Вряд ли сон, неожиданно навалившийся на Федора, был просто следствием обильной еды и нервного напряжения. Слишком уж тяжело было из него выбраться, а даже когда удавалось «всплыть», то всего несколько секунд - и затуманенное сознание вновь соскальзывало в беспамятство. Те крохи ощущений, что удавалось схватить в эти мгновения, более всего походили на бред. Или тот же сон.
А как иначе относиться к происходящему, если тебе кажется, что ты катаешься на любимом их с братом развлечении – тарзанке. Ноги продеты в ременные петли, упругая ветка, к которой привязана вся конструкция, ритмично покачивает тело вверх-вниз, но в тоже время лицо и грудь прижаты к прям-таки неохватному, но мягкому и теплому стволу. Федор спросонья попробовал все же обхватить и прижаться сильнее, но длины рук не хватило, только что пошарил по другой стороне в поисках, за что зацепиться.
«Какой шустрый мальчик», - не то одобрительно, не то с иронией произнес низкий и какой-то бархатный голос, после чего его ладони отцепили и перенесли ниже. Потом кажется снилось, что он совсем маленький, ему страшно засыпать, а мать прижимает его голову к своей большой и мягкой груди, укачивая и напевая песню без слов…
Проснулся Федор уже ранним утром, еще до восхода солнца и, вполне ожидаемо, совсем не на том месте, где его сморил странный сон. О чем свидетельствовали уже прилично нависшие над головой горы, отчетливо видимые сквозь ресницы на фоне едва начавшего светлеть неба. Глаза мальчик предпочел не открывать и вообще постарался дышать ровно, как спящий.
Впрочем, остальным было явно не до его хитростей – буквально в двух шагах четверка во главе с командиром, накрывшись одним плащом, что-то высматривала на слабосветящемся экране.
- Вот смотрите.. Здесь, здесь и здесь… Движутся вот так… Я бы еще наверняка перекрыла тут и тут, но сведений у нас об этом нет… Чему, понятно, удивляться не стоит… - четыре головы под тканью дружно кивнули и некоторое время было тихо.
- Ну и что, командир, будем теперь тянуть повыше ручки? Или сразу ножки?
- Цыц, озабоченная! Какому психу ты на юх сдалась? Кто к тебе, ближе чем нужно, чтобы бошку прострелить, вообще подойдет? И не мечтай, маньячка. – Хлесткие слова произносились не со злобой, а с юмором, но казалась говорящая только пытается скрыть… Тревогу? Обреченность? Или принятие воли судьбы?
- Эх, вот, все мои мечтания девичьи загубила, а я уж собиралась шило вставить…
- Вот-вот…
- Отставить бред… Что скажете, девочки?
- Хороший мальчик… - казалось, волосы на затылке зашевелились от внимательных взглядов.
- Точно! До сюда его Кувалда тащила, отсюда пойдем по камням, да и нести – не велика тяжесть. Значит…
- Да, действительно… А ведь может и получится… - будто делая волевое усилие, сказала командир. - Тогда, слушай мою команду – три часа на отдых и выработку плана. Рассортировать барахло, все лишнее – бросить. Дальше пойдем под «одиннадцатью днями». Не надо на меня так смотреть – знаю, что тут нет хороших реанимационных с нужной аппаратурой, но это единственная возможность, а восемь дней превысить шансов мало. Потому как пункт два – медику раздать «пятнадцатиминутки». Прием – по команде, или по обстановке.
Тишину, повисшую после этого, можно было резать ножом, потом кто-то тихо сказал: «Вопросов нет», - и все начали расходиться. Федор же, пользуясь отсутствием надзора, тоже решил проверить… увы, аккуратное ощупывание рукояти - пистоля за поясом не выявило. Попробовал переместить руку выше и поискать за пазухой, как сверху раздалось:
- В кармане рюкзака, на котором лежишь, поищи…
Оставалось только вздрогнуть и перестать притворяться спящим. Искомое действительно оказалось в боковом кормане рюкзака, на котором он лежал.
- Извини, Волчонок, - низким грудным голосом сказала женщина и, будто извиняясь, сунула ему в руки котелок с мясом, - просто слишком уж неудобно ты его засунул.
Наворачивая неизвестного зверя в сметанной подливке с макаронами, Федор уважительно косился на присевшую на соседний рюкзак фигуру – ну и громадина! Действительно руками не охватишь, от шеи к плечам тянутся жгуты мышц, отчего погоны лежат не горизонтально, а чуть не под углом в сорок пять градусов, руки торчащие из подвернутых рукавов формы толщиной наверно с его бедро и все перевиты канатиками сухожилий.
Такую стать Федор видел только на картинке – там мраморный дядька льву пасть раздирал. Глянул еще раз на соседку и пришел к выводу, что и эта б смогла. Задавать такой вопрос было боязно, а ну как решит в порядке воспитания отвесить легкий подзатыльник – голова мигом с плеч слетит и по земле попрыгает. Но очистив треть котелка, он все же решился:
- Волчонок?
- Меня Кувалдой зовут, - казалось вне связи с вопросом прозвучал ответ, сопровожденный мечтательной улыбкой, - я в юности молот метала… и ядро, немножко… Вот. А тебя как еще называть – не лягушонком же… - Кувалда опять странно улыбнулась, следя за совершающей вертикальные движения ложкой. - Зубки ведь уже показал, остренькие.
Эта гора вдруг неожиданно притянула его к себе, и, уткнувшись куда-то между подмышкой и холмом богатырской груди, Федор, под ласковое поглаживание по голове, враз вышептал-выкричал все, что пережил и видел за весь проклятый прошлый день, от вскрика брата, до плевка на чужую могилу и безумного преследования. Да и выплакал, если уж совсем честно – лицо под конец было все мокрое.
Через некоторое время все же успокоился и начал злиться на себя – разнюнился как девчонка, теперь точно на него как на сопливого мальчишку смотреть будут. Так что набрался духу и вывернулся из-под ласковой ладони, шмыгая напоследок носом. И вздрогнул – все остальные были тут. Просто стояли и смотрели, но к счастью, среди всех взглядов не было ни одного жалостливого или разочарованного.
- Тебе сколько лет? – поинтересовались из круга.
- Одиннадцать! – гордо задирая нос, ответил Федька, увы, пришлось тут же им шмыгнуть, смазав все впечатление.
- Одиннадцать говоришь? – иронически подмигнули в ответ.
- Ну… почти… - повесил голову мальчик.
- Значит, прямо в забрало пулю и всадил… - задумчиво сказала та, которую все слушались, и протянув руку, поинтересовалась: – Можно взглянуть?
Оставалось только сцепить зубы и, утешаясь мыслью, что если не отобрали до сих пор, то может и вернут, протянуть оружие рукоятью вперед.
- Надо же, дуэльный пистолет с запалом от пьезоэлемента. А не тяжеловат он тебе? Ведь запросто отдачей плечо вывернет. – Федор только шмыгнул носом и отвернулся, скрывая злые слезы – теперь уж точно отберут!
Но командир его переживания заметила.
- Зайнаб, ты ведь любительница таких хитрых штучек?
Из окружающего пространства выпорхнула тоненькая девушка с явно нерусским разрезом глаз. Она «пистолю» и осмотрела, и обнюхала, и кажется даже - лизнула.
- Какая вещь! – и не дав Федору буркнуть расстроенное "дарю", вдруг азартно заявила: - А давай меняться! – и не дожидаясь ответа, забурилась в кучу рюкзаков в поисках достойного обмена, бормоча себе что-то под нос на неизвестном языке.
- Вот! – заявила она спустя минуту, гордо демонстрируя крохотный дамский пистолетик, - СП-64!
Федор, криво улыбаясь, взял на ладонь крохотульку – лежит как влитая, что неудивительно. Зато Зайнаб смотрит с гордостью, будто сама разработала.
- Это тебе получше монстра будет. Прицельная - до ста пятидесяти, стреляет совершенно бесшумно, потомучто пулю выталкивают не пороховые газы, а поршень. До тридцати метров пробивает бронежилет второго класса, свыше семидесяти – третьего. Можно стрелять в воде и в воздухе. Пять зарядов, лазерный прицел и всё такое прочее.
- Как это? – тока и смог ошарашено произнести мальчик, до которого только сейчас дошло, что ему выдали весьма грозное, несмотря на несерьезный вид, оружие.
- Так пули реактивные, на выходе ствола дозвуковые и очень тяжелые, а потом разгоняются. Пойдем, сам счас отстреляешься и всё поймёшь…
Настойчиво ухватив Федора за руку, Зайнаб решительно потянула его куда-то в бок, но тихое – «Кхм», подействовало отрезвляюще.
- Зайнаб, оставь человека в покое, успеете еще наиграться-настреляться. Сначала воспитанника надлежит привести в божеский вид. У тебя размер наиболее близкий, выдай ему что-нибудь из запасов одежды и обуви. У тебя, хомячок наш дорогой, наверняка есть. Добровольцы, что еще помнят, как иголку держать – поможете довести размер, пока Барра будет его отдраивать. Перед выходом будет построение - я не шучу, так чтоб образцово выглядели все. Разойдись!
Шагнув к оторопевшему Федору, майор положила ему руки на плечи, слегка сжав, и заглянула в ставшие большими от удивления глаза.
- Да, парень, «воспитанник» - это серьезно, придется сильно постараться, чтоб соответствовать. Но и не за красивые глаза дано, за дело. А за старанием дело настанет, ведь верно?
- Я буду… - горло перехватило, но командир и так все поняла и улыбнулась.
- Я знаю, а остальному научишься. И начнем пожалуй с того, что все приказания, распоряжения, пожелания и просьбы командира положено выполнять бегом! – И получив шутливого леща пониже спины, новоявленный «воспитанник» отправился выполнять ранее отданные распоряжения.
***

Хороший мальчик!!!
И очень трогательная военная прода.
Хотя без технических подробностей не обошлось, но они хоть на этот раз правда интересны и почти что необходимы.
Но я очень рада, что мальцу заменили его пистолет. Прям приятно за него, что теперь не придется такую опасную махину таскать,
а новый, хоть ималенький, но в сто раз круче!

Спасибо, Ал, за продолжение!!

ага нашли чем заинтересовать.
Спасибо Оля что читаешь и не забываешь делится впечатлениями

Сын полка, однако. Думаю, девчата не пожалеют, что оказали ему такое доверие.

вот именно, напомнило любимую книгу в детстве. Я еще в библиотеке требовала продолжения, и после того, как мне твердо несколько раз повторили, что продолжения нет, решила с тех пор брать только очень толстые книжки, чтобы успевать насладиться, пока они не закончатся.


Это тебе спасибо, Ал, я увлекаюсь очень сильно твоими продками, уже вроде как наркотик)))

Думаю да
Надо срочно начинать писать самой! Чем не способ спрыгнуть?

***
А пострелять ему все равно удалось. Чтобы такой энтузиаст этого дела как Зайнаб и не нашла свободного времени? Да ни в жизнь такое невозможно.
«Малыш» действительно с легкостью крошил камни размером в пару кулаков (и не самого Федора), и попадал в цель за сотню метров. Причем прицеливаться можно было как невидимым лучом, тогда надо было включать специальный режим на подаренных Зайнаб очках, так и тремя красными точками, сходившимися в то место, куда должна была попасть пуля.
Толкался пистолетик при этом совсем незаметно. Но больше всего удивило Федора, что в нем при стрельбе вообще ничего не двигалось, кроме спускового крючка, разве что. А ведь всем известно, в пистолете энергия отдачи используется для выброса гильзы и перезаряда. А у этого чуда даже соответствующего окошка, куда должна вылетать стреляная гильза, не было. Такое впечатление, что стреляный патрон просто растворялся или сгорал, но массивная тяжесть патронов была явно против этой идеи.
- Почему, говоришь, ничего не движется, и куда гильзы деваются? – Зайнаб кажется сама была удивлена вопросу, даже почесать в затылке попробовала, - подача патронов идет от пружины, которую ты сам взводишь, когда тянешь предохранительную скобу чтобы появился спусковой крючок. Все упрятано внутри – так меньше вероятность, что в механизм попадет грязь. А вот экстракция… Стреляная гильза выбрасывается через дуло, вслед за пулей, так что имей в виду - чтобы не нашуметь.
- Это как?
- Да все очень просто, потому и пистолет имеет такой тонкий ствол и маленький вес. На самом деле, стволом, ну как бы однозарядным, является гильза, внутри нее сгорает пороховой заряд, но газы не выходят наружу, а давят на поршень, который толкает пулю. Основной разгон проходит внутри гильзы, она же принимает на себя все давление, ствол служит только для направления полета пули. Раньше пытались делать телескопические поршни, но оказалось проще сделать два движущихся в противоположных направлениях толкателя. Один толкает пулю, а второй саму гильзу вместе с пулей – скорости-то всё равно складываются, а так еще и о извлечении стреляной гильзы думать не надо – вылетает она следом прямо через ствол.
Но самое удивительное произошло на самом построении, когда Федор, наряженный в новую форму, вымытый до крахмального скрипа (вот уж не подумал бы, что можно достичь такой чистоты и вовсе не имея воды, но выданные салфетки оказались настоящим чудом), внутренне трепеща, занял свое место в конце строя. Только и успел заметить на груди командира красиво блеснувшие ряды наград – раньше ничего подобного на ней небыло. Предчувствия его как обычно не подвели.
- Воспитанник Еремушкин!
- Я! – от волнения голос выдал нечто похожее на мышиный писк.
- Ко мне!
- Есть! – вторая попытка прошла, кажется, более удачно.
Проходя вдоль строя, Федька точно понимал, что многие сейчас улыбаются. Он будто видел себя со стороны – мальчишеская фигура в трёхкратно подвернутой на рукавах и штанинах форме, пытающаяся «тянуть носок» и изображать строевой шаг. Но во взглядах, которые сейчас он чувствовал всей кожей, не было насмешки, скорее гордость.
А потом все стало лишним. Подойдя ближе, он увидел глаза Марь Иванны, как все называли командира группы, и совершенно забыл об окружающем.
- … за неустрашимую храбрость, проявленную в бою с неприятелем… - кажется даже небольшой ветер затих, стараясь услышать продолжение, - «по приговору роты», - тишина со стороны замершего строя будто зазвенела одобрительно и радостно, - … воспитанник Еремушкин награждается знаком отличия "Георгиевский крест четвертой степени".
Майор сняла собственную награду и приколола ему слева над сердцем, со словами: «Носи с честью, я его за настоящее дело получила».
- Я… наверно должен что-то сказать? – от удивления Федор совершенно потерялся, не зная, куда себя деть.
В глазах напротив, совершенно неожиданно, появилась какая-то растерянность и даже неуверенность, впрочем, быстро сменившаяся решимостью, будто командир определилась с чем-то очень важным.
- Скажи: «Служу народу и спецназу!». Этого будет достаточно, – шепнула она.
- Служу народу и спецназу!
- Стать в строй!
Потом его тормошили со всех сторон, норовя то обнять, то потрусить. Молодой голос подкинул бессмертную мысль: «Надо бы обмыть». На нее разом зашикали: «Думай головой, балоболка, какое «обмыть» в поле?». Кто-то задумчиво заявил: «А ведь теперь и подзатыльник не дашь – по уставу не положено!» - и все разом отчего-то рассмеялись.
Веселье продолжалось до того момента, пока грустный голос не напомнил: «Полчаса до выхода», - и все разом разбежались, заканчивать сборы, оставив Федьку посреди всеобщей суеты сжимать в кулачке серебряный крестик награды. Правда почти сразу подошла Зайнаб и помогла перецепить награду на внутренний слой камуфляжа.
- Это, Волчонок, ведь не просто крашеная ткать, она и радиоволны неплохо поглощает. Так что, уж извини, пусть и не покрасуешься, зато в прицеле меньше светиться будешь…
Через собирающийся лагерь прошла, раздавая распоряжения, заместитель командира Сойка, и замерла как вкопанная перед сидящей на груде вещей «на выброс» Машенькой. Девушка поглаживала бока гитары, которую точно теперь предстояло бросить.
- Так, а может все же поднимешь нам «боевой дух и мотивацию», - Сойка явно слегка ерничала, но в голосе звучало скорее ожидание, чем насмешка, - не зря же ее брали?
В ответ Машенька только кивнула и перебрала струны. Все мигом замерли, стараясь не пропустить ни слова зазвучавшей песни:

Ну что ж, пора, товарищ капитан.
Мы Родину и смерть не выбираем.
Мы под звездой прошли Афганистан,
мы на крестах России умираем.

Ну что ж, пора, товарищ капитан…

Мы сыновья загадочной страны,
мы как чужие в собственной Отчизне.
И пусть мы ей сегодня не нужны,
но без нее и нам не надо жизни.

Мы сыновья загадочной страны…

Нет красных звезд на полосах знамен,
но наша кровь не изменила цвета, -
еще он будет в мире воскрешен,
хотя пока мы гибнем не за это.

Нет красных звезд на полосах знамен.

Ну что ж, товарищ капитан, пора,
ведь мы ни жизнь, ни смерть не выбираем:
мы за Державу гибнем под "ура",
мы за эпоху молча умираем.

Ну что ж, товарищ капитан – пора!
Виктор Верстаков

рада за него))))


ха)) напомнило немного другое)))


Ловко вставлено ТТХ нового оружия мальчонки - даже читается легко)))




Песня вызывает слезы на глазах - ох уж эти стойкие оловянные солдатики((( На смерть идут с песней, как я понимаю((
и опять трогательная прода! Ну вот сначала полюби героев, а потом...
Все-таки мерзкая штука - война!

Песню даже несколько раз послушала. Спасибо за продолжение!

тебе спасибо

***
Если Федька и думал, что былые заслуги и даже награда позволят ему общаться со взрослыми на равных, то мигом убедился, что такое, если и возможно, то только пока ведешь себя по-взрослому. Стоило попытаться покачать права, как его мигом поставили на место и не самым приятным способом.
Просто, перед самым выходом, Сойка, проходя мимо, бросила: «Кувалда, несешь Волчонка». В ответ на что Федор, разобиженный в лучших ожиданиях, заявил: «Еще чего! Да я от вас не отстану!». За что мигом и огреб по самое не балуйся – не успели еще брови заместительши командира достигнуть верхней точки, как шею что-то кольнуло, и ласковый голос отрядной медички над ухом произнес: «Маленький мальчик забыл, что приказы не обсуждаются, а теперь закрываем глазки и крепко спим, это - тоже приказ…». После чего потерявшую чувствительность тушку запаковали в некое подобие парашютной подвески и прицепили на спину Кувалде.
Пришлось действительно отсыпаться впрок.
Наслаждаться забытьем, однако, долго не пришлось, уже на третьем привале, шипя сквозь зубы подслушанные у взрослых словосочетания не слишком понятного смысла, Федор растирал занемевшие ноги еще не слишком чувствительными руками.
- Командир, надо бы поговорить. – Фраза, сказанная не слишком громко, произвела эффект шоковой гранаты. Даже Федор бросил свое занятие и во все глаза уставился на происходящее буквально в пяти шагах от него.
- Так что скажешь? – В голосе тетеньки звенит непонятная настойчивость. Замерев перед сидящей на камне майором, она не обращает внимание ни на то, что ее собеседница закрыла лицо ладонями, будто стараясь спрятаться от происходящего, ни на то, что все в лагере замерли и смотрят только на нее, ни на неслышно возникшую за спиной фигуру. А рука у вдруг образовавшейся «тени», между прочим, расслаблено лежит на поясе рядом с рукоятью ножа.
Кожу на голове мальчика странно стянуло – это сбритые, за невозможностью расчесать колтун, вихры попытались встать дыбом. Возникло сильное желание забежать в кустики, но сдвинуться с места он не успел.
- Скажу, что ты, Клуша, дурой жила, дурой и сдохнешь. – Из под ладоней голос майора звучал глухо, но в следующий миг она их отняла, смахнув навернувшиеся на глаза слезы, и жестко продолжила: – Флягу дай!
Клуша вызывающе дернула головой, как норовистая лошадь, но с пояса флягу сняла.
- Подумаешь. Всего лишь сока тарника. Классно подстегивает и побочных эффектов никаких. – Командир болтанула емкость, на слух определяя остаток, и мальчик увидел, как побелели держащие флягу пальцы, но больше никак свое волнение она не проявила, с каменным лицом спрятав флягу в карман своего рюкзака.
- Вот и говорю, что дура… Поинтересоваться, из чего, к примеру, «одинадцатидневку» делают – религия не позволила? – голос звучал скорее расстроено, чем гневно. Командир отвела взгляд в сторону от разом растерявший весь свой запал Клуши – побледнев как мел, та плавно опустилась на соседний камень. Ноги ее явно не держали.
Сбоку подскочила медичка, бормоча что-то успокаивающее, Федор ждал чего-то вроде того, что проделали с ним – легкого касания и падающего тела, но она просто посветила в глаза: «Плюнь сюда, девочка, вот и молодец». Посмотрев на показания зажатого в руке приборчика, медичка просто отошла за спину пациентки, грустно покачала головой, сделав при этом непонятный знак второй рукой.
Клуша же, не отрываясь, смотрела на командира, и в этом взгляде была какая-то детская обида:«Как же так?» - потом вдруг сменившаяся спокойным вопросом: «Сколько?». В ответ майор дернула щекой, подняв один уголок рта: «Не парься - больше чем всем остальным».
- Ты извини, но я к тебе Раду приставлю, да и вообще… следи за собой. - Смотреть на своего бойца она по прежнему избегала.
В ответ Клуша только криво улыбнулась и тряхнув головой, показала, что пришла в себя.
- Ладно… Со мной допустим все понятно, - проглотив комок, хриплым голосом продолжала упорно гнуть свою линию, - но остальные? Оставьте пулемет, поставьте мины, а сами уходите. Зачем же…
- Уйти… А думаешь выйдет?
- Вот оно как… Вот суки…
- А головой подумать? – нахмурилась Майор. - Присягу напомнить? И ради чего ее давали? Вот как думаешь – какие шансы у местного ополчения против настоящих спецов? Прикинула, а теперь посчитай, сколько тех же спецов нужно, чтобы нас поймать. А сколько нас сейчас ловит, и так представляешь. Неприятно конечно себя разменной монетой чувствовать, неприятно, но если минуты на жизни меняются…
- А если…
- Хороший мальчик… - непонятно ответила майор, после чего под излучающими надежду взглядами обеих Федор почувствовал себя очень неуютно.
- Вот оно что… - задумчиво протянула Клуша и, искренне улыбнувшись, добавила, - действительно, дура.
- Вот что, боец, - не спеша поднялась, одергивая форму, майор, и вдруг порывисто обняла вскочившую Клушу, - кончай мне тут херню пороть. Думать - не твоя задача, а что и когда делать, тебе и так скажут.
- Ну и дуры! – заявила в ответ подчиненная и, повернувшись, ушла, явственно смахнув что-то с левого глаза.
Больше терпеть неопределенность собственного положения Федька не мог – как пружиной подброшенный, он подскочил к задумчиво перебирающей вещи в рюкзаке майору.
- Командир, надо бы поговорить! - пискнул он первое, что пришло в голову, пока решимость окончательно не покинула заходящееся в стуке сердце. В ответ ему просияла улыбка на пару десятков золотых зубов, и мягкая ладошка попробовала пригладить оставленный спереди чубчик.
- Конечно, боец. Отойдем.
Однако, когда они зашли за громадный, в пяток его ростов, останец, доброты во взгляде командира уже не осталось – только холодное внимание, от которого Федька нервно оглянулся посмотреть, не стоит ли кто у него за спиной. Никого там не было, впрочем – слишком много он о себе думает, ему то шею свернуть еще проще чем куренку.
- А что такое «одинадцатиденевка»? – от волнения и чехарды в голове наружу выплыл совсем не тот вопрос.
- Понимаешь, все дело в том, что человек – не лошадь. – Ответила майор, задумчиво глядя на противоположную стенку ущелья. Там, вопреки всем законам физики, ползла вверх крохотным паучком знакомая мальчишеская фигурка. – Загнать обычный человек себя не сможет. А всякие супермэны существуют только в плохих фильмах. Зато есть препараты, которые могут на время превратить человека в лошадь… Тогда можно бежать все одиннадцать дней подряд – не отвлекаясь на сон, отдых, боль или даже еду.
Фигурка на груди громадной скалы добралась до нависающего карниза, хитро изогнулась, перевернулась и полезла дальше ногами вверх – аж дух перехватило.
- Расплата за это понятная – несколько недель, если не месяцев, постельного режима и специальной физкультуры. Если в течении восьми дней принять антидот, вполне можно потом прийти в норму. Дальше – понадобится специальная аппаратура, которая за тебя будет есть, выводить отходы, дышать и гонять по венам кровь – как повезет. Она есть далеко не везде, да и с ней шансы далеко не стопроцентные. После одиннадцати дней никого вытащить не смогли.
- Но как же так…
- На войне всякое случается. Человек может быть смертельно ранен, отравлен, получить смертельную дозу облучения. Это – для него возможность не быть обузой себе и товарищам, а сохранять боеспособность. До самого конца. Одиннадцать с половиной дней.
Вот так вот просто. Про «пятнадцатиминутку» мальчик спрашивать уже не стал – и так понятно. Зато собрался с духом спросить о главном.
- А я значит обуза! И значит, вы меня бросите! Счас она, - палец ткнул в фигурку уже практически добравшуюся до самого верха, - сбросит вниз веревку и привет – пойдете дальше своей дорогой… - горло перехватило и оставалось только отвернуться, делая вид, что сделал это ради того, чтобы помахать в ответ добравшейся до верха Зайнаб. Оттолкнуть прижавшееся к спине тепло решимости уже не хватило, как и сбросить обвившие руки.
- Ты молодец, Волчонок – про «мешок» как догадался? – пришлось шмыгать носом и отказываться от похвалы.
- «Мешок» - это че?
- Понимаешь, собака на самом деле не по следу идет, а там, куда движение воздуха запах со следа относит. Запомни это на будущее. В таких местах, вроде этой скалы, движение воздуха образует как бы водоворот – «мешок» из которого ни один запах не вырвется, - ничуть не расстроившись из-за его неосведомленности, пояснила майор.
- А вообще, Волчонок, ты никакая не обуза, а боец, на которого остается только и надеяться. Ты понимаешь, погибнуть не страшно – выбирая такое дело, подобный исход естественно подразумеваешь. Страшно погибнуть, не оправдав доверие, такое тоже бывает. Жизнь - она штука сложная. В этот раз так вышло, что выполнить боевую задачу можешь только ты. Мы тебя, собственно, потому и на руках до сюда тащили – чтобы те, кто идет следом, о тебе ничего не знали. Значит и твое исчезновение не заметят. Но отказаться, конечно, можешь – ты присяги не давал и вообще…
Федор тяжело вздохнул – взрослые часто врут, пытаясь замаскировать свои решения чем-то значимым. Кажется, это называется «ложь во спасение», да и стоит смотреть правде в глаза – он действительно обуза, значит не стоит кочевряжиться, жизнь есть жизнь.
- Что нужно сделать?
Улыбнувшись, майор сняла со спины зеленый тубус:
- Надо отнести эту вещь в указанное место и отдать человеку, который назовет пароль. – И, видя что мальчик замер с выпученными глазами, глядя на круг с жёлтым трилистником, успокоила: – Да это ерунда, за месяц таскания получишь столько же, сколько от микроволновки за год.
- Я н-н-е боюсь, - до Федора наконец дошла серьезность задачи, и груз ответственности заставил сердце ухнуть в пятки. - А если некому будет отдавать?
Командир грустно улыбнулась, еще раз взъерошив многострадальный чубчик.
-Тогда выйдешь на связь с нами, а если не отзовемся… Что ж, ты уже взрослый мальчик, к тому же настоящий спецназовец – разберешься, куда применить от пяти до сорока килотонн… - в ответ на испытывающий взгляд оставалось только прикусить губу и кивнуть.
- Ну что ж, я верю в твою рассудительность. А теперь давай немного поучимся – пока девчата тебе рюкзак собирают.
«К бою изделие изготавливается так…»
***

Ну вот и все закончилось. И головокружительный подъем, когда ветер раскачивал на «паутинке» худенькое тело, а мимо проплывали прожилки и трещинки могучей скалы. Вниз он, как и советовали, старался не смотреть, хотя в данной ситуации это ни на что не влияло.
И краткое прощание Зайнаб: «Прощай, брат Волчонок». Ее последний доклад: «Командир, я тут на четырнадцать часов балок высмотрела». «Объявляю благодарность, орлица ты наша – туда и пойдем», - и последний взмах рукой, прежде чем оттолкнуться и исчезнуть за кромкой. Сброшено вниз крепление «паутинки», и по дну ущелья прошла короткая цепочка фигур, отсюда кажущихся не больше муравья – кажется, замыкающая ему напоследок помахала, но с уверенностью сказать сложно.
Теперь можно рассчитывать только на себя. И значит, десять раз подумать, прежде чем сделать. Это раньше он мог сгинуть без следа – мир бы и не почесался. Теперь же ему доверено дело, от которого зависят многие жизни.
Значит, как пятки ни зудят, делаем все спокойно и медленно: лечь на спину, полюбоваться низким серым небом. проверить, что все на месте – труба под правым локтем, рюкзак на груди, пистолетик в кобуре и крепко прихвачен ремешком. Выданный короткий автоматик – в мягком чехле в боковом кармане рюкзака, а ремень от него - на шее. Таблетка давно рассосалась, оставив после себя мятный привкус. Вроде все как положено, осталось только «дернуть за веревочку».
Поехали!
Все же совсем недаром был выбран такой способ экстренного спуска. Ни одному взрослому не пришло б в голову, что такое возможно без общего наркоза. А Федору было весело когда надувшийся громадный (а еще и прозрачный) шар покатился вниз, под шипение газа стабилизирующего вращение внутренней сферы, разгоняясь все быстрее, отскакивая от препятствий и летя по воздуху порой пятидесятиметровыми дугами.
Все это вызывало только писк восторга, хотя у взрослого скорее просто остановилось бы сердце, когда шар на мгновение завис над пропастью, чтобы потом ринутся вниз с почти полукилометровой высоты к поверхности горной речки, казавшейся маленькой ленточкой.
Спуск по горной речке понравился не меньше полета с горы. В одном месте даже пришлось кувыркаться внутри, чтобы снять «корабль» с камней, на которые его выкинуло стремительное течение. Но постепенно течение замедлялось, а навигатор начал подергиваться, предупреждая о вхождении в зону, из которой рекомендовано топать дальше уже собственными ногами.
Опять пришлось кувыркаться, чтобы подгрести к берегу. Сослуживший свою службу шар не спеша поплыл в сторону поворота русла, но не доплыл – короткая очередь из двух патронов отправила отслужившую свое технику на дно. Извини шарик, но тайна быстрого ухода из зоны облавы так и должна остаться тайной. Пусть уж лучше преследователи, когда поймут свою ошибку, прочесывают мелкой гребенкой горы.
Самый быстрый и самый безопасный участок был завершен. Впереди были сотни километров по поверхности планеты, где практически любой хищник был больше его весом, а значит – считал Федора своей законной добычей. И почетное место среди опасностей занимал, естественно, человек.
Оставалась мелочь – дойти.
***
Мария с сожалением опустила оружие – она через прицел рассматривала махающую рукой им в след крохотную фигурку на вершине скалы. «Черт, совсем забыла сказать пацану, чтобы не маячил на фоне неба», - впрочем, сейчас это было уже некритично, а позже найдется, кому объяснить и научить. Если будет такая необходимость, и если будет это самое «потом».
Невольно передернув плечами, отогнала все сомнения – успеет. А они уж сделают все возможное, чтобы его не стали искать до того, как не станет слишком поздно. Как лиса уводит свору собак от логова с лисятами.
Война – это цифры. К счастью, они учились по одним и тем же. Есть вполне четкие нормы, сколько можно пройти в горах – в зависимости от сложности рельефа, температуры и высоты, вверх по склону или вниз. «Шарик» покроет все самые оптимистичные прогнозы, как бык овцу. Значит, он успеет.
Осталось одно – увести за собой погоню.
- «Орбита», мы уходим в квадрат 34-18. Что там за строение? – связь в горах довольно безопасна, если выбрать место, из которого видно только небо, и желательно – без спутников противника.
- «Фокус» - это «таежная избушка». Должна быть в хорошем состоянии. Посторонних в окрестностях сейчас нет. Строение пустое. Принимай карту района с оперативной обстановкой.
- Значит, счас уничтожаем документы и отходим, «Орбита».
- «Фокус» - отставить уничтожение.
- «Орбита» - благодарю.
- «Фокс» - что могу. И… прости.
- «Орбита» - принято. Сочтемся. Конец связи.
- «Фокус» - следующий сеанс по вашему вызову. Класс «прима». Отбой.
Ну вот и все – последние точки расставлены. Надо же – прощения попросил, тяжело быть гадом и иметь при этом совесть, но это уже не ее проблемы. «Подъем, девочки, движение по третьему варианту».
Группа металась в лабиринте узких ущелий, как настоящая лиса, уходящая от погони - создавалось впечатление, что она движется разом во все стороны. Но если свора большая, и есть возможность перебрасывать отставших участников веселья на новые направления по воздуху…
А с другой стороны – все щели все равно не перекроешь. Спасали пока данные «Орбиты» и принятый стимулятор. Ловцы выдавали себя каждым выходом в эфир, а отчетность их многочисленное начальство требовало регулярно, поэтому все многочисленные засады на пути оставались без добычи. А вот стимулятор не только помогал – он конечно давал возможность двигаться без отдыха и со скоростью которую противник не ожидал. Но при этом все вещи, которые обычно выполняются «на автомате», теперь требовали внимания.
Надо было следить за тем, чтобы вовремя поесть, чтобы не рухнуть, когда сахар в крови упадет ниже критического, контролировать собственные движения, чтобы ненароком не переломать кости. И в приказном порядке бегать в кустики – просто, чтобы сердце не оказалось отравленным продуктами подхлёстнутого метаболизма. Их статный медик выглядела жутко, но пока еще держалась.
А вот время подходило к концу. Слишком велика оказалась «свора». Вполне можно собой гордиться, похоже, тут вообще собрались не только все наличные «волкодавы», но и вообще все хоть чуть способные к самостоятельным осознанным действиям. А другого и ожидать не следовало, сама в аналогичной ситуации рвала бы жилы и подключала всех, кого можно и нельзя. И сила успешно противостояла хитрости и опыту – скоро придётся жертвовать частью группы, чтобы дать время остальным.
Точнее – это противник так думает. Значит, есть возможность его сильно удивить.

Удивить получилось. Оставив заслон из с пулеметчика, группа ушла дальше, стараясь максимально быстро проскочить еще не перекрытое «бутылочное горлышко», и выйти из зоны облавы. Это преследователи так думали. Потому не спешили, а старались, пользуясь подавляющим огневым превосходством, прижать огнем и взять пулеметчика живьем.
Им бы следовало передумать, когда выяснилось, что помимо пулемета в заслоне присутствует еще и снайпер, успешно прижавший посланных в обход пулеметной точки, но не одумались – времени не хватило. Совершившая рывок длинной в десяток километров, основная часть группы обрушилась на наступающих с тыла. А с этого направления зарвавшиеся преследователи даже толковых укрытий не имели – недаром столько времени выбирали место для засады.
Бой в итоге вышел очень короткий. За почти три отделения заплатили одним двухсотым и одним трехсотым – замечательный результат, если б в других обстоятельствах. Поймала осколок по ниже спины Машенька – как бы не от собственного «минного поля», подорванного в кульминационный момент, да так и осталась возле своего пулемета Клуша - по ее ранениям так и не смогли понять, помогла ли ей «пятнадцатиминутка» продержаться до решающего удара, обеспечив общую победу, или наоборот – убила, когда в этом не было никакой необходимости.
В последствиях наложения одного спецпрепарата на передоз другого разберется разве что хорошо оборудованная лаборатория. Несомненно было другое – их стало меньше. Зато кольцо было прорвано и можно споконо идти туда, куда изначально и собирались. Это тоже дорогого стоит.
- «Барра» - «Фокусу». Танцуй. – Вот и еще один камень с души.
- «Барра» - с таким количеством хабара могу только подпрыгивать. Что там у вас?
- «Фокус» - балок пустой. Есть почти тонна жидкого топлива и почти полтонны газа. Живем.
- «Барра», газ – водород, метан?
- И тут повезло – пропан.
- «Барра» - редуктор?
- Уже почти сделали. Конец связи.
Вот теперь действительно живем. Правда недолго, но на бессмертие никто всерьез и не рассчитывал.
***

тяжело читать про идущих на смерть((
и ведь мальчишку неизвестно что ждет.
Очень хорошая прода.
Спасибо, Ал!

Спасибо Оля. такова жизнь.

- Не дрейфь, капитан. Никуда они не денутся. – Попытался подбодрить непонятно о чем задумавшееся начальство верный зам.
Иволгин Виктор Иванович тоскливо в очередной раз осмотрел тактическую схему и вынужден был констатировать – ничего не поменялось. Уже вторые сутки водившая его за нос группа в очередной раз преподнесла сюрприз. Для разнообразия – приятный. Но интуиция явно кричала о подвохе, но в чем именно он заключается - предпочитала отмалчиваться как на допросе.
Крутившиеся ранее ужом и выскальзывавшие из всех ловушек резко сменили тактику и сели в глухую оборону. Ничего не сказать – позиция, конечно, сильная и наверняка время, которое он потратил на сосредоточение сил, обороняющиеся тоже использовали максимально. Именно поэтому никаких решительных штурмов и прочих глупостей не наблюдалось.
Одного раза хватило. Это когда два отделения «с ходу» попробовали сбить оставленный заслон и при этом влипли по полной. Попав для начала на управляемое минное поле, когда несколько взрывов превратили обычную каменную осыпь в чудовищную осколочную мину. Уцелевших же добила сделавшая крюк основная часть группы, разыграв классическую огневую засаду - «молот и наковальню».
Потери вышли чудовищными, и за них еще предстояло ответить. Тем более, что непосредственных виновников теперь даже ради получения морального удовлетворения не накажешь – последствий собственной ошибки они не пережили.
И вот опять и снова чертовы духи со всем комфортом расположились прямо в капкане, ведя вялую перестрелку, хотя должны были рваться наружу, не считаясь с потерями. Уж кому-кому, а этим должно было быть четко понятно, что в любой момент подойдет тяжелая техника и не уйдет никто. Но – сидят как приклеенные, и это наполняло сердце ожиданием больших неприятностей.
- Ну вот и все, Иваныч, - немного фамильярно заметил зам, - летят, слава те Господи!
Вынырнувшее из низких облаков продолговатое тело четко вписалось между двух соседних вершин, в ущелье между которыми и засели противники, и выполнило сброс техники. В пространстве за транспортником вытянулись колбасы парашутов-стабилизаторов, на нижних концах которых стремительно набухали конусы надуваемых воздушных мешков.
Стабилизаторы едва-едва успели полностью раскрыть купола, как клубы пыли скрыли место приземления – сработала тормозная пиросистема.
- Летуны гребаные! Куда мать … вы.. …! – дальше шел уже сплошной мат, даже без предлогов.
Это надо понимать командный канал вызванной подмоги умная техника подключила. Пользуясь тем, что сети управления успешно объединились, Иволгин смог уяснить всю удручающую картину разворачивающегося бардака. Рано он обрадовался точностью, с которой транспортник выбросил технику прямо в горловину ущелья. Просто потому, что это получилось только в двух случаях из трех, третья БМД-шка как раз вываливалась из чрева свечкой уходящего вверх летательного аппарата.
Под аккомпанемент матюгов находящегося именно в ней командира прибывших на разборку «тяжелых» десантников. Разумеется, рисковать повторным заходом на цель для «до сброса» никто не собирался, и выкинули их по принципу «на кого бог пошлет».
Дожидаться, пока начальство «приданных» перестанет кувыркаться в воздухе и начнет выполнять свои обязанности, было некогда – счет шел на секунды. Капитан мигом перевел управление на себя и сбросил прямо на АСУ машин план атаки и схему взаимодействия вместе с приказом начать атаку. Слава богу, в этот раз обошлось без пререканий и выяснений, «танкисты» тоже понимали ценность первого момента ошеломления.
- Конвейер заело… или тележку… Аварийно скинули. – Прокомментировал происходящее зам, внимательно наблюдая за воздушными эволюциями.
- Сволочи, - прокомментировал, не отрываясь от тактической схемы, капитан, - могла ведь и парашютная система заодно не сработать, раз уж все наперекосяк пошло.
- Как бы он нам на шею не… того. – Продолжил он, озабочено косясь на быстро несущиеся вниз десять тон брони, не считая боеприпасы и топливо. По командному каналу тем временем уже даже слов разобрать было нельзя – одни эмоции. Иволгин хотел успокоить зама – по данным схемы точка приземления отстояла от них больше чем на пол километра, но тут отвлекся на развитие ситуации.
Вместо ожесточенной стрельбы, атакующих встречало стекающее сверху в ущелье дымовое облако. Клубы искусственного «тумана» как раз сворачивались в жгуты, четко между выдвигающейся на рубеж техникой, которую, помимо «тяжей», оседлала еще и выделенная в «штурмовые» часть его роты - и группой блокирования.
Вот значит, в чем состояла суть задуманной духами хитрости. Капитан усилием воли отогнал вставший перед глазами кошмар – влетевший в дым и ослепший в результате какой-нибудь подлой хитрости (вроде мощного генератора помех или подсаженного в АСУ вируса), ударный кулак наматывает на гусеницы собственный авангард, пока затерявшиеся в суматохе диверсанты уходят в отрыв. Нужно было срочно принимать решение, но в голову ничего кроме продолжения атаки не приходило. А потом стало поздно.
На удар по ногам и колыхание вдруг вообразившей себя морем скалы капитан поначалу внимания не обратил, как и на ошарашенную фразу зама: «Тонн семь, не меньше…», - больше всего в этот миг интересовало исчезновение меток «своих» с тактической схемы. Это начал работать постановщик помех, или все же вирус? Увы, но ответ был получен тут же – стоило только поднять голову.
Над створом ущелья, отлично видимая с расстояния в два километра, стремительно расширялась вверх белесая полусфера – зона атмосферной инверсии, отмечающая прохождение ударной волны. А из середины уже неспешно поднимался огненно-оранжевый, но с высотой все более теряющий цвет и становящийся серым, гриб.
Нет, не тот , к счастью не тот, но и он старался дотянуться до низких облаков. «Метров триста-четыреста уже есть», - отрешенно подумал капитан, наблюдая за этим чудовищем, и одновременно – как гаснут последние отметки. От ударного кулака не осталось никого, от авангарда – от силы - половина.
Из ступора его вывел скрежет гусениц по камню.
- Капитан, тудыть твою качель, что за … тут творится?
Вовремя. Отдав команду резерву: «По машинам», - Иволгин прыгнул на броню и заорал в «глухую» лицевую пластину шлема: «Рви, уйдут суки!!»
***

война(((



жуть ваще!

Спаибо за проду!

Беспоконо за наших - такую силищу на них бросили.

Всего лишь контр-диверсионные мероприятия на самом деле. Силами одной разведроты роты + танковый (плавающих-десантных) взвод. Но против по сути отделения (9 человек) это не просто много, а...

Тут "наши" все в чем и заключается особое гадство ситуации.

«Поле, поле, кто тебя усеял…», - полностью опустошенный Иволгин взирал на плоды трудов своих. И ужасался.
Тогда, в горячке встречного боя, когда шел судорожный размен, никакая цена не казалась слишком большой, наверно еще и потому, что и собственная жизнь взвешивалась на тех же самых весах. но вот сейчас...
Совсем небольшое стадо его разведчиков, не знающих куда себя деть – всё, что осталось от роты. А ведь это - лучшие из лучших.
«Лучшие – просто потому, что единственные. По-настоящему лучшие лежат чуть дальше…». «Плевать!», - заявил капитан своему внутреннему голосу, - «лучшие, потому что живы и выполнили задачу». И тут же сплюнул – препираться можно сколько угодно, но соотношение потерь говорило само за себя.
«Вот-вот, к тому же – с кем теперь ты собираешся выполнять следующее задание? Это не говоря о том, что им ты выполнить их задание помешать не смог...» И это тоже было верно. Даже если медики смогут быстро поставить в строй раненых, вернуть разведке уверенность в своих силах будет задачей как бы не более сложной.
Ведь и сейчас, едва стоит закрыть глаза, как перед глазами мигом возникает «картинка» последнего эпизода боя. Когда за четыреста метров впереди в последнюю атаку поднялись четыре фигуры. И как они одним рывком, совершенно не реагируя на огонь, преодолели более полутора сотен метров – буквально на глазах подмоги стерев с лица земли остатки авангарда. Ошеломленные бойцы, так и не смогшие найти в себе силы подняться в контратаку на этих «неуязвимых», и так и умерли в укрытиях, превратившихся в ловушки .
«А это ужас пошел дальше…» - чтобы упасть, не добежав до второй линии, еще через полторы сотни метров – вытекшая через десятки попаданий кровь отказалась поддерживать видимость жизни в телах. Иволгин тогда хорошо запомнил полные мистического ужаса глаза «зама». Что тогда говорить о молодых парнях – никакие уверения в силе современной науки не смогут быстро вернуть им былую уверенность.
«А вот докладывать о результатах стоило сразу, не пытаясь разобраться самому… » - все верно, местные всеми силами старались сделать невозможной связь, но как на грех именно сейчас связь была. И доблестное начальство хрипело и плевалось в микрофон, пусть и весьма далеко, но слышимое, словно на расстоянии вытянутой руки.
- Капитан … ты … что … там… …? Положить … две трети роты… только … двухсотыми!! Всю технику … пожгли …! Да за такое … …. .!!! С десятком духов … не справился!!
«Повторяться начал, хотя он и прав», - отрешенно подумал Ивогин, разглядывая сидящего на обгорелой броне их последней БМД-шки командира «смежников». «Коробочку» положило набок и буквально выпотрошило попадание термобарического заряда, на такое «варварство» современная сверхлегкая броня рассчитана не была, хорошо хоть случилось это после того, как десант успел развернуться в цепь. Но и так потеря последней единицы техники обошлась очень дорого.
«Танкист», стянув с головы свое «ведро», смотрел угрюмым, ничего хорошего не предвещающим взглядом, но вел себя на удивление тихо и разумно. И не только потому, что был в меньшинстве, просто снайперская пуля поразила «голема» в весьма не приятное место – разбив гидронасос. Так что поднять ко рту стакан с найденной в чреве машины водкой для тренированного мужчины сложности не представляло, пусть на это и требовалось усилие в двадцать килограмм, а вот драться с таким гандикапом было просто глупо. Вынуть же этого рака из панциря можно было или в передвижной мастерской и очень медленно или быстро – взрывчаткой.
- Разрешите доложить результаты противодиверсионного рейда, товарищ подполковник? – вклинился в поток мата уставший ждать капитан и, воспользовавшийся паузой, которая понадобилась начальнику, чтобы набрать новую порцию воздуха. Ответом ему была гробовая тишина, видимо от такой наглости на противоположном конце потеряли дар речи.
- Докладывайте.
«А быстро он пришел в себя», - подумал Иволгин и приступил:
- В соответствии с приказом, я прибыл в квадрат… - привычные слова лились независимо от сознания, но сегодня уж очень разительно отличались от того, что видели глаза, уже который раз обегающие сцену побоища. Сердце терзал один вопрос – «неужели те, кто смог сотворить такое, не могли прорваться и уйти?».
Ответ не радовал – могли. Но предпочли вместо этого выполнить задание. Вот такое вот простое решение – выжить, но проиграть или победить, переступив черту.
- Излагайте короче. Только суть. - Кажется вспышку бешенства сменила холодная ярость.
«И что удивительно – их задачу выполнить должен ты. Промолчи, и победа им не достанется, а гибель их станет напрасной. Отомсти за своих людей… »
- В результате проведения спецоперации полностью уничтожена разведывательно-диверсионная группа 22-й ГОБр СпН ГРУ! – по уставному «лихо и слегка придурковато» доложил капитан, - в составе девяти человек, собственные потери составляют…
Кажется, начальство второй раз за разговор потеряло дар речи.
- Капитан, о чем ты бредишь? Какой спецназ, какое ГРУ?
- Самый настоящий, «Серые волки», тащ подполковник! Волчицы…
- Чтоооо?!
- Виноват! Нами взяты ордена и документы! Командир – майор, Проваторова Мария Ивановна, самая младшая по званию, снайпер – старший прапорщик Кунакбаева Зайнаб. Женская офицерская группа. - «Ох, заткнись хоть сейчас!», - простонал здравый смысл, но капитан, стиснув зубы, продолжил: - Ни одного спец изделия обнаружено не было.
- Какие «изделия», выражайтесь яснее.
- Подобные группы штатно имеют на вооружении два тактических ядерных заряда. Взятые фото материалы показывают, что у этой группы по крайней мере один такой заряд два дня назад был в наличии. Очевидно, они или были переданы кому-то, или уже установлены. Необходимо, чтобы саперы проверили возможные места размещения зарядов.
- Капитан, ты что по открытому каналу болтаешь… Да я тебя… - после чего связь оборвалась.
- А мне по..й, товарищ подполковник! – сказал Иволгин и встретился с уважительным взглядом «танкиста».
- «… капитан, никогда ты не будешь майором», - прохрипел цитату тот и кивнул на второй стакан.
- «Дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут», - сказал он в ответ и, опрокинув в себя огненную воду, добавил: - Куда уж дальше? И глубже.

***
Он вышел в нужную точку спустя семь дней – бледная тень самого себя, только что не шатаемая ветром. Все основные события к этому времени уже были закончены и даже частично забыты. Люди вообще склонны стараться забыть прошлое.
Сканер исправно работал на прием, и об основных событиях войны Федор знал. Но собственным глазам верил все же больше, впрочем и они с легкостью подтвердили новые реалии мира – на ВПП и возле ангаров военная и гражданская техника вперемешку. Люди… люди пока не сливаются, держатся обособлено, но это уже вопрос времени. И небольшого времени.
Вот только у него еще есть задача, и его война еще не закончилась.
Сунутый в воду одного из ручьев исправно передал запрос и получил ответ – завтра утром или послезавтра в тоже время. Успеет. Тут недалеко.
Утро началось как обычно – с мучительных позывов к рвоте. Тело за ночь забыло о своем состоянии и теперь пыталось освоиться заново. К счастью, он давно уже перестал наедаться перед сном, пока влил в себя немного воды, извергнув которую назад, желудок слегка успокоился.
Теперь можно и делами заняться. Удивительно, но боли как таковой уже давно не было, но как оказалось, запах тоже может причинять боль куда как более мучительную. Затолкав в организм противорвотное из аптечки, быстренько засунул следом немного еды – привычно не чувствуя вкуса. Теперь можно собираться - ополоснулся в ручье, всячески стараясь не потревожить раненую руку, и натянул с вечера выстиранную форму, провел пальцем по награде, вспоминая и надеясь. Теперь руку на перевязь, ремень оружия на шею и можно двигаться.
На условном месте стоял коптер и рядом с ним шебуршился мужественного облика парень. Больше никого обнаружить не удалось, значит начинаем – только подтянуть леску зубами по короче. А теперь самое главное – не споткнуться. Впрочем, уставшему роботу, которым чувствовал себя Федор, было почти все равно.
Парень чуть не бросился вперед, но заметив весящий на груди автомат, пусть и не направленный стволом в его сторону, а смотрящий влево, и руку на рукояти, мигом поумерил энтузиазм и споро отбарабанил положенный отзыв. Оба. И основной и резервный. Кажется, теперь действительно все.
- Я честно говоря… - встречающий явно выглядит растерянным. Совершенно не ожидал, что посылку принесет пацан, наряженный в подвернутую до нужного размера форму.
Рядом с небольшим костерком накрыта целая поляна – несколько бутылок с незнакомыми этикетками, изысканная и наверняка бешенно дорогая «земная» закусь. И радом со всем этим великолепием топчется хозяин, не зная что ему делать с выползшим из кустов чучелом.
И морщится, не в силах подойти ближе.
К счастью, от вида еды новых позывов не произошло, а то дело могло окончиться крупными неприятностями. Федор просто опустился на колени на берегу всего этого великолепия, пытаясь перебороть накатившую слабость и сфокусировать зрение.
- Я могу это забрать? – робко поинтересовался парень, а вблизи скорее молодой мужчина, видимо не зная что дальше делать с этим поломаным роботом.
- Кусачки есть?
- Что? – взгляд парня становится растерянным.
- Кусачки, ножницы – хоть что-то - есть?
- А да… - из кармана крутых камуфляжных штанов появляется не менее крутой мультитул. Чем черт не шутит, может действительно «швейцарский». Мигом сложив ножницы, собеседник смотрит теперь на них с удивлением.
- На правой руке рукав отодвинь и аккуратно леску перережь. Пока мы тут на атомы не разлетелись. И забирай.. – В глазах собеседника появляется понимание вместе с животным ужасом. Эк его пробрало – аж на носу капля пота повисла. Видимо, только сейчас понял, что за рукоять автомата мальчишка держался не для смелости или форсу, а чтобы не опустить руку. Но рука не дрожит, и через секунду Федора избавляют от привычной тяжести за спиной. Вот и все – пост сдал, пост принял…
Становится возможным уронить затекшую руку на колено, да и самому теперь можно просто лечь на спину. Но как оказалось, что встречающий, когда забирал посылку, слишком низко наклонился – теперь приходится опять положить уставшую руку на оружие и контролировать окружающую обстановку, пока бедолага избавится от всего съеденного утром.
Но это совсем не трудно. И облака замечательные.
- Парень… Тебе наверно в больницу – надо что-то с рукой делать… - ты смотри, а быстро он очухался…
- Что с ней делать? – пробормотал Федор, скосив глаза вниз, на свою руку, порванную когтями на второй день похода – черные скрюченные пальцы, похожие на невиданные когти, торчали из раздувшейся как подушка иссия-черной ладони. - Заберите ее от меня. Воняет – сил нет.
___________

Нас война догоняет…
Ночь тиха и небо звездно. Слава те, Господи – хоть последняя часть утверждения неверна. Плотная пелена облаков, расположившаяся на высоте восьми километров, не только прячет звезды, но и укрывает землю от слишком внимательного взгляда сверху.
Космосу, впрочем, не до земных дел – они там сейчас сачком остатки гражданской спутниковой группировки вылавливают. «Гражданские» - они-то, конечно, гражданские. Но, как некоторые выяснили на собственной шкуре, в качестве шпионов и постановщиков помех работают неплохо, да и при попытке «взятия на абордаж» вполне могут на таран пойти взрываются не слабо, рядом лучше не отсвечивать.
Надо успокоиться. И принять все таким, какое оно есть. В конце концов, будущие историки, если этот эпизод вдруг удостоится их внимания, напишут всего пару строк - вроде: «Единственный за всю войну рукопашный бой произошел на второй день конфликта. Когда в результате ошибки радиотехнической разведки первый батальон ХХХ-го полка вместе с приданной ему девятой разведротой атаковал полевой госпиталь Федералов, приняв его за штаб сторонников Независимости».
«Кругляш… кончай маячить. Че ты, как тигра прям – еще хвост вырастет…» - приходится отвлечься от своих мыслей и присоединится к остальным. Зрелище конечно – не бей лежачего. У сигнальных костров вообще находиться не положено, а тут еще и чаек с перекусом, неспешные разговоры явно «не под чаек», и даже гитара тренькает.
«Партизанщина» - в чистом виде, хотя с другой стороны, а мы-то все кто? Так что разнос за потерю дисциплины устраивать не стал, посты все же выставлены, с неба вряд ли чего прилетит, а людям хоть как-то надо сбросить напряжение этих двух сумасшедших дней, заполненных в основном ожиданием. Вот и сейчас ждем самолета, а что нас ждет по прибытии на место и вовсе представлять не хочется.
Так что молча принял кружку, да присел к огоньку, вот только донести угощение до рта не успел.


Нас война догоняет потерей друзей,
болью ран и бессонницей злою.
Сдать бы горькую память в военный музей
и навеки вернуться из боя.

Вот прилег на кровать, а лежишь на скале,
и от снайпера некуда скрыться.
Посмотрел на окно - там в предутренней мгле
полыхают знакомые лица.

Есть другие друзья, есть другая любовь,
перед ними ты нынче в ответе,
но былая война проступает, как кровь
сквозь бинты в полковом лазарете.

Страха нет на душе, нет на сердце вины,
да и рана давно затянулась,
но живешь, словно сам не вернулся с войны
иль она за тобою вернулась.
Виктор Верстаков

Знакомые нотки прозвучали.

Понятно, что что-то страшное случилось там, в госпитале, где находилась Леночка(((
Ужасно переживательно за Кругляша. Хотя больше всего я рада тому, что Кругляш вернулся-таки. И мы снова видим эту жуткую войну его спокойным умным взглядом.
Спасибо за проду, дорогой Ал. Ждем продолжения!

Спасибо, думаю в этот раз большого перерыва не будет.

На месте приземления властвовал вполне ожидаемый хаос. Четкий и организованный, но совершенно непонятный и страсть как недружелюбный к возмутителям. По прибытии нас самым бесцеремонным образом выкинули с нагретых мест и, не дав даже времени оглядеться, отогнали в сторону. Освобожденные площади и емкости тут же оказались заняты. Пилот, не глушивший мотор, дал газ, и самолет канул во тьму, оставив нас посреди летного поля.
В ответ на попытку прояснить текущее местоположение и дальнейшие действия нас послали... и довольно далеко… если уж быть до конца точными, то туда вообще не ходят. К счастью, посыл сопровождался жестом, который все решили воспринять как направление движения. Ну мы и двинулись, тайно надеясь, что направление нам указали не туда же, куда рекомендовал двигаться вербальный ряд, при этом нервно осматривая небо черед «ночники» и прослушивая окрестности - в попытке разглядеть или услышать садящийся самолет раньше, чем он приземлится нам на голову. Умом понимая всю глупость и тщетность таких надежд – по военному времени все движки были снабжены специальными глушителями, а моторы укутаны дополнительной теплоизоляцией, что делало их необнаружимыми простыми средствами.
И нам вполне успешно удалось преодолеть летное поле, избежав слишком тесного знакомства с самолетными винтами. За пределами взлетной полосы творилось нечто, весьма напоминавшее разворошенный муравейник. Снующие во все стороны люди-муравьи внимания на нас обращали мало, разве что только ради того, чтобы снова куда-нибудь послать. Так что после очередного выслушивания от милейшей девушки (пухлые губки и голубые глазищи на пол лица) слов, которых этому ангелу во плоти и знать-то не было положено, Петрович плюнул и начал действовать с опорой на собственные силы. Разослав бойцов в разные стороны для выяснения обстановки, сам повел меня к начальству, полагаясь исключительно на собственное чутье.
И это оказалось единственно верным решением, уже через пять минут я переступил порог здоровенной, человек на пятьдесят, палатки, внутри которой за складным столом сидело искомое начальство. В гордом одиночестве, если не считать за компанию полупустую литровую емкость с этикеткой в виде черепа с костями и надписью «Яд». Вокруг палатки кипела суета, но здесь было тихо и спокойно. Как в глазе урагана. Значит, это я правильно зашел.
- Явился? – чуть не пришпилил меня к тенту острый взгляд черных глаз.
И тут, как говорится «дошло», что я, прекрасно зная начальника госпиталя, умудрился его не узнать, что называется «в упор». С другой стороны ничего удивительного в этом не было - если и обычный человек многолик, на работе он ведет себя и выглядит по одному, а с внуками, например, совершенно по-другому - то врачи двуличны по определению. Особенно хирурги.
Милейший и интеллигентнийший человек, как например мой собеседник, от которого в обычной жизни не то, что грубого слова – упрека не услышишь, в операционной превращается в безжалостного тирана, мат не просто употребляющего - им разговаривающего, способного швырнуть назад неправильно поданный инструмент, совершенно не глядя на то, что это. Отчего хирургические сестры у них приседаний двадцать за операцию выполняют стабильно.
- Явился… - видимо ответной реплики от меня никто и не ждал. - Ну тогда пойдем! – и резко вскочил из-за стола.
Я ожидаемо напрягся, готовясь подхватить драгоценную емкость – судя по уровню жидкости, сейчас и стол и хозяин палатки должны были оказаться на полу. Но ничего подобного не произошло, и пришлось двигаться следом на отгороженную пологом половину палатки.
- Вот! Смотри, кому мы жизнью обязаны.
Сердце пропустило пару ударов, а потом возникло столь сильное желание кого-то убить, что ногти шкребанули по дереву кобуры. Пришлось закрыть глаза, сделав медленный глубокий вдох – укрытое простыней тело, лежащее на металлическом столе, было раза в два больше Леночки…
- Смотри! - интересно все хирурги такие садисты? Правда, после того как с тела сдергивают простыню, я скорее благодарен. Это тело не так давно принадлежало крепкому зрелому мужчине, лежит спиной вверх, выходные отверстия четырёх пуль – кулак вложить можно, видны во всей красе.
- Знаешь, - возбуждение оставило главврача, голос звучит устало и даже тускло, - я так и не понимаю, почему он не умер мгновенно. Должен же был потерять сознание хотя бы от шока... А теперь мы его тут бросим, мы, все кто обязан жизнью, засунем его в наспех отрытую яму и побежим дальше – спасать свою шкуру. – Вот блин, и что мне с этой интеллигентской рефлексией делать? Не время ведь ей тут, и не место.
- Думаешь, если б он это знал, то поступил бы по другому? Брось, прах к праху, а забота о мертвых нужна не им – они уже сделали для живых всё, что сумели - а как раз живым. Если хочешь, прикажи забрать. Ты тут, в конце концов, главный, а не мыши. Но лучше просто помнить всех тех, благодаря кому сам жив. И живых и ушедших, но заботиться надо все же о живых.
В ответ на сбивчивую речь получаю задумчивый кивок и огонек узнавания в глазах – надо же, а ведь он похоже меня помнит, несмотря на бесконечную череду последующих пациентов…
Под эти воспоминания мы и вернулись к столу и, в невесть откуда нарисовавшийся второй стакан упала щедрая доза. Выпили, не чокаясь. Медицинский спирт, сдобренный аналогичным глицерином (вот умеют медики использовать знания во благо - свое), мягко проскочил вовнутрь и котенком устроился в желудке.
- Они пришли около двенадцати, - голос звучит виновато, хотя уж сидящему напротив человеку винить себя не в чем, - тихо вырезали две крайние к лесу палатки, а потом…
Собеседник не отрывает взгляда от стакана, который непрерывно крутит в руках, будто на дне его пытается разглядеть происходившее.
- Знаешь, мне казалось, что я все знаю о ранах и могу спокойно относится к тому, что вижу… Я видел, что могут сделать с человеческим телом зубы и когти зверя, но скажу честно – с тем, что оставляют человеческие зубы… не сравнить. Тех, кто успел проникнуть в соседние палатки, просто разорвали в клочья. Сами раненые – охрана даже добежать не успела.
- Ну так, жить захочешь…
- Это да, стремящийся выжить человек – страшнее любого зверя. Сказал бы мне кто раньше, что человека можно пробить насквозь обычным костылем… - и нервно вздрогнув, пытаясь отогнать не слишком приятные воспоминания, он снова потянулся за бутылкой.
- Вот и вспомни, что видел, когда захочется сказать, что подвешивать под крылья баки с изопропиловым спиртом - это чудовищно и бесчеловечно.
Не зря ли я так с ним? Вон человек разом протрезвел, а уж от ужаса, отразившегося в глазах, у самого мурашки по коже, но деваться некуда и через пару секунд переглядок главврач берет себя в руки и утвердительно кивает.
Вот за что люблю врачей, так это профессионализм! У меня б в такой ситуации горлышко бы по краю стучало и руки со стаканом тряслись. А тут и налито с прецизионной точностью, и до рта донес, не расплескав, а уж хлебнуть полстакана чистого спирта залпом – тут с медиками только адмиралы потягаться могут. Это оказалось последней каплей, и мой собеседник уронил голову на стол, отрубившись теперь надолго. Нормальный такой ход для решения этических коллизий, опробованный не одной сотней поколений.
Правда налил он только себе, но мы не обидчивые, а об том, кто кому потом руки не подаст – потом и думать будем. Если это «потом» когда-нибудь настанет.
На проходе, совершенно бесшумно, нарисовалась парочка дюжих санитаров – они тут что - специально ждали, пока начальство угомонится, или у них чутье такое? Споро накинув лямки мягких носилок, при этом совершенно не потревожив спящего, они легко подняли расслабившееся тело и бережно понесли к выходу. Ну и здоровые бугаи, совсем немаленький доктор у них никаких видимых усилий не вызывал, кондиции для морской пехоты... или санитаров в психушке.
Не исключено, что так оно и есть.
***

Вот сволочи - эти войска(((
Напали на госпиталь(((
И где познакомился Кругляш с главврачом, раз уж он его узнал?
Вобщем очень тревожная и хорошая прода! Только боязно от слов Кругляша:


Боюсь это ждет в реальности, но даже не знаю как пожелеть сволочей, что вырезали раненых(((

Там вся планета - большая деревня.
А уж главврачей то и вовсе по пальцам и в лицо каждого.

Ну Кругляш то точно знает о чем говорит

Спасибо за правки Оля.

почему-то именно это больше всего торкнуло.

Некий аналог парашютной подвески (Точнее - "рюкзачка" в котором носят младенцев только взрослого размера), с обычными носилкам далеко не всегда и везде разверзнется.

- Привет!
Все мысли разом вылетели из головы, и тело само ухватило бутылку – мне до координации хирурга далеко, и стол я точно переверну. Но порыв рвануться и обнять прошел почти мгновенно, так и замер в неловкой позиции, едва пристав. Второй раз за сегодняшнюю ночь я не узнал знакомого человека, и причиной тому была явно не скудность освещения.
И ведь толком сказать не могу, с чего вдруг знакомая и родная вдруг показалась совсем чужой, ведь и голос, и фигура, и лицо – все было знакомо и ничуть не изменилось! Леночка, видимо тоже поняв мою неуверенность, только грустно улыбнулась и сделала шаг вперед.
И только глядя как она легко идет к столу, я понял что изменилось. Прошедшее с нашего расставания время и произошедшие события не оставили следов на теле, но сильно изменили душу. Это совершенно четко читалось в пластике движений, во взгляде.
Прежняя Леночка смотрела на мир удивленно распахнутыми глазами и была совершенно беспомощна перед ним, ее постоянная неуверенность в суждениях и действиях проистекала в первую очередь из опасения кого-либо невольно (про «вольно» и говорить нечего), обидеть. Чем она сама вызывала неодолимое желание укрыть и защитить. Теперь же в каждом движении чувствовалась непоколебимая уверенность и готовность – этот человек четко понимал границы собственных сил и был готов действовать исходя из них.
Да и взгляд… Нет он ни в коей мере не был «мертвым», или остановившимся, скорее добрым, но вот глубина спокойствия, в нем отраженная, мне не нравилась категорически – в этом океане утонут любые чувства. Взгляд человека, увидевшего мир без прикрас и иллюзий, и принявшего его таким, каков он есть. И себя в нем.
Оставалось только понять – есть ли мне место в ее новом мире, и осталось ли в новой Леночке хоть что-то от той, которую я любил. Впрочем, долго терзаться ожиданием не пришлось – подойдя к столу, мое Солнце ухватила стакан, который успела на треть наполнить ставшая совершенно самостоятельной моя левая рука, и снова грустно улыбнувшись: «Сегодня что-то все пытаются меня споить», - выпила его мелкими глоточками как обычную воду. «Но что-то не получается», - продолжила моя прелесть, занюхав термоядерное пойло рукавом: «Спасибо, наверно все же это мне было надо», - после чего совершенно спокойно начала рассказывать. А я только сидел и смотрел в такие знакомы глаза, на дне которых нет-нет, да мелькали тени произошедшего, и истово надеялся, что не все потеряно.
«Операции сегодня закончились довольно поздно», - в голосе не слышно «забубенности» - как бывает, когда одна история рассказывается в сотый раз - или сомнений. Видимо сейчас, рассказывая, она заново переживает события:
«… руку ампутировали. Девочка, десять лет – водитель не удержал дистанцию и ударил кузов впереди идущей машины, она возле заднего борта была и выпала прямо под колеса… раздробление локтевого сустава и открытый перелом. Сутки тянули, но дальше ждать было некуда – хоть и жалко, но тут все равно нет возможностей, чтобы то, во что превратили ручку колеса грузовика, назад собрать», - показалось, или в глазах мелькнула тень?
«… отдали мне. А куда я с ним? В обычной больнице надо было б в крематорий топать, а тут… Взяла маленькую лопатку, ручку, да и потопала…», - на губах промелькнула легкая усмешка, но глаза выражения не поменяли, – «даже халат стянуть забыла, потом спохватилась, что в белом землю копать собралась, а потом рукой махнула – ну какой он белый после двенадцатичасовой смены?». Леночка смотрит на свои руки и наверно представляет, как держа в этих ладошках черенок и ампутированную конечность, храбро пробирается на окраину лагеря. Храбрость эта проистекала не из четкого понимания опасности, а из ее обычной мечтательности и неспособности представить отрицательные последствия. Вон она и сама улыбается, вспоминая какой была.
«… дошла до крайних палаток, миновав стоявшего возле входа часового – периметр-периметром, но тут край лагеря, и звери вполне могли от запаха крови и голову потерять…», - легкая пауза и на лбу появляются «задумчивые» морщинки, - «не знаю, что заставило меня оглянуться… Наверно по тому, что уже со всеми успела перезнакомиться, а этот был явно незнакомый, еще подумала – «какой здоровый», в нем не меньше метр девяносто… было». Леночка знакомым до боли жестом потерла запястье большим пальцем: «И ведь не просто глазом скосила, а специально в сторону приняла, чтобы под капюшон дождевика заглянуть. Ну да… сеяло таким мелким, а я даже без плаща понеслась, так спешила. Вот и стою как дура в пяти метрах от него и пялюсь, пытаясь вспомнить, как я такого проглядеть могла. А он на меня тоже смотрит и улыбается так... », - а теперь пальцы в замок сцепила. Волнуется? Скорее недоумевает.
«… светло так улыбается, не похотливо, а будто была у человека какая-то мечта, но практически недостижимая, а потом вдруг, вот прям счас - она возьмет и сбудется. А я стою как столбик, и пошевелиться не могу – все отнялось, как поняла, что это Враг», - сокрушенно покачав головой над столь неразумным поведением, девушка продолжила, - «а он все также улыбается, только глаза предвкушением загорелись, и карабин с плеча скидывает». Хочется закрыть глаза и заткнуть уши, чтобы эта картина – громадный мужик и замершая перед ним от ужаса крохотная фигурка - стала менее яркой.
«… и штык так быстро ко мне приближается. Четко понимаю – он меня насквозь пропорет и даже не остановится, а сил даже закричать нет. И все так четко-четко видно, и глаза голубые, и капельки пота на верхней губе, и даже сорванные заусеницы на его левой руке…», - на секунду эти странные, излучающие покой глаза закрылись, и подумалось, что сейчас она, вспомнив как все было, сорвется, расплачется, и этот жуткий разговор прервется. Но оказалось – просто вспоминала.
«Я даже отскочить не подумала, так он вперед пер - было понятно, что догонит. Да и просто немыслимо страшно было к смерти спиной повернуться… попробовала только лопаткой штык в сторону отвести – куда там, он даже не шелохнулся… в таких-то руках…». И я увидел в глазах Леночки искреннее недоумение, она развела руками, видимо, не зная, как объяснить случившееся. «Он просто упал мне под ноги. Как шел, так и пухнул… плашмя… не пытаясь ни руки подставить, ни голову уберечь…».
«… вот стою я как дура и не знаю, что делать. От меня в двух шагах лежит человек, пытавшийся меня только что убить, и не шевелится… Это хорошо, что не шевелится – справиться с ним у меня никаких шансов нет», - укоризненно покачала головой, вспоминая свою растерянность, и вдохнув, как перед прыжком в воду, продолжила: «Бросила тогда я ручку девочки, ухватилась второй рукой за лопатку, сделала шаг назад, да и рубанула сверху вниз по затылку… изо всех сил… Какие были…».
Леночка проворачивает в руке стакан, пуская гранями веселые зайчики и подняла на меня виноватые глаза: «Я же не знала, с какой силой бить надо, вот и… А сопротивления вообще не почувствовала, лезвие так и прошло насквозь, и в землю вошло… Будто не череп, а арбуз расколола… И звук соответствующий…», - сокрушенное покачивание головой, - «а потом, представляешь, я присела и пульс на шее пощупала… наверно подумала, что такому красавцу мозг - не главное, он и без него жить сможет».
«А если честно – ничего я там не думала… но наверно это и спасло. Когда глаза подняла, а рядом со входом в палатку… справа кажется… второй стоит. Тут никаких сомнений не было – форма точно не наша. Так вот, стоит и на меня смотрит – как я пульс найти пытаюсь. Наверно он просто не понял что это я первого…», - небольшая пауза, в ходе которой девушка пыталась вернуться к потерянной мысли, и продолжение, - «зато он понял, что я могу поднять тревогу и пошел прямо на меня. Странно так пошел, красиво, будто танцует, и в руке у него нож еще такой необычный был… А я опять бежать не пробовала, как представила, что догонит и этим ножом по горлу… так лопатку выдернула и с писком на него бросилась. Он понятно легко от меня уклонился, просто шаг назад и в сторону сделал, и повернулся… ну действительно, будто танцевал. А вот потом просто упал назад, и руками так… », - девушка передернула плечами то ли от воспоминаний, то ли показывая, как дергался противник.
«А я стою напротив выхода палатки, там внутри полно этих… я их уже толком не видела, странно все – пятна вместо лиц, такие… серо-белые, размытые, хоть внутри и светло, а вот форма – видна в малейших деталях… Тут я поняла, что «это всё», они же прямо на выход бегут, и деваться некуда. И как-то так мне спокойно стало… и наконец, про оружие вспомнила. Ты ведь мне говорил, чтобы носила не снимая… Вот я и носила, а как понадобилось – напрочь все забыла. Извини, пожалуйста, а?», - преклонившись через стол, накрываю ее ладонь своей. Небольшая прохладная ладошка вцепляется с неожиданной силой.
«Хорошо, что на мне мой халатик был, на нем пуговицы слева, так что я просто полу рванула, и кобура под рукой оказалась… А потом было очень странно – они ведь быстро бежали, но людьми они для меня уже небыли… так просто, силуэт, который надо поймать в прицел, нажать спуск и увидеть как он подпрыгнет или упадет вбок… И знаешь… я была быстрее. Они быстро бежали, но я была все равно быстрее».
Глубокий вдох, тонкие пальцы теперь трут уже мое запястье. «Я сменила обойму и догадалась обернуться. С другой стороны, между палатками ко мне тоже бежали люди, и форма у них была та же самая… Вторую обойму я отстреляла спокойней, а потом… потом мне стало страшно, но как-то странно, в голове одна мысль – «третья запасная обойма в сумочке осталась!», я так и не поняла сама, как у себя в палатке оказалась. Вытряхиваю все из сумочки, а соседка на меня с соседней кровати таращится – хороший же у меня вероятно был видок, в халате с драными с мясом пуговицами…», - коготок нарисовал у меня на ладони заковыристый вензель, - «а пока я там что-то нашла, все и закончилось».
Леночка выпила неизвестно когда налитое из стакана и, решительно тряхнув головой, переместилась ко мне на колени.
- Ты меня теперь бросишь? – горячо выдохнули губы прямо в ухо, - я ведь людей убивала. И знаешь, ничего по этому поводу не чувствую. Я чудовище? – вот теперь в голосе тревога и сожаление прозвучали явственно.
Оставалось только прижать ее покрепче и, зарывшись лицом в волосы , дурея от знакомого запаха, так же выдохнуть: «Ничего страшного, я убивал их тысячами».
Мое Солнце слегка отклонилось, внимательно и серьезно посмотрев мне в глаза, и важно кивнув, уткнулось мне носиком в шею, моментально засопев – все же для ее массы доза спирта была слишком большая.
Так я и сидел, держа на руках свое тихо сопящее сокровище и размышляя как мы будем жить дальше, - хотя что там думать, сначала надо до этого «дальше» дожить, а там уж вдвоем разберемся с любой проблемой - пока на пороге не появился один из давешних санитаров и не помахал в воздухе «сбруей». С намеком, так сказать, что очередь на эвакуацию дошла и до младшего медицинского персонала.
Я встал и держал Леночку на руках, пока санитар сноровисто затягивал ремни носилок.
- А где второй?
- А зачем? – прогудело в ответ. - Тут же, - он «взвесил» мое счастье, как котенка вместе с лукошком, демонстративно приподняв за ручки сбруи одной рукой, - три пуда с небольшим. Сам до самолета донесу, не потревожив – не сумневайтесь. Я с пониманием.
И уже проходя наружу, добавил: «Не волнуйтеся, проспится и все будет нормально, это мужику память на всю жизнь, а девчонки они по-крепше будут… »
***

По моему сромному мнению, я считаю этот эпизод в книги Ала - одним из самых сильных! И не потому, что перед нами раскрывается удивительно простыми словами девушки - необычайный феномен, не каждому такое дано - когда человек в минуту опасности преображается, становясь гораздо больше чем супергерой, потому что продолжает оставаться человеком. Да - этот момент потрясающий, но глубоко тронуло и заставило меня глотать слезы - совсем другое - момент, когда показана реакция непробиваемого крутого спецагента Кругляша.
Вот это фраза, словно кульминация всего действа, просто страшно поразила и заставила даже остановить чтение:



Какая же страшная штука это война - думаешь в который раз , читая такое!!! Как она меняет людей, как страшно, что она может лишить их простых человеческих чувств, таких как любовь, и какое же счастье, что ей, войне, это все же не всегда удается. И этот момент, словно торжество человеческой сущности над страшным безобразным чудовищем по имени ВОЙНА.
Ужасно благодарна Алу за этот эпизод, просто действительно замечательный!
Спасибо спасибо спасибо.
Прошу прощения, что как всегда, лишь эмоции((
+++

Вообще-то он врет.
Пока во всяком случае.
Но ты действительно права - это не самое важное.

Спасибо еще раз за то что ценишь, это греет. Я, честно говоря, больше готовился к крикам "рояль" (не от тебя разумеется )