«Мы шли не на Царьград. Для ромеев на первом этапе достаточно было и Игоря. Конечно, разгромить Византию в одиночку Безжалостный не мог. Да и поддержка степняков не гарантировала успех. Но это и не требовалось. Князь должен был оттягивать основные силы Империи на Северном ТВД. Чтобы Константинополь забыл о существовании других направлений.
Основной удар на первом этапе шел на Итиль. Может, конечно, нам не давали покоя будущие деяния Святослава Игоревича, и жаждалось отобрать у малыша победу. Но если серьезно, то терпеть в своем тылу змею, готовую ежеминутно ужалить незащищенную спину не хотелось. Да и просто нельзя было.
То, что огланкур Токак собирался, проследив за волоком, отправиться не на «зимние квартиры», не понял бы только круглый дурак. Токак по большому счету, шел домой. Но не к себе. Что категорически нас не устраивало. Не хотелось ни обнаружить по возвращению пепелища на месте городов и весей, ни оставлять крупные силы для обороны. Да и давно известно, что лучшая оборона – наступление.
А потому первое сражение Русинско-Ромейской войны состоялось в приволжских степях. Через сутки после успешного окончания волока по маршруту будущего Волго-Донского канала. Интересно, потомок, а в вашей истории его построили? Надеюсь, что да. Очень уж много плюсов...
Не знаю, о чем думал огланкур в ночь перед выступлением на север. Наверное, что после этого похода молодой тюрк станет правой рукой каган-бека. А в дальнейшем… Не стоит загадывать. Ни к чему. Что случиться - то случиться. Надо еще вернуться, выполнив поставленные задачи.
Он был прав, не стоило загадывать. Хотя бы потому, что под видом вассальных, и, соответственно, не воспринимаемых как угроза, племен оросов и сполов, вокруг переправы кружились сиверские «казаки». А сами сполы откочевали юго-восточней, перекрыв хазарам дорогу на Итиль, И второй день наваливались на весла викинги Олафа Карлссона, торопясь вовремя успеть к назначенному месту. И рядом с ними на банках драккаров сидела бОльшая часть вятичской дружины. А охрану хазарского лагеря, которому не суждено было пережить ближайшую ночь, несли оросы «батьки» Щараха, четырежды зятя князя Ярослава.
Мы навалились ночью. И к утру честолюбивые планы Токака были уничтожены вместе с его войском. И с ним самим. Надо отдать должное тюрку. И сам сражался храбро, и сопротивление пытался организовать. Пока пика кого-то из Рубцовских головорезов не пробила турецкую грудь. И всё. Нет больше великого воина. И не родится у него сын, названный Сельджуком. Не объединит под своей властью тюркские племена, положив начало турецкой империи, названной его именем. Один удар пикой, и полетела к чертям еще одна ветка известной истории...
Мы не просто разбили хазар. Мы уничтожили их. Если кто и ушел, то только прорыв подземный ход. Да, треть личного состава сидело в оцеплении, но зато беглецов отловили всех. Зарезали, конечно, не поголовно, но ни одна сволочь не сбежала...
Предложение полного уничтожения, конечно, звучало. Что от русов, что от некоторых из наших, проникнувшихся местными подходами к решению подобных проблем. Но победила логика. К чему устраивать геноцид? Большинство пленников к хазарам относились крайне условно. Представители разнообразнейших племен, находившихся в разной степени вассальной зависимости, не более того. Ситуация, точь в точь, как с оросами.
Если разобраться, практически всем нашим пленникам наплевать на каганат с высокого зиккурата. Одна забота - лишь бы родные кочевья не трогали. А уж на кого набегом – дело вообще десятое.
В общем, складывалась ситуация времен нашей Гражданской Войны. Потому и переход побежденных на сторону победителя считался делом совершенно естественным. И в верности таким образом полученного пополнения можно не сомневаться. Пока мы побеждаем, конечно. Вот и лишний повод побеждать появился. Иначе и собственные союзнички запросто развернут коней в противоположную сторону. Так что остатки армии Токака двинулись не на Кордно, а на Шаркел».

Беда пришла нежданно. Враги оказались под стенами совершенно внезапно. Тревоги сторожевые посты, вынесенные далеко в степь, подать не сумели. Видимо, дозорные вышки нападающие атаковали на рассвете, когда свет сигнального костра уже не виден, а столбы дыма еще не различимы на фоне утренних сумерек. Атаковали сразу все. Впрочем, не так уж и много было этих вышек.
Город спас мальчишка, сын Роббера де Крайона, командира наемников, уже десяток лет служившего в Саркеле. Любой летописец, восхищенно крутил бы головой, записывая похождения франка. Многое повидал Роббер прежде, чем стал командиром разношерстного отряда, где не каждый мог похвастаться пониманием родного языка товарища. Впрочем, общий язык находился. У воинов всегда есть свои точки соприкосновения и понимания. Деньги, женщины и засохшая кровь на руках...
Впрочем, отряд казикура де Крайона уже и наемниками-то не считали, хотя жалованье платили исправно. Большая часть отряда, как и командир, успели обзавестись женами, наплодить детишек… И разница в религиях не помешала, тем паче, по мнению большинства живущих с меча, бог или боги - далеко. А жить надо здесь.
Дети унаследовали большинство повадок отцов. Во всяком случае, глазастый, весь в мать, восьмилетний Шарль, франко-печенежский полукровка, не только умудрился разглядеть в дрожащем полумраке степного утра подходящие войска, но и определить, что идут чужие. Ну а о такой мелочи, как поднять тревогу и убедить дозор на главной башне в своей правоте, не стоит и говорить. Сын тархана и сам тархан*. Благодаря бдительному пареньку, успели не только закрыть ворота, но и впустить в крепость население предместий. Последнему, впрочем, появившийся противник не мешал. Пришлые даже не попытались ворваться в город на хвосте убегающих простолюдинов. То ли знали, что на этот случай у защитников припасено несколько сюрпризов, то ли имели другие планы. Например, долгую осаду. С вывариванием кож, и крысой ценою в золотой. Де Крайон как-то попадал в такой переплет и до сих пор хранил в сундуке пузырек венецианского стекла. Чтобы быстрее все закончилось.
Город обложили с трех сторон. Огланкур Давид поднялся на башню, с которой открывался самый лучший вид. С воинским главой города, по узкой лестнице поднялся и де Крайон. Что делает умный человек, при виде вопроса, в котором разбирается плохо? Ищет еще одного умного человека, знающего больше. А хазарин не без оснований считал себя умным человеком. Все-таки, степная война отличается от крепостной. А франки - известные затейники в деле захвата и обороны каменных сооружений.
Оба командира рассматривали заполонившее равнину войско с всё возрастающим удивлением. А к огромному рыхлому телу вражеской армии все подходили и подходили новые отряды...
- Роббер! - устав вглядываться в колышущееся море, Давид повернулся к франку. - Оросы, исседоны, сираки! Они же присягали на верность кагану! Это что, восстание?
- Не совсем, - пробурчал де Крайон. – Скорее, вторжение. Я вижу южных росов и кангаров с торками. Тысяч под пятьдесят уже есть. К вечеру будет за сотню. Только непонятно, на что они рассчитывают. Ни осадных машин, ни толковой пехоты. Одной конницей Шаркил не взять.
- Росы? – удивился огланкур. - Соглядатаи доносили, что росы собирались на Царьград.
- Мало ли куда собирались росы? Может быть, этому сброду, - Роббер кивнул в сторону равнины, - мы по дороге. Есть надежда, что покрутятся пару дней и уйдут. Может, всё не так плохо.
- Хочется верить, - вздохнул огланкур.
- Мне тоже. Запасов в крепости хватит на месяц. Может, больше. Если начать урезать выдачу с сегодняшнего дня.
- Подождем. Сами скажут, что им надо.
Только собрались уходить, как истошно завопил дозорный, до этого почтительно стоявший поодаль. И делавший вид, что его тут вовсе нет.
- Корабли на реке!
- Ну вот и четвертая сторона окружения, - произнес де Крюйон, тоже рассмотрев приближающие паруса. – Можно начинать вымачивать сапоги...
Флот росов, идущий по Дону, насчитывал не меньше двух десятков кораблей. Большинство - крупные купеческие корабли, хотя присутствовали и четыре боевые ладьи, остановившиеся посередине реки. «Купцы» направились к противоположному берегу. Уверенно, будто заранее зная, что не завязнут на предательской отмели. Впрочем, чему удивляться? В хазарской армии служит много кого. Почему бы кому-то из наемников и не вернуться в Киев? И за кружечкой пива поболтать о том, что он видел у крепости с красными стенами... А кому надо, запомнят и запишут. И осядет доклад где-нибудь в неприметном хранилище Заведующего Дорогами...
- Что-то они задумали, - сказал Давид. – Но что?
- На первый взгляд - занимают подходящую позицию для лагеря. А что в дальнейших планах не могу даже предположить, - пожал плечами наемник. - Предлагаю пойти пропустить по стаканчику винца. Разгрузка займет несколько часов. Наблюдать это занятие нет ни малейшего желания.
Роббер успел не только хлебнуть вина в компании огланкура, но и обойти стены, проверяя готовность к обороне. Он давно уже снял с Давида все чисто военные вопросы. Временами де Крюйон с тревогой посматривал на противоположный берег. Росы разгрузили суда и активно собирали какие-то машины. Смутно знакомые контуры механизмов вызывали у франка нехорошие предчувствия.
Прибежал запыхавшийся посыльный. Назревало некое прояснение. От окружившего Шаркил войска отделилась четверка всадников, и на рысях подскакали к воротам, остановившись шагах в ста. Два степняка и два роса. На поднятом копье центрального из переговорщиков трепетало белое полотнище.
- Приветствую незваных гостей! – прокричал Роббер на неплохом росском, высунувшись из-за зубца. Как ни странно, его услышали. И поняли.
- Приветствую хозяев! - в том же тоне ответили снизу. - Я атаман Рубец. Предлагаю сдать город без боя. Условия сдачи - обычные! Вы оставляете все ценное, а мы дарим вам жизни!
Роббер оглянулся. На стене неведомо как уже оказался Давид, внимательно вслушивающийся в каждое слово. Оказывается, огланкур владеет и росским!
- Нельзя дарить то, что вам не принадлежит! А Шаркил нелегко взять!
- Зато его просто сжечь. Вместе с вами.
- Здесь нечему гореть, - прокричал в ответ де Крюйон.
- Выйди, и я покажу, что будет гореть в Шаркиле.
Франк усмехнулся. Нашел дурака. Обезглавить оборону города – мечта любого завоевателя. Тем временем, всадники спешились. Знаменосец воткнул копье в землю и отошел немного назад, уведя за собой коней.
- Роб, это ты? – заорал, надсаживаясь, второй из переговорщиков. – Это я, Щарах! Не узнаешь? Нам ваши жизни и даром не нужны. Я лично гарантирую безопасность. А увидеть это тебе надо! У тебя же сын есть!
Раздумья продолжались недолго. Щарах, конечно, та еще скотина, но слово обычно держит. Да и у атамана сиверов была слава честного врага. В конце концов с ним не так просто сладить. Особенно под прицелом сотен луков. Давид кивнул, одобряя решение. А мог и приказать.
- Хорошо! Ждите! – и уже негромко. - Если что, бейте. И...
Огланкур снова кивнул:
- Пригляжу.
Через пять минут переговорщики встретились.
- Ну и что я должен был такого увидеть? – спросил де Крюйон. - Хотя, за задержку спасибо! Как раз масло подогреется.Заговорил не Рубец. И не Щарах. Третий. Высокий парень, в хитром доспехе, смахивающем на хауберк, со стальными пластинами на груди. Если судить о возрасте, глядя на лицо - лет двадцать. Если смотреть в глаза - все сорок. Из росов.
- Снежко меня зовут. Русин я. Слышал о таких?
Роббер кивнул. Земля слухом полнится. Русин продолжал:
- Там за рекой собрали машины. Ты знаешь, что это за машины, франк? Или подсказать тебе? У них множество частей, и превеликое количество...
Наемник улыбнулся и продолжил:
- И превеликое количество рычагов. Не считай меня глупее моего же коня, русин. За рекой ваши инженеры готовят требушеты. Очень большие требушеты. Интересно, где вы найдете столько камня, чтобы они разрушили наши стены? Привезете по реке?
Ответная улыбка была еще шире:
- Камни? Что ты, солдат! Они будут метать бочки!
Бочки - ладно. Лишь бы не дохлых коров и трупы солдат. От тех становится еще обиднее. Вроде и мясо, а в котелок не положишь...
- Вы решили напоить весь гарнизон вином? И взять нас пьяными? Только говорю сразу - лариссиев у нас нет, но мусульман хватает. А у них с соком виноградной лозы отношения сложные. Впрочем, если напиток со склонов моего родного Арелата...* Хорошее вино в здешних краях большая редкость.
Русин рассмеялся:
- Хорошая шутка, франк. А теперь буду шутить я. Ты знаешь, что такое «греческий огонь»?
Наемник вздрогнул.
- Вижу, знаешь, - снова улыбнулся русин. Только на этот раз, в его улыбке только слепой не увидел бы оскал атакующего льва, настроившегося пожрать раба Господнего...
- Но… - выдавил Роббер.
- Смотри, - прервал франка Снежко. - Внимательнее смотри.
Русин достал небольшой сосуд, щедро плеснул из него на камень под ногами и чиркнул огнивом. Взметнулось пламя.
- Попробуйте погасить. Чем угодно.
- Я не буду и пробовать, - тихо сказал де Крюйон. - меня жгли этой проклятой пакостью.
Камень продолжал гореть, подванивая мерзким зловонием.
- Мы забросаем город бочками с этой дрянью, - продолжал русин, хотя шевелье де Крайону все стало ясно сразу. Когда только побежал по граниту голубой язычок пламени... А потом будем стрелять горящими стрелами. Возможно, не будем - очаги справятся не хуже. Там посмотрим. В Шаркиле нет деревянных домов. Но там будут гореть камни. Завтра к утру город будет мертв. Не уйдет ни одна живая душа.
Никто из живущих под Луной не мог назвать Роббера трусом. Но ему стало страшно.
- В городе дети. Женщины. Отпустите хотя бы их!
Русин всмотрелся в побледневшее лицо франка:
- Мы предлагаем лучшие условия. Отпустим всех. Воины сохранят оружие. Один вооруженный на десяток. Вам хватит. Можно взять домашний скарб. Весь, что сможете унести. Нам остается крепость с казной и всеми запасами. Думайте. Времени - до темноты. Потом…
Снежко не стал договаривать. Троица дружно развернувшись зашагала прочь от крепости. К ним навстречу пошел коновод.
Огланкур ожидал переговорщика у самых ворот. Давиду хватило лишь взгляда:
- Всё так плохо?
- Еще хуже, - махнул рукой Роббер. - Они нас просто сожгут. Не потеряв ни одного человека. Можно выйти в поле. И принять бой. Две тысячи против ста. Про нас будут слагать песни. На небесах. Потому что на земле не выживет никто. Или сдаться...
Хазарин вслух ничего не спросил, только подался вперед, чтобы расслышать каждое слово.
- Нас отпускают. На почетных условиях, – закончил Роббер.
- На почетных? Я пытался отправить голубей. У них ловчие соколы. Перехватывают мгновенно.
- Значит, каган не узнает. Итиль обречен.
- И что делать? - растерянно сказал Давид.
- Думай. Сегодня решение только за тобой, - ответил де Крюйон. – Я наемник, сражаюсь за деньги. Но у меня есть честь. Скажешь умереть – умру.
Франк, за длинный день постаревший на добрые двадцать лет, тяжело опустился на невысокий поребрик.
За два часа до заката Шаркил, западный оплот хазарского каганата, отворил ворота перед победителями.

Тархан – дворянин (степной аналог)
Арелата- второе название Королевства Бургундия

Пятьдесят два человека – это много. Мы могли с легкостью остановить набег целого племени. Даже двух, если не особо крупных. А если применить «спецсредства», то и побольше. Сумели меньше, чем за пару лет двинуть местную металлургию с сельским хозяйством на полтысячелетия вперед. Объединить кучу не слишком ладящих между собой племен в единую... Нет, пока не страну, но почти… Пятьдесят два человека – это очень много. Но…
Пятьдесят два человека – это мало. Мы же должны успевать везде. Мы были нужны и с Игорем на подходе к Босфору. И с вятичами и древлянами под Шаркелом. В Киеве и Кордно, которые нельзя бросить без присмотра. Приходилось делиться, дробя и без того малый отряд. Вашко, матерясь на весь свет, остался помогать Вукомилу перестраивать «госбезопасность» и, заодно, готовить обученный резерв. Прилук и Неядва составили компанию Буревою в Кордновском сидении. Главный вятичский скрытник ругался больше всей троицы вместе взятой, тем более, что Неждана уходила на хазар, но подчинился приказу. Кому же еще держать столицу?
Большинство наших во главе с князем двинулись на хазар, усиливая удар на основном направлении. Силы здесь собрали серьезные. Вятичи, сивера, сполы и оросы с примкнувшими родственниками. А кроме того, объединенная рать Киевской Руси: древляне, радимичи и сивера западные. Последним, понятное дело, сподручней с родичами за компанию, а древляне шли за Светленом, возглавившим поход на пару с Яриком.
Участие Светлена обеспечило еще одно пополнение, которого не ждали, да и не желали. Галка Багранова, кою планировали оставить в Киеве, коварно поддалась уговорам древлянского князя и согласилась выйти замуж. За него, конечно. Но выкатила очередное условие: свое участие в намечающемся мероприятии. И тот согласился. Возможно, не смог противиться очарованию растрепанной фиолетовой шевелюры. Но вероятнее - решил, что Киев целее будет, да и прикинул, что при таком варианте присмотр за невестой получится надежней. Надо отметить, что выходило неплохо: из обоза Галину Игоревну не выпускали. И даже до ветра «мавке» приходилось ходить не менее, чем с пятеркой «ближней» охраны. Но всё же, мадам в походе участвовала, пусть даже и сугубо официально.
Еще десяток во главе с Тишатой и Изей вел печенегов по краю мадьярских земель. Не самая простая задача, если учесть, кровную вражду меж двумя народами. Договориться - одно, а попробуй, удержи лихих степняков от грабежа. Как ребята справились – загадка для всех, кто не видел своими глазами и не слышал своими ушами. Я не видел. Но подозреваю, что перед экспедиционным корпусом маячили золотые горы, ждущие в Царьграде.
Серый плыл с Игорем. Кто-то же должен был нейтрализовать огненесущие дромоны противника и обратить поражение в победу…

устойчивое выражение: лучшая оборона - нападение.
- здесь без мягкого знака, поскольку слова отвечают на вопрос "что сделает?", либо употребить слово "должно": "Что должно случиться, то случится".

Все люди делятся на три категории. Одни мертвые, вторые - живые. А третьи ходят в море. В море хорошо. Почти как в лесу, но совсем не похоже. Даже не так. Всему лесному есть замена. Странная, иногда невидимая сразу, но от того, не менее реальная.
Запах прелой листвы, что вечно называют «грибным» имеет брата-близнеца, ведущего свой род от водорослей, выброшенных штормом или приливом. Шелест листьев на вершинах - шепот волн, в бесконечном движении меняющих друг друга.
Само море - тихое. Во весь голос звучит лишь у берегов, где водяные валы накатываются на камни, шипя пеной, шурша песчинками, что пропускают сквозь невидимые пальцы неретиды. Или когда сыновья Астрея, подгоняют бичами воду, заставляя ее бросаться грудью на утесы, взметывая себя выше скал, бессильно стекая множеством ручейков обратно, в материнское лоно Русского Моря...
Вообще, большинство звуков морю дают его обитатели и гости. Крики чаек, свист дельфинов, чьи лоснящиеся спины радостными бликами сверкают под жарким солнцем. Скрип деревянного корабельного набора, хлопки паруса, когда неопытная команда теряет ветер, неразборчивые трели ветра, заблудившегося в такелаже...
И все это умноженное в сотню раз. Русы, давшие имя морю, снова спустили корабли в прозрачную горечь. Мир так устроен, что приходится напоминать о своем существовании. Забывают враги, забывают друзья... И лучшим напоминанием становится выжженный город. Или полнейший разгром тех, кто вздумал объявить себя хозяином моря. Русского Моря. А что летописи в прошлом мире приписали лишний ноль к цифрам... Так то историки. «Хххуманитарии!» - как сплевывал сквозь седые усы инструктор с позывным «Буденный».
Только все это лирика. А проза в жизни в другом.
Проза прет встречным курсом. Отобразившись в виде тяжелого клина ромейского флота. Если верить скрытникам, то у врага вышло в море под две сотни дромонов с триерами и около сорока хеландий.
Глубинная разведка если и ошиблась, то не намного. От силы на десяток единиц. Несущественно. Плюс-минус, и точность для десятого знака - для счетоводов и бухгалтеров. А не для совершенно сухопутного человека.
Хорошо идут, красиво. Выдерживая почти ровный строй. Мерные взмахи длиннющих весел, копья шпиронов, временами прорывающие поверхность, красующиеся бронзовыми носами, безжалостными в толчее морского боя. А бой будет! Небось, разведка донесла, что русский флот идет на встречу, и уже близко. Так близко, что легкие кораблики передового дозора могут добежать до врага и обратно чуть ли не за пол дня. Если, конечно, ветер будет попутным...
Русская ладья к таранному бою не предназначена. Она вообще, если по прежним меркам - большой десантный корабль. Способный, разве что, на абордаж. Абордажа ни русины, ни русичи не боялись. Слабы ромеи в честной сшибке грудь в грудь.
Опаснее другое - на трети кораблей минимум стоят сифонофоры. Военно-морские огнеметы, опасные как скорпион в сапоге. Пожар на море всегда страшен. Особенно, если горючая смесь тушится отнюдь не водой. Серый красиво рассказывал про термические реакции, расщепление Аш-два-о с выделением горючих газов, про вероятную повышенную адгезию, сиречь прилипание....
Большое удовольствие доставило рассматривание отвисших челюстей Игоревых генштабистов. Да и сам князь сидел с таким видом, будто за углом сруба получил по темечку пыльным мешком. И дошел до терема исключительно на автопилоте.
Серый, хитро усмехаясь, покусывал кончик уса, и обещал отвести беду.
Обещал командир, а отводить рядовым...
Приклад СВДшки вошел в плечо как влитой. А чего бы не войти, когда лишь рубаха одета? Все стрелки брони с поддоспешниками поснимали. Дело не только в том, что в «ватнике» стрелять не особо удобно. И не к такому привычные. Даже полный рыцарский не помешал бы для прицельного выстрела. Только без доспехов все. Во вьюке даже паршивой кольчуги не лежит.
Если все пройдет как надо, то быстрые кони унесут раньше, чем ромеи сообразят где искать врагов. А если нет... То посреди Империи не спасет никакая броня. Но будем верить в лучшее. На амбразуры никто кидаться не собирается. Сделал дело и ушел. А помирать, вообще никакого желания, если честно. Жить - хорошо. А хорошо жить - еще лучше! Не те ставки сегодня, для героического самоубийства...
Просветленный «Люпольд» с восьмикратным увеличением послушно приблизил дромон. Все так же мерно взмахивают весла, готовые набрать ускоренный ритм, разгоняя корабль для возможного тарана. Впрочем, пока не спешат: русский флот далеко, день пути, если не больше. Потому и идут с «половинной» скоростью, сберегая силы гребцов.
Под ватерлинией ничего интересного нет. У нас другое на уме. Повыше приглядимся. На палубу. Надстроек нет, лишь навес от стрел. Под ним копошатся мастера-огневики, готовя к завтрашнему бою свои аппараты. Знают, суки, что из лука до них не добить. И самострел спасует.
Вот только не знают хидромудрые ромеи, что пуля с носиком, покрашенным красным лаком, с легкостью преодолеет спасительные метры. И во всей пролетарской ненавистью врежется в борт резервуара, словно не заметив тонкую медь, не способную стать достойной преградой.
Ну а дальше пойдут наши термические реакции. И взрывы, и крики, и паника. И радостный рев огня, вырвавшегося на свободу. Огненным петухом скачущего по сухому дереву и парусине, голодным зверем вгрызающегося во все, что может гореть...
Продолжая свой разрушительный пир даже на воде, не дающей спасения тем, кто кинулся за борт. Тушить «киллинику» надо песком. На дне его много. С избытком много. Да и катранов кормить надо. С бычками и прочими камбалами.
С прибрежных скал далековато, конечно, для точного выстрела. Но что делать? На то мы и лучшие. И никто кроме нас. Ожидаемый толчок приклада вышел вовсе легчайшим. Как девушка ладошкой коснулась. Любимая... И второй выстрел. Третий…
А рядом вторят еще четыре винтовки.
Сифоны рванули разом. Или показалось? Но грохнуло так, что даже здесь заложило уши. А коноводы, устроившиеся в паре километров, аж присели. Не от испуга. От удивления. И тут же бросились к перепуганным лошадям. А над скалами прошуршала волна перегретого воздуха, ощутимо пыхнувшая жаром в лица.
- Перуновы блыскавицы... - прошептал ошарашенный эффектным взрывом Звяга. - Помог, батюшка...
- Они самые, - искренне согласился Ратша, бережно погладив кончиками пальцев тонкий ствол. - Пристрелочно-зажигательная, - принюхался. - Обожаю запах сгоревшего напалма по утрам. Это запах победы!
И снова вжал приклад в плечо, выбирая следующую цель.
Привыкший к непонятным словам, что постоянно звучали от русина с глазами цвета харалуга, скрытник тряхнул чубом, налезшим на лоб, и вскинул ладонь, прикрывая от солнца глаза. Не каждый день можно увидеть, как один за другим превращаются в клубки пламени грозные ромейские корабли... И как уцелевшие пытаются развернуться, наталкиваясь друг на друга и подхватывая, словно чуму, пятна пламени. И горят. И тонут. Тонут… Тонут...
А над морем продолжали свою песнь снайперские винтовки. И даже ревущее пламя не могло перекрыть предсмертные крики побежденных.

Богатое на события выпало лето. Простому люду страсти те видны не были, хоть бушевали не шутейно. «Дело нохчей» не закончилось разгромом боевых группировок. От посланских и горных шакалят потянулись ниточки. Очень нехорошие ниточки. Почти канаты. Тати заметали следы, как могли. Но Управа волчьей хваткой впилась в глотку агонизирующему зверю. Полетели важные головы. И те, кто торопился подняться повыше или мошну потуже набить, позорными делами не брезгуя. И другие, что благодушествовали, про дело забыв. Кто в поруб пошел, ожидая суда. Кто отставкой отделался. Кого при задержании «оформили». Пинегин Теремную Стражу принял и на Управу кликнул* Лютого. Кликнуть-то кликнул, да кто ж ожидал, что Князь на то согласиться? Маленький человек Буривой, хотя и рода знатного. И чины не те.
Не знамо, родовитость роль сыграла, или Пенегину поверил самодержец. А может по бересам посмотрел, но стал Лютый по Управе старшим. А чтобы чины соответствовали, воеводу получил, разом через звание прыгнув. Не часто так бывает, но на то и Великий Князь, чтобы волей своей мог привычный порядок поменять…
На новом месте пришлось трудно. Непривычно теми руководить, кто еще вчера равным был, а то и постарше. Пока втянулся, пока разобрался, а на носу уже листопад, зима скоро…
Про дело русинское не забыл, но сил ему уделял немного. И то, надо сказать, посерьезнее вопросы стояли, а Гридница со своей работой справится. А надо будет, Скворец из-под земли достанет. Если такой за работу взялся - считай, сделана. Только время нужно. Не любит былое суеты и беготни всяческой.
Группа, в основном, корпела в свитницах, выискивая несоответствия в источниках и вычисляя, где нужно искать подтверждение невероятной версии. В конце серпеня стрый Ждан и сам Голуб укатили к Русскому морю, где проторчали два месяца. Вернулись довольные донельзя, и сходу вызвонили Буривоя. Позвонили одновременно, сидя рядом в салоне самобега, и даже не заметили, что повторяют действия друг друга. Розмыслы, что с них взять!
Выбраться в Гридницу у Лютого никак не получалось. Лишь через седмицу вышло. Тяжело было выбрать время, но сумел. И не пожалел.
Оба розмысла смотрели на воеводу, как коты, объевшиеся сметаны. Долго молчали. Ставили самовар, колдовали с пакетами, разливали взвар по чашкам. Ждан Ярославов вытащил откуда-то банки с домашним вареньем… Буривой не мешал. Сами скажут.
Наконец не выдержали. Скворец протянул волхву небольшой комок металла.
Буревой повертел бесформенную железяку в руках.
- Это что?
- Думаю, пуля, - сказал Ждан. – Нашли ее внутри чана греческого огня.
- А по порядку?
- По порядку так, - Голуб, в котором военный потеснил розмысла, перехватил инициативу. – Игорь в Царьградском походе сжег ромейский флот. Известный факт и серьезная загадка. Никогда до этого Византия не терпела такого поражения на море. Согласно источников, русы горящими стрелами подожгли дромоны.
- Чушь редкостная, - прокомментировал Ждан. – Можно подумать, ромеи не умели с этим бороться. Огнемет посреди деревяхи стоит, а техника безопасности не отработана… Да у них чуть ли не негорючие одежды были…
Скворец кивнул.
- По версии знакомого тебе Торгвассона, поджог был осуществлен иначе. С берега, путем бросания больших горящих снарядов. Чуть ли не сосудов с зажигательной смесью. В общем, тоже бред. Найти флот никому не удавалось. Было мнение, что суда сгорели без остатка.
- Так же не бывает, - удивился Лютый. – Даже обгоревшие детали набора уцелеть обязаны. Не дотла ведь выгорали.
- Правильно, не бывает, - подтвердил Ждан, с гордостью глядя на братича, - не там искали. Мы этот флот нашли!
- Да ну! И как? В Книге про это почти ничего нет. Никаких подробностей. Мстислав же на Итиль ходил.
- А голова зачем? - довольно усмехнулся стрый. – Высчитали мы.
- Понимаешь, - опять заговорил Голуб, - поставили себя на место русинов из Книги. Что грозит русам? Флот. В их истории он решил исход в пользу ромеев. А как бороться с флотом? Сжечь. Собственным греческим огнем! Одна пуля из снайперского самострела в чан, и привет дромону. И всему, что близко. А если в каждый дромон по пуле? Катастрофа! И противопоставить грекам совершенно нечего, это не привычные стрелы с подожженной паклей! Тут ящик с песком не поможет. А дальше просто. Присмотрели места, удобные для такой операции, поплавали с аквалангами, и получите. С первой попытки! Совместили приятное с полезным. Какое там вино…
- Поработать, всё же пришлось, - уточнил Ждан, - сильно занесено всё. Два месяца ковырялись! Зато! Остатки нескольких судов! Изуродованные внутренним взрывом чаны греческого огня. И один целый. А в нем сохранившаяся смесь и вот эта пуля, застрявшая во входном отверстии! Смесь ее от воды защитила. Видишь, с одной стороны следы коррозии есть, а с дугой нет. Однозначно, дромоны были расстреляны снайперами. Из оружия огненного боя уровня нашего века!
- Погоди, стрый, - возразил Лютый. – То, что это пуля, еще доказать надо. Кусок металла в чан мог попасть и иначе.
- А входное отверстие?
- Да даже, если пуля. Может, стрельнул кто в рыбу лет десять назад, а попал на дно.
- Да ты что, Буринька! Не веришь?
Буривой улыбнулся:
- Проверяю. Доводы нужны железные. И не в смысле материала, из которого «пуля» сделана.
- Погоди, воевода, - Скворцу явно приятно было называть Лютого новым званием. – Что ты на это скажешь?
Новый довод предствлял собой продолговатый полый цилиндрик, закрытый с одного конца. Тоже не новый.
- На гильзу от самострела похоже.
- Не просто похоже. Один в один. Вот только размер, каких ни один производитель не выпускает и никогда не выпускал. Кстати, заинтересовало нас происхождение слова «гильза». Совершенно не славянское слово. Вообще аналогов в современных языках не имеют. Только в древнегерманском есть. При чем здесь он?
- Подожди, Голуб Мстиславович, - остановил воеводу Буривой, - ты считаешь доказанным, что ромейский флот был сожжен огнестрельным оружием?
- Ничего я не считаю. Но иначе объяснить, как эти штучки оказалась там, где его нашли, не могу! Возраст гильзы подтвержден. И нашли ее именно там, где могла быть оборудована стрелковая лежка. Лучшее место. А дальше…
Лютый вздохнул:
- Верю я вам. Я – верю. Но как доказательная база этого недостаточно. Мало ли чем может оказаться предмет, похожий на гильзу. Пока только ясно, что роем мы в нужном направлении.
- С этим согласен, - кивнул Скворец, - будем рыть дальше. Кому взвару?
Он отошел к самовару и наполнил чашки.
- А еще, Буривой Володимеров, просьба к тебе. Мечи свои дай на обследование. Гарантирую, не испортим.
- Какие мечи? - не сообразил Лютый.
- Фамильные, - уточнил Ждан. - Ту пару, что в тереме на почетном месте висит. Давненько они там обретаются. Терем тебе ведь по материнской линии достался? А родительница твоя род от Нежданы-поляницы ведет, если былинам верить. Не ее ли оружие. Возраст изучим, состав по материалам. Глядишь, еще одна зацепочка будет…

Город горел. Неохотно дымили бедняцкие юрты и полуземлянки. Ярким пламенем полыхали дворцы тарханов. Чадно коптили прибрежные склады, распространяя вокруг себя тошнотворный запах горелой рыбы смешанный с привычной портовой вонью. Потрескивая, пылали караван-сараи и «веселые дома». Пожар шел сплошной полосой, не спеша, но уверенно. Беря в осаду один дом за другим, захватывая улицы и кварталы, пардусом с раскаленной шкурой, перепрыгивая с острова на остров. И безуспешно пытались узкие полоски проток преградить путь огненной стихии. Первый же порыв ветра перебрасывал пожар дальше. Пламя то рвалось в воздух с басовитым ревом, то раскаленным ветром припадало к земле, чтобы снова взвиться огненным драконом, пожирая следующий дом. Город горел...
Город умирал. По тем кварталам, которых не коснулась еще жадная пасть пожара, стремительными тенями проносились всадники, на полном скаку насаживая на пики или полосуя мечами каждого, осмелившегося высунуться наружу. Очаги сопротивления гасились мгновенно и безжалостно. А если какой-то особо отважный горожанин рисковал-таки высунуть нос, опасливо вслушиваясь в отдаленный топот копыт, то разбросанные вокруг трупы быстро охлаждали желание куда-то бежать. Впрочем, те кто хотел отсидеться в своей норе - тоже был обречен. Рано или поздно, но хлипкую дверь вынесут ударом ноги, и в дом ворвутся опьяневшие от крови и боя воины. А если захватчики побрезгуют, то подберется безжалостный и вездесущий огонь.
Дворец держался. Обложенный плитами белоснежного мрамора поверх обожженного кирпича, он не поддавался огню. И пусть пала охрана стен, и ухоженный парк - украшение города и всей Вселенной, завален трупами защитников, но остатки ларисиев еще удерживают западные двери... Каган-бек Иосиф с саблей в руке лично отражал атаки озверевших язычников, рвущихся к его богатствам. Даже не зная, что происходит вокруг, Иосиф понимал: это конец. На западе и на востоке вставало зарево.
Полыхали казармы на западном острове и торговые ряды на восточном. Русы обрушились с двух сторон, огромными силами, а значит, все донесения доглядчиков оказались одним большим враньем. Не Константинополь был истинной целью славянских полчищ. Итиль! И ушедшая в большой поход на север армия, скорее всего, попала в ловушку хитроумных русинов и уничтожена. Помощи ждать неоткуда... В гибели войск Иосиф был уверен полностью - иначе не пропадали бы в степи гонцы один за другим...
Ларисии бились с мужеством обреченных. Вот отбит еще один натиск, и волна врагов откатилась назад. Враги? Наемники и верные слуги в прошлом! А сегодня - мерзкие предатели, переметнувшиеся на сторону русов. Проклятые сарматские выродки! Отхлынувшая волна атакующих не стала снова кидаться на шиты и копья гвардейцев. Нет! Росский строй расступился, пропуская вышедших вперед воинов с самострелами. Теми самыми. Чтобы их добыть, хазары прошлой зимой сложили немало голов, а добыча оказались никчемной безделушкой...
Иосиф вздернул над головой изщербленную саблю:
- Вперед!
Остатки ларисиев рванулись на прорыв. Главное - стоптать тонкую линию стрелков, разорвать строй. И в каменный лабиринт, знакомый до последней пылинки! Не догонят и не найдут!
И разом повалились на землю. Потому что русы выстрелили. Залпом. Последний каган Хазарии упал позже всех, хотя получил болт первым. Пока падали бойцы мусульманской гвардии, умирающий правитель смотрел на торчащий из нагрудной платины лучшего византийского панциря толстый хвостовик самострельного болта. «Обманули, - с горечью подумал Иосиф, чувствуя, как уходит из тела жизнь. – И здесь обманули… Это не безделушки…». А победители уже врывались в беззащитный дворец. Один из руссов, задержался над телом убитого - сдернул богатый шлем. И, с размаху ударил по шее, перерубив хрящи и позвоночник. Поудобнее ухватил за длинные, почти женские волосы, и сунул в мешок, стараясь не запачкаться в крови. Обычай, конечно, грязноватый. Но, нет лучшего средства от самозванцев, чем голова каган-бека, выставленная на всеобщее обозрение. А можно отправить в кадке зеленого вина в предательский Царьград. Там тонкость момента оценят по достоинству.
***
Город горел... Донч осторожно, одним глазом, выглянул из-за угла мазанки. Узкая кривая улица пуста. Только роется в пыли убежавшая откуда-то курица, да лежит под стеной убитая старуха Парсибит, скорчившись всем иссохшимся от старости телом. Ну, это не страшно. Будучи живой, Парсибит угощала иногда курагой, а мертвой - вряд ли кинется с голодным рыком. Так что, пусть лежит.
Мальчик махнул Тэтке, девочка подбежала к нему, ухватившись за ладонь Донча крохотной ручонкой, и дети, перебежав через три дома, спрятались за стеной большой юрты. Юрту хозяин обложил саманом, и теперь она немного смахивала на дворец кагана. Если бы его доверили строить косоглазому и косорукому зодчему.
Дети снова выглянули, осторожно осмотревшись. Еще одна перебежка. Главное, не попасться никому на глаза. Воины не будут разбираться. Что свои, что чужие. Хотя, вряд ли чужие слишком отличаются от своих. Что те, что те, предпочитают брать силой, убивая тех, кто осмелится сказать против. Махнут саблей или огреют шестопером, и все. Ведь ребенок, живущий в Итиле, такой же чужой пришлому росу, как и «местному» лариссию...
Но с другой стороны, никому нет дела до детей в горящем городе. Даже до беглых рабов. Улица пустынна, а в ее конце стоят лодки. Не может не быть лодок в рыбацком квартале.
Донч не боится, что у него недостаточно сил выгрести к берегу. Не хватит – лодку подхватит течение и унесет вниз. Главное – выбраться из обреченного города, где вокруг только смерть. Рука крепче сжала рукоять сабли. Снял с трупа убитого воина. Какому из войск принадлежал воин, мальчик не знал. И не хотел знать. У него теперь было оружие! Правда, Донч никогда не держал в руке настоящую саблю. Но не раз видел, как обращаются со стальной змеей воины. Ничего сложного, надо бить, как палкой! Старый Салх говорил, что палкой у Донча получается...
Но драться не хотелось. Лучше потихоньку добраться до лодок и уплыть. Конец улицы совсем близок. Еще одна перебежка от стены к стене. Мальчик споткнулся об очередной труп, едва не упав в лужу начавшей густеть крови. Убитые валялись на каждом шагу. Бой здесь был жаркий… Вот и лодки. Выстроились кривоватой шеренгой на речном песке. Донч бросился к крайней. Навалился всем телом, пытаясь столкнуть в воду. Лодка даже не дрогнула. Еще одна попытка, такая, что потемнело в глазах. Бесполезно... Тяжелая рыбацкая лодка словно смеялась над жалкими попытками худющего мальчишки сдвинуть ее откормленную, лоснящуюся просмоленными бортами тушу.
Мальчик бросился ко второй лодке. К третьей... Что же они такие тяжелые? Можно плыть, держась за бревно. Но Тэтка маленькая, она не умеет. И слабая - не сможет. Донч уперся ногами в землю, а плечом и руками в борт упрямой лодки. Даже не дрогнула. От осознания собственной беспомощности на глаза навернулись слезы…
- Ты смотри, Хасан, Аллах решил послать нам небольшую добычу напоследок! Рабы! Беглые!
Донч резко обернулся. В паре десятков шагов от него стояли двое мужчин. И смотрели хищными глазами голодных шакалов. Донч видел много таких. Иногда, звери подходили вплотную к городу. И воровали детей. Говоривший, среднего роста араб с уродливым шрамом, пересекающим лицо, уставился на мальчика.
- Ты ведь удрал от хозяина, правда, маленький негодяй? И сестренку с собой прихватил.
Его спутник удостоил детей лишь мимолетным взглядом.
- Зачем они нужны, Али? – тихо сказал он. - Уходить надо. Их придется кормить до самого Хорезма, а за детей ты не выручишь и медяка.
- Не скажи, уважаемый, - не согласился первый, продолжая рассматривать беглецов. – За них все же можно получить несколько монет. А кормить? Кто собирается их кормить? Сдохнут по дороге – выбросим за борт, хоть рыбы пожрут. Сталкивай лодку, а я займусь будущей прибылью
- Не подходи! – заорал Донч, выставляя вперед саблю. – Зарублю!
Араб расхохотался:
- Слышишь, Хасан, мальчишка хочет меня зарубить, - он вытащил меч из ножен. – Как ты думаешь, смогу я развалить его на две части с одного удара? Как того киприота...
Донч размахнулся тяжелой саблей и неловко ударил. Глухо звякнул металл, столкнувшийся с металлом, и детская рука опустела.
- Теперь моя очередь, - осклабился Али.
Меч взметнулся над головой и полетел в сторону, выбитый точным ударом длинного посоха. Новым действующим лицом оказался крепкий высокий мужчина непонятной наружности. Не араб, хотя немного и похож смуглостью кожи, не кипчак, не хазарин…
- Что ты лезешь не в свое дело?! - заорал араб, бросаясь к мечу, зарывшемуся в пыль.
Вместо ответа незнакомец второй раз ударил посохом, развернулся к подбежавшему Хасану, отвел взлетевшую под удар саблю, шагнул в сторону. Палка в его руках оказалась страшным оружием. Клинки арабов никак не могли достать противника, а сами они пропускали один удар за другим. Но Донч не смотрел на схватку. У мальчика нашлись дела поважнее. Таща за собой перепуганную Тэтку, мальчик бросился к лодке, которую Хасан почти столкнул в воду. И не успел. На берег выскочили всадники.
- Всем стоять! – звонкий голос скачущего первым, отдающий команды на смутно знакомом языке, перекрыл шум схватки. – Бросить оружие!
- Русы! – взвизгнул Али, и арабы бросились к лодке.
Поздно. От стрел не убежишь. Тонкие копья подъехавших русов уставились в грудь спасителю.
- Что здесь происходит? - спросил главный, немного склонившись в седле, чтобы получше рассмотреть и мелюзгу, оказавшуюся под копытами
Мужчина молчал, лишь переводя взгляд с детей на воинов. Скорее всего, не понимал, что ему говорят. А мальчик разбирал каждое слово, так и не забытый язык всплывал в памяти, и от его звучания становилось тепло в груди.
- Этот человек защитил нас, - сказал он. – Арабы хотели продать нас в Хорезм.
Всадник внимательно посмотрел на Донча. Потом на спасителя. Неожиданно задал тому вопрос на непонятном языке. Не получив ответа, спросил на другом. На третьем... Наконец, мужчина оживился и ответил. Спрашивающий вскинул от удивления брови и, хмыкнув, сказал спутникам:
- Обалдеть! Шамси из Согдианы. Вот уж кого не ожидала здесь встретить, так это таджика! – только сейчас, по высокому голосу и странному обороту речи, Донч понял, что перед ним девушка. - Дайте ему коня. Поедет с нами.
Она спрыгнула с коня и ласково спросила угрюмо насупившегося Донча:
- Как тебя зовут?
- Донч. А она Тэтка.
- Откуда ты знаешь язык русов?
- Не знаю, - честно ответил мальчик. - Просто… знаю.
- Сестра?
- Тоже не знаю, - снова признался Донч. - Мы были рабами у судьи христиан. Потом бежали.
- Поедешь с нами? В Кордно, на Русь? Вместе с сестренкой. Заберем в Приют. Там хорошо.
Донч молча кивнул. Уплывать от этой девушки совершенно не хотелось…
- Мама! – вдруг сказала Тэтка и ручонками обхватила шею подхватившей ее на руки воительницы. – Мама!..
***
Город горел. Основные пожары остались позади. Сопротивление оборонявшихся сломалось, хрустнув сухой веткой в облитых кольчужной броней руках захватчиков. Те, кому удалось прорваться на левый берег реки, мчались без оглядки. Остальные умирали в безнадежных схватках или складывали оружие, в робкой надежде на милосердие победителей. Отряды русов, разбившиеся на десятки, прочесывали окраины, выискивая прячущихся врагов. Но, к всеобщему удивлению, большая часть армии начала тушить пожары, грозящие оставить от Итиля пепелище. К ним сначала неуверенно, а потом всё смелее присоединялись местные жители, начинающие понимать, что резни не будет. Наверное. Сейчас никого же не рубят. И не насилуют. Наверное, захватчикам хватило жен и наложниц каган-бека. Говорят, у Иосифа их была целая тысяча! Или даже две тысячи! И столько же у Куйи-ал-Ларисия, главы гвардии, и его сына Ахмада!
А раз завоеватели не грабят всех подряд, а гасят огонь и утаскивают с улиц трупы, значит, останутся надолго. Ну что ж простой люд может жить при любой власти. Особенно тот, кто не видел добра от прошлых хозяев. Ромеи, арабы, хазары, русы... Христиане, мусульмане, иудеи, язычники… Простому земледельцу или ремесленнику всё равно. Лишь бы дети росли здоровыми, власти менялись не слишком часто, и с малой кровью, да налогов новых не вводили. А остальное можно сделать своими руками…
В полуверсте от городской черты, проходящей рядом кривых саманных домиков, складывали погребальный костер для погибших при штурме. Большой костер должен был выйти. Один для победителей и побежденных. Чтобы вторые прислуживали первым в загробной жизни. И чтобы гниющие трупы не отравляли местность... У каждого свой взгляд на самые обыденные вещи. Хорошо, когда эти взгляды приводят к одинаковым решениям.
А войско, словно не заметив потерь, готовилось к продолжению похода. К новому броску. На Семендер!

«Потеря флота стала для ромеев пинком ниже пояса. Можно сказать, даже коленом. А отсутствие болгарской помощи - ударом по загривку. Царю Петру оказалось не до соседских дел. Страна, и так ослабленная постоянными восстаниями против провизантийски настроенного правителя, рассыпалась, не выдержав удара угров и печенегов. Конная лава захлестнула страну. И если степняки после битвы при Плиске, покончившей с болгарской армией, рванули к Царьграду, на соединение с Игорем, то мадьяры рассыпались по стране, сея смерть и разрушение. Попросту говоря, грабя правых и виноватых. Родственники Теркачу брали обещанную плату за освобождения сына, внука и племянника.
Внезапное появление в Болгарии печенегов и налет венгерской конницы спутали планы ромеев. Фракийские и македонские отряды вместо движения на соединение с армиями востока вынуждены были то отбивать наскоки кочевников, то гоняться за ними, не разбирая, где своя территория, а где болгарская. И печенеги, и угры категорически не желали принимать генеральное сражение. Зато вырезать небольшой отряд или угнать обоз случая не упускали. Забегая вперед, скажу, что так и тянулось аж до конца серпеня, когда, после основных событий войны, кочевники, вновь объединив силы, дали-таки византийцам генеральное сражение. И поставили жирную кровавую точку в истории Восточной Римской Империи. Тогда же Тишата и подарил своему венгерскому другу пленную болгарскую царевну Елену, последнюю кандидатку на вакантную должность Святой Ольги. Теркачу немедленно опробовал подарок, презрительно протянул: «Христианка...» и определил четвертой наложницей. Не самая, между прочим, худшая участь.
Но пока что Византия была сильна. Восточная армия Иоанна Куркуаса, переброшенная из Малой Азии, упрямо пыталась реализовать численное преимущество, гоняясь за армией Игоря. Русы боя не принимали, повторяя тактику союзников на той стороне Босфора: маневрировали, брали «на копье» мелкие города и уходили при приближении войск противника. Преимущества в пространстве и скорости у Игоря, в отличие от печенегов, не было. Зато имелось безраздельное морское господство. И возможность, в крайнем случае, сесть на суда и перебраться немного в сторону. И «странная война» продолжалась, сковывая силы ромеев и не давая возможности как-то влиять на события в других местах.
А тем временем на востоке шла совсем другая война. Стремительная. В лучшем стиле глубоких операций и прочих блицкригов. Неожиданность и скорость. Те части, что не могли удержать взятый темп, оставались гарнизонами в захваченных городах или отправлялись назад, на Русь. Отправляли и кое-кого из пленных и перевербованных противников. Так попал в Кордно Давид, бывший огланкур Шаркела, чья умная голова приглянулась Снежко, а в Киев - француз де Крайон со своей интернациональной командой. Из Итиля повернули назад драккары с пропеллерами на парусах, увозя не только викингов, но и кучу сирот – пополнение для Приюта. В том числе крохотную девчушку, упрямо называвшую Неждану мамой и ее то ли брата, то ли просто товарища.
А вот спасший их «таджик» влился в наш коллектив. Шамси удивил еще трижды. Хороший воин – отнюдь не дефицит в этом кровавом мире. Но впервые мы встретили человека, способного утереть нам нос. Далеко не во всем, но… Впервые взяв в руки «русинский» лук, сын диких гор несколько раз натянул пустую тетиву, уважительно поцокал языком, и… с первого выстрела сшиб с небес почтового голубя, выпущенного кем-то из особо упертых фанатиков. Ловчие соколы сиверов на этот раз опоздали.
Вторым сюрпризом был ответ таджика на удивленную фразу Борейко:
- А шайтану в задницу пару стрел всадить сможешь?
Шамси невозмутимо ответил.
- Из этого лука? Да хоть Аллаху! Может, станет действительно милосердным!
- Не боишься? – спросил Снежко. – Бог все-таки. Осерчать может.
- Что бояться того, кто не существует? - пожал плечами таджик.
Встретить в дремучем средневековье убежденного, причем не скрывающего свои взгляды, атеиста – это я вам скажу, да! И кого? Еще пяток лет назад Шамси был простым горцем-охотником!
Впрочем, не простым. О прошлом таджик говорил мало и неохотно, но однажды утром мы застали его обнимающим огромного черного пса. Как зверюга умудрилась просочиться чуть ли не в центр лагеря огромной армии – маленький собачий секрет. Но Шамси с совершенно обалдевшим видом гладил пса по голове и на все вопросы отвечал на двух языках: «Чуру! Друг! Мой чуру!» Старая и совершенно невероятная таджикская легенда оказалась правдивой*.
После Итиля скорость передвижения только выросла. Семендер взяли с разгону, окончательно закрыв вопрос каганата. По причине полного уничтожения этого самого каганата. Ярослав и Светлен повернули на запад, и сметая слабое сопротивление северокавказских племен, устремились к Русскому морю и границам Грузии.
Мы же рванулись к Каспию. Дербентцы появление противника прозевали. Впрочем, тактика малых диверсионных групп им была совершенно незнакома, и факт, что с середины нужной ночи ворота города могут охраняться русинами, горожанам в голову не приходил. А потом стало поздно. Надо отдать должное арабам. Фанатизмом потомков они не обладали. Желающих бросаться на копья с криком «Аллах акбар!» обнаружилось немного. Несколько дружин раисов, отмороженных на всю голову, да сумасшедший старик с сучковатой клюкой на перевес. Деда обезоружили и сдали на руки подоспевшим родственникам. С раисами обошлись жестче. Кое с кем даже чересчур. Но на войне, как на войне.
Дербентский же эмир лично прибыл на переговоры с белым флагом, чтобы выпросить почетные условия капитуляции. Прибыл поспешно. Благо идти толстяку пришлось до крыльца собственного дворца. Город пал и мы вырвались на оперативный простор…»

Примечание

Имеется в виду таджикская легенда о карашайтанах, до сих пор рассказываемая в горах Памиро-Алая. Литературный вариант легенды помещен в третьей книге «Пасынков Фанских Гор» («Ребенки пленных не берут»)

Армения... Особая страна, незаслуженно забытая историками. Наследница великого Урарту, то разраставшаяся до мировой державы, то скукожившаяся в крохотный клочок земли, спрятавшийся среди хребтов Малого Кавказа. Периодически захватываемая очередным «Потрясателем Основ», и с той же периодичностью, сбрасывающая иноземное иго и возрождающаяся из пепла. Древние мидийцы и персы царя Дария, сбродный «интернационал» Александра Великого и эллины Антиоха, парфяне Митридата и римляне Нерона, И снова персы, и снова римляне, опять персы. Византийцы, арабы, опять византийцы, опять арабы… А еще тюрки, картлийцы, албанцы…
В промежутках - Айраратское царство Еврандидов и Великая Армения Тиграна Второго, раскинувшаяся от Красного моря до Каспия, порабощающая надменных парфян, громящая непобедимых персов и сдерживающая натиск римских легионов Помпея.
Страна, проповедовавшая странное, ни на что не похожее язычество, отбившаяся от насаждавшегося зороастризма и первой принявшая Иисуса, но умудрившаяся сделать собственную ветвь религии неагрессивной. Здесь родилось множество христианских сект и течений, нашедших сторонников по всему миру, но тихо умерших на родине. Страна, полная противоречивых обычаев, прекрасно уживающихся друг с другом. Удивительная страна.
И удивительные люди. Коварные, как ромеи, и прямые, словно картлийцы. Дикие дети гор, создавшие уникальную культуру, сильно повлиявшую даже на арабов и византийцев. Талантливые полководцы и хитроумные купцы. Отважные воины и ловкие пройдохи. Умеющие находить выход из безвыходных положений и использовать малейшие лазейки в самых безнадежных ситуациях. Именно они, армяне, изобрели «греческий огонь». Но грамотно «спихнули» авторство ромеям, скромно умолчав, что сами применяли его на полтысячи лет раньше, причем, против предков этих самых ромеев, да еще и в сухопутных сражениях, о чем византийцы и не мечтали.
Сейчас Армения переживала спокойные времена. Царь Аббас воспользовался достижениями брата, сбросившего опеку разваливающегося арабского халифата, и принес на свои земли мир, понятие для армян совершенно непривычное. Нет, и речи не заходила о Великой стране в привычных границах - «от моря до моря». Правитель трезво оценивал силы. Свое бы удержать. И желательно без изнуряющих войн.
Переполнив агентами византийские службы, армянский царь умело вертел политикой государства, слывшего самым хитромудрым в мире. Воистину, на любую штуку с зубами найдется что-нибудь типа напильника… Столь же успешно сталкивая между собой многочисленных тюркских ханов и арабских шахов и эмиров, Аббас сумел отвлечь от Армении внимание практически всех потенциальных завоевателей.
Царю было чем гордиться. Если бы в ясное летнее утро под стенами Карса не возникло войско русов... Нельзя сказать, что армяне не следили за обстановкой на Руси. Но и особого усердия не проявляли: больно уж далеко. Вполне достаточно тех сведений, что приходят из Византии, благо секреты ромеев для армян – открытая книга. Всё, отделенное Большими Горами, представляет мало интереса. Пока северные находники разберутся с Картли или овладеют Дербентскими воротами, вести уже достигнут нужных ушей. Хватит времени организовать теплую встречу. Не хватило...
Аббас обозревал окрестности с самой высокой башни города.
- Ты понимаешь, что происходит?
Вопрос адресовался Левону, двоюродному брату и нахарару самого крупного востана страны. После Айрарата, конечно. Но царский удел – особая стать.
- Они не собираются нас штурмовать, - ответил военачальник. - Просто идут мимо.
- Это я вижу, - согласился царь. – И это странно. Хотя и внушает надежду. Надеюсь не напрасную. Ненавижу несбывшиеся расчеты.
Левон промолчал. Проходившей мимо армии с запасом хватит смести защитников столицы. И стены не помогут. Но войско проходило мимо. Даже не шло, летело, словно опаздывая.
- Интересно, интересно, - произнес он, наконец, - и куда это они так торопятся?
- В Византию, - ответил Аббас. – Я понял. Киевский князь напал на Константинополь. Ты должен знать.
- Знаю, - согласился нахарар.
- Базилевс отвел в те земли большую часть армии. Но русы перехитрили! Второй отряд прошел через Дербентские ворота и теперь ударит ромеям в тыл. Именно его мы и видим. Русы задумали удивительной красоты схему! Не удивлюсь, если еще одно войско пробивается через Картли.
- Пробивается?
Аббас усмехнулся:
- Примерно так же, как через нас. Идет своей дорогой, а гордые и бесстрашные картлийцы молят Бога, чтобы их не тронули. И предоставляют провизию по первому требованию. Пойдем, надо отдать распоряжение о выдаче продуктов для наших новых союзников.
- Союзников? – Левон всегда удивлялся скорости, с которой Аббас принимал решения.
- Безусловно! Раз они здесь, значит, ширваншах разбит. А враг моего врага…
- Ты думаешь, мы им нужны?
- Вряд ли. Но они нужны нам. Константин обречен. Такие операции не проводятся ради сундуков с золотом. Русы сметут ромеев, как уже смели хазар.
- Хазар?
- Головой подумай, - рассмеялся царь. – Ты бы оставил в тылу этих мерет кунем*? Нет, Левон, в мир пришли новые хозяева, и с ними лучше дружить…

Примечание

мерет кунем - пожалуй, не будем это переводить. Среди читателей могут быть и культурные люди...

пост 153
"огненосные" как вариант.

пост 155
до

"Пригодный" скорее.

М.б. добавить, уточнить - "на трети вражеских кораблей" ?

План компании состоял из множества слоев. Широко разрекламированный поход на Царьград полной дезинформацией не был. Просто играл роль отвлекающего маневра. До какого-то времени. Основной удар шел на Хазарию. Впрочем, об этом я уже писал. Но и хазарский маневр носил отвлекающий характер. Так же, как и прорыв в обход Кавказа. Ромеи должны были верить в то, что им угрожает лишь войска Игоря, а наша цель – Халифат.
На самом деле, пути всех армий вели в Византию. Обещали же. Просто маршруты выбрали разные. Начальников много, каждый по-своему ходит. Кто через Грузию, а кто решил по дороге в Каспии сапоги вымыть.
Олаф Карлссон, выделился и тут. Наш «карманный» викинг шел по пути крайне сложному и замысловатому. Сначала на Итиль, потом обратно до волока в Дон, а после -через Русское море к Игорю. Имеет право, никакими законами не запрещено. Ярик со Светленом хотели прогуляться по черноморскому побережью. Посмотреть состояние будущих здравниц, так сказать.
А мы пошли через Дербент. Честное слово, не собирались никого бить по дороге. Не полез бы Абу Тахир Йазид ибн Мухаммад доказывать свою крутость, правил бы остававшиеся ему семь лет. А потомки – так еще без малого сотню трон могли протирать. Но взыграла моча, стукнув потомку аш-Шайбани в голову. А может, изначально глупцом был. Или какие резоны имелись, нам неизвестные.
Разбираться, какого Иблиса ширваншах бросился в лобовую на значительно превосходящие силы противника никто не стал. Некогда. Смели походя, даже не организовав преследование и добивание остатков разбитого войска. Самому правителю просто не повезло. Шальная стрела из русинского лука с любовно вплетенным в оперение черным собачьим волоском… Шамси испытывал нездоровое влечение к военачальникам армий противника. Об этом раньше никто не догадывался - злосчастный Йазид оказался первым занесенным в список при нас. Впрочем, судя по количеству зарубок на заветной палочке таджика, даже не десятым. На обычных воинов таджик место на посохе не тратил.
Армяне оказались куда умнее. Впрочем, кто бы сомневался в их благоразумии! Аббас Первый, царь царей и всё такое прочее, самолично выкатился навстречу. Поинтересоваться, не надо ли «любимым братьям армянского народа» чего-нибудь на дорожку? Вина там, или, может, хоровац* пожарить? Вам из баранины или, как в двадцать первом веке любят, свиной на железных шампурах? Карси, ики-бир или хазани? А может, путук* и борани* приготовить усталым воинам? И бастурму* с суджухом* на дорожку? Вах, примите мои извинения, жирафий кчуч* не выйдет, жираф уже здесь, но картошку из подмосковного колхоза никак не подвезут! Если только у вас с собой есть! Одним словом, образец кавказского гостеприимства и национальной сообразительности: мигом понял, откуда ветер дует!
Должен сказать, армянская кухня, не испорченная последующим тысячелетием, это таки да! Было бы только чем запивать, соли и пряностей ребята не жалеют…
Под Арданом соединились с Яриком и Светленом, и я, наконец, сдал командование. Сценарий похода той группы, от нашего практически не отличался. Если северокавказские племена изредка взбрыкивали, то грузины оказались не глупее армян, и прохождение Картлийских земель тоже вылилось в праздник живота. Запасы провизии были таковы, что хачапури* из похиндзы* пекли до самого Царьграда.
Вместе и вступили на Византийскую территорию. Рейд через Малую Азию получился куда более жестким, но столь же быстрым. Праздник живота закончился, зато начался праздник меча. Основные силы ромеев гонялись за киевлянами по Вифинии, но нашлось немало патриотов, считающих своим долгом самолично обратить в бегство зарвавшихся варваров. Наверное, это злой рок всех империй. Наверху сидят умные люди, но они ничего не могут сделать - снизу расцветает беспросветная глупость. И никак не объяснишь очередному градоначальнику, что головой думает не только он. Заперся в городе, дождался нашего ухода, и двинулся следом, надеясь объединиться с такими же, как сам, и привести к столице серьезную подмогу, да еще в тылу у противника. А мы, значит, про арьергардную зачистку и не слышали! А уж не имея серьезных сил, кидаться на летящую мимо конницу – верх идиотизма.
Но путем наблюдений удалось выяснить, что разум, в отличие от дурной храбрости и завышенной самооценки, у мелкого ромейского чиновника отсутствует на корню. Не у всех, но у большинства… Ну как же, варвары должны испугаться одного вида ромейского воина на коне и в доспехах. И один за другим крохотные отряды, которые и армией назвать стыдно, бросались нам вдогонку, а то и выскакивали навстречу. И бесславно погибали в быстротечной схватке, раздавленые подкованным славянским лаптем.
Обагрялись кровью сиверские пики и русинские мечи, Шамси вырезал или не вырезал на посохе маленькую зарубку, а большая часть армии продолжала движение, не отвлекаясь на ерунду.
Кое-кто догадывался попытаться сообщить в столицу о нашем появлении. Насколько успешно – трудно сказать. Если в Константинополе и получили неприятное известие, подготовиться толком не успели. К нашему приходу ворота города были открыты, а армия Куркуаса по-прежнему искала боя с киевлянами.
Соблазн с разгону ворваться в город был велик. Но не надо думать о противнике плохо и бросаться очертя голову в межстенные ловушки. Да и не в городах куются победы. Когда доместик стол, наконец, увидел готовый к бою строй киевлян, ему было поздно дергаться. Нет, Иоанн, конечно попытался. Но тут еще Шамси со своей манией…»

Примечания

Хоровац - шашлык из крупных кусков мяса (свинина, баранина, говядина). Карси готовится на мангале, хазани - в кастрюле.
Ики-бир - шашлык из говядины и курдючного сала.
Путук - суп из баранины
Борани - жареный цыплёнок с баклажанами и мацюном (кисломолочная закуска)
Бастурма - вяленое говяжье мясо
Суджух - особый вид сыровяленой плоской колбасы
Кчуч - блюдо из мяса с картофелем
Хачапури – грузинская лепешка с сыром. Существуют разные разновидности, какую именно предпочли русы, Мстислав не указал.
Похиндз – армянская мука из обжаренной пшеницы.

Иоанн Куркуас был доволен. Все идет к тому, что русы прекратили глупую игру в догонялки. А значит – битва! Доместик оценивающе обвел взглядом поле предстоящего сражения.
Интересно, что могло подвигнуть русов на подобную смелость? Подошедшие два дня назад подкрепления? Кто там был? Ладьи, судя по цвету бортов, спущенные в нынешнем году и норманнские драккары. Забавно, но, скорее всего, северные союзники и настояли на схватке. Не любят северяне сидеть в осаде или бегать от врага. Только лобовая, только рукопашная! Что же, Иоанну дурацкие привычки врагов на руку. Численное преимущество на стороне Византии. И местность удобна для таранного удара тяжелой конницы…
А если что-то пойдет не так, можно и отойти к стенам столицы, не так уж и далеко. Но нет, отступления сегодня не будет! Сегодня он разгромит варваров и, наконец, сможет вернуться в Малую Азию. Надо успеть отхватить кусок от разваливающегося Халифата, пока нарождающиеся на его обломках государства не набрали силу. За время бестолковой беготни по Вифинии можно было продвинуть границу далеко на восток. Византийские войска могли дойти до Ирканского моря*, перехватив все пути, ведущие через Кавказ. Увы… Но ничего, в ближайшие дни руки развяжутся.
Доместик осмотрел колышущийся вдалеке строй врага. Пехота, пехота, пехота. Как и ожидалось. Возить на кораблях коней – неблагодарное занятие для флота славских плоскодонок. Глупцы рассчитывали на помощь печенегов. Но легкая конница степняков надежно увязла на другом берегу Босфора. Грабят болгар и бегают от Фоки и Федора. Пусть бегают.
Войска стратигов пригодились бы, но без них самих. Победа должна достаться одному. Пехота… Если судить по строю и вооружению, не ополченцы. Скорее всего, спешенные княжеские дружины. В тех краях совсем не как в Европе, где каждый, кто сумел выстроить деревянную изгородь вокруг своего сарая – господин и повелитель. Нет, на Севере за князем может идти до нескольких тысяч воинов. Особенно за князем князей. Типа Олега Вещего. Или этого, нового – Игоря. Впрочем, так даже лучше. Больше враг привел – больше потеряет. А значит, не будет нужды выделять большое количество сил на ответный удар.
На правом фланге видна разношерстная толпа. Скандинавы… Бросить клибанариев на них – отличная мысль. Удел варваров поединки один-на-один. Их там немного, строй, наверняка, рыхлый… Правильной атаки они не выдержат. Хотя и там не смотрится столь просто. Мало он знает о свеях, очень мало. Может, прорваться в другом месте? Вариантов много. И каждый ничуть не хуже предыдущего…
Так на что же все-таки рассчитывают русы? Их вдвое меньше. Дальнобойное оружие? Ай, бросьте. Видел Иоанн те «новинки». Смешно! Детские игрушки! Надо будет из трофеев выбрать парочку поцелее, для подарка жене. Хотя, варвары могут просто идти на смерть, как быки на бойню. В их головах нет ума! Там – грязь! И она хорошо будет смотреться, выплеснувшись из расколотых черепов!
Куркуас поднял руку. Трубы взревели…
***
Набежавший со стороны вражеского войска ветер принес звук труб! А значит, неторопливая масса ромейской армии сейчас стронется с места и пойдет, чтобы растоптать союзную пехоту… Пусть идет!
Свежеподошедшая конница, до поры укрытая от нескромных взглядов между далеких холмов, в изобилии вспучивших землю, напряглась, готовясь прийти в движение, стать плотную массой, способной затопить любую равнину…
Авангард вынесся вперед, оставив лаву позади. Первый десяток взлетел на вершинку, выделяющуюся среди товарок высотой. Пологий склон не стал препятствием для коней. Оттуда можно было разглядеть все. Ветер не обманул. Началось!
Шамси вскинул ладонь, закрываясь от солнца, и внимательно разглядывал вражеское построение. Где, в каком месте расступятся ромейские ряды, и вырвется бронированный клин конницы, где даже кони одеты в железо…
Согд и мига не жалел, что оказался в рядах русинов. Русины - странные люди, но их цели совпадают с его целями. И лучше с русинами дружить. Скоро, очень скоро, Согдиана разделается с проклятыми арабами и вернет независимость. Новому государству нужны друзья. Тем более, такие друзья. Кони, что на голову, нет, на две, лучше «арабок» из бейских табунов. Невиданные самострелы, страшные в бою. Дивное умение рукопашного боя. А луки!.. Рука непроизвольно сжала подаренное Мстиславом оружие. Невероятный лук. Такие бывают только в сказках!
Но главная загадка, шакалом гложущая сердце, заключена в другом. Выходцы из северных лесов знают об оросах. Откуда?! И знают они не о кочевниках, чьи воины застыли сейчас позади, ожидая сигнала и мечтая о грабеже. Нет, о других, пехлеванах из древних легенд, много лет назад пришедших в родные горы Шамси и приведших чуру. Тех воинов, что остановили Искандера Зулькарнайна и заставили непобедимого полководца подписать мир. От них мало что осталось. Кровь великих бойцов сильно разбавлена в жилах согдов. Лишь изредка рождаются в собачьих пометах крупные черные щенки – якимены, сами выбирающие себе хозяев. Из таких щенков вырастают не простые псы. Из них вырастают Друзья, чуру, такие, как его Коно, пробежавший тысячу фарсахов по чужим землям, держа след, но не бросивший попавшего в беду хозяина. Впрочем, от чуру невозможно ожидать другого. Только откуда эту историю знают русины? Рука Шамси привычно опустилась к голове верного пса, неподвижно стоящего рядом с конем, и столь же привычно вернулась к оружию.
- Что, Шамси, кеклика на обед приглядываешь? – спросил Снежко. – Поторопись, а то разбегутся ромеи.
Привычка Шамси к уничтожению вождей служила предметом непрекращающихся шуточек. Может, потому, что русины и сами были не прочь присоединиться к снайперской стрельбе.
- От судьбы не убежишь, - улыбнулся согд. – А для стрелы далековато пока. И ветер рвет, может снести.
- Да не так, чтобы очень, - рассмеялся Снежко, прекрасно понимая правоту лучника. – Видишь того петуха? Который весь сверкает, а шлем на спине болтается? Слабо его снять? С учетом ветра – хотя бы со второй.
Шамси поцокал языком и натянул лук…
***
- Господин! С фланга заходят конные!
Иоанн Куркуас оглянулся. Что за чертовщина! На одном из ближних холмов возник десяток всадников. То, что это русы, было понятно сразу. Но откуда? Нет, десять человек – это смешно, но там, где из ниоткуда возникает десяток, может оказаться и тысяча. А то и десяток тысяч.
Вот и ответ на загадку! Вот на что надеялись варварские вожди! Монолитный гул, отлично знакомый любому воину, послужил ответом. Так гудит земля под ударами копыт. Десятков тысяч копыт. Враг зашел с тыла. Но как? Откуда? Еще вчера дозоры ничего не докладывали! И посланные с утра тоже вернулись в целости. И ни один не заметил врага?! Или заметил, но ему не донесли, боясь потревожить доместика?!
И отходить к стенам уже поздно… Но ничего не потеряно и ничего не решено! Успеть развернутся навстречу атаке резервные турмы. И ту, что стоит на атакуемом фланге. Встретить подходящую конницу стеной щитов и копьями. И держать, держать, пока основные силы сбросят в море русскую пехоту и развернутся на помощь товарищам. Вспомнилась бесшабашная рубка при Милетене…
Длинная стрела безошибочно нашла цель. Иоанн Куркуас, один из лучших полководцев Империи и ее единственная надежда, падал на землю, обеими руками схватившись за торчащее из глазницы древко стрелы, в оперении которой дрожал на ветру тонкий черный волосок…


Примечание:

Ирканское море – Каспийское море.

«Византийцы – культурная нация. И традиции свои ведут со времен Великого Рима. Их сопротивление не сломить одиночной смертью, пусть даже убит главнокомандующий. Принял бы командование на себя кто из заместителей, и все. Сражение запросто могло кончиться победой ромеев. Все же преимущество в тяжелой кавалерии и панцирной пехоте было за ними. Да ждали нас, хоть и не сидя по казармам, но и не мчась по горам и пустыням в сумасшедшем темпе. Выстрел Шамси не принес немедленной победы. Но он дал выигрыш времени. Пока ближайшее окружение сообразило, что произошло, пока разобралось с табелью о рангах, пока оценило оперативную обстановку…
Резерв начал разворачиваться навстречу серпу нашей атакующей лавы. И не успел. А когда пехота встречает конную атаку не в строю, а в разнобой, она обречена. Сивера, оросы и сполы ворвались в ряды ромеев, словно лиса в курятник. Только перья полетели. Со шлемов.
Клибанарии, готовые к удару по киевлянам начали поворачиваться. Не все, отдельными турмами, командиры которых заметили и оценили опасность. Решение, принятое от отчаянья: против легкой конницы тяжелые и неповоротливые «живые танки», заточенные под неторопливый разгон и прошибание строя, практически бессильны. И самое лучшее оружие против них – аркан. Благо у скотоводов этим куском веревки владеют даже увечные и дети.
Легкая наемная конница на флангов ромеев заметалась в растерянности. И начала частью разбегаться, а частью переходить на нашу сторону, ибо состояла, в основном, из тех же печенегов, что их атаковали. Оторвался от отряда под ромейским стягом – уже свой.
Еще «казаки» Рубца и Щараха накалывали на пики пытающихся выстроиться пехотинцев, еще первые клибанарии падали на землю, выдернутые из седел, еще штаб византийского войска пытался руководить процессом, а не пал, порубленный в мелкий фарш вятичской дружиной, а вторая колонна уже прорвалась сквозь заслоны и неслась в тыл пехотинцам неприятеля, атакующим порядки киевлян…
А вот эти ребята не дали маху. Мгновенно перейдя от атаки к обороне, прямоугольники друнгариев и центурий во все стороны ощетинились лесом копий. Судьба битвы была уже решена. Но ромеи сражались с упорством обреченных. За что их даже зауважали. Не слишком ждали от хитроумных ратных подвигов. Хотя, если задуматься, золото покупает, но приходит хладное железо и отбирает силой. Не может Империя жить исключительно на подкупе и интригах. Воины обязаны быть! И они были! Каждый копьеносец понимал, что обречен, но, подыхая, старался забрать кого-нибудь с собой. Бой шел чуть ли не полдня, но так и не превратился в избиение.
Пытаясь спасти армию, император решился на рискованный шаг. Вывел на помощь погибающим десять тагм, практически обезлюдив стены. Не знаю, каким в молодости император Роман был адмиралом, но в семьдесят лет полководец получился из него хреновый. Резерв мог повлиять в первые минуты катастрофы. Чтобы наша конница завязла в трясине отборных гарнизонных бойцов.
Но, выйдя с опозданием, императорский резерв не сумел ничего. Увеличилось лишь количество прямых потерь. И намного облегчилась работа внутри города. Впрочем, бились гвардейцы очень достойно, надо отдать им должное. Да и в целом, лично мое мнение о солдатах Византии за этот день выросло очень сильно. Хотя, когда считали потери, не раз зло поминали стойкость и мужество обреченных.
Остатки армии начали сдаваться лишь, когда над башнями Царьграда взвились белые полотнища. Увлеченные битвой горожане прозевали наш десант. Водный и подземный».

Башня была высока. Нет, спорить с «Вавилонянкой» она не собиралась. До неба все же не доставала. Но порой, в тягучие осенние дни, когда город у подножья покрывала плотная завеса тумана, башня казалась одинокой вершиной, торчащей из белого моря.
Сегодня погода тоже не баловала. Совсем не летнее небо, затянутое серостью. И мелкий моросящий дождь. По небосклону проносились тучи, складываясь в причудливые скульптуры. В такую погоду хорошо воевать. И побеждать.
Но молодой декарх, застыл в неподвижности, напоминая сам себе каменную статую. Он смотрел не на небо, любуясь видами. Совсем рядом происходили более интересные события. Внизу, под стенами города сошлись в ожесточенной схватке две армии.
Разноцветные квадраты и прямоугольники войск, то подобно несокрушимым скалам отбивали натиск конных волн, закрученным сошедшим с ума Бореем, то сходились, как Сцилла с Харибдой, то кружились, словно в танце, накатываясь друг на друга. Кровавая пена взлетала над рубкой, оседая на истоптанную землю убитыми и ранеными.
Рука декарха металась по поясу, то и дело норовя лечь на рукоять меча. Вперед, в бой! Туда, где один за другим погибают за Город и Веру соплеменники!!!
Но молодой декарх волею Господа и безжалостного времени, заключен в теле старого турмарха. А тот отлично понимает, сколь ничтожен вклад в победу единственного бойца, когда сражаются тысячи. И если бы тысячи. Десятки тысяч!
Игорь Безжалостный неведомым образом сумел сбить в один кулак войска Степи, Леса и Гор. И они пришли под стены города. Армия обречена. А вместе с ней и город. Откупиться в этот раз не получится. Если верить глазам и ушам, то прибитый над воротами щит не устраивает варваров. Они хотят большего – всего!
И свое получат. А за ценой никто стоять не собирается.
Никифор в последний раз окинул взглядом равнину. Развернулся, подметя подолом плаща скопившийся на смотровой площадке мусор. Винтовые лестницы давным-давно перестали кружить голову и мутить желудок. Рецепт простой – считаешь каждую сотню шагов. А потом, преднамеренно сбиваешься и начинаешь вести счет снова. И так, пока истертые ступени не останутся позади, и не распахнется дверь в кабинет.
Богородица со стены смотрела печально. То ли чуяла настроение вошедшего. То ли предчувствовала беду. Все может быть…
Турмарх размашисто перекрестился и ударил кинжалом точно Богородице в лоб. Клинок с легкостью прошел сквозь воск и уперся в штукатурку. Никифор налег на рукоять, проломив преграду своим малым, но все же достаточным, весом.
Пробив отверстие, начал расширять, выламывая части стены. В считанные мгновения от иконы не осталось и следа. Разве что куски воска, при всем желании не сложившиеся бы в цельную картину. Прости, Богородица, раба своего! Так надо. Нет ни одного лишнего мига, дабы убрать аккуратно.
Город падет. Днем раньше, днем позже, но падет. А паутина должна жить. Для этого нужно не так уж много. Пыльные свитки и пергамент. Объем получился изрядный – наплечный мешок рядового пехотинца набит доверху. А веса мало. И это хорошо. Пора уходить. Ход, открывающийся нажатием на пару неприметных кирпичей, выведет далеко за пределы города, туда, где в крохотной заводи, ждет маленький быстроходный кораблик с верными людьми...
Издалека донеслась дробь быстрых шагов. Никифор отставил в сторону мешок. В подвале так не бегали. Никто и никогда! Но, никогда не говори никогда…
В незапертую дверь постучались. Три размеренных удара. «Тук»-«тук»-«тук».
- Войдите! – проскрипел осознавший все старый турмарх. – Открыто! – и сунул в не завязанную горловину мешка горящую свечку.
А молодой демарх, тоже все осознавший, улыбнулся, глядя, как пламя жадно вгрызается в пожелтевшие от старости листы. И, боясь не успеть, быстрыми уверенными движениями начал наматывать на левую руку плащ…

Уйти в отпуск снова не вышло. Новая должность требовала постоянного присутствия в службице. Лютому оставалось только удивляться, каким образом Пинегин справлялся с потоком бумаг, обрушившимся на нового начальника. Зато стало понятно, почему Брячислав Свержин, бывший заместителем у старого воеводы, категорически отказался занять освободившееся место, предпочитая остаться на прежней должности.
Впрочем, тот ничего не скрывал.
- Ты молодой, Буривой Володимеров, - говорил «вечный зам», усмехаясь в роскошные «воеводские» усы, - тебе по службе расти надо. А мое дело – до выслуги дотянуть, да на отдых заслуженный уйти, внуков нянчить! А работа начальническая меня, старика, за год до цугундера доведет! И понесут на погост, с наградами на подушках.
Свержин, конечно, прибеднялся. На «старика» кряжистый пятидесятилетний мужик никак не тянул. Хотя внуков имел. Точнее, двух внучек. Да по зиме ожидалось появление на свет первого внука. Помощь в работе, однако, заместитель оказывал огромную. Без него свежеиспеченный воевода просто утонул бы в текучке.
Откровение Брячислава заставило Лютого задуматься о происхождении слова «цугундер», славянским, по всем признакам, никак не являющимся. «От Изяслава, что ли пошло? Или еще от кого из русинов? – размышлял воевода. – Тьфу, черт, скоро русины на каждом углу мерещиться будут! Пошло и пошло, какая разница? «Цугундер» этот к делу не пришьешь! Окажется, что какой-нибудь Гуня Порубов* половину слов невнятно выговаривал, а многочисленное потомство разнесло батины выражения по всему княжеству. Чтобы ты голову ломал, а не делом занимался! Так что, все мудрствования побоку, и работать. Может, тогда и вырвешься на выходные с детьми!»
Однако, как ни рвал жилы воевода, дела кончаться категорически отказывались. Жена вернулась с летнего отдыха страшно обиженная на «бросившего» ее мужа, но узнав про новую должность и, главное, размер оплаты, поутихла. Злата вообще много чего спускала Буривою с рук, скорее всего за то, что второй женой он не обзавелся и пока не собирался. Всеславу же и Вилене, на папины рабочие заморочки было наплевать, но проведенное без отца лето их совсем не радовало.
И Буривой решился. Заявив Свержину, что может делать что угодно, но три дня (включая оба выходных) никто начальника Управы беспокоить не должен, воевода прихватил семейство и вылетел в Царьград, благо море там и в начале грудня еще теплое. Да и не море интересовало детишек. Намного сильнее манила возможность побродить с папой по городу, показывая найденные за лето «достопримечательности». Не те, что показывают всем отдыхающим на осмотрах*, а свои, детские…На второй день детишки притащили отца в какой-то старинный заброшенный дворик. Всеслав засунул два пальца в рот и сложно, с переливами, засвистел. На сигнал откликнулись похожим свистом, а чуть погодя, из дырки в заборе показалась встрепанная голова. Паренек оглядел семейство Лютых насмешливым взглядом и сказал, обращаясь исключительно к Лютому-младшему:
- Тю! Таки говорили, шо вы уехали до дому! И таки шо у вас до мене за срочное дело, шо надо так свистеть, будто тетя Поля свалилась с крыши?
- Мы и уехали, - ответил Всеслав. – Но вернулись с папой. По делу.
- Надпись покажешь? – добавила Вилена. – Мы и сами найдем, но уговор был, чтобы без тебя не показывать.
Пацанчик вылез из дыры целиком, оценивающе оглядел Буривоя, провел чумазой ладонью по не менее чумазому носу и с сомнением сплюнул на землю через дырку от недостающего зуба:
- То ж скрытное дело, шобы до него всех водить!
- Папе можно! – уверил Всеслав. – Он у нас скрытник!
- Целый воевода! – подтвердила Вилена.
- О! Це ж в корне меняет дело, - солидно отозвался мальчишка, вытер ладонь о портки и протянул Лютому. – Зыбко, - представился он,. – Здоровенек будь, воевода! А справа* есть?
- И тебе не хворать, - улыбнулся Буривой, показывая удостоверение.
Чумазого десятилетний босяк, держащий себя «под скрытника» вызывал улыбку, а царьградский говор парнишки усиливал комичность его личности до невозможности.
- Таки покажу! И таки забесплатно! Но за то дело уговор, шобы кому попало не сказывать и без меня не водить. С той надписи еще дед моего деда прибыток имел!
- Что, настолько древняя надпись? – поинтересовался Лютый.
- О то ж! – ответил Зыбко. – Лет двести, а то и больше будет! Когда она пришла до того места, дед моего деда еще не знал свою маму! – похоже, «дед деда» был для мальчишки фигурой знаковой. – Ходийте за мене!
Идти пришлось недалеко. После получасового петляния по дворам и закоулкам, новый знакомый вывел семейство к развалинам циклопической постройки, в которой Буривой, не без удивления, узнал храм Святой Софии. Заброшенный после взятия Царьграда русами, монументальный дворец сильно пострадал от нескольких землетрясений. Восстанавливать не представляющее религиозной ценности здание никто на государственном уровне не собирался. Да и на частном – тоже. Лишь при Олеге Мыслителе, когда неожиданно проснулся интерес к дорусской истории города, исследователи былого добрались до храма. О восстановлении и создании музея разговор пошел в последние годы, когда раскопки закончились. Отдыхающих при осмотрах города сюда водили обязательно.
Но Зыбко вел Лютых не в обычные места осмотра. Обойдя развалины по широкой дуге, парень вышел к задней стене здания, и забрался на отдельно стоящие остатки не то каменной беседки, не то еще какого-то сооружения.
- Из отсюда гляди, воевода! – заявил он. – Шоб мне всех неприятностей было, как с другого места до надписи видно! Вон до тех камней смотри! - мальчишка махнул рукой в сторону храма. – Промежду окон до левой стороны. Потерлось сильно. Я ж говорил за нее, шо древняя!
Но Буривой уже не слышал пацана. Он увидел надпись. На стене бывшего главного христианского храма Царьграда выцветшей до почти полной неразличимости краской, непривычно округлыми, но вполне узнаваемыми буквами было написано: «Здесь была Галка Багранова 17.08.941»

Примечания

Гуня Порубов – выражение, соответствующее нашему «Вася Пупкин»
Осмотр – здесь: экскурсия.
Справа – жаргонное название документа. Аналог «ксива», но «справа» не имеет уголовного акцента. «Блатная феня» в этом мире не возникла в связи с короткой жизнью ее потенциальных носителей.

Полевой госпиталь армии русов под стенами Царьграда. Нормальный такой госпиталь даже по меркам Второй Мировой. Легкие печенежские шатры вполне заменяют армейские брезентухи. Вместо коек войлочные кошмы, бинты из тонкой льняной ткани… Нет тусклых лампочек болтающейся под потолком, но их старательно пытаются заменить свечи. Хорошие, восковые… Летний день долог, но не вечен, а госпиталь работает круглосуточно.
В отдельном шатре операционная. Столы самые настоящие, деревянные, накрытые всё тем же льном, прокипяченным в покрытом сажей котле, естественно, на костре. Носилки из связанных копий.
Стерильность, конечно, не идеальная… А кто и когда видел идеальную стерильность в полевом госпитале? Мы же на войне, а не в сказке.
Зато инструмент у хирургов – без дураков. По высшим меркам двадцать первого века. Любой армейский хирург душу продал бы за него. И квалификация на высоте. Сколько уголовников заплатило жизнями за обучение детишек – лучше не вспоминать. Зато бывшие детишки даже операцию на сердце сделать могут. Правда, в том нужды нет. Мечи и стрелы редко наносят сердцу повреждения, совместимые с жизнью. А копья в таких случаях мало что оставляют от самого сердца. Вот и остаются «полевым хирургам», в основном, колотые да резаные раны, полуампутированные в процессе боя конечности, да немного размозженные булавами головы. Если много – то это не к хирургам. В общем, никакой экзотики…
Разве сами доктора, только что вылезшие из сечи, где несколько часов обеспечивали фронт работ коллегам из противоположного лагеря. Но коллег нет. Если и были, то разбежались с испугу. Вот и несут сердобольные сивера и печенеги в русинский госпиталь всех подряд. Несут и размышляют, а не стоит ли добить этого самого ромея прямо сейчас? Ткнуть ножом в горло, из жалости конечно, исключительно из жалости! Ну и чтобы время у докторов не отнимал. И дефицитные медикаменты.
Зря беспокоятся. Перед врачами все равны. Но некоторые куда ровнее прочих. И ни один ромей к этой категории не относится, будь он хоть самим доместиком восточных схол. Впрочем, доместик тут оказаться не может. Стрела «таджика» - универсальное лекарство от всех болезней. И окончательное. Зато сам Шамси здесь. Нет, царапину от меча на лбу он самостоятельно замотал подвернувшейся тряпкой. Как и руку, предварительно вытащив из бицепса наконечник шальной стрелы. Не стал бы согдиец беспокоить докторов из-за такой ерунды. Но вот кровь, обнаруженная на шерсти Коно, - совсем другое дело. Правда, в процессе отмывания собаки выяснилось, что кровь чужая. Пес не так глуп, чтобы дать себя поранить! Зато хозяину чуть ли не силой перебинтовали раны, заодно и продезинфицировав. И теперь Шамси старательно ошупывает друга на предмет повреждений. Не пропустил ли доктор чего? Разве может обычный человек по достоинству оценить чуру?! Даже если он русин!
Но это было в самом начале. Сейчас с такими повреждениями, как у таджика, отправляют к «детишкам», в роли которых выступают бородатые вятичи, прошедшие в Кордно начальную медицинскую подготовку, и многочисленные добровольные помощники. Какой воин не сможет обработать рану? А врачи нужны для серьезных дел.
Увы, самых «тяжелых» приходится отодвигать в сторону. Шансов спасти немного, а если и получится, то за время операции умрет пять или десять других, которых можно еще вытащить. Как ни цинично разменивать жизни соратников, но такое это паскудное занятие – военно-полевая хирурия. Впрочем, есть жизни, которые стоят десятка, а то и сотни. Да эта сотня и сама готова сложить головы, лишь бы вернуть того, кто сейчас на операционном столе…
Но не дано. И безвольно повисают в отчаянии фиолетовые чубы: не закрыли, не защитили, не оказались вовремя в нужном месте. И то, что князь еще дышал, когда положили на стол, накрытый белой скатертью, ничего не значит: с такими ранами не живут. А теперь уже не прикроешь, и свою жизнь не отдашь. Только боги властны в подобном размене. Лишь слабой надеждой; а русины? Нет, русины не боги. Они не меняют жизнь на жизнь. Вот отобрать могут. А вернуть? А вдруг?.. И иррациональная вера в Перуна и Христа сменяется столь же нематериальной верой в могущество русинской медицины и снова возвращается к богам. Ибо воину без разницы, кто спасет его командира. Лишь бы спас…
А рядом рыдает не верящая ни в каких богов фиолетововолосая девчонка, абсолютно уверенная, что ранения князя – следствие ее согласия на замужество, так и не дошедшее до постели, но загнавшее жениха в могилу. Маленькая оторва не может только понять, за что себя винить: за неосторожное согласие или за то, что упустила множество ночей бесконечного похода, боясь неизвестно чего. Ибо, если бы уже свершилось, то и не было бы смысла в этой смерти. И она ругает себя за то и за другое попеременно, не замечая собственного взгляда, упершегося в стены захваченного города и губ, шепчущих: «Чтобы щит прибить некуда было! И крови по щиколотку!»…
А в ста метрах те же слова повторяет девушка, до конца не скинувшая доспехи, непроизвольно тянущая руку к валяющейся поодаль перевязи с мечами. Русинка, примчавшаяся в операционную прямо с поля боя и четыре часа оперировавшая брата, но так и не сумевшая его спасти. И сквозь слезы в глазах поляницы полыхают молнии, сулящие побежденному полису плохой день. Очень плохой. Но это будет завтра. А сейчас надо оперировать следующего. Слишком много раненых, чтобы позволить себе долго переживать…
Негромкие голоса работающих. Стоны раненых. Молитвы волнующихся за друзей. Облегченные восклицания. И рыдания тех, к чьим кунакам боги оказались немилосердны…
Полевой госпиталь армии русов под стенами Царьграда.

«Как хорошо воевать на бумаге! Карта лежит на столе, и рука уверенно рисует стрелки. Красные, синие… Конница – туда, пехота – сюда! На правом фланге прорвали строй противника. Здесь зашли с тыла. А тут, с разгону, всем весом обрушились на левый фланг. Смяли! Раздавили! Рассеяли! Выманили гарнизон в поле! По тайным ходам, выведанными лазутчиками, проникли в город. Высадили десант на берег Золотого Рога… Перебили чертову тучу ромеев, а сами потеряли не в пример меньше…
И рука не дрожит, когда пишешь цифры. Ведь они лишь закорючки, условные обозначения. Дебет, кредит… Баланс войны!
И не возникают перед глазами тела, изрубленные мечами, пробитые стрелами, изломанные конскими копытами, головы, расколотые клевцами и шестоперами. Не возникают, если ты сам не был в той сече. И не искал потом, когда отгремел грохот боя, друзей в горах растерзанных тел. А потом не тащил найденного к лазарету, закусывая до крови губу, тщетно надеясь - вдруг выживет, вдруг смогут помочь. Но друзья чаще всего умирали по дороге…
Сейчас, через много лет, мои руки не дрожат. И голова моя еще светла, хоть прошедшие годы и покрыли ее сединой. Время пригасило остроту восприятия тех минут. Сейчас, сидя за письменным столом я понимаю: всё было не напрасно. А еще приходит понимание - победа досталась нам дешево. Нет, поражение не грозило, но потери, а значит и цена, могли быть больше. Намного больше…
Но понимание пришло не скоро. А тогда… Каждый погибший был соратником. Другом. Даже незнакомый спол или печенег. Все союзы, комбинации, хитрости в прошлом. Мы привели их сюда. И мы ответственны за смерть. А ведь кроме степняков, в поле остались и скандинавы Олафа, дружинники Игоря, древляне Светлена, вятичи Турима…
И наши. Те, кто шагнул в иной мир. Надежный, как скала Молчун, которому удивительно шло его имя, и неугомонный живчик Порей, не ведавший ни минуты покоя. И Бурей, Боря, Борик. Наш с Нежданой брат, неотъемлемая часть нашей тройки. Нас не мог разлучить ни друг, ни враг. Ни смерть деда, ни детдомовские воспитатели, ни генерал Кубенин…Но в который раз Смерть оказалась сильнее. Да, Смерть. С большой буквы. Я не верю ни в кого из богов. Кроме Старухи. Потому что она приходит за всеми. Рано или поздно.
Как погиб Молчун, не видел никто. Из живых никто. Его нашли в окружении десятка убитых врагов, в изрубленных доспехах. Какая из множества ран стала смертельной – неизвестно. Никто и не допытывался. Мертвого не вернуть.
Порей получил стрелу в спину. В самый разгар конной рубки, когда оба строя перемешались. Кто где – непонятно. Чья рука натягивала лук? Друга или врага? Большинство печенегов были за нас, но и на той стороне хватало. Да и вероятность шального выстрела «наудачу» никто отменить не в силах. Особенно в подобной свалке.
А Боря… Боря всегда был добрым… Его доброта казалась невозможной и невероятной. Пройти через сиротское детство, концлагерь детдома, «дубравское» воспитание со своеобразными методами «обкатки», начало Ромейской войны и остаться добрым. Но Борик сумел. К нему всегда шли с бедой. Любой, кому было плохо. И он умудрялся всем помочь. Действием, словом, жестом...
Он всегда держался в нашей с сестренкой тени. Окружающие были уверены в Борькиной безынициативности и слепом подчинении «непоседе Мстиславу». Но если бы кто знал, сколько крайне неприятных для окружающих проделок так и остались задумками потому, что прозвучало его: «Нет!» Споры с братом вели в пустоту. Повзрослев, мы перестали спорить, беспрекословно принимая его отрицание.
Доброта и погубила. Те, кто был там, говорили, что Боря пожалел ромея, мальчишку лет тринадцати, стоявшего за станком «скорпиона». И нет чтобы рубануть, предложил сдаться. Обещал жизнь. Но мальчишка либо оказался фанатиком, либо просто не понял с перепуга. И дернул спуск, выпустив единственный свой заряд в набегающих русов. Это была не Борина смерть. Брат не встал бы на линии огня. Но такой выстрел уносит не одну жизнь, а две-три, а порой, и больше. И Боря поставил под стрелу единственное, что могло остановить ее полет. Русинские доспехи. И себя. Никто из нас так бы не поступил. Уход в сторону на голых рефлексах. И все. Но у каждого рефлексы работают по-своему.
Так рассказывали те, кто шли с ним в десанте. Свидетелей было много: сиверские «пластуны», вятичские «братья», древлянские «детки». Возможно, и приукрашивали, но подобный поступок вполне в Борином стиле. Любовь к людям могла перевесить профессионализм.
Он должен был умереть мгновенно: стрела разнесла легкое и задела сердце. Не умер. Брата даже дотащили до палатки полевого лекарского пункта. И еще четыре часа он жил. Но всему есть предел. Мы не боги. Хотя регулярно пытаемся выполнять их обязанности.
Нет, сейчас я почти спокоен. Время лечит подобные раны. Но слезы наворачиваются и сейчас. Воспоминания, порой, безжалостны. Мы могли писать эти записки вместе. Если бы Боря научился убивать, не думая, всех и всегда. Но это был бы другой человек…
А Светлена спасли. Вытащили с того света. Неядва с Яриком, а потом и Галка, не отходившая от постели больного ни днем, ни ночью. Поверь, потомок, князь за операционным столом, куда меньшая экзотика, чем «мавка», обернувшаяся заботливой сиделкой.
Никто и не вспомнил, что парой лет раньше именно Светлен-Свенельд рассматривался, как один из главных «злодеев». Будущий убийца Игоря и Святослава, предатель, христианин, любовник Ольги… Древлянин был нашим единомышленником и боевым товарищем. Этого было достаточно. А кто и кого убивал в отмененной истории… Да хрен их знает, на самом деле, мы там свечку не держали!
Но скорбь скорбью, а война на падении Царьграда не окончилась. Византийская армия разбита, столица захвачена, но стоит пустить дело на самотек, и через несколько десятков лет государство ромеев возродится, фениксом из пепла. И еще неизвестно, найдутся ли силы, способные повторить наш успех.
Мы вырезали раковую опухоль, но оставались метастазы… Восточная ветвь христианства еще не была уничтожена. Предстояла большая «чистка». И большая «разборка». Первое – на всей территории Малой Азии. Города с ромейскими гарнизонами, монастыри, рассадники идеологии врага, армии наместников… Все, мимо кого мы проскакивали в сумасшедшей гонке, спеша нанести смертельный удар в сердце империи.
Второе – здесь, в Царьграде. А так же в Болгарии и Трансильвании. Надеяться, что в Риме не заметят произошедшее, не приходилось. Все же, в то время, трещина, пошедшая по христианству еще не достигла размеров пропасти. И католики не воспринимали православных врагами, худшими, нежели мусульмане. Отдавать город и проливы никто не собирались, но и воевать с объединенной Европой мы пока готовы не были.
Дипломатические пируэты требовали присутствия высших чинов нарождающегося государства. И Игоря, и Ярослава. Светлен был прикован к постели. Я и Серый тоже ранены, хоть и не столь серьезно. Изя еще играл в «салки» в Болгарии, перестав, правда, бегать от стратигов и начав их гонять. А руководить «чисткой» оказалось некому.
Я всегда считал себя заводилой в нашей тройке. Оказалось, ошибался. Заводилой была Наташка. На Большом Совете Неждана заявила претензии на руководство, и Совет неожиданно согласился. Я еще могу понять наших, привыкших к сестренке с детства. Но почему под руку женщины были готовы пойти Рубец и Щарах, а также Куркуте и Ипиоса, осталось загадкой до сих пор. И ведь не на словах степные «лыцари» обещали. Действительно, пошли под командование. И за весь поход ни одного взбрыка. Даже Игоря Безжалостного так не слушали.
Операцию сестренка провела образцово-показательно. Ее знаменитое «крови по щиколотку!» звучало и выполнялось лишь в те редкие случаи, когда встречалось сопротивление. Если город или поселок сдавался без боя, простых жителей вообще не трогали. «Верхушку» изгоняли, грабя подчистую, порой до нательного белья. Вояк распускали, предварительно обезоружив, но чаще брали на службу, создавая «штрафные батальоны». Естественно, что такие подразделения шли в бой первыми. Но что поделаешь – традиция, освященная веками.
Население на мелкие нюансы не обращало внимания. Им хватало простого понимания: лапы в гору задрал – дупа целая!. Уже Никея встретила русов открытыми воротами и… подносами с головами городской верхушки. Видимо, у горожан было крайне своеобразное понимание ритуала «хлеба-соли»
Впрочем, сестренке пришлось проявить не только дипломатический с карательным, но и полководческий талант. Честно говоря, наш «Генштаб» не ожидал от арабов такой прыти! Пока мы чинно и мирно кушали армянские деликатесы, попутно обустраивая дела на Мраморном море, аль-Муттаки, всего год, как пришедший к власти, объявил джихад по русские души. Что подталкивало халифа сильнее, возмущение по поводу захвата Дербента с разгромом Ширваншаха, или слава Харуна аль-Рашида, теперь не выяснить. Но коротышка умудрился собрать приличную армию, что сделать в разваливающемся государстве совсем не просто. Причем, собрал он ее достаточно быстро. Складывалось впечатление, что арабы собирались подраться между собой, а халиф сумел «перевести стрелки» на нас.
Неждана, даже с византийскими «штрафниками», проигрывала в численности в полтора раза. Может быть, преимущество в вооружении и уравнивало шансы в лобовой стычке, но победа обошлась бы дорого. Да и неизвестно, чем это могло кончиться. Сестренка начала нашу любимую игру в салки. Войско поспешно отступало в сторону Армении. Двинуться на Константинополь, оставив в тылу подобную силу, противник не решился и отправился следом, словно бычок на веревочке, постоянно отмахиваясь от летучих сиверо-печенежских отрядов.
Прилук рванул на северо-запад, а Шамси – на юго-восток. Оба своей цели достигли. Русину не пришлось долго уговаривать армянского царя нарушить мирное развитие государства. Это в конфликте с ромеями Аббас предпочитал всех кормить и ни с кем не воевать, ожидая, чем кончится заварушка. К арабам царь относился куда хуже, прекрасно представляя будущее страны под мусульманским владычеством. Не впервой.
И когда, после двухнедельной беготни за врагом, воины ислама влезли-таки в подходящее ущелье, выход перекрыли не только наши войска, но и армянские. Еще ценнее была их помощь в подборе нужной расселины, ведь наши знания Малого Кавказа несколько опережали действительность. А вход закрыли печенеги и… согдийцы, решившие под шумок сбросить «ненавистное арабское иго». А вот с какой радости или перепугу ими командовал человек с русинским луком и большой черной собакой – отдельный вопрос. Все-таки, таджик нам достался очень непростой. Был бы здесь Вукомил, наверняка, по привычке что-нибудь нарыл, а потом улыбался и отчаянно зажимал оперативную информацию. Но скрытник остался в Киеве, а больше никто и не стремился особо копаться в прошлом боевого товарища. Запертые в узком, простреливаемом с боковых склонов ущелье, арабы могли сопротивляться, могли не сопротивляться, вообще, могли делать что угодно. Не могли только отменить свой разгром.
Единственная неожиданность в этом бою – стрела в голове халифа оказалась без черного волоска. И вообще печенежская. Шамси оставалось развести руками и горько сказать: «Сектаны кисмет»… Впрочем, радости он не скрывал. А уж авторитет поляницы возрос до небес. Особенно, если учесть мизерность потерь…
Дипломатические «разборки» тоже проходили успешно. Убедившись, что Константинополь теперь Царьград, и надолго, генуэзцы и венецианцы заключили торговые договора и тихо отбыли восвояси. Настолько тихо и безропотно, что и ежу было понятно: дело пахнет большой войной. Вопрос – когда. Мы были слишком далеко от родины и еще не знали, что война эта уже началась…»

Вашко перевалился на живот. Устаешь лежать в одном положении несколько часов подряд. Он же не снайпер, в конце концов. Да и пусто сейчас в округе. Гости далеко. Им еще идти и идти...
Сквозь переплетение веток ухоронки, небо видно было замечательно. Раскаленный диск Солнце почти над головой. Перевернутый купол ярко-голубого цвета. Безжизненный. Жарко... В полдень все живое норовит укрыться от палящих лучей. Лишь черным крестом раскинулся силуэт пустельги. Сокол высматривает добычу. А может, и нас. Только хорошее зрение - не подмога. Надо знать, где искать, кого искать. А найдя, не обмочить с перепугу перья.
Весеннее половодье натащило на своей мокрой спине громадную кучу лесного мусора, соорудив внушительный даже на вид «бурелом». Река журчала где-то позади. Даже не река – ручей. До того, как начнут таять многосаженные сугробы, еще надо выпасть снегу. А нам до снега - дожить. Если будет на то удача и судьба.
Но, чтобы дожить, есть все возможности. Послезнание, опыт. И замечательная позиция, выходящая точно на переправу, через которую совсем скоро пойдут на Киев враги…
Когда Вукомил ткнул пальцем в карту, Вашко засомневался. Но, оказавшись на месте, понял, что зря он не поверил скрытнику.
Вашко перевернулся обратно. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Поморщившись, выгреб из-под живота сучок, норовящий впиться в брюхо. Тяжела ты судьба догоняющего или ждущего.
Хорошо сейчас тем, кто хазарам неразумным мстит, или с ромеями в прятки играет в черноморских степях и дунайских перелесках, маршируя пыльными шляхами к Босфору. Болгары молоком угощают, хлеб на расписных полотенцах выносят, танки цветами забрасывают… Какие, к бесу, танки? Совсем перегрелся ты, Вашко, сын Серого. Точно. Это все жара гребаная. Последняя соображалка в пот уходит. А если бы тебя на Аравию послали, арабцев примучивать? Наша удача будет, если не стукнет такое в голову ни Игорю, ни Яру. И вообще, жара – не для русского человека. Это Мбумбе за счастье. А нам прохладу подавай. Или хотя бы пиво холодное…
***
Вот у Вукомила в службовых покоях было именно так, как Вашко любил. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух не было. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где ковалась днем и ночью державная безопасность. Предшественники Вука, как он просил себя называть, когда кругом никого не было из посторонних, были те еще кроты. Точной глубины Вашко не знал, но по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению, мог сказать, что саженей на пятнадцать вниз заглубились.
В горнице, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоял здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. И свисала с потолочной балки кабанья нога. Тщательно закопченная по всем правилам. Вкусная…
Кроме еды, в горнице хватало интересностей. Когда Вашко первый раз сюда попал, то долго стоял перед огромной мордой, висящей на стене. Морда по всем параметрам была похожа на кошачью. Только размерами превосходила любого «прошловременного» тигра раза в полтора. И у тигра нету кокетливых кисточек, венчающих уши. И клыков таких нет. Не помещающихся в пасти. На естественный вопрос, Вукомил скривился, мол, нашел чему удивляться. Лютый зверь, он и есть лютый. И любого бабра, не говоря уже про рысей или пардусов, жрет по паре штук на завтрак.
Лютый оказался не единственным чучелом, которого Вашко, вроде бы ладивший и с зоологией и с палеонтологией, опознать не сумел. Всяческих «коркодилов» разнообразнейших видов, в подвале ровным счетом пяток висел, лежал и стоял. Даже снежного человека следы нашлись. Вернее, дубина в человечий рост. «Дивова зброя», уточнил Вукомил.
Вообще, как ни странно, но Вашко стал частым гостем здесь. Общий язык нашелся мгновенно. Вукомил не всю жизнь плел интриги и врагам зубы напильником стачивал, а Вашко, оставшийся за старшего в деле подготовки молодого пополнения, не забивался в ракушку воинского умения, почитывая временами умные книги. Ну и пиво оба уважали. Особенно, холодное… Вот и раза два-три в седмицу собирались. Лясы поточить, языки почесать,
Короткий стук в дверь. Вернее, даже не стук, а так, намек. В горницу ввалился паренек, исполняющий обязанности старшего по подземному поверху. Ошалело пуча глаза, кивнул обоим «старшакам», вручил Вукомилу маленький, замусоленный кисет, и убежал, дробно колотя пятками по деревянному полу.
Скрытень не торопясь отставил запотевший кубок, по боку которого тут же сползла тоненькая струйка. Развязал завязки кисета, вытащил «посланку», вчитался, пробежал взглядом еще раз. И, молча, кинул Вашко. Тот долго смотрел на кусочек бересты, плотно-плотно испещренный мелкобуквием. Кое-какие значки угадывались, будучи схожими с написанием в родной кириллице, и не менее родной, но не такой близкой глаголице.
- Это что?
- Это? - переспросил Вукомил, вынырнувший обратно из задумчивости. – Это – «звиздец», как любит говорить один наш общий знакомый.
- …? – Всем своим видом изобразил Вашко.
- Это западные поляне с князем Лешеком во главе, решили нас потрогать за вымя…
- Звиздец... – Только и нашел, что ответить Вашко. А потом, мигом собравшись: - Откуда, какими силами, в каком направлении?
- Из Гнезно, много, на Киев, конечно… В дупу твою курву маты йматы! – выругался на сиверском спокойный обычно Вукомил. – Не ожидал от Льстимира. У нас всех войск – ополчение, да новиков чуток… Не остановим.
- А по времени? Подучить… Засаду поставить…
Скрытник только головой покачал.
- Даже за стенами не отсидимся. И чудохаралуг ваш не поможет. Смотри…
Вук рассказывал, водя пальцем по русинской «карте», обрисовывая варианты, намечая направления обходов и ударов, а Вашко мрачнел с каждым новым словом, не видя выхода. Кроме одного. Почти запрещенного. А потом решился. Для этого и брали. На крайний случай. Прямая угроза разрушения Киева – крайний? Решился. И стало легко и просто.
- Знаешь, - вдруг улыбнулся русин, – не так уж все плохо.
И пропел, глядя на непонимающе уставившегося на него скрытника:
«На любой их вопрос,
У нас есть свой ответ.
У нас есть пулемет,
А у них его нет!!!»
И оскалился столь многообещающе, что привычного ко многому Вукомила даже передернуло.
- Что, еще прикопаны какие русинские штучки?
- А то! С тебя, друже, три десятка коней докупно к нашим. И людей своих дашь. Нет, твои в Киеве нужны. Франка возьму с его ребятами. А ополченцы — пусть дома сидят!
- Почему?
- Драпать будут быстрее пшеков. - пояснил Вашко. - Только те обратно, а наши в другую сторону. А вообще, я, наконец, понял, за что с детства пшеков не люблю. Нет, не за «марш сифилитиков»! «Исчо Пшекська не сгинела, но вже трохы-трохы…».
- Вот как скажешь чего порой, так хоть в окошко сигай… - криво усмехнулся Вукомил. – Опять эти ваши русинские штучки? Лучше бы богами прикинулись! Голову бы ломать не пришлось.
- Задача толкового воина не прыгать геройски в окошки. А противника туда выкинуть. Можно тоже геройски, - ответил Вашко, проигнорировав окончание фразы.
- Дурак ты малолетний, вот что сказать хочу.
- От волхва слышу…
***
И пиво не допили, вспомнилось вдруг с горечью. Так, наверное, и простояло, пока не закисло. И вылил его Вукомил, брезгливо морщась, в дырку местной канализации…
***
Робберу де Крайону тоже осточертело лежать на одном месте. Но франк был куда старше русина. Умения умениями, а десятилетия боевого опыта ничем не заменишь. Не первая засада, и будет на то воля Господня, не последняя.
«Давно уже привык с подругой аркебузой
в безумный час ночной постель свою делить.
Но призрачные дни нанизаны, как бусы,
на тоненькую жизнь, непрочную, как нить»,
- по-русински вполголоса пропел Роббер.
Непривычный язык. По-росски Ребер кое-как говорит, а этот другой, хоть и похож. Но уж больно понравилась песня, случайно услышанная еще в Шаркиле. И понял-то, дай Бог, одно слово из трех, но ведь зацепило! Как закончил договариваться со Снежко, разыскал того парня, что пел, и вытряс слова. И пусть часть оказалась непонятной, но… Про него оказалась песня. Про де Крайона, наемника, солдата, перекати-поле. Про него и его бойцов. Про Джамиля и Сейфуллаха, братьев из Багдада. Про датчанина Харальда и венецианца Маттео. Про васконца Истуэту и черного, как уголь, Мбумбу, двадцать лет назад бежавшего с ромейской галеры… Вот и напевал теперь де Крайон почти непрерывно…
«Удачи не сыскать. С другим Удача блудит.
Кумира не найти. Кто платит, тот велик.
Мы не один престол преподнесли на блюде.
И не один костёр на троне развели!»
А если эта засада и последняя в его жизни, то Вашко обещал, что Шарля русины возьмут в обучение. Вырастет сын бойцом похлеще отца. Только этот вопрос и задал наемник, когда Вашко предложил задержать армию полян силами его отряда. Виданное ли дело, ввосьмером на сотни. Или тысячи? Какая разница...
- Почему мы? – спросил тогда Сейфуллах.
- Мне нужны те, кто не боится схватиться с чертом, - сказал тогда русин. – Или с шайтаном.
- Вах! – картинно закатил глаза араб. – Сразиться с шайтаном – работа для меня. Не зря меня зовут мечом Аллаха*! Но остальным тоже нужно оружие богов!
- Будет. – заверил Вашко.
Обманул. «Пулеметы» вышли из рук людей. Непонятно, кто и где придумал такое, но ни бог, ни черт не имеют к ним отношения. Людьми и для людей создана эта квинтэссенция смерти, воплощенная в металл и дерево. Трудно обмануть того, кто всю жизнь провел с оружием в руках. А это всего лишь оружие. Очень большой и скорострельный арбалет. Вернее, тот самый, поминаемый в песне аркебуз. И стреляет так же кусочками металла. Только нет «плеч» и прорезей для тетивы в стволе. Тот, кто умеет обращаться с одним оружием, освоится и с другим, похожим. Если, действительно, хорошо умеет. И грохот не помеха, и та самая «отдача»…
«Теперь за жизнь свою я и гроша не дал бы.
Фортуна, подмигнув, ушла гулять с другим.
Седое вороньё давно привыкло к залпам.
И колокол устал петь похоронный гимн».
Не верил де Крайон, что кто-нибудь выберется из этой переделки. Да и русин не верил. Видно было по тому, как глядел на стены города, оставшиеся за спиной… И «пулеметы» не спасут, и те «мины», что разложил Вашко по берегам реки. Сильное оружие, но не всемогущее. И у князя Лешека хватает людей, не боящихся ни бога, ни черта. Прорвутся, не считая убитых, и через взрывы «мин», и через «пулеметный огонь». Прорвутся, и обрушат мечи на головы стрелков. Вот только тяжелой ценой достанется Льстимиру победа. Настолько тяжелой, что придется поворачивать домой. Не до Киева станет «пшеку». Смешное слово. Много у русинов смешных слов… Остановить западников можно. А вот насчет выжить… Только на Бога и надежда. Или на богов…
«Рубаху на бинты! Бог даст, не околеем,
Ты видишь этот дым большого очага?
Там пир идёт горой, там вороны - лакеи.
Огонь уже развел зловещий кочегар».
Не рассчитывает Вашко выжить. Хочет от Киева беду отвести. Ценой их жизней. И свою кладет. Хороший командир не прячется за спинами подчиненных. Вашко хороший. Русины все такие. По крайней мере, все, кого видел Роббер. Что ж, франк – наемник. И ему авансом заплачено за смерть. Всем заплачено. Отсрочка, полученная в Шаркиле, подходит к концу. Пришло время отдавать долги. Раскусил их Вашко. Будто знал слабое место. У наемников редко бывают дети. Нет, у каждого есть... И много. Где-то, неизвестно где. Плоды права победителя или мимолетной любви, перехваченной на коротком ночлеге. Но так, чтобы настоящие дети, живущие с отцом – очень редко. И такой ребенок большое счастье и большая беда. Мало кому из наемников повезет встретить старость. И дети ненадолго переживают отцов. Что может де Крайон дать Шарлю? Не этот бой, так следующий. Или через один. Раньше или позже весь отряд ляжет под дерновое одеяло. И тогда дети, все трое, умрут от голода. Но сегодня можно купить им жизнь. Долгую и хорошую. Слово русины держат, уж в этом бургундец успел убедиться. А значит, осталось не ударить в грязь лицом. Показать: наемные бойцы умеют сражаться и умирать как никто другой.
Де Краньон всем телом ощутил еле заметную дрожь земли. Хорошо знакомую дрожь, вызываемую слитным ударом множества шагающих ног. Подал знак отряду и повернулся к русину, собираясь сообщить и ему. Но Вашко кивнул, предупреждение стало ненужным.
«Мы ждём, когда судьба ударит в барабаны,
К прицелу бомбардир, прищурившись, приник.
Уже горит фитиль и наготове банник.
Ликует вороньё, а колокол охрип».*
Роббер еще раз проверил необычное, но уже знакомое оружие, убедился, что меч лежит именно там, где должен, и приник к прицелу…

Примечание
Сейфуллах – Меч Аллаха (араб.)
Песня Юрия Аделунга

«Картину гибели Вашко пришлось восстанавливать по крупицам. По уму, стоило бы прошерстить место боя плотной сетью, выискивая любые следы, могущие указать на истинный рисунок. Но вести следствие на границе чужой территории достаточно сложно. Подробностей сохранилось множество, ведь боестолкновение такого масштаба надолго меняет окрестности. Свежие могилы там, воронки…
Поисковую группу сумели послать только через два месяца, по возвращению из Царьграда. В общих чертах силуэт набросали, но не более. Мы, все же, не эксперты-криминалисты.
Еще могли что-то дельное рассказать люди. Но вот с ними было сложнее. Из отряда выживших не было. Гражданское население в тех краях сроду не водилось, а если какое и водилось, то, почуяв приближение полянского войска, благоразумно растворилось в окружающих лесах.
Оставались победители. Но после победы, они нырнули в тину, и не поднимали головы. Уже потом, когда взялись основательно, то, как не рыли, все равно, не удалось найти никого, участвовавшего в схватке. Может, свидетели не верили в обещанные амнистию с вознаграждением. А может, и в самом деле, никто из участников не пережил следующие три года. Непростые времена были у западно-славянских земель. Да и всю Европу лихорадило.
Больше всего подробностей узнали от князя Лешека. Его не пришлось ни пытать, ни подвергать любимым психологическим фокусам Изяслава и Вукомила сотоварищи – «Ты убил Ваньку?!» и тому подобное. «Бабушка» к князю западных полян приехала до нас. Вашко привез. Вернее, его последний бой…
Вукомил и Игорь, видевшие предводителя «пшеков» раньше, опознали пленного с трудом. Немудрено - трясущийся от последствий контузии седой старик, ежеминутно норовящий бухнуться на колени дабы вознести молитву Христу, ничем не напоминал уверенного в себе сорокалетнего мужика. Лешек свято верил, что угодил в лапы к чертям. И что черти сами все знают, а подробностей допытываются, лишь бы поиздеваться над честным христианином. Хочу заметить, что излить душу и поделиться пережитым ужасом ему явно требовалось. Так что говорил князь много и охотно. Притом, был готов поддерживать разговор на любую интересующую собеседников тему. То ли боялся скатиться в сумасшествие окончательно, то ли банально не мог находиться в тишине. Второе вероятнее. Охрана докладывала, что князь даже в «одиночке» продолжал бормотать. В общем, большую часть информации, находившейся в голове у князя, мы знали. Добавив ее к материалам из других источников, на выходе получили крайне неприятную ситуацию…
Сосредоточившись на войне с каганатом и Византией, мы недооценили Европу. Было бы неправдой сказать, что не принимали в расчет, но думали, что лет десять относительного спокойствия и тишины есть точно. Предпосылки к такому выводу имелись. На Оловянных островах саксы, англы и бритты мерялись длиной половых признаков, выясняя, кто в доме хозяин, и с переменным успехом отражая налеты данов. Наличных сил данов хватало только на набеговые операции, и даже в союзе с прочими скандинавами, они никак не представляли серьезной угрозы. Франкские герцогства соревновались в неповиновении королю. Испания под арабами. Оттон Первый, будущий император Священной Римской империи, гонял собственных родственников и думать «наружу» начнет лет через несколько. Вот пройдет десять лет, и Оттон станет опасен. А через двадцать – очень опасен. Но минимум через этот срок. Который ему никто давать не собирался.
И кто остается в сухом остатке вероятных противников? Братья-славяне? Ободриты с венедами? Бросьте, не до того им. И опять же, братья по крови и по духу… Против них даже разведка работала спустя рукава, народ настолько усиленно курсирует туда-сюда, что и так всё известно…
Если точнее, то недооценили мы не всю Европу. А Оттона и одну небольшую страну, нынешнее существование которой историческая наука категорически отвергала, соглашаясь лишь на союз племен. Княжество Западных полян, породившее через пару веков Польшу. Заслуженное в нашей истории звание «гиены Европы», можно было присваивать прямо сейчас. И даже сто лет назад. А что населяли ее не поляки, а западные поляне, ситуации не меняло. Желудь от дуба недалеко падает.
Начнем с того, что снова сели в лужу историки, уверенно утверждавшие о крещении полян в 966 году, при Мешко, внуке нашего невольного гостя. Болт на пятьдесят восемь с левой резьбой! Христианином был не только Льстимир (в крещении Алексей), но и его дед - легендарный Пяст. Не зря же легенда связывала его с Иоанном и Павлом! Легенда тоже оказалась насквозь лживой, хотя в этом случае нечто подобное и ожидалось. Ни бортником, ни земледельцем Пяст не был. Мелкий «можновладец», глава захудалого рода. Власть захватил с помощью немецких «штыков», полученных от Генриха Птицелова в обмен на принятие христианства самим князем и населением. Как нынешним, так и тем, что прирастет по завершению. Крестили «огнем и мечом», но поскольку крещение происходило параллельно драке со старым князем, то прошло сравнительно незаметно. Больше трупов, меньше… Кто там считал, когда города и села вырезались полностью?
Миф же, о происхождении прародителя из низших слоев, придумали и запустили в оборот уже при Лешеке. Князь расчитывал в дальнейшем избавиться от германской зависимости и культивировал «славянскость». Соответственно, принимал все меры, чтобы в головах полян напрочь исчезли воспоминания о германской крови в подвластном народе. Женщин ведь наемники Пяста рассматривали сугубо утилитарно…
Второй ляп нашей исторической науки заключался в том, что характер польского дворянства сложился в период «монархической демократии». Чушь собачья! И сам Пяст, и его потомки являли собой практически классический образец шляхтичей более поздних времен. Признать идеальными мешала личная храбрость, не затронутая еще вырождением и «либерум вето». Но по большинству прочих признаков совпадение имело место быть. Та же спесь, нахальство, жуткий эгоцентризм. И как обойтись без «от можа до можа»? Все земли к востоку, югу и западу от Гнезно поляне считали своей собственностью, временно занятой «клятыми москалями, германцами и прочими гадами». Не сумели обойтись без любовно выпестованной и холимой потомками ненавистью к восточным соседям… Насчет «москалей», прошу прощения – не называли. Исключительно по причине отсутствия в лексиконе этого слова. Но было много других. Нас не любили особенно. И вовсе не потому, что восточные славяне являлись «погаными». С насквозь языческими мазовшанами же умудрялись вполне неплохо ладить. Тут скорее присутствовало что-то другое… В общем, поляки поляками, не хочу копаться в их отклонениях.
За семьдесят лет, поляне под руководством трех поколения династии мало-помалу подмяли под себя окрестные племена - поморян, куявов, вислян... Вот с дальнейшим продвижением на восток получилось хуже.
Впервые поляки пытались влезть к волынянам в 914 году. Древляне, союзники Волыни, как раз замутили очередную бучу. Игорь, молодой и горячий, помчался твердой рукой приводить к уставному порядку. Тогдашний правитель Земовит, углядев оголенный фронт, решил воспользоваться моментом. Заруба была масштабной и кровавой. По итогам князю накостыляли полную дупу поджопников. Получил и от волынян, и от древлян, и от Игоря. Чего у предков не отнять, так умения задвигать в дальний угол местечковые свары при появлении малейшей внешней угрозы. И куда это потом ушло?
Из победоносного похода Игорь вернулся с молодой женой, названным сыном-заложником, кучей полянского золота германской чеканки и заверениями в вечной дружбе от всех заинтересованных сторон. С того разгрома «пшеки» (а это словечко уже было в ходу) на Русь не совались. Пахали землю и гонялись по чащобам за пруссами и ятвягами. Их возня настолько не воспринималась всерьез, что даже до тошноты занудный и дотошный Вукомил посматривал на западных соседушек сквозь пальцы…
А пять лет назад король Оттон вспомнил про крестников отца. Поляне же германцев и не забывали. Так что под крыло пошли без малейшего сопротивления. Но император не стал присоединять полянские земли к себе, а оставил в роли буфера на восточной границе. Что, впрочем, совершенно не противоречило роли Польши в нашем мире… Да, потомок, не люблю я поляков. Так не люблю, что даже кушать не могу, пока пшека на кол не водружу. Шутка.
Освободительный поход на Царьград показался императору удачным поводом для проверки русских окраин на прочность. Да и Ватикан забеспокоился, предчувствуя омывание копыт печенежских и мадьярских коней в теплых волнах Адриатики. Сам германец на тот момент был несколько занят подавлением очередных мятежей в своей лоскутной империи, но есть же Лешек! Трудно не справиться, когда на Руси практически не осталось войск. Игорь и остальные в Вифинии. Ополчение не считается. Оно всегда служило лишь смазкой для мечей. Да и собрать еще надо.
Задача Лешеку предлагалась несложная: пройти ускоренным маршем, сжечь Волынь, Искоростень, Киев. И пусть войска русов вернутся к пепелищам и трупам родных. И усиленно размышляют над своим поведением. А если решатся на ответный рейд, то князь должен засесть в глухую оборону и ждать прихода императорских войск. Пришел бы Оттон или нет, вопрос номер два. Западные властители всегда отличались «честностью» с вассалами.
Если судить трезво, пользуясь не эмоциями, а сухими цифрами – могло получиться. Если бы не два «но!».
Первое. Вукомил, хоть и сквозь пальцы, но присматривал за Лешеком.
И второе. Вашко решил сыграть ва-банк, перехватив Войско Польское чуть западнее Волыни.
Почему Вашко выбрал именно этот, самоубийственный вариант, понять несложно. Подготовить к обороне Киев достаточно. Но удержать город средствами десятого века, когда на стены могло выйти всего ничего «курсантов» да чуть больше ополченцев - нереально. Повыбрала мужиков мобилизация, повыбрала…
Оставалось чистить загашники и шукать по заначкам. В заначке у Вашко нашлись четыре пулемета с боекомплектом в пару тысяч патронов на ствол. И всё необходимое для сооружения толковых фугасов.
Так что под Киевом шляхту ждал бы большой сюрприз. Можно сказать, огромный. Вот только по дороге, Лешек не миновал бы древлян. А отдавать на растерзание верных союзников…
Встретить врага под стенами Волыни? Тоже не вариант. Нет гарантии, что пан ясновельможный не решит обойти волынян лесом, да и двинуться на столицу.
И были еще некоторые нюансы. Немаловажные. Как отреагирует население на взрывы и пулеметные очереди? Вся наша легенда шла форсированным маршем коту под хвост. Это не скальпели медицинские вкупе с самострелами. Если Вукомилу с Буревоем или Светлену, к примеру, можно что-то втолковать, то простым жителям, да еще толпой… И ходить нам после того богами до самой смерти. А у богов судьба незавидная. Либо распнут, либо преклоняться станут. А скорее, сначала попреклоняются, а потом распнут. Здесь, конечно, не только на кресты тащили. И свои методы были… С другой стороны, и такую ситуацию можно перекрутить как угодно. Но терялась основная наша задача. Весь прогресс рухнул бы моментально: простой человек становится равным богу лишь в сказках…
Вот и удумал Вашко поймать супостата в открытом поле. Вернее, в точке, кою тому никак не миновать. Поймать и устроить светопреставление для одной, отдельно взятой армии. Чтобы независимо от исхода боя, уцелевшие остатки пшеков, даже волынянское ополчение могло разорвать в клочки. Тем более, пока суд да дело, Вуковы орлы не только Волынь подняли.
Из тех же соображений секретности и компанию себе подбирал. Почему только восемь человек – понятно. Достаточно для четырех пулеметных расчетов. Брать в прикрытие хоть сотню бойцов, хоть десяток – плодить лишние трупы. А вот почему наемников, которые и в Киев пришли без году неделя? Да тоже объяснить можно. Чужие люди в Киеве. Выживут – болтать не будут. Погибнут – ничего объяснять не надо.
Другое непонятно. Почему наемники пошли? Понадеялись на «оружие богов»? Так не верил де Крайон в эти сказки. Ушлым мужиком франк был. И воякой не из последних. В нашем оружии сразу разглядел человеческую работу. Переоценили себя и вооружение? Сомнительно. Не подростки ведь. Решающим фактором стало, что детей в Приют пристроить обещали? Так детей трое, а бойцов семеро! Да и кто ребенку важнее: какой-то приют или отец родной? Что же заставило на верную смерть пойти? Не узнать. Но пошли. И не просто пошли. Дрались, как звери, ни один шагу назад не сделал… Вот тебе и «воюю за деньги»…
Впрочем, Вашко героически, но бесполезно, помирать не собирался. Место для «огневого мешка» подобрал на переправе через небольшую, но достаточно глубокую речку, тщательно заминировав оба берега. Установил гнезда и стал ждать. Разветвленного строительства с ходами перекрытия и запасными позициями не требовалось - ответного огня от полян не ждали. Когда часть пшеков переправилась, рванули фугасы на обоих берегах. Первая волна частично шла с замедлителями, чтобы войско попало под перекрестную взрывную волну. Не успела развеяться пыль после первых взрывов, как по ошалевшим полянам, начали бить «станкачи». Дистанция прямого выстрела. По скоплению живой силы, защищенной лишь домотканым полотном рубах да дедовской славой. Доспехи, и те одевали перед боем… Да и толку с доспехов… Судя по тому, как при одном упоминании о том моменте, начинали синеть губы у заходящегося в падучей Лешека, психологический эффект оказался что надо…
Те, кто остался на том берегу, плюнули на все и бросились наутек. Беглецов понять можно – не вплавь же бросаться, торопясь к невидимой смерти. Да и шли там, преимущественно, не обитатели «коронных земель», а поморяне и надвислянские племена. А вот поляне, несмотря на невольное предательство союзников, очертя голову, полезли на пулеметы. Повторюсь – храбрости у них было с избытком, этого не отнять. До позиций надо было преодолеть около четырехсот метров. Прятаться от пуль «пшеки» не умели. Но их было много. Очень много. Хоть и меньше, чем патронов у неопытных стрелков. Вашко с наемниками тоже ведь, не миллионами жег боеприпас на Киевском полигоне... И патроны кончились раньше, чем враги. Бежать, если кто и собирался – стало поздно. Пришло время рукопашной.
Лешек клялся и божился, что восемь «дьяволов», пока их не порубили, мечами уложили сотню или две бойцов. Но Лешеку в таком вопросе верить... «Братскую могилу» для дополнительных подсчетов и экспертиз мы не вскрывали, но, судя по площади захоронения и прикидкам участников, цифра полянских потерь измерялась не десятками и даже не сотнями. Сколько из них от чего погибло – какая разница. Все равно добавлять и то, что и сепсис наработал, выстелив свежими крестами обратную дорогу...
Кто пал первым – неизвестно. Но Вашко - последним. Пока кто-то сражался, он не подорвал бы мины на позициях отряда. Взрывы лишили противников остатков мужества. А может, вообразили, наконец, что воюют с богами. Во всяком случае, после подрыва, поляне в панике отступили, не вспомнив о собственных убитых и раненых. Тем не менее, один искореженный ствол они с собой прихватили.
Убирать пришлось волынянам, мобилизованным Вукомилом. Не дождавшись результата в Киеве, он рискнул выехать на разведку. Собрал стволы, похоронил парней. Вернувшись, развил бурную деятельность. К нашему приходу выяснил многое.
И то, что Лешек с остатками своей армии заперся в замке, прикопав недееспособный пулемет в подвале, и другие известия, посерьезней. Германский король всерьез воспринял неслыханный разгром вассала. В Саксонии и Лужицкой Марке готовились к отражению нашей атаки. Для похода сил королю не хватало. Но и мы не были готовы к новой войне. Однако на небольшую диверсионную операцию добровольцев долго искать не пришлось. Заодно и затрофееный ПК вернули на базу. А то еще попадет в плохие руки…»

Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда

Скворец хотел спать. Так, что глаза слипались и не разлипались. Взвары не помогали. Даже крепчайшая кафа. По-хорошему, бросить бы воевод-розмыслу это увлекательнейшее чтение, да завалиться спать. Залечь прямо в светлице, благо предусмотрена такая возможность. А отчет из Волыни подождет. До утра, по крайней мере точно. Но Голуб Мстиславов усиленно продирался через замудренные обороты языка копателей былого. Типа «мощность верхнего горизонта достигает 1,10 м. в нем иногда встречаются отдельные включения песка, попавшего, вероятно, во время весеннего половодья». Или «случаи прямого взаимного перекрытия комплексов». Любят други розмыслы изъясняться сложно и запутанно. Так, что непосвященный и понять не может. Да и уж на что Скворец в компании не чужой, а и ему читать словесные построения, как там русины говорили, «серпом по яйцам»?
Впрочем, отчет о Волынском кургане, Голуб просмотрел наискосок. Захоронение давно известное, многократно изученное. Ничего нового там найти не удастся. Даже получившее после прочтения книги совершенно другой смысл число похороненных – восемь – было давно известно. Ничего нового…
А вот найденные и вскрытые захоронения в двух километрах западнее, практически на берегу речки Хучва – это да! Не зря половину лета рыскали в поисках, и до глубокой осени извлекали находки. Возраст определили легко. Соответствовал он и Книге, и ближнему кургану. Самое начало Русской Эры. Но всё остальное удивительно. Если книгу не читать, конечно. Голуб представил, как спорят на эту тему Старопень с Торгвассоном и улыбнулся. Еще бы, не спорить! Повод-то, какой, знатный!
Никто так своих мертвых не хоронил. Русичи делали погребальный костер. Христиане каждого умершего закапывали отдельно. Трупы врагов оставляли на поживу лесным зверям. А «братские могилы» на тысячи трупов, побросанных в котлован явно без соблюдения каких-либо обрядов? Мертвым даже монетки «на проезд» не кинули. Невероятно! Единственное объяснение – хоронили врагов, зная о возможности заражения местности гниющей плотью. Но столь массовое захоронение в безлюдной местности?! Откуда? Это Голуб знает о русинской версии. А Хорсу с Олафом она неведома!
И хотя не русины устраивали эти могильники, а волыняне под руководством Вукомила, но, очевидно, что к врагам никто хорошо относится не будет. Свою восьмерку похоронили со всем прилежанием, а «этих»… побросали, как попало, и зарыли…
Так что происхождение «странных» могил понятно. Как и легенд о «нечистом месте», до сих пор ходящих среди местного населения. И ведь давно уже не селяне безграмотные вокруг живут, а вот, поди ж ты! «Нечистое место»! Но куда важнее другое!
От тел за без малого восемь столетий одни скелеты остались. Только пули и кости крошат. Ладно, конечности и хребты переломанные еще можно на совпадения списать. Но пулевые отверстия трудно с чем-либо спутать. Нет, конечно, не на всех костяках остались подобные отметины. Даже не на большинстве. Но на достаточном количестве, чтобы уверенно сказать, что захороненные на Хучве расстреляны из среднекалиберного огнестрела. В первом или минус первом веке, когда еще и ручниц-то не было!
Скворец усмехнулся. Вот бы в родном мире русинов поляки вой подняли о «геноциде русами польского народа». Только нет того мира, а в этом Польша не образовалась. И «народа польского» нет. Растворились западные поляне среди восточных собратьев. Исконная политика Княжества – с покоренных земель полное выселение всех, да не компактно, а вразбивку, среди основного населения. Чтобы через пару поколений не было чистокровных хазар или полян. Только полукровки да четвертькровки. А точнее – малая примесь, о которой и забыли давно. Не везде получалось и не всегда. Кавказские народности до сих пор темнее прочих. Но с полянами получилось. А политику-то русины закладывали…
Воевод-розмысл отхлебнул глоток кафы. Отвлекся… Что мы имеем? Тысячи человек, расстрелянные из огнестрельного оружия в первом веке – серьезный довод. Можно, пожалуй, и доказательством считать. Это не механизмы наследования картошки и не расчеты вероятностей малолетними гениями. Тем более, не роспись взбалмошной хулиганки на стене старого храма. Пожалуй, даже серьезней, чем объяснение происхождения знаменитого «списка землетрясений», без малого восемьсот лет помогающего избегать лишних жертв.
С такими доказательствами, пожалуй, можно и к Великому Князю идти. И даже нужно! Но не сегодня.
Скворец встал, убрал документы и устроился спать в службице. Идти домой смысла не было ни малейшего…

Гнезно, лето 6449 от Сотворения Мира

Над головой пролетел нетопырь. Или ушан. В зоологии Рогдай был не слишком силен. Что это именно летучая мышь, а не птичка-полуночница, мог руку на отгрыз давать. Но определить точнее...
Один хрен, мерзкая на вид тварь. Хорошо, что так пролетела, не нагадив. И как могло кому-то в голову взбрести, сделать ее символом «силовой» разведки? Нет, что бы куницу ту же, или росомаху какую…
А что? Ходит тихо, зубищи из пасти так и лезут. И на лапах когти есть, чтобы по деревьям лазать. Родные когти, не стальные. Ими и орудовать удобно, и шуму меньше. Впрочем, если куницу загнать на стену замка, неизвестно еще, что получится. Есть подозрение, что сверзится. То ли дело Рогдай. Быстрому уверенному продвижению не мешал даже вес снаряжения, навьюченного «заботливыми» товарищами. Веревка, закладки, оружие...
Это на скальных тренировках хорошо лезть по всем правилам. Закладывая френды и щелкая карабинами. Промежуточные точки каждые три метра… Ну, не три конечно, но регулярно. А то и вообще, с верхней страховкой. Слетел – повисел немного, адреналин сквозь штанины повытряхивал, опять к стене качнулся. Сейчас не расстрахуешься. Заметит бдительный часовой и подстрахует в лоб из арбалета. Или рогатиной ткнет, да шум поднимет на все Гнезно. Да, собственно, небдительный тоже услышит и увидит. И сделает то же самое. А потому веревка в бухте на спине, крючками не стучать, а закладушки только на случай, если потребуется искусственная точка опоры.
Хорошая штука контрфорс. Не сама по себе, на ней скалолаз виден, как на ладони. Прелесть во внутреннем угле между самим выступом и стеной. Хороший уголок, темный. Хрен разглядишь, кто там прячется даже в лунную ночь. А сегодня тучи надежно Луну затянули. А что лезть приходится в темноте, так на то ты и лучший скалолаз «Дубравы».
Изначально, план не предусматривал подобной экзотики. Хотели проникнуть в замок под видом обоза с продуктами, или германских наемников. Но Вук такой план сразу забраковал. За излишний авантюризм и дурновкусие. Лешек и раньше, кого попало в замок не пускал, подолгу маринуя в воротах. А уж теперь с перепугу… Так и оказалось, что просто зайти и вырезать – нереально.
Стена кончилась неожиданно. Впрочем, так всегда бывает, когда лезешь на «автомате». Руку - туда, ногу - туда. И хлоп, все! Финиш. Рогдай аккуратно приподнял над срезом голову. Где ж ты, наш бдительный? Ага, сидишь, зевая борешься со сном и ленью. Плохо борешься! А второй где? Нет второго! Плохо, второй очень нужен. На этом посту двое было. А вот он, родной. «ПБ» тихо дернулся в руке. Раз, второй. Щелчки затвора - тихие, не громче самострела.. Вы же думали, ребята, я вас из арбалета валить буду? Ну думайте дальше. В дырявой башке вентиляция лучше, быстрее до нужного ответа дойдете. При работе на такой дистанции, бесшумный огнестрел – наше все. Плотность огня, останавливающее действие и все такое…
Рогдай прислушался. Окружающую тишину ничего не нарушало. Даже нетопырь улетел. Диверсант сложил лишнее барахло прямо у зубца стены. Знал бы, что так легко будет – половину груза внизу оставил. Или в Кордно. Зачем, спрашивается, все это, когда на эту стену залезть и ребенок может? Нет, преувеличена слава «птенцов Старца-С-Горы», как и всяких ниндзей. Тут же торная дорога!
Накинул на зубец петлю, и веревка змеей скользнула вниз. Обошел башенку – окончание контрфорса, и еще одни «перила» по второму углу. Пока остальные выбирались наверх, прикинул дальнейший маршрут. Не Царьград, однако, что не может не радовать понимающего человека! Одна стена, и всё. В некоторых весках укрепления похитрее ставят. Особенно, в сиверских паланках. Зажрались «пшеки», давно вас на ноль не множили!
Стену придется зачистить полностью, иначе во двор не спуститься. Заметят. Конечно, замок и так становится местом, где развернется локальный армагедец, но резать сонных проще. Так что, до поры лучше воздержаться от шума. По крайней мере, пока не открыты ворота…
Бык с Горяем рванули вдоль стены налево. Дерн и Микула – направо. Только неясные тени мелькнули меж зубцов. И короткое «готовы» в наушниках – парни встретились, пробежав периметр. Вщелкнуть «восьмерку» и по веревке вниз. Часовые у ворот и у дверей донжона падают, не успев понять, что происходит. И не надо, зачем перегружать мозги лишним знанием? Двери закрыты. Непринципиально. Шесть метров до окна по такой стенке – считанные секунды.
Рогдай ввалился в окно, в перекате оглядывая комнату. Как вовремя! Пожилой ксендз размеренно, со знанием дела, оприходует средних лет женщину. Совсем не в миссионерской позе. А как же целибат и прочее воздержание, святой отец? Интересно, есть в католичестве разделение на «белое» и «черное» духовенство? Впрочем, Всевышний отпустит грехи своему служителю. Минут через несколько как раз встретятся. А вот кричать не надо, дамочка! Шумные долго не живут. Даже аристократки и прочие ясновельможные пани.
Микула с Горяем открывают дверь. Коридор чист. Два выстрела – и чист. Четверо вниз, остальные – наверх. Зачистка полная и всеобъемлющая. Иногда надо демонстрировать жестокость. Чтобы накрепко запомнили и детей пугали. «Прыде Рогдаю, да видриже пуцьку!»
Третий этаж… Двое на зачистку… Четвертый… Тихий шепот рации: «Есть ствол». Охрана у дверей опочивальни князя… Была… Внутрь… Здравствуй, Лешек! Что, русины в камуфляже и боевой раскраске на чертей похожи? Правильные у тебя ассоциации. Нет, смерть твоя ходит далеко отсюда! Мы унесем тебя в чистилище…
А в ворота замка врывается Первая Сотня «Детей Стрибога». Зачистка полная и всеобъемлющая…

Книга

«Всё-таки, человек удивительное существо.
Вроде бы только вчера Людовик Заморский насмерть резался с Гуго Великим. Оттон Первый гонялся за братом Генрихом. А король английский Эдмунд, с трудом отбивался от Олава Третьего. Западная Европа по уши погрязла в междоусобицах и ближайшие лет десять вылезать была не намеряна... В той, в нашей, истории и не вылезла. Ни за десять, ни за сто.
Но стоило появиться нам и нанести удар по Царьграду…
Папа Стефан Восьмой, личность достаточно безвольная и безынициативная, резко обнаружил в себе силы и способности заняться геополитикой. И объявил крестовый поход на сто лет раньше положенного. Многочисленные короли, герцоги и прочие графы, до этого, ни в грош ни ставившие Стефана и рубившие друг другу всё, до чего могли дотянуться, в считанные дни откликнулись на призыв Их Святейшества. И закономерно бросились в объятия друг друга. Выражение «в считанные дни» ты, потомок, считай фигуральным. К счастью, средства связи не давали европейцам возможности проявлять подобную оперативность…
Но уже летом сорок первого (звучит-то как! Впрочем, тебе, потомок, этого не понять! К огромному твоему счастью. Хотя, человек существо ведь крайне удивительное, могли и вы наколобродить изрядно....) Оттон сумел послать Лешека прощупать киевлян. Сам собирался выступить следом. Умный, всё же мужик. Когда ему рубили в Неаполе голову, даже жаль было. Хотя рубили со всем положенным политесом, позолоченным мечом и все такое…
Разгром полян германца отрезвил. Точнее, напугал до икоты. Поход Оттона отменился. Точнее отложился на некоторое время. Зато к папским посланцам, носящимся по Европе с наскипидаренными задницами, добавились гонцы наихристианнейшего из королей. К концу лета все распри затихли. Западнохристианские страны готовились к совместному походу. На Русь. Вот что значит, почуяли, откуда опасностью пахнет! Готовились европейцы столь серьезно, что почти забыли о венедах и ободритах. Братья-славяне вздохнули с облегчением. И начали диверсии партизанить с утроенным усердием. Подкрепленным с нашей стороны, как оружием, так и учителями «малой войны». В ту кашу, что завертелась в Полабье, сунули рыло даны, лишенные привычного куска английского и французского хлеба (попробуй-ка сунуться в страну, где идет всеобщая мобилизация). Впрочем, сунувшись, обожглись, и в дальнейшем особого усердия не проявляли.
Но все было не столь красиво и безоблачно, как казалось. Наша блестящая, и внешне легкая победа в компании сорок первого года, на самом деле, далась очень недешево. Русь не была готова к новой войне. В обязательном порядке требовался отдых. Пара-тройка мирных лет, чтобы поднакопить жирка. Сверхскоростное объединение Европы эти годы отбирало…
К тому же, вести оборонительную войну с нашими союзниками, куда труднее, чем наступательную. Большинство из них, те же угры или печенеги, дрались сугубо ради добычи. Пойти и разграбить Рим или Париж – всегда пожалуйста. А оборонять Волынь или Искоростень? А на хрена? Разве что за большие деньги…
Да и в новый набег им было рановато. Еще предыдущая добыча не поделена и не потрачена. Лишь неугомонный Теркачу жаждал омыть копыта своего коня в Атлантическом океане. Но даже не все мадьяры соглашались последовать за национальным героем.
Но выхода не было. Весной ожидались незваные гости, причем в огромных количествах. Отсутствовала даже надежда на бардак, сопутствующий крестовым походам нашей истории. Координацией действий сборной армии занимался лично Оттон, и, все источники, как сговорившись, твердили о высокой степени организации. Разозлившийся германец спуску не давал никому.
Пришлось разрабатывать планы встречной операции. Легкого варианта не получалось. Если, конечно, не использовать наработки Вашко… Но, тогдашний бой одно, а массовое использование «оружия богов» – совсем другое. Тем не менее, такой вариант нашим доморощенным Генштабом не исключался. Как и точечные диверсии. К примеру, в правильно выбранный момент, смерть Оттона гарантировано сталкивала остальных в борьбе за первенство. Но этот момент еще надо было подобрать.
Общая же военная доктрина Кордновско-Киевского государства была такова: пока русы будут сдерживать наступление немецко-христианских войск, усиленных Антантой, на линии государственной границы, бросить конницу Буденного в глубокий рейд по тылам противника. То есть, печенегов и мадьяр направить в Европу. Главное – по разным направлениям, чтобы между собой не передрались. Впрочем, вопрос решился легко. Печенеги мечтали ограбить Рим, тогда как угры жаждали отомстить за Риад, а заодно пощипать Магдебург и Париж. Ну и, кроме того, устроить «рельсовую войну» на путях обозных дорог противника силами сиверских казаков и полабских герильерос.
Победа, конечно, гарантирована не была, но шансы имелись неплохие. Особенно, если учесть, что наши металлурги грозились к весне выдать некоторое количество пушек. Не «Больших Берт», конечно, но средневековому рыцарству хватит.
А, собственно, почему нет, раз уж наша очередная легенда полетела ко всем чертям. По возвращению состоялся давно назревающий разговор с Игорем, Вукомилом и Светленном. Руки нам не выкручивали, в подвалы скрытные не тащили (может потому, что мы и так там сидели за пивком и беседой) и вообще портить отношения ни одна из сторон не намеревалась. Но спросили за всё.
Мол, ребята, ваши арбалеты мы можем проглотить. Фиолетовые чубы и песенки на «южанском» - тоже. А за то, что мертвых с того света достаете, чуть ли не отхватывая Морене скальпелями пальцы, только благодарим. Светлен пуще всех. Древлянин готов даже не слышать постоянных оговорок горячо любимой пятой жены.
Но, может, хватит в прятки играть? Половину известного мира вместе раком поставили, а вы, сволочи, оказывается, оружие массового поражения по заначкам ховаете? Ну и так далее, тому подобное и в том же духе…
Причем, божественность нашего происхождения никому из троицы в голову не пришла. Мол, боги столько не выпьют, ругаться им так слабо, а до наших железок Перуну с его молниями как в известной позе до очень далекого города. И чего франков бояться? Вытащить пулеметов этак с полсотни, поставить на телеги, да и размазать босоту германскую тонким слоем от Бреста до Марселя! До тачанок, естественно, Вук додумался. Оно и понятно, на тренировки насмотрелся.
Пришлось объяснять заинтересованным и облеченным властью лицам политику партии и правительства. Не сказать, что сильно обрадовались, но с основными доводами скрепя сердце согласились. Хотя насчет размазывания франков остались при своем мнении. Но в душе. Зато по поводу скрытности никаких разногласий не было. Окромя уважаемых присутствующих – только Буревой. А в будущем – правящие князья, да начальники скрытных контор. А остальным – не фиг, по фиг и на фиг!
От оглашения будущих исторических событий прошлого варианта предусмотрительно воздержались под предлогом того, что мы его уже маленько того… подкорректировали. На пару-тройку империй. Еще не хватало обвинить Светлена в убийстве Игоря! Когда он давно свой парень и русин по пятой жене!
На том же совещании решили пугануть противника. Именно поэтому операцию по выкрадению Лешека с пулеметом провели максимально жестко. И закончили взрывом замка. Самодельной взрывчатки не пожалели. Щит в Гнезно прибивать было буквально некуда. Впрочем, на детей рука не поднялась, пришлось вывозить в Приют.
Оттон и так не рвался атаковать в зиму, не закончив мобилизацию, а наша диверсия окончательно утвердила его в этом мнении. Всё отложились на весну. А весной в Европу пришла чума. Интересно, что в нашей истории этой пандемии не было. Или просто не осталось письменных источников…»

Киев, лето 6449 от Сотворения Мира

Здесь, как всегда, было прохладно, тихо и спокойно. Отпотевали на столе кубки с квасом, манил аппетитным срезом окорок под потолком. Скалились со стен морды неведомых зверей… Но двое за столом не обращали на привычные мелочи внимания. Оба уже немолодые, но еще не старые. Битые жизнью и людьми, неоднократно прошедшие все круги ада и несобирающиеся останавливаться.
- Думаешь, не удержим германцев, воевода? – спросил хозяин. – Зачем тогда затевали всё.
- Удержим, - вздохнул гость. – Но тяжко будет. Многих потеряем.
- А если оружием вашим?
- Опять ты за своё, - поморщился воевода. – Нельзя нам богами быть. То, что бог делает никто повторить и не попытается. А вот за человеком и попробовать можно. Неужто не понимаешь?
- Не хочу. Проще надо быть. Есть враг – болит голова, нет врага – болеть перестает.
- Угу. Вот только лет через полста нас никого не останется. А они придут. И всё. По старой колее с отсрочкой на полвека. А то, что вся скрытность к Моране пойдет, понимаешь?
- Это да…
- Нам бы время выиграть… Года два… Или три.
- Не выйдет. Пограничные земли войсками переполнены. Воинов селить некуда. В шалашах да землянках живут. Скоро на деревьях гнезда вить начнут. А ведь еще и половина не собралась.
- Скученность, говоришь, большая?
Волхв кивнул.
- Скученность… - протянул воевода. – А знаешь, волхв, есть мысль...
И он, словно боясь, что кто-то может услышать, зашептал собеседнику на ухо. Тот выслушал. Некоторое время сидел неподвижно, уткнувшись взглядом в морду здоровенного волка, обнажившего клыки. Потом перевел взгляд на воина.
- Тебе никто не говорил, что ты — страшный человек?
- Говорили. И еще не раз повторят. И тебе скажут.
- Они ошибаются. Мы — не страшные люди. Мы обычные. Пока что. А страшными нас назовут потом. Если всплывет правда.
- Она не всплывет. Проклятия людей ничто в сравнении с ненавистью Богов. Но, когда умирает столько...
- Считай то, что произойдет, проклятием своих Богов. Я знаю, что будет потом. Я знаю, что трупы будут устилать города. Но я знаю и другое. Если мы не сделаем этого, реки переполнятся кровью. Наши реки. А это важнее.
- Может получиться. Князю ни слова.
- Вообще никому.
- И твоим?
- Им в первую голову.
- Боишься, осудят?
- Боюсь, одобрят…

Интерлюдия
Пушистый
Хорошо быть пушистым! Спать всю зиму, сбившись с подобными себе в одну кучу. Так теплее. А в тесноте — не в обиде. Видеть сны о приходе весны. А когда зима кончится, хорошо выбраться из норы, и сидеть на холмике, отогреваясь от холодов, оставшихся за спиной. Смотреть, как выглядывает из-за горушек Солнце. Дарующее тепло. Дарующее жизнь. Хорошо просто сидеть, лишь изредка посматривая в небо, не распластался ли в вышине зловещий крест ястребинного силуэта... Хорошо хрустеть свежей зеленью, поглядывать на хорошеньких соседок. Думать о том, что скоро завизжат, завозятся в просторной летней норе детеныши. А еще, очень хорошо, пройтись когтями по золотистому меху, добираясь до чешущегося бока...
Черный
Хорошо быть черным! Тебя не видно в темноте. Совсем-совсем не видно! Можно лазать в любых закутках, не боясь, что найдут! А еще, очень хорошо быть быстрым и ловким! Можно залезать куда угодно! Везде-везде можно пролезть! И очень хорошо, когда есть острые зубы! Можно прогрызть любую деревяшку. Да, дерево совсем-совсем невкусное! Но, его и не нужно глотать, чтобы в животе потом бурчало! Дерево можно разлохматить, повыгрызать и выплюнуть. И добраться, наконец, до вкусного, мягкого и теплого, которое так любят прятать Высокие! И хвост хорошо когда есть! Длинный, красивый! И лапы! Ухватистые, цепкие! С острыми коготочками на пальцах! Можно по любой стене залезть, по любой веревке! Лишь бы малейшая зацепочка была. Хоть трещинка!
И вообще, хорошо — быть!
Пушистый
Плохо, когда приходят Высокие и Громкие. Плохо, когда Громкие пугают всех вокруг грохотом своих каменных ног. А еще хуже, когда льется неудержимым потоком в нору вода, хотя на небе нет ни облачка... Плохо, когда ты выскакиваешь наружу и попадаешь в плотную-плотную сетку. И тебя, хохоча и посмеиваясь, выпутывают из нее Высокие. Чтобы посадить в клетку. Плохо, когда соседом оказывается не симпатичная подруга, а черный родич. Далекий родич. Тот, что живет рядом с Высокими. Тот, который пропитался запахом Высоких. И их грязью...
Черный
Плохо, когда запах копченого мяса оборачивается ловушкой. Хитрой-прехитрой. И не помогают выбраться ни острые зубы, ни длинный хвост, ни острый слух. Плохо, когда вокруг Высокие. Плохо, что нельзя грызть их тела. Плохо, когда рядом с тобой вдруг оказывается не свой, а чужой. Пусть он похож на тебя. Пусть он не пахнет врагом, а от него доносятся лишь запахи степного разнотравья. Пусть он не бросается на тебя. Но он — чужой. И хотя вас разделяет железная сетка, это помеха для ваших зубов и усов. Но не для Мелких. А у соседа Мелкие очень кусачие. И от их укусов темнеет в глазах...
Пушистый
Очень плохо, когда ты остаешься один. Когда всех черных родичей забирают и уносят. А ты сидишь, смотришь на осклизские стены подвала, следишь за капельками воды, блестящими на камнях. И ты можешь только вспоминать. Солнце, нору, свежую траву...
Черный
Очень плохо, когда тело все покрыто ковром из Мелких. И кажется, будто твоя шерсть живет сама по себе. Очень плохо, когда тебя запихивают в тесную-тесную клетку, где только и можно, что есть, пить, да ненавидеть Высоких. И еще хуже, что клетка не стоит на месте, а болтается вверх-вниз. И плохо, когда отовсюду начинает пахнуть, нет, вонять водой! Соленой водой. И дохлой рыбой. И тебя болтает так, что сердце уходит в пятки....
Пушистый
Очень хорошо, что все кончается. Скользит по шерсти отточенное лезвие, похрустывает шерсть, расходясь в страхе перед беспощадным металлом... И ты уходишь, убегаешь. В воспоминания, в Солнце, в Степь. Ты сделал свою работу. Ты — мертв. А значит, свободен. И над тобой раскрывает крылья черная тень пустельги...
Черный
Все кончается. Не всегда это хорошо, не всегда это плохо. Но, сегодня, это - хорошо. Очень хорошо. Больше не мотает тебя в клетке, больше не накрыт ты душным пологом. И клетки больше нет! Очень хорошо! Ты - свободен! А вокруг расстилается город Высоких. Огромный город! Полный вкусных запахов, плотно-плотно набитый тайнами! И плевать, что здесь по-прежнему пахнет соленой водой! И плевать, что навстречу, перегораживая узкую тропку, выходят серые родичи. Их много. Их зубы остры, а в глазах — ненависть. Но и нас, черных, немало. В бой! А тот, кто победит — отомстит Высоким. Страшно отомстит.

Книга

«Первую вспышку чумы зафиксировали в сухие. В лагере крестоносных войск под Магдебургом. Кто заболел первым, и пути проникновения заразы, установить не удалось. В условиях жуткой скученности, антисанитарии и прочих прелестей, неминуемо сопутствующей любой средневековой армии, болезнь распространялась быстрее степного пожара.
По той же причине не имели успеха и попытки локализовать очаг заражения. Когда европейцы договорились до первой попытки карантина, незараженных в окрестностях не осталось.
Надо отдать должное Оттону. Император действовал решительно. Уже через две недели границы Саксонии перекрыл «железный занавес», не уступающий советскому в годы Холодной войны. Увы, помочь это не могло. В отсутствие надежной системы связи вновь прибывающие войска узнавали о бедствии только по прибытию на место. Первое время – в сам лагерь, после на карантинных постах. Сумевшие удрать беженцы предпочитали молчать о причинах, подвинувших на смену места жительства – слишком уж вероятно было «лечение» топором по голове.
Люди же пытались вырваться из гиблого места. Способов не выбирали. Кордоны могли остановить далеко не всех. Иногда их обходили, хоронясь по окрестным лесам, но чаще сметали, ровняя с землей. Прорывавшиеся были воинами и бежали «повзводно и поротно». В начале апреля, Гуго Великий, положив большой и толстый скипетр на общехристианские ценности (в конце концов, первый раз, что ли от церкви отлучат?), увел бургундцев, заодно оголив кусок границы в зоне своей ответственности. После этого бегство приняло повальный характер.
Вырвавшиеся прямым ходом отправлялись по домам. А в компании с несостоявшимися покорителями Руси шествовала ее величество Чума. К середине березозола в полной власти Черной Смерти оказалось население Германии и Франции. К концу – Италии и Балкан. В травне зараза явилась в Испанию и на Оловянные острова. Даны, не собиравшиеся присоединяться к крестоносцам и еще осенью прекратившие набеги на Германию, умудрились избежать заражения с юга, но получили болезнь с севера, из Англии.
Неначавшаяся война, обеспечивавшая столь эффективное распространение пандемии на запад, ограничивала ее продвижение на восток. Остановить болезнь такой поворот событий не мог, но мы получили хорошую фору по времени. И использовали его на полную катушку. В течение двух недель новорожденная фармацевтическая промышленность стала приоритетным направлением развития народного хозяйства.
Скрытники добыли образцы зараженных тканей, после чего получение сыворотки стало делом техники. В середине березозола ее уже опробовали на добытчиках, а в травне начали поголовную вакцинацию. Параллельно килограммами производили стрептомицин.
Вакцинация вызвала весьма неоднозначное отношение. До Крещения Руси действо недотягивало. Разве что в миниатюре…. Поверивших сразу оказалось не так уж и много. Кого-то пришлось уговаривать, кого-то запугивать картинами болезни, кого-то заставлять. То там, то здесь вспыхивали «чумные бунты». Тут обходились без уговоров, жестко подавляя подобные попытки. Окончание этих акций получалось своеобразным: выживших вакцинировали и отпускали по домам. Бунтовать им больше было не за что. Старались поменьше убивать, благо дружины были привиты первыми. Но бунт есть бунт.
Еще хуже оказалось с союзниками. Первыми под удар Черной Смерти попали ободриты и венеды, подхватившие заразу в ходе партизанских действий. К ним ушла вся первая порция лекарств. Но Старгард успел стать общим могильником...
Угры и печенеги прививаться отказались наотрез. Правда, после того, как два наиболее оторванных клана, сбегавших «за зипунами» в Баварию и Франконию, вымерли чуть ли не полностью, мадьяры одумались. И прививались на редкость дисциплинировано. Печенеги же так и не поверили в науку, но, на всякий случай, откочевали восточнее, к самой Волге, благо места после прошлогодней резни хватало.
Решение мадьяр благотворно подействовало и на сиверов, два месяца впустую «перетиравших вопрос» на сходах. Атаманы, посмотрев на перепуганные рожи угорских послов, и убедившись, что за прошедшее время из оросов Щараха от прививок никто не помер, приняли, наконец, положительное решение.
Вот с кем проблем не возникло, так это с четырежды тестем Ярослава. «Ярослав Щараху коня дал! Самострел дал! Дочек забрал! - при последней фразе хан-бек-атаман суеверно сплевывал на землю. - Плохого не предложит! Хороший зять, настоящий мужчина!»
Так или иначе, но болезнь удалось остановить на границах Росского Союза. Европа же мучалась еще три с лишним года, пока после фряжского похода Серый не начал лечить население захваченных территорий силой. Впрочем, выжившие, подозреваю, и так обладали врожденным иммунитетом. Или повышенной удачливостью, что во многом тоже самое.
Думаю, про этот поход ты, потомок знаешь всё. Или почти всё. Никаких хитростей или тактических новинок не применяли. Противник был предельно ослаблен, а мы, наоборот, здорово усилились. После разгрома Оттона под Аусбургом, война как таковая закончилась. Начался победный марш с классической зачисткой враждебных элементов. Хотя Оттон боролся до конца. То есть, до Неапольского эшафота. Папа Марин, принявший тиару после тихой смерти Стефана, был благополучно зарезан «орлами» Теркачу. Верхушка церкви последовала за ним, а кое-кто и вместе с Папой. От Ватикана, на радость будущим туристам, остались лишь руины.
Следствием этой операции стал последующий передел мира. Наша западная граница передвинулась на Лабу, а через некоторое время, пролегла по берегу Рейна. Не всё же германцам славян онемечивать! Иногда и наоборот можно! Балканские племена обрели независимость. И через десяток лет мирно влились в ряды славянского братства. В тех краях, помня своеобразный подход «братушек» к видению себя в исторических процессах, пришлось значительно усиливать контрразведку. Во избежание, так сказать, вечных балканских веселушек. Но это, впрочем, не столь важно.
Большим событием стало очередное Великое Переселение мадьяр. Сначала потомкам Арпада понравилось в Италии. Собственно, этим и был вызван повышенный энтузиазм Теркачу к походу на Рим. К этому времени, неугомонный зять Игоря успел обзавестись таким авторитетом, что иного приемника Жолт себе не представлял. Но что-то на Аппенинском полуострове будущего Великого Надьфейеделема не устроило. И копыта мадьярских коней отправились омываться за Пиренеи, унося и своих хозяев. Кордовский халифат серьезных неприятностей Теркачу не доставил. Пиренейский полуостров Теркачу показался мал, и, недолго думая, угр прихватил себе Тулузу и Гасконь.
Впрочем, это достойно отдельного повествования, как и история Большого Викинга Карла Олафссона по прозвищу Толстяк, будущего короля Скандинавии и Северной Франции. Возможно, я еще напишу книгу о тех славных делах. Если успею, мне всё же уже немало лет…
Именно поэтому, я вынужден прервать столь неторопливое описание. Сегодня впервые прихватило сердце. Лекарств, взятых из своего века давно нет, а местная медицина, хотя уже и не средневековая, подобное не вытянет. Всё может закончиться в любой момент.
Умирать не страшно. Я прожил долгую и очень насыщенную жизнь. Пережил всех своих соратников и сыновей многих из них. Но я хотел, чтобы ты знал, как всё происходило на самом деле.
Мы шли спасать Русь, как ни выспренно звучит. Возможно, требовалось работать медицинским скальпелем. Но наши руки изначально заточены под меч и боевой топор. Тем не менее, у нас получилось. И не потому, что разгромлена Византия, Итиль и Рим. Не потому, что христианство сейчас не сильнее иудаизма, ислам благополучно отброшен в пустыни Аравийского полуострова, а западная граница Руси куда ближе к Атлантике, чем когда-либо.
По большому счету, это не самое главное. Важнее другое. На основной территории Великого Княжества нет неграмотных. Совсем. Еще встречаются люди, которые умеют только писать и считать. Но это люди моего поколения. Редко следующего. Все остальные – действительно образованы. На окраинах немного хуже, но по сравнению даже с самыми передовыми странами в нашей истории, любая Голодуповка – университетский городок. Система обучения, которую мы старательно прятали в тени боевых походов и хозяйственных технологий, сработала на отлично. А как следствие – резкое ослабление религиозности. Нет, мы еще не страна победившего атеизма. Но уже близко. Неверующих больше половины, а в активных слоях населения – почти все. Пока почти. И они не религиозны не в силу слепой веры. Нет, люди достаточно ясно представляют себе картину мира. И там нет места богам и другим потусторонним гипотезам. В такой ситуации идеологический захват невозможен. А физический - тем более. Любая другая страна значительно уступает в уровне вооружений.
Надеюсь, что так будет и дальше. Единственное, в чем я завидую тебе, потомок, ты знаешь это точно. А мне приходится гадать.
На этом я, наверное, закончу первую книгу. Во второй распишу подробно. Авось, мое немощное тело предоставит такую возможность.
Пока, потомок!
Воевода Мстислав, он же Мстислав Васильевич (отчество по прадеду) Холанев 1993 (от РХ) года рождения».

Кордно, лето 6449 от Сотворения Мира

И снова шумит корчма. Селяне и купцы. Мастеровые и дружинники. Отдыхает честной люд, расслабляется после дневных забот. Почему не пропустить по кружечке меда или пива в дружеском кругу? Не послушать, как Красава, дочка Зубаря, поет песни русинские и собственные? Да не обменяться новостями и слухами?
***
- Здоров будь, Угрюм! По пивку, да под картошечку? За здоровье Ярослава-князя?
- И тебе не болеть, Первак! За князя можно и мяском закусить!
- А когда одно другому мешало?
- И то верно! Гляжу, дела твои в гору пошли.
- Есть такое дело. За что русинам спасибо! И тебе, чего уж скрывать!
- А мне-то за что?
- Так ты ж мне советовал умные головы слушать. А я сомневался всё. Зазря сомневался, вот что скажу! Хорошо, что хватило смелости пробовать потихоньку. Так что заслужил, Угрюм, заслужил. Может, еще что интересного расскажешь? Что этим летом нового сеяли, сажали…
- Так много чего! Про многополье слышал?
- А то ж! Уж вводим потихоньку. И эти, как их, теплицы построили.
- Под томаты?
- А то ж! И огурцы тоже. Считай, лишний урожай за лето снимаем! Старшой наш придумал!
- Тю! Хороша мысль! Пробовать и мы будем! Благодарствую!
- Да я что? Пользуйся на здоровье. Не все ж тебе меня уму разуму учить…
***
- Нет, ну ты послушай, а! Зыбко-то мой! Сын! С ним же на торгу ни один купец торговаться не берется! Малец лучше торговых гостей знает, что и почем они брали! А считает как?! Как считает?! В голове быстрее, чем служки купцовы на бумаге. Письмо написать – так не поверишь, я говорю, а он записывает всё. Слово в слово!
- Да брось, Осока, не может человек писать так быстро, как говорит.
- Велесом клянусь! Умный стал такой! Я теперь если не знаю что, у Зыбко спрашиваю. У кого ж учиться, коли не у собственного сына. Дочка и второй тоже в эту, как ее «школу» ходят. Младшие подрастут, тоже пошлю.
- Смотри, вырастут детки хиляками, жалеть будешь…
- Какими хиляками, ты о чем? Сестра тут приезжала, та, что в мерю замуж отдали. Близнецов своих привозила. Постарше Зыбко будут, да и побольше. Не поделили что-то. Как он их валял! Как валял! Один двоих! Смотрю я на это дело и думаю, а ведь и со мной управится, хоть лет и немного… Нет, ну хоть ты скажи, Зубарь, хороший же у меня парень, а?!
Корчмарь неохотно поворачивается к спросившему:
- Дошло, наконец! И даже раньше, чем по зубам от сына схлопотал. Небось, всё хозяйство на него скинул? Впрочем, тебе же работы меньше!..
***
- Судиша, - ноет булгарин, - выручай старого товарища! Возьми младшим товарищем в свое дело! Корабли у меня есть. Знают меня на юге и на востоке. Связи налажены. Выгодно тебе будет! За тридцать кун с сотни работать готов!
- И какой тебе прибыток с того? - спрашивает купец с ехидной усмешкой. – Что ты мне семьдесят кун с сотни отдать готов?
Булгарин идет пятнами:
- Хазар нет больше. Ты сам на юг пойдешь. Не бороться мне с тобой, нет у меня ни товара такого, ни денег твоих.
- А мне тогда какой прибыток? – ехидство так и сочится из вопроса, обволакивает собеседника липкой патокой.
- Так не успеешь ты сам везде и всюду. Товарищей искать будешь или приказчиков нанимать. И время потеряешь, пока с местными купцами договоришься. А у меня они знакомые все. Да и с тобой сколько лет знакомы…
- Дело баешь, - улыбается Судиша. – Ну что ж, давай посчитаем, какой от тебя толк выйдет, да прибыток будущий по правде поделим…
***
- Ну? Вычислил присадки?
- Вычислил! Только толку с того! Пива налей!
- Держи!
- В жаре проблема. Поднимать надо.
- Это новую домну строить.
- Не обязательно. Надо топливо менять. Болотный уголь нужной силы огню не дает. Горючий камень нужен!
- Где ж ты его возьмешь?
- Неядва говорил, в оросских степях месторождение есть. Туда перебираться надо.
- С ума сошел? Это ж целое дело!
- Зато там и домны сразу большие поставим!
- Эй, петухи, - останавливает спор кузнец. – Кончай шум! Готовьте расчеты, что лучше, камень горючий сюда возить, или руду в степь и строиться там! К князю с бересами вашими пойду...
***
Шумит корчма… Гудит гулом голосов, звенит сталкивающимися кружками, шаркает десятками ног… Стучит кулаками по столу и ладонью об ладонь… Шумит корчма… Зеркало Кордно… Его настроение…

Кордно, лето 782 от Взятия Царьграда

Малый зал приемов Великого Князя пышным великолепием не блистал. Скорее напоминал обычную службицу начальника какой-либо Службы или Управы. Того же Лютого, например. Разве что пошире немного, да стол побольше. Так на то и Великий, положение обязывает, да и на совещания немало народа собирается. Одним словом, не для приема иноземных послов помещение, для работы.
Сегодня совещание было немногочисленным. Кроме Игоря Седьмого присутствовал головной боярин* Радобой Шуба, да приглашенные: Скворец, Лютый и старший воевода Гридницы Серый Колыван. Обоим у Князя раньше бывать не приходилось. Лютый хоть с боярином общался, когда последнее назначение принимал. А Голуб на такой уровень никогда вхож не был.
Докладывал Лютый. Особо в детали не углублялся. Все материалы дела передали Князю месяц назад, времени для изучения вопроса у Игоря было достаточно. Да и не вызвал бы Князь дознатчиков, пока не разобрался в сути дела. Не любил Великий пустой болтовни. Так что, Буривой вкратце пробежался по доказательствам и куда подробней остановился на выводах.
- …Изначально мир развивался по совершенно иному пути. Во второй год до нашей эры был заброшен временной десант из одна тысяча шестьдесят пятого года по нашему счислению. Десант оказался удачным, в результате чего события стали происходить так, как известно нам. В настоящий момент мы достигли технического уровня, примерно соответствующего развитию того мира на момент отправления десанта. Соответственно, на данном этапе возможно случайное или преднамеренное открытие, повторяющее работу профессора Артюхина. Если это произойдет за пределами Великого Княжества, нельзя исключать попытку нового вмешательства в прошлое мира. С непредсказуемыми последствиями.
Начальник Скрытной Управы коротко поклонился, давая понять, что доклад закончил. После небольшой паузы Князь начал задавать вопросы:
- Я так и не понял, пришли ли русины из нашего мира, или из какого-то другого. И, соответственно, угрожает ли новое вмешательство исчезновением текущей реальности, или нет.
- Этого установить пока не удалось, - ответил Лютый. – Русины точно не знали. Материалы Артюхина к Книге не приложены. По косвенным признакам можно сделать вывод, что точного ответа он и сам не знал, хотя склонялся к мысли о единственности мира. Для ответа на этот вопрос необходимо подключение розмыслов другого направления.
- Неприятно, - задумчиво произнес Игорь. – Что предлагаешь, воевода? Думали ведь! Причем, скопом думали!
- Считаю, необходимо провести исследование по данному направлению. Цель – разобраться с данным эффектом и возможностями его блокировки. Если блокировка действа возможна, установить ее на всей планете. Одновременно провести поисково-раздумную работу за пределами Княжества и при обнаружении подобных работ блокировать их любыми доступными средствами. Вплоть до уничтожения розмыслов, - Буривой задумался на долю сига. – Если потребуется, то со всей страной.
Великий Князь кивнул.
- Правильно мыслишь. Излишним мягкодушием ты не заражен. Этим, как его, «гуманизмом», - Игорь снова усмехнулся. – Что удивляетесь? Думали, я Книгу не прочитал? Мне их мир тоже не понравился. Сделаем так. Ты, старший воевода, - он посмотрел на Лютого, - Не оговорился я, старший. Растешь не по дням, а по часам. Управу сдавай Свержину, хватит ему дурака валять в замах. Примешь новую Службу. Название сам придумаешь. Людей бери любых. Старшего воевод-розмысла Скворца прихватишь! Помещения, машины – само собой. Кто будет возражать – к Радобою. Или ко мне. Будете только этим вопросом заниматься. Но очень серьезно. Сам понимать должен: проколешься, не я с тебя спрошу. Просто исчезнешь, вместе со мной и остальным миром. Кроме того, что ты сказал, выясни следующее: из нашего мира они пришли или нет? Если нет, то что с их миром? И варианты хождений между мирами по времени. Вопросы есть?
- Извини, Князь, но вариантов очень много, - возразил Скворец.
- Ничего, справитесь. Больше людей привлечете. Кстати, иноземцев лучше не уничтожать, а сманивать к нам. Или выкрадывать. Учитесь у… Борейко, кажется! Кстати, об его операции – согдианцев стоит привлекать? Физики у них сильные. С Шамси-шахом, если надо, я поговорю.
- Пока не знаю, - честно сказал Лютый. – Надо изучить вопрос.
- Изучай. А мысль свою поясню. Вдруг выяснится, что мы можем прийти к ним. В их две тысячи седьмой год. К Артюхину и Кубенину. Долг – он ведь платежом красен.

О, да... Это лучше не переводить.

Это точно))) Ну, за любовь к нерусским ругательствам, мне пеняли еще в далеком детстве)