Раньше мы с семьей жили в Косово и Метохии, именно так этот край называют сербы. Я не скажу даже, сколько поколений моих предков прожило здесь. Всегда Косово и Метохия имели особое значение для моего народа. Первые православные храмы и монастыри, резиденции царей - все это связывает нас не только духовно, но и исторически с этой землей. И никто сейчас не готов так просто расстаться с частью своей души только потому, что так больше нравится западным странам.
История, которую я хочу вам рассказать, произошла с моей семьей. Это страшный рассказ о том, как целый народ был вынужден покинуть родную землю.
Всю жизнь я проработала в местной школе учителем по математике. Тогда я со своими детьми проживала в одном из окрестных селений города Печ. Муж мой, Божидар, погиб в автокатастрофе четыре года назад, брата - Вука - зарезали албанцы прямо на рынке в городе, мои родители скончались давно. Осталась я, мой сын Зоран и дочь Гордана. Мы проживали в двухэтажном четырехквартирном доме. Так уж вышло, что остались здесь жить мы сами. В доме, кроме нас, раньше проживало еще 3 семьи, но одни переехали - это албанская семья, проживавшая под нами, соседи, что жили напротив них - пожилая пара - умерли, а наши соседи по площадке уехали еще в восьмидесятых, оставив квартиру пустовать.
В нашем селении почти никого не осталось, все поразъехались.
Я помню, как в дверь постучали, на улице уже давно было неспокойно, поэтому я не стала спрашивать: «Кто там?» - тихонько подошла к двери и посмотрела в глазок.
Там в подъезде стояло двое мужчин в масках, а рядом моя бывшая молодая соседка с первого этажа, Замира.
- Здесь живет эта сербская тварь?! – громко спросил один из парней у нее.
- Да здесь, - тихим голосом проговорила девушка.
- Можешь идти, - скомандовал другой, и они принялись выбивать дверь.
Старая входная дверь легко поддалась двум мужчинам, они без труда выбили замок и с автоматами в руках вбежали внутрь моей квартиры. Один повалил меня на пол и начал избивать, а другой осматривал комнаты.
- В доме есть еще кто-нибудь? – закричал тот, который бил меня.
Я закрыла лицо руками и сквозь слезы крикнула ему:
- Убирайтесь отсюда вон, животные!
В этот момент перед моим лицом оказались ботинки второго парня, дальше последовала тупая боль, и я потеряла сознание.
Не знаю даже, сколько прошло времени. Когда я пришла в себя рядом со мной сидела дочь, моя голова лежала у нее на коленях. Гордана плакала и вытирала мое разбитое лицо влажным полотенцем.
- Где Зоран? – спросила тихо я.
- Мамочка, он уже уехал, с ним все в порядке. Ты сможешь встать? – спросила дочь.
И она подхватила меня под руки. Я с трудом дошла до кровати. В доме был полный беспорядок - двое молодых албанцев перевернули все вверх дном.
- Замира привела их, - тихо сказала я и положила голову на подушку.
- Албанцы покидают соседние селения, значит, скоро нас будут убивать, а не грабить, как в деревне у тети Златы. Мамочка, давай уедем в Белград, я прошу тебя, у нас ведь там есть родня, нас примут, - молила Гордана.
- Доченька, я родилась в Косово, мои родители родились здесь, здесь родились и их родители. Это мой дом! Почему я должна его покидать?! – с болью проговорила я и разрыдалась.
- Мама, нам не дадут жизни в Косово! Ты видишь, что американцы помогают албанцам?! Скоро Косово и Метохия, если не станет частью Албании, то станет отдельной страной. Поехали в Белград! Я тебя очень прошу, ради меня.
Я была готова отпустить дочь, тем более, что мой сын, Зоран, уехал в Белград проситься в армию, и Гордану защитить было некому.
Албанцы закончили чистку, и на улице вновь стали появляться сербы, в основном женщины и старики. В этот раз нам повезло, никого не убили, прошлись по домам и квартирам, забрали остатки ценного, что было можно взять, и ушли. Албанские бандиты никого не увели с собой сегодня, хотя уводить было уже некого.
- Гордана, тетя Воимира, с вами все хорошо, все живы?! – раздался взволнованный голос соседки из дома напротив, девушки по имени Горица.
- Мы живы, только маму избили сильно, - проговорила Гордана.
- Слава Богу, что живы, - взволнованно сказала девушка.
- Я как раз ушла в церковь, услышала крики и спряталась за стогом сена, когда вернулась, увидела, что мама лежит на полу без сознания, - тараторила дочь.
- Какой кошмар! Нам надо срочно уезжать, завтра утром Божидар собирается отправить желающих в Косовскую Митровицу, оттуда можно и в Белград. Давайте, я поговорю с ним, и мы вместе уедем отсюда, - предложила Горица.
- Мама не хочет ехать, а я ее не оставлю, - гордо ответила Гордана.
- Нет, доченька, это не жизнь, поезжай с Горицей в Косовскую Митровицу, там спокойней будет, - попросила я.
Умом я понимала, что жить здесь стало невыносимо, но и уезжать мне не хотелось.
- Я без тебя не поеду! – выкрикнула Гордана, подскочила с кровати и, закрыв руками лицо, разплакалась.
Горица обняла Гордану, и они вместе стали упрашивать меня уехать из родного дома.
Мне ничего не оставалось, как согласиться, очень уж они упрашивали. И я пошла на это ради дочери.
На ночь мы не зажигали огней, чтоб лишний раз не привлекать внимания албанцев. Дома, будто брошенные, стояли в темноте. Вокруг царила мертвецкая тишина.
Я с трудом поднялась и подошла к кровати спящей Горданы. Поправив ей одеяло, как в детстве, постояла немного над ней.
- Какая ты у меня красивая, вся в отца - и характером, и лицом. Такая гордая и целеустремленная в свои неполных девятнадцать. Как бы я хотела, чтоб не было никакой войны, никаких чисток. Чтоб ты смело шла по жизни. Чтоб вышла замуж и не боялась, что твой муж может быть убит в бою. Чтоб родила мне внуков и играла вместе с ними не на руинах домов предков, а в цветущем саду, - шептала я.
Дочь меня не слышала, она мирно спала.
Настало утро. Я проснулась пораньше, чтоб собрать все, что надо в дорогу. Документы и немного денег всегда были спрятаны в тайнике в ванной комнате, на случай очередного нападения на наш дом. Я достала сверток из синей ткани и положила его на сумку.
Гордана проснулась и воскликнула:
- Чего же я сплю, надо ж собираться! Мамочка, почему ж ты меня не разбудила?
- Я уже почти все собрала, - улыбнулась ей я.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась дочь.
- Все хорошо, голова немного побаливает, а так все хорошо, - я пошла на кухню.
- К вам можно? – послышался голос Радко из коридора.
- Да, конечно! – крикнула Гордана и пошла открывать дверь.
Выбитую после вчерашнего нападения дверь на ночь мы подперли комодом, стоявшим в коридоре. А сверху поставили пустую жестяную банку, чтоб услышать как она упадет, когда кто-нибудь попытается к нам проникнуть.
- Дядя Радко, толкните, пожалуйста, дверь сильнее, - попросила дочь.
Наконец сосед вошел.
- Как ты себя чувствуешь? – сразу спросил он меня.
- Ничего, пойдет, лишь бы жива была, а так все стерпим, - проворчала я.
- Я пришел сказать, что смогу взять сегодня только одну из вас, но я договорился, что завтра Милош заберет того, кто останется. Просто сегодня у него не завелся фургон, но он обещал его починить, - сказал Радко.
Если честно, я почему-то так и думала, что придется задержаться.
- Гордана поедет сегодня с тобой! – решила я, твердо взглянув на дочь.
- Нет, мама, я останусь, и завтра мы вместе отправимся, - попыталась возразить она, но мы с Радко не дали ей шанса.
В девять часов колонна из восьми машин с прицепами отправилась в строну Косовской Митровицы. Я держалась до последнего и не давала заплакать дочке, но как только машины отъехали, не смогла сдержать слез. Конечно, я переживала за то, чтобы все доехали целыми и невредимыми, очень боялась за свою девочку.
В селении нас, сербов, осталось четырнадцать человек. Мы стояли и смотрели, как легкая пыль разлеталась из-под колес. Старик Милан, опершись на деревянную трость, старуха Драгана, вытирая слезы платком, отец Павле, читая молитву, а я просто смотрела вслед уходящей колонне, и слезы катились по лицу. На душе было чувство, будто мы четырнадцать человек остались на необитаемом острове. Из некогда проживавших здесь почти 1500 человек нас осталось всего чуть больше дюжины. Вокруг брошенные дома: некоторые из них сожженные, некоторые просто разграбленные.
Милош предложил нам всем собраться на последнюю ночь вместе, под одной крышей. Отказалась только я и отец Павле. Я захотела побыть у себя дома, где все напоминала мне о моей семье: о погибшем муже, о моем сыне Зоране, о моей девочке Гордане.
Дома, я налила себя чаю, взяла фотоальбом и принялась вспоминать. Почему-то перед глазами стояла служба в храме 1989 года, когда мы все вспоминали, как сербские войска потерпели поражение в битве на Косовом поле 600 лет назад. На моей памяти никогда столько жителей не выходило на улицу одновременно. Среди этой толпы шла и я. Мне казалось, что вот оно единство народа! Тогда я не сильно рассуждала о том, что будет дальше. Я не думала о межнациональном конфликте между пришлыми албанцами и коренными сербами. Я знала, что албанцы убивали сербов, знала, что провоцировали, но никогда не придавала этому значения, пока ситуация не стала для меня очевидной. На тот момент я, наивная прихожанка, среди всех просто шла на службу. И если бы кто-нибудь сказал, что я буду одной из четырнадцати последних, покидающих родное селение, не поверила бы и рассмеялась. Сейчас я бы многое отдала, чтоб вновь почувствовать это единство.
Неожиданно с улицы послышались крики, в квартире появился запах гари, я подскочила и побежала к окну, как вдруг раздался взрыв. Волна отбросила меня в другую сторону от окна, и на меня упал шкаф с огромным куском стены. Придя в себя, я медленно начала выкарабкиваться. Взрыв произошел из-за того, что на первом этаже стоял брошенный газовый баллон. Думаю, что его не увидели албанцы и подожгли дом. Но так вышло, что на первом этаже гореть особо было нечему, и пожар не охватил здание. У меня болела вся левая сторона. С усилием, но я могла пошевелить и рукой и ногой. «Хоть бы не перелом», - вертелось в голове. Выбравшись, я поняла, что стала заложницей собственного дома. С одной стороны комнаты была дыра в полу, через нее виднелась земля, что означало: первый этаж сильно пострадал. Части квартиры, где был коридор, вообще не было, все завалено. Уцелела часть дома, где была моя кухня, часть комнаты и крыша.
С улицы я слышала крики. Это старушка Драгана, она умоляла албанцев не избивать отца Павле, через минуту раздались выстрелы, и была слышна только албанская речь и смех. А еще через мгновенье выстрелы послышались в доме Милоша.
Я боялась, что на меня рухнет крыша или провалится пол, поэтому очень осторожно подползла к выбитому окну, и, набравшись смелости и сдерживая в себе истерику, выглянула на улицу.
Из окна не было ничего видно, только дым, который повалил из соседского дома.
Наступила тишина, пожалуй, самая долгая в моей жизни. Боялась разрыдаться, потому что враги могут быть рядом, а я была уверена, что убили всех кроме меня.
Спустя пару часов прогремел гром и мелкой дробью забарабанил дождь. Наконец дым улетучился, стало легче дышать. Я сидела в пыльном кресле.
- Что мне делать? – спрашивала сама у себя. – Куда мне бежать?
Но ответов не было.
Капли дождя просочились через дыры в крыше и начали падать на пол, я подставила кастрюли, и они своим перезвоном разбавляли тишину. На потолке разрастались серые пятна, а из выбитого окна дуло прохладой.
Обойдя свою квартиру, я поняла, что выход у меня всего один, только через окно, да и то не знала, куда идти дальше, а боль в руке и ноге мне не даст этого сделать в ближайшее время.
Хорошо, что в доме было много воды, как знала, попросила Гордану натаскать побольше. Из еды у меня было десять банок консервированной рыбы и тушенки. В холодильнике без электричества мы давно ничего не хранили, кроме того в кухне было много круп и макароны. Но что-либо готовить на газовой плите я побоялась. Во-первых, запах еды будет распространяться вокруг дома, и это может выдать меня, во-вторых, подойти к этой самой плите мне мешал страх, а что если снова будет взрыв.
Я сняла со стены календарь с изображением святого Саввы и начала молиться о помощи, мне ничего не оставалось, как только ждать выздоровления и пытаться бежать. Бежать, но куда, в округе все брошено и сожжено, куда мне идти, когда албанцы заполонили край. Еще была надежда на то, что за нами вернутся.
Через день в моих руках стали появляться книги. Это все Божидар, он так любил читать, что наша квартира была похожа на библиотеку. В полнейшей тишине, я пыталась прогнать из своей головы дурные мысли, отвлекаясь на классику.
Когда становилось темно, мои мысли возвращались, и я, кутаясь то в пальто, то в одеяло, стояла вблизи окна, глядя на небо. В страхе быть обнаруженной, я не подходила очень близко.
Сегодня почему-то вспомнился день рождения моего отца. Будучи маленькой девочкой, я впервые увидела Белград, сидя у него на плечах. Мы с мамой приехали поздравить папу, он был в столице, в командировке. Как я тогда была горда этим. Мы с мамой вышли из поезда, и к нам подбежал папа. Он поцеловал маму, а потом схватил меня и посадил на свои широкие плечи. Тогда мне не было никакого дела до достопримечательностей, мне хотелось побольше конфет. Потом наше путешествие привело нас в зоопарк. Вот тут я испытала восторг. Помню, что больше всего меня удивлял жираф из-за своей длинной шеи. Мне вспомнилось, как один раз из остатков теста мама слепила мне собаку, а я потянула ее за голову и шея стала длинной. Родители долго рассказывали мне про то, что жираф живой и вовсе не из теста. И что длинношеее животное – это вовсе не собака.
Потом почему-то вспомнилось, как к моей бабушке на чорбу приходило много гостей. Все говорили, что она готовит ее так, как никто в мире этого не умеет. Если честно, то это так. Ни у моей мамы, а тем более у меня, никогда не выходило так вкусно. На улице стоял большой стол, и мы всей семьей, а еще и гости, человек пять – десять, рассаживались за него. Из кухни выходила бабушка с кастрюлей и принималась разливать нам чорбу по тарелкам.
А еще помню, как стояла на кухне и чистила рыбу, обернулась и увидела, как мой сынишка сделал свои первые шаги. Я с восторгом закричала, в кухню вбежал Божидар. Он был так перепуган, что не сразу понял, что произошло. Зоран снова схватился за ножку стола и сделал еще два шага. Тогда Божидар рассмеялся, а я взяла на руки сына и принялась нахваливать.
Время шло, а мне кроме чтения и воспоминаний коротать его было нечем. Спустя еще пару дней, я взялась за спицы. Они блеснули в пыли под шкафом. Скажу честно, я очень не любила вязать, но мама в свое время мечтала меня этому научить. Учиться я не хотела, но в то же время не хотела огорчать маму. Поэтому при первой же возможности, я забросила их в шкаф.
- Ну надо же, и нитки уцелели, - шепнула я.
В моих представлениях я вязала шарф своему сыну Зорану, не теряя надежду его увидеть.
А между тем из соседнего дома в окно тянуло умершей плотью, туалета у меня не осталось, поэтому приходилось ходить в дальний угол. Все это, вместе за полнейшем психическим истощением - лишало надежды на спасение.
С каждым днем мое одиночество поедало меня. Мне казалось, что все это сон и вот-вот он закончится, и я открою глаза в своем не разрушенном доме, буду рядом со своими детьми. Что сосед Милош, как в старые времена, придет попить чаю, что отец Павле проведет причастие…
Вдруг там, за окном, послышалось тихое пение. Сначала я не придала этому значения, но потом, насторожившись, тихо прижалась к окну. Голос был женский и очень знакомый, это была Замира.
- Воимира, я знаю, что ты здесь, - между слов песни произнесла она.
Сердце в груди билось так, будто сейчас оно вырвется наружу. Я не знала, зачем она пришла, ведь однажды она уже привела тех двоих парней, которые меня избили.
- Воимира, ты жива? – вновь послышалось. – Прости меня за тот случай, если сможешь. Я принесла тебе сыра и хлеба. Твой сын Зоран случайно нашел меня. Он сейчас с русскими. Воимира, выгляни.
Что значит с русскими? Неужели Ельцин решил вступиться за Милошевича? Я ничего не могла понять.
- Соседка, не бойся, выгляни. Твоя дочь Гордана уже в Белграде, но и там не спокойно, бомбят его. Если ты думаешь, что я хотела всего этого, то поверь, что нет, я не хотела чтоб убили старика Павле, он в детстве готовил меня к школе, учил писать. А лекарства Драгане передавала я, втайне от всех. Поверь, я не враг тебе.
На этих словах я разрыдалась, и мой плач услышала Замира.
- Воимира, найди веревку, я передам тебе еду и записку от твоего сына.
От этих слов я еще больше разревелась.
- Прекращай, я здесь рядом пасу овец, и никому нельзя знать, что я помогаю тебе, иначе и меня убьют, - громко сказала девушка.
Я нашла веревку и подняла через окно сверток.
- Все, мне пора, - выкрикнула девушка и запела песенку, удаляясь.
- Спасибо тебе! – прошептала я.
В свертке действительно был сыр, хлеб и фляга с молоком, там же и маленькая записка, явно написанная моим сыном:
«Мама, я приду за тобой».
Я прижала клочок бумаги к сердцу. Вот она - новая надежда на спасение! Замира всегда мне импонировала, хотя я, в силу своей учительской натуры, считала ее дерзковатой.
С этого момента каждая минута, каждый час становились для меня еще более долгими. Что означало, что сын мой с русскими.
А кто же бомбит Белград? А что, если началась третья мировая?
Прошло еще два дня. Теперь мне все это, не считая записки сына, казалось сном или галлюцинацией. А что, если эта фляга валялась где-то у меня дома, и я просто о ней забыла, а сыра и хлеба как не было так и нет? А что, если все это сон, а записка - клочок из какой-нибудь тетради сына? Что, если все это придумала я сама?
Под вечер послышался шум мотора. Судя по звуку, во двор въехали две машины. Я прижалась к стене у окна.
- Зоран, мы приехали? - послышалась русская речь.
- Да мы приехали, в этом доме я жил, - послышался на тот момент самый родной на свете голос сына.
- Смотрите, в этом доме тела убитых, - раздался чей-то голос.
Я закричала изо всех сил сыну из окна, и тотчас из дух машин повыскакивали мужчины. Они принялись разбирать кусок заваленной стены. Тем временем другие ребята предали земле моих соседей.
Когда меня освободили из моего собственного дома и вынесли на улицу я обняла Зорана так сильно, насколько могла это сделать. Мы быстро сели по машинам и отправились в направлении Косовской Митровицы.
По дороге я заметила, что со мной был тот самый календарь с изображением святого Саввы. Мы с Зораном долго разговаривали.
Ребята, которые помогли спасти меня, были из посольства России в Белграде, они мне поведали, что НАТО все-таки напало на Югославию. А я ехала и, глядя на пейзажи за окном, прощалась с родным краем, где жили и были похоронены мои предки, где я родилась и родила своих детей…