|
Вопреки всему
|
|
Майор
|
Дата: Среда, 25.11.2015, 21:32 | Сообщение # 61
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Спустя два часа томительного прозябания в сыром подвале, Парфёнова с Жудковским выволокли наружу, предварительно сняв колодки. Опять погнали в лагерь. Майор недоумевал. Зачем, спрашивается, тащить их в крепость и сажать под замок, чтобы через какое-то время вернуть обратно? Почему не разобраться на месте - там или здесь?..
Уже знакомая палатка Мирза-бека. Встречает сам хозяин.
Только вот всю приветливость свою где-то подрастерял. Надо полагать, в сундук запер, который в углу стоит.
- Ты знать, Парфен-ага, что в Карабаге убит Ибрагим-Халил-хан? - строго спросил чиновник.
Майор кивнул. Известие об этом пришло буквально вчера.
- А ты знать, что с ним убита жена, любимый сестра Селим-хана?
- Да.
- И дети...
- Ты забыл упомянуть о нукерах, которые начали стрелять.
Мирза-бек дёрнулся, точно ужаленный. Порывисто подскочил к майору. Яростно жестикулируя, закричал, брызжа слюной:
- Вы, гяуры подлые! Сто раз оправданий... чтобы покрыть убийства. Не обманешь! Тебя казнить... за Ибрагим-хана!
- Меня-то за что? Я уж точно его не убивал, - пожал плечами Парфёнов, чем совершенно сбил шекинца с толку.
Помолчав, тот более спокойно, хоть и с прежним нажимом, произнёс:
- Говори, какой письмо посылал Кара-урусу неделя назад?
- Ничего особенного. Обычный рапорт шефу о принятии начальства над батальоном.
- Про Селим-хана писал?
- Нет.
- Врёшь, сын шакала!
- Сходи к хану, сам спроси. Мы с ним ещё и не сносились в ту пору.
Допрос длился до вечера. Сплошная ругань вперемешку с угрозами. Одно и то же, ничего нового.
Когда Мирза-бек пролаял на своём тарабарском какую-то команду, и нукеры принялись выталкивать офицеров из палатки, Парфёнов был уверен, что их ведут на казнь.
Вот один из шекинцев обнажает кинжал. Заходит за спину и... Разрезанные верёвки падают на землю. Потрясённый майор, не до конца веря, что всё ещё жив, растирает затёкшие кисти.
- Наш милостивый хан дарить вам жизнь, - слышит, будто во сне, голос Мирза-бека, успевший порядком надоесть. - Он отпускать вас в свой лагерь. Но ты, Парфен-ага, должен вывести свой солдат из Шекинского ханства.
И действительно, отпустили. Никто не выстрелил в спину, не догнал, чтобы зарубить.
Глубокой ночью офицеры вышли к русскому лагерю. Благо, запаленные костры видно издали. Здесь даже воздух казался накалённым. Повсюду витала настороженность и чувство близкой опасности. Кругом усиленные караулы. Непонятная беготня между палатками. Тревожные взгляды.
- Днём шекинцы нас атаковали, - пояснил капитан, встретивший Парфёнова с Жудковским. - Хотели напасть внезапно, да напоролись на табун. Мы и лошадей успели отогнать, и построиться. Татары сразу и ушли... Вы-то как? Мы уж не чаяли вас увидеть.
Остаток ночи провели на ногах, каждую минуту ожидая нападения. Но до рассвета всё было спокойно. Зато утром перед лагерем появилось шекинское войско. Толпы конников встали поодаль, на виду, заняв близлежащие холмы.
Выстроив батальон в боевой порядок, Парфёнов приказал ждать.
Вскоре со стороны шекинцев прискакал переговорщик. Опять Мирза-бек собственной персоной. Привёз письмо Селим-хана.
- Читай, Парфен-ага, - сказал, протягивая пакет. - После передашь этот бумага своему Кара-урусу.
В письме, называя Лисаневича по-старинке майором, хан обвинял русских в вероломстве. В том, что «майор» жестоко притеснял Ибрагим-хана, мешая ему править и сноситься с «единоверным себе государем». Однако признавал, что такие переговоры шли, причём довольно долго, порядка двух месяцев. Значит, и этот в деле. Всё знал. Вот уж воистину змеиная семейка.
Заканчивалось ханское послание фразой: «...Однако же, возьмите отсель войско, после я не буду виноват». Он ещё и угрожает!
Свернув бумагу, Парфёнов глянул на равнодушное лицо чиновника.
- Выступай сейчас, немедленно, - потребовал тот.
- А это что? - Майор показал ему за спину, где гарцевали татарские конники.
- Войска, чтобы тебя принудить.
- Понятно...
Парфёнов обернулся. За ним ровными коробками стоял батальон Тифлисцев с двумя орудиями. Попробовать с ними вступить в бой? Нет, мушкетёры не егеря. Конечно, это такие же русские, хорошие ребята, среди которых немало храбрецов, но... Не знает он их. Не верит. А значит, не поведёт.
Снова повернулся к Мирза-беку:
- Хорошо, я уйду. Но ежели ваши люди приблизятся на ружейную дистанцию, буду стрелять и поступлю как с неприятелем. Это понятно?
Чиновник лишь кивнул и, развернув коня, ускакал восвояси.
Шекинцы отошли, спешились. Что ж, договорённость, вроде как, соблюдается. Пора бы и честь знать.
- Готовьте батальон к маршу, - сказал майор Жудковскому.
- Опасаетесь, что наступит предел прочности? - негромко спросил адъютант.
- Вот именно, Алексей. И тогда уже ничего нельзя будет исправить. Передайте офицерам, что мы покидаем Шекинское ханство.
...До границы добрались благополучно, если не брать во внимание конницу, всё время сопровождавшую отряд спереди и сзади. Нервы потрепали, хуже некуда, но дали уйти. А за Курой, легко вздохнув, отряд сразу взял направление на Елизаветполь.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 26.11.2015, 12:39 | Сообщение # 62
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 21, в которой отряд Небольсина вступает в бой с персидскими войсками
08 июня 1806 года
Карабаг, дорога к Шуше между Шах-Булахом и Аскаранью
- Шире шаг! - прикрикнул Карягин, увидев, что команда охотников, которых вёл по высотам Котляревский, выпустила все заряды по наседающим персам.
Шефский батальон егерей, усиленный ротой Тифлисцев, послушно ускорился. Они шли в переднем фасе, задавая темп всему каре, состоявшему ещё из двух батальонов Троицкого мушкетёрского полка. Без малого тысяча солдат. Не сравнить с прошлым годом, когда здесь же на пять сотен егерей наседало двадцатитысячное войско. Сейчас и персов меньше. Всего-то четыре тысячи. Правда, и эти могут напакостить изрядно.
Каре миновало позиции штуцерников. Персидская конница тут как тут. Налетела толпой. Обычная татарская тактика. Когда по ним палят, удирают. Когда перестают стрелять, прут на рожон. Против этого у русских свои приёмы имеются.
- Батальон, товьсь!
Приклады к плечам. Курки на взводе. Стволы направлены в неприятеля. Слегка покачиваясь, блестят на солнце. По команде — залп!
Отстрелявшаяся шеренга проворно заряжает. Вперёд выходит вторая. Вскидывает ружья. Грохот. Строй опять окутывается белесым дымом.
После третьего залпа штыки наперевес и на неприятеля сквозь пороховой туман!
Кто-то из вражеской конницы пытается наскочить на ощетинившееся каре, но разве пробьёшься сквозь этот стальной частокол.
Штуцерники Котляревского уже продвинулись дальше. Успев перезарядиться, они бьют по врагу со всех стволов. Что называется, в хвост и в гриву.
Персы вновь откатываются, освобождая путь марширующей русской коробке...
Получив известие о вторжении персидских войск в Карабаг, Несветаев приказал усилить гарнизон Шуши двумя батальонами Троицкого мушкетёрского полка, шеф которого, генерал-майор Небольсин, в конце мая расположил эти батальоны на реке Кюрек-Чай. Помимо пехоты в отряд вошли сотня казаков и столько же артиллеристов с восемью пушками. Чуть позже подтянулся Карягин со своим шефским батальоном и ротой Тифлисских мушкетёров. Как раз к тому времени подоспело известие об измене Ибрагим-хана и о его смерти. Отряд незамедлительно выступил в Шушу. Однако, через три дня, пройдя крепость Шах-Булах, наткнулся на персидский авангард. Вот и схватились.
Небольсин прекрасно понимал, насколько сложное положение сейчас у Лисаневича, и спешил прийти ему на помощь. Построив отряд в каре, он хотел без остановки дойти до Аскарани, где и укрепиться, уже в виду города.
Им предстояло преодолеть с боями более пятнадцати вёрст. Пока это удавалось...
Когда впереди показалась Аскарань, персы, наконец, отстали. А куда им деваться. И без того большие потери понесли. Тем более из Шуши выступил навстречу подполковник Лисаневич во главе ста девяти егерей.
Увидев командира своего полка, Карягин с трудом его узнал. Осунувшийся, небритый, с пустым, безразличным ко всему взглядом.
- Что у вас произошло, Дмитрий Тихонович? - поинтересовался Небольсин, выслушав рапорт Лисаневича. - Действительно Ибрагим-хан изменил? Иного пути, кроме как убить его, что, не было?
На скулах подполковника заиграли желваки.
- Смею заверить ваше превосходительство, - процедил он холодно, заставив Карягина испугаться, что Небольсин посчитает его тон оскорбительным. По телу непроизвольно побежали мурашки. - Ежели б возможно было действовать иначе, без причинения смерти хану, я непременно избрал бы сей способ. Однако же выбора мне никто не дал. Той ночью либо Ибрагим ушёл бы к персиянам, либо персияне соединились бы с ним. Не получи он должного возмездия, уже на другой день Шушинская крепость могла оказаться в осаде от персиян и карабагских изменников. Аббас-мирза в двух маршах отсюда. Провианта почти нет - ни в гарнизоне, ни у служителей. На верность преемника хана, сына его Мехти-аги, вместе с его татарами полагаться никак нельзя. А число их в крепости куда более, нежели верных армян. Как думаете, сколько бы в таких условиях продержалась Шуша?
Генерал не ответил. Понимал, наверное, что Лисаневич прав. Ему смерть карабагского правителя уж точно не на руку. Вот вернуть Ибрагима в Шушу целым и невредимым — это другое дело. Не рискуешь стать кровником для его сыновей и прочих каргузаров. Используй спокойно в качестве заложника, что не вызовет ни политических затруднений для начальства, ни разного рода карьерных неурядиц лично для тебя. Зато теперь придётся испить эту чашу до дна. Видит бог, Лисаневич ещё нахлебается.
Небольсин сокрушённо вздохнул:
- Давайте оставим этот разговор, господа. Предлагаю отужинать. Вы как?
- Я не против, - сразу согласился Карягин. - После баталии в самый раз пищу вкусить.
По-прежнему хмурый Лисаневич пожал плечами:
- Не знаю... Я только поел перед самым выходом из крепости.
Кто бы говорил. Аппетит у подполковника оказался зверским. Быстро умял свою порцию, после чего попросил добавки. Все офицеры давно насытились, а он с остервенением рвал зубами неизвестно какой по счёту кусок баранины. Остановился, лишь поймав на себе пристальные взгляды товарищей. Отложил надкусанный шмат мяса, сглотнул. Виновато крякнув, сказал, будто оправдывался:
- Что-то не наедаюсь последнее время.
- Да вы ешьте, Дмитрий Тихонович, не тушуйтесь, - успокоил Небольсин. - Хороший аппетит — залог здоровья. Так ведь? - Он вопросительно глянул на Карягина.
Тот согласно закивал:
- Истинно так, Пётр Фёдорович, истинно так.
Находившийся здесь же Котляревский молча наполнил вином кубок до краёв и подал его Лисаневичу. Подполковник принял вино с благодарностью и сразу выпил.
- Ешьте, ешьте, - повторил генерал. - Неизвестно, дадут ли нам персияне столь же славно трапезничать завтра...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 26.11.2015, 12:41 | Сообщение # 63
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
13 июня 1806 года
Карабаг, река Ханашин близ Ханашинского ущелья
Час ночи. Темно. Слабо светит луна.
Персидские всадники появились неожиданно. Вынырнули, словно черти, из ночного мрака. Похоже, сами не ожидали нарваться здесь на русских.
Штуцерники среагировали мгновенно, высыпав по бокам и открыв огонь.
Батальон Карягина в передовом фасе каре ощетинился штыками, выровнялся, готовясь нанести удар. Но персов как ветром сдуло. Зато впереди засветились огни вражеского лагеря. Ох, сколько же их там! Не меньше, чем в сражении под Аскаранью прошлым летом. Выходит, настигли-таки Аббас-Мирзу.
До этого наследник персидского шаха стоял с войском у Карапапета.
- Будем его атаковать, - твёрдо заявил Небольсин, собрав офицерский совет.
А никто и не возражал, несмотря на большой численный перевес у неприятеля. Аббас-Мирза, по сведениям, раздобытым пронырливым Вани, привёл в Карабаг шестнадцать тысяч конницы и четыре тысячи пехоты.
Оставив обоз в Аскаране, чтобы не затруднял движения, Небольсин повёл отряд навстречу персидскому войску. Только вот Аббас-Мирза почему-то не захотел ждать. Снялся да и ушёл к Ханашину. Генерал, будучи приверженцем традиций русского гостеприимства, построил войско в каре и двинулся следом…
- У персиян впереди стоит конница, - рассказывал вернувшийся перед рассветом Вани, когда русские расположились на отдых в ожидании утра. - За нею, в ущелье, пехота. К бою готовятся. Аббас-Мирза, говорят, заставил всех поклясться, что сегодня они умрут или одержат победу.
- Ух-ты! - делано изумился Карягин. - Это кто ж тебе такое сказал?
- Те же, кто поведал об остальном, - сверкнул белозубой улыбкой Ованес.
- Что ж, пособим неприятелю исполнить первую часть его клятвы, - засмеялся генерал, а за ним и остальные сидевшие у костра офицеры.
Едва отбив утреннюю зарю, батальоны построились в каре.
Туман медленно таял, выпуская из мутных объятий ровные шеренги солдат. Завидев персидских всадников, толпящихся перед ущельем, Небольсин приказал играть марш.
Под бой барабанов пехота пошла вперёд. Котляревского с охотниками, как водится, отправили на ближайшую высоту. Она торчала слева. По правую руку журчал бурный речной поток.
На вершине, понятное дело, успели закрепиться персы.
В рассыпанном строе среди прочих штуцерников по склону взбегал Давид Мансурадзиев. Грузинский дворянин, он везде старался быть первым. Когда ночью напоролись на неприятельский разъезд, кто раньше всех пальнул в перса, выбив того из седла? Конечно, Давид. В бою с вражеским авангардом на пути к Аскарани он тоже шёл с охотниками в передовых. Стрелял, заряжал, снова стрелял. И всё бегом, бегом... Не дай бог затеряться в общей массе солдат, одетых до безобразия одинаково, а тем более отстать. Сейчас Давиду как воздух нужна слава. Он должен... попросту обязан стать героем... или умереть. Отец нипочём не простит. Ещё и проклянёт, узнав, что сын разжалован в рядовые.
Какой, скажите, грузин не любит вино? Правда, у Мансурадзиева эта любовь сродни страсти. А где выпивка, там и азартные игры, и бесшабашное веселье, и увлечение фривольными девицами. Из-за чего первую отставку от службы и получил, будучи подпоручиком Казанского мушкетёрского полка.
Приехал домой, на поклон к отцу. Однако суровый родитель выставил Давида за дверь, сказав только:
- Иди служить. Иначе сына у меня больше нет.
Покутил отпрыск на славу, пока деньги водились. Заодно поразмышлял над своей горемычной судьбою. Помыкался годика два. Делать нечего, вступил в 17-й Егерский полк.
Появились новые друзья, боевые товарищи, с которыми сражался бок-о-бок. Зарекомендовал себя, проявив бесстрашие в боях. Даже в поручики произвели... Однако старым привычкам не изменял. Пил, как и прежде, с размахом. Кутил с женщинами да проигрывал офицерское жалование в карты. Всё, до копейки. В итоге поплатился - разжаловали по весне без оглядки на прошлые геройства. Теперь заново подвиги совершай, коль скоро их счёт обнулился.
...Подошли на ружейную дистанцию. Неприятельские окопы плюются огнём.
У персов ружья длинные. Далеко бьют, но неточно. Замки с фитилём, стволы гладкие. Словом, старьё. Не то, что у егерей - нарезные штуцеры. За сто шагов больше половины пуль точно ложатся в цель.
По команде капитана Клюкина солдаты замерли, прильнув к ружьям. Залп!
Снова вперёд и вверх, пока враг не опомнился.
Заряжать на ходу чертовски неудобно. И без того всех пропускаешь. А тут плетёшься еле-еле, отстаёшь.
Наплевав на перезарядку, Давид с пустым ружьём остался возле капитана. Штык примкнут, хватит и этого. Ещё дважды Клюкин прерывал бег егерей, выкрикивая команду «пли». Передовая шеренга окутывалась пороховым дымом, после чего вся масса наступающих продолжала проворно взбираться на холм.
Вот и вершина с окопами. Можно разгуляться, наконец, на славу помахав штыком…
Бой закончился быстро. Уцелевшие персы поспешили удрать. Мансурадзиев даже огорчился. Как же так, никого не проткнул! Выругался по-грузински.
- Ты... чего, ...Давид? - тяжело дыша, спросил Клюкин.
Бывший поручик, тоже пытавшийся отдышаться, присел на проделанную с внутренней стороны вала ступеньку для стрелков:
- Ээээ, …генацвале Алексей Иванович... Мне, чтобы офицерское звание вернуть, надобно столько персиян положить, сколько я вина не выпил и в карты не проиграл... А они разбегаются, как пугливые овцы.
Капитан слабо улыбнулся. Сидевший поблизости поручик Савченко, недавно получивший повышение, устало заметил:
- Вам стольких нипочём не убить... Это просто невозможно.
- Вай, зачем так говоришь, Никифор? Я что, такой пьяница?.. Хотя да, пью много. Но в этом-то вся и прелесть, генацвале... Надо стремиться к большему...
Закончить мудрую мысль Мансурадзиеву не дали. Персияне пошли в атаку на только что занятую русскими высоту. Причём, со всех сторон. Сначала толпы конницы и пехоты охватили подножие, после чего ринулись к вершине.
- К обороне! – послышался зычный голос Котляревского. – Терешкевич, Коротков, занять широкий склон! Клюкин, вы слева! Капитан Вихляев, на правый фланг!
Заголосили ротные командиры. Забегали, засуетились егеря с мушкетёрами, вставая на свои позиции. Кто не успел зарядить ружья, как Мансурадзиев, сейчас энергично работал шомполом.
Забив пулю в ствол, Давид взобрался на гребень вала. Глянул вниз. Там вдоль берега медленно продвигалось каре. До холма ему ещё топать и топать. А неприятельская конница уже летела, неслась прямиком на выставленные русскими штыки.
Склоны холма, насколько хватает глаз, сплошь усеяны персами. Карабкаются вверх и палят почём зря…
Фьють! Фррр! Слышно пролетающие мимо пули. Одна попала-таки в шляпу, сбив её с головы бывшего поручика.
- Цельсь! – командует, наконец, Клюкин.
Отмашка шпагой с резким выкриком. Давид стреляет вместе со всеми. За дымом не видно, попал или нет. Скатывается с бруствера, уступая место другим егерям. Выхватив патрон из подсумка, откусывает пулю…
Надо быстрее зарядить. Врагов много. Бей – не хочу.
Снова на гребень. Выстрел, и опрометью вниз. Патрон уже в руке.
…Он потерял счёт, сколько сделал подъёмов и спусков. Чувствовал себя механической куклой. Руки сами по себе обращались с ружьём. Ноги в нужный момент вставали на ступень. Спина распрямлялась. Уже начинало казаться, что бой идёт целую вечность и вряд ли когда-нибудь кончится.
В очередной раз выглянув из-за бруствера, Давид удивился, как близко подобрались персы. Уже лица можно различить.
- Огонь по готовности! - Клюкин с обнажённой шпагой шагнул на бруствер. - Штыки к бою!..
И вдруг упал, словно подкошенный, скатившись под ноги егерям.
Подбежать бы, глянуть, живой ли. Но секунду спустя стало не до него.
Пальнув прямо в лицо возникшему перед ним персу, Мансурадзиев заорал, что было мочи. Поднялся в полный рост и, выставив перед собой ружьё, кинулся вниз. Боковым зрением заметил раскачивающиеся штыки других солдат. Слышал хриплое «ура» слева и справа. Колол и бил прикладом всех, кто попадал под руку. Дорвался, что называется. Вот она, минута славы. Нет ничего краше, чем геройская смерть в бою. Отец будет им гордиться...
Подоспела подмога. Рота егерей капитана Карачева из каре. Ни ахти как много, но персы не выдержали, отступили, оставив на подступах к высоте кучу своих мертвецов.
Офицерам пришлось приложить немало усилий, чтобы вернуть солдат, слишком увлечённых погоней. Поручик Савченко вместе с Мансурадзиевым глотки надорвали, пока до каждого докричались, отправив обратно к холму. Сами шли последними. Торопились, как могли. Каре, отбив конную атаку, маршировало уже у подножия. Значит, пора брать следующую высоту.
Савченко зажимал рану на правом плече. Весь рукав и перчатка в крови.
Споткнулся, едва не упав. Застонал.
- Терпи, генацвале Никифор, - подхватил его Давид. - Совсем немного пройдём и наверху будем. Там тебя подлатают...
Мансурадзиеву, в отличие от поручика, несказанно повезло. На нём ни царапины. Вот сейчас поможет своему товарищу, сдав лекарю с рук на руки, и снова в бой.
Лекаря полка, титулярного советника Пилкевича, нашли сразу за валом. Перевязывал ногу капитану Клюкину. Щуплый мужичок с торчащими в разные стороны седыми кудрями, он успевал повсюду. Казалось, не было в полку раненых, которым бы не помог Пилкевич. На каждом его бинты, не говоря уже о неизменном запахе медикаментов.
Рядом с Клюкиным сидел капитан Карачев. Раскачивался взад-вперёд, лелея прижатую к груди левую руку с туго забинтованной кистью. Передав поручика лекарю, Давид поспешил к егерям, уже строившимся в сторонке под монотонные команды Котляревского. Жив командир! Слава богу. За ним солдаты в огонь и в воду пойдут. Даже теперь, несмотря на усталость, готовы немедленно кинуться в драку.
- Вперёд, - коротко бросил майор, и волны редких шеренг послушно потекли вниз по склонам.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 26.11.2015, 12:42 | Сообщение # 64
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 22, в которой Лисаневич бросается в погоню за бегущим врагом
13 июня 1806 года
Карабаг, Ханашинское ущелье
Бой начинался вполне предсказуемо. Штуцерники Котляревского, усиленные гренадерами Тифлисского мушкетёрского полка, с ходу сбили неприятеля с первой высоты.
Персы то ли озлобились, то ли посчитали эту высоту ключевой. Ринулись яростно её отбивать. Налетели всей толпой. В одно мгновение Котляревский вдруг оказался отрезан от основных сил. Батальон Карягина в передовом фасе, равно как и всё каре, был занят отражением наседающей персидской конницы. Встретили её дружным огнём, а потом и штыками.
Всадники кружили, пытаясь прорваться то с одной, то с другой стороны. Даже до заднего фаса добрались, но там умело действовал поручик Вербицкий. Стоило персам приблизиться, он тут же потчевал их меткими залпами. Самых ярых, кому повезло уцелеть от пуль, брал в штыки. Словом, нигде персам не улыбнулась удача, хоть и старались они преизрядно. Насилу отогнали. А на холме по-прежнему гремели выстрелы. Склоны покрывал живой шевелящийся ковёр из атакующих.
- Ваше превосходительство! - Рядом с Карягиным осадил коня поручик Павленко. - Приказано направить на высоту роту егерей.
Ослабить себя? Рискованно. Вражеская конница далеко не ушла. Периодически возвращается и постреливает. В любой момент может опять всей силой навалиться. Охотникам, однако, помощь не повредит. Им нужнее.
- Капитан Карачев! - позвал полковник ближайшего ротного командира. - Берите своих егерей и бегом на высоту в распоряжение майора Котляревского.
- Слушаю! - козырнул капитан.
Передний фас поредел на одну роту. Это притом, что практически не понёс потерь. М-да, вот вам и парадоксы войны.
Уже на подходе к холму Карягин увидел, как персы бегут под натиском русских штыков. Молодцы ребята! Одолели-таки басурман.
Довольно большая часть отступающих подалась вправо, но там их встретили егеря капитана Вихляева, буквально расстреливая неприятельских солдат в спины.
Высота пройдена. Персы пытаются закрепиться на следующей. Их на вершине всё больше, и подходят ещё. Толпятся так, что невозможно сосчитать.
Котляревский уже повёл охотников на штурм. Затрещали выстрелы. Несколько раз грохнули фальконеты. Ожесточённая схватка.
Неприятель держится до последнего, до рукопашной. А когда в дело вступают штыки, русские берут верх.
Врага опрокинули. Он закрепился на другом холме, но и оттуда был сбит. Это повторилось ещё дважды. В конце концов, после пятичасового сражения Аббас-Мирза, потеряв порядка тысячи солдат, бежал. Русские батальоны остановились, лишь когда ущелье было полностью очищено.
- ...Мы захватили два фальконета, - докладывал Карягин генералу итоги боя. - Наши потери составили восемь человек убитыми и пятьдесят шесть ранеными.
- Твои офицеры хоть все целы?
- Четверо раненых, а так все в строю.
- Хорошо. - Небольсин прошёлся взад-вперёд. - Но персиян оставлять не след. Надобно до самой границы гнать.
- Понимаю, Пётр Фёдорович. Только людям потребен отдых.
- Знаю. Потому не мы пойдём, а Лисаневич. У него в Шуше свежий батальон. Сколько там егерей?
- Девятьсот можно смело направить.
- Пусть прихватит Джафар-Кули-бека. С ним двести пятьдесят конников.
- Ещё и две сотни пеших армян, - добавил полковник.
- Вот-вот. Не помешают. Пусть поторопится, не то натворят нам делов эти персияне. Они нынче лютые.
- Надо полагать, - усмехнулся Карягин. - Так по мордасам получили, что век теперь не оправятся.
- Ох, Павел Михайлович, твои бы слова да Богу в уши, - тяжко вздохнул Небольсин. Оптимизма полковника после столь славной победы он почему-то не разделял. - Не эти басурмане сунутся к нам, так другие, к бабке не ходи. Лезут вечно, кому не лень. Всё неймётся им. Сидели бы дома на печи, так нет же. Войну подавай...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 26.11.2015, 12:43 | Сообщение # 65
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
20 июня 1806 года
Карабаг, река Мигра неподалёку от Нахичеванской границы
Шли день и ночь. Три дня без продыху.
От самой Шуши Лисаневич вёл свой отряд форсированным маршем в стремлении настичь врага. Он жаждал схватки. Ни о чём больше думать не мог.
Крикливые чинуши из дворца, все в один голос обвиняли его в смерти хана. Тот, мол, не замышлял ничего дурного. Просто выехал на природу со своей семьёй подышать свежим воздухом. А русский Дели-майор взял и убил правителя, возомнив, что Ибрагим намерен переметнуться к персам. Ханская измена, видите ли, всего лишь плод его, Дмитрия, излишней подозрительности. Никто, почему-то, и словом не обмолвился о бедняжке Султанет…
Мехти-Кули туда же. Волком смотрит. Конницу не даёт.
Открыто вражду не проявлял, но это, судя по всему, не за горами. Наверное, и продовольствием бы не помог, не вмешайся Джафар… Между ним и дядей после тех событий словно кошка пробежала. Мехти был уверен, что хан пострадал безвинно. Джафар же напрямую заявлял, что не позволит покрывать предательство деда, и всячески старался содействовать русскому гарнизону.
Вот и сейчас вместе с батальоном Лисаневича по горным дорогам скачет, преследуя своих же кровных родственников – Абул-Фетха, Фази-бека и Мирзу-Али-бека. С ними порядка четырёх тысяч персов. Спешат к Ордубату, чтобы там уйти за Аракс. И народ угоняют с насиженных мест. Хотят в Персию переправить.
Нет уж, дудки! Надо их догнать, во что бы то ни стало. Догнать и покарать сурово, со всей злостью, что засела в окаменевшем сердце Дмитрия с тех самых пор, как выпустил из слабеющих рук мёртвое тело любимой девушки. Он оправдает своё имя. И пусть враги разбегаются в страхе, зная, что по их следу идёт воистину сумасшедший Дели-майор…
О планах изменников стало известно вчера, когда прибыли в Копан. Лисаневич немедленно поднял не успевший толком отдохнуть отряд и снова погнал его в ночь, надеясь нагнать врага.
Уже до верховьев Мигры дошли. Скоро граница с Нахичеванью покажется.
- Они верстах в трёх отсюда, - сообщил радостный Джафар, получив доклады от высланных вперёд разъездов. – На горе стоят, у леса.
Глянув на светлеющее небо, Лисаневич скрипнул зубами. Успеть бы, пока не снялись.
- Поднажми, братцы! – крикнул усталой колонне и сам пришпорил коня.
И без того налегке топают. Ни орудий тебе, ни обоза тяжёлого. Провианта - самый что ни на есть минимум. Боезапаса тоже. Вся надежда на штыки, решимость и быстроту.
За полверсты до персидского лагеря Дмитрий построил егерей в линию. Подозвал ханского внука, сказав:
- Разверни армянскую пехоту за моими солдатами. Конницу поставь на флангах. Я подкреплю её пешими фланкерами.
Хоть и не всё понял Джафар-Кули, однако же отправился выполнять приказ. Да, он старше по званию, но командует здесь Дели-майор. У него куда больше опыта в подобных делах. Главное Джафар уяснил — его всадники зайдут с боков.
Остаток пути отряд Лисаневича проделал развёрнутым строем. Гору с длинной, пологой вершиной, занятую неприятелем, они увидели, когда над горизонтом показался край солнечного диска.
Их тоже заметили. Персы спешно готовились к обороне.
Стоило подойти на ружейную дистанцию, как загрохотали выстрелы.
- Открыть огонь! - Дмитрий скакал вдоль шеренг, не обращая внимания на пальбу.
Прямая спина, холодный взгляд. Шпага в опущенной руке. Можно подумать, его пуля не берёт.
Шеренги дали залп и продолжили наступление.
- Конница! В атаку!
Всадники Джафара с двух сторон ринулись к вершине.
Пехота всё ближе. Зловеще сверкают опущенные штыки. Персы мечутся в панике. Бегут, бросая оружие. Спешат укрыться в густом лесу под горою. Русские преследуют эти беспорядочные толпы, пока неприятель не теряется из виду, словно растворяясь в непроглядной чаще. Вылавливать его среди плотно растущих деревьев себе дороже. Там дальше Аракс, а за ним Персия.
- Трубить отбой, - устало бросает Лисаневич.
Под завывания валторн дрожащей рукой утирает взмокший лоб. Оглядывает поле боя. Среди убитых одни персы. Человек сто лежит.
Мало. Надо десять, двадцать раз по столько. А лучше, чтобы там ещё Аббас-Мирза был со своим папашей в придачу и всеми карабагскими беками, перешедшими на их сторону.
Чёрт, как же он устал! Как надоела эта дьявольская война...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 26.11.2015, 12:45 | Сообщение # 66
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
23 июня 1806 года
Карабаг, лагерь русских войск у Аскарана
- Аукнется нам ещё эта смерть. - Небольсин в раздражении стукнул кулаком по толстому шесту, подпиравшему шатёр. - Угораздило же Лисаневича прихлопнуть карабагского владетеля. Кто теперь его место займёт?
- Мехти-Кули, кто ж ещё, - фыркнул Карягин.
- Да не о том я, - отмахнулся генерал. - Гарнизоном в Шуше командовать кого назначим? Надеюсь, понимаешь, что Лисаневича увозить надо?
Полковник вздохнул:
- Уж понимаю, Пётр Фёдорович. Как тут не понять. Обозлилась на него знать местная. Заберём от греха подальше. А над гарнизоном Котляревского поставь. Он справится.
- Согласен. Хороший офицер... А ведь ты верно заметил. Ханом должен Мехти-Кули стать. Ведь он самый старший?
- Да, после смерти Мухаммеда, отца Джафара. Но, ежели быть до конца откровенным, я предпочту видеть на ханском троне Джафар-Кули-бека. Он единственный, кто безоговорочно предан России.
- Не преувеличиваешь? - Генерал недоверчиво нахмурился.
- А чего тут преувеличивать. Ты внимательнее глянь. Кто всячески помогает Лисаневичу? Мало того, что конницу постоянно даёт, дак ещё и сам в баталиях бьётся.
- Насколько я знаю, Мехти тоже воевал. Не он ли с Цициановым на Баку ходил?
- Твоя правда. Только даже покойный Павел Дмитриевич, царствие ему небесное, нелестно высказывался о Мехти-Кули-аге и его конниках. Говорил, что нет к ним веры.
Небольсин схватился за голову:
- Господи! Ну что за сволочной народ. В глаза речами сладкими встречает, а спиной повернёшься, так и норовит нож воткнуть.
- Дело не в народе, а в его правителях.
- Так-то оно так... Смотри, что творится. Шекинский хан взбрыкнул, наших людей поубивал. Селим-хана бы к ногтю прижать, да не до него нынче. Принц Александр в Грузии смуту поднимает. И ведь его слушают. Вот как татарам верить?
- Зато Мустафа-хан к Селиму не примкнул, и льстивым посулам персиян отпор дал. Вышвырнул их из Ширвана. Хотя последним договор подписывал. Не без принуждения, смею заметить. Однако ж остался нам верен.
- Да уж. В отношении Мустафы я, честно сказать, сильные сомнения имел. Что ж, приятно удивлён. Теперь, правда, Аббас-Мирза на него зол. И во что это выльется, никому доподлинно не известно. Во всяком случае, в Ширванском ханстве прольётся-таки много крови.
- Прольётся. Это к бабке не ходи. Вместо нынешнего правителя Аббас-Мирза попытается посадить на престол его брата, Касима. Тот более благоволит к персиянам.
- Опять твой Вани на хвосте принёс? - усмехнулся Небольсин.
- Точно так, ваше превосходительство, - в тон ему хохотнул полковник. - Уж не знаю как у него получается знать всё и обо всём, но если бы не этот армянин, чую, был бы я глух и слеп.
- Ну-ну, не прибедняйся. Сам тоже хорош... В общем, нужно возвращаться в Елизаветполь, Павел Михайлович. Здесь мы все дела уладили, пора и честь знать. Дождёмся твоего Лисаневича и вместе с ним в путь.
- Дальше-то что?
- А дальше приказа ждать. Скоро в Тифлис должен прибыть граф Гудович, новый главнокомандующий. Думаю, приказы не за горами. Правда, идут несказанно долго.
Посмотрев на кислую физиономию Карягина, генерал весело рассмеялся.
Он знал, что новый порядок передачи распоряжений совершенно не устраивает шефа егерского полка. Если при Цицианове любой командир отряда мог напрямую рапортовать главнокомандующему и получать от него приказы, то теперь всё шло по инстанции. Начальник отряда слал доклад командиру бригады, тот — начальнику дивизии, а уже от него бумага ложилась на стол главнокомандующего. Так же, только в обратном порядке, направлялись ответы. На это уходила куча драгоценного времени.
- Ну, будем действовать по обстановке. - Небольсин успокаивающе похлопал полковника по плечу. - Где наша не пропадала...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Воскресенье, 29.11.2015, 20:14 | Сообщение # 67
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 23, в которой русский отряд выступает навстречу Аббас-Мирзе
30 сентября 1806 года
Ширванское ханство, переправа через Куру у Зардоба
В комнату, придерживая локтем дверь, протиснулся Павленко. В руках он держал накрытый салфеткой серебряный разнос, на котором стояла большая чашка на блюдце и пиала с баранками. Над чашкой вился парок.
- Павел Михайлович, а я вам чайку заварил. Поднимайтесь, попьёте, пока горяченький.
С кряхтением Карягин сел в постели. Его уже второй день бил нестерпимый озноб. Лихорадка, чтоб ей пусто было.
- Спасибо, Матвей, - сказал, кутаясь в плед. - Никак не могу согреться. Хоть весь самовар выпей. Потею только, почём зря.
- А вот и не зря. - Поставив разнос на табуретку возле кровати, адъютант подал чашку. - Медик сказал, хорошо, мол, что потеете. Через это дело хворь и уходит.
- Надеюсь, а то приказ так и не выполню...
Приказ был предельно прост. Переправиться через Куру в Ширван. Если персы отступят, остановиться на реке Тертер у Берды. Если окажут сопротивление, оттеснять их к Араксу и идти к Джевату.
Аббас-Мирза, так и не добившись расположения Мустафы, двинул свои войска через его ханство на соединение с изменившими шекинцами. В конце августа он появился близ Шемахи, увёл жителей, которых Мустафа не успел переселить в горы, и собирался встретить Селим-хана у Гокчая. Мустафа-хан заперся, как обычно, в Фит-Даге, откуда просил русских о помощи. Небольсин с Карягиным к тому времени вернулись в лагерь на реке Кюрек-чай. Идти навстречу Аббас-Мирзе всей силой не позволял недостаток продовольствия. Даже если бы его хватало, где взять столько вьючных быков с погонщиками? Их больше восьмисот понадобится. И подводы под больных, без коих никак не обойтись в походе. Ещё поджидай, когда всё это пришлют из Грузии. А потом двадцать переходов топай до Джевата в неимоверно растянутой колонне, с обозом, ничуть не меньшим, нежели сами войска.
Решено было послать небольшой отряд в тысячу штыков. Командовать этим «летучим отрядом», как назвал его Небольсин, генерал поставил Карягина. Тот взял свой шефский батальон, две роты Тифлисских мушкетёров, полсотни артиллеристов при пяти орудиях и тридцать казаков Сидорова полка. По пути в Ширван к нему должны были присоединиться ещё сто егерей с пушкой и карабагской конницей из Шуши. Егеря-то появились, выступив навстречу двадцать второго сентября. А вот конницы так и не дождались. Мехти-Кули не дал, сославшись на то, что ждёт нападения персов со стороны Мугана. Так что «летучим» отряд получился всего наполовину.
Но беда, как известно, не приходит одна. В Зардобе Карягина свалила болезнь. Совсем ослаб, не мог в седле держаться. Больного шефа поместили в доме одного из местных меликов. Здесь хоть очаг имелся. Можно старые косточки погреть. Командование отрядом пришлось поручить Лисаневичу.
- Вас там подполковник Лисаневич дожидается, - проворчал адъютант, явно недовольный тем, что больному не дают отдохнуть.
Не понимает по молодости своей, что человек полноценно живёт, лишь когда истинно полезен, а не лежит без дела, развалюха развалюхой. Ну, ничего, станет старше, сообразит.
- Зови.
- Да куда вам, ваше превосходительство...
- Зови, говорю. Ишь, перечить мне вздумал.
Обиженно поджав губы, поручик вышел из комнаты.
Карягин осторожно прихлёбывал чай. По телу медленно растекалось тепло. Дрожь, вроде бы, начинала потихоньку отпускать.
Лисаневич появился тотчас. Короткий поклон и столь же короткий, по-деловому сухой доклад:
- К выступлению готов.
Ещё до прибытия к переправе стало известно, что Аббас-Мирза снялся с окрестностей реки Ак-су, где стоял с войсками, и теперь медленно уходил в сторону Мугана. Преследовать его задачи не было. Но в Ширван лучше войти, раз уж они здесь. А то, чего доброго, вернутся персы да начнут бедокурить. Вот и решили отправить вперёд Лисаневича с четвертью отряда и двумя орудиями.
- Выступаете к Джевату, на соединение с ширванским ханом, - напомнил Карягин. - Вани с письмом уже на пути к Мустафе. Я, дай бог, поправлюсь, тоже за вами выйду...
- Лечились бы лучше, Павел Михайлович. Думаю, моего присутствия в Ширване будет вполне достаточно.
- Выполняйте. - Шеф лишь отмахнулся и плотнее закутался в плед.
И чего все носятся с ним, как с писаной торбой? Он что, дитя малое, которое не в состоянии о себе позаботиться?..
Отвесив прощальный поклон, Лисаневич вышел за дверь. Стремительно пронёсся мимо насупленного адъютанта, едва не задев того плечом.
И этот недоволен. Чем?
Ох, недолюбливают его штабные. Смотрят косо. Всё из-за истории с Ибрагим-ханом и его семьёй. Заставили рапорт писать Гудовичу с подробным изложением событий. Поверит ли граф? Если даже Карягин, и тот сказал: «Не понимаю ваших действий, Дмитрий Тихонович. Неужто нельзя было поступить по-другому?»
Будто бы Дмитрий не задаёт себе этот же вопрос изо дня в день. Он первый, кому хочется, чтобы всё сложилось иначе. Чтобы Султанет осталась жива.
Чем учить уму-разуму, взяли бы да сами попробовали управиться. Задним-то умом всякий крепок. А окажись там...
На улице подполковник на ходу надел шапку и запрыгнул в седло. Сразу взял с места в карьер. Двести пятьдесят егерей, отобранных для похода, уже ждали его на берегу.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Вторник, 01.12.2015, 12:47 | Сообщение # 68
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
23 октября 1806 года
Шекинское ханство, Нуха
Известие об отступлении Аббас-Мирзы в Муган застало Небольсина в тот момент, когда он со сводным отрядом из частей Троицкого и Тифлисского мушкетёрских полков, следуя за Карягиным, подходил к Ширвану. Понимая, что врага не перехватить, генерал развернул колонну к шекинской границе.
Граф Гудович ясно дал понять — Селим-хана в любом случае должно привлечь к ответу. Ради этого даже в Тифлис приехал, не смотря на свою болезнь. Пластом лежал во Владикавказе, будучи не в состоянии преодолеть горы верхом. Распорядился везти себя на носилках.
Правда, многое было сделано до его прибытия, когда сразу после гибели Цицианова во главе русских войск встал командующий Кавказской линией генерал Глазенап. Он успешно боролся с горскими племенами, выполнив свою главную задачу - отвлечь дагестанские народы от вторжения в Грузию, и твёрдо стоял на кумыкской равнине. Но теперь душа подло убитого князя требовала отмщения. Впору пришлась программа, составленная министром иностранных дел Чарторыйским для будущего наместника на Кавказе. Она прямо предписывала: «...Сделать экспедицию в Баку, не отлагая оную далее как до настоящего лета, ...по взятии города навсегда лишить Гусейн-Кули-хана и его наследников Бакинского ханства в наказание за злодейский его поступок. После чего приступить к учреждению новой линии на Куре, связывая оную военными постами и укреплениями даже до Елизаветполя. Город Сальяны, при устье Куры лежащий, и урочище Джеват, при слиянии Куры и Аракса, занять войсками и построить там укрепления, дабы открыть свободное плавание по Куре мелким и плоскодонным судам…»
Вышедшая из-под пера ещё в апреле, программа эта дошла до Глазенапа лишь в конце мая.
Новый главнокомандующий пока не назначен. Лето на дворе. Если ждать, можно проваландаться до глубокой осени. А там зима. И неизвестно как изменится обстановка. Словом, генерал решил действовать.
Путь в Баку лежал через Дербент, укреплённый город, входивший в оборонительную систему «Каспийских ворот». Громадная крепостная стена поперёк бутылочного горлышка между морем и горными отрогами, близко подступающими к берегу. Путь более кружной, нежели по Кавказскому хребту, но доступный в любое время года. Только как его взять с теми немногочисленными силами, коими располагал командующий? В отряде меньше полутора тысяч пехоты при девяти орудиях. Кавалерии примерно столько же. Но генерал рискнул, призвав на усиление Суздальский полк, назначенный следовать в Грузию. Ничего, Тифлис подождёт. Он пока вне опасности. Никуда Суздальцы не денутся, прибудут к месту чуть погодя.
Выступили второго июня, когда в далёком Петербурге был, наконец, назначен кавказский наместник, а в Карабаге Небольсин готовился отразить вторжение персов. Приготовления велись в строжайшей тайне. Никто кроме нескольких приближённых командующего не знал о конечной цели похода. Да и вряд ли кому пришла бы в голову мысль о том, что сравнительно небольшой отряд русских покусится на крепость, которую некогда осаждали целыми армиями.
Одновременно к Баку по морю шла Каспийская флотилия. Она обеспечивала подвоз провианта и поддержку десантом.
Быстро продвигаясь, отряд переправился через Сулак и остановился у Тарки, немало смутив своим внезапным появлением Шамхала таркского. Тот, хоть и был чрезмерно недоверчив, всё же вышел навстречу. Причём, в мундире русского генерал-адъютанта, с повязанной через плечо Александровской лентой. Глазенап, зная тщеславие местного правителя, представился по всей форме, оказав подобающие почести. Шамхал тут же растаял и почти сразу согласился присоединиться к походу. Главным аргументом, побудившим его на это, стала возможность усесться на ханский трон Дербента. Дело в том, что жена Шамхала, Чиган-ханум, являлась дочерью умершего дербентского владетеля Фет-Али-хана, а значит, и его прямой наследницей. Теперь же ханством управлял Ших-Али, сын рабыни-наложницы. В отличие от него Чиган-ханум была законнорожденной. Ших-Али-хан вёл распутную жизнь и слыл жестоким правителем, в связи с чем народ его недолюбливал. Этим умело воспользовался Шамхал таркский. Он не только пошёл с русскими, усилив их своей конницей, но ещё и всячески поддерживал народные волнения, подстрекая к открытому восстанию. Неудивительно, что в городе вспыхнул мятеж, стоило Глазенапу приблизиться к дербентской границе. Оставшийся без поддержки Ших-Али бежал к Сурхаю казыкумыкскому в надежде найти там защиты.
В шестидесяти верстах от Дербента русских встретила депутация почётных беков с нижайшей просьбой отправить вперёд хотя бы часть кавалерии, чтобы скорее занять город. Боялись, что вдруг вернётся Ших-Али с наёмными лезгинами.
Глазенап колебался. Свежа ещё в памяти мученическая смерть Цицианова, поверившего бакинцам. Ехать вызвался генерал Лихачёв.
- Возьму шесть сотен казаков и одно орудие, - сказал он. А напоследок, когда прощался с офицерами, провозгласил: - Честь – мой Бог. Я умру охотно, если должно, чтобы я умер для пользы моего отечества.
Преодолев за ночь оставшееся расстояние, Лихачёв на утро двадцать второго июня был уже под стенами Дербента. Не въезжая в город, подозвал казака:
- Скачи к бекам. Скажи, чтобы весь народ вышел к нам навстречу.
Они вышли. В сопровождении толпы жителей Лихачёв спокойно, с подобающим русскому генералу достоинством въехал в городские ворота. Дербент покорился без единого выстрела. На следующий день подошли основные силы. Столетний старец торжественно поднёс Глазенапу серебряные ключи от города. Генералу шепнули, что этот же дед вручал их когда-то Петру Великому и графу Зубову. Под развивающимся над цитаделью русским знаменем жители Дербента присягнули на вечное подданство российскому государю.
Пришлось, правда, задержаться в городе больше, чем на месяц. Во-первых, ещё не подоспели Каспийская флотилия и Суздальский полк. Во-вторых, Сурхай-хан и Ших-Али-хан сообща собирались напасть на Дербент. К ним на помощь спешил персидский отряд числом в две тысячи сабель с четырьмя орудиями в придачу. В окрестностях города уже появились передовые неприятельские партии. Но Глазенап их быстро разогнал, выслав два небольших отряда под командованием генералов Мейера и Дехтярёва. Те заставили персов отступить в Муганскую степь.
Тем временем охваченные паникой Куба и Баку начали слать представительные депутации, уговаривая принять их в русское подданство. На воре, как говорится, и шапка горит. Подходящий момент, чтобы продолжить победоносное шествие. Глазенап совсем уж было решился идти в Бакинское ханство, не дожидаясь ни Суздальского полка, ни Каспийской флотилии. Но граф Гудович, прибывший накануне в Георгиевск, приказал никуда не двигаться и ждать его дальнейших распоряжений в Дербенте.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Среда, 02.12.2015, 19:21 | Сообщение # 69
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Наказать бакинцев за изменническое убийство князя Цицианова довелось лишь теперь. Правда, сделал это уже генерал Булгаков, принявший командование дербентским отрядом после Глазенапа, вынужденного уйти в отпуск. Ну, не любит Гудович этого лифляндца, что тут поделаешь.
Булгаков отправился к Баку в начале сентября. Перед этим послал туда прокламацию, предложив сдаться. В противном случае грозил разрушить город до основания. С ответом к нему пришёл Казим-бек, один из влиятельнейших людей ханства.
- Гусейн-Кули-хан взывает к всепрощению, - сказал чиновник. - Если же он такового не получит, город будет защищаться до последней крайности, ибо народ без воли своего хана ни к чему не приступит.
На что Булгаков ответил:
- Передайте хану, что ему нечего беспокоиться за свою участь.
В знак доверия генерал отправил с Казим-беком своего сына, бывшего при нём в чине подполковника Борисоглебского драгунского полка. В Баку выяснилось, что хан сбежал. Город гудел, словно потревоженный улей. Взволнованные жители собирались толпами, не смотря на поздний час. Голосили, готовясь к самому худшему. Видя такое дело, молодой Булгаков принялся разъезжать по улицам верхом, вещая везде, что прислан успокоить бакинский народ и объявить о прощении. Мотался всю ночь, ежеминутно, на каждом шагу рискуя своей головой. Люди глядели с недоумением. Русский офицер, свободно, без какого-либо конвоя разъезжающий по городу, был им в диковинку. Однако Булгаков своего добился. Утихомирил жителей, и те со спокойным сердцем разбрелись по домам.
На другой день, едва завидев приближавшийся русский отряд, горожане всем скопом высыпали за стены. Впереди шествовали армянские духовники, муллы и почётные беки во главе с Казим-беком. Последний произнёс приветственную речь, после чего передал генералу ключи от крепости, а также десять городских знамён, склонённых к земле.
- Гусейн-Кули-хан бежал, бросив нас на произвол судьбы, - закончил свою речь Казим-бек. – От имени бакинского народа всемилостивейше прошу пощадить город и его жителей.
Густые толпы бакинцев замерли в ожидании ответа. Гробовая тишина повисла над морем покорно склонённых голов.
Когда Булгаков громогласно провозгласил о помиловании, воздух взорвался радостными криками. Со стен грянул пушечный салют. Сопровождаемый ликующим народом, отряд въехал в цитадель, над которой, спустя короткое время, взвилось русское знамя. Бакинского хана объявили низложенным со всем его потомством, а народ был приведён к присяге на верность Его Императорскому Величеству.
Случилось это третьего октября. Небольсин же восемнадцатого числа миновал селение Булат. Через три дня, переправившись через Ахри, вышел к деревне Кошлах. На утро, едва начав движение, столкнулся на реке Кищан с толпами шекинцев. Те сразу атаковали. Построив отряд в каре, Небольсин продолжал идти вперёд, прокладывая путь огнём и штыками. Бой не прекращался с восьми утра до самого вечера. За это время отряд вплотную приблизился к Нухе, в стенах которой и нашла укрытие изрядно потрёпанная конница Селим-хана.
Переночевали, разбив перед городом лагерь. А на рассвете Небольсин построил батальоны для штурма.
Сидя верхом, генерал оглядывал раскинувшуюся перед ним живописную картину. Столица Шекинского ханства уютно примостилась у истока небольшой горной речки. Повсюду сады из ореховых и тутовых деревьев. Летом крыши домов, наверняка, утопают в густой, разросшейся зелени. Старая крепость на высоченном холме возносит к небу зубцы массивных каменных башен. К ней примыкает ханский дворец, построенный в причудливом стиле роскошной персидской архитектуры. Небольсин много слышал о нём. Чего стоят одни мраморные фонтаны в окружении плакучих ив. А цветные стёкла в узких оконцах, и отделанные кусочками зеркал потолки? Ещё и причудливая лепнина многочисленных карнизов, дверей, окон и каминов. Не хотелось разрушать столь красивое место. Потому генерал, прежде чем идти на приступ, отправил Селим-хану предложение о сдаче. Не даром же тот ещё в сентябре прислал всеподданнейшее прошение, в котором винился и умолял вновь принять его в услужение России, рассыпаясь в обещаниях «не жалеть своей жизни на пути рабства и служения».
Однако в этот раз явиться с повинной головою Селим наотрез отказался. Что ж, это его выбор. Следовательно, штурму быть.
По сигналу батальонные коробки пошли вперёд. Ударили орудия, затем ружейные выстрелы.
Скорее добраться до вала, которым окопаны неприятельские пушки. Чем ближе к его подножию, тем слабее пальба.
Штыки наперевес. Барабанщики бьют дробь. Теперь с разбега на откос, и вал взят...
Перед фронтом наступающих шеренг вдруг взметнулось пламя. Встало высокой, чадящей стеной, охватив кольцом городские укрепления.
- Бить атаку! Не останавливаться! - прокричал Небольсин.
Сейчас любая заминка грозила гибелью. Войска на открытой местности, как на ладони. Постреляют солдатиков, пока те на месте топчутся. А потом назад побегут.
Затихшая, было, барабанная дробь зазвучала громче, снова набирая силу. Первая шеренга решительно рванула сквозь пламя. За ней вторая, третья...
Сердце генерала бешено билось, грозя вырваться из груди. В прорехах огня и дыма он видел спины солдат, поднимавшихся на вал. Их становилось всё больше. Перекрывая грохот стрельбы, над полем брани пронеслось раскатистое «ура».
Через считанные часы город пал. Но как ни хотел Небольсин захватить Селим-хана, сделать это ему не удалось. Мятежный правитель скрылся, повторив судьбу дербентского и бакинского ханов, лишившихся своих владений.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 03.12.2015, 10:38 | Сообщение # 70
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Взялся более тщательно изучить биографию одного из второстепенных персонажей - князя Воронцова М.С.
Выяснил, что их род вообще-то был графским до 1845 г. Так что князем в ту пору его не именовали.
Во-вторых, при Цицианове он находился с 1803 по май 1805 г., после чего вернулся в роднойной Преображенский полк и долгие годы воевал в Европе.
Накладочка, однако. Ведь у меня Воронцов сопровождает Цицианова везде, вплоть до его смерти под Баку.
Придётся заменить его другим.
Кто-нибудь знает адъютанта главнокомандующего на тот момент?
Возможно, это князь Эристов, как утверждает Потто, который мог и приврать ради красного словца. По Эристову очень мало сведений в общем доступе(((
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Воскресенье, 06.12.2015, 19:26 | Сообщение # 71
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 24, в которой Карягин выполняет неприятное поручение
06 декабря 1806 года
Грузия, Елизаветполь, штаб-квартира шефа 17-го Егерского полка
Почти два месяца отряд Карягина торчал в Джевате, обеспечивая безопасность Ширвана. Или, как говорилось в предписании Небольсина, отправившегося покорять мятежную Нуху: «...Для диверсий и наблюдения за персидскими войсками».
Весь поход шеф проболел. Хворь то отступала, то наваливалась по-новой, не позволяя поднять голову. Затуманивала рассудок. Одному богу известно, почему он тогда не помер. Особенно по дороге назад.
Из Джевата вышли двадцатого ноября. Погода, мягко говоря, не баловала. То мокрый снег, то дождь. В придачу ко всему пронизывающий ветер. Оттого и больных почти полторы сотни везли, порядка пяти десятков из которых умерло в пути.
Через Куру опять переправлялись у Зардоба. Оттуда Карягин отослал роту егерей с орудием обратно в Шушу, а сам двинулся к Елизаветполю. Сюда добрались лишь четвёртого декабря. Усталые, измождённые. И шеф не лучше. Ему бы в постель, да лечиться, так нет же, дел полно. Будто без Карягина решать их некому...
Придерживая левой рукой шпагу, а правой прижимая к боку снятую шапку, Лисаневич шагнул в распахнутую адъютантом дверь и вытянулся, молча глядя на высокое начальство.
В кабинете помимо полковника, жавшегося к источающему жар камину, сидел Рени, майор из Троицкого мушкетёрского полка. Первый смотрел устало, второй с любопытством.
Зачем вызывали-то?
- Присаживайтесь, Дмитрий Тихонович, - начал надтреснутым голосом Карягин. - Разговор у нас ожидается долгий.
Понимая, что придётся запастись терпением, подполковник сел на предложенный стул. Незаметно перевёл дух, толком не зная к чему готовиться. Понижение в должности? Или сразу отставка? По какому поводу?..
- Мне предписано произвести над вами следствие по делу об убийстве Ибрагим-хана.
Вот оно что. Не оставили, значит, его в покое. Хотят всё-таки дожать. Интересно, кто постарался? Не иначе, опять Мехти-Кули приложил свою подлую руку. Хан уже, как-никак. Ещё одиннадцатого дня прошлого месяца дал присягу в Тифлисе по всем причитающимся правилам в присутствии Гудовича.
- Главнокомандующий назначил меня председателем комиссии по расследованию сего случая, - медленно продолжал Карягин. Такое назначение, судя по кислому выражению лица, никоим образом его не радовало. Впрочем, это вполне могло быть и следствием перенесённой болезни. - В комиссию также входят подполковник Котляревский, который, как вы знаете, находится в Шуше, и присутствующий здесь майор Рени.
Что ж, за Котляревского Дмитрий спокоен. Отличный боевой офицер. Подполковником стал после сражения при Ханашине. Убеждать в своей правоте того не придётся, поскольку Пётр сразу встал на сторону Лисаневича. Шеф же занимал прямо противоположную позицию. Вечно недоволен, как в своё время Цицианов. От немилости одного начальника бог отвёл, зато второго теперь натравливает. А мушкетёрский майор вообще тёмная лошадка. Почти не знаком. Непонятно, кому симпатизировать будет. Если он здесь так, для проформы, и собирается петь под чужую дудку, то дело действительно дрянь.
- Завтра мы с майором отправляемся в Шушу. Но прежде хотели бы услышать от вас обо всех обстоятельствах того происшествия. Вы готовы ответить на вопросы или, может, отложим?
Лисаневич пожал плечами:
- Я всё подробнейше изложил в рапорте на имя генерал-майора Несветаева, как только мы прибыли в лагерь на Кюрек-чае.
- Да, у нас имеется копия. Хотелось бы услышать всё от вас лично. Понять ваше отношение к тому, что произошло.
- Произошла измена, ваше превосходительство, - твёрдо произнёс Дмитрий. - Вот моё отношение. И свои действия позвольте мне считать единственно верными.
Подняв на подполковника воспалённый взгляд, Котляревский вздохнул:
- Возможно... Только их последствия весьма плачевны.
Скрипнув зубами, Лисаневич едва сдержался, чтобы не грянуть кулаком о стол.
Знал бы шеф, насколько плачевны те самые последствия для Дмитрия. Не потому, что грозят разрушить его карьеру, а потому, что вынули сердце из груди, заменив глыбой льда. В одночасье потеряв смысл жизни, он только и делал, что искал успокоения в бою. А может, и смерти. Жаль, война не длится вечно. Случаются затишья, как теперь, в которые Дмитрий не находил себе места.
- Верно писали шушинские старшины, что надо было взять хана со всем семейством в крепость... - начал было Карягин.
Однако Дмитрий позволил себе дерзость, резко перебив:
- Та бумага под диктовку Мехти-Кули писана! В ней ни слова правды... Не имел Ибрагим-хан ни от меня, ни от майора Джораева никаких оскорблений. Ни в какие дела мы не вмешивались, исключая выполнения по трактату. На том я всегда настаивал, но хан меня нагло игнорировал. За город же он выехал ни для чего другого, кроме как ради свободного сношения с Баба-ханом и сыном его, а также со своими бунтующими родственниками. Верных сведений о том у меня поначалу не было. Но зачем ещё, посудите, правителю выходить из укреплённой столицы, когда на неё движется враг? Напоследок открылось, что Ибрагим посылал к Баба-хану некоего Нур-Мухаммеда испросить прощения за вступление в российское подданство. Нас обещал изгнать, а двух дочерей своих выдать за шахских сыновей. Для того и вывез младших детей из крепости. Войско просил, сто двадцать тысяч тегеранских монет и Карадаг для своего сына Абул-Фетха. Многие о том знали. Не только Джафар-бек с Мехти-агою. Не только мелик Джимшид, но и многие другие карабагцы. Кроме того, посылал я за границу разведывателей, кои донесли, что по требованию Ибрагим-хана в Карабаг идут персияне. Жители, услышав об этом, запросились в крепость. Чего, казалось бы, особенного? Обычное в такие времена желание укрыться. Но хан чинил им препятствия, говоря, что идут спасители, которые должны их защитить. Кочевникам-татарам он приказал собираться в горах близ Шуши. Туда же направил Абул-Фетха с персиянами. Был и другой отряд с Фарадж-Уллах-ханом Шахсевенским, который уже миновал Козлу-чай. К нему было приказано прибыть вооружённым людям со всех татарских селений. Ибрагим постоянно списывался с Абул-Фетхом. В итоге велел прислать ему две тысячи персиян во главе с Мирза-Али-беком. Как видите, измена явная. Но я всё равно направил к хану его сына и внука, чтобы наставили на путь истинный. Только не хотел он исправляться. Джафар-бека подбивал меня пленить. Той ночью всё должно было решиться. Не пойди я с егерями на Ибрагим-хана, быть ему с персиянами, а Шушинской крепости на другой день в осаде!..
Закончив громким выкриком, Дмитрий осёкся. Понял, что перегнул палку. Нервы совсем ни к чёрту. Надо себя сдерживать.
- О том я и не спорю, - медленно, с расстановкой проговорил Карягин. - Меня смущает ваш необдуманный штурм, в коем погибли невиновные люди.
- Вы верите, что всё было, как в письме карабагских старшин? Что из ханского лагеря никто не стрелял, и сам он вышел к нам открыто из своей палатки? Чушь!
- Проверим. Составьте, пожалуйста, список всех офицеров, кто участвовал в штурме.
- Всенепременно, ваше превосходительство. - Лисаневич поднялся, посчитав разговор оконченным. - Разрешите откланяться.
Получив утвердительный ответ, сгрёб со стола шапку. На прощание выдавил:
- Вынужден известить, что буду ходатайствовать перед его сиятельством о переносе рассмотрения дела в Тифлис, поскольку вижу пристрастие с вашей стороны.
- Как вам будет угодно, Дмитрий Тихонович, - с изрядной долей усталости обронил шеф.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Вторник, 08.12.2015, 20:49 | Сообщение # 72
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
16 января 1807 года
Карабаг, Шуша, ханский дворец
- Сожалею, Кара-бек, но хан отбыл в поездку по своим вилайетам, - растерянно развёл руками чиновник, встретивший Карягина в гостевом зале.
Длинные рукава его золочёного халата, свисавшие с локтей, мазнули пол. Чиновнику явно не хватало роста.
- Не беспокойтесь, я не к хану. Меня пригласила госпожа Джевахир-ханум.
Пока Вани переводил его слова, Карягин передал подошедшему слуге шинель и шапку.
С ханом он виделся двумя днями ранее. Всё что мог, тот уже рассказал, по-прежнему настаивая на том, что Лисаневич намеренно убил его отца с приближёнными. Выслушивать это снова? Нет уж, увольте. Специально ждал, когда Мехти-Кули куда-нибудь уедет, чтобы при посещении дворца не наносить ему визит вежливости.
А появиться там стоило. О том просила мать одного из убитых при нападении Лисаневича сыновей Ибрагим-хана, чью записку ему принесли вчера. Возможно, хочет рассказать нечто интересное, способное пролить свет на майские события.
Чиновник удивился, но препятствий чинить не стал.
- Я доложу о вас госпоже, - сказал и удалился.
Долго ждать не пришлось. Вскоре в сопровождении двух служанок в зал вошла Джевахир-ханум. Скромное платье без ярких красок. На голове вдовий платок. Низ лица скрыт полупрозрачной вуалью. Сохранившая стройность женщина средних лет, потерявшая сына и мужа. Лишь глубокие морщины в уголках слегка замутнённых глаз, полных глубокой, притуплённой временем боли.
Скупым взмахом руки отослав служанок, она приблизилась к полковнику.
- Здравствуйте, ваше превосходительство, - произнесла тихим, грудным голосом. - Рада вас видеть.
Карягин поклонился:
- И я рад, ваша милость. Что заставило вас обратиться ко мне?
- Личная просьба. Ничего более. Коль скоро вы располагаете временем, чтобы меня выслушать...
- О, не беспокойтесь. Можете всецело мною располагать.
- Давайте присядем.
Показав на диван, Джевахир-ханум присела на край. Дождалась, когда Карягин усядется против неё, после чего повела свой рассказ:
- Дело в том, что я дочь карталинского князя Абашидзе. Вы его наверняка знаете.
- Можно ли не знать одного из влиятельнейших представителей грузинской знати.
- Благодарю вас. Так вот, в 1783 году на вотчину отца напал Омар-хан, Аварский и Дагестанский владетель. С помощью лезгинских воинов он разорил крепость Вахан. Тогда захватили в плен меня и сестру. Омар-хан женился на сестре. Её освободили пять лет назад ваши войска. Ныне она живёт и здравствует в родной Карталинии. Меня же Омар-хан отдал своему зятю Ибрагим-хану. На основании брачного договора и первейшего супружества я стала его женой. Но меня не покидала надежда на освобождение. День и ночь только о том и думала. Однако не находила ни способа убежать, ни повода.
Женщина замолчала, склонив голову, будто вспоминая то нелёгкое время, когда на протяжении долгих лет она билась в золотой клетке, не в силах вырваться на волю. Вздохнула, промочив глаза платком, после чего продолжила:
- Слухи об успехах вашего непобедимого войска дошли до Карабага. Тогда я поняла, что уповать могу лишь на Россию. Подумала и решилась. Отправила человека к покойному князю Цицианову с тайным письмом. Просила, чтобы он обратился к супругу моему с предложением принять русское покровительство.
Карягин удивлённо приподнял брови. Слыхал, конечно, что вся политика на востоке вертится вокруг женских кулуаров, а зачастую прямо оттуда и выходит, но воочию сталкиваться с подобным не приходилось. Как говорится, век живи, век учись.
- Цицианов прислал Ибрагим-хану просьбу покориться русскому оружию, - продолжала рассказ Джевахир-ханум. - Супруг от меня ничего не скрывал. Даже советовался по многим вопросам. Оставалось только убедить его согласиться на предложение Цицианова. Что я, собственно, и сделала, благодаря богу отца моего и родной мне веры. Я надеялась вскорости обрести её вновь. Воспрянула духом, когда Карабаг перешёл под сень Российской империи. Тем более, князь Цицианов обещал освободить меня вместе с нажитыми детьми, после чего представить высокому престолу.
Она опять помолчала в задумчивости. Молчал и Карягин, который пока не мог понять, к чему эти откровения.
- Ныне князя Цицианова не стало, - со вздохом произнесла вдова. - Погиб Ибрагим-хан, а вместе с ним и мой одиннадцатилетний сын Аббас-Кули. Я осталась одна, ваше превосходительство.
- У вас есть дочь.
- Мы с ней одно целое, неразделимое, поскольку больше никого у нас нет. Потому и говорю за нас обеих. Я потеряла все земные богатства, лишилась мужа и сына. Но по-прежнему живу среди чужого мне народа, страстно желая освободиться и вновь обрести веру Христову.
- Чем же я могу вам помочь?
Женщина заломила руки, прижав к груди скомканный платок.
- Поспособствуйте... Чтобы Государь Император повелел здешнему начальнику забрать меня отсюда. Хочу прибыть во всеблагословенную столицу вашу. Припасть к христолюбивому трону. Принять крещение самой и окрестить дочь, дабы обрести свою веру. Ради всего святого...
Она захлебнулась последними словами, спрятав лицо в ладонях.
Позабыв о приличии, Карягин взял женщину за вздрагивающие плечи:
- Прошу, сударыня, успокойтесь. Я не в силах указывать Его Императорскому Величеству, но непременно отпишу графу Гудовичу. Он теперь вместо князя Цицианова.
- Да-да, я знаю, - тихо всхлипнула женщина.
- Но для верности вам надобно составить всеподданнейшее прошение. Со своей стороны обещаю позаботиться об отправке его в Петербург.
Вскинув голову, Джевахир-ханум горячо заговорила:
- Я готова написать его прямо сейчас. Подскажите только как оформить. Я бы сразу вам это письмо и отдала.
- Всенепременно, сударыня, - вздохнул Карягин, отпуская хрупкие женские плечики.
Старый вдовец понял, что попал в хитро расставленную ловушку и не выйдет отсюда, пока пресловутое прошение не будет лежать у него в кармане.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Среда, 09.12.2015, 19:11 | Сообщение # 73
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 25, в которой между Карягиным и Котляревским нет сладу
11 февраля 1807 года
Карабаг, Шуша, штаб-квартира начальника гарнизона Шушинской крепости
- Это что же получается? Лисаневич, по-вашему, душегуб? - не в силах себя сдерживать, кричал Котляревский. - Да вы с ума посходили!
Он метался по комнате, энергично размахивая руками. Казалось, вот-вот набросится с кулаками на майора Рени, а то и на Карягина.
- Полегче, господин подполковник, - пробуя повысить голос, прохрипел шеф. - Попрошу вас не забываться. Успокойтесь и сядьте, бога ради.
Странно было видеть Петра таким. Всегда подчёркнуто вежливый, добрейшей души человек, он словно взбесился. А виной тому показания старейшин, которые Карягин счёл должным представить вниманию членов комиссии.
Демонстративно сев на табурет, Котляревский с грохотом опустил сжатые кулаки на стол.
Раскрасневшееся лицо. Злые, пронизывающие холодом глаза. Плотно сжатые губы.
- Да я в Дмитрие уверен, как в себе самом, - процедил, не расцепляя зубов. - А бумаге сей грош цена в базарный день. Её наверняка Мехти-Кули состряпал. Кровного врага извести захотел по своим диким мухаммеданским правам. Месть за отца. Подговорил чиновников татарских, что вместе с Ибрагим-ханом в измене соучаствовали. Посему их печати нельзя признавать действительными.
- Не скажите, - возразил Рени. - Помимо татар там есть свидетельство армянского архиерея и других старшин...
- Пустое, - отмахнулся Котляревский, не дав майору договорить. - Сие со страху ими писано. Мщения опасаются. Власть Мехти-Кули в Карабаге уже настолько сильна, как прежде у Ибрагим-хана была. То ничего, кабы он сию власть во благо пускал. Так нет же, вслед за отцом в изменники метит.
- Пётр Степанович! - требовательно провозгласил шеф, пытаясь урезонить подчинённого. Но лишь раззадорил.
- Ооо, для вас это новость, как погляжу. А я, между тем, докладывал и генерал-майору Несветаеву, и генерал-лейтенанту Розену, и его сиятельству, что Мехти-Кули верить нельзя. Он дьявольски хитёр. Ещё летом сей лицемер тайно слал письма к Селим-хану шекинскому.
Карягин, хоть и хмурился, демонстрируя недовольство, всё же спросил:
- Вы их видели, те письма?
- Я перехватил человека с двумя конвертами. Правда, они были не от Мехти-Кули.
- От кого же?
- Их написал Магмад-ага, бывший советник Ибрагим-хана. Адресованы Селиму и его жене, которая приходится сестрой Мехти-Кули. Но там обсуждались замыслы хана-отца в свете их воплощения в жизнь при сыне. Упоминался нынешний ханский советник Мирза-Джафар.
- Это ровным счётом ничего не значит, - скептически заметил Рени.
- А почему он конницу не дал, когда я сто егерей с орудием к вам отправил? Ведь Небольсин повелел. Выходит, ослушался хан. Его, дескать, в Тифлис вызывают на присягу. А в Мугани стоит Аббас-Мирза, который по вернейшим сведениям должен войти в Карабаг. А ныне время посева хлебов, коим жители занимаются, а их в опасных местах прикрывает конница. И вообще, пока не уйдёт Аббас-Мирза, нужно повсюду иметь разъезды. Словом, одни отговорки.
Майор только развёл руками:
- Ну, знаете ли. Эдак можно всех под одну гребёнку...
- То были ещё цветочки, - хищно усмехнулся Котляревский. - Ягодки потом начались. Списался он с бунтовщиками Абул-Фетхом и Фези-беком, сородичами своими. Прознал, подлец, что мне о том ведомо, и вдруг принёс показать два письма от них. Понятное дело, ничего вредного в тех бумагах не было.
- Отчего же вы тогда переполошились?
- Да хитрец он распоследний! Специально подсунул те письма. Вот, дескать, смотрите, я ничегошеньки не скрываю. Родственники мне пишут о том, какая погода в горах и сколько фуража их лошади слопали... Кстати, о провианте. Начальники, поставленные Мехти-Кули в селениях вдоль границы, напропалую шлют хлеб Абул-Фетху. Все они, оказывается, с ним как-то связаны. У одного, Аллах-Верди-бека, там два сына. У другого, Мелик-Аллах-Яра, в родственниках сразу несколько чиновников, да и сам он в прошлом у Абул-Фетха служил. Третий, Асед-султан, вообще смуту поднимал всякий раз, как персияне приходили. Что, хан этого не знает? Никогда не поверю. А родичи его, коих он себе в советчики взял? Дост-али-бек и Ахмед-ага с оружием в руках воевали против нас на стороне персиян... Теперь смотрите, время к весне, а все заложники татарских селений распущены. Почему? С приходом Баба-хана татары встанут под его знамёна, не рискуя потерять свои лучшие семейства, кои по логике вещей должны быть в аманатах. Тем более, после того, как первым это сделает Мехти-Кули.
- Хватит, Пётр Степанович! - Карягин хлопнул по столу ладонью, заставив жалобно звякнуть чашки на блюдцах. - Мы здесь не карабагского правителя обсуждаем, а Лисаневича. Его действия, приведшие к невинным жертвам.
- Невинным? - взвился Котляревский, вскакивая с места. - Случайным, ежели говорить о женщинах и детях. Другие же были подлыми предателями, коих Лисаневич наказал по справедливости. Хотите судить его за это? Так вот я не позволю! Ежели понадобится, стану защищать, пусть даже силой оружия.
- Вы отдаёте себе отчёт?..
- В полной мере, ваше превосходительство. Честь имею.
Подполковник резко склонил и тут же поднял голову. Сгрёб со скамейки шинель и, нахлобучив шапку, быстро покинул комнату, напоследок громко хлопнув дверью.
- Однако... - растерянно протянул Рени.
Посмотрел на Карягина. Тот сидел, сгорбившись. Осунулся, будто постарел сразу на десяток лет.
- Что будем делать? - осторожно спросил майор.
Шеф поднял полный печали взгляд.
- Нет меж нами сладу, - вздохнул грустно. - Не комиссия, а какая-то ватага склочная. Так дело не пойдёт. Надобно в Елизаветполь возвращаться. Главнокомандующему я отпишу. Пущай сам решает...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 10.12.2015, 16:15 | Сообщение # 74
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
23 марта 1807 года
Карабаг, деревня Курунчор
У большого деревенского амбара скопилось несколько десятков телег. Егеря грузили в них мешки с зерном, которые непрерывно выносили через широко распахнутые ворота. Сколько же здесь хлеба? Пожалуй, на целый месяц хватит, а то и больше. Очень кстати.
Мехти-Кули всё меньше выделяет провианта, ссылаясь на разорение Карабага от персов. Гарнизон, того и гляди, голодать начнёт. Прав был Котляревский — здесь пахнет изменой.
В феврале, вернувшись в Елизаветполь, Карягин доложил наместнику о возникших в комиссии разногласиях. Попенял, в том числе, на возмутительное поведение подполковника, из-за которого шефу, собственно, и пришлось уехать. Реакция последовала незамедлительно. Гудович отозвал Котляревского в Тифлис, а Карягину приказал вернуться в Шушу, принять там командование над гарнизоном и продолжить следствие по делу Лисаневича.
Не совсем то, чего добивался полковник, но приказ есть приказ.
В карабагской столице пришлось решать множество самых разных вопросов, не имеющих никакого касательства к расследованию. Главный — снабжение войск. Оно, как оказалось, довольно скудное. Провиант доставлялся крайне медленно и не в полном объёме, отчего гарнизон постоянно испытывал нужду. Пришлось разбираться с Мехти-Кули. А тот завёл свою старую песню, будто шарманку накручивал:
- Вилайеты Карабага пребывают в полном разорении. Люди разбежались по другим ханствам. Хлеб убирать некому. Деревни едва ли себя прокормить могут. Сократите число войск, тогда, возможно, я смогу вас обеспечить.
О сокращении он твердил уже давно. Все уши прожужжал главнокомандующему. В итоге Гудович сдался, приказав отправить две роты отсюда в Елизаветполь. Там почти не осталось частей. Небольсин со своим Троицким полком, казаками Попова и шестью ротами егерей под командой Лисаневича выдвинулся к реке Тертер, где должен был встать лагерем у городища Берды, чтобы прикрывать ханства от персидского вторжения. Тифлисские мушкетёры располагались от него в шестидесяти верстах, у Шамхора. Всё из-за войны, которую в декабре объявила Турция. Правда, здесь, в Закавказье, враг остался прежний - персы.
Две роты из Шуши должны были усилить гарнизон в опустевшем Елизаветполе и уже готовились к выходу. Однако вовремя подоспела бумага от главнокомандующего, в которой тот приказывал оставить роты на месте. Кроме того, Карягину предписывалось отправиться в деревню Курунчор, чтобы арестовать весь хлеб, который там успели насобирать. Вразумили, значит, его сиятельство доклады Карягина.
Дело в том, что Вани через местных армян прознал о заготовлении в той деревне слишком большого количества зерна. Заинтересовались, копнули глубже. И что же? Оказывается, повадились в Курунчор посланники от изгнанного Селим-хана сговариваться о подготовке провианта для его войска. Выходит, этот изменник собирается идти на Карабаг?..
Касум-бек, деревенский начальник, стоит понуренный в сторонке. Смотрит исподлобья на суетящихся егерей.
Поначалу пытался возмущаться:
- Последнее хотите отобрать! А мои люди потом голодай, да? Не дам без дозволения хана!
- То есть ты утверждаешь, что Мехти-Кули-хан тоже знает о заготовке хлеба для нукеров Селима? - хищно улыбнулся Вани.
Касум сразу сник. Понял чем дело пахнет. Молча пошёл отпирать амбар.
Господи, да тут почти все изменники. Хоть в шеренгу выстраивай. Заставь рассчитаться «на два» и каждого второго бей, не ошибёшься. Только и населения в Карабаге почти не останется.
Подъехал Павленко:
- Погрузку закончили, ваше превосходительство. Что с Касум-беком делать прикажете?
А что с ним сделаешь? Арестовать, забрав с собой в Шушу? Там суд над своими подданными вершит хан. Оправдает чинушу, как пить дать. Скажет, что Касум-бек по его наущению запасы хлеба делал. На чёрный день, как говорится.
- Пусть его, - махнул рукой Карягин. - О двуличии этого начальника нам известно. Под приглядом будет. Поехали...
Адъютант понёсся вдоль подвод, горланя:
- Обоз!.. В колонну!
Только и видно, как мелькает его аксельбант промеж повозок. Без шинели скачет. Разгорячённый, бойкий. Эх, молодость...
Карягин передёрнул плечами. Опять проклятая лихорадка покоя не даёт. Свыкся уж с нею. Почти родной стала. Думать не хотел, что снова с ног свалит. Не ко времени это. Баба-хан обязательно воспользуется войной с Турцией, чтобы в очередной раз попытаться отбить у России некогда потерянные ханства. Значит, дел у 17-го Егерского полка будет невпроворот. Не след шефу в такой момент в постели прохлаждаться.
По прибытии в Шушу Карягина ждал сюрприз. Туда приехал генерал-майор Небольсин собственной персоной. Встретив полковника во дворе, хотел, было, заключить его в объятия и сердечно расцеловать, но Карягин отстранился:
- Не надо, Пётр Фёдорович. Ещё подхватишь заразу от меня.
- Что-то совсем ты плох, Павел Михайлович. Лица на тебе нет, а всё сам с егерями по горам скачешь.
- Вот-вот, скажите ему, - подхватил Вани. - Сколько говорил, отдохни, полечись. Не слушает. Издайте приказ, ваше превосходительство. Может, хоть тогда подчинится.
- Этому прикажешь, - улыбнулся генерал. - Сделает вид, что исполняет, а сам в седло и в галоп.
- Я на кровати быстрее помру, нежели в седле, - проворчал Карягин. - Пошли в дом. Неча на холоде торчать. Матвей, завари-ка нам чайку...
В доме было жарко натоплено. Денщик, пожилой солдат с пышными усами, сросшимися с бакенбардами, закидывал в очаг рубленое полено. Завидев шефа с генералом, вытянулся в струнку.
- Прохор, опять хату выстудил, - нахмурился Карягин, снимая шинель и передавая её солдату. - Околеть можно.
Зябко ёжась, притулился к печи, обхватив её холодными ладонями.
Солдат лишь покачал головой. Приняв шинель у Небольсина, потопал к вешалке.
- Помилуй, Павел Михайлович, - вступился генерал за денщика, расстёгивая мундир и обмахиваясь лацканами наподобие веера. - Жара неимоверная. Хоть парилку тут затевай.
- Да им бы всё ворчать, - буркнул солдат себе под нос, подвигая кресло ближе к печи. - Сядайте уж, ваше превосходительство. Пледиком вас укрою. Их благородие счас чаёк заварят, я и принесу.
Он предложил придвинуть кресло и генералу, но тот энергично замотал головой, попросив оставить его у окна.
После чая Небольсин отфыркивался, вытирая платком вспотевшее лицо.
- Ты по какой надобности в Шуше, Пётр Фёдорович? - тихо спросил Карягин, блаженствуя в кресле под пледом. В придачу ко всему денщик стянул с него сапоги, заменив тёплыми шерстяными носками.
- Гудович прислал. Велено разведать, правда ли Мехти-Кули-хан изменнические намерения имеет.
- И как ты это узнаешь? - скептически улыбнулся полковник.
- Поговорю с ним. Задам прямые вопросы. Послушаю, что скажет.
- Вряд ли добьёшься правды... Как там персияне? Войной идти не собираются?
- Кто их разберёт. Французы с турками из кожи лезут, чтобы втянуть персиян в войну. Посланников к Баба-хану так и шлют. Но и мы не лыком шиты. Гудович ещё в январе отправил туда своего старшего адъютанта капитана Степанова с письмом о перемирии.
- Успешно?
- Пока не знаю. Но посуди сам, супротив Буонапарте армия у нас несравненно больше. Он имел баталию лишь с одним нашим корпусом, когда остальные русские войска были позади. Проиграл! Разбит и прогнан. Теперь болен. Лежит при смерти в каком-нибудь прусском владении. Может, и помер уже. А коли жив, занёсся столь далече, что погибель этого французишки неизбежна. Посему Россия всенепременно сокрушит его гордыню.
- А турки что ж? - Карягин, кряхтя, поменял положение в кресле, подсунув под себя выбившийся край пледа.
Небольсин махнул рукой:
- Да ничего. Наши все крепости у них по самый Дунай взяли. Завладели Молдавией и Валахией. Аглицкий флот подошёл к самому Константинополю. Ханский сераль под обстрелом. Турки слабы. На свою погибель затеяли эту войну. Им нечего предложить персиянам. Наоборот, мы можем помочь Баба-хану отвоевать, к примеру, Эрзерум и Баязет, бывшие персидские провинции. Уж граф Гудович-то умеет с турками обращаться. Везде их бил. В последнюю войну пять крепостей взял: Килию, Измаил, Анапу, Суджук-кале и Хаджи-бей, то бишь Одессу. Захватил триста пушек и тридцать тысяч пленных. Погонит и теперь, как овец, не сомневайся. Нет, персиянам не выгодно идти супротив нас.
- Хорошо бы, - еле слышно со вздохом произнёс Карягин.
Казалось, он спал. Но стоило Небольсину замолчать или чем-то поинтересоваться, полковник тут же приоткрывал глаза и бормотал что-то.
Ещё немного поговорив, генерал засобирался к хану.
- Уж извини, не буду вставать. Согрелся только, - слабо улыбнулся шеф.
- Сиди, сиди, старая развалина, - махнул на него Небольсин. - Лечись давай. Ты мне здоровый нужен.
Он вышел.
Когда они увиделись в следующий раз, Карягин уже не мог подняться с постели. Тяжёлая лихорадка, которой заболел шеф 17-го Егерского полка, вскоре переросла в гнилую горячку...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Пятница, 11.12.2015, 11:19 | Сообщение # 75
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 26, в которой мы поминаем всех, о ком рассказано в этой книге
Павел Михайлович Карягин умер от жёлтой гнилой горячки 7 мая 1807 года, не дожив несколько дней до вручения ордена Святого Владимира третьей степени. Высочайший рескрипт об этом награждении так и остался в проекте:
«Господин полковник Карягин. В воздаяние отличной храбрости, оказанной Вами в сражении противу Персиян, где вы 8-го и 13-го числа июня прошлаго 806 года командовали передовым фасом, составляющим из егерей ввереннаго вам полка и из гренадер Тифлисскаго мушкетерскаго и, распоряжая оными, не упускали из виду все неприятельския предприятия и предупреждали всегда онаго покушения, каковым мужеством и неустрашимостию подавали пример подчиненным, жалуя вас кавалером ордена Святого Равноапостольнаго князя Владимира третьей степени, коего знак у сего вам доставляя, повелеваю возложить на себя и носить по установлению; уверен будучи, что сие послужит вам поощрением к вящшему продолжению усердной службы вашей. Пребываю вам благосклонный...»
Не стало храброго, неустрашимого, прекрасно знающего своё дело военачальника и добрейшего, благороднейшего человека. Так отзывались о Карягине современники. Так относились к нему офицеры и солдаты его полка. Он показал, что умеет выходить с победой из самых трудных положений. Слова «Карягин» и «Кара-урус» приводили персидские войска в неописуемый ужас, заставляя разбегаться в панике. Воспитанный в духе Суворовских побед, Павел Михайлович создал свою школу ведения войны, на которой воспитал новую плеяду русских боевых офицеров.
До назначения полковника Асеева в конце 1807 года шефом 17-го Егерского полка эту должность исполнял Дмитрий Тихонович Лисаневич. По делу об убийстве Ибрагим-хана его полностью оправдали, о чём всеподданнейше просил сам граф Гудович, изначально назначивший комиссию под председательством Карягина для расследования этого инцидента. В декабре Лисаневичу присвоили звание полковника, и он по-прежнему оставался командиром полка.
После сравнительно спокойного 1807 года война с Персией вспыхнула с новой силой. Лисаневич, воюя по-карягински, в сентябре 1808 года с одним батальоном егерей нанёс поражение всей персидской армии при Кара-Бабе, а затем там же вторично разбил персов. За эти подвиги в январе 1809 года его назначили шефом 9-го Егерского полка, с которым Лисаневич покорял Имеретию, одержал победу при Ахалкалаках и всего с двумя ротами егерей усмирил Кубинское ханство, выручив осаждённый в Кубе русский гарнизон. Ему были пожалованы орден Святого Владимира третьей степени, золотая сабля с надписью «За храбрость» и чин генерал-майора.
В дальнейшем он зорко охранял границы со стороны Бамбака и Шурагеля. Участвовал в деле под Паргитом в Карсском пашалыке, экспедиции в Эриванское ханство и ночном переходе из Мигри в Корчевань по горам в 1812 году. Заселял обширную Лорийскую степь и приводил Карабагское ханство в русское подданство. Имя «Дели-майор» туземные жители произносили со страхом и трепетом. Лисаневич и в самом деле стал бешеным.
Когда началась Отечественная война, он рвался драться с Наполеоном. Подал несколько ходатайств о переводе, но все они остались без удовлетворения. Лишь в 1815 году, после заключения Гюлистанского мира, его направили во Францию возглавить 12-ю пехотную дивизию. Там он пробыл до 1818 года. По возвращении из Мобежа Лисаневича назначили начальником 7-й пехотной дивизии, а в 1824 году по личному избранию императора Александра I - командующим войсками на Кавказской линии. Тогда же он был произведён в генерал-лейтенанты.
Линию новый командующий застал в удручающем положении. Восставшая Кабарда, погромы русских селений закубанскими черкесами. Ещё и в Чечне вспыхнул бунт, грозя всколыхнуть весь Дагестан. Лисаневич отправился в Чечню выручать гарнизон Герзель-аула. Его-то спас, но сам был смертельно ранен предательским выстрелом одного из горцев. Умирающего генерала перевезли в крепость Грозную, где он и скончался 24 июля 1825 года.
17-й Егерский полк после него в 1809 году принял Пётр Степанович Котляревский. Полк этот, как мы знаем, был разобщён. Батальоны несли службу в разных, удалённых друг от друга местах, поэтому действовать против крупных сил неприятеля всегда приходилось малым числом. Котляревский блестяще справился с этой задачей.
Он с отрядом всего в четыреста сорок человек смог взять неприступный Мигри, когда эту крепость в 1810 году захватило персидское войско численностью до двух тысяч сабель. Горными тропами, то взбираясь на вершины, то спускаясь в пропасти, русский отряд незамеченным подобрался к Мигри. Произведя неожиданную атаку, выбил неприятеля. А потом героически выдержал осаду против целого пятитысячного корпуса Ахмет-хана. И потом, когда враг, так и не сумевший ворваться в крепость, отходил за Аракс, Котляревский внезапно ударил его в спину, опрокинув и окончательно разбив.
В том же году Котляревского назначили командиром Грузинского гренадерского полка, вручив Георгия четвёртой степени и золотую шпагу с надписью «За храбрость». В декабре 1811 года он во главе двух батальонов своего полка отправился покорять грузинскую крепость Ахалкалаки. Так же, как и в Мигри, незаметно прошёл к ней заснеженными горами, атаковав ночью внезапно. К утру крепость оказалась в его руках. Большая часть гарнизона была переколота, остальные бежали. Взято два знамени, шестнадцать орудий, много пороха, оружия и снарядов. Благодаря этому подвигу Котляревский стал генерал-майором в свои неполные тридцать лет.
Вскоре он вернулся к 17-му Егерскому полку, будучи уже бригадным командиром, и вместе с ним встретил 1812 год, прошедший в безуспешных попытках главнокомандующего заключить мир с Персией. Аббас-Мирза вновь повёл свою тридцатитысячную армию на завоевание Грузии. В этот раз не через Карабаг, а в обход, через Ширван. Разгадав его намерения, Котляревский собрал отряд в полторы тысячи штыков и пятьсот сабель, сказав перед выступлением:
- Братцы! Нам должно идти за Аракс и разбить персиян. Их на одного десять; но каждый из вас стоит десяти, а чем более врагов, тем славнее победа. Идём, братцы, и разобьём!
И пошли, и разбили, прогнав целую армию за реку Дараут. Но и там настигли в укреплённом Асландузе, ночной атакой уничтожив целую армию.
- Не щадить никого! - скомандовал Котляревский.
После этих слов началась такая резня, остановить которую не в силах был даже командир, сколько бы ни кричал: «Довольно!» Всё персидское войско буквально истребили. Ни о каком вторжении Аббас-Мирза помышлять уже не мог. Слух об этой победа быстро разлетелся по ханским и татарским владениям, посеяв такой ужас, что готовый вот-вот начаться мятеж утих сам собой. Никто не посмел бунтовать, рискуя навлечь на себя гнев столь неодолимой силы.
Наградили Котляревского чином генерал-лейтенанта и орденом Георгия третьей степени.
Но был ещё один довольно сильный персидский гарнизон в Ленкорани - Талышинское ханство, - превращённой в неприступную крепость. Конечно, слава побед Котляревского летела далеко впереди, что позволило без единого выстрела занять передовое укрепление - Аркевань. Однако четырёхтысячный гарнизон Ленкоранской крепости на предложение сдаться ответил гробовым молчанием. Оставалось только штурмовать, поскольку орудия не причиняли стенам ровно никакого вреда.
Понимая, что здесь он либо победит, либо умрёт, Котляревский издал приказ:
«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остаётся более никакого способа покорить крепость сию оружию российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть, за тем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что силе штыка Русскаго ничего противиться не может: не такие крепости брали Русские и не таких неприятелей, как персияне, а сия - против тех ничего не значит. Предписывается всем первое: послушание; второе - помнить, что чем скорее идём на штурм и чем шибче лезешь на лестницу, тем меньше урон и вернее взята крепость. Опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят; третье - не бросаться на добыч, под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо, прежде конца дела, на добыче солдат напрасно убивают. По окончании же штурма приказано будет грабить и тогда всё солдатское, кроме что пушки, знамёна, ружья со штыками и магазейны принадлежат Государю. Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь остаётся мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинскаго гренадерскаго, 17-го Егерскаго и Троицкаго пехотнаго полков; а малоопытные Каспийскаго баталиона, надеюсь, постараются показать себя в сём деле и заслужить лучшую репутацию - чем до сего между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели бы, сверх всякого ожидания, кто струсил, тот будет наказан как изменник. Здесь, вне границ, труса разстреляют или повесят, не смотря на чин».
Штурм дался нелегко. С большим трудом и ценой огромных потерь солдаты взобрались на стены. А там уже рукопашная, в которой русским нет равных, а неприятельские потери быстро нагоняют и перевешивают наши. Крепость взяли. Но там, под её стенами, был тяжело ранен Котляревский. Одна из пуль угодила в лицо, раздробив челюсть и повредив глаз.
За взятие Ленкорани он получил орден Георгия второй степени. Однако полученные раны лишили возможности продолжать службу на благо царю и отечеству. Будучи вынужденным уйти в отставку, он тридцать девять лет прожил как мученик, безропотно перенося свои страдания. Из правого уха у него вышло порядка сорока костей. Лицо перекосило на правую сторону. Одного глаза, как мы уже знаем, он лишился. В отставке Пётр Степанович купил небольшое имение близ Бахмута под названием Александрово, в котором и поселился.
В 1826 году император Николай I пожаловал ему чин генерала от инфантерии и предложил должность главнокомандующего на Кавказе в новой войне с Персией и Турцией. Котляревский был тронут до глубины души вниманием государя, но больная голова, не позволявшая выходить ему зимой на воздух, заставила отказаться от всемилостивейшего приглашения.
Он тихо скончался в кругу близких и друзей 21 октября 1851 года в Крыму, дожив до семидесяти лет. Покоится в Добром Приюте, прекрасной усадьбе на взморье близ Феодосии, куда переселился в 1838 году. Там сад недалеко от берега, где мирный сон почившего генерала баюкает извечный плеск неугомонных черноморских волн.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Пятница, 11.12.2015, 22:23 | Сообщение # 76
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
В последний день жизни Котляревского рядом с ним находились племянница с мужем - бывшим сослуживцем Петра Степановича, генерал-лейтенантом Ладинским.
Пётр Антонович Ладинский, будучи ещё поручиком, получил серьёзную рану во время летнего похода Карягина в 1805 году. После выздоровления с конца этого же года он исполнял различные поручения в Шамшадили, где постоянно квартировали две роты 17-го Егерского полка. Находясь там довольно долго, молодой штабс-капитан изучил язык шамшадильских татар. Согласуя все свои действия с обычаями и нравами этого народа, Ладинский заслужил доверие местного султана Насиб-бека вместе с его агаларами. Они подали главнокомандующему прошение назначить Ладинского моуравом, то есть управляющим этой области. Он руководил в Шамшадиле с 1810 года, став там капитаном. Располагая крайне малыми силами, сумел отразить вторжение персидских войск под командованием сына шаха Али-шах-заде. За это в 1811 году получил майорский чин, а буквально через год и подполковничий. Сражался с мятежниками в Грузии, участвовал в походе 1813 года из Тифлиса в Гюлистан и присутствовал при заключении мира с Персией.
В 1816 году Ладинский произведён в чин полковника и назначен командиром 17-го Егерского полка вместо умершего Парфёнова. Правда, полк теперь назывался 7-й Карабинерный, а в недалёком будущем станет Эриванским гренадерским. Прослужив там до 1822 года, Ладинский по болезни вышел в отставку, оставаясь приписанным к войскам Кавказской армии.
Востребовали отставного полковника лишь через восемь лет, назначив помощником окружного генерала 7-го округа Внутренней стражи. А в 1831 году он получил должность помощника генерал-интенданта 1-й армии. Затем, спустя три года, стал полевым генерал-провиантмейстером в той же армии, и в 1835 году произведён в генерал-майоры.
Высочайшим указом Правительствующему Сенату от 8 февраля 1847 года Ладинский уволен от службы «по совершенно разстроенному здоровью». В отставке он проживал в своём имении, в селе Петровском под Керчью, исключая тот период, когда вместе с женой помогал совершенно больному Котляревскому коротать одиночество. Скончался Пётр Антонович в своём имении 26 ноября 1865 года.
Упомянутый здесь Парфёнов, как мы помним, в 1806 году вывел свой отряд из мятежного Шекинского ханства. Многие ставили ему это в укор, ни на секунду не задумываясь о вероломстве Селим-хана и малом числе русских войск. Пеняли только, что отход этот явился ошибкой военно-политического значения, из-за которой призвать Селима к ответу пришлось гораздо позже, чем хотелось бы. Майор Парфёнов долгое время оставался в Елизаветполе, отвечая за его безопасность.
Узнав о смерти Карягина, он в кругу офицеров, собравшихся помянуть боевого командира, сказал мало кому понятную фразу:
- Вот и настиг шефа предел прочности. Кабы знать, когда твой наступит...
О своём пределе прочности Иван Иванович Парфёнов узнал, спустя неполных девять лет, уже в чине подполковника и в должности командира 17-го Егерского полка. Он скончался, как и его легендарный шеф, от болезни 29 апреля 1816 года, находясь на службе.
Продолжали служить и другие офицеры полка.
Пётр Тихонович Смагин в 1808 году произведён в чин капитана, оставаясь в полку.
Князь Туманов Семён Осипович 9 декабря 1807 года уволен от службы капитаном. Однако с мая 1817 года вновь среди гренадёр по переводу из Грузинского полка. Через год в чине майора переведён в батальон Тифлисской внутренней стражи.
Астафий Якимович Чичканёв получил штабс-капитана и в 1812 году переведён в Грузинский гренадерский полк.
Рафаил Сергеевич Егулов дослужился до майора и 8 февраля 1811 года уволен в этом звании за болезнью.
Матвей Алексеевич Павленко, бывший адъютантом при Карягине, уволен от службы за ранами майором 8 февраля 1814 года.
Алексей Иванович Клюкин также стал майором. Был изранен и уволен по здоровью, но гораздо раньше — в 1808 году. Вместе с ним ушёл в отставку и его друг, тоже майор, Фёдор Васильевич Вихляев.
Дебоширу и пьянице Давиду Егоровичу Мансурадзиеву, некогда разжалованному в рядовые, вернули звание поручика. 11 января 1810 года он в чине штабс-капитана переведён в Кизлярский гарнизонный полк...
Много ещё о ком, упомянутом и не упомянутом, стоило бы рассказать, причём не сухими биографическими данными, а развёрнутым, подробнейшим жизнеописанием. Жаль, этого не охватишь узкими рамками одной и даже нескольких книг.
Впрочем, о судьбе этих двоих всё же скажем.
Итак, Емельян Корнилович Лисенко. Тот самый поручик, бежавший к персам 25 июня 1805 года. Что же стало с ним?
Из беглых русских солдат и офицеров Аббас-мирза набирал инструкторов для «введения и утверждения системы недавно принятой воинской дисциплины». Даже униформа новых частей поначалу была установлена по русскому образцу. Не стал исключением и Лисенко. Его заметили в Нахичеване, где бывший поручик обучал персов так называемому регулярству. А уже в 1806 году он командовал образцово-инструкторской русской ротой в Тавризе. Там его воочию видел адъютант Гудовича майор Степанов, посланный к Аббас-Мирзе на переговоры. Тогда, в январе 1807 года Степанов писал: «Посмотрел на Лисенка и наших солдат, в ружье стоявших, до ста человек, в тонких мундирах. Шах-зада невероятно хорошо их содержит и любуется ими».
Недолго послужил изменник неприятелю. Месть настигла его в 1810 году при разгроме персидского войска на Араксе после неудачной осады Мигри. Там Лисенко и был убит вместе с уничтоженной Котляревским ротой русских дезертиров.
Но помимо Лисенко бежал в Персию и небезызвестный нам майор Наум Кочнев, бывший при Карягине комендантом Елизаветполя. Какой злой рок или бедственный случай погнал его туда, о том нам не известно. Французский инженерный капитан Вердье впоследствии утверждал, что вместе с ним в 1808 году Эриванскую крепость укреплял по всем европейским военным правилам бежавший «подполковник Кочнев». На персидской службе ценили русского офицера, не взирая на то, что никогда против своих он оружия не обращал, хотя от него это настоятельно требовали. Кочнева использовали внутри Персии, в делах против племён, нередко восстающих друг на друга.
По слухам он хотел вернуться на родину. Вроде бы даже предпринимал какие-то попытки к побегу, за что и поплатился. Персы, лёгкие на расправу, сбросили Кочнева с моста, на строительстве которого в ту пору он и работал.
На кладбище в Тебризе имеется могила с надписью на русском языке: «Тифлисского мушкетёрского полка Майор Наум Кочнев».
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Пятница, 11.12.2015, 22:38 | Сообщение # 77
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Всё, книга закончена.
Мнения есть? Пока идёт правка...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Вторник, 15.12.2015, 22:03 | Сообщение # 78
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
В ходе редактирования возникла мысль начать книгу не с самой Персидской войны, а с первых знаменательных боёв Карягина в должности шефа полка.
Поэтому пишу первые главы, начиная со штурма Ганжи /Елизаветполя/. Приведу их ниже.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Вторник, 15.12.2015, 22:05 | Сообщение # 79
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 1, в которой русские идут на штурм Ганжи
03 января 1804 года
Ганжинское ханство, цитадель города Ганжа
Слева, где-то за дальними деревьями, слышалась непрерывная пальба из ружей и пушек. Вот и славно. Значит, команды поручиков Никшича и Егулова, начали фальшивую атаку. Как и условлено, в пять-тридцать утра. Стоило бы поторопиться.
- Быстрее! - буркнул полковник Карягин идущим рядом офицерам.
Всё равно кому. Команду подхватят и передадут. Будь это полковой адъютант Патрижицкий или даже квартирмейстер Суроков, какая разница? В одной упряжке все топают. Солдаты впереди несут длинные лестницы. Много лестниц...
Батальоны ускорились. Неприятель их пока не видит. Скрытно двигаются, используя сады и заборы. В отдалении сквозь голые ветви деревьев на фоне светлеющего неба отчётливо темнеет верхушка круглой башни под названием Кафер-бек. Трудно придумать лучший ориентир.
Перед 17-м Егерским полком поставлена задача овладеть Тифлисскими воротами. Они гораздо правее. Но и оборона там куда крепче.
Если удастся прорваться у Кафер-бека, то ворота, считай, тоже в взяты.
Здесь у Карягина два батальона его подшефного полка. Третий стоит в резерве, чтобы не дать неприятелю покинуть крепость и поддержать штурмующих в нужный момент. Другие ворота, Карабагские, с противоположной стороны, в это же самое время атаковал другой отряд, который вёл генерал-майор Портнягин. Под его началом было по батальону от Севастопольского и Кавказского гренадерских полков. Какие-то из ворот уж точно покорятся.
Башня заметно вытянулась. Уже видно стену и земляной вал. До него не больше пятнадцати саженей...
Захлопали ружейные выстрелы. Грохнули пушки. Бойницы вмиг заволокло белесым дымом. Последний бросок, и егеря скатываются в ров, перебегают его, лезут вверх по крутому склону вала. Им на головы сыпятся камни, летят стрелы.
Со стен срываются горящие комья. Падая у подножия, они продолжают полыхать, освещая подступы. Бурки, смоченные нефтью — догадался Карягин.
Огонь из ружей всё губительнее. На противоположной стороне тоже пальба. Но не слышно барабанов. Значит, Портнягин ещё не поднялся на вал. Что-то пошло не так...
Егеря падают, не добегая до стен. Роняют лестницы. Их подхватывают другие. Приставляют к бойницам. Поднимаются друг за другом в стремлении скорее оказаться наверху. Кто-то срывается вниз, кто-то застревает, повиснув на лестничной перекладине или в амбразуре. Несколько лестниц татарам удаётся скинуть. Внизу бестолковая суета. Кажется, егеря немного растеряны. Сбили с них пыл.
- А ну, за мной! - Карягин со шпагой в руке увлекает за собою весь полковой штаб.
Перебежали ров и земляной вал. Под Кафер-беком лестниц почему-то вовсе нет.
- Иван! - зовёт шеф адъютанта. А чего кричать, когда он рядом топает. - Господин поручик, передайте майору Лисаневичу, чтобы лестницы ставил как можно поспешнее.
- Слушаю!
Патрижицкий мчится к башне, ловко лавируя между бегущими солдатами. Быстро находит Лисаневича, передаёт приказ шефа. Сам хватает ближайшую лестницу, помогая приставить её к амбразуре, и лезет наверх, обнажив шпагу.
- Вперёд, ребята! С богом! - кричит Карягин, тоже бросаясь к ближайшей лестнице.
Эх, как же не хватает Котляревского, командира шефского батальона. Ранили его ещё в декабре, когда занимали предместья.
Похоже, Карягин попал в полосу наступления роты капитана Сахарова. Вот он, по соседней лестнице поднимается. Перед ним два егеря. Первый почти добрался до верха, хоть и ударило его камнем по плечу вскользь. Но не успел просунуть голову между мерлонами, как оттуда грянул выстрел.
Егерь с размозжённой головой срывается вниз. Следующий солдат, поднявшись, ловко бьёт перед собою штыком и ныряет вперёд. За ним Сахаров. Машет шпагой. Вдруг опять выстрел. Капитан шатается. Его подхватывает другой солдат, и вместе они скрываются в амбразуре.
Карягин добрался, наконец, до боевой площадки. По пути потерял шапку. То ли камнем сбили, то ли пулею.
Холодный утренний ветер треплет мокрые волосы и ленту, стягивающую на затылке короткий хвост. Неприятеля поблизости не видать.
Здесь лежало с десяток убитых татар и несколько егерей. Сахаров сидел невдалеке, держась за ногу. Зелёное сукно штанов и перчатки окрашены кровью. Поблизости хлопотал солдат, колдуя с бинтом. Из-за мерлонов продолжали появляться егеря, сразу разбегаясь по стене.
Из башни появился майор Лисаневич в сопровождении нескольких офицеров и солдат. Подошёл к шефу, доложив:
- Ваше превосходительство, Кафер-бек взят.
- Прекрасно, Дмитрий Тихонович. Ступайте со своим батальоном направо, ко второй башне. Она ключ к воротам.
- Слушаю!.. - Он дождался, когда офицеры соберут свои роты, после чего скомандовал: - За мной!
И батальон с ружьями наперевес припустил по широкой боевой площадке в сторону башни Юхари-Кале. Вскоре там часто-часто загремели выстрелы, словно у кровавой баталии открылось второе дыхание.
На стену поднялись Никшич и Егулов со своими солдатами, бросившие за ненадобностью имитировать нападение слева от Кафер-бека и воссоединившиеся с полком. Карягин как раз наблюдал за штурмом ретраншемента, второй линии обороны.
- Вы вовремя, - сказал он поручикам и направил их на подмогу атакующим.
Солдаты затаскивали наверх и подавали во внутренний двор лестницы, которые потом несли к ретраншементу, ещё огрызавшемуся огнём. По-прежнему шёл жаркий бой и у Юхари-Кале.
«Эдак мы долго провозимся». - Шеф огляделся.
- А где Патрижицкий?
- Ранен, ваше превосходительство, - подсказал квартирмейстер Суроков, успевший побывать везде и всюду. - Камнем по голове досталось. В башне лежит.
- Тогда вы, господин поручик. Найдите штабс-капитана Парфёнова. Отправьте к воротам. Отпереть их надобно как можно скорее.
Молча козырнув, поручик бросился исполнять приказ. Через минуту Карягин увидел, как рота Парфёнова отделилась от общей массы егерей и потекла вправо.
Когда стрельба в башне затихла, у ворот ещё гремела пальба. Но спустившийся вниз батальон Лисаневича быстро склонил чашу весов на сторону русских. Вторую линию обороны тоже прорвали. Чтобы довершить разгром большие силы там не нужны.
Подозвав к себе капитана Дьячкова, шеф приказал:
- Атакуйте последнюю башню Каджи-хан.
- Слушаю, - взял капитан под козырёк и повёл егерей в ту сторону, откуда до сих пор доносились звуки выстрелов.
- Парфёнов цел? - спросил полковник у запыхавшегося Сурокова, только что прибежавшего из освобождённой башни.
- Точно так, ваше превосходительство. Майор Лисаневич докладывает, что Юхари-Кале и Тифлисские ворота наши. Он оставил роту Парфёнова в прикрытии, а сам с батальоном штурмует Каджи-хан.
Они прошлись по боевой площадке. Осмотрели заваленную трупами башню, распахнутые настежь ворота, через которые ровным строем входил резервный батальон. Добрались до Каджи-хана.
Бой здесь только закончился. Трупов ещё больше, чем в Юхари-Кале.
На самой большой пушке лежал изрубленный Джевад-хан ганжинский. Сабля зажата в руке. Видать, отбивался до последнего. Надо же, как написал князю Цицианову, грозившему предать его позорной смерти: «Найдёшь меня мёртвым на стене», - так и поступил. Погиб, защищая родной город. Редкая черта для азиатца, достойная уважения.
- Смотрите... Это капитан Каловский. - Суроков склонился над бездыханным телом офицера в светло-зелёной егерской форме.
«Действительно, Каловский, - всмотрелся в мёртвое лицо Карягин. - Эх, Сергей Иванович, что же ты... Я ведь ещё подпоручиком тебя знал...»
Понуро спустились в город. Стрельба практически прекратилась. Лишь кое-где нет-нет да пальнут. Похоже, татары повсеместно сдавались в плен.
Отправив Сурокова с рапортом к главнокомандующему, Карягин шагал по улицам, наблюдая, как егеря собирают брошенное оружие и уводят сдавшихся. Вблизи площади услышал женские стенания и детский плач. Пошёл на звуки. Увидев шеренгу егерей перед толпой рыдающих и галдящих на своём языке женщин, спросил у седовласого унтера:
- Что здесь происходит?
- Да вот, ваше превосходительство... Почитай, все бабы ихние туточки с детишками собрались. Орут, спасу нет. Думают, наверное, что мы их того... порешим, то есть. Многие даже крестятся, хоть и басурмане...
Со стороны мечети раздались частые выстрелы. Толпа заголосила ещё сильнее.
- Давай-ка, любезный, веди эту богадельню к башням. Пущай пока там поседят, - сказал Карягин и поспешил на звук выстрелов.
Подбегая к мечети, увидел колонны солдат, прорывающиеся сквозь огонь с минаретов.
Невдалеке стоял майор Севастопольского полка.
- В чём дело? - поинтересовался у него Карягин.
Офицер отдал честь.
- Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, в мечети засело до пяти сотен татар. Выбиваем.
- Не хотели сдаваться?
- А кто его знает. Может, и хотели, - безразлично пожал плечами офицер.
- То есть?..
- Тут армянин один кричал, что там дагестанские лезгины прячутся. Вот мы спрашивать и не стали.
Всё ясно. Этот разбойный народ настолько досаждал, настолько ненавистен был русскому солдату, что одно только слово «дагестанцы» могло породить расправу над всеми, кто скрылся в мечети. Понимая, что здесь ничего не поделаешь, Карягин развернулся и пошёл прочь.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Среда, 16.12.2015, 20:14 | Сообщение # 80
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
09 января 1804 года
Ганжинское ханство, Ганжа, ханский сераль
Зал, в котором князь Цицианов принимал Карягина, блистал роскошью. Богато украшенные орнаментом стены. Витиеватые росписи между карнизом и потолком. Повсюду ковры и подушки, особенно на возвышенности вдоль стен. Там, в углу, и уселись генерал с полковником.
- Отныне Ганжинское ханство будет упразднено, - вещал главнокомандующий. - Входящие в него земли станут округом, частью Российской империи. Город сей нареку Елизаветполем. Вам же, ваше превосходительство, предписываю вместе с вверенным вам полком охранять новоприобретённую крепость, весь округ и Шамшадильскую волость.
- Со всем уважением, ваше сиятельство, но для одного 17-го Егерского полка это немалая территория. К тому же персияне после взятия Ганжи озлобятся. Как бы войной не пошли.
- Войны с Персией, полагаю, теперь не избежать, - глядя в стену, задумчиво проговорил Цицианов. - Многие вассалы её, увидев падение Ганжи, решат, что лучше быть с Россией, нежели с Персией. Обратятся к нам в подданство. Персиянам сие вряд ли по нутру придётся. - Князь устремил на Карягина тёмные глаза. - Ганжинская провинция должна стать щитом для Грузии, а ваш полк — передовым солдатом в предстоящей войне. Но вы правы, Павел Михайлович. Вас надобно усилить. Кроме казаков никого дать не могу. И тех лишь полторы сотни. Привлекайте местных татар.
- Не так-то сие просто, - вздохнул полковник.
- Я и не говорил, что будет легко. Полагайтесь в основном на армянское население. Они нам благоволят. Да и вера у нас одна, христова. Но и магометане могут подсобить, ежели правильно с ними столковаться. В общем, завоёвывайте доверие. А я чем смогу, тем помогу.
Пожав руки, они распрощались.
Взятие Ганжи действительно всколыхнуло соседние ханства. Поражённые этим известием, они сперва хранили молчание. Зато потом в Тифлис одно за другим потянулись посольства с выражениями кротости, смирения и желанием исполнить любую волю России. Из Карабагского и Шекинского ханств прибыли депутации с прошением о вступлении в российское подданство. Непокорная Имеретия в лице царя Соломона была вынуждена принять условия Цицианова и стать частью России, а с нею и подвластные Соломону Мингрелия и Гурия. Также искал российского покровительства абхазский правитель Келиш-бек.
Откровенно враждебным оставался эриванский хан, полагаясь на всеобъемлющую поддержку Персии. Он знал, что столкновения с Россией теперь не избежать. Не тех более-менее безобидных стычек, что происходили до этого, нет. Драка предстоит куда серьёзнее - не на жизнь, а на смерть, как у двух львов, бьющихся за лидерство в прайде. Вцепятся друг в друга мёртвой хваткой и не отпустят, пока кто-нибудь не испустит дух. А в одиночку с Россией не справиться.
Теперь и Тегеран заволновался. Стараясь удержать уплывающие из рук вассальные ханства в зависимости, персидский шах начал готовиться к войне, собирая войска в северных провинциях. Оставалось удивляться, насколько предвидел это Цицианов. Однако сам он выносил не менее грандиозные планы.
После завоевания Ганжи, присоединения Имеретии с Гурией главнокомандующий собирался идти на Эривань. А затем утвердить русское владычество на всём протяжении от Чёрного до Каспийского моря. Ни больше, ни меньше.
Другое дело, что сил для этого у главнокомандующего было недостаточно. Восемь полков пехоты, один драгунский и один казачий. Вот и всё. Продолжались бесконечные набеги лезгин на Кахетию и Карталинию. Гибли люди, в том числе генералы. За короткое время не стало грозы лезгин генерал-майора Гулякова и верного шефа 17-го Егерского полка генерал-майора Лазарева, чьё место занял Карягин. Последнему же приходилось отслеживать не только действия персидских войск, но и наблюдать за соседними с Ганжинским округом ханствами. Кроме того, вызывали сомнения подвластные татары с их правителями, готовые в любой момент предать, действуя по наущению персидского шаха. Знай себе, держи ухо востро.
Ещё и хищнические партии татар покоя не дают. Вечно подходят к новонаречённому Елизаветполю то с юга, то с севера, то с востока. Покоя от них нет...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 17.12.2015, 19:15 | Сообщение # 81
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 2, в которой Карягин борется с хищными партиями
05 апреля 1804 года
Ганжинский округ, пастбище под Елизаветполем
- И где, скажи, эти чёртовы персияне? - спросил Степан Суроков у сотника Бекешева.
Они скакали в сопровождении пятидесяти казаков и десятка конных армян, которыми командовал Бекешев. Третий круг нарезали, но ни персидских всадников, о которых говорил шеф, ни оставленных ими следов так и не увидели.
- Этот вопрос надо задать тому, кто нас отправил сюда, - спокойно, по-философски заметил армянин.
Здесь, в десяти верстах от Елизаветполя, находился табун полковых лошадей. С ними также были артельские, казённые и офицерские. Словом, собрали всех. Выставили охрану из пятидесяти егерей и двадцати казаков, поскольку падкие на чужое добро татары периодически пытались этот табун увести.
Сегодня ночью непонятно по каким каналам Карягин получил известие, что со стороны Шуши сюда движется хищная персидская партия. Вот и поднял поручика Сурокова. Ты, мол, заведуешь продовольствием для лошадей, тебе и отдуваться. Сказал бы просто, что послать больше некого. Два батальона, которые стоят в городе, вечно нарасхват. То хищников надо преследовать, то татар усмирять, то караулы нести. Третий батальон, тот вообще в Елизаветполь не заходит. По всей округе рыскает.
Теперь и Сурокову пришлось...
- Да нет здесь никого, - бросил в сердцах Степан. - Может, они вовсе не к нам шли. Давай возвращаться.
-Как скажешь, уважаемый, - с обычным для него спокойствием ответствовал Бекешев.
Они повернули. На полпути к Елизаветполю армянский сотник вдруг придержал коня.
- Смотри-ка, - ткнул нагайкой в дорожку следов, чёрной полосой пересекавшую поле.
- Не меньше сотни верховых, - со знанием дела заявил один из казаков. Показал остриём пики вправо: - Туда ускакали.
- Давайте поглядим, что за конники у нас тут разгуливают.
Суроков повёл отряд вдоль найденного следа. Верхом он держался не хуже любого казака или армянина. Не даром во Владимирском драгунском полку служил. Только третий год в егерях. Вспомнилось, как ходили в кавалерийскую атаку, размахивая сверкающими саблями. Земля дрожала, вылетая из-под копыт.
Встречный ветер дует в лицо. За спиной слышится дробный топот шести десятков лошадей. Кто перед ними устоит? Да никто!
Следы, плавно заворачивая, вели в сторону Карабага. Значит, и вправду персияне.
Уверившись, что гонится за хищниками, Суроков прибавил ход. Не заметил, как проскакал двадцать с лишним вёрст, как след привёл в балку...
Едва въехали в низину, со всех сторон, откуда ни возьмись, показались персы. Грохнули выстрелы. Вскрикнув, упал Бекешев. Метались в панике казацкие лошади без седоков.
- Не робей, братцы! Вперёд! - выхватив шпагу, прокричал Суроков и стремглав бросился на перегородившую выезд толпу всадников.
Его послушали, припустив следом. И даже прорвались. Но не все. Только тридцать казаков и восемь армян. Среди них, к сожалению, не было ни сотника Бекешева, ни квартирмейстера Сурокова. Они остались лежать в балке, глядя остекленевшими глазами в чистое апрельское небо Закавказья.
От спасшихся Карягин и узнал о побоище. Вызвал к себе Лисаневича. Вкратце поведав о случившемся, распорядился:
- Возьмите ваш батальон, одно орудие и охотников из армян. Проследуйте к той балке и постарайтесь настичь хищников.
Быстро собравшись, майор выступил к месту разыгравшейся трагедии.
Персидских конников он там, конечно, не застал. Да и нагнать не смог. Сделав своё чёрное дело, те убрались восвояси. Пришлось вернуться ни с чем, если не принимать во внимание подобранные трупы Сурокова и прочих убитых из его небольшой команды.
Слушая доклад Лисаневича, шеф хмурился. Долго молчал, когда майор закончил. Потом вздохнул, сказав куда-то в сторону, будто святому духу исповедовался:
- Господи! Что за место такое, со всех сторон атакам подверженное. На севере лезгины шалят. На юге и на востоке персияне лютуют. Люди впроголодь живут. Войска растянуты, а его сиятельство ещё требует сильный пост учредить в Самухе. Это же пятьдесят вёрст на север. А как его учредишь, ежели слухи ходят о великом числе Баба-хановых войск. - Он посмотрел на Лисаневича. - И тебя в Шамшадиль не отправлю.
- Вопреки приказу главнокомандующего?
- Напишу ему, конечно. Всё же требуется разрешения испросить. Но пока оставлю, как есть. И без того людей не достаёт. Каждый день сильные караулы ставим на охрану форштадта и деревеньки той армянской, как бишь её...
- Калисканд.
- Во-во, Калисканда этого. Табун ещё стереги. Ну, отправлю я отряды в Самух и Шамшадиль, что с того? Совершенно некого будет отряжать в крепостной караул. А мы и так людей теряем...
Шеф снова понурил голову.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Суббота, 19.12.2015, 18:26 | Сообщение # 82
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
04 сентября 1804 года
Ганжинский округ, урочище Али-Булах
Табун уберечь всё же не удалось. Долго зарились хищные татары на лошадок. В итоге в начале мая увели-таки почти триста голов из-под самого носа. Под стенами форштадта паслись. А были там не только полковые, но и казённые, артельные, партикулярные, офицерские, а также артиллерийские и казачьи.
На просьбы Карягина усилить гарнизон князь Цицианов обещал прислать батальон Севастопольского мушкетёрского полка при двух орудиях. И это не смотря на то, что главнокомандующий собирал войска для похода на Эривань. Туда же намеревался идти с основными силами персидской армии наследник шаха Аббас-Мирза, чтобы с разных сторон вторгнуться в Грузию, где изнутри действовал опальный грузинский принц Александр. Вечно воду баламутил, пытаясь поднять людей на бунт.
В первых числах июня Цицианов двинул в Эриванское ханство четырёхтысячное войско с двенадцатью орудиями, предписав Карягину охранять Елизаветполь и весь округ с «величайшей осторожностью и бдительностью». Как и раньше, советовал привлечь к этому делу конных охотников из шамшадильских татар и армян.
На Шурагельской равнине Цицианова встретил персидский авангард числом в двадцать тысяч всадников. Они сошлись двадцатого числа близ Эчмиадзинского монастыря, где русские сомкнутым строем и губительным огнём из ружей и пушек рассеяли беспорядочные конные толпы неприятеля. Узнав об этом, Карягин не сомневался, что князь обязательно дойдёт до Эривани, как бы ни старался помешать ему Аббас-Мирза. И уже второго июля Цицианов осадил столицу.
Не так-то просто взять город на высоченном утёсе с крутыми откосами, обнесённый двумя рядами крепостных стен, окружённых широким и глубоким рвом. К тому же когда эту крепость обороняет семитысячный гарнизон с шестью десятками орудий.
Осада длилась два месяца, но успеха русским не принесла. Цицианову пришлось возвращаться ни с чем, поскольку он оказался отрезан от Тифлиса неприятельскими отрядами. Принц Александр поднимал мятеж в Грузии. Пользуясь малочисленностью войск на Кавказской линии, восстали осетины, тагаурцы и тиулинцы. Надо полагать, не без деятельного участия Аббас-Мирзы. Лезгины вновь повадились грабить Кахетию.
Неспокойно было и в Ганжинском округе. Здесь в августе появился Угурли-ага, старший сын убитого Джевад-хана, с тремя тысячами нукеров. Пытался возмутить шамшадильских татар. Пришлось Карягину двинуть туда один батальон с двумя орудиями. Он до сих пор оставался в Шамшадиле. Караулил выход из ущелья, куда отступил Угурли-ага. Самим соваться в горы не было никакого резона. Местные жители помогать отказались, опасаясь за свои семьи. Соседи, да и свои же земляки, выступающие против русских, вполне могут отомстить. А мстят здесь жестоко...
Но Угурли-ага и не думал бездействовать. В конце месяца он с отрядом в семьсот человек появился другом месте, ворвавшись в кочевья аврюмцев. Получив об этом известие, Карягин сам двинулся туда с шефским батальоном при одном орудии. На реке Качхор в урочище Амамлу наткнулся на неприятельские пикеты, но те, не приняв боя, отступили.
Это было вчера. Сегодня же, встав лагерем в урочище Али-Булах, Карягин решил осмотреться. Дорога здесь расходилась в трёх направлениях. Бог его знает, где сейчас враг. Пойдёшь не туда и разминёшься. А то, чего доброго, со спины тебя прижмут.
Влево тянулось глубокое ущелье, сразу не понравившееся шефу. Туда-то в первую очередь он и направил капитана Дьячкова, дав ему сорок егерей и двадцать казаков.
- Ваше благородие, там татары! - доложил Дьячкову казак из высланного вперёд разъезда.
- Много?
- До тысячи.
Отлично. Вот, значит, где Угурли-ага окопался.
- Далеко?
- С полверсты отсюдова будет.
Это порядка четырёх вёрст от русского лагеря. Надо сообщить Карягину.
- Наблюдайте за ними, но тихо, чтобы вас не заметили.
- Будет сделано, ваше благородие.
Казак ускакал, а Дьячков, составив на скорую руку донесение, отправил с ним другого казака. Долго ждать не пришлось. Вскоре появился капитан Котляревский, который привёл сотню егерей. Все взмыленные. Бежали, небось.
- Что у тебя, Ларион? - спросил вновь прибывший, обмахиваясь шапкой.
Они давно на «ты». Почти ровесники, молодые дворяне, с юных лет в армии — оба начинали рядовыми в Кубанском Егерском корпусе. Вместе, как говорится, не один пуд соли съели. Чего им друг другу выкать?
- Татары, Пётр. Чуть меньше тысячи, - ответил Дьячков, успевший сам подняться на холм и осмотреть неприятельское войско.
- Все конные?
- А то как же.
- Фальконеты есть?
- Нет, вроде. По крайней мере, я не заметил. Вряд ли Угурли-ага будет их таскать.
- Согласен, даже если там не он.
- Больше некому. Карягин-то где?
- Следом идёт. Батальону, сам понимаешь, немного дольше собираться.
- Понимаю, только Угурли-ага уйти может.
- Верно говоришь, Ларион. - Котляревский хлопнул товарища по плечу. - А мы с тобой на что? Свяжем его боем, пока батальон подтягивается. Выходим из ущелья, делая вид, что совсем не ожидали встретить здесь неприятеля. Поспешно перестраиваемся в каре. Увидев, как нас мало, татары обязательно нападут, вот увидишь. После отбития атаки отступаем. Что сделает враг?
- Известно что. Перекроет ущелье, чтобы не дать нам уйти.
- Виват! - Взмахнув шапкой, Пётр нахлобучил её на голову. - И тогда мы атакуем во фронт, а подоспевший батальон с тыла.
- Годится, - улыбнулся Дьячков. - Только я в передовом фасе.
- Так вперёд... - Котляревский отошёл к солдатам. - Ну как, ребята, успели отдохнуть?
- Уж лучше вовсе не отдыхали, вашбродь, - отозвался весело кто-то из егерей. - Так бы и топали, не сбивая охоту, да басурман штыком кололи.
- Будет тебе, Сидоров, и штык, и басурмане... Прошу господ офицеров ко мне!
Когда подошли командиры взводов, Пётр кратко посвятил их в свой план. Указал каждому место в боевом порядке. Убедившись, что все уяснили задачу, быстро закруглился:
- Стройте солдат во взводные колонны...
Впереди ехали казаки, не сильно удаляясь, чтобы вовремя спрятаться за пехоту. Следом шагали егеря капитана Дьячкова, дальше — сотня Котляревского.
Завидев русских, татары загалдели. Повскакивали на коней и всей толпою ринулись на колонну, которая торопливо перестраивалась в каре. Коробка вышла небольшой, что в немалой степени раззадорило неприятеля, уже мнившего себя победителем. Улюлюкая, всадники неслись прямиком на выставленные штыки. Первые выстрелы, как и предполагалось, не смогли охладить их наступательного порыва.
Сделав три залпа, русские пошли вперёд, навстречу несущейся коннице. Для татар это было в диковинку. Обычно враг, если его меньше, бежал без оглядки, стараясь поскорее скрыться. Эти же прут напропалую, словно страха в них нет.
Сшиблись...
Три хлипких шеренги пехоты, ощетинившихся стальными штыками, не дрогнули, не прогнулись. Наоборот! Налетевшая конница рассыпалась, потеряв сразу несколько десятков человек. Нет, не прост враг. Нахрапом его не возьмёшь.
Неприятельские всадники обтекли строй, успокаивая израненных коней. Теперь они за спинами русских.
- Каре, стой! - скомандовал Котляревский. - Кру-гом!
Задние шеренги стали передовыми. Пётр оглянулся на Дьячкова, подмигнул.
- На этот раз я в голове! - крикнул весело и тут же скомандовал: - Вперёд мааарш!
Коробка двинулась в обратном направлении.
Татары атаковать не спешили. Заняли высоты у выхода из ущелья. Приблизившихся русских встретили беспорядочной пальбой.
- В штыковую, братцы! Ура!
Егеря побежали, подхватив клич. Быстро взобрались на холм и ударили в штыки. Слева и справа выкатились казаки, зловеще раскачивая опущенными пиками. Ещё не веря, что не может победить горстку врагов, Угурли-ага отчаянно сопротивлялся. Однако его нукеры отступали. А тут вдруг сзади грянули выстрелы. Откуда ни возьмись появился другой русский отряд, более крупный. В ущелье он, что ли, прятался?
Неприятеля рассеяли. Ночью Угурли-ага снова ушёл в горы за верховья Шамхора, очистив аврюмские кочевья. А утром в лагерь Карягина явились агалары из тех кочевий. Винились, что приняли у себя ханского сына. Ну да, не примешь его, когда с войском пришёл. Как снег на голову свалился.
Карягин простил, лишь потребовав, чтобы кочевники подтвердили присягу, данную на верность Государю императору. Подумав, переселил их поближе к Елизаветполю.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Понедельник, 21.12.2015, 19:32 | Сообщение # 83
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Глава 3, в которой Карабагское ханство вступает в российское подданство
18 января 1805 года
Ганжинский округ, Елизаветполь, штаб-квартира шефа 17-го Егерского полка
За окном шёл снег. Падал крупными хлопьями, скапливаясь на земле мокрой кашей, которую месили ногами люди и кони.
Кто бы знал, какой вредный климат здесь, в Ганже, ждёт русского, по сути северного человека. Слякотная зима и неимоверно жаркое лето вызывали болезни. Да что там болезни - настоящие эпидемии. По лету в городе царит неимоверная духота. Совершенно нечем дышать. Батальоны приходится выводить в предгорные сёла, где хоть немного прохладнее. Оттого идея использовать ханский дворец под казармы не прижилась.
В гарнизоне бушует лихорадка, буквально выкашивая людей. Из сорока обер-офицеров только тринадцать в строю. Унтеров едва ли половина от списочного состава. Рядовых целой роты не достаёт, а музыкантов, тех и вовсе меньше трети.
Карягин тяжко вздохнул. Кабы виноватым его не сделали. Придётся ещё отвечать перед главнокомандующим, дескать, довёл подчинённых до ручки. Одно утешает — боевой дух в полку по-прежнему высок. Любую задачу поставь, егеря в лепёшку расшибутся, а выполнят.
«Врача всё же у него выпрошу. Пусть разбирается с этой напастью».
...В дверь постучали. Не получив ответа, в комнату заглянул поручик Павленко, новый адъютант вместо тяжело заболевшего Патрижицкого, не так давно ставшего штабс-капитаном. Ивана тоже лихорадка одолела. Совсем измучился. Последние деньки доживает, судя по всему. М-да, жаль парня.
- Ваше превосходительство, здесь майор Лисаневич.
- Зови, - равнодушно бросил Карягин, продолжая смотреть в окно.
Он сам вызвал майора, чтобы поручить ему важное дело. С главнокомандующим всё давно согласовано.
- Здравия желаю, ваше превосходительство! - придерживая шпагу, шагнул через порог высокий, статный Лисаневич.
На сапогах разводы. Видно, что грязь вытирал. Мокрую шинель оставил, видать, в прихожей.
- Здравствуйте, Дмитрий Тихонович. Присаживайтесь. - Карягин показал на кресло. Дождавшись, пока майор усядется, сразу перешёл к сути: - По приказу главнокомандующего вы отправляетесь в Карабагское ханство к тамошнему владетелю Ибрагим-хану.
Сев напротив, полковник выжидательно посмотрел на Лисаневича. Однако тот оставался подчёркнуто спокойным, не выказывая нетерпения или беспокойства.
Покряхтев, Карягин продолжил:
- Знаете, наверное, что год назад его сиятельство предложил карабагскому хану защиту русскими войсками. Так вот, он ответил согласием.
- Долго же хан собирался, - улыбнулся одними губами Лисаневич.
- Это важный политический вопрос. Можно сказать, судьбоносный. Быстро его не решишь. К тому же обладание Карабагом выгодно не только нам, но и Персии. Наверняка персидский шах склонял Ибрагима на свою сторону. Тому пришлось хорошенько всё взвесить.
- Лишь бы это не оказалось банальной отговоркой, имеющей целью избежать нашего похода на Карабаг. Возможно, предложение персиян тоже было принято. Азиатцы, как мы ни раз убеждались, зачастую ведут двойную игру.
- С этим не поспоришь, - кивнул Карягин. - Только персидский шах, похоже, начал не с того. Он отправил в Карабаг значительное войско со своим военачальником Абдул-Фет-агою. Хотел, как видно, силой принудить Ибрагим-хана предаться Персии. Не получилось. Карабагский владетель наголову разбил их у Дизана.
- Вот как? - поднял брови майор. - Что ж, это меняет дело. Выходит, Ибрагим-хан сжёг мосты?
- Выходит, что так. Вряд ли персияне это простят. К тому же Шуша хорошо укреплена. От неё всего восемьдесят вёрст до границы с Персией. С другой стороны, персиянам удобно использовать эту крепость для концентрации войск в случае похода на Грузию. Известно, что такие планы уже вынашиваются. Посему Ибрагим-хан просит князя Цицианова оказать ему помощь войсками, а также принять его в российское подданство.
- Не дурно, - только и сказал майор. Спохватившись, уточнил: - Меня, полагаю, уполномочили вести переговоры об этом?
- Можно и так сказать, - ответил шеф уклончиво.
Поднялся, подошёл к столу. Взяв два запечатанных письма, вернулся с ними в кресло. Протянув Лисаневичу первый, более увесистый пакет, сказал:
- Здесь проект трактата о вступлении в российское подданство и личное послание Ибрагим-хану от его сиятельства. Отвезёте в Шушу и передадите из рук в руки. - Затем протянул второй конверт, поменьше. - А здесь предписание вам от главнокомандующего. Извольте ознакомиться.
Пока майор читал, Карягин тихо сидел в кресле, не говоря ни слова. Закончив, Дмитрий взглянул на шефа.
- Вопросы есть? - поинтересовался полковник.
- Я поеду один?
- Возьмите Джораева. Он языки знает. Для сопровождения дам казаков. Ещё вопросы?
Вопросов больше не было. В предписании князя всё изложено чётко и в подробностях. Главное, что Лисаневич едет не просто курьером или посредником в переговорах — отдал письмо, привёз ответ и так далее. Он должен досконально изучить фортификацию Шушинской крепости. Выяснить, способен ли хан доставлять продовольствие на пятьсот человек и возможно ли наладить туда проезд арб.
Судя по всему, Цицианов был настолько уверен в неминуемом подписании трактата, что во всю строил планы по размещению в Шуше русского гарнизона.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Четверг, 24.12.2015, 21:19 | Сообщение # 84
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
14 февраля 1805 года
Карабагское ханство, Шуша, Ганжинская дорога
Родители Никия Джораева когда-то жили в Карабаге. Нужда заставила их бежать. Обосновались в Грузии, но всегда помнили о своих корнях, и память эту вместе с любовью к родине передали сыну. Теперь Джораев, грузинский дворянин армянского происхождения, рассказывал майору Лисаневичу о родном крае и о Шуше:
- …Не армянское это название – Карабаг. Татары так прозвали. Означает «Чёрный сад», слушай. Какой же он чёрный? Ты летом его видел, да? Всегда Хамсой или Арцахом зывался. Хамса – это пять. Союз пяти меликов. Братство хамсы. – Джораев помолчал, нервно дёргая повод лошади. Потом с грустью в голосе произнёс: - Было братство... пока иноплеменники не явились. Они уже везде хозяйничали. Один Карабаг нетронутым оставался, как остров посреди бушующего моря. – Он вздохнул, будто сам жил в те далёкие времена и всё испытал на собственной шкуре. – Был такой мелик Шахназар, владетель Варанды. Разругался он с остальными меликами. Воевать начал с соседями, слушай. Понимал, да, что не справится в одиночку. Татар-кочевников призвал. А вожаком у них в ту пору был Панах-хан. Хитрая гадюка. Перессорил всех меликов между собой. Кому-то в доверие втёрся, кого-то вообще из вилайета выжил. Словом, захватил власть. Ханом всего Карабага себя объявил. Мелик Шахназар ему свою крепость отдал - замок Шуши-кала. Панах-хан его ещё сильнее укрепил. А со временем и столицу туда перенёс, когда со всеми меликами расправился. Персияне сколько ни пытались, не могли этот замок взять. Один раз только и вышло, уже при сыне Панах-хана, Ибрагиме. И то после того, как тот сбежал. Татары сами ему ворота открыли. Теперь это город Шуша. Такая вот история, слушай…
Дорога постепенно сужалась, превращаясь в тропу, петляющую по дну распадка. Его пологие склоны поднимались всё выше. Вскоре наверху, слева и справа, возникли две пузатые, круглобокие башни. От них навстречу друг другу сбегали вниз длинные, прямые стены, повторяющие рельеф местности. Сходились на самом дне, образовав над тропою глубокую стрельчатую арку.
- Главные городские ворота, - многозначительно, со знанием дела произнёс Джораев. – Ганжа-гапысы называются. Ганжинские то есть. Это северные. А ещё есть восточные, Агоглан-гапысы. На западе Эривань-гапысы. О них можно услышать и как о Халифали-гапысы, но это из-за деревни, через которую дорога на Эривань проходит. Есть и четвёртые, только я о них ничего не знаю. Восточные и западные ворота лишь для верховых и вьюков, а здесь и повозки могут ездить.
Их окликнули со стены, спросив кто такие. Створки заперты. Осторожничают. Не мудрено. Пятьдесят вооружённых казаков хоть и не великое по местным меркам, но всё же войско.
Никий ответил по-татарски, несколько раз повторив хорошо понятное всем в отряде слово «урус». Лисаневич разобрал немногим больше. Всё же поднаторел в татарском за время службы на Кавказе. Правда, бегло, как Джораев, говорить не мог.
Пока Никий обменивался любезностями со стражей, Лисаневич оглядел арку, обрамлённую мозаичной кладкой из красиво чередующихся тёмных и светлых камней, крепкие стены в десять аршин высотой, башни в отдалении... М-да, любо-дорого здесь оборону держать. Удобных подступов практически нет. Единственная дорога слишком крута и заужена. Больше походит на коварную ловушку. Достаточно поставить два орудия, чтобы на корню пресечь любые попытки приблизиться к воротам. Огонь картечью нанесёт неприятелю непоправимый урон.
Полностью блокировать небольшую крепость не получится. Участок нагорного плато, на котором она стоит, окружён отвесными скалами, густым лесом и глубокими оврагами. Осаждающим ни за что там не пройти. Зато гарнизон может легко получать продовольствие извне. Лишь здесь, на севере, где можно подняться в гору, есть крепостная стена. Высокая, надёжная, с идеально ровными пролётами и далеко выступающими сторожевыми башнями, позволяющими вести губительный фланкирующий огонь.
Идеальное место для размещения войск. И климат куда мягче, нежели в Елизаветполе.
Наконец, ворота распахнулись. В крепостном дворе русских встретили несколько бородачей в лохматых папахах, с головы до ног обвешанные разномастным оружием. Один из воинов держал под уздцы чёрного жеребца, настоящего красавца. Лисаневич невольно залюбовался конём. Тот ни секунды не стоял на месте. Нетерпеливо топал, всхрапывая, обмахиваясь хвостом и вздёргивая голову. Ему явно не терпелось пуститься вскачь. Но хозяин держал крепко. Ещё и бормотал что-то успокаивающе, поглаживая второй рукою нос жеребца.
Когда Лисаневич приблизился, в него упёрлись две пары внимательных глаз человека и животного. До странности одинаковые взгляды.
Владелец вороного бросил несколько скупых слов, отдавая распоряжения:
- Ваши нукеры останутся здесь. Можете взять не больше десятка. Я провожу вас к хану.
Сразу видно кто здесь главный.
- Хорошо, Мухаммед-ага, - ответил Джораев.
- Что за Мухаммед? Ты его знаешь? - Майор кивнул на всадника, лихо запрыгнувшего в седло.
- Да. Это Мухаммед-Кули, старший сын Ибрагим-хана.
- Сам наследный принц? Надо же. Ну, раз нам оказана такая честь, то конвой, думаю, не потребуется. Поедем вдвоём.
- Как скажешь, майор-джан.
Мухаммед сопроводил «урусов» до самого дворца, который сам напоминал маленькую крепость со стенами и башенками, и вместе с ними вошёл во внутренние покои. Перед залом, где в окружении беков сидел Ибрагим-хан, попросил подождать.
Вернулся он быстро. Не закрывая дверь, грациозным жестом пригласил следовать за ним.
Отец Мухаммеда, разменявший восьмой десяток, но ещё довольно крепкий старик, полулежал на подушках в большом кресле с резной спинкой и подлокотниками. Широкая борода, некогда чёрная, а нынче вся в седых пробегах, полностью закрывала грудь. Слева и справа вдоль стен тянулись покрытые коврами возвышения, больше похожие на длинные приступки. На них, поджав ноги, сидело порядка пятнадцати человек в богатых татарских одеждах. Перед каждым на полу снятая обувь. Все с интересом поглядывали на вошедших.
После того, как Лисаневича представили, он произнёс давно заученную речь и вручил Ибрагим-хану письмо Цицианова с проектом трактата о вступлении в русское подданство.
Неторопливо, даже нехотя, будто ему поднесли прошение какого-нибудь простолюдина, карабагский правитель прочитал оба письма, составленных, надо полагать, на татарском. Передав бумаги сыну, пронзил майора колючим взглядом из-под густых, сросшихся на переносице бровей. Начал говорить, словно плёткой щёлкал — резко, делая короткие паузы после каждой фразы. Наверное, чтобы дать время Джораеву перевести.
- Я услышал вас, русские посланники. Теперь мы будем совещаться. Для этого я и собрал почтенный Диван. Прошу на время нас покинуть... Мухаммед, отведи гостей.
Они вышли. Что ж, здесь, в небольшой приёмной, тоже были постелены ковры и лежали подушки. На них и примостились. Только разуваться и поджимать под себя ноги не стали.
В «тронном зале», между тем, кипели настоящие страсти. Старейшины спорили так громко, что без труда можно было различить голос каждого и разобрать слова. Жаль, тараторили быстро. Лисаневич не успевал схватывать.
- О чём толкуют? - спросил он Джораева, который тоже внимательно слушал доносившуюся из-за двери перепалку.
- Пытаются отговорить Ибрагим-хана подписывать трактат.
- А он что?
- Молчит. Пока только спрашивает. Они промеж собой спорят.
- Чего тут спорить. Либо к нам пойдут, либо персияне им на глотку наступят.
- Об этом и спорят, слушай. Кто-то кричит, что русские лишат Карабаг независимости...
Майор скептически фыркнул:
- Будто бы Персия им свободу на блюде поднесёт.
- Вот-вот, слушай, этот крикун так и сказал. Если хотим быть свободными, да, надо к персиянам идти. Они, мол, наши единоверцы.
- Здесь и армяне живут. Христианский народ, между прочим.
- Вай, ты о чём? Когда это армян спрашивали? Нет больше братства Хамсы. Забыл? Татары в Карабаге правят... О, хан заговорил.
Действительно, галдёж смолк. Слышен единственный голос.
- Ну, чего там? - Лисаневич нетерпеливо толкнул в бок притихшего Джораева.
- Э, дай дослушаю, да. - Тот опять отвернулся, обратившись в слух.
Пришлось полагаться на себя. Дмитрий понимал через слово:
- …Вы все прекрасно знаете о коварстве Баба-хана… Всё равно придёт на наши земли… Будет жечь хлеба, уводить людей и скот… Я предпочту заключить союз с русскими…
Гул голосов. Кто-то недовольно высказывается, но хан прерывает:
- Мой внук будет залогом добрых отношений. Ему в аманатах обещано должное содержание.
Снова ропот. Несколько раз подряд звучит имя Мухаммед. Он-то тут причём?
Лисаневич не может ничего разобрать. Толкает Никия:
- О принце, что ль, заговорили?
- Да. По условиям трактата, оказывается, должны отдать в залог его сына в Тифлис.
Вот оно что. Азиатцы зачастую содержат родственников подданных у себя в аманатах, то есть в заложниках. Вполне обычная практика, в том числе, для Закавказья, успешно используемая и русскими. Такой своеобразный короткий поводок для вассалов. Окажешь неповиновение, у заложника голова с плеч.
Спор длился долго. Лисаневич и Джораев успели выпить всё вино и съесть все фрукты, принесённые ханскими слугами. Наконец, двери распахнулись, и галдящая толпа беков хлынула мимо слегка захмелевших русских на выход из дворца.
Вслед за иссякшим потоком появился Мухаммед.
- Хан желает говорить с вами, - сказал устало и посторонился, пропуская посланников.
Ибрагим, казалось, постарел за это время ещё лет на десять. Щёки впали, под глазами набухли мешки, глубже прорезались морщины…
- Передайте князю, что я согласен, - произнёс он глухо. – Пусть назначает время и место, где мы сможем встретиться и заключить договор.
На этом аудиенция была окончена. Мухаммед вывел гостей на улицу.
Пока ждали коней, Лисаневич, испытывая неловкость, попросил Джораева перевести:
- Прошу меня извинить, Мухаммед-ага. Я не знал, что в аманаты предложено передать вашего сына.
- Знай вы об этом, разве что-нибудь изменилось бы? – равнодушно бросил тот. – Нам не дано вершить свою судьбу самим. За нас это делает Великий Аллах. Если ему будет угодно забрать жизнь моего сына, так тому и быть. Никто не в силах противостоять божьему промыслу.
- Надеюсь, этого не случится.
- Как бы там ни было, я утешусь тем, что рядом со мною остаётся мой старший сын Джафар, моя надежда и опора.
Чёрт! Выходит, ханский внук ещё совсем ребёнок. Невесёлая участь - с ранних лет заложником стать.
В зарослях сада, вплотную подступавшего к стенам дворца, послышался заливистый девичий смех и весёлые детские голоса. Странно слышать столь обыденные, вполне себе мирные звуки после пережитого за день. Дети всегда остаются детьми. Будут играть и веселиться, пусть даже под грохот орудий, не замечая, что взрослые увлечённо разрушают окружающий мир.
Между веток замелькали пёстрые одежды ребятишек. Их стайка с шумом выпорхнула из-за деревьев. Девчонки с мальчишками хватали мокрый снег и швырялись друг в друга, не замечая стоявших у крыльца чужаков с Мухаммедом.
- Султанет! - строго прикрикнул принц.
Дети одновременно повернулись, перестав баловаться. Одна из девочек сноровисто подскочила к Мухаммеду.
- Да, братец? - взвился бойким перезвоном её высокий голосок.
Э, да она уже не ребёнок. Лет пятнадцать, наверное. Можно сказать, невеста. Девушки здесь рано выходят замуж.
Румяные, слегка припухлые щёки. Приоткрытый рот, из которого вырываются струйки пара. Аккуратный, прямой носик, большущие глаза и тонкие, красиво изогнутые чёрные брови. На голове цветастый платок, обрамлённый бахромой из монет. Короткая меховая куртка, широченная юбка. Словом, восточная красавица.
Лисаневич не мог отвести взгляд, хотя прекрасно понимал, что нельзя так откровенно пялиться на девушку. Она, казалось, только теперь заметила гостей. Испуганно зыркнула на Джораева, потом на необычную одежду Дмитрия...
Их глаза встретились. Одно долгое мгновение русский офицер и татарка смотрели друг на друга. Потом она потупила взор, а Лисаневич стоял, точно пришибленный, мало что соображая. Казалось, внутри всё вспыхнуло и отмерло. Он ничего не чувствовал кроме бешено колотящегося сердца.
- ...Идите играть в сад, - говорил Мухаммед.
Казалось, он где-то далеко-далеко, хотя стоял совсем рядом. Словно во сне увидел Дмитрий удаляющуюся точёную фигурку девушки.
- Моя сестра, Султанет-бегим, - недовольно проворчал принц, но тут же улыбнулся. - Младшими детьми занимается. Присматривает за ними.
Подвели коней. Лисаневич запрыгнул в седло. Бросил прощальный взгляд на деревья, среди которых, где-то в глубине сада, гуляет сейчас юная принцесса. Красивая и женственная, будто сошла с иконы Божьей Матери.
«Султанет», - повторил он про себя, смакуя это замечательное имя...
Спустя ровно четыре месяца, Ибрагим-хан встретился с князем Цициановым в лагере на реке Кюрек-чай, в тридцати верстах от Елизаветполя. Там он и принёс присягу на верноподданство русскому Государю императору, подписав трактат.
Через неделю туда же прибыл его тесть, Селим-хан шекинский, который подтвердил присягой своё подданство, принятое ещё в начале февраля.
Это в конец обозлило Персию. Близ Тавриза собралась большая персидская армия числом порядка сорока тысяч человек, нацеленная на Грузию. Другая, едва ли меньше, квартировала в Карадаге, двинув сильные авангарды к Араксу и Эривани.
Чтобы дать отпор персам в случае их вторжения в Карабаг, майору Лисаневичу было предписано занять своим батальоном Шушу. Поскольку такая мера предусматривалась Кюрекчайским договором, сразу по его заключении Лисаневич вошёл в Шушинскую крепость с шестью ротами егерей и тридцатью казаками при трёх орудиях.
Он рьяно взялся за дело, чуть ли ни на каждом шагу сталкиваясь с откровенным саботажем. Пришлось приложить немало сил, чтобы наладить нормальные поставки провизии. Много нечестных дельцов попало под его горячую руку. Конечно, судебная власть по трактату целиком и полностью принадлежала Ибрагим-хану, но с ним кое-как удавалось договариваться. А вот с чиновниками...
Здорово помогал Мухаммед, часто закрывая глаза на «шалости» русского майора. Они даже сдружились. В конце концов, жёсткие методы возымели действие. Не желая связываться с неуравновешенным Лисаневичем, которого хитрые уловки ханских чинуш буквально выводили из себя, татары старались угодить ему во всём, лишь бы поскорее отвязался.
Только-только всё начало налаживаться. Казалось, можно какое-то время почивать на лаврах, так нет же. Пришло известие, что персидские войска переправились через Аракс...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Суббота, 23.07.2016, 14:39 | Сообщение # 85
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Пока занимался редактурой, в голову пришла идея немного больше осветить жизнь поручика Лисенко на службе в Персии.
В связи с этим родились дополнительные главы. Пока не знаю, куда их вставить, поэтому выкладываю здесь в конце.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Суббота, 23.07.2016, 14:42 | Сообщение # 86
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
27 июня 1805 года
Карабаг, урочище Кара-агач-Баба, персидский лагерь
- Может, зря мы рванули, ваше благородие? - подсел к Лисенко усатый унтер, вместе с которым бежали с мечети. - Слыхали? Ночью-то наши ручей отбили. Фальконеты, говорят, взяли.
Емельян пожал плечами.
- Толку-то. - бросил безразлично. - Видел, сколько вечером персиян подоспело? А сколько пушек при них? То-то же. Нет, наша песенка спета. Одному батальону никак не выстоять против целой армии. Радуйся, что мы уже не там.
Кивнул на бугор, за которым открывался вид на мусульманское кладбище. На склоне торчало несколько часовых.
Русские пленные сидели в небольшом распадке под открытым небом. Кто спал прямо на земле, кто негромко переговаривался, кто просто помалкивал. Ночью жались друг к другу, днём изнывали от жары. Но это мелочи по сравнению с тем, что теперь можно не опасаться персидских ядер и пуль, а то и более мучительной смерти - от голода и жажды.
Нет, он поступил правильно, сохранив себе жизнь. Ещё и солдат вывел. Настоящее безумие оставаться в той бойне. Ведь были и другие мушкетёры с егерями, прекрасно понимающие к чему это всё приведёт. Они сдались днём позже. Двадцать человек. Их тоже привели сюда, в распадок. От вновь прибывших унтер, видимо, и узнал о временном успехе осаждённых. Бесполезно это. Как ни трепыхайся, конец неизбежен.
Уж Емельян-то видел, сколь огромная сила прёт на небольшой русский отряд, когда его вели через персидский лагерь к шатру Пир-Кули-хана. Всюду люди, кони, верблюды. Конца-краю им не видно.
Сам командующий пожелал на него взглянуть. Ещё бы, сдавшийся русский офицер, экая диковинка. Старший конвоя передал шпагу поручика сидящему на подушках Пир-Кули-хану. О чём-то сказал негромко.
- Почему вы сдались? - поинтересовался командующий через толмача.
- Не вижу смысла сопротивляться, - проговорил Емельян. - А я, равно как любой другой солдат, более полезен живым, нежели мёртвым.
Выслушав перевод, Пир-Кули-хан довольно кивнул.
- Сегодня сюда прибудет светлейший Аббас-Мирза, виалагд великого Фетх-Али-шаха, беглер-бег Адербейджана. С его приходом участь русского войска будет решена. Какова там обстановка, кстати?
- Плохая обстановка. Половина людей ранено. Лошади почти все перебиты или покалечены. Вода на исходе. Обоз, можно сказать, уничтожен.
- Я же говорил! - обрадованно всплеснул руками командующий, дослушав толмача. - Тех, кто до завтра не сдастся, мы просто-напросто уничтожим. Засыпем ядрами, сровняв с землёй, а уцелевших растопчем копытами лихих коней и порубим саблями. Вы поступили мудро. Светлейший Аббас-Мирза уважает умных людей, и может предложить вам службу. Будьте любезны, дождитесь его. Никуда не уходите. Хорошо?
Сообразил, что над ним потешаются, лишь когда Пир-Кули-хан громко рассмеялся и подал знак увести пленника.
- Как бы нас ни того... - Унтер провёл большим пальцем по горлу. - Не порешили, то бишь.
- Не порешат. Хотели бы, так давно это сделали. А тут ещё и кормят.
- Овсом, как лошадей.
- Что сами едят, то и нам дают. Лепёшки уже позабыл?
- Ну-да, ещё про воду вспомните.
- А тебе вина подавай? Может, отдельного кашевара потребовать?
Усач горестно вздохнул:
- Эх-хе, угонят нас, ваше благородие. Закуют в кандалы на чужбинушке. И будем в рабстве у них батрачить до скончания века.
- Не думаю, - замотал головой поручик. - Не даром же персияне предлагают служить у них. Я слышал, Аббас-Мирза желает реорганизовать армию на европейский манер.
- Ну, офицеров он, может, и возьмёт. А от солдат ему какой прок?
- Один офицер всю армию не выучит. Ему помощники понадобятся, унтер-офицеры и даже солдаты, службу знающие. Так что не переживай, братец. Прорвёмся как-нибудь.
Сорвав травинку, Емельян сунул её в рот и лёг на спину, заложив руки за голову и надвинув шапку на глаза.
- Кабы да кабы... Недалеко и до беды, - проворчал усач и, повздыхав, побрёл прочь.
Долго лежать не пришлось.
Загремели пушки. Судя по звукам, били не только фальконеты, но и более крупные калибры, расставленные на всех высотах вокруг русского лагеря. Что там творилось, одному богу известно. По мнению Лисенко вряд ли кому посчастливится выжить в столь адском огне.
За ним пришли, когда канонада была в самом разгаре. Двое конвоиров подвели поручика к богатому шатру, над которым развевался шахский штандарт — лев на фоне восходящего солнца. Никак сам Аббас-Мирза решил побеседовать со сбежавшим русским офицером?
Здесь даже солдаты отличались от прочей разношёрстно разодетой армии. На всех более-менее одинаковые халаты красного цвета с одним рядом пуговиц, чёрные папахи, светлые шаровары, короткие сапоги с острым загнутым вверх носком и широкие пояса, на которые спереди нашит кожаный патронташ. Чертовски неудобно, надо полагать, носить патроны таким вот образом. Это что, ханская гвардия?
В шатёр его не повели. Остановились невдалеке, сказав что-то часовым у входа. Один из них скрылся внутри. Вскоре вышел, откидывая полог перед высоким, поджарым юношей лет двадцати. Да, наследный принц был молод, несмотря на густую чёрную бороду, начинавшуюся едва ли не у самых глаз и скрывавшую практически всё лицо. Узкий приталенный халат, расшитый золотой тесьмой, выдавал крепкую стать. Кривой кинжал за поясом и сабля на боку. Движения порывисты, но манеры учтивы, речь обходительна.
- Здравствуйте, господин офицер, - перевёл его слова вышедший следом пожилой толмач. - От лица моего властителя Фетх-Али-шаха я рад приветствовать вас и ваших людей на исконных землях Персии, коль скоро вы решили сложить оружие и перейти на сторону истинного правителя. Верно ли я понял, что вы изъявили желание служить персидскому шаху?
Тёмный, пронзительный взгляд впился в Лисенко. Попробуй-ка, скажи, что ни о чём подобном не помышлял. Точно в колодки закуёт и погонит в Тегеран.
- Если мой опыт и знания смогут послужить на благо Персии, буду только рад, - ответил осторожно.
- В таком случае... - Скупым жестом он подозвал одного из офицеров. Тот подал шпагу, которую Аббас-Мирза, в свою очередь, протянул поручику. - Вот ваше оружие. Отныне вы служите великому султану Фетх-Али-шаху, царю династии Каджаров.
Приняв клинок, Емельян слегка выдвинул его из ножен и поцеловал обнажённую сталь.
- У меня большие планы на вас, - продолжал между тем принц. - Я намерен создать регулярную армию по примеру европейской. А зная храбрость русских солдат, наших соседей и врагов, будет лучше знакомиться с их боевым учением, нежели с учением англичан или французов. Не находите?
- Это вполне разумно.
- В моей армии уже служат некоторые русские. Наиб Самсон в Эриванском полку, например. Он перешёл ко мне на службу три года назад. Сейчас формирует регулярное войско из ваших же соотечественников. Я ими весьма доволен. Полагаю, вы будете столь же усердны?
- Приложу все силы, ваше высочество. Будет ли дозволено мне спросить?
- Спрашивайте.
- Какая судьба ждёт солдат, которые бежали вместе со мной?
- Они в полном вашем распоряжении.
- Тогда разрешите оставить их при мне. Новой армии нужны инструкторы. Чем больше, тем лучше. Наших солдат готовить не надо. Сами кого хочешь научат.
- Что ж, назначаю вас наибом над ними. Отправитесь для начала в Тавриз, передадите наместнику моё письмо. Там займётесь обустройством и формированием инструкторской роты. Других пленных тоже буду переправлять вам. Думаю, за ними дело не станет. Особенно после сегодняшнего боя.
Он приветливо улыбнулся, будто говорил не о живых людях, которых в ближайшие часы ждёт смерть или неволя, а о вполне обыденных вещах вроде мирной жатвы хлебов.
Орудийная пальба постепенно стихла.
- Настало время предложить оставшимся русским сдаться. - Улыбка не сходила с бородатого лица. - Мы же не звери какие, в самом-то деле...
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Суббота, 23.07.2016, 23:31 | Сообщение # 87
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
30 июля 1805 года
Персия, Тавриз
- Ать-два, левой, левой, левой! Ать-два, левой! Правым плечом вперё-о-од... арш!
Унтер-офицер бойко выкрикивал команды, разносившиеся по всей крепости. Ему вторили три барабанщика впереди марширующего строя, выбивая такт ярко раскрашенными палочками.
Вообще странно было слышать здесь, в самом сердце Персии, русскую речь и видеть русских же солдат, марширующих в шароварах, остроносых башмаках и высоких папахах со сплющенным верхом. Мундиры им, правда, оставили пока свои, чтобы как-то выделялись из общей массы. Всё же инструкторы. Правда, ни слова по-татарски не знают, и как управлять этим неорганизованным стадом, называемым «войско великого шаха» - тоже ни малейшего понятия. Пока только демонстрировали свою выучку, показывая действия в строю. А любопытные татары, позабыв о службе, сбегались к площади, стоило поручику Лисенко выгнать на неё своих солдат. Впрочем, он уже и не поручик вовсе, а наиб, что в общем-то одно и то же. Да ему без разницы. Пусть хоть чёртом назовут, лишь бы не в яме гнить закованным в колодки. А тут ещё и деньги приплачивают, к тому же неплохие.
Емельян был единственным, кого переодели полностью на персидский манер. Ничем особенным его форма от русской не отличалась. Разве что раньше у него не было погон, а теперь щеголял в блестящих эполетах.
- Рота-а... стуй! Раз-два! Напра-ву!
Строй послушно замер и повернулся во фронт.
- К но-ге!
Приклады ружей слаженно стукнули о камни мостовой. В толпе татар послышался одобрительный ропот.
- Позовите ко мне сотников, - негромко произнёс Лисенко стоявшему рядом толмачу.
Тот стал кричать, энергично размахивая руками. От разношерстной толпы отделилось порядка двенадцати человек и подбежало к русскому офицеру.
- Соберите ваших людей в отдельные группы вон там, - Емельян показал на длинный край площади. - За каждой сотней я закреплю инструктора. На время обучения он для вас отец родной и главнокомандующий в одном лице. Слушать его беспрекословно. Всем ясно?
- Якши, якши, рус-хан, - закивали бородатые сотники, большинство уже немолодые, убелённые сединами.
Вот интересно, были бы они столь же покладисты, не получи грозного предупреждения Аббас-Мирзы о том, что ослушники подвергнутся строгим наказаниям? Это вряд ли.
Теперь бы ещё общий язык найти. Ведь инструкторы будут командовать на русском.
Еле-еле наскребли нужное количество толмачей, в основном среди армян. Кое-кто из пленных знал татарский, но все через пень колоду. Их тоже пустили в ход. Ничего, поднатореют. Взаимное обучение, так сказать.
- Блохин!
- Я, ваше благородие! - подбежал усатый унтер, старый знакомец ещё с урочища Кара-агач-Баба.
- Распределяй людей с толмачами по сотням. Пусть приступают.
- Слушаю!
Блохин умчался, придерживая саблю и смешно виляя шароварами.
Самый преданный из всей роты унтер. Помнит, как Емельян вывел его из-под огня вместе с теми солдатами, которые обороняли мечеть. Практически спас. А потом ещё и при себе оставить уговорил. Теперь вот в Тавризе прохлаждаются вдалеке от войны. Персидских нукеров регулярству обучают. Живи да радуйся, и к дьяволу все сомнения.
А ведь сомневался поначалу, особенно узнав, что Карягин каким-то чудом умудрился увести свой отряд из-под носа осадившей его персидской армии. Переполох в ту ночь поднялся неимоверный, разбудив и русских пленных, с которыми по-прежнему находился Лисенко. Правда, ему, как принятому на службу офицеру, в отличие от прочих установили небольшой шатёр на склоне.
Поднявшись на холм, поручик увидел вдали полыхающий русский лагерь. Среди языков пламени сновали татарские всадники. Подумал, что всё кончено. Каково же было его удивление, когда узнал правду. Отряд Карягина ушёл, миновав заслоны? Это невозможно! С таким количеством раненых, без обоза, почти без лошадей...
Впрочем, как считал Емельян, это лишь оттянет окончательный разгром. Персидская кавалерия в любом случае догонит еле бредущий, перегруженный ранеными неполный батальон и обязательно уничтожит его.
Персы быстро сворачивали лагерь, торопясь пуститься в погоню. Аббас-Мирза прислал толмача с приказом выступить в арьергарде во главе колонны пленных русских. Построив солдат, Лисенко повёл их вслед за удаляющимся войском. Конвой остался при них. Сотня всадников сопровождала всю дорогу до самого Шах-Булаха.
А там новое потрясение. Карягин с ходу захватил замок и укрепился в нём. Ну что за напасть! Возможно ли, чтобы небольшой отряд, изрядно побитый и ослабевший, смог единым штурмом, без подготовки взять крепость?
Поручик не верил своим ушам. Неужто у Карягина выгорит, получится спасти от неминуемой гибели остатки отряда? Нет, не может быть — тут же признался себе, внимательно изучив ситуацию. Еды в замке почти нет, воды тоже. Достаточно блокировать их, чтобы гарнизон, мучимый нестерпимым голодом и жаждой, через несколько дней сам открыл ворота. Сделанные выводы утешили, но ненадолго.
Вызвав Емельяна к себе, Аббас-Мирза с минуту буравил изучающим взглядом, после чего угрюмо сказал:
- Кара-урус убил в Шах-Булахе моего родственника Фиал-хана и близкого мне человека и друга Эмир-хана.
Повисла гнетущая тишина. Помолчав, принц продолжил:
- Их тела остались там, за стенами. - Рука выпрямилась в сторону крепости. На указательном пальце хищно блеснул перстень. - Я попросил его выдать убитых. Знаете, что потребовал Кара-урас взамен?
Лисенко почуял близкое дуновение смерти. Она холодом пронеслась по телу, оставив неприятное ощущение в судорожно сжавшемся желудке. Горло стянуло, будто петлёй, уже накинутой на шею.
- Вас и всех бежавших солдат, - подтвердил его догадку Аббас-Мирза и снова умолк.
«Выдаст или нет?» — пульсировала мысль вместе с толчками крови, порождая в голове оглушительный набат.
- Я не меняю своих людей на мертвецов, какими бы высокородными они при жизни не были, - услышал сквозь невообразимый гул в ушах.
Смысл сказанного дошёл не сразу. Только тогда стал успокаиваться, постепенно приходя в себя. Понял, что вспотел и дрожит, как осиновый лист. Вытер лицо враз намокшей перчаткой.
- Мой человек сказал, что вас перебили. Думаю, Кара-урус ему не поверил. - Аббас-Мирза встал, обошёл поручика, заложив руки за спину, и остановился перед ним. - Но я пригласил вас не за этим, Рус-хан.
Слишком уж длинная фамилия у русского, а тем более имя. Произносить устанешь. То ли дело так вот, кратко - «Рус-хан». Зато с уважением. Сразу дают понять, что тебя принимают за своего. И упаси бог разубедить их в этом...
Принц показал на раскладной столик с письменным прибором и бумагой:
- Прошу составить письмо Кара-урусу от моего имени с предложением перейти ко мне на службу. Пусть оно будет написано совершенно понятным для него русском языком, чтобы не искать в словах двойной смысл.
Не счёл за труд, написал под диктовку толмача, совсем немного перестраивая предложения. Получилось длинно и витиевато. На то и азиаты, чтобы за высокопарными фразами скрывать истинные намерения.
Чем ответил Карягин, узнать не довелось. Однако Аббас-Мирза спокойно ждал, не прибегая к штурму. Судя по всему, вёл переговоры с русскими, поскольку на десятый день осады Емельяна снова привели в его шатёр, где принц дал почитать письмо Карягина, в котором тот обещал на утро сдать крепость. Неужели шеф решил таким образом сохранить жизни немногих уцелевших? Что-то не похоже на него.
- Как думаете, этот Кара-урус действительно намерен сложить оружие? - спросил принц, не сводя с Лисенко внимательных глаз.
- Вряд ли, - честно признался он. - Скорее всего, русские собираются дать последний бой и умереть с честью.
Аббас-Мирза в задумчивости прошёлся по шатру.
- Благодарю, - сказал, наконец. - Мы будем к этому готовы. Можете идти.
А утром в Шах-Булахе не оказалось ни одного русского солдата. Опять утёрли нос персам. Те бросились в погоню, но Карягин успел занять другой замок, расположенный настолько удачно, что Аббас-Мирза так и не сумел его как следует обложить. Можно сказать, упустил врага, победу над которым считал решённым вопросом.
Тем же вечером раздосадованный принц, не чая больше, как видно, пополнить команду Лисенко новыми пленными, отправил их в Тавриз, дав Емельяну коня, чтобы ехал верхом, как и положено офицеру, и письмо для наместника. Конвоиров тоже на всякий случай послал с русскими, объяснив это просто:
- Для вашей же безопасности.
Несколько дней пути по тесным, запруженным караванами дорогам, несмотря на войну, и вот, наконец, Тавриз.
Его заприметили ещё издали. Огромный город, раскинувшийся на многие вёрсты. Всяко больше Хорола. Сравним, пожалуй, с Харьковом или даже с Петербургом. Видны купола мечетей и вздымающиеся в небо минареты, словно пальцы, указующие в облака. Дома утопают в зелени деревьев, чуть высунув из-под крон покатые крыши.
В крепость входили через величественные ворота меж двух колонн, чьи макушки, увенчанные закрученными куполами, взметнулись выше зубцов с узкими бойницами. Повсюду сновал народ. В основном бородатые мужчины в шароварах и халатах, изредка женщины в широких платьях, едва ли не полностью прятавшие лица под платками. Живности тоже хватало. Ишаки, верблюды, лошади, быки, коровы, всякая птица, не говоря уже о собаках.
На колонну русских откровенно глазели, о чём-то громко судача и не стесняясь в жестах. Конвой довёл пленников до резиденции наместника. Лисенко передал ему письмо, и тот без лишних вопросов, ещё не дочитав послание, распорядился распределить прибывших по пустующим казармам. Судя по всему, его успели предупредить.
Солдат помыли в бане и переодели. А уже на следующий день к Емельяну приставили толмача, при помощи которого Рус-хан мог общаться со всеми, в том числе и с наместником. Последний, как раз, и пояснил поставленную перед русскими задачу — обучить регулярству те полки, которые дислоцируются в Тавризе. Вот и начали с показательных маршировок, чтобы у начальников сотен, равно как и у подчинённых, появилось хоть малейшее представление о передвижении строем.
Сегодня Лисенко решил, что хватит услаждать взоры зевак. Пора им тоже заняться муштрой. Тем более, к этому давно всё готово. Толмачи есть, унтеры и солдаты своё дело знают. Пусть басурмане теперь попыхтят.
На площади творилось нечто невообразимое. Пока выстраивали сотни по росту, ещё куда ни шло. Но стоило им начать поворачиваться по команде и пробовать ходить в ногу, чуть лбы себе не порасшибали.
Строй сломался, смешиваясь. Нукеры галдели, ругая друг друга, на чём свет стоит, а то и пускали в ход кулаки. Командиры, пытаясь навести порядок, надрывали глотки. Всё зря. Никакой дисциплины.
М-да, не с того надо было начинать. Ну что ж, первый блин комом.
- Блохин! Передай инструкторам - отставить занятия, все ко мне.
- Слушаю, ваше благородие!
Глядя на угомонившихся персов и подбегающих к нему солдат, Емельян думал о том, как же много ещё предстоит сделать. Непочатый край работы.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Понедельник, 25.07.2016, 18:18 | Сообщение # 88
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
11 марта 1806 года
Персия, Тавриз, винная лавка
- Слыхали, браты? Цицианова шлёпнули. - Ванька Ефимов обвёл пьяным взглядом своих товарищей, таких же дезертиров, как он, служивших нынче в персидской армии под началом бывшего поручика Лисенко.
Один из двух его собутыльников поднял голову от кружки с плескающейся на дне аракой. Водка, не водка, только ничего другого здесь не наливают. Привыкли уж.
- Иди ты, - протянул удивлённо.
- Вот те хрест! - Ефимов перекрестился. - Голову евоную из Баку привезли. В подарок Аббас-Мирзе. Я по ту пору в карауле стоял. Ежели хош, у Блохина спроси, он подтвердит.
- Ага, как же. Потом за разглашение по нарядам затаскает, мало не покажется.
- Ой, да об этом уже весь Тавриз гудит. Я ведь тоже не сразу вам рассказал. Дождался...
- И что теперь? Войне конец?
- Щас, держи карман шире. - Ванька отпил из своей кружки, поморщился, занюхал куском хлеба. Сунув его в рот, принялся жевать, причмокивая и продолжая прерванную мысль: - Воюет же кто... Ты вот чьи приказы выполняешь?
- Блохина.
- Он их разве сам рожает? Ему тоже приказывают.
- Лисенко, что ль?
- Чудак-человек. Бери выше. Без Аббас-Мирзы нас никакой Лисенко никуда не ушлёт. Вот и кумекай. Убьют, к примеру, Лисенку нашего. Неужто не найдут кем его заменить? Да легко. Цари воюют. А мы безвинно страдаем. Не станет меня, ты моё место займёшь. Или наоборот. Не важно...
Выпили ещё. Молчавший до этого третий солдат, подперев голову рукой, задумчиво проговорил:
- Да-а, братцы. Теперича мы на стороне персиян. Вот пошлют нас на войну. Это что же получается, мы супротив своих братьев-русских воевать станем? И стрелять в них будем, и штыком колоть, так что ли?
- А куда ты денешься, - резонно заметил Ефимов. - Обратно не перебежишь. Там разговор короткий — голову в петлю и на столб. Ежели судить по чести, то здесь, браты, куда как лучше. Гляньте-ка...
Он обвёл руками зал, где за столами пьянствовали солдаты. Причём не только русские, но и персы. Иногда между ними вспыхивали драки, но сегодня было на удивление спокойно. Кое-кто из дезертиров уже валялся по углам, размеренно похрапывая.
- Чем тебе не жизнь, а? Обут, одет, крыша над головой есть. На веру христову никто не покушается. В церковь справно ходим. В хоромах самого принца караульную службу несём. Ценит нас Аббас-Мирза проклятущий. Лавку винную, опять же, только за ради нас открыл. Жениться дозволяет. Со временем, глядишь, какой-нибудь армянке приглянешься, как вон Блохин. Дом дадут, хозяйством обзаведёшься. Живи да радуйся. Получай свой томан в месяц, жуй себе хлеб с мясом каждый день и пей вино, сколь влезет.
- Оно конечно... Только домой тянет, в Россею-матушку.
- Тьфу-ты, башка бестолковая, - выругался Ванька. - Точно в петлю захотел.
- Та не-е, - грустно вздохнул солдат, оттягивая красный воротник мундира. - Неужто я не понимаю. Нам дорога туда заказана.
- То-то и оно. Давай-ка лучше выпьем, а то завтра не доведётся. Опять в караул заступать.
- Давай, Ванятка, - немедленно подхватил первый солдат. - Как знать, может, последний раз тут сидим. Скажут завтра в ружьё да шагом марш на войну, так и пойдём. А вернёмся ли, о том никому не ведомо акромя Господа нашего.
Все трое задрали глаза к потолку, перекрестились и, резко выдохнув, залпом выпили.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Среда, 27.07.2016, 10:34 | Сообщение # 89
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
04 января 1807 года
Персия, Тавриз, резиденция Аббас-Мирзы
- Рота! Для встречи слева... Накра-ул!
Одновременно поднялись ружья, засияв ровным частоколом начищенных штыков. Лисенко поднёс к лицу свою шпагу. Ту самую, что вернул ему принц. Так и не расстался с нею. Удобное оружие, всяко лучше кривой татарской сабли. Слишком по-русски? Подумаешь! Даже Аббас-Мирза не собирается скрывать, что его личная стража состоит сплошь из русских дезертиров. Наоборот, кичится этим. И перед кем — перед русским же посланником.
Принимает у себя какого-то капитана с адъютантскими аксельбантами. Тот на переговоры прибыл. Будет перемирие предлагать. Конечно, почему бы не пойти на попятную, когда французы в затылок дышат и турки вот-вот войну начнут. А так русская армия давно бы, наверное, заняла последние в Закавказье ханства - Эриванское и Нахичеванское, оставшиеся не завоёванными.
Впрочем, значимых баталий между Персией и Россией давно не было. Мелкие стычки на границе не в счёт. Можно и о мире поговорить. Почему нет? Во всяком случае, обе стороны получат передышку. Поднакопят силы и снова безжалостно набросятся друг на друга, продолжив мордобой.
Сегодняшняя помпезная встреча как раз для отвода глаз. Она ничего не решит. Аббас-Мирза изначально сказал, что примет гостя, напоит, накормит, выслушает и... Отправит в Тегеран к отцу. Дескать, извините, господин посол, но смиренный сын великого шаха, пусть даже и наследный принц, не уполномочен решать подобные вопросы. Пожалуйте с этим к папеньке на аудиенцию. Вот побеседуете с ним и вместе решите, как дальше жить-поживать да добра наживать.
Интересно, что предложат русские? Вряд ли откажутся от завоёванного. Не в их правилах.
Емельян мысленно усмехнулся, сообразив, что рассуждает совсем как персиянин. А кто он есть для своей родины, теперь уже бывшей? Враг, коль скоро в его стан переметнулся. Вон, и капитан этот сквозь холодный прищур волком смотрит, вышагивая рядом с принцем под мерный барабанный бой.
Аббас-Мирза явно доволен выстроенными в линию солдатами. Все одеты с иголочки, в одинаковой зелёной униформе. Даже сарбасские шапки заломлены на единый манер. Идёт, выпятив грудь, и улыбается. Смотрите, мол, персидская армия тоже не лыком шита, имеет и грозные орудия, и регулярные части не хуже, чем у европейцев.
Пушки стояли слева, в самом начале строя. Возле них тянулись в струнку артиллеристы в чёрных мундирах. Ими командовал какой-то англичанин, державшийся особняком, почему и не доводилось с ним сталкиваться.
Процессия подошла ближе. Глаза Лисенко и русского посланника встретились.
Эх, если бы не это дурацкое правило сопровождать почётных гостей взглядом. Емельяна буквально прожгли ненавистью. Испепелили, развеяв по ветру.
Главное, не отвести взгляд. Мало ли кто как на тебя смотрит. Можно ведь расфокусировать зрение и созерцать лишь расплывчатый силуэт, делая вид, что пожираешь капитана глазами. Показалось, тот его узнал. Странно. Раньше, вроде бы, никогда не встречались. Хотя, чем чёрт не шутит.
Наконец, посланник прошёл мимо. Лисенко, не выдержав, облегчённо вздохнул. Уставился на тёмный вход, в котором скрылась процессия.
- Ваш скродь. А, ваш скродь? - привёл его в чувство шёпот стоявшего рядом Блохина.
Повернув голову, Емельян удивлённо и осуждающе уставился на унтера. Чего ему вдруг вздумалось языком молоть посреди торжественной церемонии?
- Ушли уже, ваш скродь, - повёл тот подбородком в сторону входа. - Команду подать надобно. Чего впустую «на краул» держим-то?
И в самом деле, ружья давно следовало опустить. Скомандовал, вложив шпагу в ножны под привычный звук ударивших в землю прикладов. Замолчали барабаны.
- Вольно. Заправиться, - бросил Блохину и отошёл немного в сторону.
Снова глянув на вход, подумал о русском посланнике. А если у того получится заключить мир? Тогда Россия с Персией перестанут враждовать. Возможно, даже подружатся. И что потом? Простят ли перебежчиков, позволив им вернуться домой, или наоборот, потребуют выдать предателей, чтобы сурово покарать?
Несмотря на замаячивший вдали образ виселицы, Лисенко вдруг почувствовал неодолимое желание снова увидеть родину. Пройтись босиком по степным просторам, упасть в траву, раскинув руки, и вдыхать её сочный, дурманящий аромат, любуясь голубым, девственно чистым небом с редкими проплывающими облаками. Да, он хотел, всем сердцем желал, чтобы у этого капитана всё сладилось. Пусть осуждает его, ненавидит, буравит презрительным взглядом, но договорится о мире. Это всегда лучше, чем война. А там будет видно...
Лишь спустя несколько месяцев Лисенко узнал, что Баба-хан в ответ на предложение русских о перемирии потребовал сразу заключить мирный договор с условием вернуть ему не только всё Закавказье, но и Дагестан, а также все земли до самого Кизляра. Россию это, конечно же, никоим образом не устраивало, но шах не уступал, рассчитывая на помощь турок и французов.
Переговоры зашли в тупик и ни к чему не привели.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
|
|
Майор
|
Дата: Пятница, 29.07.2016, 16:43 | Сообщение # 90
|
|
подъесаул
Группа: Авторы
Сообщений: 1112
Награды: 9
Статус: Offline
|
Подправил финал:
Глава 28, в которой Карягин умирает
7 мая 1807 года
Карабаг, Шуша, штаб-квартира начальника гарнизона Шушинской крепости
Дверь скрипнула, выпустив понурившего голову Прохора. Усы с бакенбардами на лице денщика и те обвисли. В опущенной руке платок, с которого на пол часто капает вода. Холодный компресс для мечущегося в горячечном бреду шефа. Прохор только и бегал, часто меняя быстро сохнущие тряпицы. Но почему он вышел с мокрым платком?
В глазах старого солдата дрожали слёзы.
- Отмучился сердешный, - выдохнул судорожно.
Офицеры, толпившиеся в небольшой комнате, перед той, где лежал их больной шеф, скорбно молчали, словно не веря в случившееся. Наконец, кто-то перекрестился.
- Упокой, Господи, душу раба твоего, - послышался шепот.
Замелькали руки в крёстном знамении. Загудели приглушённые голоса, повторяя: «Упокой... Упокой...»
Вслед за Прохором появился Пилкевич. Обвёл офицеров усталым воспалённым взглядом. Прошёл к умывальнику. Долго и тщательно мыл руки.
- Жёлтая гнилая горячка, - пробурчал доктор, вытираясь полотенцем. - Слишком запущенная. Вряд ли что-то можно было сделать...
Найдя глазами майора Парфёнова, вместе с которым вчера прибыл в Шушу, он попросил:
- Иван Иванович, голубчик, будьте любезны распорядиться, чтобы тело полковника подготовили к отправке в Елизаветполь,
- Слушаю, господин титулярный советник, - бесцветным голосом ответствовал Парфёнов. - Пошли, Прохор. - Взяв денщика за плечо, вывел его из комнаты.
Позже, когда стоял над мёртвым телом, еле сдерживая подступившие слёзы, пробормотал, крестясь, мало кому понятную фразу:
- Вот и у Павла Михайловича предел прочности настал. Кабы знать, когда твой придёт...
Действительно, прочности шефу было не занимать. Казалось, что нет ей предела. Глядя на его походы и небывалую стойкость в боях, невольно думалось — этому человеку всё нипочём. Он показал, что умеет выходить с честью из самых тяжёлых передряг. Слова «Карягин» и «Кара-урус» наводили ужас на персидские войска, заставляя те бежать без оглядки. Хотелось верить, что так будет и дальше. К сожалению, никто не вечен.
Павел Михайлович Карягин умер, не дожив несколько дней до вручения ордена Святого Владимира третьей степени. Высочайший рескрипт о его награждении так и остался в проекте:
«Господин полковник Карягин. В воздаяние отличной храбрости, оказанной Вами в сражении противу Персиян, где вы 8-го и 13-го числа июня прошлаго 806 года командовали передовым фасом, составляющим из егерей ввереннаго вам полка и из гренадер Тифлисскаго мушкетерскаго и, распоряжая оными, не упускали из виду все неприятельския предприятия и предупреждали всегда онаго покушения, каковым мужеством и неустрашимостию подавали пример подчиненным, жалуя вас кавалером ордена Святого Равноапостольнаго князя Владимира третьей степени, коего знак у сего вам доставляя, повелеваю возложить на себя и носить по установлению; уверен будучи, что сие послужит вам поощрением к вящшему продолжению усердной службы вашей. Пребываю вам благосклонный...»
Не стало храброго, неустрашимого, прекрасно знающего своё дело военачальника и добрейшего, благороднейшего человека. Так отзывались о Карягине современники. Так относились к нему офицеры и солдаты его полка.
Тяжёлая утрата для егерей. Но незаменимых, как известно, не бывает. Воспитанный в духе Суворовских побед, Павел Михайлович создал свою школу ведения войны, на которой воспитал новую плеяду русских боевых офицеров, ставших его достойной сменой.
До назначения полковника Асеева в конце 1807 года шефом 17-го Егерского полка эту должность исполнял Дмитрий Тихонович Лисаневич. По делу об убийстве Ибрагим-хана его полностью оправдали, о чём всеподданнейше просил сам граф Гудович, изначально назначивший комиссию под председательством Карягина для расследования этого инцидента. В декабре Лисаневичу присвоили звание полковника, и он по-прежнему оставался командиром полка.
После сравнительно спокойного 1807 года война с Персией вспыхнула с новой силой. Лисаневич, воюя по-карягински, в 1808 году с одним батальоном егерей нанёс поражение всей персидской армии при Кара-Бабе, а затем там же вторично разбил персов. За эти подвиги в январе 1809 года его назначили шефом 9-го Егерского полка, с которым Лисаневич покорял Имеретию, одержал победу при Ахалкалаках и всего с двумя ротами егерей усмирил Кубинское ханство, выручив осаждённый в Кубе русский гарнизон. Ему были пожалованы орден Святого Владимира третьей степени, золотая сабля с надписью «За храбрость» и чин генерал-майора.
В дальнейшем он охранял границы со стороны Бамбака и Шурагеля. Участвовал в деле под Паргитом в Карсском пашалыке, экспедиции в Эриванское ханство и ночном переходе по горам из Мигри в Корчевань в 1812 году. Заселял обширную Лорийскую степь и приводил Карабагское ханство в русское подданство. Имя «Дели-майор» внушало врагам страх. Лисаневич и в самом деле стал бешеным. Ему не сиделось на месте. Ему претила тихая, размеренная жизнь. Ему обязательно надо было попасть туда, где гремят сражения.
Когда началась Отечественная война, он рвался драться с Наполеоном. Подал несколько ходатайств о переводе, но все они остались без удовлетворения. Лишь в 1815 году, после заключения Гюлистанского мира, его направили во Францию возглавить 12-ю пехотную дивизию в армии генерал-фельдмаршала графа Барклая-де-Толли. Там он пробыл до 1818 года. По возвращении из Мобежа Лисаневича назначили начальником 7-й пехотной дивизии, а в 1824 году по личному избранию императора Александра I - командующим войсками на Кавказской линии. Тогда же он был произведён в генерал-лейтенанты.
Линию новый командующий застал в удручающем состоянии. Восставшая Кабарда, погромы русских селений закубанскими черкесами. Ещё и в Чечне вспыхнул бунт, грозя всколыхнуть весь Дагестан. Лисаневич отправился в Чечню выручать гарнизон Герзель-аула. Его-то спас, но сам был смертельно ранен предательским выстрелом какого-то горца из Аксая. Умирающего генерала перевезли в крепость Грозную, где он и скончался 22 июля 1825 года.
17-й Егерский полк после него в 1809 году принял Пётр Степанович Котляревский. Полк этот, как мы знаем, был разобщён. Батальоны несли службу в разных, удалённых друг от друга местах, поэтому действовать против крупных сил неприятеля всегда приходилось малым числом. Котляревский блестяще справлялся с этой задачей.
Он с отрядом всего в четыреста сорок человек смог взять неприступный Мигри, когда эту крепость в 1810 году захватило персидское войско численностью до двух тысяч сабель. Горными тропами, то взбираясь на вершины, то спускаясь в пропасти, русский отряд незамеченным подобрался к Мигри. Произведя неожиданную атаку, выбил неприятеля. А потом героически выдержал осаду против пятитысячного корпуса Ахмет-хана. И затем, когда враг, так и не сумевший ворваться в крепость, отходил за Аракс, Котляревский внезапно ударил ему в спину, опрокинув и окончательно разгромив.
В том же году Петра Степановича назначили командиром Грузинского гренадерского полка, вручив Георгия четвёртой степени и золотую шпагу с надписью «За храбрость». В декабре 1811 года он во главе двух батальонов отправился покорять грузинскую крепость Ахалкалаки. Так же, как и в Мигри, незаметно прошёл к ней заснеженными горами, внезапно атаковав ночью. К утру крепость оказалась в его руках. Большая часть гарнизона была переколота, остальные бежали. Взято два знамени, шестнадцать орудий, много пороха, оружия и снарядов. Благодаря этому подвигу Котляревский стал генерал-майором в свои неполные тридцать лет.
Вскоре он вернулся к 17-му Егерскому полку, будучи уже бригадным командиром, и вместе с ним встретил 1812 год, прошедший в безуспешных попытках главнокомандующего договориться о мире с Персией. Аббас-Мирза вновь повёл свою тридцатитысячную армию на завоевание Грузии. В этот раз не через Карабаг, а в обход, через Ширван. Разгадав его намерения, Котляревский собрал отряд в полторы тысячи штыков и пятьсот сабель, сказав перед выступлением:
- Братцы! Нам должно идти за Аракс и разбить персиян. Их на одного десять; но каждый из вас десяти стоит, а чем более врагов, тем славнее победа. Идём, братцы, и разобьём!
И пошли, и разбили на чужой территории, прогнав целую армию за реку Дараут. Но и там настигли в укреплённом Асландузе, ночной атакой добив целую армию.
- Не щадить никого! - скомандовал Котляревский.
После этих слов началась такая резня, остановить которую не в силах был даже командир, сколько бы ни кричал: «Довольно!» Персидское войско буквально истребили. Ни о каком вторжении Аббас-Мирза помышлять уже не смел. Слух об этой победе быстро разлетелся по ханским и татарским владениям, посеяв такой ужас, что готовый вот-вот начаться мятеж утих сам собой. Никто и не думал бунтовать, рискуя навлечь на себя гнев русского штыка.
Наградили Котляревского чином генерал-лейтенанта и орденом Георгия третьей степени.
Но в Талышинском ханстве оставалось ещё одно довольно сильное персидское войско - в Ленкорани, превращённой в неприступную крепость. Конечно, слава побед Котляревского летела далеко впереди, что позволило ему без единого выстрела занять передовое укрепление - Аркевань. Однако четырёхтысячный гарнизон Ленкоранской цитадели на предложение сдаться ответил молчанием. Оставалось только штурмовать, поскольку орудия не причиняли стенам ровно никакого вреда.
Понимая, что здесь он либо победит, либо умрёт, Котляревский издал приказ:
«Истощив все средства принудить неприятеля к сдаче крепости, найдя его к тому непреклонным, не остаётся более никакого способа покорить крепость сию оружию российскому, как только силою штурма. Решаясь приступить к сему последнему средству, даю знать о том войскам и считаю нужным предварить всех офицеров и солдат, что отступления не будет. Нам должно или взять крепость, или всем умереть, за тем мы сюда присланы. Я предлагал два раза неприятелю о сдаче крепости, но он упорствует; так докажем же ему, храбрые солдаты, что силе штыка Русскаго ничего противиться не может: не такие крепости брали Русские и не таких неприятелей, как персияне, а сия - против тех ничего не значит. Предписывается всем первое: послушание; второе - помнить, что чем скорее идём на штурм и чем шибче лезешь на лестницу, тем меньше урон и вернее взята крепость. Опытные солдаты сие знают, а неопытные поверят; третье - не бросаться на добыч, под опасением смертной казни, пока совершенно не кончится штурм, ибо, прежде конца дела, на добыче солдат напрасно убивают. По окончании же штурма приказано будет грабить и тогда всё солдатское, кроме что пушки, знамёна, ружья со штыками и магазейны принадлежат Государю. Диспозиция штурма будет дана особо, а теперь остаётся мне только сказать, что я уверен в храбрости опытных офицеров и солдат Грузинскаго гренадерскаго, 17-го Егерскаго и Троицкаго пехотнаго полков; а малоопытные Каспийскаго баталиона, надеюсь, постараются показать себя в сём деле и заслужить лучшую репутацию - чем до сего между неприятелями и чужими народами имеют. Впрочем, ежели бы, сверх всякого ожидания, кто струсил, тот будет наказан как изменник. Здесь, вне границ, труса разстреляют или повесят, не смотря на чин».
Штурм дался нелегко. С большим трудом и ценой огромных потерь солдаты взобрались на стены. А там уже рукопашная, в которой русским нет равных, а неприятельские потери быстро нагоняют и перевешивают наши. Крепость взяли. Но там, под её стенами, был тяжело ранен Котляревский. Одна из пуль угодила в лицо, раздробив челюсть и повредив глаз.
За взятие Ленкорани он получил орден Георгия второй степени. Однако полученные раны лишили возможности продолжать службу на благо царю и отечеству. Будучи вынужденным уйти в отставку, он тридцать девять лет прожил как мученик, безропотно перенося тяжкие страдания. Из правого уха у него вышло порядка сорока костей. Лицо перекосило на правую сторону. Одного глаза, как мы уже знаем, он лишился. В отставке Пётр Степанович купил небольшое имение близ Бахмута под названием Александрово, в котором и поселился.
В 1826 году император Николай I пожаловал ему чин генерала от инфантерии, предложив должность главнокомандующего на Кавказе в новой войне с Персией и Турцией. Котляревский был тронут до глубины души вниманием государя, но боли в голове, не позволявшая выходить зимой на воздух, вынудили его ответить отказом на всемилостивейшее приглашение.
Он тихо скончался в кругу близких и друзей 21 октября 1851 года в Крыму, дожив до семидесяти лет. Покоится в Добром Приюте, прекрасной усадьбе на взморье близ Феодосии, куда переселился в 1838 году. Там сад рядом с берегом, где мирный сон израненного в боях генерала баюкает вечный плеск неугомонных черноморских волн.
В последний день жизни рядом с Котляревским находились племянница и её муж, бывший сослуживец Петра Степановича, генерал Пётр Антонович Ладинский.
Будучи ещё поручиком, он получил серьёзную рану во время летнего похода Карягина в 1805 году. После выздоровления с конца этого же года исполнял различные поручения в Шамшадили, где постоянно квартировали две роты 17-го Егерского полка. Находясь там довольно долго, молодой штабс-капитан изучил язык шамшадильских татар. Согласуя все свои действия с обычаями и нравами этого народа, Ладинский заслужил доверие местного султана Насиб-бека и его агаларов. Они подали главнокомандующему прошение назначить Ладинского моуравом, то есть управляющим этой области. Он руководил там с 1810 года. Был произведён в капитаны. Располагая крайне малыми силами, сумел отразить вторжение персидских войск под командованием сына шаха Али-шах-заде. За это в 1811 году получил майорский чин, а буквально через год и подполковничий. Сражался с мятежниками в Грузии, участвовал в походе 1813 года в Гюлистан и присутствовал при заключении мира с Персией.
В 1816 году Ладинский произведён в чин полковника и назначен командиром 17-го Егерского полка вместо умершего Парфёнова. Правда, полк назывался теперь 7-й Карабинерный, а в недалёком будущем должен был стать Эриванским гренадерским. Прослужив там до 1822 года, Ладинский по болезни вышел в отставку, оставаясь приписанным к войскам Кавказской армии.
Востребовали отставного полковника лишь через восемь лет, назначив помощником окружного генерала 7-го округа Внутренней стражи. А в 1831 году он получил должность помощника генерал-интенданта 1-й армии. Затем, спустя три года, стал полевым генерал-провиантмейстером в той же армии, и в 1835 году произведён в генерал-майоры.
Высочайшим указом Правительствующему Сенату от 8 февраля 1847 года Ладинский уволен со службы «по совершенно разстроенному здоровью». В отставке он жил в своём имении, в селе Петровском под Керчью, исключая тот период, когда вместе с женой помогал совершенно больному Котляревскому коротать одиночество. Скончался Пётр Антонович 26 ноября 1865 года.
Упомянутый здесь Иван Иванович Парфёнов, как мы помним, в 1806 году вывел свой отряд из мятежного Шекинского ханства. Многие ставили ему это в укор, ни на секунду не задумываясь о малом числе русских войск и вероломстве Селим-хана, чья преданность до того момента ни у кого не вызывала сомнений. В один голос пеняли, что отход этот явился ошибкой военно-политического значения, из-за которой призвать Селима к ответу пришлось гораздо позже, чем следовало бы. Майор Парфёнов долгое время оставался в Елизаветполе, отвечая там за безопасность всего округа.
Его предел прочности наступил, спустя неполных девять лет после смерти Карягина, когда Иван Иванович был уже в чине подполковника и в должности командира 17-го Егерского полка. Он скончался, как и его легендарный шеф, от болезни 29 апреля 1816 года, находясь на службе.
Продолжали служить и другие офицеры.
Князь Туманов Семён Осипович 9 декабря 1807 года был уволен со службы капитаном. Однако с мая 1817 года он вновь среди гренадёр по переводу из Грузинского полка. Через год в чине майора переведён в батальон Тифлисской внутренней стражи.
Астафий Якимович Чичканёв получил штабс-капитана и в 1812 году переведён в Грузинский гренадерский полк.
Рафаил Сергеевич Егулов дослужился до майора и 8 февраля 1811 года уволен в этом звании по болезни.
Матвей Алексеевич Павленко, бывший адъютантом при Карягине, уволен со службы из-за ранений майором 8 февраля 1814 года.
Алексей Иванович Клюкин также стал майором. Был изранен и уволен по здоровью, но гораздо раньше — в 1808 году. Вместе с ним ушёл в отставку и его друг, тоже майор, Фёдор Васильевич Вихляев.
Никифор Иванович Савченко-Боженко уволен со службы 30 января 1808 года в звании штабс-капитана. Тем же числом ушёл в отставку майор Карачев Иван Иванович. Оба из-за ранений.
Горе-пьянице Давиду Егоровичу Мансурадзиеву, некогда разжалованному в рядовые, вернули звание поручика за подвиги при Ханашине. 11 января 1810 года он в чине штабс-капитана переведён в Кизлярский гарнизонный полк...
Много ещё о ком, упомянутом и не упомянутом, стоило бы рассказать, причём не сухими биографическими данными, а развёрнутым, подробнейшим жизнеописанием. Жаль, этого не охватить узкими рамками одной и даже нескольких книг.
Впрочем, о судьбе некоторых всё же скажем. Они выбиваются из общего списка.
Итак, Емельян Корнилович Лисенко. Тот самый поручик, бежавший к персам 25 июня 1805 года. Что же стало с ним?
Из беглых русских солдат и офицеров Аббас-мирза набирал инструкторов для «введения и утверждения системы недавно принятой воинской дисциплины». Даже униформа новых частей поначалу была установлена по русскому образцу. Не стал исключением и Лисенко. Как мы знаем, он командовал образцово-инструкторской русской ротой в Тавризе. Там его воочию видел адъютант Гудовича капитан, а впоследствии майор Степанов, посланный к Аббас-Мирзе на переговоры. Тогда, в январе 1807 года Степанов писал: «Посмотрел на Лисенка и наших солдат, в ружье стоявших, до ста человек, в тонких мундирах. Шах-зада невероятно хорошо их содержит и любуется ими». А в 1808 году его заметили в Нахичеване, где бывший поручик обучал персов так называемому регулярству.
Недолго служил изменник в неприятельской армии. Месть настигла его в 1810 году при разгроме персидского войска на Араксе после неудачной осады Мигри. Там Лисенко и был убит вместе с уничтоженной Котляревским ротой русских дезертиров. Троих взяли в плен, среди которых был и рядовой Иван Ефимов. Их повесили «за измену вере и отечеству».
Но помимо Лисенко бежал в Персию и небезызвестный нам майор Наум Кочнев, бывший при Карягине комендантом Елизаветполя. Какой злой рок или бедственный случай погнал его на чужбину, о том нам не известно. Французский инженерный капитан Вердье впоследствии утверждал, что вместе с ним в 1808 году Эриванскую крепость укреплял по всем европейским военным правилам бежавший «подполковник Кочнев». На персидской службе этого офицера ценили, не взирая на то, что никогда против своих он оружия не обращал, хотя от него это настоятельно требовали. Кочнева использовали внутри Персии, в делах против племён, нередко восстающих друг на друга.
По слухам он хотел вернуться на родину. Вроде бы даже пытался бежать, за что и поплатился. Персы, лёгкие на расправу, сбросили Кочнева с моста, на строительстве которого он в ту пору как раз и трудился.
На кладбище в Тавризе имеется могила с надписью на русском языке: «Тифлисского мушкетёрского полка Майор Наум Кочнев».
А вот что касается тела князя Цицианова, то его перезахоронили. Сначала в 1806 году перенесли в армянскую церковь, расположенную в Бакинской крепости. Но уже через пять лет увезли в Тбилиси, поместив прах покойного в Сионский собор.
А на месте убийства, невдалеке от Шемахинских крепостных ворот, воздвигли обелиск.
|
|
все сообщения
|
|
|
|
