Мастер объяснительных
Группа: Модераторы
Сообщений: 1095
Награды: 17
Статус: Offline
|
Горячие пирожочки
По торговому ряду уверенно шел джигит. Вернее, не шел, а шествовал: гордо и высоко нес свою голову, увенчанную мохнатой папахой. Поставь на макушку стакан самогонки — ни капельки не расплещет! Все в его облике казалось ненастоящим, не тянуло даже на ретроспективу. Ну, лет сто двадцать — сто тридцать назад многие здесь носили новенькие черкески с шикарными газырями, легкие сапожки-ичиги, кинжалы ручной работы в богато украшенных ножнах. Но не было в лицах казаков и черкесов такого высокомерия, замешанного на брезгливом презрении. Недоверие, ненависть — сплошь и рядом, но презрение — никогда. А оно читалось во всем этом воинственном облике. Но больше всего — в глазах, направленных в бесконечность. Именно так зажравшийся мент смотрит на пьяную престарелую проститутку, посмевшую облевать его парадный мундир. Был этот джигит, как натянутая струна: длинная шея, казалось, занемела от напряжения, крылья орлиного носа хищно подрагивали, а под четкой полоской усов кривились надменные губы. Побелевший кулак правой руки плотно сжимал рукоятку кинжала.
За джигитом семенил дед — типичный кавказец из народных глубин, малоприметная личность с седой бородой, маскирующей точный возраст. Был он в цивильной шапке, добротном, но неопрятном пальто из того еще, совкового прошлого. В отстающей от тела руке он тащил небольшой чемоданчик, прозванный в народе «балеткой». Другая рука, почему-то трехпалая, крепко держала спутниковый радиотелефон — диковинку в этих местах. Телефон недовольно шипел. Стремясь успокоить его, дед судорожно давил заскорузлым негнущимся пальцем сразу несколько кнопок, каждый раз поминая шайтана.
Злая, промозглая осень в эти края пришла самозванкой. С утра приморозило. Даже сейчас, ближе к обеду, столбик термометра не спешил возвращаться к нулю. На «шкурном» шапочном рынке покупателей было мало. Они-то, как раз не мерзли. Сидели в салонах машин, разгадывали кроссворды, и брали измором «товаропроизводителей». Поджидали момент, когда из голов продавцов уйдет изначальная мысль: «продать подороже» и переменится на другую: «вернуть бы свое».
В общем, на странную пару никто особо и не смотрел. Люди как люди. На покупателей не похожи, а раз так, что бесплатно глаза мозолить? Мало ли нынче ряженых? Алкаши подались в казаки, дворня — в столбовые дворяне, а хапуги — в борцы с привилегиями.
— Что скажешь, дядя Расим? — тихо спросил джигит.
Он отступил назад и взял аксакала под локоть с подчеркнутым уважением. Даже глаза потеплели. Вопрос прозвучал по-русски, чисто и без акцента.
— Цена подходящая, — неторопливо ответил старик, растягивая слова, — от двадцати и чуть выше… этих… как его? — зеленых бумажек шайтана.
— Долларов, дядя, долларов. Пора бы уже запомнить и выучить наизусть.
— Э-э-э! Поздно меня учить! Старый конь по новой тропе не пройдет — обязательно свалится в пропасть. Скоро и мне сдавать последний экзамен перед Аллахом...
— Брось прибедняться, дядя Расим, ты у меня еще о-го-го, настоящий горный орел!
— Не скажи так больше, нохче, — сверкнул глазами старик, — никому никогда не скажи!
— Хоп! – джигит озадаченно поднял ладони. – Хоп!
— Вот клоун, — сказал Васька Филон, продолжая уплетать пирожок.
— Он уважает себя больше всех на этой земле, — добавил Жорка Кандыба, давая понять, что мыслит с напарником в унисон.
— Такого орла грех не обуть. Хотя бы из принципа.
— Ясный красный! – ухмыльнулся Кандыба. — Мы гостей принимаем с почетом. Сходи, скажи Верке, пусть будет готова.
— Жорка и Васька — почти одногодки и соседи по улице. Вместе ходили в одну школу. Первый — любимец девочек, спортсмен, отличник и активист. Жорка Дыбенко редактировал стенгазету, организовывал турпоходы, учил пацанов азам бокса, так как был чемпионом края среди юниоров. Ходил на его занятия и Васька Филонов — законченный лодырь, двоечник и хулиган. В разное время, он увлекался многими видами спорта. Но долго в них не задерживался: из секций его отчисляли за неуды. А бокс настолько запал в душу, что взялся лодырь за ум — подтянул хвосты и даже бросил курить.
Получив аттестат, Жорка подался в МГИМО. Наивный! Без денег, без имени, без мохеровой лапы! Хорошо хоть к экзаменам допустили. Как и следовало ожидать, «не прошел по конкурсу». Это был самый первый урок в его дотюремной жизни — нокаут, после которого или встают, или ломаются навсегда. Потом была армия — четыре года, включая дисбат. «Дембельнулся» Кандыба законченным зверем.
А Васька… ну, что такое советский троечник? — так… ни рыба ни мясо. Чуть выше по интеллекту нынешних «умниц и умников». С ним судьба обошлась не менее «ласково»: дурная компания, водка, нож, малолетка. И встретил он своего бывшего тренера уже «козырным сидельцем». До вора в законе не дотянул — сказалось пионерское прошлое — но был «смотрящим» одной из «хат» на зоне в Мордовии. Там друзья и встретили перестройку. И тот и другой срок оттрубили от звонка до звонка. С разницей в год вернулись домой, в чужую страну. С тех пор работали только вместе.
С «болезнями роста» — мордобоем, гоп-стопом и пьяным дебошем покончили навсегда. Не мною замечено: если человек проведет пару недель в кресле у стоматолога и носит во рту зубные протезы на семь с половиной тысяч, он поневоле становится намного покладистей.
Их маленький криминальный бизнес приносил небольшой, но стабильный доход. Крутились на пушном рынке и работали только с приезжими. Иначе нельзя в небольшом городишке, где всё друг о друге знают. А менты — в первую очередь.
Между тем, рынок пришел в движение. Продавцы из зажиточных, гузкой поджав недовольные губы, потянулись на выход. У центральных ворот тщетно сигналил УАЗ камуфляжной окраски с частными чеченскими номерами — застыл, будто волнорез во встречном потоке транспорта.
Джигит недовольно поморщился:
— Ну, что он там вошкается? — все равно бесполезно. Позвони шоферу по «спутнику», пусть оставит машину в покое и готовит мешки.
— Будем брать? — уточнил Расим.
— По цене восемьдесят рублей. Всё подряд, невзирая на мех, и на качество.
Старик флегматично кивнул и зашагал напрямик. Торговый ряд поредел. В нем остались одни оптимисты, да те, кого придавила нужда. Люди смирились с тем, что будет не торговля, а распродажа. Но что делать — жрать надо, капитализм, мать его так!
— Шапки берем! Берем шапки!
Люди с мешками приготовили кошельки. Возле них, подчиняясь закону толпы, выстроилась длинная очередь:
— Эй, рыжий, а ну, не толкаться!
— Куда прешь, бабка?
— Вам что, повылазило? — я давно здесь стою!
Джигит остался один. Ковыряя носком сапога промерзшую грязь, он с презрением посмотрел на толпу. Потом отвернулся, сплюнул и зашагал прочь.
У центрального входа примостилась небольшая шашлычная. Там его уже ждали: приветственно вскинулось несколько рук:
— Э, Хамзат, мы здесь, дорогой!
Объятия были сдержанными, приветствиям не доставало сердечности. Так бывает всегда, если речь идет о деньгах. И джигит это почувствовал:
— Здоровья тебе, Джабраил, — сказал он с церемонным поклоном, — да продлит Аллах твой век на этой земле!
Отступивший к мангалу дядя Расим, просиял и довольно кивнул.
— И тебе того же, кунак, — угловатый крепыш растопырил длинные руки и оскалился в самой сердечной улыбке. Короткая куртка с надписью на английском «Old navy» мягко скользнула ввысь, на мгновение обнажив потертую рукоятку пистолета «ТТ».
— Купи кобуру, нохче, — усмехнулся Хамзат с изрядной долей издевки. — Схватишься в рукопашной, а тебя — из твоей же волыны!
— Не получится, — развеселился крепыш, — это обычная зажигалка. Так, ношу для солидности Я теперь уважаемый бизнесмен и должен во всем соответствовать. Без меня ни вспахать, ни посеять. Вот в горы уйду — все колхозы разом загнутся!
Джигит мгновенно преобразился:
— С горами, кунак, придется повременить, — сказал он серьезно и жестко. — Скоро будет большая война. Ты здесь на своем месте и один стоишь целого батальона.
— Шашлык поспевает, — доложил дядя Расим. — Тебе, Джабраил, хватит одной порции, или сразу на весь батальон подавать?
Кавказ не Америка. Здесь шутку понимают и ценят. Смеялись от всей души, потом приступили к делу.
— Совсем урожай плохой, — вздыхал Джабраил, — и хлеб никуда не годится. В прошлом году колхозы отсеялись фуражным зерном.
Казалось, он искренне переживал, пропускал через сердце все проблемы Госагропрома.
— По топливным кредитам полностью рассчитались не все, — продолжал «уважаемый бизнесмен», — но гяуры странные люди: они продолжают лезть в кабалу. Уже заключили новые договоры на поставку ГСМ в долг, под будущий урожай. Ну, что ж, вольному — воля. Если считать по новой цене, все колхозы останутся без штанов, сгребу все подчистую. Исключая, разумеется, госзаказ.
— Значит, проблем никаких?
Хамзат был хорошим солдатом и умным, в общем то, человеком. Но не каждому это дано — разбираться в финансовых схемах. Он перебил соплеменника исключительно для того, чтобы скорее покончить с этой словесной преамбулой. Но не тут-то было:
— С элеватором — никаких, — с жаром продолжил докладчик. — Нужные люди куплены. Ни одна машина с зерном мимо меня не проскочит. Как посредник, имею примерно 12 долларов с тонны.
Джабраил справедливо считал, что имеет дело с финансовым докой, ловящим все на лету и видящим его насквозь. Или, как минимум, с человеком, равным себе по разуму. И старался быть точным и убедительным. Но его опять перебили. Это пришел Расим, принес шашлыки, поставил на стол бутыль в домашней оплетке и начал звенеть стаканами. Вино было темное и очень густое.
— Наслышан о местном пойле, — ворчливо сказал старик. — Нет ничего удивительного, что этот народ вымирает от пьянства. Попробкйте кизлярский черный мускат пятилетней выдержки. Его делали добрые руки… я вам не помешал?
— Горя-а-чие пирожочки! — старательно вывел прожженный торгашеский голос.
Хамзат оглянулся. Баба, как баба: пуховый платок, черная телогрейка, синие джинсы заправленные в расшитые бисером ноговицы. Но до того голосистая, что даже старик удивился. А уж он на своем веку этого добра видел достаточно. Надо же, сколько прыти в этом тщедушном теле!
— Почем пирожки, красавица? — спросил он, с затаенной насмешкой.
— Даром. Пять рублей — разве это деньги? Сексуальным маньякам персональная скидка: два пирожка по цене одного. На выбор: с картошкой, капустой, яйцом и зеленым луком! Берите — не пожалеете, Ельцин кушал – язык проглотил. До сих пор пьет без закуски.
Кавказцы дружно захохотали.
Нет, не зря Верку называют артисткой. Кому угодно она умеет всучить самый залежалый товар, да так, что обманутый покупатель вспоминает ее потом искренним добрым словом. Впрочем, сегодня пирожки действительно удались: румяные, пышные. Сама бы ела…
После длинного кавказского тоста стаканы взлетели вверх. Пригубили, налегли на шашлык.
И пьют-то они не по-нашему, — думала Верка, унося ноги, — не в тягость, а в радость…
Джабраил больше не нервничал. Бумажку с краткими выкладками свернул, положил на стол и придавил стаканом с вином. Бизнесмен давно ожидал гостей. Двоюродный брат позвонил еще две недели назад. Сказал, что приедут очень достойные люди. А кто такие: ревизоры, контролеры, курьеры? — про то не сказал. Сам, мол, не в курсе. Пришлось уточнять, через посредника выходить на Джохара. Как оказалось, это не трудно. Каждый серьезный вайнах знает два телефона в Назрани, по которым можно связаться с окружением президента, или правозащитником Ковалевым.
Джохар был занят, куда-то опаздывал, просил быть кратким. Не говорить же в лоб истинную причину звонка? — так делают только глупые люди. У Джабраила нашелся достойный повод: попросил тысячу тонн солярки для общего дела.
По реакции с той стороны понял, что попал в цвет. Генерал обещал помочь, поинтересовался здоровьем, передал привет общим знакомым в Новороссийске и попрощался очень сердечно. Вот только о главном: кто приедет и с какой целью — и он умолчал.
Шайтан с ним, солярка важнее. И так видно: люди достойные, но это не контролеры. Они приехали за деньгами. И сумма, которую он, Джабраил, отдаст, послужит основой, отправной точкой для последующих выплат. Здесь важно не прогадать.
— Э-э-э, Насреддин, будь добр, принеси портфель.
Толстый азербайджанец — хозяин шашлычной — молча кивнул и скрылся в своей подсобке. У Джабраила все схвачено! Сказал бы «сумку неси» — принес бы сумку. А там совершенно другая сумма.
— Что передать Джохару? — флегматично спросил Хамзат.
— Звонил я ему на неделе, — сказал Джабраил с деланным безразличием, но внутренним торжеством, — обо всем, вроде бы поговорили. Обещал мне тысячу тонн солярки. Боюсь, как бы свои же, не перехватили.
— Сделаем! — сверкнул глазами Расим.
По тону его и по жестам стало ясно, что этот сделает, разобьется, но сделает.
Бизнесмен посмотрел на него с почтением, но портфель все же, отдал Хамзату.
— В переводе на доллары здесь ровно пятьсот тысяч, — пояснил он небрежно. — Купюры не очень крупные, но что поделать? — провинция! Передайте Джохару, что к концу посевной будет еще столько же.
— Может, помощь какая нужна… личного, так сказать плана? Не стесняйся, кунак, говори, — поинтересовался Хамзат, принимая портфель.
Теперь он испытывал к бизнесмену чувство искренней благодарности. За то, что порученное ему нелюбимое дело, завершилось его стараниями без эксцессов.
Джабраил глянул в его глаза и понял, что прогадал. Можно было обойтись сумкой.
— Есть небольшая проблема, — сказал он с досадой, — конкурент один объявился. Топливо в долг дает, отбивает клиентов. У бывших колхозников потихоньку скупает землю, выделенную им на паи. В открытую дорогу не перебегает, но входит, подлец, в силу. Его прикрывают в районной администрации. Чувствую, скоро начнет поджимать, вот и не знаю, как быть…
— Заколоть, как барашка! — улыбнулся Хамзат и чиркнул ладонью по горлу.
— Заколоть? — поставят другого, а мне в этом городе уже не работать. Смириться? — сам себя уважать перестану, да и орлы мои засмеют.
Старик осуждающе покачал головой:
— Послушай, что я скажу. Для того, чтобы жить и спокойно работать, нужны свои люди во власти. Ты денег и сил не жалей: поддерживай наглых, амбициозных, покупай для них голоса и продвигай, продвигай, продвигай. Чем больше закона в твоих руках — тем проще творить беззаконие. В этой стране за силу не судят.
— Дядя Расим, — спросил вдруг, Хамзат, — Ты ж не сидел. Откуда в тебе нелюбовь к разного рода, пернатым?
— Если народ начинает войну за попранную свободу, веру и справедливость, — с грустной улыбкой ответил старик, — он должен хотя бы помнить адаты своих предков. Не знаю, как твой отец, а дед Исмаил застал еще те времена, когда вайнахи преследовали орлов и разоряли их гнезда.
— Никогда б не подумал, — произнес Джабраил, наливая в стаканы вино.
Запахло тостом.
— В давние, давние времена, — начал Расим, как старейший за этим столом, — когда боги были еще молодыми, жили в горах, у самого неба, могучие ассы. Они похищали земных женщин для плотских утех. Люди тогда тоже не знали любви. Женщины рожали детей, бросали их в пропасть и убегали на землю…
— Хоп! Прости, дядя, — сказал вдруг, Хамзат и выставил вперед обе ладони. Он был в крайней степени озабочен. — Что-то со мной не в порядке. С утра голова болела, немного подташнивало… наверное, что-то съел. А сейчас хоть криком кричи. Где тут у вас туалет?
— Прямо иди, — махнул рукой Джабраил, — вдоль забора. Там увидишь… в левом углу периметра. Тебя проводить?
— Как-нибудь сам донесу…
Васька Филон зашел на «рабочий объект», когда объект уже полностью рассупонился.
— Сидишь? — спросил он, снимая с джигита папаху и водружая вместо нее треух мышиного цвета. — Тебе и в моей шапке срать хорошо будет, а мне папаха нужна — в казаки записался…
|
