Через полчаса спасатели уезжают. Оставляют нам рацию, все запасы жратвы и снаряжения и уходят на Ниве. У них есть шанс найти своих. Это нам слишком далеко ехать. До Душанбе меньше четырехсот верст, обычный водитель доходит часов за восемь. Бахреддин – намного быстрее, хотя как будет сейчас – кто знает?
- Извини, Витя! Пойми меня!
- Давай, гони. У тебя есть шанс!
Проводив их, сажусь на рацию. Без толку гоняю «сто тридцатку» по всем диапазонам. Если кто и ловится, то ничего нового сообщить не может.
К полудню появляется Олег. Вместе с Лешкой и обеими группами клиентов. Олегова группа, вымотана насмерть. Похоже, бежали без единого привала. Да и время впечатляет. Но, не до того. Отдыхать не собираются, сбрасывают рюкзаки, и сразу ко мне.
Рассказываю новости. Не знаю, сообщил ли им что-нибудь новое, но вот они меня радуют: у Бори есть шанс. Хороший шанс…
- Пап, бабушка… Я ничего не сумел придумать.
Скрывать от Олега? Дети очень привязаны к маме…
- Не надо ничего придумывать… Уже не надо… Хоть бы Борьчик ушел.
Он верит сразу. Ждал. Понимал.
- Шмель не подведет. – как зовут того парня? Володя, кажется… Не суть, что-то я опять расклеился. Надо собраться.
- Ладно. Распаковывайтесь. Отдыхайте. Думайте, что делать. Через час обед. Там и поговорим…

- Что делать будем, майор? Как к себе добираться?
- А я знаю? – Потап выругался.
Ситуация – хуже не придумаешь. Застряли на краю земли, до дома четыре тысячи верст, поезда не ходят, самолеты не летают. Нет, про транспорт никто не говорил, но и так понятно. Власти нигде никакой. Соответственно, везде и всюду появятся банды. Не сегодня, так завтра. Скорее всего, первые уже появились. Как подснежники. Не цветы в смысле, а трупы, вытаивающиеся под первыми лучами весеннего Солнца.
А если Потап правильно понимает местные порядки, то здесь они появятся в первую очередь. Не в горах, конечно, а в Таджикистане и соседних государствах. Ибо здесь феодализм куда свежее, чем в той же России. И баи местные еще не забыли, что они баи. И курбаши с басмачами найдутся.
То есть, прорываться к своим придется с боями. А хороших бойцов – четверо. Вот они все здесь сидят. Стас, Женька и Жора. В бою: Малыш, Огневолк и ПрЫнц. И сам Потап, конечно. А на руках семь человек собственной обузы, три семейных пары тыловиков и Машка. Хотя в этой ситуации Машка, пожалуй, за бойца покатит. Только опыта маловато. В смысле совсем нет.
Ни транспорта, ни оружия. Транспорт, кстати есть. И дадут, наверное, если попросить. А толку? Раздолбанные уазики – не броня. Пройти на нем до Новосиба по вражеской территории нереально. Короче – куда ни кинь, везде клин!
- Не знаю, - повторил он. - Боюсь, надо тормозить здесь и осматриваться.
- И что? – вскипел Огневолк. – Наши там неизвестно где и как, а мы тут прохлаждаться будем?
- Женя, ты хочешь до своих добраться, или геройски погибнуть по дороге? Это тебе не после подрыва по дороге скакать.
- Мужики, спокойно. – Малыш, как всегда, невозмутим и рассудителен, - Наши у Шмеля. Вовка не крайний в деле, в обиду не даст. А у нас еще неизвестно, сколько «пиджаков» на руках. При всем уважении к альпинистам, они не солдаты. Бросить здесь и пусть подыхают? Не вариант. Против буду при всех раскладах.– И гнется в его пальцах обрезок арматуры-«десятки», неведомо как попавший на «Алаудин-Вертикаль».
- Ну, положим, они далеко не дети. И здесь - на своем поле. Да, старшой, а что они собираются делать?
- Сами пока не знают. Виктор считает, надо какое-то время оставаться здесь. До прояснения обстановки. Ему, кстати, с нами по пути.
- В смысле? – удивился Ойген.
- Брат Олега тоже у Шмеля должен быть.
- Ну, Олег, насколько я успел заметить – не обуза.
- Олег – нет, хотя и его, наверняка, еще гонять и гонять. Виктор – тоже ничего, возраст только. Ветеран боевой. Но у них обоих жены с собой. И ребенок двухлетний! И их бабы – далеко не Машка. По полигонам с детства не отирались. Да и не девчонки уже.
- Олега жену видел. А у Виктора кто?
- А помнишь, рассказывала, как гранату в институте метала? Когда ствол перевесил и болванку полковнику в лоб засандалила.
- Это она? Ей же лет тридцать пять!
- Ага! Та самая. А сыну двадцать семь!
- Прикольно. – Сопит Огневолк и задумчиво трет след от давнего ожога.
- Мужики, вы про что? Делать чего будем?
- Между прочим, здесь база наша есть. Которая 201 дивизия. Равшан еще там служил. Прапор десантный, Жор, вспомнил.
- Как иначе. Рафика и забыть. – Смеется Прынц.
- А где она помнишь? В Душанбе! На окраине, но в Душанбе! Не по ним ли, садили? И по-любому до них четыреста верст!
- Хрен знает, но это же вариант! У них экипироваться можно!
- Нужен ты им, как…
- Не откажут. Мы же тоже не крайние херы с бугра!
- Значит так, - произнес Потап, оборвав возникшую лисскусию. – Звездим много. И ни о чем. Вечером сходим на собрание лагеря. Вроде, как большая часть хочет спускаться. Поговорим-послушаем. Больше послушаем. А дальше – прикинем, что делать. В общем – готовиться надо к рейду. Серьезно готовиться. Куда идти – успеем выбрать.

Собрались в столовой. Только руководители групп, начальники сборов и инструктора. Не так мало народа оказалось в лагере после спуска всех групп. Не совсем так, не всех. Команды с Бодханы и Парадиза появятся только завтра. Там даже спуски только по «пятеркам». А где бродят четыре литовские группы, вообще, никто не знает. Известны только сроки возвращения. Но большинство здесь.
Руфина Григорьевна начинает речь в лучших традициях партийных собраний:
- Дорогие товарищи, мы собрались здесь, чтобы сообщить вам…
Сбивается, не так легко говорить такие вещи. Предлагал ведь ей, что сам скажу. Нет, «я начальник лагеря, я обязана…». Но Руфина есть Руфина. Железная женщина.
- Ребята. Война началась. Ядерная…
А вот эта задержка не по ее вине. Все вскочили, орут, галдят, никто никого не слушает… «Как?», «что?», «почему?», «срочно вниз!».
Делаю шаг вперед, и что есть мочи ору «МОЛЧАТЬ!!!», разом перекрывая весь этот гвалт. Шарахнул бы в потолок, так не из чего. Громким голосом меня бог не обидел. Заткнулись. Не отдаю больше Руфине инициативу. Не до регалий.
- Сели все! Вы инструктора или детский сад для умственно отсталых? Сели? Теперь слушайте! Началась война. Та самая, которой все боялись. В одном из худших вариантов.
Каждую фразу произношу, как будто гвоздь заколачиваю.
- Точной информации у нас нет. Связь плохая. Точно бомбили Москву, Питер, Ебург, Новосиб. Думаю, еще кучу городов. Прилетело в Душанбе. Вот пока и вся информация снизу. ТИХО! Дальше слушайте! Потом будете говорить. И по одному. Сейчас слушайте. Вариантов у нас два. Первый: идти вниз. Куда – непонятно. Думаю, что поезда и самолеты отменены все. Душанбе нет. Есть ли Худжанд, Самарканд и Ташкент мы не знаем.
- Какая разница! – перебивает меня высокий сутуловатый парень, москвич, кажется, - надо выбираться вниз. Наймем машины, выберемся в Россию, а там разберемся! У нас там родные, семьи…
- Савсем дурак? – вкрадчиво спрашивает его Акрам, лагерный сторож, - рабом на бай хочешь, да?
- Почему рабом?
- Рохдар убит, сардор убит. Каждый бай – сам себе баши. Другой баши стреляй, чужак в рабы бери.
Опять перехватываю инициативу.
- Акрам прав. Через день, максимум два, Таджикистан превратится в скопище разнокалиберных банд. И начнется война всех со всеми. Захватывать рабов, думаю, уже начали. А у нас даже оружия нет. Да и с оружием… У кого из вас нормальная боевая подготовка? Вот и оно, что ни одного человека!
- Но ведь все там…
Ох, Людка! Всегда считал, что руководство – не женское дело! И никакого полового экстремизма. Женщина может прекрасно руководить. Но в экстремальной ситуации она теряется. Потому что природой так положено: выкручиваться из жопы – мужская прерогатива! Но что имеем, то имеем. Выручает Руфина.
- Ребята, - мягко вставляет она, - вы не поняли. Война везде. Это в Таджикистане взорвалось только в Душанбе. В России очень плохо. Все крупные города погибли.
Тишина. До народа доходит. Не сразу, но доходит.
- Вы хотите сказать… - шепчет Людка.
Смотрит не на Руфину. На меня. Женщина всегда ищет поддержки у мужика. Я и озвучиваю.
- Именно. Большинства наших родных уже нет в живых. А тех, кому повезло выбраться, неизвестно где искать.
Володя Потапов выжидает ровно столько, чтобы присутствующие немного переварили мои слова, и спрашивает:
- Какой второй вариант?
- Остаться в лагере. Устраивать здесь жизнь. Выждать, пока внизу всё устаканится. Потом смотреть по ситуации. Надеяться на лучшее. Но рассчитывать на годы.
Пережидаю шум и продолжаю.
- Сейчас предлагаю всем разойтись по своим группам. Объяснить людям ситуацию. Подумать. А утром опять соберемся, и будем решать. Нет возражений?
Возражений нет. Все слишком ошарашены и подавлены. Ничего, к утру возьмут себя в руки. Люди разные, но слабаков здесь нет. Не та порода.

- Деда, пасему ты седитый? Смали, какие камески класивые!
- Санечка, ты поиграй немножко с камушками, ладно? Деду надо срочно одно дело сделать. А потом он с тобой поиграет. Хорошо?
- Холосо!
Почему все такие сердитые? Я плохого не делала? Мама бы сказала. Солнышко доброе. Камушки красивые. Бабочка полетела. А все такие сердитые…

Ночью приезжают Бахреддин и Джамиль. С ними две женщины: жена и мать Джамиля. Приезжают не на Ниве, а на «шишиге». Встречаю их возле балка с рацией:
- Ну, как?
- Кери хар!
Бахреддин протягивает мне два автомата.
- Патроны в кузове.
Потом закуривает, делает несколько затяжек и выдает:
- Джамилю повезло. Мне - нет. Вот так, Витя!
Протягиваю ему флягу.
- Не надо. Потом… Внизу – кери хар! Что решили?
- Пока ничего. Думаю, оставаться надо. Там грызня начнется.
- Уже! Русскую дивизию сильно приложило. Но они сумели отойти к Варзобу и окопаться на президентской даче. Нашей армии больше нет, каждый капитан – теперь бек или баши. С милицией аналогично. Все друг друга режут. Еле успели проскочить. С этой стороны туннеля пока спокойно. Не думаю, что надолго… Здесь выживать надо. Если еще оружием разжиться, отбиться можно.
- А жрать что будем?
- Не знаю. Завтра в Пасруд надо съездить, с аксакалами поговорить…