Пролог.

Лето 1632 года. Княжество Крайна.

Войко бежал очень быстро, так что ветер свистел в ушах. Бегал он так каждое утро и не потому, что кто-то заставлял. Просто в очередной раз наслушался рассказов Стефана, старого воина из отцовской сотни. Войко всегда выносил из них что-то полезное для себя.
Дорога вокруг замка была сухой и пыльной, дождя давно не было. И ветер, налетая порывами, так и норовил швырнуть горсть песка в глаза. Приходилось щуриться, бежать время от времени на ощупь, хорошо дорога была с детства знакома, каждый изгиб, каждый камень, каждый куст на обочине.
Уговаривал братьев княжичей с собой бегать, только те не захотели, им бы все верхом ездить, а пешие прогулки для черни. Ну, а бегать тем более ни к чему, не княжеское это дело. Ему и самому верхом нравилось ездить, тем более, что и получалось у него лучше, чем у братьев. И фокусов много выделывать мог в седле, даже князь удивлялся – десять лет, а такой ловкий. Только прав Стефан, тренировать тело по-разному надо, если воином хорошим стать хочет. А Войко хотел. И потому вставал не свет ни заря, чтоб до занятий успеть побегать, а порой и в реке искупаться. До реки, правда, далеко бежать было. Но если настроение было – бежал. На бегу скидывал одежду, нырял, всем телом ощущая приятную прохладу, дающую расслабиться натруженным мышцам.
Сегодня решил не бежать туда, проснулся поздно. Войко замедлил бег, остановился, наклонился, опираясь руками о колени, стал дыхание восстанавливать. Красивым видом залюбовался. Солнце еще не встало, но вдали уже начинала загораться полоска зари, тонкие лучи тянулись к облакам, разгоняя остатки ночи. Небо постепенно освещалось, облака, похожие на диковинных животных, бежали по небу, подгоняемые сильным ветром.
И тут мальчик услышал крик. Кричали со стороны реки. Голос был женским, или детским, издалека и не разберешь. Не раздумывая ни минуты, Войко побежал. Так быстро как мог. Жалобный крик повторился и мальчик напряг все силы, чтобы быстрее добраться до реки. Чем он сможет помочь, и нужна ли его помощь, Войко не знал, но упрямо не сбавлял скорость, справедливо полагая, что если не поспешит, то может никогда и не узнает.
Вылетев на берег, он споткнулся о какую-то корягу и со всего размаха полетел, кувыркаясь через голову, по пологому берегу. Остановился только у воды, и несколько секунд прислушивался к себе, тяжело дыша, не сломал ли чего. Но тут крик снова повторился и совсем уже близко. Войко моментально вскочил, тревожно оглядывая берег. Достал из ножен кинжал на всякий случай.
И тут увидел. Девчонка посреди реки барахталась, цепляясь за какую-то ветку, как раз там, на стремнине, где течение было быстрым и самым опасным. Мальчик хорошо плавал, но и он не решался туда заплывать. Действовать надо было немедленно, еще несколько секунд и девчонка поравняется с тем местом, где стоит Войко, а тогда ему уже ни за что не успеть.
Отшвырнув кинжал, мальчик бросился в реку и поплыл со всей скоростью, на которую был способен. Доплыть он успел, схватился за ветку, крикнул девчонке, чтоб держалась крепче. А она бестолково хлопала ресницами, длинные волосы разметались по воде, била по воде руками беспорядочно, а в глазах ужас плескался. Выбраться из течения было непросто, а с грузом и подавно. Но Войко справился, потеряв почти все силы. И унесло их не так далеко. Помог девочке выбраться на берег. Мокрая одежда облепила ее всю, так что двигалась она с трудом. А по виду была младше его на пару лет.
- Ты что там делала? - Наконец спросил мальчик, когда девочка безвольно опустилась на траву.
Она сперва не могла ответить, кашляла судорожно, видимо наглотавшись речной воды, потом подняла на него свои зеленые глаза и выговорила, стуча зубами:
- Купалась.
- А почему… - Войко запнулся, не зная как продолжить. Хотел спросить, почему в одежде, да еще в такую рань, почему на середину ее потянуло.
- За лилией потянулась, - сама ответила девочка, - вот и упала в реку.
- А ты кто? – вырвалось у него, видел уже по мокрой одежде, что не крестьянка. Из богатых.
- Сам то кто будешь? - спросила она чуть высокомерно, вздернув подбородок. Совсем уже в себя пришла.
- Княжич я, Воислав Борут, - ответил он неохотно. Даже не поблагодарила за спасение. А он к слову, сам мог погибнуть. И промок весь, и кинжал где-то вверх по реке бросил. Да и к завтраку уже опоздал.
Девчонка изогнула бровь, рассматривая его, ответила наконец:
- А я племянница князя. Из кареты сбежала, чтобы лилию сорвать, когда подъезжали. Они меня, наверное, до сих пор ищут.
Тут Войко сразу припомнил, что вчера князь говорил, что сестру с дочерьми ждет. Приехать должны были к сегодняшнему обеду.
Хотел спросить, почему они рано так, но вырвалась другое:
- А зовут-то как?
- Василиска, - ответила девчонка насмешливо.
Вот так и познакомился с ней Войко.

Лето 1640 года. Княжество Крайна.

В тот день они оказались совсем недалеко от родового замка. Все жили в ожидании близкого сражения с турками, а до дома, взрастившего княжича, было всего несколько часов пути. Войко чувствовал себя как в лихорадке, не мог есть и спать. Мысль покинуть своих товарищей и хоть на несколько минут заглянуть в замок, увидеть смешливую улыбку Василины, просто побыть рядом с ней, не давала ему покоя. Он не находил себе ни места ни занятия. И даже по-солдатски просто лечь спать не получалось – сон не шел, хотя высыпаться не удавалось давно, слишком жаркое было время. Десяток разведчиков княжича отдыхал после вчерашней ночи, и даже не с кем было словом перекинуться – у них-то со сном все в порядке было.
Только когда на небе стали загораться первые звезды, он, наконец, решился и пошел к палатке отца. Лагерь жил своей жизнью, кое-где между палаток еще виднелись костры, вокруг которых кучками собрались воины, для позднего ужина, или просто для разговора. Ветра почти не было, и дневная жара не желала смениться живительной прохладой. Жарко было и душно. Ночь быстро и незаметно вступала в свои права. Громко пели цикады, слышался треск факелов, которые только зажгли. Где-то близко раздавалось звяканье доспехов, чья-то негромкая ругань. Слышалась вдалеке негромкая песня и мелодичный звук струн, будто подчеркивающий покой, наступивший в лагере после дневных забот.
Войко остановился у входа в шатер, кивнул воину, стоящему на карауле, и прежде, чем откинуть тяжелый полог, глубоко вздохнул, пытаясь хоть немного ослабить охватившее его волнение. И услышал голоса – отец явно был не один и чем-то занят.
- Гонец прибыл, - шепотом подтвердил его мысли караульный, который очень хорошо относился к храброму княжичу, - лучше тебе прийти позже.
- От кого гонец? – так же шепотом спросил Войко.
- Из замка с докладом. Говорит, что жених княжны приехал, увозит ее нынче к себе.
- Чей жених? – спросил Войко враз севшим голосом, подумал что ослышался.
- Княжны Василины, - охотно поделился караульный, - помолвка же была - недели три как уже…
Вся кровь бросилась в голову княжича, а потом резко отхлынула, заставив смертельно побледнеть. На негнущихся ногах он развернулся, не слушая больше караульного, пошел туда, где стоял его стреноженный конь. Остановить его никто и не пытался и уже спустя несколько минут, он мчался во весь опор по направлению к замку.
Ночь была ясная, звезды рассыпались по темному покрывалу неба и луна светила так ярко, что на пыльной, поросшей травой, заброшенной дороге, ясно виден был каждый камень, каждая неровность. А Войко словно не замечал этой тишины и покоя, он мчался, как сумасшедший, весь во власти мрачных терзаний. Верный конь, словно почувствовав настроение всадника, летел вперед, не требуя понуканий. Мимо проносились опустошенные войной поля, целые поселки, брошенные жителями, сады, с деревьями полными неснятых плодов, но ничто не могло вырвать княжича из власти безумного гнева и сладостных воспоминаний.
Последний раз Войко видел ее три месяца назад. Они с князем прибыли тогда ненадолго после годового отсутствия, и Войко был потрясен переменами, произошедшими в Василине. Шустрая девчонка, с угловатыми манерами, веселая и неистощимая на придумывание каверзных проделок, превратилась в настоящую красавицу. Княжич помнил, как оробел, увидев ее. Как смотрел во все глаза, привыкая к ее новому облику, не смея, как раньше назвать ее Василинкой. А она, насмешливо глядя на него сквозь полуопущенные ресницы, подошла сама, протягивая руку для поцелуя.
Эти три дня он провел как в тумане, постоянно находя повод, чтобы увидеть ее. Василинка не была против, но ни разу не подала ни одного знака, что ей это приятно, и что он может рассчитывать на что то большее. Она была мила со всеми, расточала улыбки направо, налево, словно не замечая, какие страдания испытывает ее верный рыцарь.
То, что он уже тогда считался самым лучшим воином, из всего ее окружения, несомненно, льстило ее самолюбию. И она благосклонно поглядывала на его неумело-робкие попытки сделать ей что-то приятное. Войко гордился тем, как легко давалось ему ораторское искусство, самообладанию и выдержке его могли позавидовать и старшие. Тактика ведения партизанского боя - даже у князя вызывала одобрение, а уж сколько турки от него натерпелись, сколько их полегло под его не знающей жалости шашкой – и рассказать сложно. А перед ней не мог произнести ни одного внятного слова.
Так и уехал тогда, а она даже не вышла проводить. Заслушалась рассказами какого-то проезжего барончика, глупыми и напыщенными до невозможности – по мнению Войко. И когда он зашел попрощаться, лишь помахала ему рукой, рассеянно улыбнувшись.
Сколько бессонных ночей он провел, представляя, что должен был ей сказать, как вести себя, как ответить на тот или иной вопрос. Только мало было толку в этих мечтах.
Страшные сожаления раздирали грудь – ведь мог же он все сказать ей уже тогда. А теперь уже поздно. Или еще нет? И почему он узнал о женихе только сейчас?
И вот сейчас, когда она снова близко, он теряет ее, не успев увидеть. Его Василинка! А может он успеет, он представит перед ней – вот так, прямо с военного лагеря – в броне и с оружием. Она увидит, как он возмужал, закалился в постоянных боях, узнает, чего он уже достиг, и может быть, отнесется к нему по-другому. Посмотрит не как на мальчишку, готового сломя голову, бежать по любому ее приказу. А как на славного воина, достойного уважения и любви. Да, да, на этот раз, он ей все скажет! Заставит выслушать, даст понять, что он чувствует! Только бы успеть!
Княжич застонал, и в который раз подстегнул коня, пытаясь бешеной скачкой заглушить страшные опасения. А что, если он опоздал! Нет, думать об этом было нельзя, иначе он точно сойдет сума. И Войко старался представить ее дивные глаза, ее беспечную улыбку, заставляющую переворачиваться его сердце, ее потрясающе прекрасные волосы, заплетенные в длинную косу.
Лишь увидев вдали неясные в свете луны очертания замка, вконец измученный мыслями Войко немного придержал коня. Замок высился молчаливой темной громадой, но одно оконце прямо над стеной, в крохотной караульной – светилось тусклым огоньком.
Войко подлетел к воротам, застучал по ним рукояткой кинжала, закричал, чтоб открывали. Стук далеко разнесся в ночной тишине. Где-то наверху заскрипела дверь, и сонный голос стражника, неприветливо спросил:
- Кто такой, что надо?
Войко сходу отличил надтреснутый голос старого вояки - Трохима Кыянца. Прозвище его пошло оттого, что без костыля – кыя, он нигде не появлялся, с тех пор, как получил тяжелое ранение в ногу.
- Княжич Воислав, - выкрикнул Войко. – Трохим, открывай!
Но стражнику, который узнал его сразу, понадобилось не меньше десяти минут, чтобы открыть ворота – видно спускался долго по крутой лестнице, стуча своим костылем..
Когда Войко въехал во двор, стараясь ничем не показать своего нетерпения, весь небольшой гарнизон, оставленный в замке и в основном состоящий из старых воинов, выстроился перед ним неровным строем. Воислав понял теперь причину задержки – гарнизон спал, небось, а перед княжичем надо вид показать. И это – когда турки могут быть на подходе.
Войко спешился, бросив поводья Трохиму, и дальше, у внутренней арки – сразу заметил карету, с запряженными цугом четверкой чистокровных саксонских жеребцов.
Забыв о разносе, который хотел учинить гарнизону, Войко отрывисто спросил:
- Карета - чья?
Трохим выдвинулся вперед, произнес почтительно:
- Так это, княжич, гость, Годфрид Гольдханд, барон, уезжает. С невестою.
Войко мгновенно вспомнил того барончика, что при его отъезде, Василинку развлекал, нахмурился, чувствуя, как ярость охватывает его.
- Где он? - выслушав по-военному короткий и четкий ответ старого воина, распорядился, - о коне позаботься!
Он махнул рукой и зашагал к входу правого крыла замка. Именно там обитала Василина, когда он был здесь последний раз. У дозорных о ней спрашивать не стал – не пристало. И потому, шел быстро, перешагивал через две ступеньки, поднимаясь на высокое крыльце. Дверь распахнулась, едва он подошел к ней. Из-за нее показался барон, облаченный в латы, а за ним девушка, закутанная в темный плащ. Капюшон скрывал ее лицо, но Войко мгновенно узнал свою Василинку.
Он замер, впиваясь в нее взглядом, о бароне старался не думать, боясь не сдержаться. Удивился, что княжна, ахнув, отступила на шаг. Факелы в коридоре потрескивали и чадили, давая неровный свет, отчего на стенах плясали причудливые тени. Войко подумал, что остался неузнанным в этом полумраке, да еще в броне, по сравнению с которой тяжелые латы барона смотрелись громоздко и напыщенно. Княжич снял с головы шлем и, стараясь говорить спокойно, произнес:
- Здравствуй, пани, не признала меня?!
Девушка вздрогнула от звука его голоса, потом откинула капюшон.
- Войко? – произнесла она удивленно и растерянно.
Он обрадовался. Она редко называла его так, только когда умаслить хотела. Или когда забывалась от сильных переживаний, что случалось нередко, но только давно - когда они были младше. Все это промелькнуло в его сознании, пока он делал к ней шаг.
- Приехал повидать тебя, - произнес он, не зная как приступить к волнующему разговору.
Она молчала и он, наконец, решил обратить внимание на ее дорожный костюм:
- Куда вы уезжаете, княжна? – воскликнул он, - дороги кишат бандитами и турками.
И тут же вспомнил слова Трохима: «…барон, уезжает. С невестою».
Княжичу показалось, что мир вокруг рушится, разбивается на тысячи мелких осколков. Он, не раз с улыбкой встречавший опасность, сжал кулаки, не отрывая глаз от прекрасного лица.
- Княжна Василина – моя невеста, - произнес вдруг молчавший до этой минуты барон и, сделав шаг, заслонил Василину своим телом. Он улыбнулся, глядя на Воислава с едва заметным торжеством.
- Уйди, - одними губами произнес княжич.
Барон улыбаться перестал, но не сдвинулся с места, отрицательно качнув головой:
- Не вмешивайся, княжич, опоздал ты!
Войко вспыхнул, глядя на барона яростным взглядом, рука сама легла на рукоять шашки.
- Уйди, барон, - тяжело дыша, произнес он.
Немец побледнел, но не отступил, понимал, что ничего ему русин не сделает в присутствии женщины. Войко легко догадался о его мыслях, улыбнулся страшной улыбкой, потянув клинок из ножен.
Но тут Василина обогнула барона, буквально вклинившись между ними, положила нежную ладошку на руку Войко.
Княжич вздрогнул, опустил глаза, приходя в себя. Не мог оторвать взгляда от ее маленькой ручки, которая одним своим прикосновением рождала в нем и невообразимую нежность, и жаркий огонь в крови.
- Мы помолвлены, княжич, это правда, - мягко сказала она, - и потому - уезжаем. Охрана барона здесь в замке. Они нас сопровождают. Князь обо всем знает.
Войко продолжал молчать, стоя на ее пути, глядя на нее с такой страстью и отчаяньем, что Василина вспыхнула, отдернула руку.
- Пропусти нас, - тихо сказала она, - все уже решено.
Он не сдвинулся с места, не в силах ей поверить, а когда она гордо вскинула голову и стала решительно пробираться мимо него, схватил ее за рукав, произнес хрипло:
- Подожди! Ты ж ничего не знаешь…
- Знаю, Войко, - выдохнула она, вырывая рукав и без сил прислоняясь к стене. – Только детство закончилось.
Она обернулась к барону и произнесла твердо:
- Барон, идите в карету.
Гольханд обошел их и стал послушно спускаться по ступеням, княжич проводил его недобрым взглядом, подумал: «Уж больно послушен ты, барон, как овца, а не воин, а стал бы я, противится ее приказу?»
Войко снова обернулся к Василине, а она, попросила взволнованно:
- Не смотри на меня так, княжич! Ты много для меня значил всегда, но я выросла и выбрала другого. Ничего тут не поделаешь. Смирись.
- Смириться? – Произнес он, скрипнув зубами. – Никогда!
И, сделав еще шаг, почти навис над ней:
- Откажись от него. Еще не поздно.
И столько силы было в этих словах, что Василина, вскинув голову, несколько долгих мгновений неотрывно вглядывалась в его горящие глаза, рождая неистовую надежду… Страсть воина не оставила ее равнодушной.
На миг в ее лице мелькнуло безумное сожаление.
Она быстро потянулась к нему, прикоснувшись к щеке теплыми губами, и прошептав: «Прощай!», легко сбежала по ступенькам вниз.
Войко глядел ей вслед, чувствуя, что еще немного, и он не выдержит, совершит что-то страшное. Ее легкая фигурка скрылась за углом, и княжич со стоном прислонился пылающим лбом к холодной стене. Ее поцелуй перевернул душу, рождая блаженство и смертельные муки. Словно ангел коснулся его крылом, и унес с собой все самое драгоценное, саму жизнь его, оставив в теле лишь холодную пустоту.
Сколько он стоял так, сжимая кулаки, боясь лишиться разума, он не знал. Как в тумане слышал, как уезжает карета, дробно стучат копыта по выложенному камнем двору. Слышался скрип закрываемых ворот, далекие голоса дозорных, а потом все стихло. И наступила такая тишина, что он очнулся. Поднял пылающее лицо к небу, то ли молясь, то ли проклиная свою судьбу. Он смотрел на яркие звезды, словно ждал, что небо разверзнется, мир рухнет, жизнь вокруг остановится. Но прокричал филин, зашуршала ящерица в траве, стремительно пролетела мимо летучая мышь. Жизнь продолжалась, будто ничего не произошло. Войко ударил кулаком по каменной стене, так что от боли потемнело в глазах, резко развернулся и в несколько прыжков преодолел лестницу, приняв внезапно решение.
- Коня, - крикнул он, еще издали увидев ожидавшего его Трохима.
Коня вывели тут же, Войко, на ходу надевая шлем, взлетел на верного скакуна и, оглянувшись на дозорных, коротко приказал:
- Будьте на страже. Турки могут быть близко.
Выехав на дорогу, он сразу повернул вороного вслед за каретой. Что-то умерло в нем, но ему было необычайно важно, увериться, что Василинка в безопасности. Он следовал за ней на расстоянии, как охотник, выслеживающий дичь. Никто из охраны барона даже не почувствовал, не обернулся. И княжич, очень ясно понимая, какой легкой добычей они могли бы стать для небольшого отряда янычар, следовал за ними, словно тень. И только когда карета достигла реки - границы владений князя, за которой уже шли более спокойные земли, Войко остановил коня на высоком холме. Следя глазами, за исчезающей вдали каретой, он вновь и вновь переживал последние мгновенья их прощанья. А мог ли он чего-то изменить? А что, если бы он все-таки убил барона? Да он и сейчас может это сделать – догнать не составит труда. Только не изменит это уже ничего!
Он развернул вороного и поскакал назад, в лагерь отца. Измученный взгляд вновь и вновь шарил по сторонам, выискивая признаки присутствия врага, хотелось кого-нибудь убить, растерзать, заставить молить о пощаде. Которой не будет!
Занимался рассвет...

Битва.

По пути в лагерь Воислав передумал много разного, но чем ближе подъезжал он к войску, тем все более властно воинский настрой захватывал его. Стража, повстречавшая его при въезде, передала ему приказ отца-воеводы: "Немедленно явится в нему, как только прибудет!". Приказы не обсуждаются, они выполняются. И княжич, только и успев передать коня слуге и уточнив, что отец сейчас на Совете князей, пошел к большому шатру князя Борута - при входе в который его без лишних слов встретили и пропустили.
Несколько секунд он тихо стоял, привыкая к полутьме шатра, после яркого утреннего солнечного света. Отец, сидящий чуть позади своего князя и предводителя, заметив сына, сделал знак рукой, приказывая подождать.
Адам покорно застыл на месте, жадно вслушиваясь в разговор князей.
Он сразу понял, что решают они важнейший вопрос - об избрании Старшего Князя - военного правителя на время войны с турками. И также быстро он понял, что до общего решения далеко.
Из пяти русинских князей на совете было четверо, от последнего - пятого здесь находился только посланец, его близкий родич, потому и прислушивались к нему князья-правители, заверявший остальных в том, что князь с войском вскоре будет, задержавшись со сбором и оправдываясь медлительностью передвижения обоза с пушками.
Войко заметил, что именно посланец Одрича - пятого из князей и вносит наибольшую смуту в совет. Он незаметно и с большим искусством стравливал правителей между собой, не давая прийти к общему соглашению. «А видят ли это остальные? И что тут обсуждать, ведь всем ясно, что лучшего полководца, чем князь Стефан Борут не найти. Но тот молчит, закусив ус и пристально глядя на Одрича».
Воислав посмотрел на отца и понял, что и ему не нравится то, что здесь происходит. Лица у всех были разгоряченные и воинственные. Не легко каждому из владетельных князей и в малом поступиться своей властью и честью, признать другого старшим над собой. В общем обсуждении наступило минутное затишье, слуги разнесли всем напитки, Адам заметил, что отец подзывает его к себе и, не тратя времени, проскользнул к нему, и замер, почтительно склонившись.
- Где тебя нелегкая носила, мало мне… - вполголоса осведомился воевода, видно было, что не до того ему сейчас, не то досталось бы Воиславу за самовольную отлучку куда как больше. Княжич только собрался рассказать о событиях этой ночи, как отец прервал его.
- Молчи и слушай. Возьми десяток охотников и дойди до Черной балки, проверь, нет ли там турок, что-то тревожно мне, вести путанные, никто толком не знает, где эти чертовы турки… Понял ли? Как разведаешь все, сразу назад с докладом. Все, ступай.
Войко оставалось лишь молча склонить и так опущенную голову и выбраться из шатра, последним, что он услышал, были слова отца, обращенные к Одричу.
- Так где же твой господин, где его войско, турки близко…

Воины отряда Воислава, который вот уже год, несмотря на юные лета, водил дюжину молодых русинов-охотников горными тропами, только и ждали приказа княжича, кони оседланы, сами бойцы в доспехах и при оружии, собраны и готовы к делу.
- На конь! За мной.
Большего и не потребовалось, дюжина всадников на рысях ушла из лагеря, следом за своим командиром. Привычно выдвинули вперед дозор, куда ставили самых глазастых и быстрых, их дело успеть заметить врага первыми и оповестить остальных. В дальних вылазках уже не раз обагрялись шашки его десятка, летели точно во врага меткие пули из ружей и пистолей. Немало турецкой крови пролили охотники, на счету у каждого из молодцов не по одной вражьей жизни. Научились воины понимать друг друга без слов, действовали умело и обдуманно, вести приносили и пленников брали не раз. И нынче снова задание. Все чувствовали, близок большой бой, и от того были особо сосредоточены, ни одной улыбки не мелькнуло на еще безусых, но уже украшенных шрамами, лицах.
Привыкли они во всем доверять Войко, который не раз выводил их из таких ситуаций, когда, казалось бы, смерть была неминуема. Искренне любили они своего удачливого командира, жизнь за него готов отдать был каждый, и повиновались с радостью, а не только исполняя свой воинский долг. Потому и понимали его с полуслова. И то, что необычайно мрачен был княжич, тоже заметили, но виду не показали. Солнце палило немилосердно, а до Черной Балки путь не близок. Хорошо еще, что вскоре свернули в прохладную тень леса, где Войко повел их тайными тропами, не раз уже ими изученными в предыдущих вылазках.
Тревожно было на душе у княжича. Не нравилось ему это затишье перед бурей, а что буря разразиться - он не сомневался. Прав отец, что-то слишком непонятно, куда делись турки, да еще этот Одрич воду мутит. Где их войско? Что так задержать могло?
Если бы хоть пленного взять удалось. Но для этого его найти надо, а на счету каждая минута. Войко чувствовал это и гнал свой маленький отряд с головокружительной скоростью. Насколько позволяла лесная дорога. В некоторых местах приходилось пробираться шагом, но вскоре начался глубокий овраг, который идеально подходил для них – вел прямиком к ущелью рядом с Черной балкой. Единственно, чего опасался княжич, что овраг уже занят, так как мог служить замечательным укрытием для противника. Но опасения его были напрасны. И вскоре они уже скакали во весь опор по твердому дну оврага, обмотав предварительно копыта лошадей тряпками, чтобы стук подков не выдал их врагу преждевременно.
Совсем бесшумно продвигаться не удавалось, то камень вылетит из-под копыт, то чей-нибудь конь всхрапнет, но обзор был далекий, а опасаться, что их заметят сверху, не стоило - края оврага были намного выше всадников, пригнувшихся к шеям верных скакунов, и надежно защищали от взглядов врагов, случись так, что они уже на равнине. Лишь на поворотах приходилось проявлять особую осторожность. Войко скакал впереди, надеясь, что удастся добраться до ущелья без приключений. А уж оттуда можно легко оглядеть всю округу, оставаясь практически незаметным. По мере приближения к цели тревога княжича все росла. Опасность витала в воздухе, заставляя напрягаться все органы чувств. Еще немного и впереди замаячили грозные очертания Черной балки. «Только бы никого не было в ущелье» - подумал Воислав. Ведь если враг уже там, предупредить отца просто не успеть.
Предчувствия не обманули, внизу, по дну узкой долины шел, поднимая пыль, большой отряд янычар.
- Чтоб вас! – Не смог удержаться Войко от тихого ругательства.
Но толку то? Надо что-то придумать. Враг, если ничего не предпринять, уже через пару часов выйдет в тыл войска русинов и перекроет единственную дорогу к крепости Борутов.
Войко окинул ущелье взглядом, обдумывая свои дальнейшие действия. Там, дальше, каменные стены сжимались, образуя узость, очень удобную для засады. Приняв решение, Воислав уже не медлил.
- Богумир, ко мне.
Молодой воин тут же возник перед командиром, готовый выполнить любой приказ.
- Отправляйся к воеводе и передай, что по ущелью идет отряд янычар, не меньше полутысячи, думаю, они хотят перекрыть дорогу, мы их тут задержим, сколько сможем, но… Понял?
- Понял, княжич.
- Тогда с Богом. Отправляйся.
Обернувшись к своему первому помощнику Миколе Орлику, огромному, несмотря на сравнительно молодые лета русину-воину, прославившемуся своей непомерной силой и храбростью, и особо ценимого Воиславом за сдержанный, холодный разум и толковый совет во всяком деле, он подозвал его и кратко поведал свою задумку.
Микола в ответ лишь молча склонил чубатую, размером с добрый чугунок голову, украшенную роскошными пшеничными усами, выражая полное согласие с княжичем.
- Раз ты согласен, то мешкать не будем, - и, обернувшись к отряду в который уже раз за сегодня приказал, - по коням.

Орта янычар-болюков из личной гвардии султана в полном боевом составе – почти пять сотен воинов, уже несколько часов скрытно пробиралась по ущелью в тылы позиций неверных. Чорбаджий Селим-бей (полковник у янычар) вместе с ближайшими офицерами двигался в центре походной колонны, хоть и назвать построение не соблюдающих никакого строя и шагающих как им удобнее янычар колонной – было бы слишком лестно.
Ручей, протекавший по дну ущелья, почти пересох к середине лета, выдавшегося в этом году очень жарким, и воины Аллаха могли без труда шагать по сухим камням русла, не утомляясь сверх меры. По расчетам Селим-бея идти им оставалось еще пару часов, когда тишину июльского утра разрушили взрывы и выстрелы. Первая же граната разорвалась прямо под ногами чорбаджия. Он рухнул на уже успевшие нагреться от солнца камни, и кровь из рваных осколочных ран залила гранитные булыжники, шипя и испаряясь от жара.
«Аллах, за что наказываешь нас?» только и смог прошептать, умирая, Селим-бей.

Ожидание казалось бесконечным, хотя янычары двигались довольно быстро, и скоро уже передовой отряд должен был оказаться на расстоянии выстрела. Войко сжал пистолет в руке и почувствовал, как хладнокровная уверенность вливается в жилы. Все должно получится, иначе… Нет, нельзя об этом думать. Четыре бойца затаились среди деревьев, видеть их он не мог, но знал, готовы, ждут его выстрела, не подведут.
Его выстрел прогремел первым, когда до янычар оставалось всего шагов двадцать, остальные четыре слились в один. Пятеро турок рухнули на жесткие камни ущелья. Стали взрываться гранаты, летя со склона, где затаился Орлик, внося панику в нестройные ряды противника, откуда сразу донеслись крики боли и страха, турки заметались в пороховом дыму. Начали раздаваться частые ответные выстрелы.
Оставшиеся пятнадцать человек передового отряда заметались среди порохового дыма, взводя курки и тщетно выискивая затаившегося среди зелени противника. Двое попытались броситься к кустам, но это их не спасло. Залп – и еще пятеро выбито начисто, только корчащиеся в смертной муке тела остались на камнях, окрасив воды ручья алым.
Расправа была стремительной и жестокой, враг не успел опомниться, как русины ринулись на десяток уцелевших янычар с шашками наголо.
Пистоли Войко были двуствольными и потому, разрядив один, он остался с еще двумя выстрелами в запасе, первым бросился на врага, увлекая охотников вперед.
Началась страшная сеча. Рядом рубились его верные товарищи, кромсая врага с безжалостной яростью. Нанося стремительные и неотразимые удары, княжич успевал следить за всем происходящим и дважды пускал в ход пистолет, разя тех из врагов, кто был в тот миг опаснее всего. Преимущество внезапности дало им ощутимый перевес, и вскоре последний из янычар передового дозора пал, срубленный русинской шашкой.
- Назад! - крикнул Воислав. Заметив, как его воины попытались было отволочь в безопасное место пару павших янычар, надеясь поживиться их имуществом, рявкнул страшным от битвы голосом, - не сметь!
Повторять не пришлось – его приказы всегда исполнялись мгновенно.
Подобно кровожадным духам гор русины исчезли среди ветвей, оставив на месте боя два десятка поверженных врагов. Какое сердце не дрогнет от такого зрелища?!
Опьяненный блестящей победой, княжич не потерял головы, снова заняв выгодную позицию, он быстро и четко отдал новый приказ – открыть прицельный огонь по янычарам, пришла пора заняться и основным отрядом. Княжич, быстро сменив шашку и пистоль на винтовку, сделал первый выстрел, выбрав себе жертву явно из командиров, судя по богатому кушаку и меховой опушке куртки. Перезарядив ружье, он успел еще дважды послать пули в цель, пока противник не приблизился на опасно-близкое расстояние. Рядом стреляли его бойцы, прикрывая тех двоих, что были с другой стороны.
Мгновение и они уже рядом и тоже открывают огонь. Убийственно-меткая стрельба охотников произвела не малое опустошение в рядах врага, который был вынужден укрыться под защитой деревьев. Сами же они оставались в сравнительной безопасности, с самого начала укрытые деревьями и камнями, а главное, до сих пор оставаясь невидимы для врага, обреченного бить просто в направлении вспышек русинских винтовок и облачков порохового дыма.
Вся орта, полностью потеряв управление и лишившись командиров, погибших первыми от губительного огня разведчиков, затаилась в лесу по обе стороны от ручья, на камнях же остались тела убитых людей и мулов обоза, которых под шумок и расстреляли теперь русины.
Но когда первое ошеломление прошло, турки начали разворачивать строй и охватывать весь склон, уже готовые к схватке с врагом. Рассредоточившись вверх по склону, группами в пятнадцать - двадцать человек, на расстоянии в десять метров друг от друга, янычары быстро двинулись вперед.
Но русины и не думали вступать в смертельный бой, задачу свою они выполнили прекрасно, враг вместо того, чтобы быстрым маршем идти по дну ущелья, теперь вынужден медленно и настороженно, ожидая из-за каждого камня выстрела, продвигаться по склону горы. Мулы убиты, много раненых, которые еще больше замедлят темп продвижения.
- Уходим, - резко приказал Войко, вскакивая на ноги. Место сбора было у лошадей, привязанных в безопасном месте. Орлик со вторым отрядом уже ждали их там.
- Быстро! Наверх! Отходим!
Сам же, еще раз зарядив винтовку, выбрал жертву и, прицелившись, сразил врага - пуля ударила в лицо, превратив его в кровавую маску. "Вот теперь пора и мне".
Воислав жалел только об одном, что с ним сейчас так мало воинов, «Эх, сюда бы еще полсотни витязей, и мы измотали бы врага так, что от полка не осталось бы ничего». На ходу перезаряжая пистолеты и винтовку, он обдумывал дальнейшие свои действия. К месту сбора отряда он вышел почти одновременно с остальными.
Бойцы, громившие с ним дозор, гордо вытирали запятнанные алым клинки, остальные смотрели на них с завистью – им тоже хотелось попробовать крови врагов на стальных клыках. Войко увидел Миколу и шагнул к нему навстречу.
- Молодец, все вовремя сделал, а как гранаты бросал…
Обернувшись к остальным охотникам, спросил:
- Все зарядились? – Дождавшись подтверждающих жестов, добавил, - тогда слушайте приказ. Отходим дальше, тройка с Орликом остается прикрывать, тревожьте янычар огнем, держите их на склоне. А мы пройдем вперед и устроим для них еще одну ловушку. Орлик – место встречи – за той горкой, на прогалине, помнишь?
- Как не помнить, княжич, все помню.
- Тогда за дело, панове!

Следующая ловушка была проста, но от того не менее страшна. Кому хоть раз приходилось попасть под камнепад в горах и выжить, знает не понаслышке.
Воислав помнил, что дальше в ущелье есть сухой склон, участок, лишенный зеленого покрова. Там он и устроил вторую засаду.
Всего важнее было успеть пересечь открытое место до того, как подойдут турки, но Орлик четко выполнил приказ и успел на последних ста метрах оторваться от врага, снова укрывшись среди деревьев.
Турки, выйдя на открытое место, остановились, остерегаясь коварства русинских волков. Но повинуясь приказам командиров, пошли вперед. Стоило головной сотне янычар втянуться на прогалину, как с кряжа полетели пули и гранаты, а следом за ними, гремя, покатились каменные глыбы, увлекая за собой массу неустойчиво лежащих на склоне валунов. Вопль турок был страшен. Бросая оружие и имущество, они кинулись под защиту леса, но лишь немногие успели укрыться там.
Десятки искореженных тел вместе с лавиной обрушились на дно ущелья. Смерть их была так страшна и ужасна, что янычары встали, отказываясь идти вперед.

Запыленный всадник, в котором Воислав и не сразу признал Богумира, принес не радостные вести.
- Княжич, там битва идет, турки появились перед зарей и сразу пошли в бой. Рубка идет по всему полю. Воевода приказал немедля прибыть к нему.
- А что, Одричи? Прибыли?
- Нет, ни слуху ни духу! - Воскликнул молодой воин, - Но это не все плохие вести, Тадичи стоят и в бой не идут, так что...
Воин замолчал, не в силах выразить все последствия такого развития событий.
- Ясно, - мрачно ответил ему Борут, - отряд, по коням, вы хотели крови - будет вам кровь - да столько что реки из берегов выйдут! Гайда!

Воислав остановил разгоряченного аргамака на невысоком холме на краю долины, в который шла битва. Зрелище представилось ему не утешительное, до последнего он верил, что русинская храбрость одолеет врага, как бы силен он не был.
Но одного взгляда хватило ему, чтобы понять - надежды тщетны, сколь яростно и непреклонно не сражались пятиградцы, численное превосходство турок было подавляющим.
Больше всего удивляло затишье на дальнем от него краю поля. Там, судя по хоругвям, стояли Тадичи, но ни одного выстрела не громыхнуло, ни одного клинка не сверкнуло на солнце в их рядах, и турки также будто не замечали их полков. Но вот ряды воинов Тадичей стронулись, и постепенно ускоряя шаг, стали уходить с поля боя, обнажая фланг сражающихся в центре Борутов.
- Что они делают?! Княжич, почему они уходят?
Воислав лишь молча заскрипел зубами, понимая – Тадичи предали их, здесь, посреди битвы, они отринули давнее братство и продались туркам!
А враг будто только и ждал, ринулся на беззащитный теперь правый край русинского войска, окружая его.
Внезапно раздался слитный крик, он был полон скорби и горя, до Войко долетело:
- Князь! Князь! Борут! Князь погиб!
Словно вражья стрела ударила в грудь воина, он хлестнул коня плетью и во главе своей малой дружины ринулся в битву, направляя скакуна к стягу Борутов, еще возвышающемуся над рядами воинов. Где-то там был отец. И Войко знал, что тот не отступит, и сам был готов сражаться насмерть рядом с ним.
Что могут сделать дюжина воинов в сражении, где бьются тысячи? Не так и мало. Сила и горячность молодых охотников, ярость, с которой они врубились в ряды врага, вдохнули новые силы в сердца русинов и позволили прорвать почти сомкнувшееся кольцо окружения. Но все оказалось напрасно, не успели Воислав и его воины, в бешенной рубке добраться до воеводы и княжьего стяга, как знамя пало, вместе со знаменосцем и самим воеводой.
Последним безумным натиском, в котором шашки летали как молнии, нанося смертельные раны врагам, они смогли дойти в страшной сутолоке битвы до места, где посреди убитых друзей и врагов лежали тела князя Борута, его сыновей и верного воеводы клана – Георгия Борута, отца Воислава.
Но воевода был жив, потеряв коня и весь израненный, он с огромной и неведомо как оказавшейся в его руках алебардой продолжал сражаться над бездыханным господином, отражая все попытки захвата его тела, разрубая страшными ударами людей и коней.
Войко в круговерти сечи сумел вплотную подобраться к отцу, крикнув ему:
- Отец, отец! Я рядом! – и не оборачиваясь, прокричал приказ своим бойцам, - коня воеводе!
- Сынок! Адам! Спаси князя! – И в тот же миг вражья пика с лязгом пронзила доспех воеводы, опрокинув его навзничь.
Свесившись с седла, он сумел подхватить тело князя-правителя и перекинул его через переднюю луку седла. Подоспевший Микула, соскочив со своего коня, поднял тело Георгия Борута и вновь оказавшись в седле, бросил коня вслед устремившемуся на прорыв Воиславу.
Бешенный рёв «Гайда!» накрыл поле. Все Боруты, что были еще в силах сражаться, бросились на помощь княжичу. Турки были уже не в силах остановить яростный напор русинов, и в образовавшийся прорыв хлынул поток воинов.
Сколько их спаслось тогда – сказать трудно, но большая часть славного рыцарства Пятиградья осталась лежать на том смертном поле. И будь во веки веков прокляты предатели и иуды, что отреклись от свободы и братства русинского!

О! Вернусь, сразу прочитаю))

Есть что то похожее на Балашова.
Много эмоций, однако глубины не хватает, все как то по детски
Вообщем, не Достоевский, конечно.
Все-таки философии мало, слишком чувственно все. Вот бы глубже прописать, что есть женская душа или мужская душа, искушения прописать поглубже. Я вот помню в школе все мечтал саблю в руки и на коня. А потом мне сон приснился такой, что я и представить не мог, что такое подлинная битва. Отрубленные руки, головы, кровавое месиво, быстро несущихся друг на друга безумцев - вот что оказалось там во сне. До
этого как то подобное не приходило мне в голову.

Максим, да, глубины не хватает, да - не достоевский))) но мы учимся)))
насчет глубины прорисовки - может ты и прав, в любом случае это черновик.
твое мнение - учтем и попробуем развернуть.

[font=Times][size=11]
Пока только пробежалась взглядом. Надо думать. Первое, за что зацепилась, довольно плавный ритм при описании битвы. Может попробовать предложения сделать чуть более рваными, обрывистыми, чтобы передать накал?
Но я еще посмотрю, потому как сама история привлекательна.

Talla, конечно, все обсуждаемо, это - черновик, и спасибо за мысли)))

А точно что при Габсбургах княжество оставалось под Борутами ?Ваще интересно времена Потопа - так понимаю ,шведы ,турки ,французы .

А могла ли ли быть шашка у княжича ?Технически то да но сомнительно .

curser, Жень, это альтреальность))) а не реальный 17 век в Европе)))
так, некая компиляция на тему)))
Борута - придумал и тока оптом узнал, что они релаьно были князьями)))))

А насколько далеко в алть планируешь зайти ?Смарю винтовки есть уже что дальше ?Ваще мне кажется не обязан сразу альтернативничать ,Боруты могли бы быть графами и,или наместниками Крайны ,кстати они у тебя католики или кальвинисты ?
По тексту видна некоторая склонность форсировать сюжет ,не давать читателю передышки , нагнетать страсти

Ох, наклон на вираже - бетон у щек!
Краше некуда уже, а он - еще!

винтовки - это нарезные дульнозарядные ружья с кремниевым замком.

А мне понравилось, вначале правда не очень зацепило, даж заскучала а потом когда все понеслось уже читала не отрываясь.
А какая противная оказалась Василинка, вот ее мне совсем не жалко, та еще бяка, пусть со своим баронишком воландается. Не понимаю я таких вялых вобл, которые кружат мужиками без всяких чувств, а потом какие то намеки в виде поцелуев, уже когда поздно... надеюсь он влюбиться в настоящую деваху, как Дикая Девка, которая будет тоже шашкой рубить и драться лучше всех)))

LookDream, спасибо.
да, Войко три года с коня не слезал и саблю из рук не выпускал - и тут приехал - и такая красотка - ну и ...
а ей - да, ей важнее другое, не удаль, молодечество и храбрость витязя а бабло и статус.
да и война..
а там - тихо, мирно...

давай давай)))

Так, на след неделе начнем выкладку книги.
вот

Атаман, жду А Оля так ни разу даже отрывка не прислала :((

Velkan, )))) так я ж запретил))) значит, молодец она.
раз слово держит.

Мне понравилось, я не могу судить о слоге и поворотах сюжета но вот

Даже в поле колонна движется примерно по 4 в ряд, по ущелью тем более, при растоянии между рядами в 1 метр, от начала колонны до середины 182 метра как минимум. Так что даже при поворотах ущелья сомнительно что первая граната его достигнет. Вот таким въедливим читателем вы меня сделали. А в остальном мне очень понравилось.

Петрович, да, Петрович)))
надо сместить ближе к голове))
но ты учти - никакого строя они не соблюдали релаьно.
такова была традиция янычар.

Атаман, Сами вырастили из меня критика, я раньше просто с упоением читал и сильно не вдавался.

Петрович, я очень рад и надеюсь на твою критику и вычитку.
обязательно поправлю это место - ты полностью прав.

Петрович, здорово, что тебе понравилось

Ага, попробуй не сдержи Шучу)))))

Хмм дорога была сухой, во время пробежек, попробуй добавить про то что она была суха настолько, что приобрела каменную твердость. Но выпадет дождь и она махом разлезется в грязюку

Холодная вода придает бодрости, тонуса, но никак не расслаблния мышцам. Мышцы расслабляются очень хорошо в бане. Когда парят тебя. Бывает до такой степени, что из бани просто выползаешь

Потом девченка за ветку на стремнине уже утанула бы Так что она цеплялась за "топляк". Который был не достаточно сырой что бы утонуть но при этом хоть как то помогал держаться на плаву.

Дальше еще раз перечитаю, а то спать хочется. Поэтому боюсь плохие советы дам.

Velkan, спс, все обдумаем и отпишемся.

А разве солдаты делают это как то особенно? На сколько знаю просто пытаются спать в любое свободное время. Скорее написать (даже выработаная привычка спать в любых условиях и в любое свободное время не срабатывала) ну или как то так

Ночь сменившая душный и жаркий день не принесла с собой прохлады и успокоения. (это мне так этот отрывок видется )

Ивените, за слишком большую медлительность, но дальше не могу читать внимательно.

Velkan, спасибо, мне нравятся твои правки)))

Velkan, принято.

Всем привет!!!
вот мое мнение- быстро как то действие в рассказе идет- вот маленький, вот большой
и самый крутой- вроде как не хватает почему как и зачем он стал таким...

не знаю как кому- хотелось бы характер его понять- то есть пожить хотяб его жизнью так сказать чуть чуть...

Наверное лучше написать про ярость и недоумение пополам с обидой, и к этим эмоциям примотать поведение крови.

Верный конь, почувствовав настроение всадника, летел вперед, не требуя понуканий. Верный конь чувствует настроение всегда, мне так кажется.

По идее бронированая латной перчаткой рука не почувствовала бы боли, а скорее выбила из стены мелкие крошки.

Опять верный скакун? Может лучше тогда в первом случае назвать кличку коня? А тут уже верного оставить?

Да кстати они разве Турки не Османы?

Войко сжал пистолет и привычная уверенность в оружии и своих товарищах принесла умеротворение Как то так... Хотя спорно.

dima4478, сегодня выложим весь роман. прочитаете))) поживете с ГГ)))

вариант, обдумаю

верно

думаю, рукавицы он скинул

верно, повтор)))

не понял? турки на них нападают - а они сами - русины Крайны на балканах страна.

интересный вариант, но ты прав - спорный