Форма входа
Логин:
Пароль:
Главная| Форум Дружины
Личные сообщения() · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · PDA
  • Страница 6 из 8
  • «
  • 1
  • 2
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • »
Модератор форума: Подкова  
Форум Дружины » Авторский раздел » Тексты Подковы » Прыжок леопарда (Фантастический роман)
Прыжок леопарда
Подкова Дата: Понедельник, 23.04.2012, 20:18 | Сообщение # 151
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Незванные гости не скрывали своего нетерпения. Калитку они миновали и теперь колотили в дверь.
Крышка подвала захлопнулась, снова открылась и мне на голову упали мои ботинки. Во избежание излишнего шума, я промолчал.
Весь подпол, почти под завязку, был щедро усыпан праздничным новогодним товаром. Каждый яблочный сорт огорожен и заботливо укутан соломой. Излишки ее были свалены сразу под люком. Если глянуть по вертикали — под тем самым местом, где я только что спал.
Акустика в доме была изумительной. Наверху прогибалась дверь, звенело окно.
— Вот сволочи, поспать не дают! — Мордан обозначил себя примерно моими словами. — Кого там еще принесло, так вашу, растак?!
— Откройте, милиция!
Стандартная фраза. Только голос того, кто ее произнес, не сулил ничего хорошего.
— Ладненько, открываю! – В Сашкином настроении чувствовался не меньший кураж.
Не успел старинный кованый крюк покинуть проушину, дверь вынесло молодецким плечом. Судя по голосам, ментов было четверо:
— Лежать! — раздавалось на все голоса. — Не двигаться! Ноги на ширину плеч! Руки за голову!
Половицы ощутимо присели под натиском негабаритных тел. В комнате что-то упало и покатилось.
Я невольно поежился: за шиворот просыпался мелкий мусор.
— Оп-пачки светы, Мордоворот! – раздался ликующий тенор. — Что приуныл? Давно я об твою поганую рожу ботинки не вытирал!
Провоцирует, гад, — констатировал я, — аккуратно подводит под срок. Знает, что Сашка ни за что не смолчит и обязательно отмахнется. Блин, точно!
Хлюп! Хлюп! — падение тела и язвительный смех Мордана:
— Что ж ты прилег, доходяга, водочки перепил?
Товарищи «доходяги» дружно взмахнули дубинками. А зря — потолок в этом доме играет за наших. С треском рассыпалась стеклянная люстра, под ней что-то пыхнуло — и света не стало.
Бой наверху постепенно перешел в партер. Рычащая куча мала каталась по крышке люка и отчаянно материлась.
Даже мне перепало адреналина. Я уже не клевал носом, а с азартом болел «за наших». Можно было, улучив момент, выскользнуть из убежища, а далее — по обстоятельствам: или помочь Мордану в его справедливой борьбе, или уйти по-английски, но еще оставалась куча вопросов, ответ на которые мне хотелось бы получить.
Вот, гадом буду, происходит что-то не то! Почему, например, Сашку ищут именно здесь, куда подевались его «торпеды», почему, наконец, он остался в доме один? И, самое главное, где отец? Наворотил кучу ошибок и смылся?! Нет, не похоже. А может, все так и задумано, только зачем? Мордан, наверное, знает…
Я попробовал пошарить у него в голове… и сломался. Голова закружилась, пространство окуталось облаком синего цвета. Это все, что я успел запомнить, рухнув на кучу соломы.
 все сообщения
Подкова Дата: Вторник, 24.04.2012, 18:08 | Сообщение # 152
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 2 Невероятные вероятности

…Я возник ниоткуда. Чей-то голос, сильный и властный явственно произнес:
— Встань и иди. Это теперь твое время.
Я честно пытался подняться на ноги. Но очень неловко упал и больно ударился раненым боком. Мир отозвался обилием звуков и ощущений: холод, боль, тошнота, привкус крови во рту. А всего лишь секунду назад все сущее в нем было втиснуто в крупицу небытия. Где я? Зачем очутился здесь?
На пепельном небе остатки луны… тонкая полоска рассвета… деревья, кусты, островки талого снега...
— Встань и иди!
Голос еще звучал в глубине моего сознания. Он призывал к какому-то действию. Я хотел кое-то уточнить, но вдруг обнаружил, что смысл только что сказанного протек сквозь меня, как вода сквозь дырявое решето. Я больше не помнил, не понимал ни единого слова. И не было языка, на котором я мог о чем-то спросить, или хотя бы подумать.
Земля закружилась, вырвалась из-под ног. Я снова упал и потерял сознание...
— А-а-а! — доносилось издалека, будто с вершины далекой горы, — а-а-а, — все ближе и ближе…
Пространство сомкнулось, округлилось и вытянулось, обрело раскрытую дверь, натянутый фал с карабином, человека в нешироком проеме. Это был салон самолета.

— Четвертый пошел!
Человек обернулся, небрежно махнул рукой и ринулся за борт. Я узнал его. Это был тот, чье разбитое тело нашел Васька стажер на окраине леса. Раздувающиеся ноздри, грубость черт на обветренном красном лице, опахала длинных ресниц, в зеленого цвета, широко раскрытых глазах, дрожат искорки смеха. Это он, или я?
Тонкая шпилька вырвалась из карманчика на боку парашютной сумки, упала на резиновый коврик. Прибор-автомат, включился и начал отсчитывать секунды задержки. И тут что-то произошло. Высотомер на «запаске» давно показал, что время раскрытия подошло, а человек продолжал падать. Он матюгнулся, наотмашь рванул вытяжное кольцо. Купол вышел с большим опозданием, был скомкан и перехлестнут.
— Нужно было самому перебрать, — хмыкнул парашютист без малейшей паники в голосе.
Я считывал мысли недавнего «потерпевшего» и не мог сопоставить эту реальность со своими ночными кошмарами. Что-то не складывалось. И дело не только в одежде, прическе, ландшафте под крылом самолета. По своему воспитанию, интеллекту и внутреннему настрою это был другой человек. Очень похожий, но совершенно другой.
Правой рукой он дернул скобу «запаски». Последовал резкий хлопок, и тело его ощутило твердую упругость ремней.
Так вот почему я здесь. Если верить внутренней убежденности, этот человек должен сейчас погибнуть.
Я хотел, но не мог этому помешать: белый атласный купол, не успев наполниться до конца, начал стремительно вянуть. Он еще улыбался, увидев разворачивающийся над головой шелк, но тотчас же, понял все. Горизонт застилала земля. На ней проплешины снега. Картина смазалась, пришла во вращение и стремительно двинулась на него.
Купола, перехлестнувшиеся над головой, немного замедляли скорость его падения. Несмотря на мизерность шансов, человек продолжал бороться. Вниз полетел автомат, запасные обоймы, нож «стропорез»...
Снять разгрузку он не успел — не хватило времени.
 все сообщения
Подкова Дата: Среда, 25.04.2012, 19:02 | Сообщение # 153
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Ну, вот, Никита, отбедовался, — последняя мысль, последняя вспышка разбитого разума.
Вероятность дрогнула, подернулась рябью и пошла на излом, отражением в кривом вогнутом зеркале. Мир наполнился запахом яблок и звуками потасовки. Во мне, возвращенном издалека, замелькали мысли Мордана.
Сашка был поставлен в тупик. «Бросаясь под танк», он не мог даже предположить, что ему так крепко достанется. Хотелось и душу потешить и доброе дело свершить: измотать и озлобить ментов. Да так, чтобы на финише оставалась у них только радость победы да, разве что, жажда мести. Чтобы на тотальный обыск не хватило у них ни сил, ни желания.
Возможно, так бы все и случилось, но фокус со светом внес в его планы серьезные коррективы. Боксер не приучен драться вслепую, тем более — в положении лежа. А ребята из внутренних органов в этом деле съели собаку: махали дубинками за себя и за того парня, как крепостные крестьяне на сенокосе. И целили, главное, прямо туда, откуда несло неистребимым пивным духом. Попадали, естественно, в Сашку.
— А ну прекратить самосуд! Всем встать, предъявить документы! — Властный окрик, как глас Господень: попробуй не подчинись!
Даже я, «в едином порыве» ткнулся головой в половицы. Руки сами скользнули вниз, в положение «смир-р-на!!!»
Но менты видали и не таковских:
— Пош-шел ты! — внятно сказал натруженный сдавленный голос.
В дом ворвались еще несколько человек. По стенкам зашарили лучи карманных фонариков. Сквозь щели в полу проступили полоски света.
— Вы находитесь в зоне спецоперации КГБ! В случае неповиновения, буду вынужден применить спецсредства, — кажется, это сказал отец.
Персонажи и действо переместились во двор — там светлей. Первым вынесли «доходягу». Оттуда в подвал доносились обрывки фраз. Все остальное глушили тяжкие вздохи Мордана. Он тихо страдал над моей головой.
Ребята из внутренних органов по-прежнему жаждали крови. Еще бы! Их оторвали от любимого дела, да в самый интересный момент. Сначала они качали права, потом, по инерции, матерились. Лишь в самом конце вяло оправдывались. Их погрузили в машину и отправили восвояси. У калитки отец сердечно прощался с кем-то из кагэбэшников. Стало намного тише. Воздух наполнили мирные звуки: гудок тепловоза, перестук вагонных колес. Черт побери, как давно я не ездил на поезде!
 все сообщения
Подкова Дата: Понедельник, 07.05.2012, 10:34 | Сообщение # 154
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Почему он меня никак не отпустит, этот сон, похожий на чью-то реальность? — думал я, закрывая крышку подвала. — Я видел одно и то же с самых различных ракурсов: успел побывать стажером и дядей Петей, фельдшером скорой и рыжим Лежавой, инспектором-коллекционером и сержантом с фамилией типичного взяточника. Так что, внешность странного потерпевшего навсегда отпечаталась в памяти: такого ни с кем не спутаешь. А этот недавний обморок… он ведь из той же темы? Наверное, неспроста я увидел гибель Никиты…
— Проснулся? — сердито спросил Мордан. Не дождавшись ответа, встал, демонстративно ушел на кухню. Наверное, морду отмачивать.
— Проснулся! — сказал я его широкой спине и нырнул на диван с намерением все хорошенько обдумать. — Подумаешь, цаца, обидели мальчика…
Думалось плохо. Жалкие крохи адреналина, державшие меня на плаву, ушли, как вода в песок. Нахлынуло сладостное оцепенение. Сонные мысли шатались по вязким извилинам мозга, спотыкались и падали. Наверное, я уснул. Потому, что не слышал, как в дом вернулся отец. Он долго возился с электропроводкой, потом принялся за меня.
— Нет, это никуда не годится! — ворчал он, отсчитывая биения моего пульса. — Александр Сергеевич, Вскипятите, пожалуйста, шприц!
— Угу! — хрюкнул Мордан, потирая руки.
— Не надо укола, я сейчас встану, — прошептал я и опять провалился в какое-то прошлое…

Сколько помню, я всегда равнялся на брата. Мирчо старше на три с половиной года и почти не оставляет мне шансов открыто соперничать с ним. Еще бы! Он сидит на коне лучше стопроцентного венгра, виртуозно владеет копьем и кинжалом, саблей и шпагой. Сам король Сигизмунд Люксембург призвал его ко двору и недавно назвал своим лучшим оруженосцем. А я еще только учусь и крепко брату завидую. Отец говорит, что все у меня впереди, нужно только чуток подрасти. А я по натуре Вода, господарь, предводитель и ждать не люблю. Стиснув зубы, швыряю копье в мешок, набитый соломой, а когда устаю, сшибаю с лозы кулаком виноградные листья. Этот урок показал мне Никита:
— Смотри, княжич, запоминай: если попасть точно и резко в самую сердцевину, лист лопается пополам, а при хорошем ударе и вовсе слетает напрочь.
Никита — посольский дьяк, полискарь от Московии —огромный рыжий мужик с окладистой бородой. Он учит меня читать и писать, управляться мечом русского образца, боевым кистенем. А еще — тачать сапоги, чинить конскую сбрую и множеству прочих полезных премудростей.
— Урок это, княжич, не сума и не крест. Его на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится!
— Уймись, ирод, эвон мальчонку замордовал! Не свое — оно и есть не свое!
Это Варвара, супружница рыжего дьяка. Таким вот, наверное, голосом архангелы возвестят о скором конце света. Воробьи приседают и прячутся в пыль. Удивленные пчелы тут же прекращают гудеть. А вороны срываются с веток и молча летят прочь.
— Милости просим к столу, господарь, свет Владимир! — Обращаясь ко мне, Варвара сбавляет тон, предварительно сдобрив его изрядной порцией меда. — Пирог-то давно поспел, с капусткою да грибами.
— Ипра, ста, — чешет в затылке Никита, — пора вечерять...
Мальчишке, рожденному в Трансильвании, языки даются легко. Сколько там народов намешано, знает один Господь. Русский говор очень похож на польский. Наверное, я впитал его с молоком матери, потому, что ловлю даже смысл очень трудных слов. Но как только пытаюсь сказать простейшую фразу, Никита с Варварой начинают смеяться. Пусть смеются, я не в обиде. Они не мои подданные.
В горах темнеет мгновенно. Ночую я здесь же, в посольском дворе — сирота при живых родителях. Фамильный замок времен последних Арпадов домом моим так и не стал. Строил его мой дед, Басараб Великий, по тогдашней рыцарской моде. Двухэтажный деревянный донжон был некогда обведен трехметровым рвом и поросшим колючим кустарником валом. Говорят, что когда этот ров был глубоким, через него был проложен мост, который поднимался во время осады. Но где он, и куда подевался — этого не помнит никто.
Сюда мы вселились шесть лет назад. Здесь же появился на свет капризный и мстительный братец Раду. Весь верхний этаж занимает сейчас наша семья, няньки, травницы да сиделки — мать все еще отходит от последних родов.
Ближе к земле ютится дворовая челядь. Там же густо напиханы всякого рода склады провианта, инвентаря, конюшня и загон для скота.
Я прихожу в замок, только когда приезжает отец. Мое любимое место — подземелье с низкими сводами. Там вырыт глубокий колодец, а рядом с ним — глубокие ямы с крышками из решеток. Служили они когда-то тюрьмою для пленников, дебоширов и всякого рода, бунтовщиков. Сейчас все заставлено бочками для вина, неисправным инвентарем и прочим ненужным хламом.
Без хозяйского глаза замок пришел в запустение. Отец, как всегда, в далеких разъездах. В нелегкое для Валахии время, несет он свой тяжкий рыцарский крест. А попробуй, не понеси! У венгерского короля Сигизмунда рука стократ тяжелей. Только стараниями отца наше православное княжество все еще достаточно независимо. Слишком многие хотели бы видеть ее своим: и могущественная Османская Порта, и латинянская Венгрия, и даже мой дядя — Ладислав Дэнешти.
Когда наступает ночь, Никита уходит в дом, зажигает от печки лучинку и выносит во двор мохнатый овчинный тулуп. Это моя постель. С пяти с половиной лет я сплю под открытым небом и с тех пор полюбил облака. Они накрывают вершины Карпат, свисают с небес клочками овечьей шерсти и сберегают тепло, идущее от земли. Когда небо звездно, трава подо мною сочится росой и тулуп промокает. Чтобы согреться, я снова и снова берусь за копье.
Завтра приедет брат, — думаю я, засыпая. — Целых три дня мы будем вставать до рассвета, умываться этой росой.
— Я сделаю из него настоящего рыцаря! — обещал Мирчо отцу.
Господи, как я его люблю и как ненавижу!
 все сообщения
Подкова Дата: Понедельник, 07.05.2012, 14:34 | Сообщение # 155
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 3 Информация к размышлению

— Как я его люблю, и как ненавижу! — сквозь сон прошептал я, пробуя на вкус чужие слова. И повторил то же самое на родном языке.
— У тебя все в порядке? — с тревогой спросил отец.
Я слышал его, но все еще пребывал в иных временных рамках.
— Черт знает что! — проворчал он, нарезая круги по комнате. Для тех, кто его знал, это всегда означало высшую степень неудовольствия шефа.
— Ты, кажется, что-то спросил? — с трудом просипел я, еле разжав пересохшие губы. — Вроде не пил ничего, а трубы горят, как с похмелья.
— На, прибодрись, — отозвался Мордан, с готовностью открывая бутылочку пива, — свежачок, от утренней смены. Дуй из ствола, так вкуснее!
Пиво действительно было холодным и вкусным.
— Мы тут тебе одну хренотень кололи, — просветил меня Сашка, — какой-то мощнейший транквилизатор. Другой бы птицей летал, да подпрыгивал, а ты только громче храпел. Отсюда и сушнячок.
— «Сандал», — подтвердил отец, — новая экспериментальная разработка. Ты опять выпадал из реальности, как тогда, после Биская. Ума не приложу, почему?
— И теперь, и тогда я отнял чужие жизни. Наверное, не был должен, — озвучил я первое, что стукнуло в голову. — Других объяснений не нахожу.
Мордан хмыкнул. Шеф свирепо посмотрел на него и чуть не споткнулся. Тот его понял без слов:
— Ну ладно, пока суть, да дело, смотаюсь-ка я в разливочный цех. На меня там уже и пропуск оформили.
Лишь после того, как за Сашкой захлопнулась дверь, я рассказал шефу о своих навязчивых сновидениях. Озвучил вторую версию:
— Мне кажется, нужно готовиться к встрече с этим стареющим рыцарем. Без меня он здесь пропадет.
Отец долго молчал, взвесил все «за» и «против», и выдал свое резюме:
— По правде сказать, и то и другое звучит фантастично. Но нет ничего третьего, что можно бы принять, как версию. И вообще, с каких это пор у тебя появилась дурная привычка людей убивать?
— С тех пор, как убили тебя.
— Ах да, — спохватился он, — ты же не знал...
И вдруг, впервые за много лет, мне стало его бесконечно жалко. До слез, до сердечных спазм. Сдал старикан, осунулся, поседел. Глубже стала сетка морщин в уголках беспокойных глаз. Он даже не в силах скрывать свою хромоту. И это всесильный шеф, Евгений Иванович Векшин — человек-легенда. Что за тревога таится в его душе? — честно сказать, не знаю. Во мне его кровь. Поэтому я никогда не читал его мыслей, считая это чуть ли ни святотатством.
Отец потупил глаза:
— Я должен уехать, Антон. Не хочу оставлять тебя одного, но я должен.
— Как скоро?
— Сегодня. Идеальный вариант — прямо сейчас. Слишком многие знают, что мы с тобой живы и было бы неразумно подставляться, как двойная мишень. Хочу засветиться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Но это всего лишь одна из причин.
— Контора?
Отец резко остановился, присел на диван.
— Нет, — сказал он свистящим шепотом, ─ Конторе, как таковой, ты больше не нужен. Опасайся чекистов, особенно Мурманских. У них на твой счет приказ, который никто не отменит.
 все сообщения
Каури Дата: Понедельник, 07.05.2012, 19:01 | Сообщение # 156
Хранительница
Группа: Хранительница
Сообщений: 14497
Награды: 153
Статус: Offline
жестко но интересно!
Подкова, заинтриговал!


 все сообщения
Подкова Дата: Вторник, 08.05.2012, 19:55 | Сообщение # 157
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Кто же это так сурово распорядился?
— Деньги.
Я оставил его ответ без последствий и потянулся за пивом. На сердце лежал противный тошнотворный комок, как в детстве, перед хорошей дракой. Мысли были тоже не самые светлые.
Люди, что вы хотите больше всего? Не знаете? — как же вы счастливы! А я — всего ничего: жить, просто жить. Чтобы все, как у людей: каждый день ходить на работу, скандалить с женой, детишек растить, рассуждать о политике, рассказывать пошлые анекдоты. Да вот, что-то не получается. Гонят меня, как волка — окружили флажками, обставили вешками: «Ату его, суку!»
— Значит, чекисты, — я поставил пустую бутылку в общую кучу и закурил, — случайно не те, что нам помогали? И еще, ты не мог бы сказать, почему вдруг Контора так резко ко мне охладела — то землю грызет из под пяток, а то, вдруг, «больше не нужен»!
— Мушкетова нет. Контора теперь — это я, — произнес отец самым нейтральным тоном. — Де юре, такая структура больше не существует — нынешней власти она не нужна. Но остались отдельные люди… в их руках информация, которой они успешно торгуют.
Я внутренне скис.
— В частности, на тебя уже есть покупатели. Это одна из прибалтийских республик…
На крыльце загремело. Я вопросительно посмотрел на отца. Он кивнул головой. И тут появился Мордан с огромной канистрой наперевес. Как задницей чуял, что можно.
— Ну, блин, дела! — заявил он с порога. — Мы, братцы мои, теперь, как народные депутаты, под надежной охраной. Лично меня туда и сюда сопровождали трое. Даже пиво помогли донести.
— У тебя все? ─ сурово спросил шеф.
Сашка притух и покорно поплелся на кухню.
— Кто остальные — затрудняюсь сказать, — продолжил отец, — но и в том и в другом случае посредник один и тот же: небезызвестный тебе Эрик Пичман.
— Резидент ЦРУ в Алжире?
— Выше бери. Он теперь второй секретарь совбеза, советник Клинтона по восточным вопросам.
— Чем он конкретно интересуется?
— Ему нужен конкретно ты.
— Зачем, он же знает, что я не предатель?
— Мало ли? — усмехнулся отец, — При случае, у него самого и спроси. В секретных лабораториях ЦРУ изучают психику человека. В том числе — различные аномалии, прочую ерунду. В общем, лишним не будешь! Кроме того, ты и Наталья — это два моих слабых звена. Метод старинный и безотказный — через детей надавить на родителей. Знают его и наши силовые структуры. Они тобой тоже интересуются.
Пришла очередь притухнуть и мне.
— Что-то мало врагов для одного человека, — заметил я с горьким сарказмом. — Ты, наверное, не всех перечислил?
— Ясное дело, не всех не всех. Есть еще, так называемая финансовая элита, стремительно набирающая политический вес. Они, по-моему, тоже в доле. Торговля государственными секретами стала в последнее время признаком хорошего тона.
Ох уж эта элита — наглая, гнилая самодовольная! В том и отличие бедной России от всего остального мира, что нашу элиту лелеять нельзя. Ее нужно полоть, вырывать, как амброзию: тотально и беспощадно. И чем тщательнее — тем лучше. Россия, как муравейник, сильна коллективным разумом. Совесть страны, ее надежда, оплот и опора — работящий сиволапый мужик. Будет необходимость, он вычленит из своих рядов Есениных, Шолоховых, Жуковых, Королевых — тех, кто нужнее на данный момент.
— Ты ничего не сказал о друзьях.
— Тут уж, брат, извини! — отец шутливо развел руками. — Друзей, как и опыт, человек наживает сам. Могу предложить пока одного.
— Ты говоришь о Сашке?
Мой вопрос повис в воздухе. В мыслях своих отец был уже далеко. Я знал, что он непременно уедет. Ему оставаться в России намного опасней, чем мне. Даже слухи о том, что кто-то видел его живым, хуже, чем смерть в ее натуральном виде. Вот он и воспользовался оказией: завтра же рванет за кордон, к старым друзьям и никого, ближе Мордана, рядом со мной не оставит.
Впрочем, это не самый плохой вариант. Сашка — мужик без комплексов. Он не лезет в чужие дела, если они не касаются личных его интересов:
не пьешь? — хозяин — барин, нам больше достанется;
не дышишь? — твое дело — главное, нам дышать не мешай! Для Мордана, «очистить душу» и «очистить карманы» — примерно одно и то же.
— Ты что-то имеешь против него? — как-то спросил отец, — Последний Хранитель уголовнику не товарищ?
— Почему же? — смутился я. — Кстати, Сашка, а кто он такой?
— Что ж ты его сам не спросил?
— Я думал, двойной агент, твой человек в криминальном мире…
— Выше бери. Мордан тебе почти родственник. Это старший брат нашей Натальи.
Вот так! Честное слово, я был ошарашен.
Мне кажется, что-то из того разговора дошло до Сашки. А может, отец и с ним провел разъяснительную беседу? Во всяком случае, тем же вечером он спросил:
— Почему ты меня все время погоняешь Морданом, по поводу, и без повода? Я его, главное дело, по имени, а он — исключительно погремухой!
— Боюсь уронить твой имидж, в присутствии подчиненных, — отпарировал я. — А как вас прикажите величать?
— Ну, имя у меня есть… — замялся Мордан.
— А отчество?
— Отчество как у Пушкина.
— Стало быть, Александр Сергеевич?
— Ну!
Да, действительно, отчество у него, как у Натальи, — неожиданно вспомнил я. — Все нормально, брат и сестра. А ведь совсем не похожи!
— Знаешь, Сашка, — сказал я, и хлопнул его по плечу, — погоняло твое, звучит оборотисто! Есть в этом слове сумасшедшая энергетика. Прислушайся сам: «Мор-рдан!» Все равно что «брусника, протертая в сахаре». А если серьезно, когда-нибудь я скажу: «Есть у меня, хоть и хреновый, но друг, — Ведясов Александр Сергеевич». Но это случится только тогда, когда ты сделаешь для людей хотя бы одно доброе дело.
 все сообщения
Подкова Дата: Среда, 09.05.2012, 18:14 | Сообщение # 158
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— А если и я?
— Что, если и ты?
— Тоже тебя погремухой: не Антон, а, допустим, Сид?
Сид — мое звездное имя, а в совсем недалеком прошлом — псевдоним для служебных сводок — производное от английского «sea» — «море» и «diabolic» — «черт». «Sea diabolic» — так когда-то меня прозвала одна из испанских газет. Только для Сашки Мордана проще считать, что Сид — это мое погоняло.
— Допускай, — усмехнулся я, — в отличие от тебя, не обижусь.
Не знаю, вынес ли Сашка что-нибудь путное из этого разговора, но в своем резюме он был краток:
— Ладно, сволочь, попомнишь!
Это у него шутки такие, солдатские.
Подружились мы с ним года четыре назад. Подружились по-настоящему. Я тогда в ремонте стоял. Как-то, устав от пьянки, вдруг вспомнил, что Сашка — заядлый грибник. Я вытащил его из родного бара, а в качестве компенсации купил ему ящик пива. Что удивительно, он не протестовал.
Пока бродили по склонам, болтать было неохота: грибов — хоть косой коси. Пиво пили вместо воды, и оно выходило потом. Ближе к вечеру сели перекурить. И тут я обнаружил, что нагулял аппетит, а машина подъедет только часа через два.
— Есть у меня немного жратвы, — неохотно сказал Сашка. — тушенка, сухари и галеты. Только это НЗ, нужно будет восполнить.
— Что за НЗ? — спросил я из вежливости.
— Мой личный тайник. Ну, если придется подаваться в бега.
— Не бойся, не заложу.
— Ладно, погнали.
Тайником оказалась обычная ниша под обломком известняка. Была там еще солдатская фляга со спиртом и пара стволов.
Мы, естественно, причастились.
— Давай постреляем? — вдруг предложил Мордан.
— Ты, часом, не перегрелся?
— А мы потихоньку, — Сашка достал из ниши промасленный сверток, разложил на траве его содержимое.
— Ого! — изумился я.
— «ПБ», — хвастливо сказал Мордан, — Модель пистолета Макарова с несъемным глушителем, разработан для элитных подразделений спецназа!
— Ого! — опять повторил я.
— Напрасно ты так, — почему-то обиделся Сашка. — Я действительно хорошо разбираюсь в оружии. Можно сказать, с детства. Мои ведь родители тоже…
— Помнишь их? — спросил я, чтобы загладить свою вину.
— Не–а, — ответил он с деланным безразличием, — а вроде был большенький, когда их… не стало. На фотографии сразу узнаю, а на память совершенно не помню. Даже представить себе не могу. Бывает, приснятся ночью, а вместо лиц — белые пятна. Они ведь все время по заграницам, только работой и жили. Возможно, и нас с Наташкой сделали «для прикрытия». Я, кстати, в Брюсселе родился. А рос на Тамбовщине. Меня, в основном, дед воспитывал.
— Хреново воспитывал.
— Много ты понимаешь: «хреново!» Я ведь в школе на отлично учился. В мореходку играючи поступил, а конкурс был сумасшедший: семнадцать рыл на одно место! Избрали комсоргом роты, был кандидатом в члены КПСС…
Сашка сделал короткую паузу для возгласов и оваций, но я промолчал. Только мысленно спросил: «А потом?» Но он этого не заметил:
— А потом все в одночасье рухнуло. На плавпрактику только трое из нашей роты уходили индивидуально. Я в том числе. Попал в СМП, в Архангельск. Оттуда вернулся с волчьим билетом. Представляешь характеристику? – «в политических убеждениях занимает левую сторону. Партийная, комсомольская, и общественные организации теплохода «Николай Новиков», считают, что курсант Ведясов не достоин звания советского моряка».
— Как, как ты сказал?! Левую сторону?! Или ты что-то путаешь, или ваш помполит с теорией не дружил!
— Мамой клянусь! — Сашка чиркнул ногтем большого пальца по верхней челюсти. — Цитирую без купюр!
— Ну, не знаю, — задумался я, — такой слог, такой пафос! Что ж такого ты смог сотворить? Но, бьюсь об заклад, это будет покруче любой контрабанды. Может, «шерше ля фам»?
— Какой там, на хрен, «ля фам»? Мы стояли на линии Игарка – Италия. Есть у них порт такой — Монфольконе. Экспортный пилолес сплавляли для макаронников. То ли бес попутал, то ли к слову пришлось? Точно не помню, с какой такой стати я решил процитировать Маркса? Один, мол, из признаков отсталости государства, если оно торгует сырьем.
А этому пегому донесли. Он и давай слюной брызгать:
— Щенок шелудивый! Тебя на народные деньги учат, кормят и одевают! А ты, своим языком поганым, грязью страну поливаешь!
Кто бы другой сказал, я бы стерпел. А этот… помполит называется! Весь рейс у матросов сигареты стрелял! Ну, я и взвился:
— Ты, — говорю, — дерьмо из-под желтой курицы! Это ты, своим языком поганым у буфетчицы секель лижешь! А она за это в сейфе твоем свою контрабанду прячет! И весь экипаж закладывает: кто что кому говорил.
— Так и сказал?
— Так и сказал.
— А он?
— А у него инфаркт. Чуть не помер. С тех пор и пошло-поехало. Из мореходки чуть не поперли. Спасибо отцу твоему, отстоял. Вызвал меня замполит отделения, трахнул кулаком по столу:
— Запомни, — сказал, — за тебя ручаются очень большие люди. Я пошел им навстречу. Сделай так, чтобы мне не было стыдно за это решение.
Да только куда там! В жизни, как в боксе: одно дело, если ты поднимаешься сам и совсем другое — если тебя поднимают другие. Покатился я под уклон и нет ему конца края…
Сашка задумался и вздохнул. Я промолчал. И он оценил это молчание — молчание человека, прошедшего путь, на который ему не хватило терпения или удачи. Ведь все мы в те годы были такими.
 все сообщения
Подкова Дата: Четверг, 10.05.2012, 18:10 | Сообщение # 159
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 4 Умирают не навсегда.

Прощальный ужин затянулся до позднего вечера. Вернулись «с работы» торпеды Мордана. Принесли выручку, выпивку и закуску. К торжественному столу пригласили не всех. Уважили только Контура и бригадира — человека по кличке Штос. Такие как он, нужны в любом коллективе: у каждого случаются черные дни. Но глянет страдающий человек на вечно унылую физию Штоса — и вроде как полегчает: «Ты смотри! А этому еще хуже!» Еще (за глаза) старшего бригадира называли Угором.
Угор наверное и родился несчастным. Его нормальное состояние — с глубокого бодуна. И сколько бы он ни выпил, похмелье не проходило. Бригадир оставался в одной поре, с вечным желанием «подлечиться». А потом, неожиданно для него самого, в организме отрубался какой-то рубильник и он припадал к столу, так и не приходя в заветную «норму».
— Вот увидишь: проснется и спросит, какое сегодня число, — прояснил для меня Мордан, когда Штоса отправили баиньки.
— Неужто забудет?
— Для него, если хоть часик поспал — наступило утро нового дня. Для всего коллектива стрелку забили вчера, для Угора — неделю назад.
— Кстати, о стрелке! — вдруг спохватился Контур и вышел из-за стола.
— Ик! — отозвался «спящий» в подтверждение этих слов.
— Но в драке незаменим! — Мордан, как рачительный командир, отмечал также и «плюсы» в развернутых характеристиках на своих подчиненных. — Даст, бывало, человеку по кумполу — черепушку провалит. А может и так долбануть, что стоит бедолага вроде при памяти, а под ним половицы — хрясь!!!
Все засмеялись. До сих пор обходились только общими фразами. Темы для разговора, если они и были, не входили в категорию общих.
Я знал, что Мордану нужно подаваться в бега, на юг. После того что случилось, упрятать его за решетку — дело ментовской чести. Кроме того, где-то там проявились следы сестренки Наташки. Воровской телефон указывал на Чечню. Вот он и хотел оградить ее от возможной беды. Хотел, но не мог. Наряду с непонятками, я, как гипс на обеих ногах, «тормозил всю мазуту». И ведь не снимешь эти оковы без высшего дозволения!
— Давеча слышал как поезд гудит, — двинул я пробный шар, — и такая тоска меня одолела! Плюнуть на все, рвануть на юга, «оторваться» по полной программе… ты как, Сашка?
Мордан подавился соленой рыбой.
— Это тебе-то рвануть на юга?! — вымолвил он с презрением. — Весь город в твоих портретах. Чтоб они референдум так рекламировали, мать их с субботы на воскресенье. На-ка вот, полюбуйся, у проходной пивзавода висит.
Он достал из-за пазухи сверток из плотной бумаги, развернул и бросил на стол.
— Ого, — изумился я, — себя с трудом узнаю: вот это рожа! А надпись вполне удалась. Гудит, как набат: «Обезвредить преступника!» Но, все равно: без души поработала типография, без души…
— Это работа на обывателя, — объяснил отец, – черной краски не пожалели, чтоб пострашней было, чтоб в подсознании гражданина портрет отпечатался. Что б даже не сомневался: если встретят нечто, хоть отдаленно похожее — сразу бежал стучать.
— А ты говоришь, «на «юга», — передразнил меня Сашка. — Какие там на хрен юга?! Дороги, вокзалы, аэропорт — все перекрыто, мышь не проскочит. Вон, Штос, как проснется — ты у него спроси. Он дежурил вчера в Мурмашах. Да я и сам тоже видел. Бедные пассажиры! Детские коляски — и те проверяли. Так что, думать забудь!
— Спросишь его… да, кстати, а что вы там делали? — спросил я на всякий случай.
Сашка с опаской взглянул на отца. Тот укоризненно покачал головой:
— Ладно, чего уж там, говори.
— Да, тут вот… Евгений Иванович просил проследить за покойниками. Ну, за этими, которых ты в гостинице покрошил. И, если удастся, заснять это дело: кто привез, кто сопровождает…
— Удалось? — я чуть не подпрыгнул от радости.
— Куда там, — скривился Мордан, — проще самому застрелиться! Сделали исподтишка несколько смазанных кадров: спины, очки, поднятые воротники…
Интересно, — подумалось мне, — это уже интересно!
— А гробы они не вскрывали?
— Ты… ты это что, совсем ненормальный?! —округлил глаза Сашка. — Да разве такое возможно?! Какой идиот будет тебе покойников беспокоить?! Это уже… это даже не беспредел, а самое натуральное варварство! За такие дела убивать надо. Естественно, гробы не вскрывали. Ну, может быть, пропускали через металлодетектор, да и то вряд ли. Вот проснется Угор — уточню.
Жить захочешь — помрешь, — как то сказал дед. Многие его изречения с логикой не дружили, казались мне спорными. Но только теперь до меня дошло, что это — пророчества.
Помирать — не умирать. Это нетрудно, не навсегда. Я уже трижды проделывал подобные фокусы и, должен признаться, смерть человека — самый действенный способ спутать все карты на широком жизненном поле.
Я выбрал из вазы самое красивое яблоко, налил полноценный стакан водки и выпил без тоста.
— Рванем на юга, — сказал я мечтательно и подмигнул Мордану. — Завтра же и рванем!
— Ты что это там задумал? — спросил отец перед сном, когда мы остались наедине.
— Я полечу в гробу. В запаянном цинке. Мордан меня будет меня сопровождать.
— Это опасно, сынок.
— Не опасней, чем оставаться здесь, — сказал я как можно уверенней. — Мы долетим до Ростова, дойдем до заветной пещеры, я снова пройду посвящение и буду искать Наташку. А Сашка поможет ее спасти. Он станет мне больше, чем другом. Ты ведь сам говорил, что жизнь коротка, нужно спешить делать добро. И чем раньше — тем лучше. В общем, Сашке нужна индульгенция, а мне — справка о смерти.
Упоминание о пропавшей дочери, выбило шефа из колеи. Можно только догадываться, сколько бессонных ночей он думал о ней. Отец долго молчал, взвешивал шансы на выживание. Что-то в моем плане казалось ему авантюрой.
— Твой сын давно уже взрослый и отвечает за слова и поступки, — слегка надавил я. — Ты в мои годы был уже дважды ранен.
И он, наконец, сдался.
— Возможно, ты прав. Дед Степан тоже так говорил. Вспоминаешь его?
— Еще бы!
— Мощнейший был человек! Я гостил у него за месяц до смерти. Долго сидели, пили вино, перетирали шероховатости жизни. Он, кажется, знал, что в твоей жизни наступит примерно такой момент и велел передать дословно: «Если помощи нет, и ждать ее неоткуда — уходи в горы. Они помогут всегда».
 все сообщения
РОМАН Дата: Пятница, 11.05.2012, 01:39 | Сообщение # 160
Шериф
Группа: Старшина
Сообщений: 6433
Награды: 41
Статус: Offline
пост 159
Quote (цитата)
Пока бродили по склонам, болтать было некогда: грибов — хоть косой коси.

Подкова, здесь непонятно - они же не малину собирают спелую, когда каждая вторая ягодка в рот идет и не поговоришь, и не на рыбалке, где тишина нужна... Если грибов так много - то вполне можно собирать их рядом, и разговаривать.
Мож, написать "болтать было неохота" и как-то замотивировать?
А так все складно и плавно.


Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
---
Укроп - гораздо лучше, чем конопля!
 все сообщения
Подкова Дата: Среда, 16.05.2012, 16:47 | Сообщение # 161
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
РОМАН, , спасибо, исправил.

…Я безнадежно проспал потому, что проснулся от смеха. Мирчо сидел на латном коне охлюпкою без седла. Был он в просторной полотняной сорочи и штанах, закатанных до колен. В плотно сжатых губах дрожала улыбка. Наверное, заехал домой, переоделся и поменял повязку. Левая рука висела на перевязи. От нее исходил терпкий запах гречишного меда. Солнце уже проснулось — над вершинами гор обозначилась узкая полоска рассвета.
— Вставай, лежебока, — сказал старший брат, хоть я уже был на ногах, — есть кто живой на посольском дворе? Буди — дело есть.
— Никита сегодня с утра собирался в Сигишоар. Еще не уехал, — хмуро ответил я и вопросительно посмотрел на его руку.
— Арбалетчик достал стрелой. Уже на излете, — пояснил Мирчо и спешился.
Мы обнялись.
— Вернулся! Сокол наш ясный! — рыжий посольский дьяк спускался с крыльца, на ходу надевая охабень. — Ну, как ты, все еще при дворе?
— Какое теперь это имеет значение? — Мирчо сник, помрачнел. — Я, Никита, только что из Феррары, а король Сигизмунд сейчас в Праге, примеряет корону святого Вацлава. Видать, это зрелище не для язычников.
Я чуть не споткнулся. Никите тоже стало не по себе. Он резко остановился и повел рукой в сторону резной деревянной беседки.
— Сказывай!
— Нет унии, и не будет, — со вздохом произнес мой старший брат. — Коалиция больше не существует.
— Это я ведаю, — Никита огляделся по сторонам, — ты, Мирослав, подробнее сказывай. Мне еще перед Великим Князем ответ держать.
Я впервые, как взрослый, принял участие в столь серьезной беседе. То, что мне довелось услышать, очень сильно отличалось от моих представлений о существующем мире. Под знаменем чести и рыцарства в нем правила неприкрытая подлость. Вселенский патриарх Византии поверил обещаниям Запада оказать военную помощь в борьбе с турецкой экспансией и пошел на унию с католичеством. По большому счету, весь христианский мир признал главенство папской тиары. Ватикан торжествовал и потирал руки. Освоение новых епархий сулило неслыханные барыши. Денег хотелось всем. Забыв про турков, достойные кардиналы развернули нешуточную борьбу за папский престол. Каждый мнил себя наместником Бога, а других — самозванцами. Дошло до того, что главенствовали над католиками сразу три действующих понтифика.
Сигизмунд Люксембург, носивший пожизненный титул императора Священной Римской Империи, в отличие от служителей Бога, обладал реальной военной и политической властью. Он тоже любил золото, меньше всего помышлял о выполнении чьих-то там обещаний и был для соседних стран хуже турок. Без платы ксензам нельзя было шагу шагнуть. Народ восставал, но созданный Сигизмундом орден Дракона всей своей мощью обрушивался на еретиков. Всего было шесть крестовых походов. Но ни один из них не был направлен против Османской Порты.
Не дождавшись обещанной помощи, под угрозой расторжения унии, Византия потребовала созвать Вселенский Собор. И он состоялся. Но не в стенах Флорентийского Собора, как желали того греки, а в часовне Римского папы. Гостей «из глубинки» представители Ватикана приняли очень прохладно. Под угрозой вторжения турок, латиняне и в этот раз попытались подмять под себя Православную Церковь. Императору Палеологу не была даже оказана честь, на которую он имел право по византийским законам. Делегацию Русской Церкви, состоявшую из двухсот человек, возглавлял Исидор Киевский. Большинство составляли миряне и немногочисленное духовенство. Кроме самого Исидора, был еще один представитель, имевший епископский чин - Авраамий Суздальский. Но все они были лишены права голоса. Из числа представителей, только святые Марк Ефесский и Виссарион Никейский были уполномочены выступать с речами и в дебатах с латинянами. Роль остальных была совещательного характера.
Вопрос о военной помощи в открытую не стоял, но плотно подразумевался. Обсуждался догмат о чистилище, о позволительности внесения изменений в канонический Символ Веры, о догматических расхождениях между Православной и Римо-Католической Церквами для достижения истинной Унии…
— Нешто поставили под сомнение земное наместничество, божественность сути и непогрешимость римского папы? — изумился Никита.
— Нет, — засмеялся Мирчо, — не успели. Вселенский Собор погряз в словесах. О бесплодности всех этих диспутов и речей говорил святой Марк Ефесский: это, мол, все равно, что петь для глухих, кипятить камень, или сеять на нем, писать на воде, или нечто другое подобное, о чем говорится в пословицах в отношении невозможного. Как ни очевидна была Истина, но латиняне не хотели ее видеть и слышать. Говорят, что трое монахов-отшельников из католиков захотели послушать прения по вопросу законности прибавления «Filioque» к Символу Веры. Выслушав речи и той и другой стороны, эти люди во всеуслышание заявили: «Нет сомнения, греки обладают истинной верой». За это их выслали, наложили епитимью и обозвали неучами, «которые не видят ничего дальше своей монашеской кельи».
— Денег хоть дали?
— Кой там! — отмахнулся Мирчо. — Оказалось, что у римлян нет средств. Папа своей буллой объявил индульгенцию всем, кто поможет ему содержать хотя бы Собор. Мы на собственном опыте узнали отношение к нам латинян, их коварство и высокомерие. Едва ли они будут готовы изменить что-нибудь из своих обрядов, едва ли будут способны чем-то помочь Византии…
Со стороны подворий донесся пастуший рожок, горланили петухи. Я смотрел на взрослого брата и думал о том, что рыцарский крест — ничто, по сравнению с крестом православным.
— М-да, — мрачно произнес полискарь, — то-то я и смотрю, турка зашевелился. Ему уже донесли. Я сам-то с утра собирался в Сигишоар, навести кой-какие справки…
— Уезжай, Никита, — с жаром откликнулся Мирчо, — уезжай, как можно скорее и дальше. Влада вон, с собой забери. Соглядатаи донесли, султан ополчился походом на Трансильванию. Кроме как через земли влахов, пути для него нет…
Рыжий дьяк оказался проворней. Он поймал на лете мою руку, а то б я отвесил брату хорошую оплеуху. От беспроторицы меня затрясло. В глазах потемнело.
— Ты что, василиск, трусом меня считаешь?! — почти прорычал я. — Да я боевым копьем любую кольчугу проткну!
— Окстись, княжич! — укоризненно молвил Никита. — О какой сече может идти речь? Ты хоть себе представляешь, чем может закончиться открытая война с басурманами? Валахию утопят в крови и станет она пашалыком — османской провинцией, отвоеванной для Аллаха. Нет, без венгров нам с турком не справиться. Сигизмунд это прекрасно знает, вот и держит вашу семью на аркане. Упаси Господь, ему донесут, что твой батько сейчас в Андрианополе…
— Как?! — я на минуту опешил.
— А вот так! — тихо сказал Мирчо. — Я временно остаюсь на княжении, а ты должен уехать. Раду не тронут, он еще мал. Рыжий Лис способен на все. Он знает, что проще всего надавить на родителя через его чад. Мне было примерно столько, сколько тебе сейчас, когда отец вспоминал, как сопровождал в город Констанцу чешского Яна Гуса. Этот человек был священником и деканом философского факультета в пражском университете. Он прилюдно протестовал против папских злоупотреблений и говорил так: «Единственный глава церкви — Иисус Христос, единственный авторитет в религиозных вопросах — Святое Писание. Верующая совесть не может подчиняться чьей-либо силе».
И вот, этого божьего человека вызвали на собор. Чехия не хотела его отпускать. Сигизмунд целовал Евангелие и прилюдно клялся короной, что не будет над ним никакого насилия. Но папа римский сказал, что клятва еретикам не требует исполнения. В итоге, его сожгли. Запомни, Владимир: и ты, и я, и отец для католиков всего лишь язычники, в отношении коих позволено все. Вот почему я настаиваю, уже как господарь: тебе нужно уехать!
— Ты баил, что умеешь управляться с копьем, — хитро улыбнулся Никита. — У тебя есть возможность доказать это прилюдно. По осени начинаются рыцарские турниры. Первый из них — в Нюрнберге и мы, в аккурат, на него поспеваем…
 все сообщения
Подкова Дата: Четверг, 17.05.2012, 19:55 | Сообщение # 162
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 5 Рысиче я, а потому сир.

Я проснулся со светлыми чувствами. Вероятность, в которой мне довелось побывать, таила в себе интригу. Чью сущность я контролировал? Кем были, Никита и Мирчо? Эти люди давно уже умерли, но в своем эталонном времени в тысячный раз продолжают очерченный звездами путь. Наверное, это важно. Ночь прошла без кошмаров и нервотрепки — уже за одно, это, я должен сказать им спасибо.
На часах было шесть утра. Я думал, что встал раньше всех, но ошибся. Новый день в этом веселом доме начался очень ранним похмельем. В районе поленницы дров одиноко блевал Угор.
— Штос! — позвал я его.
— Что надо? — неприветливо откликнулся он, — неужели не видишь, я занят?
— У тебя в роду не было чукчей?
— А по соплям?! — бедный мужик, так разозлился, что даже блевать перестал.
— Я тебя серьезно спросил, без подвоха.
— Ну, бабка моя саамка. Мать — финка, родом из Выборга, девичья фамилия Карванен. Тебе-то это зачем?
— Болеешь ты сильно после «этого дела»! У малых народностей Крайнего Севера в организме отсутствует ген, расщепляющий спирт. Водка для них и свет и проклятье. Если кто-то на стойбище не выпивает — значит, это грудной ребенок.
Угор поскучнел:
— У тебя все?
— Хочешь, вылечу? Ну-ка дай сюда руку!
— Да пошел ка ты нах, темнило!
За спиной хлопнула дверь. На крыльце нарисовался Мордан:
— А ну прекращаем базар! Что это тут еще за разборки?!
— Да вот, апельсин! Сколько знаю его — ни разу не поздоровался. А тут в душу лезет: откуда мол, гены такие, не от хреновой ли родословной?
Давненько меня так едко не пародировали. Все в точку: интонации, голос и менторский тон человека, прожившего восемь жизней. От кого, от кого, а от Штоса я такого не ожидал. Мордан, видимо, тоже.
— Напрасно, Валера, — вымолвил он, досыта насмеявшись, — если Антон спросил — значит, так надо. Он же у нас типа доктор. Любую болезнь отмажет, даже твою.
— Это какую мою? — спросил Угор с подозрением.
— Ну, типа, сделает так, чтоб тебя не трясло «с бодуна». Или, чтобы сейчас...
— Гонишь! — выпалил Штос без малейших раздумий.
— Спорим на литр?
— На ящик!
— Годится. Делай, что он сказал.
Бригадир ощетинился, как двоечник перед поркой. Мысли в его голове дрожали, как заячий хвост.
Ни хрена не выйдет у этого Айболита. Тут медицина бессильна. Жаль, конечно, ну и хрен с ним, зато ящик, считай в кармане, можно поправить голову. Господи, да хоть бы чуть-чуть полегчало! Только я все равно не признаюсь, даже если будет полегче. Скажу, ни хрена не вышло у этого апельсина…
Он ждал предсказуемых действий: чудодейственных заграничных таблеток, элементарного массажа, внушения, гипноза на уровне Кашпировского, а я уже
шарил в его памяти. Сухость во рту, «горящие трубы», бессонницу, сонное отупение, боль над глазницами, приступы тошноты — весь этот «букет» я мог бы стереть небрежным движением рук. Только Угору этого мало — тот еще фрукт. Скажет, не помогло. А если найти в его прошлом самый счастливый день и настроить его настоящее на то душевное состояние, может, проймет?
…Выпускной бал. В спортзале детского дома медленно кружатся пары. Светка уходит под ручку с другим. Он сильнее и старше. «Но у меня в кармане нож. Меня так просто не возьмешь», — крутится в голове…
Нет, это не то!
…За воротами тротуар чисто вымыт весенним дождем. Краешек солнца над пеленой облаков. Утренняя прохлада. Деньги в ладони. Целая куча денег, сто один рубль! Получил и забыл засунуть в карман. Мама моя, неужели свобода?!
А вот это как раз то, что надо.
Угор пошатнулся, присел на завалинку. А потом улыбнулся, радостно и светло. Он, щурясь, смотрел на полоску рассвета и молчал. Думал о чем-то своем, сокровенном.
— Ну, как? — поинтересовался Мордан.
— Ты знаешь, кентюха, — тихо сказал бригадир, — каюсь, хотел сбрехать. Да что-то не получается. Сколько я перепробовал разной гадости: и бухал, и шмалял, и кололся, а такого прихода не ловил никогда!
— А я тебе что говорил?
— Фартовый ты хлопец, — продолжил Угор, обращаясь ко мне, — с такими талантами бабосы мешками ворочать, а не торчать по грязным подвалам…
 все сообщения
Подкова Дата: Пятница, 18.05.2012, 16:38 | Сообщение # 163
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Ладно, проехали! — отрезал Мордан, — кстати, насчет подвала: эта хата засвечена. Я новую присмотрел. Не знаю пока, временно, постоянно? Возьми пару-тройку толковых ребят, лукнитесь по адресочку. Это Фадеев ручей, рядом с домом, где раньше был вытрезвитель. Там прикинь, что и как. Арсенал собери прямо сейчас и дергай, пока менты не проснулись. В общем, не маленький. Не мне тебя инструктировать. Кого оставляешь вместо себя?
— Я Контуру доверяю.
— Значит, Контур. Это с ним ты ночью ездил за гробом?
— Угу, — кивнул бригадир.
— За каким еще гробом? — вырвалось из меня.
Сашка толкнул меня локтем в бок: погоди, мол. И плотно наехал на Штоса:
— Что же купили такое уежище? Не могли поприличнее вещь ухватить?
— Да хрен его знает! — бригадир презрительно высморкался. — Едва отыскали мы эту «байду»… как ее? — магазин ритуальных услуг. Там рядышком морг, куча дверей, все закрыты. Зашли с черного хода. Лукнулись туда-сюда: все в кафеле, ни хрена не понятно. Смотрим, бабка сидит за стеклянною амбразурой: носом клюет, роняет очки, а на стекле объявление. «Здесь продаются талоны на проезд в автобусе и троллейбусе». Ну, Контур, без задней мысли, возьми и спроси:
— Вы, бабушка, что, кроме талонов на транспорт, больше ничем не торгуете?
Ты бы, Александр Сергеевич, видел, что с той старушкою стало. Орала так, что морщины на морде разгладились. Видимо, и до нас к ней с подобным вопросом не раз подходили.

— Ах, вы, — кричит, ─ сволочи! Нет у вас ничего святого! Нашли место, где шутки шутить! Сюда люди с горем приходят, с таким, что до смерти не выплакать. А вы?!
Насилу ей втолковали, что нам, собственно, гроб и нужен.
— Какой? — спрашивает.
— Известно какой — деревянный.
— Размер, говорю, какой?
А хрен его знает, какой? Ты же не уточнил, кого хоронить будем.
— Давай, — говорю, — мамаша, тот, который побольше, чтобы не прогадать.
Ну, купили. Начали в машину грузить — задняя дверца не закрывается. Пошли, поменяли у бабки на другой, который поменьше. Она там, оказывается, и кассир, и грузчик, и кладовщик. Ну, дали ей немного на лапу за беспокойство. Она нам весь склад открыла: выбирайте! Там добра этого валом, под потолок. Ну и выбрали мы…
— Н-да, — подытожил Мордан, — хреновато у вас со вкусом. Ладно, закроем тему. Давай-ка, Валера, начинай заниматься делами.
— Кто насчет гроба распорядился? — спросил я, когда бригадир был уже далеко.
— Евгений Иванович, кто же еще? — неохотно признался Мордан.
— Он разве еще не спит?
— Куда там? Ты только в постель — а он подхватился и в Мурманск махнул. Я ему:
— Евгений Иванович, вы куда?
— По делам.
— Какие дела? — ночь на дворе.
— Так в серьезных учреждениях дела только после полуночи и начинаются…
— И что, больше не появлялся?
— Приехал под утро. Отдал мне документы и снова слинял. Бумаги свежие, даже печати не высохли. Там справка о смерти на какого-то там Заику Аркадия Петровича. Умер сегодня, в три часа ночи. Причина смерти — туберкулез. Должен быть похоронен в Ростове. Ну, а я, как единственный родственник, буду сопровождать мертвое тело к месту, так сказать, погребения. Улетаю сегодня. Есть билет на вечерний авиарейс и оплаченная квитанция на перевозку груза. Так что расходятся наши пути, Антон свет Евгеньевич. Жалко, что у тебя не срослось.
Морда у него была настолько довольная, что грех было не обломать.
— Куда ты, Мордан свет Сергеевич, денешься с подводного ракетоносца? Вместо Заики поеду я. А твое сермяжное дело кормить меня с ложечки, горшок выносить и переворачивать с боку на бок, чтобы пролежней не было.
— Брешешь, — выпалил Сашка, — такого не может быть, ведь гроб запаяют!
— Тем не менее, это так. Или не веришь?
— Нормальные люди в такое никогда не поверят, – философски изрек Сашка. — Я, конечно, наслышан, что ты не от мира сего и мастак на разные фокусы. Но, честно признаться, нахожусь под очень большим скепсисом. А в принципе, почему бы и нет? Гудини такое умел, а тебе почему бы, нет? Только братве как это все объяснить? Для чего покупается гроб, если не помер никто? Ты любого из наших спроси — каждый ответит: «Чтобы под видом покойника что-нибудь «левое» стрелевать. Или оружие, или наркотики, или еще что-нибудь!»
А если связать эту покупку со срочным отъездом полковника Векшина? Короче, ты понимаешь…

 все сообщения
Подкова Дата: Суббота, 19.05.2012, 12:29 | Сообщение # 164
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Я хотел было проинструктировать Сашку, но приехал отец, привез Мордану Сергеевичу личную индульгенцию за подписью начальника УВД. Это последнее, что он успел сделать перед отъездом.
— Знаешь, сынок, — сказал он, прежде чем уйти насовсем, — кто-то из великих сказал:
«Не трогайте далёкой старины,
Нам не сломить её семи печатей.
А то, что духом времени зовут,
Есть дух профессоров и их понятий».
За точность не ручаюсь, но смысл цитаты передан верно. Чем дальше в глубины веков — тем больше необъяснимого. Я это к тому говорю, что интересное дельце в нашем архиве хранится. Ты что-нибудь слышал о Мохенджо-Даро?
— Естественно, слышал. Это холм мертвых в долине Инда. Его раскопали англичане. Искали золото, а наткнулись на город возрастом две с половиной тысячи лет до нашей эры.
— Все ясно, — улыбнулся отец, — слышал, да не совсем то. Англичане ошиблись, где-то на тысячелетия полтора. Представляешь, Антон? — задолго до возведения египетских пирамид, задолго до всего, что мы называем историей человечества, там жили простые люди: воины, землепашцы, ремесленники и жрецы, умевшие читать и писать, пахать землю и разводить скот. И нет никаких промежуточных звеньев между эпохами камня и бронзы и этим феноменом. Цивилизация приходит извне, неизвестно откуда, с уже сложившейся, уникальной, неповторимой культурой.
— Конторе известно все! — грустно пошутил я. — Даже прошлое под колпаком.
— Ах да, я забыл уточнить, что эти бумаги хранятся в нашем архиве под грифом «совершенно секретно», а к делу приложены результаты спектральных анализов. Месяца три назад его затребовал Горбачев на предмет гласности, а мне поручили кое-что уточнить. Отсюда и сведения.
Неужели это так важно? — подумалось мне.
— Ты можешь не перебивать? — возмутился отец, — если говорю, значит важно. Так вот, в тридцатых годах там работала советская экспедиция во главе с академиком Пиотровским. Не с тем, что работает директором Эрмитажа, а с его отцом. Согласно отчету, ученые там увидели город с длинными и широкими улицами. Дома, как солдаты в строю, стоят в ровную линию. Пересечения улиц под геометрически точными прямыми углами. На этих вот, перекрестках углы зданий плавно закруглены, чтобы груженый воз легче проходил поворот. А вдоль дорог протянуты трубы для стока грязной воды. Дома кирпичные, из обожженной глины. Многие из них в два этажа. Судя по тому, что там осталось, крыши делались покатыми, плоскими. В ванных комнатах пол тоже покат в сторону отверстий для водослива, ведущих в канализационные трубы. За время раскопок, найдено много детских игрушек. Многие их них до сих пор действуют. Например, фигурка быка: дернешь за ниточку — у него качается голова. Неужели не интересно?
— Мне интересно другое: причем здесь контора?
— Письменность, ─ тихо сказал отец, — славянская письменность.
— ???
— Все знают, что в городе мертвых было найдено много пластинок-печатей из стеатита и обожженной глины. Многие из них подлинные шедевры: с фигурками людей и зверей, бытовые сценами. Но главное — это надписи: из резов и черт, короткие, похожие на орнамент. Мы их пропускали через главный компьютер. Представляешь? — сканируется кусок глины, а на выходе родные слова: «То вора роче цька де върат». Ученый один, психованный такой мужичок, рядышком стоял, пояснял. Это, мол, амулет, заговоренный от разного рода татей. И надпись на нем — что-то вроде рекламы: «То от вора лучше, чем засов на воротах». Я у него потом эту пластинку на бумажку с печатью выменял: человек, де, находится в здравом уме и рассудке. В его сумасшедшей теории есть что-то рациональное». А знаешь, почему я так написал?
— Почему?
— На одной из пластинок ученый дословно прочел: «Дети воспримут грехи и слабости наши. Щадя их, держи в отдалении». Тебе это что-то напоминает?
— Так говорил дед! — я вытер холодный пот.
— Вот именно! Твой дед повторял то, что сказано за шесть с половиной тысяч лет до него.
— Кстати, насчет игрушек… он мне такие же мастерил. На «покупные» в нашей семье средств никогда не хватало.
— Ты все еще сомневаешься? — отец засмеялся и обнял меня за плечи. — Ладно, достану последний козырь: была там еще пластинка из стеатита. На ней дословно начертано: «Рысиче йа а че сиры». Переводить не нужно?
— Рысич я, а потому сир.
— Как ты вот, сейчас! Видно судьба такая у русского племени: раскрывать глаза народам и государствам. Пусть видят и понимают, с какой стороны к нам ловчей подойти, чтобы покрепче ударить дубиной. Тот сумасшедший ученый еще говорил: «Мохенджо-Даро — не единичный случай. Это своего рода, исторический алгоритм. Цивилизация возникает, существует пару тысячелетий, переживает бурный период расцвета — и столь же таинственно исчезает. Так было с древней Этрурией, взлелеявшей Рим, с государством хаттов, культуру которого наследовали многие народы Евразии. Площадь распространения цивилизации рысичей — от Средиземного моря до Гималайских гор…
Я не стал спрашивать, сколько еще антинаучных сенсаций пылятся в архивах конторы. Наверное, много — все, что не дружит с теорией эволюции человека, научным марксизмом, воинствующим атеизмом. Буржуазных «светил от наук» это дело тоже устраивает: пусть русские знают лишь то, что велено знать.
На дороге сигналил автомобиль. Мы обнялись. Потом отец отстранился и тяжело зашагал по крутой, каменистой тропе. Мне вдруг показалось, что больше его я никогда не увижу.
— Ну, и как он, твой амулет — заговор от воров, действует, или нет? В деле не проверял? — спросил я лишь для того, чтобы он обернулся.
— А как ты его проверишь, если никто у тебя ничего не ворует? — засмеялся отец.

 все сообщения
Подкова Дата: Воскресенье, 20.05.2012, 13:41 | Сообщение # 165
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 6 Современный покойник

Охрану в нашем районе сразу же сняли. Еще бы! Бумага за подписью начальника ОВД надежней цепного пса и отцовского амулета! А уж Мордан заторчал! И на свет он эту бумажку смотрел, и на зуб пробовал — не подкопаешься. Вот он и ушел прощаться со своим любимым пивбаром. Контур сейчас в санэмидемстанции, Угор — на кладбище.
Дождик подумал и перестал. Последнее время в природе все чаще случаются приступы осени. Это к первому снегу. В опостылевшем доме начиналась новая пьянка.
Я пробрался в сарай, обнял свой некрашеный гроб и задумался. Сегодня же вечером меня запечатают в цинковый ящик. Тело погрузится в сон, а своенравный разум выйдет на Путь Прави и вновь обретет свободу. Вот это и беспокоит. В последнее время он ведет себя очень непредсказуемо. Помимо моей воли меня почему-то вбрасывает в чужие реальности. Я в них существую, но не могу ничего контролировать. Что это: сны, видения? Почему мне все время кажется, что полуживой человек, которого обнаружил Васька стажер и мальчишка, живущий в Валахии — это… как бы точнее выразиться? Это единая суть, разнесенная во времени и пространстве?
Вот, никак не могу отмахнуться от мысли, что тот человек из далекого прошлого, существует сейчас где-то в этой реальности. Может быть это знак? Может, нужно вернуться в его прошлое и что-то поправить? Вот только зачем? Настоящее все равно останется прежним. Изменится только одна из его вероятностей. И случись в этом прошлом хоть что, хоть конец света, я снова вернусь в этот сарай, буду сидеть и думать, обнимая некрашеный гроб.
Домовина была наполнена сосновыми стружками, немного жала в плечах. Я улегся, устроился поудобней и ушел по сверкающему лучу. Где ты, неприкаянный человек, заплутавший в моем сумасшедшем времени?
…На взлетной площадке я увидел транспортный самолет с опущенной аппарелью. Группа людей в камуфляжных костюмах суетилась вокруг него. Одни проникали внутрь через кабину пилота, другие – сквозь люки в днище авиалайнера. Черные маски парились от пота. Но их командир был недоволен. Он снова и снова щелкал секундомером, бросал фуражку на землю и что-то горячо объяснял. И вот уже сам, ласточкой взмывал над бетонкой.
Что-то в его облике показалось мне очень знакомым. Крупный нос на, кирпичного цвета, лице, хищный взгляд из-под лохматых бровей… ба! да это Никита. Парашютист! Вот уж кого не чаял встретить живым! Или это не он, а человек из далекого прошлого?
Я попытался проникнуть в его мыслительный аппарат. И вдруг получил такого энергетического пинка, что, будь у меня тело, полетел бы не хуже его подчиненных…
— Антон, ты что, охренел, Антон?
Испуганный Сашка колотил меня по щекам. Глаза у него были, как у бешенного таракана.
Увидев, что я очнулся, замысловато выругался и вытер холодный пот.
— Нашел, идиот, время шутки шутить!

Он долго и возмущенно молол какую-то чушь, а я приходил в себя. Опять же, что это было, ведь Никита должен был умереть? Почему на душе так жутко? Я вылез из гроба, отнял у Мордана бутылку какого-то пойла и выхлестал из горла.
Дождавшись от меня осмысленных действий, Сашка повеселел и стал по-хозяйски осматривать мою домовину.
— Хочешь, я ее изнутри бархатом обобью, чтоб в щели не дуло? — спросил он подсевшим голосом.
— Ты хочешь сказать, пора?
— Угу. Самое время в Мурмаши пробираться, поближе к аэропорту. Там и кладбище рядом. Санитарный врач будет сегодня до двух, если раньше не вырубится. Так что надо готовиться.
— От меня что-нибудь надо?
— Крышку придется гвоздями заколотить, для пущего правдоподобия. Сам понимаешь, покойников реже обыскивают. Тебе это правда будет по барабану, или на всякий случай, дырочек насверлить? — под бархатом незаметно.
— Не то что бы очень по барабану, но жить можно.
— Вот и хорошо. Мне как-то спокойнее будет. Ты пока собирай манатки, да покури. Сигаретка, да ежели под кружечку пива, знаешь, как успокаивает?
И вдруг, Сашка похабно так, загыгыкал.
— Что ржешь, охламон?
— А что, интересно, ты будешь делать, если тебе по нужде в самолете приспичит?
— Тоже мне, тонкий знаток физиологии. Ты лучше скажи, куда заныкал мои погремушки? Ну, те, что я из гостиницы приволок. Часом, не к себе в арсенал?
Сашка засуетился.
— Посмотри за углом, под поленницей. Стоп… …машина пришла. Слышишь, сигналит? Знаешь что, возьми лучше мой ПБ. Очень надежная пушка. Забирай насовсем, дарю.
Крышка гроба была приготовлена, молоток и гвозди на месте, «пожитки» уложены. Несколько пачек зелени, блок сигарет, кевларовая рубашка — вот и все, что уносит в последний путь современный покойник.
Я сунул в карман пиджака липовый паспорт. Пистолет, и две запасные обоймы положил под подушку. На первое время хватит. Там, куда надо попасть, очень много оружия. В буквальном смысле, валяется под ногами. Были бы деньги, да немного удачи.
 все сообщения
Подкова Дата: Воскресенье, 20.05.2012, 17:21 | Сообщение # 166
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
…На погост меня привезли в закрытом гробу. Ехали по самым безлюдным улицам — стороной обходили друзей и знакомых. Люди — они ведь, в какой-то мере, страшнее милиции. Как начнут приставать: кто да когда? Оно ему надо, как ежику сенокосилка, а туда же. И ведь не объяснишь никому, что в жизни бывают моменты, когда дешевле не видеть, не слышать, а еще лучше — не знать.
Главный санитарный врач был на хорошем взводе, но дело свое знал. Для начала подмахнул все бумаги. «Пока рука ходит». Потом взялся за дело. Расставил бутылки, стаканы. Большими «шматками» нарезал сало. «Раздербанил» руками краюху хлеба.
— У нас самолет, — заикулся было Мордан, но тут же осекся под сумрачным взором прозрачных глаз.
— Ты это… не лотошись. И жить не спеши. К своему самолету ты успеешь всегда. Нужно же человека проводить в последний путь, по христианским канонам?
Из мрачной сторожки, похожей на склеп, выдвинулась бригада. Приблизилась медленно и печально. Все, как один, не трезвые и не пьяные. Покачиваясь, как призраки, они разобрали стаканы. Выпили не чокаясь и не морщась.
Здесь каждый солдат знал свой маневр. Мою домовину загрузили в деревянный контейнер. Его, в свою очередь, упаковали в цинковый ящик. Щели и стыки тщательно пропаяли, чтоб не воняло и, опять же, оббили деревом. Таковы правила. В каждом авиалайнере есть специальный отсек для перевозки покойников. Об этом знают наверное все, но мало кому приходилось числиться в накладной в качестве груза.

Все прошло, как я и задумывал. Покойник, если, конечно, он не товарищ Сталин, очень почитаемый человек. Он даже в чем-то сродни действующему главе государства. Ни того ни другого не станет обыскивать самый дотошный мент. Есть, правда, одно небольшое различие: о генсеках и прочих народных избранниках хорошо говорят только при жизни. О покойниках — наоборот.
Наш самолет прорвал облака, углубился в ночное небо. Мордан, как всегда, неплохо устроился. Полулежит в мягком кресле у самого хвостового отсека, изображает из себя скорбящего родственника. Стюардессы его жалеют, утешают как маленького. Одна принесла стакан минералки, другая — таблетки от сердца. А он через тонкую трубочку вторую бутылку досасывает. Самое время подшутить над сердешным: под крыльями полнолунье — время оборотней, упырей и прочей нечистой силы. Вот только, боюсь, на корпус его пробьет от полноты ощущений.
Сашка типичный продукт своего времени: сказали на муху «вертолет» — значит, вертолет. Сел и полетел. Столкнувшись с чем-то необъяснимым, он это что-то в уме упрощает, ищет знакомый аналог. Я для него — экстрасенс, телепат, фокусник. Спроси его кто-нибудь: где Антон? Он ответит без задней мысли: «В гробу припухает, бьет рекорды Гудини». А на все уточняющие вопросы у него заготовлен универсальный ответ: «А хрен его знает?».
Мне так даже спокойней. Ничего не нужно выдумывать. Да и нет подходящих слов, чтобы все ему объяснить. Я нигде и везде, вне тела и времени. Я — свободный невидимый разум, для которого «век» и «мгновение» — две пылинки Космической Вечности. Шаг по Пути Прави — и я отстраненно присутствую в той самой реальности, откуда меня вышвырнули, как ненужную вещь.
 все сообщения
Подкова Дата: Понедельник, 21.05.2012, 19:03 | Сообщение # 167
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Перекур-р-р тр-р-и минуты! — зычно скомандовал человек из далекого прошлого. — Все свободны, кроме Черкашина.
— Ну, ты падла! — сказал задыхаясь, один из его подчиненных, снимая мокрую маску. — Мы уже по стольничку сбились тебе на венок. Да видать, не судьба: вас с Борисом Николаевичем Ельциным, без хорошего кирпича на тот свет не отправишь.
— Слышь, Кандей, так что ж там случилось с моим парашютом? — между двумя затяжками спросил старый знакомый.
— Комиссия разбиралась. Говорят — заводской брак. Ты что, Никита, совсем ничего не помнишь?
— Не-а.
— Ну, ты даешь! — изумился Кандей. — Запаску твою завело за основу. Ну, думаю, ец, можно ожидать повышения. Ты, Никита, метров с пятидесяти летел, как кусок дерьма. Казенное имущество наземь сбрасывал — все в меня угодить норовил.
— Ты где в это время был?
— На КПП, обеспечивающим. Я это дело первым заметил — на патрульный «УАЗик» — прыг — и вперед. Подъезжаем, а ты живой. Руки-ноги целы, башка не разбита. «Кандей, — говоришь, — воды!» Я фляжку от пояса отцепил… Господи, думаю, да не уж пронесло? А ты пару глотков сделал и глаза закатил. Кровь горлом как хлынет… во, блин, бегут. Не по нашу ли душу?
— А то по чью? Ничего, пусть бегут! Им полезно… пробздеться.
— Может, оно хорошо, что не помнишь? — философски подытожил Кандей.
— Может, и хорошо, — согласился Никита. — Я, Серега, очнулся от холода. Стол подо мной каменный. Дух, как от покойника. А может, не от меня? — там еще один был… на соседнем столе. Все пузо распорото, а кишки — ты не поверишь! — вынуты из нутра и лежат у него на морде.
Серега брезгливо сплюнул:
— Ты, командир, не можешь без этих вот.… без подробностей?
— Я это, Кандей, к тому, что кишки у него цвета запекшийся крови. Чернющие, как морда у сомалийца.
— Я же просил!
— Ну, ладно, ладно, не буду!
— Подопригора, к командиру!
 все сообщения
Подкова Дата: Вторник, 22.05.2012, 18:10 | Сообщение # 168
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 7

Ростов из-за погоды не принимал. Наш самолет повернули на Минеральные Воды и оттащили в самый конец аэродрома. Зачем, почему? — того пассажирам не объяснили. Не посчитали нужным. Спросонья никто ничего не понял. Бардак — он в России как первый снег: его никогда не ждут, но всегда принимают за норму. Люди слонялись по аэропорту, не зная, куда себя деть. Одни получали багаж, ловили такси или частника. Другие мечтали дожить до утра, купить билеты на пригородный автобус и продолжить путешествие по земле. Так было во все времена. Люди вечно куда-то спешат. Но желания и возможности тех, кто скопился в аэропорту, больше не совпадали — общество уже поделилось на богатых и бедных. Теперь общественный вес каждого гражданина напрямую зависил от трех основных составляющих: толщины кошелька, наличия нужных связей и личных амбиций.
Неимущие — люди упертые: от потраченного рубля ждут всегда на процент выше его номинальной стоимости. Они-то, в основном и ломились в билетную кассу:
— Я оплатил билет до Ростова и ваша обязанность доставить меня туда. Как это «невозможно»? На какие, простите, шиши я доберусь домой? Оплатите мне неустойку. У нас, слава Богу, рынок.
Дежурный по аэропорту запер свой кабинет изнутри. Кассирша пила сердечные капли, но место «в окопе» не покидала.
— Товарищи, отойдите от кассы, — по старой привычке громко кричала она, — у нас форс-мажор, на сегодня все рейсы отменены, или задерживаются.
В чем причина? — она и сама не знала, но чувствовала душой, что дело серьезное.
Ей было очень плохо, а Мордану — еще хуже. Цинковый ящик с покойником это не чемодан. Его не засунешь в багажник такси.
В месте, где человек появился впервые, с кондачка не найдешь ничего, даже сортира. Он и умчался куда-то звонить, что-то там утрясать. В общем, решать уравнения со многими неизвестными. Я его отпустил, не лез в душу, не стал напоминать о себе.
Нельзя сказать, чтобы я волновался или злорадствовал. Жизнь вне привычного тела довольно пресна — у чистого разума нет эмоций. Он беспристрастный судья. Так что я, в то же время, не совсем я: отстраненно взираю на происходящее, регистрирую факты. По старой земной привычке иногда про себя отмечаю: вот тут бы я посмеялся, вот это должно быть грустно, а здесь вот, можно и возмутиться. Но не смеюсь, не грущу, не психую. В общем, не человек, а соленая рыба.
У Мордана все шло кувырком. Трое его торпед были уже в Ростове. У них все готово: машина стоит в аэропорту, ждет приземления борта. Водитель начинает требовать неустойку. Ну, как тут не подавать сигналы тревоги? Вот только куда и кому? Я хотел было, прояснить для себя ситуацию, но что-то не отпустило. Какое-то черное излучение. Кажется, где-то поблизости бродит страх...
Беда никогда не приходит одна. Ее сопровождает милиция. И чем беда больше — тем «почетней» эскорт. А тут! Аэропорт был оцеплен в считанные минуты. Всех, кто там был — пассажиров, встречающих, провожающих — согнали в зал ожидания. Вторым эшелоном пошел спецназ — крутые ребята в черных намордниках. Их всегда отличишь по множеству признаков, хотя бы по манере передвигаться. А уже вслед за ними выдвинулись снайпера: аккуратные, как хирурги, с зачехленными СВД за спиной.
Ни стука, ни звука, ни щелканья челюстей. Шаг, два — и люди пропали, растворились в рассветном воздухе.
Опа-чки! — подумалось в первый момент, — здравствуйте, хлопцы, не по мою ли вы душу? Да нет, так встречают только вора в законе да кремлевского завсегдатая, если конечно, это не одно и то же лицо.
А уж потом подкатили машины с мигалками. Робко так подкатили и скромно приткнулись у края летного поля. Номера, как на ватерклозетах: вместо цифр сплошные нули, а ведут себя так, будто бы не они хозяева этой жизни. По периметру этой своры встала охрана — бесстрастные морды, тяжелые челюсти и черные пиджаки с оттопыренными карманами. Судя по их количеству, что-то произошло, или может произойти. Что-то из ряда вон выходящее. То, что заставило сбиться в круг очень серьезных товарищей.
Столько людей в генеральских погонах я видел лишь на парадах. Но там они были в центре внимания, а здесь стояли в сторонке и отрешенно встречали рассвет. Люди в гражданской одежде, они же — носители денег и власти, тоже чувствовали себя неуютно.
Весь город в тревоге замер. Его прибирал к рукам страх. На площади, прилегающей к аэропорту, вдруг не стало машин. Даже улицы, впадающие в нее, вмиг опустели. На перекрестки встали регулировщики. Подчиняясь приказу, они давали зеленую улицу старенькому ЛИАЗу — рейсовому автобусу с табличкой на лобовом стекле: «Осторожно, дети!»
Сашка тем временем, разбирался с милицией. Совал, как козырные карты, билет до Ростова, документы на гроб и на тело. Отстаивал свое право быть ближе к центру событий. Седой капитан со всеми бумагами ознакомился, не забыл посмотреть и паспорт. Потом стрельнул закурить и с тоскою сказал:
— Иди отсюда, мужик, иди, пока цел, тут такое творится!
 все сообщения
Подкова Дата: Среда, 23.05.2012, 17:44 | Сообщение # 169
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
В толпе прозвучало слово «заложники» и несколько раз — «дети». Да, такого еще я не видел, что называется, докатились! Не грех и полюбопытствовать.
Автобус вел потемневший от злобы шофер — худощавый мужик лет сорока пяти, с короткой седой стрижкой и тоской в запавших глазах. У него болела жена, давно закончилось курево, и от этого было еще тоскливей.
«Эх, если б не малыши!» — на волнах бессильной ненависти крутилось в его голове. Дальше этого мысли не шли. Последние час-полтора он хлебнул полной чашей до тошноты, до блевотины. Хлебнул такого дерьма, что близкая смерть не казалась уже самым плохим исходом. В возможность успешного штурма он не верил. Как не верят нормальные люди в бабу Ягу, летающие тарелки, вменяемость власти и всеобщее светлое будущее. Не верил он также тому, что бандитов так просто отпустят.
В зеркале заднего вида прыгала морда боевика, что сидел за спиной шофера в кресле кондуктора, сжимая в правой руке двуствольный обрез охотничьего ружья. Он следил за дорогой и реакциями водителя, контролировал все эмоции его, все движения и даже выражение глаз. Заподозрив на ровном месте что-то неладное, кричал, срываясь на визг:
— Спокойно мужик, спокойно, не ссы в компот! Сделаешь, как я сказал, жить будешь долго!
— Заткнись! — властно рявкнул бородач в камуфляжном костюме, — запомни, Мовлат, пока все не закончится, никакой наркоты — Аллах сегодня обдолбанных не принимает.
Бородач сидел на четвертом сидении справа. Он только что закончил переговоры по спутниковому телефону и, судя по выражению глаз, был доволен их результатом. Милицейская рация шипела у него на груди и работала на оперативной волне.
Идущая впереди машина с мигалкой резко притормозила, запоздало показав поворот. Бородач тут же отреагировал.
— Эй, ты, — произнес он с презрением в голосе, — как тебя там? Салман беспокоит. Сколько можно тебе говорить, не дури, детей пожалей, да? Или твоих тут нет?
Его подельники подобострастно заржали. Да, это без сомнения лидер.
А было их всего пятеро. Пятеро вооруженных громил, готовых на все, даже — отнять жизни у двадцати маломерных детишек и полумертвой от страха женщины. Водила не в счет — он на своем веку достаточно покуролесил. Но будет такая необходимость — уберут и его. Им все равно, лишь бы выжить — вырваться из замкнутого пространства, куда они сами себя загнали. Ведь если б им дали возможность прожить сначала вчерашний день, они б на такое уже не пошли.
— Ты деньги на выкуп собрал? – продолжал издеваться главарь. — Смотри, номера купюр не забудь записать. А я сделаю так, чтобы ты этими же деньгами зарплату в правительстве получил. Что значит, не успевают?! Я сказал, никаких отсрочек! Э, Яхъя, открывай канистры с бензином! Что? — то-то же!
Худощавый Яхъя оскаблился, обнажив полный рот железных зубов, но с места даже не стронулся и к канистрам не прикоснулся. Звериным нутром почувствовал, что это еще не приказ. А вот белобрысый пацан не выдержал, всхлипнул. Дети существа легковерные, не понимают военных хитростей. К нему тот час же бросилась воспиталка. Зашептала на ухо слова… нежные, ласковые, безумные. Остальные детишки сидели молча, с застывшими взглядами, неподвижными белыми лицами. И в каждом сердчишке горела свеча: «Если я буду сидеть и молчать, то эти строгие дяди меня не убьют».
Саблезубый Яхъя опять ухмыльнулся. В его голове тяжело заворочалась и трудно оформилась мысль: «Вот как надо детей воспитывать! Всего один раз сказал: кто будет пищать — мозги топором вышибу! И сразу подействовало!»
Ну что же, расклад мне понятен. На месте спецназа я б не рискнул штурмовать этот автобус. Небольшая оплошность, случайность — и все поглотит жертвенный факел. Людям Салмана терять нечего. Их жизнь дешевле патрона. Не поймают менты — растерзает толпа. Единственный путь к спасению — аэропорт. Больше суток они на нервах. Без горячей еды, нормального сна, полноценной дозы. Любой на их месте давно бы сорвался с катушек. А они еще держатся. Бедный дети! Вдруг кто-нибудь из них попросит воды, заплачет, попросится в туалет? Да просто не во время подвернется под горячую руку? Тогда любой из бандитов может не выдержать.
Нет, подвернется удобный случай, я этого Яхъю саблезубого обязательно грохну, думал я, отыскивая Мордана.
 все сообщения
Подкова Дата: Четверг, 24.05.2012, 17:32 | Сообщение # 170
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Нет, подвернется удобный случай, я этого саблезубого обязательно грохну, думал я, отыскивая Мордана.
Как и любой проныра, Сашка быстренько разобрался, откуда на юге такое количество «сучьих» зон. Все дело в менталитете. Здешние люди с детства не привыкли работать. Зачем им такие головняки, если можно безбедно существовать за счет отдыхающих? Есть у них и своя, особая «фишка»: что-нибудь пообещать, не ударить пальцем о палец, но вести себя так, будто дело уже сделано:
Будь спокоен, братан, наша фирма хоронит только по первому разряду!
На высшем воровском уровне гостеприимство тоже своеобразное. Главный авторитет на халяву нажрался и упал в объятья Морфея. Сразу же объявилась его жена, пригрозила вызвать милицию:
— Прекратите спаивать Васю, или я позвоню, куда следует!
А Вася храпит да попердывает, вот сука! У него и кликуха собачья — Жуля.
Сашка, короче, оказался на улице, в изрядном подпитии, в полной растерянности. Он вновь ощутил себя беспомощным мальчуганом, забытым в вагоне скорого поезда.
Было ему тогда от силы года четыре. Ехали к отцу в Ленинград: он, Наташка и мама. Ехали через всю страну, с далекого острова Сахалин. Шла вторая неделя пути. Корзинки с едой опустели, ходить в вагон-ресторан было накладно. И вот, на какой-то станции в районе Читы, мать ушла в привокзальный буфет. Сказала, что скоро вернется, только купит горячего. Потом поезд тронулся, пошел, набирая ход, но мамы в нем не было. Наташка орала в голос. Он, как мог, ее успокаивал, скрывая от младшей сестры свои слезы. Два одиноких сердца на просторах огромной страны… им не хватало разума, чтоб до конца осознать весь ужас произошедшего. Обнявшись, они рыдали целых двадцать минут, пока не нашлась пропажа. Мать успела шагнуть на подножку в самом конце поезда. Она вошла в купе, как ни в чем ни бывало, с дымящимся блюдом в руке.
Так безоглядно плакать Сашке больше не доводилось, даже когда он ее хоронил.

Глава 8 Человек в безупречном костюме

За тем, что творилось в аэропорту, как за играми детей несмышленышей, наблюдал человек. В данном случае это не только звучало, еще и смотрелось гордо. Человек был в безупречном костюме, белоснежной сорочке, идеально подобранном галстуке и темных очках на холеном лице. Очки прикрывали глаза висельника — пустые, пресыщенные, неподвижные. Такие как он, обычно плохо кончают, не умирают своей смертью. Это дано от природы — быть в центре событий, чуть в стороне и выше. Много выше толпы облеченных властью людей, собравшихся здесь потому, что иначе нельзя.
Любой из местной элиты с удовольствием взял бы больничный, уехал в командировку, был бы согласен попасть в небольшую аварию без тяжких последствий, но только бы оказаться подальше от этого места, где хочешь — не хочешь, а нужно что-то решать и отвечать за это решение личным благополучием. Человек в безупречном костюме читал все движения мелких душонок, узнавал в них себя и от этого еще сильней ненавидел.
Боже мой, до чего измельчали слова! Элита это святое, это — Андрей Болконский, Петя Ростов, Дорохов тот же Денис Давыдов — совесть нации, ее интеллект, опора, оплот и защита. Элита — это не право, а вечный долг по праву рождения. А эта вот шелупонь? — да в них столько же от элиты, сколько в задницах «голубых» — голубой крови.
Среди всех этих пигмеев человек в безупречном костюме был старшим. Не по званию, не по должности — по существу. Ему тоже не очень светило расхлебывать эту кашу. Но так уж случилось, судьба, против нее не попрешь!
— Сам виноват, надо было вчера улетать, — проворчал он себе под нос и перевел взгляд на группу спецназовцев, закончивших свои тренировки в дальнем конце летного поля. — Тут Россию кастрируют, а у них перекур! Старшего группы ко мне!
Двое из «свиты» потрусили рысцой, а могли бы и на машине. «Вот, мол, какие мы исполнительные!»
Я видел, что Бос нервничает. Время от времени к нему подбегали с докладом. В ответ он бросал короткие реплики, но чаще брезгливо морщился и посматривал на часы.
— Автобус уже на подходе, Николай Николаевич, будет здесь через двенадцать минут, — вежливо информировал чин в милицейской форме с погонами генерала и чуть ли ни «строевым» отступил в сторону.
— Вы что тут, с ума посходили? — да быстрее пешком дойти! Через два с половиной часа я должен быть в Шереметьево, у меня международная встреча, а вы тут все Ваньку валяете!
— Так это… в целях обеспечения… стараемся выиграть время, — чиновник набрал в легкие воздуха (Господи, пронеси!) и лихо отбарабанил самое главное, —
тут вот, товарищи предлагают!
 все сообщения
Подкова Дата: Суббота, 26.05.2012, 20:36 | Сообщение # 171
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Что предлагают?
— Он сам объяснит.
Из-за широких спин решительно выдвинулся офицер в полевой форме без знаков различия. На его загорелом лице выделялись глаза. Глаза человека, который знаком со смертью. Честное слово, я, существо без эмоций и тела, испытал сложное чувство, которое сродни человеческой радости. Все сошлось: это был человек из далекого прошлого, который с недавних пор, в силу непонятных причин, считает себя Никитой. Это он десять минут назад гонял до седьмого пота группу захвата, а потом говорил с Кандеем о своем чудесном спасении.
Порывами ветра слова уносило в сторону. До меня долетали только обрывки фраз.
— Вашего разрешения… скрытно… людей… хотя бы по двое на каждый борт.
Человек в безупречном костюме почтил его сумрачным взглядом. Вопросительно поднял бровь:
— Да вы, я вижу, СРАТЕГ! — Ох, с каким же сарказмищем, сказано! Небожитель снисходит до смертного. — И какой же приказ вы готовы отдать своим снайперам?
— Приказ может быть только один: уничтожить.
— А вы уверены, что никто из ваших людей случайно не промахнется, или попадет не туда? Можете гарантировать, что никто из заложников не пострадает?
— Мы профи. Ручаюсь, что каждый группы сделает все возможное и даже немного больше. Но в случае чего… готов всю ответственность взять на себя!
— Вот! – сладострастный утробный звук в стиле Валерии Новодворской, — Вот, ничего вы не можете гарантировать, ни-че-го! В отличие от вас, я такую ответственность взять на себя не могу. И потом, что за словечко такое, «профи»? Вы что, «Монреаль Канадиенс»? Идите и делайте что вам приказано. В общем, свободны. Вы можете быть свободны, как вас там? — хоккеист!
Никита стиснул зубы и побледнел. Он стоял, как оплеванный и уже порывался уйти.
— И еще, — будто удар в спину, — дайте своим людям отбой. А эти… пусть они улетают. Отпустят детей — и улетают. Теперь, что касается возможного приказа стрелять. Пусть ваши снайперы пока остаются на прежних позициях и будут в постоянной готовности. Огонь открывать только в том случае, если бандиты начнут убивать заложников. Всем остальным немедленно отойти. И зарубите себе на носу: никакой отсебятины. За самовольство пойдете под суд!
Все это Никита выслушал, не оборачиваясь. Он, по-видимому, не удержался от комментариев.
— Вы это, простите, о ком?! — вскинулся небожитель.
— О том же, о ком и вы, о бандитах.
— Автобус! – испуганно выкрикнул кто-то из свиты.
Все обернулись на голос, все посмотрели на летное поле. ЛИАЗ колесил по бетонке уже без кортежа. В нижней части зашторенных окон — белые занавески. Как белые флаги, как крики о помощи.
— Постреляешь тут… на свою жопу, — проворчал человек в безупречном костюме. На высоком покатом лбу выступила испарина.
— Николай Николаевич, Вас!
От серой безликой массы привычно отпочковался лихой генерал МВД, тот самый, что выставил на посмешище офицера спецназа. В подрагивающей ладони шипела портативная рация.
— Э, ара, — проклюнулся из нее неожиданно громкий голос, — что-то твой телефон барахлит. Я им немножко шофера по башке постучал, да? Ты пришли к нам своего человечка. Пусть привезет доллары-моллары, наркоту-маркоту, парочку автоматов… ну, как мы с тобой договаривались. И телефон другой передай, немножко покрепче, да? Спокойно поговорим, как мужчины. А то… как там у вас, русских: «Знает одна свинья — узнают еще две»?
— Когда вы намерены отпустить детей? — багровея, спросил небожитель.
— Куда спешишь, дорогой? — казалось, что рация излучает веселье. — В свою Москву ты всегда успеешь. Мы же еще самолет для себя не выбрали и в руках ничего не держали, кроме твоих обещаний, да? А денежки любят, когда их считают. Привезешь половину обещанного — и мы половину отпустим…
— Разрешите мне! — Никита опять вышел вперед, отодвинув плечом хозяина рации.
— Что разрешить? — не понял его представитель Кремля.
— Войти с ними в контакт, выступить в роли посредника.
— А-а-а! Ну что ж, действуйте! Инструкции получите у него! — указательный палец с золотою печаткой ткнулся в широкую грудь представителя МВД.
Спецназовец козырнул, кому-то подмигнул на ходу и скрылся в штабной машине.
— Как, бишь, его фамилия? — тихо спросил небожитель, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Подопригора! — ответили сразу несколько голосов.
— Не понял?
— Майор Подопригора, Никита Игнатьевич, группа «Каскад», опытный офицер, три боевых ордена за Афган, — уточнил кто-то из особистов.
— Запомни, — человек в безупречном костюме почтил вниманием кого-то из своей свиты, — а лучше всего запиши. Из Москвы нужно будет позвонить в Министерство. Пусть подготовят приказ об его увольнении. Скажешь, что я настаиваю. Слишком уж он… как бы помягче сказать… впечатлителен, что ли, для такой должности…

Хреновые наши дела, — думал Мордан, дымя сигаретой, — стремился сюда, на юг, хотел разыскать сестренку, оградить ее от беды, переправить в безопасное место. Антон подвернулся кстати — с ним на пару горы можно свернуть. Казалось, все нити в наших руках и вдруг, они оборвались. Все и сразу — раз — и мордой об стол. Ситуация... не знаешь, с чего начинать, на кого опереться — хоть волком вой!
В аэропорт по-прежнему не пускали. В гостинице мест, по тем же причинам, не было.
— Загляните попозже, — посоветовал администратор, — в частном секторе обязательно будут вакансии.
— Что-то я не врубаюсь, — почесал в затылке Мордан, — какой такой частный сектор, если человек хочет поспать?
— И я вам про то же. В нашем городе много домашних гостиниц. Люди сдают жилье в порядке индивидуальной трудовой деятельности.
— А больше они ничего не умеют? — съехидничал Сашка. — Ну, ладно, вы уж как-нибудь расстарайтесь, — и сунул червонец в стеклянную амбразуру.
Сейчас от него ничего не зависело и это очень не радовало. Хотелось нажраться и набить кому-нибудь морду. Бросать его в таком состоянии было не по-товарищески. Я уютно устроился в уголочке его души и впервые за этот день ощутил себя человеком.
На обратном пути Сашка свернул к знакомой «тошниловке». Хотел заправиться пивом, но вспомнив недобрым словом кислый «букет» местного пойла, заказал водку.
— Доллары не продашь? — спросил скучающий бармен, различив в скомканной куче заветную зелень. По старой флотской традиции, деньги Мордан носил в «нажопном» кармане брюк. Покупая что-либо, выгребал оттуда полную жменю и «отстегивал» номинал.
— Сколько тебе?
— Сколько не жалко. Если много, возьму по курсу.
Сашка прикинул в уме наличность и сочтя, что в кармане рублей маловато, сбагрил ему две сотни. Я промолчал, хоть давно заподозрил что-то неладное. Неприятности вырастают из таких вот, дурных привычек.
Пока клиент ужинал, бармен смотался в подсобку. Там долго, минуты три трекал с кем-то по телефону. Когда же вернулся, это был совершенно другой человек: ни следа от былой рутинной расслабленности. Во всем его облике сквозила уверенность в завтрашнем дне.
— Девочек не желаешь? — спросил он, улучшив момент.
— Если много, возьму по курсу, — зло пошутил Мордан. — Некогда мне.
— Ты часом не с самолета?
— Нет, а с чего ты взял?
— Да много их тут, сердешных, за день перебывало. И все как один: сначала нарежутся водки, а потом стенают «за жисть». Нет, мол, у них свободы и счастья — ручная кладь держит на привязи.
Сашка хотел закатить ему в лоб, да вдруг передумал: хорошее место, нахоженное, еще пригодится.
Тем временем, возле кафешки притормозила машина и в стеклянную дверь заведения с шумом вломились четверо. Они заняли столик прямо напротив входа. Бармен жучкой замер у стойки — готовился принять заказ. Судя по взгляду, этих быков он знал.
Мордан встрепенулся. Его заряженность на скандал приняла конкретные очертания.
— Чё ты там, мужичок попиваешь, никак водочку? — раздалось за спиной и заскорузлый прокуренный палец медленно опустился в его стопку, — ну и как, свежачок?
Нет такого брюшного пресса, который бы не прошибла «кувалда» Мордоворота. Наглец застыл в полусогнутом состоянии, зевая, как рыба, ртом. Он тщетно пытался урвать порцию воздуха. Но трое друзей сочли его позу элементом актерской игры. Ведь Сашка ударил локтем, почти без замаха. Этого никто не заметил — и «быки» бросились в наступление. Бросились бестолково, толпясь и мешая друг другу. Меры предосторожности им показались излишеством: по их упрощенным понятиям, самое главное в драке — ошеломить, ошарашить, подавить волю к сопротивлению. Какой-то смешной, несуразный, седой мужичок: ну, что его опасаться? — сейчас он наложит в штаны, и выложит свои бабки. Меньше всего они ожидали отпора. А Сашка уже стоял, как когда-то на ринге, в открытой прямой стойке.
Тот, что мчался впереди всех, уже вынес кулак для удара.
— Ннн-а!
Мордан играючи уклонился, ушел от удара всем корпусом. Он встретил врага коротким прямым в голову и стремительной серией в печень. Венчал комбинацию сокрушительный апперкот — избиваемый воспарил и провалился куда-то вниз.
«Второй эшелон» дрогнул, пришел в замешательство. А Сашка летал над кафельным полом, как Чапаев на белом коне. Он вкладывал душу в любимое дело, и я ему мысленно аплодировал.
Через пару минут в палате остались одни лежачие. Пол был усеян осколками битой посуды, забрызган каплями крови. Только прочность старинной общепитовской мебели спасла забегаловку от полного краха. Поставщик живого товара свободной рукой поддерживал отвисшую челюсть —подсчитывал ущерб заведению. В его округленных глазах отражалось страдание.
Сашка бросил на стойку несколько долларов:
— За беспокойство. Остальное возьмешь с них.
Здесь же у стойки выпил еще сто пятьдесят. За победу.
 все сообщения
Подкова Дата: Воскресенье, 27.05.2012, 17:50 | Сообщение # 172
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 9

Никита тем временем шел к автобусу. За тридцать шагов до цели ему приказали раздеться по пояс, снять ботинки и вывернуть все карманы. Только он все равно не считал себя безоружным. Умение убивать любыми подручными средствами пришло к нему после того случая.

Он очнулся от холода. Чувство непонятной тревоги охватило все существо: где я, как очутился здесь, неужели вчера перебрал?
Действительность оказалась намного хуже. Он лежал голяком на каменном холодном столе. Спертый воздух был густо сдобрен запахом мертвечины. Голову жгло, как после бритья «на сухую». В правом боку саднило. Вокруг царил полумрак, и от этого было еще страшнее. Из трех потолочных светильников горел только один. Да еще, в дальнем углу помещения, тускло мерцала подслеповатая лампочка. Там, за столом, увенчанном литровой бутылью, храпел человек в белом халате.
Соскользнув с неудобного ложа, Никита присел и чуть не завыл от боли: в правом боку зияла огромная рваная рана. Из нее на холодный кафель прерывистой тонкой струйкой закапала кровь. Вместе с болью проснулась память. Последнее, что он вспомнил, это раскрытая дверь самолета и возглас: «Пошел!»
Ну вот, — удовлетворенно подумал Никита, — теперь есть хоть какая-то определенность. Наверное случилось что-то серьезное. Настолько серьезное, что меня посчитали мертвым, а мертвых не перевязывают…
Но бреют, — выплыл со дна души ехидненький голосок.
Он еще раз ощупал рану. Вернее, то место, где она только что была. На месте кровавого месива красовалась широкая красная полоса, которая стремительно рубцевалась. Сердце затрепетало: прочь, прочь из этого проклятого места!
Стоять! — Никита собрал дрожащие мысли в железный кулак. — Мы живы и это главное, все остальное приложится.
Выпрямившись, он медленно подошел к столу. Пахло техническим спиртом. Хмырило в белом халате широко улыбался во сне, наверное, видел что-то хорошее. В правой руке он держал тупую безопасную бритву, а в левой — недоеденный пирожок. Тяжелая связка ключей оттягивала карман.
Свой командирский «комок» Никита искать не стал — не факт, что он вообще где-нибудь здесь. Случайно набрел на шкафчик с одеждою персонала. Так и явился на КПП: в синем костюме, кирзовых сапогах и коричневой велюровой шляпе. Вечно пьяный майор Сорокин глянул стеклянным взглядом, протянул сигаретку и хмуро предупредил:
— В следующий раз в таком виде не пропущу.
Утром его вместе с группой перебросили в Минеральные Воды. Случилось что-то серьезное. За спешкой и суетой думать было особенно некогда. Никита и старался не думать. Но все равно чувствовал: он стал каким-то другим. Этот же факт был отмечен его подчиненными. Ему снились лихие погони на взмыленных лошадях, кровавые стычки на саблях и копьях, трупы людей, насаженные на колья и лицо незнакомой женщины. При виде ее сердце сходило с орбиты и начинало бешено колотиться. Даже курить пришлось научиться заново.
Почему я тогда не погиб? — все чаще и чаще он задавал себе этот вопрос. Перед глазами вставал безымянный труп с кишками на морде. И невольно всплывало из подсознания: «Наверное, это я».
— Ну, что ты себя все изводишь? — сказал ему как-то Кандей. — Живи да радуйся. Удача твоя из области невозможного, потому, что случилась у всех на глазах. Значит, нужен ты на этой земле. Нужен для какого-то часа, который дороже иной жизни.

Вот тебе и Кандей, — я вспомнил его лицо, — философ в камуфляжном костюме! Откуда в русском солдате такая глубинная мудрость? Или кто ходит под смертью — тот ближе других к звездам? Как он понял, что каждый, рожденный под знаком света, приходит в этот суетный мир, чтобы исполнить свое предназначение несмотря ни на что, даже — на смерть.
О том, что Никита мой вероятный враг, я даже не думал. Это вопрос будущего. В данный момент этот парень делал святое дело и делал его хорошо.
Автобус стоял особняком, на равном удалении от самолета, предметов и складок местности, потенциально опасных для группы Салмана — таких, где могли бы укрыться вооруженные люди.
— Стой, где стоишь! Повернись спиной. Все, что в руках, положи на землю. Мимино, обыщи.
Из передней двери, складываясь перочинным ножом, выпал небритый джигит возрастом под полтинник. Он поднял с земли спутниковый телефон, прохлопал брючины.
— Тут больше ничего нет.
— Э-э! Ты деньги принес? — крикнули из автобуса.
— Э-э, деньги в машине, — отозвался Никита
— Ну, так неси их сюда, — невидимый собеседник хмыкнул, чуть было не засмеялся. Он понял, что его передразнивают и это его позабавило.
— Что, так и будем орать, как хохол по межгороду? — Никита мастерски разыграл легкое раздражение. — Я пришел, чтобы обговорить порядок обмена.
— Мимино, проводи.
Передние двери автобуса были открыты наполовину. На верхней ступеньке сидел бородатый мужик в коричневой шляпе с полями, загнутыми на ковбойский манер. Он молча посторонился, прихлопнул ладонью пространство рядом с собой. Садись, мол, располагайся как дома — у нас здесь все запросто.
Никита протиснулся внутрь. Проем по всей ширине был отгорожен какой-то дерюгой. Прежде чем сесть, прислушался. Из салона не доносилось ни звука. На штатном сидении полулежал водила. Он тихо стонал, уткнувшись в баранку забинтованной головой. Лобовое стекло с его стороны забрызгано мелкими каплями крови. Сам он, кажется, был без сознания.
— Ты у нас, стало быть, «Альфа»? — тихо спросил бородатый.
— Выше бери. Армейский спецназ.
 все сообщения
Подкова Дата: Четверг, 14.06.2012, 11:48 | Сообщение # 173
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Значит, «Каскад». Помню такой, встречались в Кабуле. Было у вас четыре равноценные группы. Работали по две, меняя друг друга. Ты у них, получается, старший?
— Здесь да.
— Мне знаком такой тип командира, — бородатый «ковбой» с удовольствием демонстрировал свою проницательность, — бойцы за тебя… нарушат любой приказ. Что молчишь? — и так знаю. Зачем ты пришел?
— Угадаешь с трех раз?
Правильно выбранный тон — половина успеха в переговорах. Никита говорил короткими емкими фразами и заставлял противника додумывать, досказывать за себя.
Салман это оценил, улыбнулся:
— Ну вот, наконец-то прислали нормального человека, с которым приятно поговорить. А то гонят пургу своим помелом: «Мы же с вами нормальные люди». Ха! Это я-то нормальный?! Или, может быть, он? Да клал этот хмырь огромный и толстый на детей всего мира. А об этих печется только лишь потому, что из Москвы приказали.
У этого парня мозги набекрень, — осторожно подумал Никита. И я был с ним полностью солидарен.
— Каждый год из страны продают за рубеж до пятнадцати тысяч детишек, таких же как этих, детдомовских. Это если считать по легальным каналам. А сколько вывозится незаконно? На лютую смерть, на запчасти? Зайди на любой вокзал: что, прежде всего, бьет по глазам? — голодная, пьяная, обкуренная беспризорщина. «Весь этот мир не стоит одной-единственной слезинки ребенка», — раньше я эту фразу частенько слышал. Где же сейчас те гуманисты, которые ее повторяли, почему языки в заднице? Они и в тридцатых были такими — гнилая, продажная интеллигенция! Правильно Сталин топил их, расстреливал, гноил в лагерях, выгонял из страны…
— А ты, как я понимаю, истинный защитник детей? — Никита выдал очередной перл. Будь я в своем теле, да не в столь трагической обстановке, точно бы засмеялся.
— Я солдат, — строго сказал Салман. — Я выполняю боевую задачу. Ты пришел за детьми? — ты их получишь! Живыми — если те, кто тебя послал, быстро и в полном объеме выполнят наши условия, или… или не обессудь.
— Солдат?! Что ж ты делаешь здесь, где никто ни в кого не стреляет? Против кого воюешь?
Бравый ковбой сгорбился. Поджал серые губы.
— Ты, как я вижу, десантник. Срочную где служил?
— В Молдавии. Город Болград. А ты?
— В Борисоглебске. Но это не главное. Раз ты служил — значит, давал присягу. Слова еще не забыл? Может, напомнить? «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином…» Как там дальше? «Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…» Вспомнил? Вижу, что вспомнил!
Никита кивнул.
— Так вот, я и хочу спросить, как десантник десантника: где ты был? Где ты, лично, был, когда распадалась моя страна? Подался в кооператоры? Крышевал платный сортир?
— Я был на войне.
— Почему тогда твоя мать, бабушка или сестра… старушки-соседки, которым не носят пенсию… Почему русские женщины не сказали своим сыновьям и внукам: идите, родные, бесчестие хуже смерти, благословляем на баррикады?
Даже самый последний мерзавец находит своим поступкам благородные объяснения, — думал Никита. — Каждое дерьмо хочет пахнуть ромашкой. Только здесь что-то другое. По-моему, это больной человек. А ведь в чем-то он прав! Да, мы действительно виноваты и получили то, что хотели: голод и нищету, кумовство и предательство, президента дебила… и это… как там далее в тексте? «Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся». «Гнев и презрение»… нас действительно все презирают: Болгария, Германия, Польша — все, кого мы спасли от фашизма, а потом предали. Даже сраные Латвия и Литва — страны-холопы — и те! Раньше боялись и ненавидели — теперь презирают.
— Вы, русские, — исходил пеной оратор, — есть ли у вас чувство гордости? Вас уводят из дома, отлавливают на улицах, как бродячих собак, чтобы продать в рабство. А вы сидите, каждый в своем углу, жуете свои помои, как свиньи на бойне. И ни одна падла голоса не подаст, не скажет: «Ребята, нахера нам такая народная власть, которая не умеет и не хочет уметь главного — дать человеку право ее и себя уважать?!»
— Так причем здесь они? — Никита коснулся затылком брезента, отгораживающего салон.
— Они не причем, и ты не причем, и я. Просто Россия пьяна: вусмерть, вдрызг, вдрабадан! — в черных глазах Салмана явственней проявился лихорадочный блеск. — Ее нужно хорошенько встряхнуть, сунуть мордой в помои, а потом выпустить кровь — как можно больше дурной крови. Только тогда она встанет, опохмелится и скажет: «Мама моя, меня же насилуют!» И может быть, через много лет она вспомнит врача, поставившего верный диагноз, и скажет «спасибо» хирургу, сделавшему первый надрез.
То ли крышу снесло у джигита? То ли телек пересмотрел? Никита, по-моему, тоже это почувствовал. Он промолчал. Вернее, ответил МХАТовской паузой — достал из кармана измятую пачку «Примы» и принялся изучать ее содержимое. А из-под шляпы неслось:
— Этот ублюдок прежде всего спросил: «Сколько денег нужно тебе, Салман?» Он даже в мыслях не допустил, что я хочу чего-то еще, кроме баксов и наркоты.
— Тебя это очень обидело? Давай тогда я спрошу, — согласился Никита, — может, полегче станет? Ты, я вижу, никуда не торопишься — нашел свободные уши. А я вот, пытаюсь сигареты распределить, чтобы хватило на весь разговор.
— На весь разговор не хватит. Ты ведь со мной полетишь.
Никита не удивился. Не удивился и я.
— Да, — повторил Салман и хлопнул себя по колену. Идея ему понравилась. — Ты полетишь со мной! Или не хочешь? — Из-под кустистых бровей прорезался мстительный взгляд. — Даже не знаю, как быть с твоим горем, чем помочь? Я давно не курю, Мимино тоже бросил. Мовлат и Шани, если и угостят - только шаной. Э-э-э! – затянул он, включая милицейскую рацию.
— Вас слушают, — ответил обиженный голос.
— Условия мои будут такими: я хочу другой самолет, тот, что из Мурманска летел на Ростов. С его экипажем и оставшимся багажом. Это первое. Теперь второе: в ментуре, среди вещдоков, должен быть килограмм героина. Не сочтите за труд, привезите его сюда. И еще: мне нужны люди из Ростовской тюрьмы: трое, согласно списку. Его я отдам вашему человеку. Так… я ничего не забыл?
— Оружие, — напомнил Яхъя, клацая челюстями. Он сидел совсем рядом, невидимый за дерюгой и слышал весь разговор, — ты не сказал про оружие!
— Прошлый раз говорил, — возразил бородач, даже не отключив микрофон.
— Больше проси, Салман, оружие лишним никогда не бывает, в горах пригодится. Привезут — куда они денутся!
— Ты слышал? Автоматов не три, а шесть, — отчеканил Салман в эфир. — Каждый ствол лично проверять буду. Все должны быть в заводской смазке и с полным боекомплектом. Добавьте по три запасных обоймы к каждому экземпляру. На все про все у вас сорок минут, время пошло.
— Но… — заикнулся эфир.
— Я сказал, время пошло! Что сидишь? — бородач обратился к Никите, — вот тебе список, дуй до горы! Заодно и куревом разживешься… э-э-э, Яхья, воспитатель хренов, выведи для него немного детишек. Сколько? — на твое личное усмотрение. Чтоб человек зазря ноги не бил...
 все сообщения
Подкова Дата: Суббота, 16.06.2012, 14:05 | Сообщение # 174
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 10 Выживает сильнейший

В четырнадцать лет Никита остался один. Стандартная биография: детдом, ПТУ, армия, офицерские курсы. На каждой из этих ступеней его пытались сломать. Но сидела в его характере врожденная житейская мудрость. Никита не поддавался соблазнам, не отвечал на удары и провокации. Не зная того, сам себя уберег от улицы, тюрьмы и дисбата.
Потом был Афганистан. На войне он озлобился, одичал. Почему-то возненавидел американцев. К моджахедам, напротив, испытывал чувство симпатии. (Как ни крути, а правда на их стороне). Что, впрочем, не мешало ему убивать и тех и других…
Я легко считывал информацию о прошлым майора- спецназовца, но как ни старался, не смог откопать в его памяти ни единого проблеска из жизни того, кто раньше владел этим телом. И я, эфемерное существо, лишенное всяких эмоций, впервые познал нечто, похожее на чувство досады.
Никита тоже был не в себе. Все шло как-то наперекосяк: и в стране, и в армии, и в этой вот, долбанной операции. Серость, кругом одна серость. Не власть портит людей, а безумная жажда власти, имя которой — политика. Не зря подполковник Архипов, читавший когда-то курс военной истории в Киевском общевойсковом, по пьяному делу не раз говорил: «Узнаю, что кто-то из вас перешел в замполиты — сей же час прокляну. Это значит, что я вас хреново учил».
Этот тоже, ефрейтор запаса, приехал командовать генералами. Выгорит дело — орден ему и почет, сорвется — тоже без штанов не останется. Черти его принесли, все по фигу — лишь бы в Кремль на тусовку не опоздать! Ничего, время придет — спросим. Со всех и за все спросим! Не добро — справедливость — высшая моральная категория. Справедливость, как неизбежность возмездия.
Я оставил Никиту когда он шагал по бетонке и вел за собой пятерых ребятишек. Он шел и стыдился их благодарных глаз, весь в сомнениях и расстроенных чувствах. Не снимал он и своей доли вины: что-то сделал, что-то сказал не так, на чем-то не настоял.
Этот безумный мир выглядел весьма неприглядно, если смотреть с его небольшой колокольни…
Да, то, что творилось в аэропорту, бывает только в России, где меньше всего доверяют специалистам. Все команды выполнялись бегом, но не было в них изначального проблеска мысли. А так… бестолковая суета, имитация бурной деятельности.
Уже свечерело, когда подошли тягачи. Подготовленный к вылету самолет неспешно утащили за хвост. Вместо него подали другой — тот самый мурманский рейс, в котором летел полумертвый я.
К опущенной аппарели медленно подходил экипаж. За каждым движением летунов настороженно наблюдали из окон автобуса. Как, впрочем, за всем, что творилось на летном поле. Люди шли, как на плаху, поддерживая друг друга.
— Те самые, я их всех хорошо запомнил — четырежды этим рейсом летал, — уверенно прогудел Мимино и опустил бинокль.
— Точно?
— Точней не бывает. На походку грим не наложишь! Командир — пилот первого класса… фамилия у него церковная… как его? — Панихидин. Видишь, как косолапит? И ботинки у него стоптаны внутрь. Говорю тебе, те же самые! Эх, жалко, что нету ни одной стюардессы. Кого трахать то будем?
— Если проколешься, то тебя! — пригрозил Салман. — Дай-ка сюда «глаза», сам посмотрю.
Он бережно принял оптику и долго, минуты три, всматривался в детали одежды и выражения лиц.
— Конструкция самолета знакома?
— ИЛ-76? — двести часов на таком налетал.
— Сможешь проверить количество топлива?
— Два пальца об асфальт!
— Наличие на борту посторонних?
— С этим труднее. Но думаю, справлюсь.
— Надо справиться, Мимино, это важно. Намного важней, чем взлететь. Упустим инициативу — вряд ли кто-то из нас доживет до суда.
Рация деликатно откашлялась. Бородач вздрогнул, и чертыхнулся:
— Ну, что еще там?
— У нас почти все готово.
— Что значит «почти»?
— Один из ваших… товарищей не желает выходить на свободу. Он говорит, что будет досиживать срок. Нет смысла ему рисковать, полгода осталось. Если хотите, он сам вам об этом скажет. Есть телефонная связь с тюрьмой.
— Верю, не надо, — согласился Салман, — что с остальными?
— Ичигаев в бегах. Его везли на вокзал для дальнейшего этапирования. За городом на автозак был совершен налет. Ранены двое сопровождающих. Заключенному удалось скрыться. В общем, из тех, кого вы затребовали, в наличии только один. Он подтвердит, что я говорю правду.
— Слушай, ара, — зарычал бородач, — не нравятся мне твои совпадения! Если с Асланом что-то случится, если и он почему-то вдруг «передумает», я начну зачистку автобуса. Где там посредник? Пора переходить к делу. Короче, ты понял. А пока суд да дело, хочу осмотреть самолет. Если там уже есть кто-то лишний, пусть убирается. Пусть уходит, пока не поздно! Если что, будем действовать по своему усмотрению.
— На той стороне вздохнули с большим облегчением. Этот вздох рычагом запала ударил по психике главаря.
— Рано вздыхаешь, — произнес он свистящим шепотом, — ты насчет наркоты губищи-то не раскатывай! Думаешь, обдолбятся лохи — и можно собирать урожай?! Хрен тебе на всю морду! Героин — тоже валюта. Мы будем пускать его в дело, пока не изыщем возможность безопасно использовать доллары. На чеках, на дозах номера не проставишь. И мы их погоним в Москву, на самые элитные дискотеки. Пускай твои дети, и дети таких же ублюдков, как ты, сызмальства приобщаются к разовой демократии.
Со стороны Мимино, осмотр самолета не вызвал никаких нареканий. Горючего было море: с избытком хватало не только до Ханкалы — на хороший трансатлантический перелет. Посторонними на борту тоже не пахло. Пожилой бортмеханик открывал все отсеки и «нычки» без раздумий, по первому требованию. Деревянный контейнер с запаянным цинком внутри оказался и вовсе вне подозрений. Каждый летун знает, что это такое.
— Жмур? — радостно спросил Мимино, тыча в него перстом.
— Жмур, — кивнул бортмеханик.
— Это есть хорошо! Наш любимый «Аэрофлот» и тут попадает на бабки. Жмура мы вернем за выкуп — или зароем без отпевания. Ладно, иди прогревать двигатели. Взлетать буду сам.
Сквозь дерево и железо я посмотрел на себя: сама безмятежность! Лежу, как гранитный памятник, на который надели штаны, пиджак и рубашку. Все морщинки разглажены, скруглены, исчезли тонкие сеточки на захлопнувшихся глазницах. Нет ни теней, ни полутеней. Лицо и руки одинаково ровного цвета. Таким я себя не видел ни разу. Это и есть самата — состояние, при котором человек становится камнем. Тело не дышит. Зачем ему кислород, если крови больше не существует? Что там кровь, ни одной жидкой субстанции. Все, из чего состоит человек, превратилось в чистую воду со всеми ее чудесными свойствами.
— Все нормально, Салман, — закричал Мимино, поднимая вверх большой палец.
Говорит, все нормально, — подал голос Яхъя, возникая из-за дерюги. Если шофер еще без сознания, могу подменить
— Стоять! Слишком просто все у них получается, — рявкнул ковбой. — Так не бывает, нужно самому убедиться. Может, нашего брата держат сейчас на мушке, и заставляют кричать, что все хорошо.
— Ты куда?! — встрепенулся Яхъя, хватаясь за руку Салмана, как за спасательный круг.
— Останешься старшим, — мрачно сказал ковбой. — Я уже говорил, что делать, если меня убьют. Еще раз скажу: не верьте гяурам, пощады не будет. А ну-ка, — Салман нерешительно почесал в бороде, — а ну-ка, достань Коран.
— Достал, что теперь?
— Раскрой на любой странице, читай, что там написано.
— С какой стороны?
— Как хочешь. На чем взгляд остановится.
— О народ мой! — с выражением начал Яхъя, — Я боюсь для вас дня зова друг друга, дня, когда вы обратитесь вспять; нет у вас защитника от Аллаха — кого Аллах сбил, тому нет водителя…
 все сообщения
Подкова Дата: Четверг, 28.06.2012, 16:07 | Сообщение # 175
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
— Достаточно. Ты что-нибудь понял?
— Нет.
— И я тоже нет. Ну ладно, пошел.

…На землю падали сумерки. В городе робко зажигались огни. Трещали цикады. Дело тронулось с мертвой точки: автобус, со всеми предосторожностями, подъехал к опущенной аппарели.
Никита успел вовремя. Он приехал на старинном «газоне» с брезентовым верхом, когда детишек уже собрались заводить в самолет. На землю упали три бумажных мешка с деньгами, оружием и наркотой. Доллары были в мелких купюрах, оружие — в заводской смазке. Спецназовцу помогал «досрочно освобожденный», пристегнутый к Никите наручниками. Это был сутулый седой старик, еще достаточно ловкий и крепкий, с живыми, пронзительными глазами. Был он одет в спортивный костюм и новенькие кроссовки. Черная куртка «под замшу» висела на сгибе свободной руки. Судя по крутому прикиду, этот товарищ у кума не голодал. Впрочем, «браслет» с него сразу же снял и надели его на вторую руку Никиты.
— Э-э-э, Аслан! — ласково прошептал бородач. — Слава Аллаху, милостивому, милосердному, царю в день суда!
— Ему поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, — старик подхватил слова мусульманской молитвы.
Потом они пару минут обнимались, хлопали друг друга ладонями по плечам, по спине и по шее. В конце ритуала Салман достал из-за пазухи, разгладил, встряхнул и надел на седую голову «гостя» каракулевую папаху.
Насколько я понял, все затевалось из-за этого человека. Он — цель. Все остальное — средства: и дети, и самолет, и я, подвернувшийся под раздачу. Деньги и наркоту никто не взвешивал, не считал, все принималось на веру. Автоматы все же опробовали. Дали из каждого по несколько коротких очередей. Вселенское зло салютовало своей удаче.
Как их теперь со склада списывать будут? — думал возмущенный Никита. — Организуют пожар? Или есть у каждой страны специальная неучтенка для таких форс-мажорных случаев?
До полуночи шли торги. Салман отпустил всех, кроме Никиты и экипажа. Водитель успел оклематься — ЛИАЗ отъехал от поднятой аппарели солидно, не торопясь, как от обычной автобусной остановки. Детишки смеялись и плакали. Облегченно вздыхали взрослые. Все утонуло в реве турбин. Самолет развернулся, все быстрей заскользил по бетонке. Где-то в середине пробега, он немного присел на хвост и устремился в ночное небо.
Я улетел, но был еще на земле, рядом с Морданом.

Сашка тоже зря не терял времени — успел позвонить в Мурманск, связаться с Котом. Старый законник дал слово «подсуетиться» и тоже уселся на телефон. С его подачи, Сашка «надыбал» ростовских авторитетов — Черкеса и Ганса. Эти двое должны были выяснить главное: кто затеял весь этот кипиш и ради чего.
На телефонной станции подсчитывали барыши: уточнения шли то из Ростова на Мурманск, то из Мурманска на Ростов, а Сашка Мордан был в этом деле вроде посредника.
Кот раскручивал дело, как стопроцентный опер. Прежде всего, выяснил: кого из ростовской тюрьмы затребовали угонщики. Остальное уже по схеме: узнал человека — ищи ключевые фигуры в его окружении. Кто жареные каштаны заказывал? Кто таскал их из горящей печи? С кем конкретно, можно договориться? А дальше — как карта ляжет. В зависимости от масти, в дело вступает авторитетный посредник, чье слово имеет вес.
Гогу Сухумского нашли где-то в Нью-Йорке. На него выходил непосредственно Кот. Ситуация в его изложении получилась самая нездоровая:
— Все под Богом ходим, милок. Все там будем. От креста на могилке никто не откупится. Последняя воля покойного — закон для живущих. Хорошего пацана хороним, козырного фраера. Предъявы? Да что ты! Какие предъявы?! По твоей «непонятке» дело прахом пошло? — будь добр, исправляйся. Хочешь самолет нанимай, а хочешь Шумахера, но чтобы к утру тело было в Ростове.
Я с интересом прислушался.
— Слышишь, Кот, — отчетливо прозвучало в трубке, — с каких это пор мы стали такими богобоязненными? А если там нет никакого покойника? Если в гробу что-то другое, а? Что тогда?
Старый законник пожевал беззубыми деснами:
— По грехам нашим воздастся. Все что найдете — ваше.
 все сообщения
Подкова Дата: Пятница, 29.06.2012, 16:48 | Сообщение # 176
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 11 Особенности национального извоза

Слухи о том, что наш самолет затребовали угонщики, тотчас же распространились по городу. Да и после того, что случилось в баре, ночевать в семейной гостинице Мордан передумал. Нужно было линять из города как можно скорей. До утреннего автобуса на Ростов была еще целая куча времени, а на местном извозе ломили такие цены, что дешевле вернуться в Мурманск.
— На Ростов, говоришь? Время позднее, путь неблизкий, бензин дорожает. Оплатишь дорогу туда и обратно — можно будет подумать.
— А конкретно?
— Конкретно? — гони два косаря. Хочешь дешевле — ищи попутчиков.
Мордан отошел в нерешительности. На деньги он был жадноват.
— Попутчики! — бормотал он себе под нос, — где их возьмешь в девять часов вечера?
И тут в его голове созрел изумительный план. Со словами «ладно, поищем», он поспешил к знакомой «тошниловке».
Как Сашка и ожидал, его недавние жертвы были еще там. Они давно оправились от побоев, насколько возможно в походных условиях, привели себя в божеский вид. И теперь обмывали свою неудачу. Она им все больше казалась случайным стечением обстоятельств. Все громче звучали слова о скором реванше. Эх, что они сделают с тем мужиком, «если поймают в следующий раз»!
Внутрь Мордан заходить не стал. В уютном тенистом скверике было много пустых скамеек, а ждать он привык. Огромный серебряный месяц катился по униженным крышам и окрашивал листья в причудливый цвет. По асфальту гуляли тени. В близлежащих домах завывали цепные псы — собаки всегда чуют мое присутствие и ведут себя очень нервно.
За пять минут до закрытия, громко хлопнула дверь заведения. «Быки» вышли на улицу.
— Значит, так, — подвел итог выступлениям их заводила. Это был тот бедолага, что первым нарвался на Сашкин крюк, — завтра с утра мы с Вованом дежурим на автовокзале, а Снайпер с Помехой трутся в районе аэропорта. Кто первым козла заметит — зовет остальных. Подходим толпой — и мочим.
«Быки» жаждали крови. В каждом их шаге просматривалась агрессия. Они махали руками таксистам и частникам, но в таком состоянии остановить машину практически невозможно: человек, рискнувший заняться извозом, уже готовый психолог. Опасность он чувствует за версту и таких пассажиров всегда игнорирует.
Около получаса «попутчики» бестолково толкались на месте, потом все же решили добраться пешком до ближайшей стоянки такси. И так оказались в сквере, где их поджидал Сашка. «Здравствуй, Маша, вот он я!»
Наверное, эти быки были в прошлой безгрешной жизни королевскими мушкетерами. Кодекс чести сидел в них также плотно, как литр на брата — для завзятого дуэлянта звать милицию всегда западло. Да и Сашка Мордан свое дело знал хорошо. Такую возможность он свел к минимуму. Через пару минут все четверо лежали в «отключке», а он выгребал на свет содержимое их карманов. Всего набралось рублей восемьсот, плюс три золотые цепочки и один пистолет, стреляющий газом. От местных джентльменов удачи даже я ожидал большего. И как они семьи кормят с таким вот, подходом к работе?
На автовокзале Мордана уже узнавали, до того примелькался.
— Ну, что, командир, надумал? — лениво спросил знакомый таксист. Он почти уже не надеялся.
— Ладно, уговорил! — Сашка махнул рукой, — но только учти: В машине буду курить, ругаться и пить водку, если найдем.
— Конечно найдем! — ухмыльнулся водила. — За деньги найдем хоть бабу!
Ночная дорога скучна: бегущий свет, бегущие тени, вечные звезды и мысли в нетрезвой башке, как дальний свет галогенок встречных автомобилей — приблизятся, ослепят и ветром промчатся мимо.
Ну вот, — думал Мордан, — я и уехал. Уехал... а дальше-то что?
На ближайшем посту ГАИ их тормознули. Сержант с автоматом сунул в морду зажженный фонарик:
— Вас прошу выйти!
— А в чем, собственно, дело? — полез в бутылку водитель.
— Совершено преступление, работает план «перехват», — пояснил гаишник и щелкнул затвором. — Может, помочь? — хмуро добавил он, обращаясь к Мордану.
Подошли еще двое, на ходу доставая оружие. Пришлось выходить.
Скинуть все и прикинуться дураком? — с тоскою прикидывал Сашка. — или идти на прорыв? Эх, была — не была!
Он думал, что это быки написали заяву о недавнем гоп-стопе.
— Стоять! — мысленно крикнул я. — Не валяй дурака, Мордан, они ничего не найдут!
Золото, газовый пистолет и даже наличные деньги, что лежали у Сашки в нажопном кармане, с легким хлопком растворились в прошлом.
— Антон?! — изумился Сашка, почувствовав вибрацию воздуха. — Ты где, почему я тебя не вижу?!
Он был потрясен и буквально упал на капот. Ноги уже не держали.
— Надо же, как нажрался, — флегматично отметил кто-то из темноты.
Гаишник закончил личный досмотр и теперь изучал документы:
— Так... накладная... справка о смерти. Теперь все понятно, товарищ Ведясов. Нет, это не Ичигаев, — пояснил он товарищам по оружию.
Те отошли, не скрывая досады, и скрылись в патрульной машине.
— Не хочу вас расстраивать, гражданин, — продолжил сержант, козыряя Мордану, — но ваш самолет улетел.
— Как улетел, куда?
— В Турцию. А может, в Израиль. Кто ж его знает, куда их теперь угоняют? Я вам, конечно, сочувствую, но знаете… пьянство не выход. И счастливого вам пути!
— Хороший мужик. Между прочим, не берет взяток, — подал голос таксист, выезжая на пустынную трассу. — Ищут. Все время кого-то ищут. Пропадает страна.
— Ты что-то там намекал насчет водки, — хрипло сказал Сашка, проверяя свои карманы.
Все было на месте: и деньги, и золото, и газовый пистолет.
 все сообщения
Подкова Дата: Пятница, 06.07.2012, 16:10 | Сообщение # 177
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Я вернулся, когда самолет набрал высоту. Сделал это привычно и буднично, легким движением разума. Говорят, точно так же блуждает душа покойника первые девять дней. Не знаю, не пробовал.
Было гулко и пусто. Все собрались в первом салоне. «Злые чечены» держались кучно, как и положено волчьей стае. На небольшом пятаке между рядами кресел и закрытой бронированной дверью, ведущей в кабину пилотов, царило веселье. Шанияз, привстав на колено, отбивал ладонями ритм, а Мовлат танцевал «Лезгинку», задрав к потолку черную бороду. Старый Аслан сторожил заложника. Хмурил дремучие брови, но в душе улыбался и тоже отбивал такт. Танцор то и дело терял равновесие — самолет сильно качало.
Никита прикрыл тяжелые веки. Ему вкололи снотворное и добрую порцию депрессанта. Спецназовец пытался вздремнуть, но получалось плохо: от перепада давления заложило уши, правая рука затекла — он был пристегнут наручником за верхнюю багажную полку.
Яхъя занял место возле иллюминатора, но за борт не смотрел, был хмур и сосредоточен, так как рылся в медицинской аптечке. Одноразовый шприц торчал между пальцев искусственной дулей. Рука, в предвкушении кайфа, сладострастно подрагивала. Он решил раскумариться по полной программе, поощрить себя за долгое воздержание и за первым «приходом», вдогонку поймать второй.
Все было готово, но Яхъя не спешил: придирчиво искал подходящую вену, оттягивал грядущее удовольствие.
Наконец, он решился и, роняя слюну, склонился над правым локтем. Тупая игла с треском вспорола кожу. Долгожданное зелье хлынуло в организм. Страдалец откинулся в кресле, сверкая белками глаз. На смуглом лице проступил кирпичный румянец. Разовые шприцы покатились по полу к хвосту самолета.
— Убейте его! — закричал наркоман через пару минут. — Убейте его, убейте! Побойтесь огня, уготованного неверным, топливом для которого станут люди и камни!
В руках у него затряслись старинные четки.
Аслан понимающе ухмыльнулся. В тюрьмах и зонах он насмотрелся всякого и Яхъя, по его мнению, вел себя ожидаемо. Так что, если войти в его разум, никто ничего не должен заметить.
— Ты мог бы убить детей? — по слогам произнес я.
— Мог бы, — ответил Яхъя, не задумываясь, и завертел головой, рождающей чуждые звуки. — Кто это сказал, Шанияз?
— Ты хотел не оставить им шанса приобщиться к истинной вере? — жлобским тоном продолжил я, потешаясь над его замешательством. — Не подобает безгрешной душе умирать иначе, как по воле Аллаха, по писанию с установленным сроком.
— Бисми-ллахи-р-рахмани-р-рахим! — Яхъя здесь же, в кресле, попытался встать на колени, но не смог удержать равновесия. Он тяжело завалился на бок, ударился головой о пластик иллюминатора и замолчал.
Самолет, натужно гудя, продолжил набор высоты. Его бросало из стороны в сторону, но он тяжело выгребал, цеплялся за небо напряженными крыльями, старался пробить мутную пелену, перепрыгнуть грозовой фронт.
Аслан психанул первым: ворвавшись в кабину пилотов, с порога полез в бутылку.
— Что, шайтан, картошку везешь?
Ему никто не ответил.
За главным штурвалом сидел Мимино. Командир корабля удостоился кресла второго пилота. Рядом с ним пристроился штурман — он что-то чертил на планшете и был вполне адекватен. Бортинженер с бортмехаником уткнулись в приборы контроля, смотрели тупо и безучастно. Радиостанция работала на прием. Марконя крутил настройку гетеродина. Передачу прогноза погоды начисто забивали помехи.
Салман контролировал кабину пилотов. Он примостился на откидном стульчике у двери тамбура и тоже
нашел себе развлечение: подбрасывал вверх пистолет, ловил его указательным пальцем и прокручивал несколько раз. Ковбойская шляпа сползла на брови.
Аслан успокоился и присел рядом на точно такой же откидной стульчик. Сосед невольно посторонился, спрятал пистолет в кобуру и только потом пояснил, поправляя шляпу:
— Обходим грозовой фронт.
— Не обходим, а пробиваем, — поправил его Мимино и отвернулся. В широко расставленных черных глазах искрились крупицы счастья. А может, отблески молний, расцвечивающие серебром полукруг фюзеляжа.
С уходом Аслана, джигиты немного расслабились. По кругу пошел «косячок», забили другой. Даже Яхъя согласился «пыхнуть», хоть был уже весь во власти галлюцинаций. Сначала он плакал навзрыд, потом, вдруг, начал смеяться. Слезы текли по небритым щекам, и он задыхался, глотая разряженный воздух. Мовлат и Шани, «добили» еще одну «пяточку» и тоже начали подхихикивать — заразились его смешинкой. Это была истерика, психологическое похмелье после мощного нервного выплеска. Бурная радость всегда сменяется полной апатией. За ней обязательно следует взрыв, а в нем — неуемная жажда новой агрессии.
Я понимал, что добром это дело не кончится, не тот контингент. В конце концов, они растерзают заложника, а потом — летунов, а потом — любого другого, кто подвернется под горячую руку.
Никита это прочувствовал не хуже меня и спокойно прощался с жизнью, не веря в счастливый ее исход. Он мечтал лишь об одном: прихватить с собой хоть одного, хоть самого завалящего из врагов, туда, за грань бытия.
— Не дрейфь, — мысленно поддержал его я, — чуть что выручу!
Он вздрогнул, как от удара, затряс головой и ничего не понял. Решил про себя, что это какой-то «глюк». Но надежда осталась. Робкая надежда на чудо.
Мне оставалось эту надежду слегка подсветить делами. Единственное, что я мог в нынешнем моем положении — спрятать Никиту в прошлом. Это не так уж мало, только мне почему-то казалось, что последний хранитель Сокровенного Звездного Знания должен быть способен на большее.
Сквозь дерево и железо я еще раз взглянул на свое тело, пистолет под подушкой, расслабленные ладони. Да, без посторонней помощи мне из гроба не выбраться. Никита в наручниках, экипаж под прицелом. Что делать? Человек в теле… избитое выражение, а звучит как-то двояко. Если войти в чей-нибудь разум, преодолеть сопротивление материала… и тут меня осенило: а почему в разум, своего что ли нет? Я в воздухе, впереди грозовой фронт — океан дармовой энергии. Если ее сконцентрировать, оживить, подчинить своей воле?
Я вышел сквозь пластик иллюминатора, завис в районе крыла, сосредоточился. Увидев зигзаг подходящей молнии, поймал ее временные рамки и вошел в резонанс с нужной точкой. Две частички Великого Космоса слились воедино. Внутри меня бушевала бездна. Окунувшись в нее, я стремительно наливался холодной мощью, пока не увидел со стороны, что я теперь собой представляю — потрескивающий ослепительно-белый шар с бегущими по поверхности языками голубоватого пламени.
Самолет, как ужаленный, дернулся влево. Приборы контроля заплясали канкан. Бортовое освещение село —
наверное, переборщил, так и в штопор недолго свалиться. Я резко ушел к хвостовому отсеку, сметая с себя излишки энергии.
Когда я вернулся в салон, там уже пахло бедой.
— Что, падла, не выгорело у тебя?! — свирепо орал Яхъя, приступая к Никите с ножом. В побелевших зрачках застыло безумие.
Подопригора отклонялся назад — влево. Готовил к удару правую ногу. Весь смысл своей оставшейся жизни он связывал с этим броском и выжидал, выжидал…
— Маму твою! Тебя самого! Всю твою домовую книгу! — свирепо орал спецназовец. Внутренне он был совершенно спокоен и лишь имитировал ярость. — Привык, педераст, жопу свою прикрывать бабскими юбками да детскими ползунками, еще и вые…! Выгорело у него! Совесть у тебя выгорела! А вместо сердца — кисет с анашой!
Яхъя коротко взвизгнул и сделал короткий выпад ножом:
— Ча-а-а!!!
Никита тоже вложился в удар, но в этот момент самолет завис и упал в воздушную яму. Это скомкало обе атаки, пришедшиеся на мгновение невесомости. Широкое лезвие вспороло обивку кресла, ботинок с высокой шнуровкой с шелестом врезался в воздух. Силумин — очень хрупкий металл. Багажную полку вырвало с мясом и она по сложной параболе опустилась на загривок чеченца.
— Ш-ш-акал! – прошипел Яхья, пытаясь подняться на ноги.
Мовлат с Шаниязом еще не успели опомниться и решить для себя, что делать: вставать на защиту заложника, которого почему-то опекает начальство, или помочь подельнику? Массивная железная дверь все рассудила за них. Распахнутая мощным пинком, всей своей массой, она разметала собратьев по косяку в разные стороны.
— А ну прекратить! – зарычал бородатый Салман, вылетая из тесного тамбура.
Он тут же об кого-то споткнулся и тоже свалился на кучу малу, с размаху огрев чей-то бритый затылок пистолетом, зажатым в руке. Никита валялся в самом низу, почти без движения. Кто-то стоял на его наручниках, рука была на изломе. Ноги тоже заклинило. С одной стороны — кресло, с другой — клубок потных, матерящихся тел.
 все сообщения
Подкова Дата: Суббота, 07.07.2012, 08:42 | Сообщение # 178
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 12 Ожившая молния

В новой своей ипостаси я вошел в самолет сквозь лобовое стекло. Прошил его насквозь и вынырнул вместе с дымом прямо по центру приборной доски. На панелях задергались лампочки, что-то несколько раз щелкнуло, сработал какой-то зуммер. Если я где-то и навредил, то не очень: самолет продолжал лететь, а это самое главное.
— Не шевелись, — еле слышно сказал командир корабля, — я слышал о шаровых молниях. Они реагирует на любое движение.
Мимино побелел. Он сидел, вцепившись в штурвал и выпрямив спину. В его напряженных глазах я видел себя как в зеркале: сверкающий сгусток плазмы размером с футбольный мяч. Когда на лице затрещала щетина, глаза его чуть ли не вылезли из орбит. Запахло паленой шерстью. Тогда я поднялся чуть выше и замер под потолком.
— А-а-а! Шевелись — не шевелись, все равно амбец: не упадем, так сгорим! — сказал бортмеханик.
— Эй, ты, — просипел Мимино, тыча трясущимся пальцем в сторону бортрадиста, — ну-ка ходи сюда. Попробуй включить передатчик. Если получится, гукни на землю, можешь даже на своей частоте: «Попали в грозовой фронт. На борту пожар. Приборы выходят из строя. Идем на вынужденную». Если спросят координаты, честно скажи: того я и сам не знаю.
— Не надо, – мрачно сказал Аслан, — не надо никому ничего говорить. На все воля Аллаха! Чтоб ни случилось, пускай эти суки думают, что у нас все срослось.
Он был совершенно спокоен. Стоял истуканом у выхода в тамбур и смотрел сквозь мою оболочку рассеянным, немигающим взглядом. Что он там видел, куда заглянул? — не знаю. Может, развеялась мгла над воронкой великой бездны, что вбирает в себя судьбы людские, где запросто теряется то, что так тяжело обрести.
Я медленно двинулся к выходу в тамбур. Он даже не шелохнулся, не дрогнул зрачками. И только когда загорелась папаха, бережно снял ее, несколько раз прихлопнул ладонью, сбивая огонь, и снова надел на голову. Его короткие волосы стали белее снега…
В салоне восстановилось хрупкое перемирие. Никита валялся на грязном полу, скованный наручникам по рукам и ногам. Яхъя полулежал в мягком кресле и занимался любимым делом — скрипел вставными зубами. Салман, мрачный как тень, перебинтовывал его бедовую голову. Ох, и крепко досталось злому чечену, Бог шельму метит! В целом, восстание было подавлено. Вот только Мовлат с Шаниязом все никак не могли успокоиться. В который уже раз, порывались сорваться с места и снова пинать Никиту.
Салман что-то орал на вайнахском наречии с вкраплением русского матерного, но братья по косяку ничего не хотели слышать. Тогда он оставил болящего и начал хватать подчиненных за шиворот, раздавая, как указания, затрещины и пинки.
— Застегните ремни, — сердито сказал репродуктор голосом Мимино, — мы горим и будем садиться. Молите Аллаха, чтобы нам повезло!
Заискрил, а потом замолчал правый двигатель. В салоне запахло подпаленной изоляцией. Самолет накренился, клюнул носом и начал планировать — съезжать по пологой касательной с вершины высокой воздушной горы.
— Это все ты, — взвизгнул Яхъя, — ты, шайтан, загнал нас в эту ловушку, из-за тебя мы сейчас умрем! Я знаю, я слышу, как меня призывает Аллах. Это его слова звучат в моей голове: «И не опирайтесь на тех, которые несправедливы, чтобы вас не коснулся огонь. И нет у вас, кроме Аллаха, помощников, и потом не будете вы защищены!» Я знаю, что я умру, но ты, шакал, сдохнешь первым! — Белые зрачки сумасшедшего уставились на Никиту, дрожащие пальцы вцепились в рукоятку кинжала.
Его монолог впечатлил, прозвучал приговором для всех. Салман побледнел, Мовлат уронил автомат, Шанияз упал на колени, и вдруг, стремительно съехал влево — не смог удержаться на вставшем дыбом полу. И только Никита воспринял происходящее, как милость судьбы. Не о такой ли смерти он не смел и мечтать?
— Э-э-э, — затянул он гнусаво, — ки нам приходи, дорогой сосэд, весь аул гости зову: шашлык-машлык кушить будэм, коньяк-маньяк пить! Наш Яхъя ишака в задницу поимел, настоящим мужчиной стал.
— Что бы ни хрюкала эта свинья, — сказал бородач со зловещим спокойствием, — она это делает слишком громко. Кто-нибудь заткнет ее грязную пасть?
Но спецназовец не унимался. Он по-своему верил в Бога, уважал чужие религии. Но он ненавидел этих людей и как мог, хотел досадить, отравить им последние мгновения жизни, не дать провести их в раскаянии и молитве.
— Эх, — сказал он мечтательно, — был бы я самым главным муфтием! Я бы вас обрезал по самые помидоры, а вместо штанов заставлял носить паранджу, чтобы мужчинами даже не назывались!
На Никиту ринулись сразу все трое: такие обиды смываются только кровью.
— Это ты, ишак, сейчас не мужчиной станешь! - исступленно орал Яхья, расстегивая штаны.
Вот и настал удобный момент свести кой-какие счеты. Я с шумом прошил железную дверь, огненной линией вписался в пространство и застыл рядом с Никитой. Капли металла стекли на потертый линолеум и он задымился.
— Что такое, Салман? — изумленно спросил Шанияз. Он отступил на шаг, обернулся, — Почему оно здесь?
— Осторожно, нохче, не двигайся. Это молния. Говорят, она убивает, — прошептал бородач.
— А мне насрать! — заорал Яхъя и рванулся вперед.
Он коснулся меня ножом и стал ослепительной огненной вспышкой. Еще через миг — обугленной черной куклой. Мощный хлопок, больше похожий на выстрел мортиры, разметал террористов в стороны.
Никита корчился на полу. Из-за сильной рези в глазах он ничего не видел. Протереть их запястьями рук мешали наручники.
Придя немного в себя, Мовлат с Шаниязом зажали носы, молча переглянулись и скрылись за дверью тамбура. Салман проводил их презрительным взглядом. Он остался один. Бравый ковбой машинально достал пистолет. Руки тряслись, но с оружием в правой руке он чувствовал себя намного спокойнее.
— Кто ты, шайтан? — громко спросил чеченец, глядя в нутро шаровой молнии. — Я воин Аллаха и тебя не боюсь!
— Сейчас же убери пушку! — мысленно приказал я и медленно двинулся в его сторону.
Салман покачал головой. Огненный шар отражался в его глазах. Я смотрел в них, как в зеркало, корректируя свою деформацию. Отражение потемнело, слегка вытянулось. Контур лица, отороченный бородой… ехидный рот… железные зубы. Почти портретное сходство! Лицо без шеи и туловища медленно плыло в метре от пола. Таким был Яхъя в мгновение смерти: с оскаленными зубами, безумием в белых зрачках, наполненных ненавистью и страхом.
— Опусти пушку, придурок, — сказал я его голосом. — Опусти пушку и будешь жить.
— Я тебя не боюсь, шайтан! — тихо сказал бородач и поймал Никиту на мушку.
Он сгорел вместе с креслом — странный, уверенный в себе человек, так и не понятый мной до конца. Потому, что не оставил мне выбора.
 все сообщения
Подкова Дата: Суббота, 07.07.2012, 13:48 | Сообщение # 179
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Я пережег наручник, пристегнутый к ножке пассажирского кресла, Никита на ощупь избавился от второго. Глаза у него болели, и сильно слезились. Он ничего не видел, но шлепал ладонями по грязному полу — пытался найти хоть какое-нибудь оружие. Подвинув ему пистолет Салмана, я мысленно посоветовал:
— Вспомни, что говорил один полискарь, когда княжич по дурости на солнце смотрел, а потом чуть не ослеп: «Самолучшее средство — поссать на тряпочку и к глазам приложить». Не стесняйся, здесь все свои. Тем, что за этой железной дверью, не до тебя.
Никита остолбенел. Изумление стерло гримасу боли на грубом лице. В дымке смутных воспоминаний он вспомнил иного себя.
— Кто ты? — спросил он, пересчитывая патроны в обойме, — Почему мне помогаешь? Я не верю в разную чертовщину.
В нем проснулся и победил бравый спецназовец. Он отбросил чужое прошлое, как пустую обойму, как нечто, мешающее ему выжить и победить.
— Кто ты? — еще раз спросил он, но уже с затаенной угрозой.
— Я? — как и все сущее — игра света и тени на экране бесконечной вселенной.

— Ты, что ль, Мордоворот?
— Ну, я.
— А по виду не скажешь!
Сашка обернулся на голос. Но лишь со второй попытки зацепился глазами за его обладателя. Где-то внизу блеснули две золотые фиксы. Маленький человек улыбался:
— Давно ждешь?
— Да нет. Пять минут как приехал.
— Ну и добре. Сейчас до места рванем. — Коротышка присвистнул и лихим кандибобером вывернул руку. Там где надо, этот жест восприняли верно. От стихийной автостоянки важно отпочковалась белая «Ауди» и мягко причалила рядом с рукой.
— Шо, Амбал, встретил сродственника? — Водитель, по виду типичный куркуль, улыбался всем ртом. Эта улыбка сдержано отливала благородным металлом.
Сашка подумал, что вопрос обращен к нему, но решил промолчать, чтоб по дурости не попасть в неловкую ситуацию. И правильно сделал.
— Все клево, Парашютист, поехали! — цыкнул сквозь зубы маленький человек и хлопнул Мордана по почкам. Хотел, наверное, по плечу.
Удар был довольно болезненным. Сашка поморщился, но опять промолчал и послушно скользнул в раскрытую заднюю дверь.
В салоне царили уют и прохлада. Негромко играла музыка. В мягком свете приборной доски над головой у водителя проступил его жизненный лозунг в виде клише на прозрачной пленке: «Лучше пузо от пива, чем горб от работы!»
Сашка удобно откинулся на мягком сидении. Тот, кого называли «Амбал», пристроился рядом, потянул его за рукав и негромко сказал на ухо:
— Только Черкесу не говори, что пришлось меня ждать. Я, блин, не утерпел, за куревом отлучился.
Мордан согласно кивнул.
— Поздно уже, — на пару порядков громче продолжал коротышка, — Черкес все дела решает на свежую голову. Куда мы сейчас рванем: в сауну или сразу на хату?
— Если будет хорошее пиво, можно и в баньку.
— Пиво будет. А бабы?
— Что бабы?
— Каких ты предпочитаешь: блондинок, брюнеток, помоложе, постарше?
Сашка расхохотался:
— Такие мочалки что нравятся мне, встречаются только на русском Севере. И то очень редко. А у вас на Дону их и с ментами не сыщешь.
— Это что ж за мочалки такие? — обиженно крякнул «куркуль» и дал по газам. Было видно, что ему, краеведу и патриоту, очень обидно за родную Ростовскую область. Уж что-что, а по части баб…
— Негритянки, или эти… которые чукчи? — выдвинул версию коротышка, — так и у нас есть такие: В РИСИ и, опять же, в РИИЖДе…
— Негритянки, мулатки, японки… какая разница, мужики? В бабах не это главное!
— А что же??? — хором спросили представители донского казачества.
Интрига, похоже, достигла своего апогея.
— Главное, — с чувством сказал Мордан, — чтоб была у нее крутая русская задница, широкая, как мечта: в тридцать шесть сдвоенных кулаков.
Амбал механически сдвоил ладони, сжал кулаки. Потом положил их на спинку сидения, что-то в уме прикинул и взорвался гомерическим хохотом.
— Таких не бывает, — выдавил он сквозь слезы.
— Знаю, что не бывает, — грустя, согласился Мордан, — а знаешь, как хочется?
— Молодца! Ай, молодца! — трясся всем телом куркуль. Его необъятный живот, квадратный, как запаска парашютиста, выпрыгнул на баранку и всячески выражал свое одобрение…
Прощай, Сашка, — подумалось мне, — я оставляю тебя надолго. Кажется, началось…
 все сообщения
Подкова Дата: Понедельник, 09.07.2012, 20:29 | Сообщение # 180
Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
Глава 13 На горной вершине

Самолет не сгорел, не разбился. Он грузно планировал на край вертолетной площадки, обустроенной в этих горах неведомо кем. Для пилота это был единственный шанс: пройти ее по дуге, из угла в угол, постепенно смещаясь влево, к поднимающейся на перевал грунтовке. Мимино рассчитал все, кроме посадочной скорости: не взял во внимание разреженный горный воздух.
Дымились тормозные колодки, но она оставалась выше любых допущений. Лайнер брезгливо взбрыкивал задом, подпрыгивал на ухабах, взмахивал скрипящими крыльями. Он был похож на большого подранка, уходящего от хищного зверя.
Грунтовка шла на подъем, потом поворачивала и резко ныряла в лес. Но пилот и теперь успел вовремя отвернуть. Под крыльями пронеслась пара кирпичных строений, нечто, похожее на блиндаж, землянки, турник, полоса препятствий… и все! Какая же полоса без учебных окопов? Скрипнули тормоза, но было уже поздно: самолет закружило на месте и бросило в яму.
Гулко лопнул фонарь пилотской кабины, посыпались осколки стекла. В лица ударил морозный воздух и капли воды — горы обычно встречают рассвет обильной росой. Было очень раннее утро, когда все на свете кажется серым.
Минут через пять после посадки во всем самолете стоял колотун. Потухло все, что еще продолжало тлеть. Взмок даже железный огнетушитель, катавшийся между кресел. Он свое отработал еще в полете: под ногами чавкала грязная пена. Но всем, кто находился в кабине, было не до таких мелочей. Это был самый первый миг возвращения к жизни, момент второго рождения, осознания обновленного «я» с новой точки отсчета. Никто не знал, что следует делать, а если делать — с чего следует начинать.
Мимино был раздосадован, недоволен собой как пилотом. Вот ненормальный! Ему-то что за беда? Подумаешь, морду помял, слегка надломил крыло, немного проехал «на брюхе». Главное — люди живые. К тому же, с такой укороченной полосы «Ил» все равно никогда уже не взлетит. Разве что, в качестве груза, на вертолете.
Он продолжал сидеть в кресле пилота, держа в зубах сигарету, перевернутую фильтром наружу — прикуривал и никак нее мог прикурить. Спички ломались в его напряженных пальцах.
— Где мы? — хрипло спросил Аслан. — Кто-нибудь может сказать, хотя бы примерно?
— Не знаю, кацо, — Мимино прикурил, поперхнулся едким, вонючим дымом, закашлялся и бросил окурок на пол. — Одно лишь могу тебе точно сказать: это не Ханкала.
— Эй, кто-нибудь! — закричали из тамбура. Голос был искажен закрытым пространством, но кажется, это был Шанияз. — Кто-нибудь, помогите!
Он пытался закрыть оплавленную железную дверь, ведущую в салон самолета, запереть ее изнутри. Но не мог: у порога лежал Мовлат, толкал ее в обратную сторону и радостно хохотал. Кажется, у него тоже поехала крыша.
— Где заложник? — сурово спросил подошедший Аслан. — Где все Салман и Яхъя? Чем это так воняет?
Мовлат перестал хохотать. Он перевернулся на спину и поднял глаза. На высоких залысинах лба проступила испарина. Узнавающий взгляд упорно и долго боролся с безумием. Уже теряя сознание, он все-таки прошептал:
— Их больше нет. И вы берегитесь! Оно где-то здесь и оно по-прежнему убивает
— Он что, обкурился? — пронзительный взгляд Аслана воткнулся в лицо Шанияза, — или так наложил в штаны, испугавшись обычной молнии?
— Это была не молния, — шепотом сказал Шанияз.
— Может быть, сам шайтан?
— Я не знаю, что это было. Но только я слышал, как оно говорило с Салманом, перед тем как его... убить.
Было видно, что для Аслана известие о смерти старого друга стало тяжелым ударом. Но лицо мятежного горца оставалось бесстрастным. Только несколько раз дернулся уголок левого глаза.
— Где его пистолет? — спросил он скрипучим голосом. — Кто вас учил оставлять врага за спиной?

Сквозь разбитый фонарь Мимино выполз на фюзеляж, на заднице съехал вниз. С его высоченным ростом, до кабины — рукой подать. Он принял, сложил в аккуратную кучу оружие и мешки, скептически оценил общий вес. На каждого горца теперь приходилось по два автомата, не считая всего остального. Мовлат, понятное дело, не в счет.
Беда пронеслась грозовым фронтом, оставив в душе мутную тяжесть. Чем-то их встретит земля?
Воздух сводил зубы, был чист и прозрачен, как горный родник. Предрассветный туман клочьями отлетал туда, где рождается солнце. Он уже обнажил вершины соседних гор. Лишь редкие языки темными дымом струились над плато: то стлались по ровной поверхности, то опять поднимались ввысь.
Поверхность горы, на которую сел самолет, была как гигантская лестница в две ступени. Дальний план с геодезическим знаком намного выше фронтального. Там полностью сохранился почвенный профиль и лиственный лес. Настоящий нетронутый лес с лабиринтом кабаньих троп и медвежьими метками на стволах. Дальше, по краю горы, шел скол от подножия до вершины. Как кусок гигантского торта, отрезанный важному имениннику.
На поляне, где лег самолет, обильно лежала листва. Сквозь нее, как гнилые зубы, обезображенные временем, дождями и солнцем, пробивались проплешины известняка.
Как я тут вообще сел? — спросил сам себя Мимино, — почему не разбился?
Его окружала безмятежная красота одичавшей природы, уже отдохнувшей от присутствия человека.
Что здесь было? — подумал он, — военная база, учебный центр, или погранзастава? Сейчас уже не поймешь...
Самолет лежал на боку. Из трещины в бензобаке в траншею сочилось топливо. Уже набралась солидная лужа.
— Эй, на борту! — закричал Мимино, - нужно дергать отсюда! Тут все в керосине, сгорим к чертовой матери!
— Понял! — ответил Аслан, — а ну, мужики, помоги!
Они с Шаниязом тащили на выход упирающегося Мовлата. Злой чечен громко визжал и цеплялся руками за все, что попадалось под руку.
Авиаторы молча переглянулись, но ослушаться не рискнули и дружно пришли на помощь. Больного связали бинтами, а в рот ему сунули кляп.
— Мимино, принимай!
— Опускайте его на веревке!
— Уснуть бы ему, — тихо сказал механик, ни к кому конкретно не обращаясь, — глядишь, оклемается. Крыша - она ведь штука непредсказуемая. Вот взять моего кума. Уж на что мужик образованный...
— Этих куда? — по чеченски спросил Шанияз, имея в виду экипаж, — пускаем в расход?
— Тебе что, от этого легче станет? — фыркнул Аслан, — Патроны беречь надо. Кто знает, где мы и что впереди? Пусть идут с нами. Будут нести больного Мовлата и тело Салмана.
— Он же сгорел.
— Я дал слово и должен его выполнить: отнести на равнину хотя бы то, что от него осталось. Пророк Мухаммед не единожды говорил, «когда человек обременен долгами, он обязательно лжет, рассказывая о чем-нибудь, и отступается, пообещав что-нибудь». Я не хочу стать таким: Салман должен быть похоронен рядом с могилами своих предков. И я без него не уйду.
— А как же Яхъя?
— На него не хватает рук. Яхъя — человек не нашего тейпа. Его мы пока похороним здесь. Чуть позже о нем позаботятся родственники. Впрочем, как там Мовлат, есть надежда, что сможет идти?
— В той же поре. Лекарство пока не действует.
— Колите еще.
Больному вкатили двойную дозу снотворного. Когда он уснул, его оттащили от самолета и принялись рыть большую могилу...
 все сообщения
Форум Дружины » Авторский раздел » Тексты Подковы » Прыжок леопарда (Фантастический роман)
  • Страница 6 из 8
  • «
  • 1
  • 2
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • »
Поиск:

Главная · Форум Дружины · Личные сообщения() · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · PDA · Д2
Мини-чат
   
200



Литературный сайт Полки книжного червя

Copyright Дружина © 2020