторон пластунов и криками требовали, чтобы те сдались.
«Гайда! Гайда!» - кричали они, что означало: «Выходите! Сдавайтесь!»
Пластуны притаились и ничем не обнаруживали своего присутствия. Они ждали удобного момента, когда горцы подвинутся к ним на выстрел. Черкесы волновались и неистово кричали. Более нетерпеливые из них придвинулись, наконец, на такое расстояние, на которое могли «достать» пластунские ружья. Над бурьяном, где заседали пластуны, взвился дым. Грянули выстрелы. Два горца пали мёртвыми. Товарищи бросились подбирать убитых, но пластуны успели зарядить ружья и новым залпом убили ещё двух черкесов. На выручку к убитым прискакало ещё несколько всадников, и опять пластуны убили по выбору трёх.
Таким образом, в течение нескольких минут, у черкесов выбыло 7 человек. Горцы опешили и благоразумно вышли из линии пластунского огня, продолжая кричать и угрожать издали.
Пластуны ползком стали отступать назад вдоль дороги, в расчёте на приближение к ним их отряда, в котором по выстрелам могли уже узнать, что разведчики столкнулись с врагом.
И на самом деле, в это время уже скакал на выстрелы сам генерал Бескровный с казаками. Черкесы, заметивши это, бросились бежать. Но Бескровный успел нагнать их, и казаки взяли в плен шапсугского дворянина Ногая Шеретлука, служившего раньше лазутчиком у русских, и двух рядовых черкесов. Бескровный всегда заботился о том, чтобы без нужды, даже в горячем бою, не убивали и не увечили противников, а брали их в плен. Храбрые же и неустрашимые пластуны остались даже не оцарапанными черкесскими пулями, благодаря своему умению прятаться в бурьянах.
Сообщая об этом подвиге пластунов генералу Емануелю, генерал Бескровный просил представить к награде всех пятерых храбрецов за их отважную и умелую защиту от врага. Но оказалось, что два пластуна имели уже георгиевские кресты за подвиги, соединённые с пожертвованием собственной жизнью

Заполучил невзначай интересное издание 1914 года "Летопись войны", сканирую его потихоньку. Не первый месяц уже, однако))) Натыкаюсь иногда на интересные для себя фото. Вот сегодня, к примеру, в №63 - пластуны. Словно родственников случайно встретил.

Знаменитый Пластуновский курень, а равно и проживавшие в нем казаки-пластуны, существовали в Запорожской Сечи практически с момента ее зарождения еще до середины XVI века, т.е. пластуны явились на историческую арену лет на 300 ранее предписанного им советскими историками срока. Днепровские необозримые плавни, которые сами казаки называли Великим Лугом, были колыбелью пластунов, а товарищество низовых казаков – их семьей.
Главным занятием запорожцев была война, что определяло и состояние военной подготовки казаков и весь уклад их жизни. «Казаку воевать, что соловью петь»
Значит ли это что казаки являются потомками моголо - тартарской орды?
указанное время как раз падает на период "монголо-татарского ига"

Я бы сформулировал иначе.
Указанное время выпадает не на "период "монголо-татарского ига", а на период ликвидации ордынского владычества в тех местах, где вскоре расцветет Запорожская Сечь.
Еще в 1320 году был освобожден от "монголо-татарского ига" Киев, а вскорости и все княжество.
"История Русов" Георгия Конисского рассказывает: "...Поэтому Гедимин Князь года 1320-го, пришел в земли Малорусские с воинством своим Литовским, соединившись с воинством Киевским, что состояло под командой воевод Русских Пренцеслава, Свитольда и Блуда да полковников Громвала, Турнила, Перунада, Ладима и других, изгнали с Руси Татар, победив их в трех битвах и в последней, главной, над рекой Ирпень, где убиты Тимур и Дивлат, Князья Татарские, Принцы Ханские. После этих побед возобновил Гедимин правление Русское под начальством избранных народом лиц, а над ними поставил наместником своим из Русского рода Князя Ольшанского, после которого было из того же рода много иных наместников и воевод".
В 1362 году в битве на Синих Водах литовцы и русины разгромили войска татарских нойонов и окончательно вытеснили Орду на восток. Густынская летопись сообщает: «В лѢто 6870… В сіє лѢто Ольгерд побѢди трех царков Татарских из ордами их, си єсть, Котлубаха, Качзея, Дмитра; и оттоли от Подоля изгна власть Татарскую. Сей Олгерд и иныя Рускія державы во власть свою пріят, и Кіев под Федором князем взят, и посади в нем Володымера сына своего, и нача над сими владѢти, им же отци его дань даяху.»
Точной даты зарождения казачества мы не знаем, но ко времени первых упоминаний казаков в письменных источниках, "монголо-татарского ига" в тех краях не существовало.
Потомками монголо-татарской орды, т.н. "Золотой Орды", были среди прочих Крымское ханство и ногайские орды, с которыми запорожские казаки (и пластуны в том числе) вели длительную и тяжелую борьбу.
Написал "так называемой Золотой Орды", потому что название это, применительно к Улусу Джучи, появилось только во второй половине 16 века, когда самого Улуса уже не существовало.